В радости и в горе

Глава 55

Уже с час Мэт бесцельно бродил по улицам, и ноги у него ныли, а телу требовалось вливание в виде чашки кофе или шоколада. Мимо него прошла группа суетливых японских туристов, оживленно переговаривавшихся и кивками извинявшихся перед ним за то, что нарушили его покой. Их миниатюрная девушка-гид, закутанная по случаю мороза в пуховик, громко лопотала что-то на своем языке и сильно размахивала зажатым в руке зонтиком, безуспешно стараясь собрать в кучку своих разбредавшихся по сторонам подопечных. Мэт взглянул вверх, чтобы узнать, что же заставило их с таким энтузиазмом щелкать фотоаппаратами. Он находился в конце Западной Семьдесят второй улицы, как раз напротив здания «Дакота» — в том месте, где Джон Леннон был грубо вырван из жизни выстрелом какого-то ненормального, называвшего себя его фанатом.

— О, Йоко Оно, — сказала гид и указала на здание.

— О, Йоко Оно, — эхом отозвались ее подопечные, широко улыбаясь и кивая головами.

Мэт улыбнулся своим мыслям. Говорят, она до сих пор живет здесь, и это явно волновало японцев, еще какое-то время щелкавших кнопками затворов.

Мэт поглубже засунул руки в карманы. И после смерти Джона жизнь продолжается. Умер один из величайших поп-идолов нашего времени, а жизнь идет своим чередом, дерьмовые группы играют свои дерьмовые кавер-версии, а разочарованные в жизни и в людях журналисты из мало кому известных изданий кропают вымученные статьи о том, какое воздействие он оказал на жизнь и творчество других людей, — в остальном же все, как и прежде. Одни песни стремительно вылетают из списков самых популярных хитов, другие, такие же лишенные всякой мелодии, приходят им на смену. Страницами со статьями выстилают мусорные ведра, а люди, хорошо знавшие творчество Джона Леннона и по-настоящему любившие его, продолжают жить, кто как может.

Он перешел улицу, неторопливо лавируя между машинами, ехавшими вдоль западной части Центрального парка. Жизнь после потери Джози тоже будет идти своим чередом. Будут в ней блондинки и брюнетки, с хорошим характером и с плохим. Может быть, кто-то даже не захочет его отпускать. И возможно, он уже не будет так беспечен и постарается не потерять эту женщину. Может быть, они не будут так уж идеально ему подходить, но в его жизни будут и другие женщины, и со временем, прочитав несколько популярных книжек по психологии, написанных с целью возвращения запутавшихся вконец олухов на путь истинный, он уже не сотворит такой хренотени, как теперь с Холли.

Он забрел в Центральный парк, расстилавшийся перед ним как прекрасный зеленый ковер, каким-то чудом оказавшийся в магазине подержанных вещей. Воскресное утро в парке. Хозяева, прогуливающие своих собак, велосипедисты, взрослые и дети на роликовых коньках — всех их притягивал к себе этот небольшой островок зелени, где еще можно вдохнуть воздух полной грудью без риска задохнуться от угарного газа. Мороз все еще был довольно ощутимым, и, шагая, Мэт мог видеть свое дыхание. Теперь он был на Земляничных полях — в небольшом садике на склоне холма, разбитом в память о Джоне Ленноне. Мирный уединенный уголок, такие уголки трудно найти в городе, где подобная роскошь практически отсутствует и потому ценится особенно высоко. Тут Мэт остановился, чтобы навести порядок в своих мыслях.

Он видел парочки с покрасневшими носами, закутанные до ушей, держащиеся за руки и смеющиеся, не замечая ничего вокруг себя. Ему вдруг стало тоскливо-больно: почему все кругом воркуют, как голубки, счастливые от того, что рядом с ними любимый человек, а он страдает в одиночестве? Почему одним легко обрести любимую, а другим так трудно? Как это некоторым удается безболезненно и плавно переходить от одной любовной связи к другой, мягко входя в чужую жизнь, как они умудряются не задевать за острые кромки и углы, избегая выяснения отношений? Как это одни так выстраивают свои отношения с партнером, что совпадают с ним как части мозаики, четко соединяясь пазами и выступами, а другие (то есть такие, как он) беспорядочно крутятся вокруг друг друга, как ячейки кубика Рубика, пока не иссякнет интерес или не опустятся руки и они не останутся ни с чем, поверженные и опустошенные, растратив силы впустую. И почему они, поняв, что встретили ту, с которой может сложиться их жизненная мозаика, оказываются такими идиотами, что теряют адрес ресторана, где должно состояться свидание? Размышлять об этом было слишком больно, и Мэт направился к ближайшей свободной скамейке, на которую и сел, один, стараясь ни о чем не думать.

