Глава 8


Она с трудом переносила бездеятельность.

До обеда Анна просто ходила по комнате по той причине, что делать было нечего. Похоже, каждая горничная в замке готова была кормить ее так, что она могла лопнуть от переедания. Доброжелательные девушки и женщины приносили ей подносы, сервированные настолько аппетитно и красиво, что еда услаждала не только ее вкус, но и взор. Было очень трудно отказать этим женщинам, не попробовав их блюд.

Леди Мэри была достаточно испорченной, чтобы пренебрежительно отозваться о том, на что люди не пожалели усилий, однако Анна знала, как можно обидеть человека. Когда-то она сама расправляла каждую складку на салфетке, прежде чем подать поднос на главный стол. Особые усилия прилагались к тому, чтобы ни одна частичка сажи не легла на тонкую материю. Анна не раз обжигала пальцы, когда соскакивала салфетка, покрывающая металлическую ручку, или когда она оказывалась слишком тонкой.

Анна не была столь бесчувственной, чтобы отвергнуть подношения, но ее корсет становился все более тесным для нее.

Она оцепенела, когда повернулась и увидела еще одну склоненную голову. Так или иначе, она более не могла поступать во вред себе.

— Я полагаю, что мне пора познакомиться с поваром.

Горничная наклонила голову.

— Я приведу ее прямо сейчас, госпожа.

— Нет-нет. Я думаю, что она сейчас очень занята, поскольку скоро нужно подавать обед. Я отправлюсь вслед за тобой на кухню.

Горничная выглядела несколько растерянной. Она прикусила зубками нижнюю губу. Анна больше не хотела, чтобы ее опекали. Она обречена здесь на праздность. Она не Мэри и не может вести себя так, как ее единокровная сестра. Лучше все-таки оставаться собой. По крайней мере она не будет делать ошибки по многу раз на дню.

— Как тебя зовут?

— Джинни, госпожа. Я приходила вас приветствовать сегодня утром.

— Теперь я припоминаю твое лицо. Будь добра, покажи мне дорогу на кухню. Сейчас мне хотелось бы познакомиться со всеми свадебными традициями.

Джинни просияла, явно одобряя ее желание.

— Мы не знали в точности, чего могли ожидать.

Девушка поколебалась, она замолчала, что-то решая про себя.

— Ты так говоришь, потому что я англичанка.

Это был факт. Предстоящий выход из союза зачеркнет сотни лет борьбы между двумя странами. Некоторые подвергали сомнению решение Елизаветы Тюдор не выходить замуж, но Анна видела пользу от этого.

Разве то, что одна женщина осталась незамужней, столь уж большая жертва ради того, чтобы сохранить мир и благополучие?

Елизавета была одним из лучших монархов в истории, сделавших экономику сильнее. Вероятно, она сознательно приняла это решение, посчитав, что это будет способствовать осуществлению преобразований по улучшению будущего для своего народа?

Королева часто говорила, что она замужем за своими подданными. Анна видела в этом проявление мудрости.

Анна последовала за Джинни. Они прошли через круглый обеденный зал, в котором Анна ужинала вчера вечером. Сейчас столы пустовали, пол блистал чистотой. Из кухни долетал аромат жарившегося мяса. В тыльной стороне башни находилось сооружение со скошенной крышей. Вдоль наружной стены были устроены печи с железными дверками. Столы были сколочены из толстых досок, на них были видны следы их использования.

Две женщины месили тесто, рукава их блузок были закатаны до локтей. Они подняли глаза, увидев входящую Анну, но работу не прекратили. Правда, их движения несколько замедлились.

— Это Байд. Она у нас главный повар.

Выглядела эта женщина весьма внушительно. Скорее не возраст, а профессия наложила свою печать на ее лицо.

Байд уважительно кивнула. Голова ее была обвязана полоской материи. Только крошечный темный локон выглядывал из-под края повязки. На лбу ее поблескивали капельки пота. Кончик носа слегка покраснел от того, что приходилось часто заглядывать в очаги. Большой фартук был прикреплен к лифу из шерстяной ткани и завязан на талии. Через плечо был перекинут клетчатый плед из тартана.

— Добро пожаловать, госпожа.

Байд явно не знала, что ей делать с Анной. Анна, в свою очередь, дружелюбно улыбнулась ей, прежде чем посмотреть на ближайший стол. На нем лежала свежая рыба, чья чешуя еще блестела от воды. Началось время великого поста, и добропорядочные христиане питались рыбой. Здесь же стояли два больших таза, предназначенные для чистки рыбы, рядом лежал большой нож. Несколько мисок поменьше стояли в сторонке в ожидании чищеной рыбы, в других были соль, розмарин, перец и даже мускатный орех.

— Я вижу, как уверенно вы со всем управляетесь, Байд.

В глазах кухарки сверкнуло нечто похожее на облегчение. Анна закатала рукава до локтя.

— Однако на кухне всегда найдется работа для еще одной пары рук.

Работа Байд и другой девушки полностью застопорилась. Анна потянулась к ножу, прикинула на руке его вес и без каких-либо колебаний другой рукой схватила скользкую рыбину. С помощью нескольких ловких движений она разрезала ее, осторожно удалила кости и осмотрела тушку, чтобы убедиться, что полностью очистила ее от костей. Она чувствовала устремленные на нее глаза. И могла мысленно поблагодарить Филиппу за науку, которая помогала ей с этим справиться.

Научила держать спину прямо, когда на тебя исподволь давят. Нет, она не дрогнет.

Анна закончила разделку рыбины, ни разу не отвлекшись отдела. Положив очищенную мякоть на чистый поднос, она потянулась за другой рыбиной.

— Я вижу, ваша мама научила вас кухонным делам, госпожа. — Байд взяла другой нож. Быстрыми движениями она разделала еще одну рыбину. — Поскольку я слыхала, что вы находились при дворе, я приятно удивлена, что вы так ловко это делаете.

Анна положила вторую рыбину на поднос. Ей не хотелось слишком уж откровенно лгать и придумывать, что она работала на кухне при дворе. Пришлось найти другой ответ.

— Меня отправили на кухню в Уорикшире, когда мне исполнилось одиннадцать лет.

Это было гораздо ближе к истине.

Байд кивнула.

— Моя мама работала всю жизнь за этим столом. Я стала месить тесто, когда мне требовался стул, чтобы видно было столешницу.

Работа снова возобновилась, чего нельзя было сказать о беседе. Другие слушали, пытаясь составить мнение о характере Анны. Она была их госпожой, к тому же англичанкой. Было много таких, которые полагали, что представители двух этих народов не смогут сосуществовать. Не одна английская жена просидела многие годы в своей спальне, оставаясь чужестранкой, хотя и родила представителей следующего поколения. Анна жалела, что ее единокровную сестру ожидает именно такая судьба. С ее тщеславием и при ее дурном характере она будет чувствовать себя очень несчастной в Стерлинге.

«А мне здесь нравится».

Это была еще одна неожиданно пришедшая мысль. Сейчас они приходили гораздо чаще. Может, ее мозг размягчился? Анна слышала, что тюрьма ломает вначале личность и лишь затем тело.

Она не должна думать о такой судьбе.

Не разгибая спины, Анна возобновила разделку рыбы. Выполнение работы, которую она делала бы, если бы находилась в Уорикшире, порождало чувство надежности и уверенности. Она старалась не думать о том, что теперь она не спит рядом с кухней.

Зато ее тело не могло забыть, что она провела ночь с Бродиком. Об этом напоминали теплые волны, которые приливали к ее коже. Желание пробудило те места, которых она еще два дня назад не ощущала. Например, кожу на бедрах, руки — при воспоминании о том, что эти места гладил Бродик. Его ладони согревали ее.

Сердце ее ускорило свой перестук. И хотя между бедрами по-прежнему саднило, ей хотелось снова ощутить там твердую плоть Бродика. Анна не могла понять, как это, будучи пронзенной таким копьем, она могла испытывать удовольствие. Тем не менее она испытывала.

