В радости и в горе

Глава 25

Когда Мэт и дядя Хайми открыли дверь в бальный зал, там вовсю гремела «Хаванагила». Дядя Хайми немедленно стал прихлопывать руками и прищелкивать пальцами в такт музыке и закачал бедрами. Мэт неловко стоял со своей охапкой цветов, завернутых в бумажные полотенца, и оглядывал зал в поисках какого-нибудь знака, который бы говорил о присутствии Джози.

— Давай в круг, — предложил ему дядя Хайми и потянул Мэта к танцорам, каждый из которых — в отличие от Мэта — ясно понимал, что делает. Вряд ли он признался бы в этом, но если бы это была «Песенка птички» или «Субботняя ночь», тогда все было бы по-другому, но древняя еврейская песня оставляла его равнодушным, и ему трудно было подобрать к ней движения.

Он стоял, хлопая в ладоши поверх своего букета, вытягивая над ним шею, как журавль, когда его схватила за руку и потянула в круг какая-то очень маленькая женщина, бюст у нее, однако, был больше бюста самой Долли Партон. Цветы, которые были прижаты к мраморной колонне, смялись, и осыпавшиеся лепестки разлетелись по всему полу. Тетя Долли ободряюще улыбнулась ему и стремительно повлекла за собой. За другую руку его схватил другой родственник Марты, закруживший его так, что он оказался в самом центре круга. Здесь мужчины выполняли какие-то дергающиеся ритуальные движения, а во внешнем круге хлопали и подбадривали их. Да, отметил про себя Мэт, после определенного возраста мужчинам не стоит даже пытаться танцевать. Знаменитый ирландский чечеточник Майкл Флэтли, возможно, и справился бы с такими движениями, но для этого надо обладать его техникой. Обычным смертным надо ограничиваться боулингом или гольфом. Кто-то ткнул Мэта в спину, и он начал послушно поднимать ноги, подражая движениям остальных, бешено забил ими об пол и замахал в воздухе своим букетом. Он посмотрел вокруг, не наблюдает ли за ним Джози, и с облегчением отметил, что ее не было видно.

— Горе тебе, женщина, — процедил он сквозь сжатые зубы, — будем надеяться, что ты стоишь этого унижения.

Если бы ему только удалось проложить дорогу к свадебному торту, то у него появилась бы реальная возможность найти там подружек невесты. А точнее, подружку. Музыка заиграла медленнее, и Мэту уже не нужно было молотить ногами в диком темпе; он остановился и промокнул лоб своим вызывавшим сомнения галстуком. Танцоры опять начали издавать какие-то возгласы, и музыка снова стала быстрой. Господи боже, что это-то такое? Пляска ярых самцов? Ему-то до тридцати сантиметров далеко, Неужели им мало? Пенсионеров в Нью-Йорке изготавливают из особо прочных материалов. Перед ним возникла тетя Долли и энергично заколыхала перед ним бюстом. В его букете и так уже почти все цветы были обезглавлены.

И он принялся по-обезьяньи копировать ее движения, с благодарностью вспоминая свою начальную школу — счастье, что уроки танцев он прогуливал не всегда. Знал он, что однажды они ему понадобятся.

Все началось сначала. Он с трудом проскальзывал сквозь гирлянды соединенных рук, отбрасывавших и поворачивавших его куда угодно, но не в нужную ему сторону. Мэт бросил проходившему официанту то, что еще недавно было букетом, и отдался несшему его потоку.

И в тот момент, когда, казалось, еще немного — и ноги у людей вот-вот отнимутся, музыка внезапно смолка и с радостными возгласами танцоры покинули площадку так же быстро, как и начинали танцевать. Кто-то сунул в руку Мэту бокал шампанского, и он залпом проглотил его.

Он тяжело дышал и понимал, что не в такой хорошей форме, как предполагал.

— Пошли угостимся. — Тетя Долли потащила его к буфетному столу, стонавшему под тяжестью различных яств.

— Да нет, спасибо… — запротестовал Мэт.

