Долгое время я не могла забыть о Дигори. Я вспоминала его то стоящим рядом со мной, пряча рыбу в свою сумку, то швыряющим камешки в реку, то в лавке Слэттери… Что значит — быть высланным на семь лет?
Мы много говорили об этом с отцом, и он вспоминал о своем прошлом: прибытие на неведомую землю, выход из корабельного трюма под сияющее солнце, чувство униженности от того, что ты — преступник и находишься среди преступников. Так было и с моим отцом, то же сейчас происходит и с Дигори. Быть может, он идет сейчас по этапу на тяжелые работы. Отец был значительно старше Дигори, когда ему выпало это испытание.
Иногда мы с братом обсуждали судьбу Дигори, но очень скоро его интерес к подобным разговорам угас.
«Это неизбежно, и в один прекрасный день я буду к этому относиться также», — думала я.
Джекко ходил в школу, мне было очень одиноко, и я привыкла с нетерпением ждать выходных. Кроме того, иногда Джекко не возвращался домой, проводя время с приятелями, бывало, и его приятели приходили к нам. Они мне позволяли присоединяться к ним: мы ездили верхом, купались, ловили рыбу, катались на коньках или ходили под парусом с рыбаками. Но бывало так, что мне ясно давали понять нежелательность моего присутствия.
За всей этой суетой я тоже забыла о Дигорн, и, только случайно оказываясь на пепелище, я вспоминала все и чувствовала острую боль и угрызения совести оттого, что забыла. В любом случае у всех было словно молчаливое соглашение забыть тот канун самого долгого дня в году.
Я вспоминаю следующий такой праздник. Мы выехали в вересковые поля в экипаже, и лошадьми правил отец. Все происходило по сравнению с прошлым годом очень спокойно: зажгли костер, пели песни, и никому не пришло в голову прыгать, через огонь.
Правда, люди избегали ходить на поляну в лес к сгоревшей хижине. Даже днем они предпочитали обходной путь. Возможно, некоторые из них вспоминали происшедшее и испытывали глубокий стыд, но мамаша Джинни была мертва, а ее внук далеко.
Рольфа я теперь видела реже, чем обычно: он часто пропадал у университетских друзей, кроме того, он часто ездил на археологические раскопки. Но его отец приезжал к нам часто и с гордостью рассказывал, о деятельности сына.
Когда я все-таки видела его, он казался мне почти таким же, как обычно, но я изменилась: он больше не был моим идеалом. Возможно, Рольф заметил это и стал меньше интересоваться мной. Раз или два я делала попытку поговорить с ним о той ночи, но смелость покидала меня в последний момент, и ничего так и не было сказано.
Проходили годы. У меня появилась новая гувернантка. Время от времени, когда мы выбирались в Лондон, обязательно заезжали в Эверсли. Бабушка умерла через год после дедушки. Моя мать была совершенно убита потерей обоих родителей.
Эверсли с тех пор переменился. Дэвид и Клодина старели, и Джонатан, еще один внук моего дедушки, управлял делами в имении. Но я полагала, что он вряд ли унаследует имение, пока жив Дэвид.
Мне нравились Джонатан и его жена Тамариск. Она была очень красива, и меня она особо интересовала, потому что приходилась мне наполовину сестрой. Иногда мне казалось слишком сложным вникать в запутанные родственные связи нашей семьи.
Однажды мой отец сказал:
— Я не люблю всякие уловки, твоя мать — тоже, поэтому тебе лучше все знать. Я был весьма неугомонным в юности. Ты знаешь, что я одно время жил среди цыган?
— Конечно. Я думаю, это было очень увлекательно.
— Это было глупо, но, как я всегда говорил тебе, невозможно быть полностью уверенным в том, что хорошо, а что плохо. Если бы я не пожил с цыганами, то никогда бы не встретил твою мать. Когда я впервые увидел ее, она была маленькой девочкой, примерно как ты сейчас. В то же время я встретил и мать Тамариск. Она всегда казалась такой грустной. Однажды ночью мы плясали вокруг костра…
— Накануне самого долгого дня в году? — вскричала я.
— Нет, тогда отмечали победу при Трафальгаре.
Все были радостные и возбужденные. Последствием этой ночи стало рождение Тамариск. Я — отец Тамариск!
Я сказала:
— Странные события происходят в такие ночи! Люди перестают быть самими собой. Может быть, это как-то связано с кострами?
Потом я опять стала думать о той ужасной ночи.
Мать Тамариск умерла, как я узнала, при родах, и поэтому Тамариск воспитывалась в нашей семье и знала Джонатана всю свою жизнь.
Они очень любили друг друга. Я могла это почувствовать, наблюдая, как Тамариск готова наброситься на любого, кто критиковал ее мужа. Такой же она была и со своими детьми; у них родились два мальчика, Ричард и Джон, которые росли дикими и необузданными, но очень любящими своих родителей.
Мне доставляли удовольствие визиты в Эверсли. Я любила окрестности, море, до которого было рукой подать, и старые дома неподалеку от Эверсли Грассленд и Эндерби, которые были частью одного фамильного владения. Моя мать жила в Грассленде со своим первым мужем, поскольку она была уже замужем до брака с моим отцом. А Эндерби принадлежал Питеру и Амарилис Лэнсдон. Дом был наследством Тамариск, но Питер уже давно выкупил его, и он использовался как деревенский дом, потому что Лэнсдоны жили в основном в Лондоне.
За несколько лет до этого отец продал наш дом в Лондоне: мы в нем не нуждались. На Альбемарл-стрит находился фамильный особняк, который довольно часто пустовал, и мы жили в нем, когда приезжали в Лондон. Лэнсдоны же владели большим особняком в Вестминстере. Этот дом всегда производил на меня огромное впечатление. Он был высокий, величественный, и из некоторых комнат открывался вид на реку.