Она раскрыла ящик Пандоры, и ей теперь хотелось большего. Она чувствовала, что в ее жилах вместе с кровью разносится какое-то безумие. И, подобно безумцам в Бедламе, она счастлива этим безумием. Она приветствовала свое вожделение, потому что знала, какие восторги она испытает, если будет удовлетворять свое желание.

Она будет обожать младенца.

Эта мысль отрезвила ее, погасив горячечный восторг. Это было ее тайное желание — родить ребенка. Жизнь под пятой Филиппы лишала ее этой радости. Она похоронила эту мысль глубоко в себе, чтобы не испытывать боли, видя, как округляются и становятся тяжелыми ее подруги, ожидающие ребенка.

Бродик хотел ребенка от нее.

Ее подхлестнуло искушение воспользоваться шансом, который ей предоставлялся. Зачать ребенка, а все прочее не имеет значения.

Но затем Анна снова вернулась к той мысли, которую она раньше похоронила в себе. Она не найдет здесь счастья. Подобная награда невозможна при таком обмане.

— До меня дошел очень интересный слух.

Каллен был в привычной для себя форме, он готов шутить и поддразнивать.

Бродик закатил глаза. Его интересовало одно — он хотел видеть свою жену, но это лишь заставило его поморщиться. Получать удовольствие от нее — это одно. Но ни один мужчина не должен испытывать влечение к жене, если впереди много работы.

Каллен ухмыльнулся.

— Кажется, твоя жена провела весь день на кухне.

— И что она делала?

— Ты выглядишь мужчиной, который относится с подозрением к жене, хотя ее невинность и чистота только что доказаны.

— Брось меня разыгрывать, брат. Скоро и ты женишься, а у меня хорошая память.

Что-то похожее на раскаяние отразилось на лице Каллена.

— Ладно-ладно, я забыл, что ты не выносишь, когда тебя поддразнивают. Ты тут же ощетиниваешься и готов к бою.

— Каллен…

Его брат ухмыльнулся.

— Ты скоро узнаешь об этом. Она приготовила тебе ужин. Я думаю, что твой желудок покрепче, чем твоя терпимость к розыгрышам.

Пир!

Бродик тут же сосредоточил все внимание на столе, с опаской подумав о том, что он может сейчас увидеть. Регулярные посещения королевского двора едва ли могли научить женщину даже тому, чтобы она могла нарезать буханку хлеба. Однако как хозяйка дома его жена могла делать на кухне все, что ей заблагорассудится. Никто из слуг не станет ей противоречить, даже если они увидят, что она делает что-то неправильно.

— Я никогда не видел тебя таким бледным после того, как отец застал тебя с первой женщиной.

Его брат смеялся над ним, его голос разнесся над столами. На вид еда на столах выглядела вполне съедобной и аппетитной. Но главное был все же вкус.

— Тебе не захочется так шутить, если она приправила суп наперстянкой.

— Вы готовы сказать мне, что будете сомневаться во мне всякий раз, милорд?

Он вспыхнул. Этот негромкий голос, выговаривающий ему, был ощутимее пощечины. Он был скотиной даже с учетом того, что он пикировался с братом.

— Я адресовал это брату, не тебе.

Она помолчала, окинув взглядом мужчин. Ее губы обидчиво сжались, не выдавая дрожи.

— Понятно, милорд.

Ее голос сделался жестким, когда она произносила это официальное обращение. Его жена делала выпад. В ее руках был большой пирог с мясом. Она вонзила нож в пирог, отчего из него вырвалось облачко пара.

— Наверное, это хорошо, что я понимаю, как вы предпочитаете улаживать между нами дела.

Анна отрезала большой кусок пирога и протянула его мужу. Смотрела она прямо на него, крепко держа в руках тарелку. В ее глазах светился вызов, рождая жар в его теле. Ее горделивая поза вызвала в нем желание; его плоть шевельнулась и напряглась под килтом. Анна вскинула бровь.

— Ты хочешь сказать, что произнесенные тобой слова предназначались Каллену? Или подозреваешь меня в нечестной игре?

Разговоры вокруг них внезапно стихли. Мужчины бросали обеспокоенные взгляды в их сторону. Нахмурившись, она отломила кусок от пирога, рассеянно отправила его в рот, быстро прожевала и проглотила.

Затем поставила тарелку на стол, при этом ее лицо сделалось пунцовым.

— Я полагаю, что не смогу есть пищу, приправленную подозрениями.

Она наклонила голову, прежде чем высказать свое раздражение. Сделала это она весьма искусно, словно давно привыкла сдерживать свое неудовольствие внутри.

Бродик нашел этот факт самым тревожным.

Мужчины не должны были задевать ее самолюбие.

Анна старалась сдержать слезы, пока ее ноги автоматически несли ее мимо столов. Она кипела от раздражения, когда оказалась в коридоре. Она не должна обращать на это внимания. Это не имеет никакого значения.

Ну и что из того, если мужчины сомневаются в ее умении готовить? Пусть он и все остальные ложатся спать с урчащими от голода желудками.

Однако это жгло — его подозрения… Она отдала ему свою невинность, чтобы доказать, что она чего-то стоит. Это дар, который женщина может отдать единственному мужчине всего однажды за всю жизнь.

Обида наполняла грудь. Она не стала подниматься по лестнице. Спальня была пропитана памятью о предыдущей ночи, и это добавляло соли на рану.

Смятение придало скорости ее ногам. Миновав входную дверь, она вышла во внутренний двор. Для нее пока что многое в Стерлинге оставалось тайной.

Анна пересекла двор и остановилась возле конюшен. Лошади фыркали в стойлах. Воздух был наполнен духовитым запахом сена. Луна была в первой четверти. С ночного неба лился слабый свет. Вдоль стен горели огни в железных подставках. Они располагались на расстоянии двадцати футов друг от друга. Возле конюшен фонарей не было во избежание пожара. Лошади были весьма дорогие. Никто не хотел рисковать ими, понимая, что причиной пожара может стать ветер.

Но от стен доходило достаточно света. Зайдя в конюшню, Анна восхитилась количеством лошадей. Сотни животных спокойно стояли рядами в темноте. Подойдя к одной из них, Анна погладила бархатистую морду.

— Я не говорил, что у меня есть подозрение, будто ты отравила мою еду сознательно. — Голос Бродика был тихим, но в нем слышалось раздражение. — Это большая разница.

— Однако же ты стоял и боялся прикоснуться к тарелке.

Ее гнев был лишен здравого смысла, однако она не могла совладать с ним. Он кипел в ней и выплескивался наружу. Она услышала, как Бродик фыркнул.

— Чего ты ожидал от меня? Чтобы я весь день сидела без дела, дожидаясь твоего возвращения? — Повернувшись к нему, она ткнула пальцем в его могучую грудь. — Чтобы я готовилась раздвинуть ляжки по первому твоему требованию?

— Неплохая идея.

Голос его сделался хриплым от раздражения. Он схватил Анну за запястье и притянул к себе. Она ткнулась головой ему в грудь. Бродик крепко обнял ее.

— Поскольку мы становимся более миролюбивыми, когда занимаемся любовью, я считаю, что это очень привлекательная идея.

Его шотландский акцент сделался еще более заметным. Крепкая ладонь шлепнула ее по ягодицам, он прижался к ней бедрами.

— Вот что привлекло мое внимание, жена. Я смотрел не на пирог, а на тебя и возбудился, словно какой-нибудь прыщавый юнец.

Он крепко поцеловал ее в губы. Он хотел, чтобы она сдалась, но Анна уклонилась от поцелуя. Зарычав, он прижал ладонь к ее затылку и придержал голову. Его язык разжал ей губы и проник внутрь рта, вызвав стон.