Джози довольно легко нашла пункт проката велосипедов, где ей вручили типично американский параноидальный список того, что она делать может, а чего не может, и, взяв там дохленький велосипед и обязательный шлем, нужный ей как собаке пятая нога, направилась в сторону Центрального парка. Ветер играл ее волосами, и она старалась не думать о том, сколько же времени прошло с тех пор, когда она в последний раз садилась на велосипед.

С риском для жизни и для конечностей она пересекла Коламбес Серкл и въехала в парк, вихляя колесами — и из-за отсутствия практики и от слабости скованных алкоголем мышц.

Попав в парк, она ощутила себя в другом мире. Шум несущихся автомобилей стих, уступив место звукам детского смеха, глухим ударам кожаного мяча по бейсбольной бите и свисту воздуха, рассекаемого любителями роликовых коньков. Здания, теснившиеся за пределами парка, завистливо заглядывали в него поверх верхушек обнаженных деревьев, густо посаженных по периметру, что позволяло лучше видеть нежный прямоугольник такой драгоценной зелени. Прохладный воздух, проносившийся мимо ее головы, выдувал остатки паутины, окутывавшей мозг, и прояснял мысли. Господи, то, что произошло вчера, просто ужасно. Сначала исчезают Марта и Глен, потом ниоткуда появляется Дэмиен — это больше походит на съезд Союза магов, чем на свадьбу.

Подумав о Дэмиене, теперь, когда прошло достаточно времени после вчерашних неприятностей, она почувствовала себя просто ужасно. А что, если он — конечно, по-своему, в своей показной манере — попытался быть искренним с ней? Что, если это кольцо с бриллиантом — баснословно дорогой знак его любви к ней, а не какая-то дешевая побрякушка? Наверное, ей не следовало так вести себя с ним. Может быть, Дэмиен и лгун, и обманщик, и развратная свинья, но и в нем может быть что-то хорошее.

Ноги ее обрели давно позабытый ритм, и она быстро въехала в парк, полная решимости возродить к жизни свой потрепанный организм, хотя чувствовала она себя просто трупом, да к тому же трупом остывающим. Она пронеслась мимо ленивых туристов в ярко расписанных повозках, влекомых лошадьми, утомленными однообразием маршрута по парку, по которому они проходили уже тысячи раз. Каток был заполнен семейными парами, закутанными в шерстяные шарфы и в перчатках, и их детьми, с трудом удерживающими равновесие и уверенными, что с ними ничего не случится, поскольку рядом родители, настолько же нетвердо стоящие на коньках, которые за ручку провезут их по скользкой поверхности. У Джози вдруг от одиночества сжалось сердце. Конечно, хорошо и достойно жить одной и быть самодостаточной, но ведь такие вот маленькие радости и есть самое большое счастье в жизни. Так или иначе, но ей надо снести возведенные ею вокруг себя оборонительные сооружения, иначе никто так и не сможет проникнуть внутрь ее скорлупы и не найдет спрятавшуюся там настоящую Джози. Разве не лучше любить открыто и свободно, даже с риском того, что тебе сделают больно, чем отказаться от возможности испытать это чувство, не давая себе воли? Она посмотрела на деревья вокруг. На смену резкой обнаженности зимы уже шла свежесть весны, лопающиеся почки, цветение и обновление. Таков порядок вещей в природе, и вам остается только принять его. Но сказать легко, сделать-то гораздо труднее!

Отогнав от себя эти мысли, Джози поднажала на педали и поехала по парку. Благодаря физической нагрузке кровь быстрее побежала по жилам, согревая ее, и она порадовалась, что приехала сюда. Возможно, Центральный парк — это и в самом деле островок относительного спокойствия в этом беспокойном городе, однако ньюйоркцы не могут просто так ничего не делать, и на каждом квадратном сантиметре гранитного основания парка и его газонов с низкорослой травой кто-то чем-то занимался. Она проехала по главной аллее, прямой дороге, обсаженной американскими вязами, вдоль которой располагались скульптурные изображения выдающихся борцов за освобождение страны, а затем повернула налево и поехала по краю Овечьей лужайки — участка, где запрещено все более шумное, чем скромный пикник.

Теперь лицо ее горело румянцем, в венах звенела пульсирующая энергия, а легкие горели от непривычного усилия. Обычно воскресное утро она проводила лежа в постели с тостом и чаем, «Воскресным обозрением» и Котом-Ранее-Известным-Как-Принц. Теперь каждое воскресенье она будет рано вставать и совершать такие прогулки на велосипеде. Нет, наверное, все же не каждое.