Питер Лэнсдон был членом парламента. Когда правила его партия, он занимал высокий пост в правительстве и вел беспокойную жизнь, потому что был многими деловыми интересами связан с Сити. Он источал силу. Амарилис им очень гордилась. Его дочь Елена и сын Питеркин — это имя было ему дано, чтобы отличать его от отца, — относились к нему с благоговейным трепетом.
Я очень любила Елену и Питеркина. Елена была примерно на шесть лет старше меня, Питеркин — на четыре. Елену представили в свете — испытание, которое, как сказала мама, мне тоже придется перенести, после чего Елена возненавидела его. Все зависит от того, имеет ли девушка успех: если да, ей завидуют, если нет, презирают. Так вот Елену презирали все.
Конечно, я не говорю о ее матери: Амарилис была одной из тех добрых, милых и любезных женщин, которые щедро изливают на вас всю свою симпатию и благожелательность. Но Елена сказала мне, что ее отец был разочарован, он ведь хотел, чтобы она «сделала хорошую партию». Я могла это понять: дядя Питер добивался успеха во всем, за что бы ни взялся, и ожидал от своих детей того же.
Я сказала матери однажды;
— Мне кажется, нет больше двух других людей, которые были бы менее похожи друг на друга, чем дядя Питер и тетя Амарилис.
Я вспоминаю, как окаменело ее лицо, как всегда, когда упоминался дядя Питер. Она ответила:
— Ты права, едва ли найдутся два человека, менее похожие друг на друга.
— Тогда почему они поженились? — спросила я, Моя мать хранила молчание, и я поняла, что она не любит дядю Питера.
А я не могла не восхищаться им. Наверное, он был очень красив в молодости, и даже теперь, утратив былую красоту, он выглядел необычно: на висках его была легкая седина, в глазах светилась беспечность, и, казалось, они всегда выражают наслаждение миром и уверенность, что он покорится ему без труда. Жизнь доставляла ему удовольствие, трудно соответствовать требованиям такого отца. Оба чувствовали это: Елена — потому что не выдержала испытания в свете и перешагнула рубеж двадцатилетия незамужней, а Питеркин — потому что не решил, чем будет заниматься, в то время как его отец в этом возрасте уже делал первые успехи.
Я испытывала волнение в ожидании своей очереди, хотя, конечно, знала, что если мне не удастся с честью выдержать это испытание, мои родители не расстроятся и не будут рассматривать это как провал. Я была счастлива, что у меня такие понимающие родители.
Мне было почти восемнадцать, когда была намечена очередная поездка в Лондон и Эверсли. Это было в 1838 году, в конце мая, а мой день рождения был в начале сентября.
Мать сказала:
— Теперь, когда старый король умер и на престоле молодая королева, нам нужно подумать о твоем выходе в свет.
— Это повлечет за собой массу хлопот, — заметил отец.
— Амарилис устроила все для Елены, я думаю, и нам удастся.
— Это значит, что нужно будет провести какое-то время в Лондоне, а я хочу все устроить быстро. Я говорил вам, что получил очередное письмо от Грегори Доннелли?
— О, как там дела?
Грегори Доннелли был человеком, который присматривал за имением отца в Австралии. Его имя время от времени упоминалось в нашей семье.
— Он хочет купить мою землю, — сказал отец. — Может, и неплохая идея. В самом деле, бессмысленно сохранять ее за собой. Это всего лишь сентиментальное воспоминание о том, что я прибыл туда рабом, а сейчас я там землевладелец.
— Почему же не продать, если он хочет купить?
— Я думаю об этом, но, мне кажется, следует поехать туда и решить на месте.
— Ты тоже, конечно, поедешь?
— Конечно, — повторила она.
— Я тоже должна поехать, — добавила я.
— Конечно, и ты поедешь, и Джекко. Мы все поедем.
— Интересно, — спросила я вдруг, — увидим ли мы Дигори?
Воцарилось молчание, словно все вспоминали, кто такой Дигори. Потом отец сказал:
— Моя дорогая девочка, это все равно, что искать иголку в стоге сена. Люди в поисках подневольных рабочих съезжаются туда со всех сторон, он может быть в любом конце Австралии… в Виктории, в западной Австралии, даже в Кливленде. Это большая страна, ты ведь понимаешь.
— Бедный мальчик! — вздохнула мама. — Боюсь, что ему там несладко.
— Он, без всякого сомнения, уже обосновался там, сказал отец.
— Рано или поздно это должно было произойти.
Мы действительно собираемся предпринять путешествие?
— Ты столько раз обещал нам поездку, — напомнила я ему. — Но я не думала, что так скоро.
Когда приехали Хансоны, мы обсуждали предстоящую поездку с ними. Они очень заинтересовались.
— Если земля приносит доход, — сказал Рольф, — зачем ее продавать?
— Она слишком далеко, чтобы ее держать, — ответил отец. — Здешних владений для меня достаточно.
Хансоны много говорили о своих владениях, которые с каждым годом увеличивались. Мои отношения с Рольфом претерпевали изменения. Когда он приезжал в Кадор, я понимала, что это в основном из-за меня. Свой интерес к Дори Мэйнор он объяснял тем, что хочет стать владельцем обширных земельных владений, как мой отец.
Что до меня, я тоже много думала о Рольфе. Он до сих пор производил на меня совершенно особое впечатление. Он тоже с большим интересом относился ко мне, и мои родители смотрели на нас как на потенциальных жениха и невесту.