Сладостная волна накрыла ее, она ощутила жар, который старалась подавить в себе в течение целого дня. Его кожа так пахла мужчиной. Рука Анны коснулась фибулы, которая скрепляла его плед. Она должна была потрогать его. Она хотела прижаться к нему.

— Я полдня только и думал том, чтобы снова оказаться между твоих ног.

Похоже, он не был от этого счастлив. Однако его признание обрадовало Анну, соски у нее сладостно заныли.

— Я тоже о тебе думала.

Эти слова вылетели сами по себе. Бродик ослабил хватку.

— Очень хорошо. Мы оба испытываем страсть, в этом нет сомнений. Ты должна знать, девочка, что я никогда не отправлю тебя назад к отцу.

В его голосе послышалась твердая решимость, и Анна ощутила себя желанной и лелеемой. Он приподнял ее и прижал, словно ребенка, к груди.

— Ты моя, и я не устану напоминать тебе об этом снова и снова.

Он внес ее в пустое стойло. Только что принесенное сено пахло чистотой и свежестью. Бродик положил ее на сено и опустился рядом с ней. Стебельки сухой травы запутались у нее в волосах, когда он накрыл ее своим телом, его рот отыскал ее губы, и последовал продолжительный поцелуй. Кончиком языка он потрогал ее нижнюю губу, прежде чем вторгнуться в рот.

— Поскольку ты была девственницей, тебя никогда не заваливали на сено. — Он приподнялся над ней на локтях. — У меня есть желание приобщить тебя к любовному свиданию.

— Любовное свидание — это удел возлюбленных.

Однако при этих словах Анна почти задохнулась, от возбуждения ее голос сделался хриплым.

— А ты не думаешь, что муж может быть возлюбленным? — Его пальцы нащупали пуговицы на ее платье и стали расстегивать. — Уверяю тебя, что я могу быть на высоте.

Внезапно Анна обрела смелость.

Она толкнула его в широкие плечи, не будучи уверенной в том, что он позволит ей командовать. В темноте стойла она не видела выражения его лица. Затем, приподнявшись, она толкнула его сильнее. Он опрокинулся на спину, а она выпрямилась и села.

— Я слышала рассказы о любовных свиданиях и разных способах любви.

— Настаиваю на том, чтобы ты рассказала мне о них.

Она сунула руку ему под рубашку и стала гладить пальцами мышцы его груди.

— Церковь предписывает, чтобы жена повиновалась мужу.

Ее ладонь перестала двигаться под рубашкой, внимание Анны привлекла поросль на груди.

— В самом деле?

Он произносил слова как-то быстро, как бы проглатывая их, будто ему не хватало дыхания. Возбуждающим был тот факт, что он лежал тихо и неподвижно, хотя был гораздо сильнее ее. Между ними установилось некое хрупкое доверие, которое возбуждало ее любопытство.

— Я слышала, что существуют несколько типов поцелуя. Например, губы целуют мужскую плоть, и французские леди используют это для того, чтобы обольщать своих возлюбленных.

— Кто тебе рассказал об этом?

Анна пожала плечами, водя пальцами по его поясу. Не могла же она рассказать ему, что слуги знают абсолютно все в большом имении. Когда важные персоны посещали Уорикшир, их ночные развлечения давали много пищи для сплетен. И то, что она была девственницей, отнюдь не означало, что она не слышала о том, как мужчины и женщины занимаются любовью. Ее рука остановилась на верхней части выпуклости.

— Наверное, я должна выбросить это из головы…

Он схватил ее за волосы, намотал косу себе на руку и уложил голову себе на грудь.

— Подними мне килт и попробуй это сделать, девочка. Я позволяю тебе это сделать.

Анна нащупала пальцами край килта.

— Значит ли это, что ты не боишься, что я могу заколдовать тебя? Я слышала, пуритане верят, что плотские радости — это работа демонов, которые обрекут нас, грешников, на вечные муки.

Бродик вдавил ее спину в сено. Она ахнула, увидев, с какой скоростью он поднялся. Его тело таило в себе огромную силу. Это должно было бы ее пугать, но она доверяла ему.

По рассказам тех, кто жил в Уорикшире, ей было известно, в чем заключается разница между возлюбленным и мужем. С возлюбленным делишь радость. С мужем — всего лишь терпишь.

— Пожалуй, я первым должен обольстить тебя.

Бродик задрал ее юбки выше пояса, и ночной воздух обвеял ей бедра, отчего по ним пробежала волна дрожи. Впрочем, причиной дрожи был не холод. Сердце у нее гулко и часто застучало, а телу сделалось жарко.

— Ты чуть раньше упоминала о том, что жена должна раздвигать бедра для мужа. Я не против того, чтобы воспользоваться этой услугой жены.

У Анны перехватило дыхание. Бродик хмыкнул и стал гладить ей бедро.

— Мы должны кое в чем попрактиковаться, девочка. Поговорить.

— Об интимных вещах не говорят.

Он дотронулся до ее лона, сладость, родившаяся в интимном месте, разлилась по всему ее телу. Кончиками пальцев он медленно гладил лоно, очерчивая круги.

Ей захотелось приподнять бедра навстречу его руке, и лишь с трудом она смогла побороть это желание. Она лишилась дара речи — настолько ей было приятно. Казалось, невозможно, чтобы какая-то одна деталь ее тела могла породить столь сладострастные ощущения.

— Так как ты узнала о французском поцелуе?

Анна покраснела в темноте.

— Слышала разговоры между женщинами.

— Ты просто подслушала или тебе пришлось спрашивать, как это нужно делать?

— Бродик…

Он хмыкнул, голос у него при этом был низкий и хриплый. От этого по телу Анны пробежала дрожь. Он снова стал дразнить кончиками пальцев ее интимное место. Умопомрачительные сладостные ощущения рождало каждое, даже самое легкое прикосновение, но в конце концов ей становилось этого уже недостаточно. Ей хотелось, чтобы его плоть заполнила ее.

— Ты молодец, жена. Ведешь себя так, как возлюбленная.

Легкий стон вырвался из ее губ. Губы Бродика прижались к ее лону, и кончик языка коснулся самого чувствительного бугорка. Она испытала целый букет ощущений, и было невозможно оставаться неподвижной. Анна рванулась навстречу его дерзкому языку, ее руки вдавились в сено, она сжимала ладонями пучки мягкой травы. Язык Бродика скользил вдоль всей внутренней поверхности ее бедер вплоть до нежного бугорка, который пульсировал и жаждал прикосновений.

— Сладко, очень сладко.

Бродик шире раздвинул ее колени и продолжал ласкать ее языком.

Однако он не довел ее до пика. Он продолжал держать ее в этом состоянии, а она извивалась и стонала.

— Это тот звук, который я одобряю.

— Бродик…

— Еще немного твоего сладостного нектара — и я расплещусь, словно зеленый юнец.

Тело Анны вибрировало. Она пребывала в состоянии крайнего возбуждения, ей требовалось, чтобы он хотя бы один раз толкнулся в нее.

Она снова находилась в его власти.

Это подстегнуло ее. Она рывком поднялась с сена и толкнула его на спину. Она хотела быть не только податливой. Не только услужливо воплощать в жизнь план Филиппы. Она хотела получить любовника.

Бродик плюхнулся на сено, подняв облачко сухой травяной пыли. Запахло весной, что гармонировало с ее настроением. Анна дерзко ощупала его тело, приподняла его килт и обнажила его плоть. Она была твердой, набухшей от такого же желания, от какого полыхала она сама. Анна сжала его плоть и легонько погладила его бархатистую кожу. И ей тут же захотелось лечь на спину и принять его в себя.

Но не сейчас.

— Продолжай, девочка, — произнес хриплым голосом Бродик.

Эта идея ей понравилась.

Она принялась ласкать его плоть, и это давало ей ощущение контроля над мужем и его могучей силой. Послышался его тихий стон.

Его бедра дернулись, подались ей навстречу. Его рука снова схватила ее за косу, хриплые стоны вырывались из его груди, сопровождаемые легкими толчками его бедер.