— Да не стесняйтесь вы, — настаивала она.

Мэт в панике огляделся по сторонам.

— Ах, вы англичанин, — у тети Долли аж дыхание перехватило. — Боже ты мой! А я бывала в Стратфорде-на-Эйвоне. Вы там были?

— Да, был, — ответил Мэт. В руки ему всунули тарелку и подтолкнули к столу.

— Этот Уильям Шекспир — это что-то.

— Да, — согласился Мэт, позволив положить себе на тарелку то, что ему есть не хотелось.

— Я видела все его фильмы. Он прямо как Джозеф Финнес.

— Да, — не стал спорить Мэт.

— И вы проделали весь этот путь из Англии, чтобы попасть на свадьбу Марты?

— Ну не совсем. В общем, да. Как вам сказать…

— Вы ее давно знаете?

— Не так уж.

— А как вы познакомились?

— Э…

— А я и не знала, что Марта бывала в Европе.

— Я… э… я… Простите, пожалуйста, — сказал Мэт и, схватив свою до краев наполненную тарелку, направился к колонне, которая показалась ему достаточно большой, чтобы за ней можно было спрятаться.

Проглотив бокал номер три, насладившись холодными пузырьками его содержимого, Мэт вдруг увидел невесту. Она была высокой, светловолосой и неправдоподобно красивой. Ее платье просто кричало о своей непомерной цене. Родители Марты определенно не жалели денег на свое дитя. Она украдкой затягивалась сигаретой, которую скрывал огромный торт, горой высившийся перед ней, и шампанское она тоже пила украдкой, так, как будто это была вышедшая из моды дурная привычка. Да, свадьба была грандиозная. По обширному залу ходили сотни гостей, и было ясно, что у папочки невесты денежки водятся. В надежде он вглядывался в мелькавшие лица. Куда подевались все эти чертовы подружки невесты? Ведь должна же где-то здесь быть и Джози.

Мэт прислонился спиной к колонне и впился зубами в телячью котлету.

— Леди и джентльмены, — объявил приторно сладкий голос, — подружки невесты и сопровождающие их шаферы жениха начнут следующий танец.

«Вот оно!» — подумал Мэт и схватил с подноса проходившего официанта еще один бокал шипучей жидкости. Да, вот оно, началось!

Гости с энтузиазмом аплодировали. Оркестр ударил по струнам, и толпа расступилась, образовав проход.

Четыре женщины безмятежно выплыли на площадку. Сердце Мэта громко застучало, а во рту, несмотря на избыток шампанского, внезапно пересохло. Дамы вплыли в объятия ожидавших их кавалеров и легко заскользили по полу, как на состязаниях по бальным танцам.

— Черт, — застонал Мэт. Он опустил глаза в свою ломящуюся от снеди тарелку, и аппетит у него внезапно пропал.

Все они были прекрасны. Сияющие, сверкающие. Они восхищенно и внимательно глядели в глаза своих партнеров. Их платья были умопомрачительны. Филигранные произведения портновского искусства из ткани тонкой, как паутина.

«Черт, черт, черт», — проговорил Мэт. И, обмякнув, опустился на пол рядом с колонной.

Подружки невесты продолжали свой танец, полностью им поглощенные. Они были такие изысканные, изящные — танцующие принцессы. Ну почему с ним всегда так? Почему всегда? С ним?

Только одно ему не нравилось в их платьях, ох как не нравилось! Они были розовыми. Как карамельки. Как платьица куклы Барби. Необыкновенно хороши и, однако, — розового цвета!

Не сиреневого.

Музыка близилась к завершению. Девушки обольстительно улыбались. Все они были достойны обожания, каждая по-своему, и он знал, что мог бы влюбиться в каждую. И также он знал, с определенностью, разбивавшей ему сердце, что он никогда — никогда — даже краем глаза их не видел.

Мэт слегка ударил головой по колонне:

— Черт!

Кто бы ни была эта Марта, она никоим образом не была связана с Джози Флинн.