Поженимся ли мы? Теперь я была очень не уверена в своих чувствах к нему. С одной стороны, мысли об этом доставляли мне удовольствие, в то время как память о той ночи причиняла мне страдания. Конечно, он был мне небезразличен, мне нравилось находиться рядом с ним. Я боролась с воспоминаниями и отчаянно пыталась убедить себя, что произошла какая-то ошибка.
Однажды мы прогуливались верхом в лесу. Проезжая мимо сгоревшей хижины, мне очень захотелось поговорить с Рольфом о той ночи, но я не смогла заставить себя завести об этом речь. Я боялась, что он скажет: «Да, я был там. Я хотел посмотреть, как они поведут себя в такой ситуации и будут ли они похожи на своих предков». Тогда между нами было бы все кончено. Я, очевидно, предпочитала продолжать жить в неопределенности, чем услышать правду, которая раз и навсегда положила бы конец нашим отношениям.
Я была очень молода и неопытна в жизни. Дни казались такими скучными, когда он не приезжал.
— Когда же состоится предполагаемая поездка в Австралию? — спросила я у отца.
— О, это требует немалых приготовлений. Кроме того, я еще не уверен, поедем ли мы. Я хочу сначала кое-что обдумать.
Я сказала матери:
— Я думаю, что и на этот раз будет, как со всеми поездками, которые мы должны были совершить. Папа слишком любит Кадор, чтобы покинуть его надолго.
Она была готова согласиться со мной:
— Я попытаюсь убедить его продать землю Грегори Доннеллу и обрубить все связи с Австралией.
— Мне почему-то кажется, что он не желает делать этого. С Австралией связана значительная часть его жизни.
— Я не думаю, что нужно лелеять подобные воспоминания. В любом случае скоро мы поедем в Лондон и Эверсли. Я хочу повидать Амарилис, а ты прекрасно проведешь время с Еленой. Она тебя посвятит во все тонкости выхода в свет.
— Неужели так уж необходимо выйти в свет?
— Для молодой леди необходимо выйти на большую арену. У тебя, конечно же, будут вечера, балы и другие развлечения.
Я скорчила гримасу.
— Ну что ты, Аннора, тебе это понравится. Ты должна увидеть свет. Ты не можешь быть заперта навечно в Корнуолле, когда-нибудь ты же выйдешь замуж. Не такая уж плохая идея — узнать людей.
— Но это жестоко, Елена того же мнения: нарядиться, чтобы выставить свои прелести, как на представлении, а если ты не понравишься, все ужасно.
— Бедная Елена! — сказала мама. — Она славная девушка. Мне иногда кажется, что мужчины просто глупы: они проходят мимо девушек, которые могут стать прекрасными женами.
— Какое счастье, что дядя Питер не мой отец! Он слишком честолюбив… по отношению к себе и своим детям.
Лицо моей матери застыло, как обычно при упоминании его имени, и я уже была не рада, что заговорила о нем.
— Да, — сказала она. — Тебе повезло. Я всегда считала, что у меня лучший в мире отец, но тебе в этом отношении повезло так же, как и мне.
Я порывисто обняла ее:
— Я знаю, и поэтому мне так жаль Елену.
— Прежде всего он хочет, чтобы ты была счастлива. Тебе нравится Рольф?
— Почему ты спрашиваешь?
— Мне кажется, он к тебе неравнодушен?
Я почувствовала себя сконфуженно и промямлила:
— Да… конечно, он мне нравится.
— И только?
— О, он мне нравится… я думаю.
Она улыбнулась:
— Твоему отцу и мне он очень нравится.
Я не ответила, и она поменяла тему разговора.
В начале июня мы покинули Кадор. Джекко должен был присоединиться к нам позже, поэтому отец, мать и я путешествовали без него. Мы должны были провести несколько дней в Лондоне, прежде чем ехать в Эверсли. Обосновались мы в фамильном особняке на Альбемарл-стрит, а тетя Амарилис и Елена почти каждый день посещали нас.
В тот вечер они пригласили нас на ужин, и мы были рады принять это приглашение. Я подумала, что Елена выглядит счастливее, чем когда я увидела ее в последний раз, и мне стало интересно, что же произошло.
— Что случилось? — спросила я ее, как только мы остались вдвоем.
— Я… я встретила одного человека… Аннора, я никогда не встречала никого, кто был бы таким же милым и добрым. Именно это мне в нем нравится. Он не похож на других, он мягкий… и я думаю, что светский круг он любит не больше, чем я.
— Кто же он?
— Да, самое смешное во всем этом, что он довольно важная персона. Во всяком случае это относится к его семье. Он моложе меня на два года, Аннора, но он такой славный!
— Я уже слышала: ты сказала об этом. Расскажи мне наконец побольше об этом славном молодом человеке.
— Джон Милворд, лорд Джон Милворд. Ты слышала это имя?
— Признаюсь в собственном невежестве — Это очень важная фамилия… герцоги Кардингам. Только Джон, слава Богу, младший сын. То, что он заметил меня, совершенно удивительно. Мы встретились на балу. Я пыталась скрыться за какими-то растениями, но он подошел ко мне, и, немного поговорив, мы выяснили, что оба пытались сделать вид, что нас здесь нет. Это был первый случай, когда я действительно получила удовольствие от бала.
— Ты видела его после этого?
— О да. Если мы на каком-либо вечере оказывались одновременно, мы всегда находили друг друга.
— Это чудесно! А что говорит твой отец?
— Он не знает. Еще никто не знает.
— Я думаю, уже все заметили. Насколько я знаю, У этих мамаш с дочерьми на выданье соколиный взгляд.
— Я не думаю, что из этого что-то получится.
— Но почему бы и нет?
— Он очень молод.
— Твой отец не будет возражать?