Анна прислушивалась к его дыханию, которое становилось тяжелым и прерывистым, его пальцы все сильнее впивались ей в волосы. От этого ей было больно, но это лишь добавляло интенсивности переживаемым ощущениям.

— Достаточно. Ты немного попрактиковалась в том, о чем лишь слыхала.

Похоже, он был весьма доволен этим фактом.

— Я думаю, ты не хочешь, чтобы жена у тебя была тупоголовая.

Бродик фыркнул.

— Мы оба рождены для того, чтобы наш брак был удачным. Интересно, кем бы ты была, не будь земель у твоего отца?

Он притянул ее голову к себе поближе, и они снова оказались лицом к лицу. Затем повалил ее на спину, раздвинув ей бедра на ширину своих. Анна захныкала, когда ее юбки стали помехой. Ей не нужны были препятствия, она энергично сдвинула их прочь.

— Вообще мне это безразлично, даже если бы ты была нищенкой. Я собираюсь как следует покувыркаться с тобой.

Он отбросил килт и прижался к ее бедрам.

— Осторожно. — Бродик толкнулся вперед, делая это медленно и не спеша. Его тело содрогнулось от этих усилий. — Легонько…

Его голос сделался более низким и хриплым.

Анна снова ощутила боль, но не столь сильную, как прошлой ночью, а потом постепенно боль стала уходить.

— Возьми меня, возлюбленный.

Ее слова были дерзкими и неожиданными. Она услышала, как он сделал глубокий вдох, затем с силой толкнулся в нее снова, войдя на полную глубину. Сладостная волна разлилась по ее животу, и она выгнула спину.

— Да, девочка, это именно то, что я намерен сделать с тобой.

Его тело дернулось, задавая ритм толчков. Их бедра соприкасались и бились друг о друга в зависимости от скорости и силы толчков. Анна подбрасывала бедра вверх навстречу его движениям. При каждом новом толчке чувственные ощущения все более возрастали. Она обхватила руками своего возлюбленного и вскрикнула. Он зарычал у нее над ухом, и ее затопила волна удовольствия, разлившаяся по всему телу. Все мысли и заботы напрочь покинули ее, в ней росли радость и удовлетворение.

Внезапно Анна поняла, насколько громким и шумным было их дыхание на фоне тишины ночи. На ее коже выступили капельки пота, прохладный ночной воздух овевал обнаженные ноги. Однако ее возлюбленный излучал мощные волны тепла. Он удерживал свое тело на локтях, его, грудь вздымалась и опускалась, словно мехи. Подняв руку и приложив ее к груди Бродика, она услышала, как бьется его сердце.

Он нежно поцеловал ее в лоб.

— Я не причинил тебе боль?

Он поцеловал ее в щеку, затем в губы, прежде чем приподняться и посмотреть ей в лицо.

— Только тогда, когда ты посмотрел на меня с подозрением.

Тоненькая ниточка доверия вырастала и крепла. Окруженная ночной тишиной, Анна чувствовала себя раскованной, готовой признаться в своих чувствах.

Бродик вздохнул.

— В те мгновения я боролся с желанием завалить тебя, и мне было наплевать на ужин. Самообладание едва не покинуло меня — мне хотелось бросить тебя на плечо, как какому-нибудь варвару.

— Твой брат…

— Дразнил меня. Поэтому я ответил ему резко.

Нижняя губа у Анны задрожала. Она хотела ему верить. Ее сердце хотело знать, что он ей доверяет. Все те нежные чувства, которые стали в ней произрастать, требовали, чтобы она поверила его словам.

— Поскольку у тебя нет братьев и сестер, ты не знаешь, как они умеют подкалывать друг друга. Это своего рода способ показать привязанность. Могу в этом поклясться.

Он откинулся назад, сомкнул ей ноги и одернул юбки, чтобы прикрыть их. Анна почувствовала укол в сердце, подумав, насколько верны его слова. Она часто дразнила Бонни, а ее братья не жалели самых крепких слов, насмешничая друг над другом. Только мать была способна их успокоить.

Бродик тихонько вздохнул, видя, что она не отвечает.

— Наверное, я должен проявить терпение и дождаться, когда мы поверишь мне.

Анна поняла это так, что ему не по душе ее молчание.

— Пошли, девочка. Я обязан уложить тебя в теплую постель, пока ты не простудилась.

Он помог ей подняться, при этом с них обоих посыпались приставшие травинки. Анна захихикала, сама этому удивившись. Она не смеялась много лет. Бродик снял с ее волос несколько травинок и разгладил, как мог, ей юбку.

Он сжал ее ладонь в своей.

— Мне почистит спину Элен. Пойдем скорее, иначе ты простудишься — тебе пришлось лежать на холодном сене.

— Ты в самом деле думаешь, что женщины такие хрупкие, или это потому, что я англичанка?

Он повернул голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Да, я вижу, что ты здоровая и сильная. Может, я несколько излишне тебя опекаю. Я знаю многих девушек, которые ругались, когда им приходилось ночевать в пути.

Судя по голосу, он был ею доволен. Сердце Анны радостно встрепенулось.

— Но у нас есть великолепная постель на эту ночь. Я получил удовольствие на сене, а теперь мы оставим конюшню конюхам и горничным.

Анна засмеялась, почувствовав намек.

— Ну вот, ты опять об этом.

— А что? Разве я не женат? Разве я не забирал тебя дважды из зала, чтобы исполнить супружеские обязанности?

— Бродик, — она посмотрела вдаль, — твои люди слышат нас.

Он наклонился к ней, ее ухо ощутило тепло его дыхания.

— Надеюсь, они слышали, как ты стонала от удовольствия.

— Ой!

Анна ткнула ладошкой в его широкую грудь. Бродик хмыкнул и потащил ее за собой.

— Пошли, жена. Пошли в постель.

Он поднял голос настолько, что его звуки отразились от стен. Лицо Анны сделалось пунцовым. И в то же время она была преисполнена гордости. Она не могла отрицать, ей было приятно, что он хотел убедить всех, как он доволен ею в постели.

Многие благородные невесты не были столь желанны.

Если это означает, что она повинна в грехе тщеславия, то будь по сему.

Бродик проводил ее через двор, где на них пялили глаза несколько мужчин. Он крепко держал ее руку, хотя она и пыталась освободиться. Их окружала ночь. Даже в башне свет был едва заметен. Несколько фонарей были зажжены вдоль стен. Было тихо, слуг не было видно поблизости. Бродик повел ее вверх по лестнице, бесшумно ступая по каменным ступеням. Для столь крупного мужчины он передвигался очень ловко. Это о многом говорило. Очевидно, отец придавал большое значение его обучению. Ни один мужчина не научится нести должным образом свой вес без соответствующей тренировки. Мальчики учатся этому с пяти лет, и в это же время девочки начинают обучение под руководством матерей. Леди Мэри обучали танцам, умению ходить и светскому этикету в течение нескольких лет, прежде чем она была представлена ко двору.

Бродик втащил Анну в спальню, где они провели вместе предыдущую ночь. За день здесь произошли изменения. Три красочных гобелена закрывали стену вблизи камина. Вновь появившийся столик украшал комплект серебряных канделябров, в которых горели свечи, освещая спальню желтоватым сиянием.

На столе стояло зеркало. Анна ахнула, увидев этот весьма дорогостоящий предмет. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ей довелось посмотреться в зеркало Филиппы. Оно стоило больше, чем лошадь, на которой Анна приехала в Стерлинг. Пламя свечи отражалось на поверхности зеркального стекла и напоминало гипнотический языческий танец. Это было чрезвычайно дорогим предметом даже для графского дома.

Анна протянула руку, погладила серебряную раму зеркала. Рядом с пламенем появилось ее отражение. Анна с удивлением смотрела на свое лицо.