Джози замедлила движение, дав немного отдохнуть ногам. Перед ней был небольшой сад, разбитый на склоне холма, и она остановилась у низкой ограды, собираясь немного передохнуть, прежде чем исследовать этот парк дальше. Она соскочила с велосипеда и, расстегнув заколку, тряхнула волосами, и они упали ей на плечи. Она прислонила велосипед к ограде и направилась вверх по пологому склону, надеясь, что, когда она вернется, взятое ею напрокат транспортное средство будет ждать ее на том же месте.

Зимние деревья казались редкими и тянули к ней свои ветви с побеленными инеем пальцами. Ветер пошевелил их, и они заискрились, придав всей картине очарование сказки. Осмелевшее солнце стало согревать ей щеки. Джози испустила вздох и почувствовала, как из тела ушла часть сковывавшего его напряжения. Здесь было хорошо. И жить тоже было хорошо. Хорошо быть молодой, бодрой и здоровой. И чтобы лучше это прочувствовать, временами надо подвергать свое тело таким вот физическим испытаниям.

На вершине холма в земле была большая серо-белая доска в виде звезды, в середине которой было написано «Представь себе». В атмосфере этого места был разлит мир и покой, и теперь она поняла, почему это так. Джози обхватила себя руками и огляделась. Вокруг не было никого, за исключением взлохмаченного, небритого мужчины, одиноко сидящего напротив нее. Голова его свесилась, почти лежала на груди, и весь его вид говорил о том, что он глубоко погружен в свои мысли. Она сделала движение к доске, и мужчина поднял голову.

— Джози? — спросил он.

Джози внимательно вглядывалась в него, но не могла поверить глазам.

— Мэт?

Встав, он неуверенно двинулся к ней.

— Джози.

От холода она давно хлюпала носом, теперь же еще и глаза защипало, и из них полились горячие слезы, а в горле защекотало от радостного смеха.

— Мэт!

Он стоял перед ней, совершенно ошеломленный.

— Поверить не могу, неужели это ты?

Они стояли друг напротив друга не двигаясь.

Мэт тряхнул головой:

— Я ведь обыскал весь этот Богом обласканный город, пытаясь найти тебя!

— Правда?

— Я уже думал, что потерял тебя.

Джози шмыгнула носом, втянув обратно и слезы, готовые вот-вот пролиться из глаз.

— Ты просто не поверишь, через что я прошел, пока искал тебя. — Он рассмеялся, все еще не совсем веря глазам. — Я побывал на двух свадьбах. Меня, как боксерскую грушу, измолотили невообразимо мерзкие молокососы из одной рок-группы, да и твой муж…

— Бывший муж, — поправила она.

Мэт с облегчением засмеялся:

— Ты не представляешь, как я рад это слышать.

— И ты прошел через все это, ища меня? — спросила его Джози.

— Да, и через многое другое, ты просто не поверишь, через что… — Он осекся. — И вот ты здесь.

— Да, — отозвалась Джози.

Он подошел, обнял ее и, оторвав от земли, поднял на воздух и закружил.

— А я решила, что не нужна тебе, — выдохнула Джози.

Осторожно поставив ее на землю, он взял ее лицо в свои руки.

— О чем ты говоришь! Чтобы все исправить, мне пришлось спуститься в ад и вернуться обратно, сюда, на Лонг-Айленд.

Мэт притянул Джози к себе, прижал к груди, и она потерялась в складках его измятого пальто, пальто не особенно удачливого рок-журналиста.

— Я ни за что тебя больше не упущу. Никогда. — Он закусил губу. — Поверить не могу, что говорю такие слова, — пробормотал он. — Тебе, наверное, хочется накричать на меня, садануть по голени или в пах… — Он глубоко вздохнул. — Я люблю тебя!

Джози не знала, смеяться ей или плакать.

— Я тоже тебя люблю.

Они крепко сжали друг друга в объятиях, давая молчаливое обещание любить и уважать друг друга во все дни жизни своей. В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии.

И, поглощенные своим счастьем, они не замечали, как позади них по Земляничным полям вразвалочку безмятежно шествовал небольшой, ничем не примечательный селезень. И вот, с некоторым напряжением, он наконец сумел освободить свой кишечник от какого-то предмета, беспокоившего его уже несколько часов, и испытал чувство огромного облегчения. Радостно крякнув, Дональд отправился на поиски подходящего водоема, оставив после себя кучку испражнений и лежащее в ней кольцо с бриллиантом, довольно большим и… довольно грязным.

Мэт немного отодвинул от себя Джози и, посмотрев на нее влажными от слез глазами, сказал:

— Представь только, я встретил тебя здесь!

Джози рассмеялась сквозь слезы и легко провела пальцами по щеке Мэта.

— Представляю, — сказала она.

А где-то в небесах над Центральным парком неслышно запел Джон Леннон…