— О нет, он будет доволен. Милворды — одна из старейших фамилий в стране.
— Но к нашей семье невозможно относиться свысока.
— Отец — торговец, хотя известно, что Милворды обеднели, а мой отец богат.
— Допустите женитьбу по расчету, и последствия не заставят себя долго ждать.
— О, Аннора, здесь совсем другое дело.
— Я знаю и очень надеюсь, что все устроится. Как здорово! Я буду с нетерпением ждать поездки в родовое имение, где ты станешь леди Милворд. Представляешь?
— Я так рада, что он всего лишь младший сын.
— Я думаю, это чудесно, Елена!
Я ни словом не обмолвилась о том, что мне сказала Елена, даже матери. Я горячо надеялась, что у нее все будет хорошо. Она казалась теперь совсем другим человеком.
В тот раз был действительно прекрасный вечер, хотя его устроили только для членов семьи. Приготовили разные увеселения, вечер проходил в великолепной столовой, без особых церемоний Тетя Амарилис сказала, что нам повезло, потому что дядя Питер смог присоединиться к нам и, возможно, именно его присутствие придало особое оживление.
— У Питера столько работы, что он редко бывает дома, — объяснила тетя Амарилис. — Всегда какие-то важные комиссии, особенно сейчас, когда он так занят в парламенте.
Она говорила о нем тоном почитания. Я подумала, что, должно быть, жить с таким человеком не слишком хорошо, хотя тетя Амарилис была, словно служитель в его храме.
Дядя Питер сказал, что очень рад видеть нас в городе.
— Мы разведываем обстановку, — ответил ему отец. — Нам нужно уже думать о выходе в свет Анноры.
— Уже поздно, я думаю, — сказала мама. — Скоро ей будет восемнадцать.
— Все сейчас запаздывают из-за недавних событий, — отозвалась тетя Амарилис. — Двор был в замешательстве: король долго болел, старая королева — тоже, но сейчас на троне — молодая королева, и, без всякого сомнения, нас ждут перемены.
— Вы уже видели ее? — с интересом спросила я.
— Мы были при дворе на ужине, — ответил дядя Питер.
— Какая она?
— Замечательная, — сказала тетя Амарилис. Она обернулась к Елене и Питеркину. — Вы ведь видели ее, когда она ехала в своей карете?
— Она очень молода и уверена в себе, — сказала Елена.
— Я думаю, ей необходимо быть уверенной в себе, — добавил Питеркин.
— Она действительно кажется полной уверенности, — сказал дядя Питер. Я думаю, это прекрасно, что в стране есть молодая королева, которой народ может искренне выражать свою любовь, — все устали от трясущихся стариков!
— Питер! — вскричала тетя Амарилис с показным ужасом, в котором таилось удовольствие.
— Это правда, моя дорогая! Георг под конец был совсем дряхлым стариком, а Вильгельм строил из себя дурака! — Он поднял брови:
— Долгие леты Виктории! Храни Бог королеву!
Все выпили за это.
— Вы будете на коронации? — спросила тетя Амарилис.
— О, приезжайте! — воскликнул дядя Питер. — Это историческое событие!
— Мы должны наведаться в Эверсли.
— Джонатан там справляется прекрасно.
— А было время, — сказала моя мама, глядя на дядю Питера, — когда ты думал, что он не сможет справиться с делами имения.
Он странно посмотрел на нее, словно они вспомнили что-то, чего не знали другие:
— Это была одна из моих ошибок, которые я совершаю редко.
— Коронационные празднования будут увлекательны, — сказала тетя Амарилис.
— Несколько официальных балов, приемов у короля и концерт, — добавил дядя Питер.
Тетя Амарилис с гордостью посмотрела на мужа, а Потом на детей:
— Ваш отец может пойти на любое из этих празднеств по своему желанию!
Дядя Питер взглянул на свою жену с любовью и, наверное, подумал: «Она — великолепная жена, одна из тех, которые считают, что их мужья всегда правы, смеются их шуткам и любят их, какими бы они ни были. Совершенных жен не так уж много». Это было характерно для дяди Питера, что именно ему должна была достаться такая редкая женщина. Мои родители любили друг друга, но между ними часто возникали разногласия. То же самое было с моими бабушкой и дедушкой; Тамариск и Джонатан не могли жить без бурь. Однако, только тетя Амарилис, с точки зрения ее мужа, могла быть совершенной женой.
— Моя дорогая, — сказал он с удовольствием, ибо кому не доставляет удовольствие такое откровенное восхищение, — я должен подождать, чтобы узнать, потребуется ли мое присутствие, но думаю, мы побываем на одном из балов.
Он посмотрел на меня:
— Боюсь, моя дорогая Аннора, что мы не сможем взять тебя с собой, поскольку ты еще не выезжаешь в свет.
— Я и не надеялась пойти, — ответила я ему. — Да и будем ли мы в Лондоне?
Отец помедлил с ответом, потом сказал:
— Я бы не хотел задерживаться здесь. Я думаю о поездке в Австралию, а дома меня ждет слишком много дел, с которыми я должен разобраться до отъезда.
— В Австралию! — воскликнул дядя Питер. — Как интересно! — И добавил с улыбкой:
— Воспоминания молодости, да?
— Точно, у меня же там земля.
— А у Питера новый великолепный проект, не так ли? — сказала тетя Амарилис.
Он посмотрел на нее с притворным раздражением, но я знала, что за этим опять кроется удовольствие, потому что все сейчас должны были услышать об очередном его достижении.
— Дорогая, — сказал он с упреком, — вряд ли им. будет это интересно.