Ее губы были слегка припухшими и более чувственными, чем она сама полагала. Она знала, что волосы у нее каштановые, но в зеркале они имели медный отлив, небольшие прядки выбивались из косы, которую помог уложить Бродик. Кожа у нее была белоснежной и гладкой, как свежая сметана, но сейчас, при свечном освещении, она казалась слегка кремовой.

— Наверняка Элен тебя оценила, — сказал за ее спиной Бродик. — Так же, как и я.

Он обвил ее руками. Объятия его были теплыми и крепкими, Анна могла их сравнить разве что с объятиями мамы. И напоминали, насколько он сильный. Она спиной почувствовала, как бьется его сердце. Уголки его губ дрогнули, когда он увидел ее в зеркале. Его рука соскользнула с талии и легла на холмики ее грудей. И, несмотря на блузку и корсет, ее тело отреагировало одобрительно. Пальцы Бродика дотронулись до обнаженных выпуклостей выше корсета.

— Я очень рад, что тебе понравился мой свадебный подарок.

— Подарок?

У нее перехватило дыхание, когда его рука двинулась к ее обнаженному горлу. Она чувствовала себя такой уязвимой: шея была очень хрупкой, а его рука обладала огромной силой.

— Да. Зеркало — подарок тебе. Один мой хороший друг недавно привез его из своего путешествия по Франции.

— Это очень… Очень любезно.

Он наклонился, и Анна зачарованно наблюдала, как он целовал ей шею. Это невероятно возбуждало. Она видела, как его губы касаются гладкой поверхности ее горла. По ее телу пробежала волна дрожи.

Пальцы Бродика расстегнули первую пуговицу блузки, затем вторую. Она тихонько ахнула, когда его пальцы дотронулись до обнаженной кожи. Она неотрывно наблюдала за его действиями, возбуждение ее все возрастало. В зеркале отразился ее корсет и груди.

— Так приятно любоваться на это.

Он снял ей блузку через голову, затем стащил ее с рук. На короткий момент он отошел на шаг, чтобы окончательно стянуть ее с запястий. Анна задрожала и счастливо вздохнула, когда он вернулся и снова прижался к ней всем телом.

Ее внимание было приковано к разнице их тел. Его плечи были слишком широки, лицо было грубее, челюсть резко выдавалась вперед. В его лице не было округлостей, присущих ей. Ее глаза были окаймлены более длинными ресницами, что придавало им кокетливый вид.

— Мы представляем собой весьма интересное зрелище. Мне особенно нравится, что в зеркале видна твоя очаровательная кожа.

— Должно быть, это плохо.

Его пальцы легли на середину корсета, и она в упор посмотрела на него.

— Это почему?

Его голос обрел тональность, которая была ему свойственна, когда он был в возбуждении. Анна опустила глаза вниз, туда, где килт скрывал от ее взора его бедра.

К ее лицу прилил жар, ресницы затрепетали. Глаза Бродика заблестели, когда он заметил эту ее реакцию. Прерывисто задышав, Анна попыталась отойти, но он удержал ее. Он наклонил голову, и Анна видела, что губы его приоткрылись. Он легонько сомкнул их вокруг мочки ее уха.

— Бродик…

— Да, жена. — Он смотрел на ее отражение. — Что плохого в том, если я получаю удовольствие, созерцая тебя в зеркале. Я купил его для того, чтобы доставить тебе радость. Или ты станешь отрицать, что довольна?

Из уст Анны вылетел звук, свидетельствующий о некотором смущении, никаких других звуков не было слышно. Он хмыкнул у нее над ухом. Все то, что она могла видеть и ощущать, ее будоражило и опьяняло. Его пальцы дотянулись до узелка, который удерживал корсаж. Быстрым движением он развязал его. Затем потянул согнутым пальцем за шнурок и распустил шнуровку сверху. Ее груди казались отяжелевшими, даже набухшими. После этого Бродик стал распускать следующие ряды шнуровки. В конце концов корсаж соскользнул.

— Я думаю, в этом моменте есть что-то очень естественное.

Бродик стащил корсаж и небрежно бросил его на пол. Ее рубашка, сделанная из хлопка, была очень тонкой, сквозь нее просвечивали темные соски. Новый вздох вырвался из ее груди. Его ладони оказались над холмиками грудей, и лишь двумя кончиками пальцев он притронулся к ним. Соски под материей напружинились, их верхушки стали видны в зеркале.

— Вот оно, зрелище, которое я не хотел бы пропустить. У тебя очень симпатичные соски.

В самом деле? Она не знала. Переведя взгляд на его лицо, она прочитала на нем необоримое желание. Ее юбки свалились вниз. Бродик развязал их без колебаний.

— Но ведь мы уже… гм…

— Уже? Я это очень хорошо помню.

В голосе его послышались веселые нотки.

— Почему ты подшучиваешь надо мной?

Теперь рубашка свободно облегала ее фигуру. Пламя свечи освещало изгибы тела, заставляя ее взглянуть на себя как на некое языческое изваяние. Жар медленно, но верно распространялся по всему телу. Он не был похож на острую вспышку желания, которую она испытала в конюшне.

— Кто тебе сказал, что мужчины могут заниматься любовью только один раз за ночь?

Он положил ладони ей на бедра поверх рубашки. От этого материя натянулась, и затвердевшие соски стали видны еще отчетливее.

— Я хочу снова соблазнить тебя.

Его руки стали оглаживать ей бедра, постепенно двигаясь вниз, к нижнему краю рубашки. Когда его ладони коснулись ее обнаженной кожи, по ней пробежала волна трепета. Он стал медленно поднимать рубашку, и Анне было видно, как обнажались ее бедра. Все выше и выше, и наконец стал виден покрытый мягкими волосами треугольник. Когда был полностью обнажен ее живот, Анна почувствовала, что ей нечем дышать. Она схватилась руками за его килт, в то время как он обнял кончиками пальцев ее груди.

Она потеряла отражение в зеркале, когда он начал стаскивать рубашку через голову. Тихий стон сорвался с ее губ, когда она снова посмотрела в зеркало. Мерцающее пламя свечи освещало ее обнаженное тело. У нее были округлые груди, чуть более полные внизу. Каждая была украшена маленьким розовым соском вроде твердого бутона.

— Ты словно видение, девочка. Как сирена из греческих путешествий. Я последую за тобой на скалы.

— Ты не должен говорить такие вещи.

Теперь Бродик потянулся, чтобы отцепить меч. Стал виден темный эфес над его правым плечом. Широкий кожаный ремень, который удерживал на спине ножны, поблескивал при свете свечей. Бродик отцепил меч быстрым заученным движением и прислонил к стене рядом со столом.

— А ты, дорогая жена, не должна торопиться возводить заборы вокруг нашего союза. Мы можем рассматривать нашу женитьбу как способ отринуть некоторые устаревшие предрассудки.

Его рука нависла над пряжкой пояса. Взгляд Анны остановился на отражении, при этом у нее зашлось дыхание.

— Если это возбуждает тебя и меня, что плохого в том, что мы получаем удовольствие, рассматривая друг друга в зеркале?

Пальцы его слегка побелели, когда он схватился за конец кожаного ремня. Он резко оттянул пояс назад, чтобы двойные зубцы выскочили из отверстий в толстой коже.

Взгляд Анны сосредоточился на его килте. Она хотела знать, возбудился ли он.

Могла ли мысль о том, чтобы снова лечь с ней, побудить его влечение во второй раз?

Пояс с Бродика свалился, и килт стал падать на обнаженные ноги, однако его рубашка не позволила ей увидеть то, что ее интересовало.

Она услышала за спиной смешок.

— Не стоит выглядеть такой разочарованной, девочка. Терпение — это добродетель.

Она смутилась.

— Твое поддразнивание неуместно. — Анна пожала плечами. — Я могу быть холодной, словно только что пойманная рыба. Не реагировать и не интересоваться тем, что у тебя прячется под килтом.

Протянув руку, она прижала низ его рубашки к его бедрам. Материя обрисовала его восставшую плоть, к которой она легонько прикоснулась всего лишь на мгновение. Его щека дернулась, а ее глаза прищурились — зеркало очень ясно показало их реакцию.

— Вы только подумайте, милорд, я могла лежать неподвижно, как статуя, на вашей постели, крепко-накрепко закрыв глаза.

Анна повернулась, и наблюдение в зеркале потеряло свое очарование. В ее животе росло настойчивое желание. И она чувствовала в себе смелость, ей словно хотелось быть такой же дерзкой, как и он.

— Ты довольно ловко пыталась уклониться от своих обязанностей.

В тоне Бродика чувствовалась некоторая досада.

— В самом деле? Ты так считаешь?

Он хмыкнул.

— У меня хорошая память.

Анна прошла мимо него, осторожно перешагнув через свои юбки. Она чувствовала, что он не спускает глаз с ее попки.

Полог кровати был поднят, постель освещалась красноватым огнем из камина. Бросив взгляд через плечо, она поставила колено на кровать. Поддерживающие полог веревки подались, когда она улеглась на перину.

— Я должен снова взять все на себя и разогреть тебя.

Он последовал за ней, остановился возле стула, поставил на него ногу. Стащил башмак, который свалился на пол.

Анна не отвела взгляда и не стала решать, правильно ли она делает, разглядывая его.

Смотреть в зеркало было очень интересно, и она не была лгуньей.

На пол полетел его второй башмак.

— Ложись на спину.

Она легла, а он схватился за край своей рубахи и стащил ее через голову, затем отбросил в сторону. Увидев его совершенно голым, Анна утратила свою браваду.

Высокий, мускулистый, он был великолепен в своей наготе. Если бы Анна увидела это у животного, ее это впечатлило бы; но, увидев это у мужчины, она задрожала, потому что эта могучая сила скоро заработает между ее бедер. Эта мысль опьяняла подобно тому, как до этого опьяняло отражение в зеркале.

— Раздвинь ноги.

Но вместо этого Анна невольно сжала ноги.

— Выполняй.

Командный тон дополнял его слова. Он прищурился в ожидании.

— Не будь такой робкой.

Анна заставила свои колени раздвинуться. Он не стал усмехаться, не стал дразнить ее за то, что она повела себя несколько нервно, раздвигая ноги таким образом, чтобы Бродик мог хорошо разглядеть ее.

— Шире, девочка, гораздо шире.

Анну пронизало возбуждение.

— А теперь ложись на спину и закрой глаза. И не подглядывай. Дождись, когда я дотронусь до тебя.

Голос у Бродика был хриплый, низкий, под стать его мужской красоте. В нем все казалось крепким и могучим.

А она была мягкая и тонкая.

Веревки полога снова заскрипели, когда она откинулась на спину. Анна закрыла глаза и тихонько застонала. Она чувствовала, насколько быстрее заколотилось у нее сердце. Трепет пробежал по рукам и груди. Через смеженные веки она ощущала пляску пламени свечи.

Сердце забилось еще быстрее. Сейчас, когда она ничего не видела, время замедлило свой бег, пока она ожидала хоть какого-нибудь сигнала от Бродика. Было тихо, ее уши ничего не улавливали.

Ожидание было настоящей мукой. Ее тело жаждало, чтобы в него вошли.

Сильная рука прижала Анну к постели.

— Интересно, правда? Ощущать, как твоя плоть готовится, когда ты ничего не видишь?

— В самом деле.

Даже для произнесения единственного слова Анне понадобились немалые усилия. Дыхание у нее было неровным, ей требовалось волевое усилие удерживать глаза закрытыми. Она быстро теряла способность владеть собой. Она не могла понять; чего хочет далее. Ей очень хотелось открыть глаза, чтобы восстановить равновесие. Она содрогнулась, из ее уст вырвался еще один стон, который был больше похож на плач.

— Достаточно, девочка.

Кровать закачалась, когда он возлег на нее. Сильные руки заключили ее в объятия, стали ласкать. Это было лечебным бальзамом для ее трепещущей плоти. Анна протянула руки и крепко обняла его, пока он совсем не закрыл ее своим огромным телом.

— Достаточно игр на сегодня, девочка. Я хочу убаюкать тебя, чтобы ты заснула.

Она сомкнула бедра вокруг его бедер, а он подсунул ладонь ей под затылок. Его губы отыскали ее рот и запечатлели теплый поцелуй. Его язык ласкал сухую поверхность ее губ. Он прижался к ней и стал медленно и осторожно погружаться в нее. На сей раз ее тело нисколько не протестовало. Он глубоко внедрился в нее с первого раза. В это же время язык Бродика проник в ее рот.

Он стал неспешно двигаться между ее бедер. Он медленно покидал ее и возвращался вновь. При каждом движении его грудь соприкасалась с ее грудями. Удовольствие медленно, но верно распространялось по всему ее телу.

Анна прервала поцелуй, чтобы набрать воздуха. Ее тело все сильнее и сильнее извивалась. Ее губы оставались открытыми, она ловила ртом воздух и тоненько стонала. Это был настолько тонкий стон, что она не узнала себя. Ее всю омывали удовольствие и сладострастие.

— Да-да, девочка. Вот так и надо.

Скорость его движений возросла, объятия сделались крепче, дыхание — прерывистым и хриплым.

— Посмотри на меня.

Анна повиновалась и приоткрыла глаза. Она встретилась с его взглядом, который, казалось, не мог сравниться по чувственности ни с одним другим взглядом. В его глазах светилась решимость.

— Никогда не бросай меня. Я найду тебя везде. Поверь моему слову.

Он стиснул зубы, погружаясь в нее еще глубже. Хриплый стон прорвался сквозь его зубы в тот момент, когда он прижался к ней и достиг пика. Не сразу успокоившись, он сделал несколько судорожных вдохов.

— Ты снова моя.

Он скатился с нее на спину, прижимая ее к груди. Его слова продолжали звучать в ее голове, лаская и пугая одновременно. Он теплой рукой гладил ей спину и ягодицы, она чувствовала, что его тело продолжает слегка содрогаться. И это свидетельствовало об уязвимости даже его могучего тела.

И она ощущала это.

Положив ладонь ему на грудь, она погрузила пальцы в его волнистые волосы. Где-то глубоко внутри его, под личиной внешней невозмутимости, таились сомнения, подобные тем, что мучили и ее. Это могло показаться невероятным, но именно это успокаивало ее. Вздохнув, она позволила себе уйти от этих размышлений и погрузиться в сон. Вернуться в то место, где она спала прошлой ночью, когда ее возлюбленный баюкал ее, прижимая к своему теплому телу, и она слышала его сердцебиение.

Это был рай на земле.

Колокольчики на стене прервали их блаженство.

Еле слышные поначалу, они нарушили ее сон, словно какое-то воспоминание. Но затем зазвонили еще дополнительные колокольчики, и этот звук сделался совсем громким. Грудь, на которой возлежала ее голова, дернулась и приподнялась.

В спальне было темно, свечи погасли. Однако звон колокольчиков был громким.

— Что это?

— Тревога.

Бродик произнес это несколько ворчливым голосом. Вскочив с постели, он первым делом схватил башмак. Быстро зашнуровав его, он сунул ногу во второй.

Продолжающийся звон латунных колокольчиков прогнал из головы Анны последние остатки сна. Что бы ни обрушилось на замок, ей придется разделить его судьбу. В глазах врагов она была женой Бродика и, стало быть, мишенью для осуществления мести. Выбравшись из-под тяжелых одеял, она встала, пытаясь при скудном освещении разыскать их вещи. Его рубашка валялась в скомканном виде на полу. Подняв ее, Анна встряхнула ее и вывернула налицо. Затем направилась к Бродику. Сердце ее билось быстрее, чем колокольчики. Колокольчики продолжали трезвонить.