— Напротив, нам очень интересно, — настаивал отец. — Что это за новый проект? Нам, провинциалам, хотелось бы услышать о последних достижениях правительства. Речь идет о ближайших выборах?
— Не о ближайшем будущем. Виги[1] теперь небезопасны, ты знаешь. Лорд Мельбурн, конечно, в прекрасных отношениях с королевой…
— Да, — сказала мать, — даже в провинции мы знаем, какие между ними хорошие отношения.
— Это значит, — продолжал дядя Питер, — что виги при помощи одного человека держат королеву в своих руках, но долго так продолжаться не будет.
— Ты имеешь в виду, что тори не потерпят? Так какой же дьявольский план вы измыслили, чтобы «подсидеть» своих врагов? — спросил отец.
— Никаких неконституционных мер! Все произойдет само собой.
— И когда у власти окажется правительство сэра Роберта Пила… вставила тетя Амарилис, с гордостью глядя на своего мужа.
— Пост в правительстве? — спросил отец, — Отлично, мы все надеемся на тебя, Питер, но мы уклонились от темы. Каково же твое последнее достижение? Ты только что собирался нам рассказать.
— Мы все внимание, — проронила мама, холодно взглянув на дядю Питера.
— Хорошо, — начал дядя Питер с деланым сопротивлением, — но еще ничего не ясно. Должна быть создана специальная комиссия. В столице много пороков. Наркотики…
Он взглянул на меня и помедлил. Вероятно, он думал о том, что я молода и не стоит в моем присутствии обсуждать неприятные реалии.
— Порочное управление… — продолжал он. — Председательское кресло в этой комиссии должен будет занять один из политических деятелей.
— Ты? — произнесла мама бесцветным голосом.
Он улыбнулся ей, и я заметила, что между ними словно проскочила искра взаимопонимания. Казалось, его это забавляет.
— Речь идет о целой группе политиков, но я думаю, что это вопрос выбора между мной и Джозефом Крессуэлом.
— Питер говорит, что, если бы он добился этого места, ему бы открылись большие возможности, — сказала тетя Амарилис. — Как ты думаешь, Питер? Министерство внутренних дел?
— Только когда потеряют силу виги лорда Мельбурна а тори Пила окажутся наверху, — сказал отец.
— Да, сначала должно произойти это, — согласился Питер. — Но это произойдет рано или поздно.
— Значит, действительно, — добавил отец, — это вопрос выбора между тобой и Крессуэлом?
— Я думаю, об этом можно говорить вполне определенно.
— Но, в самом деле, они же не будут так безумны, чтобы отдать этот пост Джозефу Крессуэлу! — горячо сказала тетя Амарилис.
— Не все обладают твоей рассудительностью, дорогая, — сказал дядя Питер, опять посмотрев на нее с глубоким чувством.
Отец продолжал:
— Крессуэл, конечно, хорошо известная личность.
Его комиссия по каналам работала успешно, он очень способный. Осмелюсь предположить, что в министерстве лорда Мельбурна он будет претендовать на очень высокий пост.
— Конечно, это так, но только в том случае, если он получит этот пост и проявит себя с лучшей стороны.
— Но ведь этого не произойдет, не так ли? — спросил отец. — Пост достанется тебе?
Дядя Питер пожал плечами:
— За Крессуэлом стоит лорд Мельбурн, а он все больше набирает силу. Он определенно обладает влиянием на королеву, и это делает его очень ценным для его партии.
— Но, как ты говоришь, земля под ним все-таки шатается?
— Я думаю, что это выяснится еще до ухода нынешнего правительства.
— Это выглядит как пожелание удачи противнику.
— Не называй так Крессуэла: вне министерства мы добрые друзья. Он сильный политический деятель, хотя, конечно, и на противной стороне. Я уважаю и восхищаюсь Крессуэлом. — Дядя Питер рассмеялся:
— Он не только человек, достойный восхищения, он еще и хорошего происхождения, а Мельбурн со своими мемуарами нуждается в таком окружении. Мы наносим друг другу визиты время от времени, и у него очень приятная семья, не так ли, дорогая?
— О, они очаровательны! — воскликнула тетя Амарилис. — Я их всех очень люблю. Молодой Джо очень славный… и эта девушка, Френсис.
— Да, и занятая очень благородным делом, — сказал дядя Питер. — Как видите, у меня великолепный соперник.
Через некоторое время мы оставили мужчин за портвейном и отправились с тетей Амарилис в гостиную.
— Как бы я хотела, чтобы вы подольше побыли в Лондоне! — сказала тетя Амарилис.
— Это было бы неплохо, — согласилась мама, — но мы должны еще съездить в Эверсли.
— Теперь, когда больше нет твоих родителей, тебе, наверное, грустно ездить туда, Джессика?
Мама кивнула:
— Там уже никогда не будет так, как раньше, но, я думаю, Клодина всегда рада нас видеть да и Джонатан с Тамариск.
— У этих двоих все прекрасно. Мама еще иногда приезжает к нам, но отец не любит покидать Эверсли.
— О, Амарилис, как все изменилось!
— Жизнь, конечно, меняется, но мы так счастливы, Джессика, в своем замужестве! Ты и Джейк, я и Питер.
Я так надеюсь, что нашим детям тоже повезет. Я так хочу, чтобы Питеркин нашел себе дело по душе. Елена, почему бы тебе не уговорить Аннору остаться у нас, пока ее родители будут в Эверсли?
Лицо Елены осветилось:
— О, это было бы славно!
Она умоляюще посмотрела на мою мать и потом повернулась ко мне:
— Ты бы хотела остаться, Аннора?
— Да, — ответила я, — я бы очень хотела посмотреть коронационные торжества.
— Не вижу препятствий, — сказала мать. — В конце концов, тебе это доставит больше удовольствия.