Бродик казался удивленным. Он укладывал свой килт, его широкий кожаный пояс был уже на месте. Анна расправила его рубашку и набросила ему на голову. Она не думала о своей наготе; главным было проводить мужчину. Бродик поднял руки и просунул их в рукава.

— Спасибо, девочка.

Он выглядел удивленным.

Волна приятных эмоций пронизала ее, когда она увидела, с каким одобрением он наблюдает за тем, как она помогает ему.

Колокольчики продолжали звонить, вселяя тревогу и не позволяя подумать об интимном. Бродик закрепил пряжку килта, после чего Анна подала ему меч. Руки ее под тяжестью меча задрожали. Многие жены выполняли свою обязанность подавать супругам мечи. Возможно, она посылает его на смерть. Невозможно знать, о чем звонят колокольчики.

Было совершенно ясно лишь одно: среди ночи это не предвещало ничего хорошего.

Однако Анна запрятала свою обеспокоенность вглубь. Это тоже было обязанностью жены. Бродик взял у нее меч.

— Оденься и присоединяйся к женщинам внизу в крепости, где вы будете до тех пор, пока не последуют другие распоряжения.

— Да.

Анна повернулась, чтобы найти свою одежду. Рука Бродика обвилась вокруг ее талии, и она оказалась в его объятиях.

— Но сперва пожелай мне доброго пути.

— Да, милорд.

Эту обязанность она готова была выполнить с большой охотой. Приподнявшись на цыпочки, она положила ладони ему на плечи и прижалась к его рту в поцелуе. Времени было слишком мало, она всего лишь успела приложиться губами, как он тут же отстранился.

— Тороплюсь, девочка.

Он ушел, и Анне вдруг стало холодно. Колокольчики замолчали, наступила зловещая тишина. Анна не могла найти в темноте корсаж. Она опустилась на колени, чтобы ощупать пол. Наконец нашла его, он лежал на одном из только что появившихся ковров.

Она подошла к камину, чтобы надеть корсаж при слабом свете догорающих углей. Работа двигалась очень медленно.

Многие спали в корсажах, потому что этот предмет одежды не так-то быстро надеть. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем ей удалось справиться со шнуровкой. Надевая блузу, она беспокоилась, что прошло слишком много времени. Она не знала расположения всех помещений в Стерлинге, но надеялась присоединиться к другим женщинам, живущим в крепости.

Шотландия более суровая страна, чем Англия. Однако даже Уорикшир опасался нападений. Каждый замок возле побережья был окружен толстыми стенами, которые хорошо охранялись. Это повелось с тех времен, как испанцы отправили Великую армаду с намерением обратить Англию в католическую веру.

Бродик оставил дверь открытой. Не было слышно шагов на лестнице, никто не поднимался снизу. Анна колебалась. Бродить по темным коридорам одной было более рискованно, чем находиться в комнате. Однако если укрыться за дверью и оставаться в неведении, что происходит, можно сойти с ума.

Двустворчатая дверь, ведущая во внутренний двор, оказалась открытой, огни вдоль стены слегка освещали ее.

Любой лучик света был маяком.

Подойдя к открытой двери, Анна выглянула во внутренний двор.

Он был полон мужчин и лошадей. Воины, нагруженные оружием, пробирались среди этой толпы. Из лошадиных ртов вырывались облачка пара, как, впрочем, и изо ртов мужчин. У каждого мужчины за спиной был меч.

В Англии люди ее отца носили оружие на бедрах.

Слышались скрипы подтягиваемых кожаных подпруг, звон закрепляемых уздечек. Мужчины на стенах держали наготове луки и стрелы. Бродик был уже в седле, его торс был защищен толстым нагрудником. Анна прижалась к стене, спрятавшись в тени. Защита дома была суровой необходимостью в это ненадежное время. Бродику нельзя сейчас отвлекаться на мысли о ней.

— По коням!

Его голос отразился эхом от стен внутреннего двора. Двор наполнился шумом, мужчины стали садиться в седла.

Открылись огромные ворота замка, что сопровождалось громким скрежетом цепей. Мужчины и лошади устремились в проем с таким напором, который ошеломил Анну. Каждый мужчина был одет в такой же килт, какой был на Бродике, несущемся впереди всех.

Топот копыт сотряс землю. Посмотрев в проем, Анна увидела сигнальные огни, горящие в долине ниже замка. Лавина мужчин унеслась в этом направлении, и в замке все затихло.

Это была зловещая тишина. Юноши, еще недостаточно сильные, чтобы обращаться с тяжелым боевым оружием, оставались во внутреннем дворе, подбирая себе оружие по силам. Только лучники стояли на стенах, продолжая внимательно следить за тем, что происходило за пределами замка.

Громкий скрежет заставил ее вздрогнуть, когда стали закрывать ворота с помощью громадного колеса, на которое наматывались цепи. Ворота с грохотом захлопнулись, и мужчины заперли их тяжелыми засовами.

Теперь оставалось лишь ждать.

И молиться.

Половина мужчин вернулась на заре. Анна вместе с остальными жителями побежала посмотреть на них, но среди приехавших Бродика не было.

— Помогите раненым.

Возникла некоторая суета, когда нескольким мужчинам стали помогать слезть с лошади. При утреннем солнце можно было увидеть на них следы крови. Однако в общем настроение у них было веселым. Многие женщины почувствовали облегчение. Но не Анна. Без Бродика она ощущала себя одинокой и мучилась неизвестностью. Наверное, это было эгоистично, но она не могла думать ни о чем другом. Ей казалось, что люди в замке почему-то держатся от нее в стороне.

Ее беспокойство уменьшилось, когда мужчины стали садиться за столы, чтобы позавтракать. Требовались руки, чтобы поднести для них еду, наполнить им кружки и убедиться в том, что они достаточно вознаграждены зато, что им пришлось пострадать.

Помощь Анны пришлась очень кстати. Когда завтрак уже заканчивался, перед Анной возникла Джинни. Молодая девушка посмотрела на Анну с сомнением, как бы раздумывая, стоит ли ей заговорить с Анной. Наконец подошла поближе.

— Дочь Элен собралась рожать. Элен отправилась в Перт вместе с ней, так что она не вернется до тех пор, пока напавшего Маккуэйда не загонят назад в его логово.

— Понятно.

Джинни не собиралась делиться с ней еще какой-нибудь информацией. Она внезапно повернулась, даже не сделав традиционного поклона. Другие девушки вели себя так же, игнорируя Анну или бросая на нее равнодушные взгляды.

Обида сдавила ей горло. После столь теплого приема было особенно больно ощущать себя отверженной. В отсутствие хозяина слуги не считали нужным демонстрировать ей любезность.

Так нередко относились к молодым женам, которых брали со стороны, из других стран.

Хозяин мог приказать своим людям склонять головы, но не имел такой власти, чтобы заставить слуг полюбить иноземку.

Что касается самой Анны, то ей была не по душе фальшивая преданность. Уж лучше знать истинные чувства слуг, чем жить в полном неведении.

Тем не менее это причиняло ей боль.

Она вышла из зала, не зная, куда податься. Она снова была полностью предоставлена самой себе. Отчаяние, которое она испытала, когда Филиппа рассказала о своем плане, снова захлестнуло Анну. Оно ощущалось сейчас даже острее, поскольку на какое-то время она от него избавилась. Острее потому, что она вспомнила о моментах нежности, испытанных в объятиях Бродика.

«Он посеет тебе ребенка и вернется к своим шотландским военным делам…»

Слова Филиппы нарушали хрупкое счастье, которым она наслаждалась в Стерлинге. Она прошла мимо лестницы, которая вела в их спальню. Теперь это место навевало мрачные мысли. Элен сумела заслонить истинные настроения жителей замка своим вниманием и предупредительностью.

Сейчас не оставалось ничего, что могло бы заставить слуг принять Анну.