— Мы за ней присмотрим, не так ли, Елена? — сказала тетя Амарилис.
— Это было бы чудесно, — ответила Елена.
На следующий день было решено, что я буду жить в этом доме до возвращения родителей из Эверсли.
Впервые я встретила Джона Милворда в парке.
Мои родители отправились в Эверсли, и я наслаждалась общением с кузенами. Вне дома Питеркин, казалось, становился совершенно другим человеком, более раскованным Я подумала, что это еще одно доказательство того, какая пытка жить в тени такого преуспевающего отца Я делила спальню с Еленой, что было большой радостью для нас обеих, потому что, прежде чем заснуть, мы обычно еще долго поверяли друг другу свои тайны. Я очень много узнала о ней: она считала себя скучной и глупой, потому что уроки давались ей с трудом, а выход в свет и открытие того, что она непривлекательна для мужчин, стали для нее настоящим ударом.
Но теперь все изменилось: в ее жизнь вошел Джон Милворд.
Иногда к нам с Еленой присоединялся Питеркин, и мы ходили гулять вместе. Наш любимый маршрут лежал в парк, который казался мне источником неистощимого удовольствия. Нам нравилось ходить пешком, и мы обычно гуляли по Сент-Джеймс-Парку и Грин-Парку, выходя затем к Гайд-Парку и Кенсингтон-Гардену. Оттуда мы шли по Серпантин-стрит и стояли на углу Раунд-понд, глядя снаружи на Кенсингтонский дворец, где провела свое детство королева. Сейчас она жила в Бэкингемском дворце, и я надеялась, что нам удастся поймать ее взгляд из кареты, когда она будет проезжать мимо. Казалось, все тогда были довольны, что на престоле такая молодая королева.
Мы только что вошли в Гайд-Парк, и Питеркин указал мне на Апсли-хаус, дом герцога Веллингтона.
— И, — продолжал он, — в качестве компенсации за то, что ты не сможешь его увидеть и засвидетельствовать свое почтение, здесь есть огромная статуя Ахилла, возведенная в честь герцога.
Массивная фигура Ахилла, которая должна была символизировать мощь и величие мужского тела, олицетворяла также силу великого герцога.
Я прочитала надпись, которая гласила, что статуя посвящена Артуру Уэлсли, герцогу Веллингтону, и его храбрым товарищам по оружию. Она была отлита из пушки, которая использовалась в самых знаменитых сражениях герцога, включая Ватерлоо, и была создана на пожертвования женщин Англии, чтобы воздать должное воинской доблести.
— Вокруг нее было много споров, — сказал Питеркин. — Некоторые считают ее вульгарной, другие же говорят, что это работа гения.
— Не так ли всегда бывает с произведениями искусства? — сказала я. Большинство из них подвергаются критике, а когда они объявляются произведениями гения, каждый соглашается, как будто другого мнения никогда и не бывало.
— Когда я смотрю на нее, я думаю о том, чтобы пойти в армию, — сказал Питеркин.
Елена заметила:
— Несколько дней назад ты думал о парламенте.
Питеркин недовольно поморщился:
— Идти по стопам отца? Каждый скажет: «Он не то, что его отец!»
— Может быть, ты будешь лучше, — предположила я.
— Это невозможно!
Как раз в этот момент прогуливающейся походкой к нам подошли два молодых человека, и, прежде чем нас представили, я уже поняла по выражению лица Елены, что один из них был Джон Милворд.
— Какая неожиданная встреча! — сказал он, но по тому, как он смотрел на Елену, я поняла, что их появление было совсем не случайно, к тому же я вспомнила, что именно Елена настаивала на том, чтобы я посмотрела статую Ахилла, и по ее желанию мы так долго здесь пробыли.
— Аннора, — сказала она, — это лорд Джон Милворд.
Он склонился к моей руке. Да, в нем было что-то очень приятное, но что поразило меня больше всего, так это его молодость. Он выглядел еще моложе Питеркина, а тот был на два года моложе Елены. Мне он показался несколько хрупким, но у него были огромные карие глаза и доброе лицо. Возможно, я слишком долго смотрела на Ахилла? Он улыбался Елене, и я подумала: «Он действительно влюблен в нее».
Я была представлена другому молодому человеку, и, как только я услышала его имя, я вспомнила: Джо Крессуэл. Это значило, что он был сыном того человека, которого мой отец в шутку назвал противником дяди Питера.
Питеркин объяснил, что мы гуляли по парку, чтобы показать кузине Анноре некоторые достопримечательности. Джо Крессуэл заинтересовался, и я сказала ему, что приехала из Корнуолла. Мы немного поговорили о тех местах, о которых он знал не слишком много.
Мы шли впереди с Питеркином и Джо Крессуэлом, Елена и Джон Милворд сзади. Мы прогуливались, и Питеркин объяснял мне, что это место было когда-то названо Рингом и собирало модных щеголей, которые демонстрировали свои блестящие туалеты.
Джо Крессуэл сказал:
— Я должен тебе что-то сказать, Питеркин: я собираюсь выставить свою кандидатуру на ближайших следующего года еще долго. Я надеюсь, вы еще не скоро уедете в Корнуолл?
— Думаю, что пробуду здесь еще две недели.
Он улыбнулся с удовлетворением:
— Тогда, я надеюсь снова увидеть вас… скоро.
Елена и Джон Милворд вернулись, и мы решили, что пора нам возвращаться.
Это было замечательное утро. Елена была наверху блаженства, и я вынуждена была признать, что и мне доставила удовольствие неожиданная встреча с Джо Крессуэлом, сыном второго кандидата на высокую должность.
Этот вечер был одним из немногих, когда дядя Питер ужинал с нами. Во время ужина была упомянута встреча в парке.
Дядя Питер подмигнул нам:
— Не кажется ли тебе, что Джо очень приятный молодой человек, Аннора?
— Да, дядя. Мне он показался очень интересным.
Он повернулся к тете Амарилис:
— Нам нужно позвать Крессуэлов на ужин.
— До того… как все станет ясно?
— Думаю, очень скоро, дорогая. Я не хочу, чтобы люди думали, что между нами существует какая-то неприязнь только потому, что его шансы выше. Мы же, в самом деле, прекрасные друзья, но политика требует своего. Вы злейшие противники в коридорах министерства, но как только вы его покидаете, вся враждебность испаряется. Да, давай пригласим их на ужин в ближайшее время, Крессуэла и его жену.
Он взглянул на меня:
— А ты можешь пригласить молодого Джо.
Через три дня они пришли. Это был очень приятный вечер. Мистер и миссис Крессуэл мне очень понравились. Он был достаточно серьезный, даже педантичный, а она — полная противоположность своему мужу: милая, добрая, очень домашняя и заботливая.
Тем не менее, казалось, они идеально подходят друг другу. Мне было приятно встретить Джо снова. За ужином мы с ним сидели рядом, чтобы мы могли поговорить побольше, и я много узнала о его стремлениях пойти по стопам отца.
Дядя Питер благосклонно смотрел на нас, как будто ему было очень приятно, что мы находим общий язык.
Потом мы развлекались музицированием. Елена пела, я сыграла несколько пьес на пианино, Джо переворачивал для меня ноты.
Я думала, как здорово, что дядя Питер и мистер Крессуэл, несмотря на оспаривание важного поста, так дружны между собой, в их отношениях не было и тени неприязни и вражды.
Потом заговорили о поместье Крессуэлов в Суррее.
Миссис Крессуэл сказала, что иногда там собирается молодежь. У Крессуэлов была большая семья — три дочери и три сына, Джо был младшим.
Миссис Крессуэл, должно быть, заметила, что мы с Джо находим общий язык, потому что сказала:
— Вы должны посетить нас, мисс Кадорсон, до отъезда в Корнуолл.
— Это будет, вероятно, скоро, — сказала тетя Амарилис. — Сэр Джейк человек, который принимает мгновенные решения. Он вполне может приехать на следующей неделе и объявить, что все должны вернуться в Корнуолл, чтобы подготовиться к поездке в Австралию.
— Австралия, — повторил Джо. — Это интересно.
— У моего отца есть там довольно обширные земли.
Он жил там когда-то, много лет назад.
Тетя Амарилис посмотрела на меня с беспокойством, а дядя Питер явно наслаждался ситуацией.
— Хорошо, тогда мы назначим поездку на ближайшее время, — сказала миссис Крессуэл. — Как насчет этого воскресенья?
Я посмотрела на тетю Амарилис.
— Почему бы и нет? — сказала она. — Если ты хочешь, Аннора.
— Конечно, — продолжила миссис Крессуэл. — Елена и Питеркин будут сопровождать вас.
Так все устроилось.
Я видела Джо достаточно часто, даже до поездки.
Он мне нравился, но я не могла не вспоминать о Рольфе. Я сравнивала их: несмотря на то, что Джо был очень славным, он не выдерживал сравнения.
Думаю, все это оттого, что Рольф до сих пор остался моим идеалом. В нем была какая-то сила, которая, как мне кажется, должна быть главным в мужчине. Такая сила была у моего отца, ею в большей степени обладал и мой дедушка, даже в преклонном возрасте Джо ее не доставало, он казался уязвимым О них любой мог подумать, что они совладают с обстоятельствами, что бы ни случилось. Правдой было и то, что Джо казался мальчишкой. Для меня не было никакого сомнения, что, несмотря на страхи, которые родились во мне в ту ужасную ночь, я испытываю глубокое чувство к Рольфу.
Джо интересовался мной. Во всяком случае так думала Елена, а также, я полагаю, дядя Питер и тетя Амарилис. Тете Амарилис нравилось, когда молодые люди счастливы вместе, особенно если они подходят друг другу, по мнению родителей.
Так наступило это воскресенье, которое оказалось для меня одним из самых приятных за долгое время.
Имение Крессуэлов находилось в Суррее, среди зеленых полей, которые так отличаются от Корнуолла, с его диким ландшафтом. Здесь поля выглядели так, словно были недавно скошены, а деревья пострижены, и на них не обрушивались весенние льды, как на наши.
Во всем здесь ощущалось процветание. За время пути мы проехали несколько небольших деревень, со старыми церквушками и богадельнями, и во всем была видна заботливая рука хозяина. В наших корнуоллских деревнях нечего было и думать о благосостоянии и хорошей планировке.
Рольф однажды сказал, что существует разница между англосаксонской дисциплиной и кельтской беспорядочностью.
Дом Крессуэлов был большой, а комнаты удобные.
В огромной гостиной, французские окна которой выходили на зеленую лужайку, везде лежали книги, даже на полу. Там был большой камин и перед ним — длинная скамеечка для ног. Входя сюда, каждый чувствовал облегчение, потому что понимал, что здесь можно чувствовать себя как дома.
Миссис Крессуэл вышла нас приветствовать. Она тепло обняла нас и сказала, что очень рада нашему приезду Она сообщила, что приехала Френсис, чего она не ожидала, и спросила, не возражаю ли я против того, чтобы разделить комнату с Еленой.
— Милая Френсис! — воскликнула она. — Она всегда так занята. Так приятно видеть ее здесь.
Меня представили присутствующим членам семьи.