Однако Анна ни в коем случае не хотела фальши. Вскинув подбородок, она направилась из башни, где находилась ее спальня, в другое помещение. Над ней была стена, где располагались лучники. Длинные лучи солнечного света падали на пол через каждые пять футов. Ставни были открыты, что позволяло утреннему ветерку проникать внутрь.

До ушей Анны долетел тихий голос. Какая-то женщина тихонько пела. Анна прислушалась. Дверь вела в просторную комнату, где за прялкой сидела молодая девушка. Ногами она давила на педали, а пальцами удерживала сырую шерсть. Это был пушистый комок, который она ловко подавала в колесо, превращавшее шерсть в нить.

Возле девушки стояла большая корзина с шерстью, и в тот момент, когда она брала из нее шерсть, ее нога переставала давить на педаль, и она смешивала новую порцию шерсти с той, которая уже была у нее в руках. Веретено наматывало новую нить над колесом.

— Кто здесь?

Девушка не посмотрела в ее сторону. Вообще-то она ни на что не смотрела, ее глаза были странным образом неподвижны. Девушка определенно была слепа, хотя ее руки выглядели очень ловкими и пряла она мастерски.

— Тебе не требуется помощь?

Нога девушки на педали остановилась. Улыбка на ее лице растаяла. Анна почувствовала, как плечи прядильщицы напряглись в ожидании. Однако лицо ее прояснилось и снова стало спокойным и деловитым, как только она уловила английский акцент Анны.

— Добрый день, госпожа. Меня зовут Энис.

— Добрый день. Может, я могу чем-то тебе помочь?

Энис потянулась, чтобы взять еще некоторое количество шерсти.

— Я не сразу узнала вас, госпожа.

Голос у нее был доброжелательный, в нем не было того холодка, который ощущался в речи Джинни.

— Я буду счастлива помочь. Можно я буду чесать шерсть для тебя?

Анна приблизилась к прялке. Деревянные карды располагались возле стула рядом с горкой сырой шерсти. В каждой карде были тонкие металлические зубья, которые распрямляли волоски шерсти. Только после того, как сырая шерсть несколько раз проходила обработку на кардах, она была готова для прядения.

— Мне нужно сменить катушку, а я не знаю, куда Тулли задевал пустые катушки. Комната довольно большая, и мне самой трудно всю ее обыскать.

Свои слова Энис сопроводила улыбкой, продолжая нажимать ногой на педаль. Деревянная катушка длиной в фут перед колесом быстро заполнялась пряжей.

— Хорошо, я сделаю это. Я не люблю лениться.

Энис кивнула.

— Я буду очень благодарна. С того времени, как я потеряла зрение, моя гордость страдает, когда я вынуждена обращаться за помощью, чтобы мне нашли какие-то вещи.

Анна окинула комнату взглядом и нашла в большой корзине запас пустых катушек.

— Так ты не от рождения слепая?

— Нет, и это лишь увеличивает мои мучения, потому что знаю, чего я лишилась. Но в своих воспоминаниях я чижу все ясно, как при обычном дневном свете.

Энис вздохнула, тень грусти набежала на ее лицо. Она подняла голову, когда Анна достала свободную катушку и другие катушки стукнулись друг о друга. Энис перестала работать ногой, и колесо остановилось.

— Я находилась во дворе и не обратила внимания на лошадь. Она взбрыкнула и ударила копытом мне в голову. Мне рассказывали, что я отлетела, словно птица, в другой конец двора. Когда я очнулась, оказалось, что я ничего не вижу.

Девушка отрезала от заполненной катушки нить маленькими ножницами и уверенной рукой протянула катушку Анне.

— Для незрячего человека ты удивительно быстро и ловко работаешь.

Они обменялись катушками, Энис прикрепила конец нити к новой пустой катушке.

Работа Энис была безупречна. Из-под ее ловких пальцев нить выходила ровная и тонкая, а это бывает непросто даже для зрячих прядильщиц.

— Очень красивая пряжа получается у тебя.

Энис просияла.

— Спасибо. Мне очень приятно знать, что я приношу пользу. Моя мать была в отчаянии, когда ко мне не вернулось зрение. — Она сделала гримасу. — А вот мужчина, который собирался жениться на мне, взял в жены мою кузину.

— Он наверняка не видел, как здорово ты работаешь на прялке.

Купцы дорого платили за ровную, гладкую пряжу. Чтобы сделать добротную ткань, нужна в первую очередь хорошая пряжа. В Лондоне молодые девушки, которые демонстрировали подобное умение, были желанными невестами. Им не требовалось приданое, достаточно было обладать таким мастерством. В итоге средний класс процветал, некоторые семьи скопили богатства, которые не уступали богатствам дворян.

Сев на стул, Анна потянулась к кардам. Эта комната была для нее хорошим убежищем от недобрых взглядов и обеденном зале.

Энис снова подняла голову, когда услышала, как Анна провела по шерсти металлическими зубьями, — раздался легкий треск.

Похоже, Энис не знала, о чем разговаривать с госпожой дома, которая присоединилась к ней и выполняет обычную для прислуги работу.

— Не беспокойся, замужество раньше или позже приходит ко всем. Иногда совсем неожиданно.

— Вы так говорите, словно ваше замужество застало вас врасплох.

Анна вздохнула, продолжая работать.

— Да, так оно и было.

Однако она не оплакивала случившееся. Оно теперь пустило в ней глубокие корни. Было удивительно, насколько сильно одна неделя изменила ее. Она уже не была той девочкой, которая каждое утро приветствовала Филиппу.

Энис начала петь, затянув песню о весне.

Анна обратила внимание, что нога Энис движется в такт мелодии и что ее собственные руки продолжают работать с кардами в этом же ритме.


В дебрях Шотландии


— Дьявол бы побрал эти налеты, я сыт ими по горло, — ругнулся себе под нос Бродик.

— Скорее твоя жена сыта по горло тем, как ты завалил ее в конюшне.

Бродик резко повернулся к брату. Каллен сразу посерьезнел, когда увидел его лицо.

— Ладно-ладно. Ну что ты сходишь с ума из-за женщины? Уж нельзя и пошутить, — фыркнул Каллен, поставив руки на бедра. — Ну что мне теперь делать? Я-то думал, что ты всего лишь женился, а не отдал свое сердце девчонке.

— Я не схожу с ума.

— Сходишь. — Каллен добавил себе под нос крепкое гэльское словечко. — Готов изничтожить меня за одно упоминание о том, о чем ты кричал перед половиной гарнизона накануне. Если это не безумие, тогда не знаю, что это такое.

Бродик почувствовал, что его гнев проходит. Каллен имел право на это. Он поднял голос, будучи уверенным, что все знают, что им предстоит. Истинной причиной его дурного настроения было раздражение. Оглядываясь на обгоревшие дома, он выругался.

Друс повернул в его сторону озабоченное лицо.

— Они прячутся в каньонах, не приходится сомневаться.

— Несомненно.

Это означало, что ему и его людям придется настроиться на постоянную погоню за противником, которая может закончиться нескоро. Но это также означало, что в ближайшее время они не вернутся в Стерлинг. Назавтра появятся новые разрушенные дома, если они не настигнут виновников.

Бродик считал своей обязанностью господина защищать людей своего клана. По мере того как правление английской королевы приближалось к своему неизбежному завершению, соседние кланы становились все более дерзкими. Он вынужден защищать свою землю стальным оружием.

Он один из Макджеймсов.

Это его долг. И он обязан нести бремя своего долга с честью. Он готов был выполнить долг с возобновленной верой. Причина была простая: у него замечательная жена, которая нуждается в силе его меча. Теперь она одна из Макджеймсов, и он не вправе возвращаться к ее ложу до тех пор, пока его земли не станут безопасными для нее и любой другой души из рода Макджеймс.

— Сметем с лица нашей земли этих негодяев, воины!

Боевой клич раздался в вечернем воздухе. Его люди садились на коней, и в их глазах светилась решимость. Оседлав коня, Бродик повел своих людей вперед.


Загрузка...