Две дочери Крессуэлов были замужем — одна жила в Суссексе, другая — на севере Англии. Флора, что жила на севере Англии, приехала с двумя славными детьми.
Она была очаровательной молодой женщиной. Брат Джо, доктор, практиковал недалеко отсюда, и он заехал с женой только на ужин. Более всего меня интересовала встреча с Френсис Крессуэл Она была очень серьезна, и уже в эту первую нашу встречу мне стало ясно, что у нее есть цель в жизни.
Она, как и Джо, придерживалась взглядов отца на жизнь.
— Это моя сестра Френсис, — представил ее Джо с гордостью.
— Очень рада познакомиться, — ответила я.
— И я, — ответила она. — Джо мне много говорил о вас.
К нам присоединился Питеркин:
— Френсис занимается благородным делом. Френсис, ты просто чудо!
Джо. Он, правда, играет не так хорошо, но постарается. Потанцуйте с Джо.
Мистер и миссис Крессуэл присели, пока молодежь танцевала. Я часто вспоминала потом, как они, смеясь и притоптывая ногами в такт музыке, смотрели на свое семейство и гостей с удовлетворением.
Когда все разошлись спать, Елена и я долго лежали без сна, вспоминая этот вечер.
— Правда, было славно? — спросила Елена.
— Правда, — согласилась я. — Особенно для тебя, когда прибыл твой обожаемый воздыхатель.
— Это все миссис Крессуэл. Она пригласила его специально для меня.
— Она замечательная женщина!
— Мистер Крессуэл совсем другой, но очень милый.
— Он очень хороший человек и достоин своей семьи.
В конце концов, мы сами создаем свое счастье, не так ли?
— Иногда вмешиваются другие.
— Это наше дело, — сказала я.
Так ли? Я подумала о. Елене, как появился у нее Джон Милворд. Для нее то было чистой случайностью.
Если бы он не появился в ее жизни, она всегда оставалась бы робкой, скромной, считающей себя непривлекательной, так что и другие уже начали считать так же.
Но я слишком устала, чтобы долго думать об этой проблеме, и незаметно соскользнула в сон.
Утром все отправились в церковь. Мы сидели на скамейках семьи Крессуэлов, заполнив их до отказа.
Церковь тринадцатого века, с мемориальной надписью на стене, которая гласила, что здесь молились все поколения семьи Крессуэлов.
После службы я сказала, что мне хочется посмотреть местное кладбище. Кладбища всегда интересовали меня: мне нравилось читать надписи на надгробиях и представлять себе, какими были эти люди при жизни: старики, молодые, вырванные из жизни в юности, и дети. Мне нравилось быть одной, чтобы впитывать тишину кладбища и спокойствие воздуха. Казалось, это возвращает прошлое, и я чувствовала себя живущей много столетий назад.
Я бродила неподалеку от всех и, обходя здание, столкнулась лицом к лицу с викарием, который только что вышел из боковой двери. На нем еще была одежда священника.
Он улыбнулся мне:
— Вы здесь с Крессуэлами, я полагаю?
— Да, — ответила я, — Я осматривала кладбище.
Надписи на могильных камнях возбуждают мое воображение.
Он кивнул.
— У Крессуэлов часто бывают гости. Очень приятно их всех видеть в церкви. Мы здесь очень многим обязаны мистеру Крессуэлу.
— Они известны здесь на протяжении многих поколений.
— Здесь всегда жили Крессуэлы, в течение четырехсот лет, я думаю. Они всегда отличались добротой к людям, но теперешний мистер Крессуэл превзошел всех, по моему мнению. Мы им гордимся. Он — растущий политик. Здесь все скажут вам, что он должен быть премьер-министром. Очень многие считают, что он сможет сделать больше, чем лорд Мельбурн.
— Я вижу, у него здесь много сторонников.
— И это произойдет. Он получит почести, которых заслуживает: на очереди — должность председателя комиссии. Когда он ее получит, для него откроются большие возможности. Очень важно, чтобы нами правили порядочные люди. Мы хотим, чтобы наши кормчие были умными, проницательными и обладали высокими моральными качествами. К несчастью, многим не хватает последнего.
— Вы совершенно правы.
— Ну, мне пора. Моя жена побилась об заклад, что я обязательно по дороге прочту проповедь. Было очень приятно побеседовать с вами. Надеюсь, вы хорошо проведете оставшееся время в наших местах.
Я услышала, что меня зовет Джо, и пошла в церковь. Потом все вернулись домой.
За обедом много говорили и долго сидели за столом, не в силах оторваться от беседы. В середине дня мы отправились на прогулку — Джо, я, Питеркин, Елена и Джон Милворд. Мне нравилось видеть Елену такой счастливой: она была очень разговорчива и даже пыталась острить. Как меняет людей любовь!
Вечер был похож на предыдущий, за исключением танцев. Джо и я играли дуэты, а вся компания исполняла печальные и смешные гимны и баллады.
Когда мы шли к себе, Елена сияла Она не сказала ни слова, пока мы не легли в постели. Потом она прошептала:
— Аннора, ты не спишь?
— Нет, сплю.
Она рассмеялась этому как веселой шутке.
— Иди сюда, — сказала я, — и расскажи мне все.
— Ты догадалась?
— Я догадалась, что что-то произошло. Ты выглядишь так, как будто только что поцеловала лягушку, которая превратилась в принца.
— Он просил моей руки, Аннора!
Я выскочила из кровати и, прыгнув к Елене, стала ее обнимать.
— О, Елена, я так рада!
— Это случилось во время сегодняшней прогулки.
Он предложил мне выйти за него замуж! Я не могу в это поверить.
— Зато любой другой поверит. Стоит только увидеть вас вместе, чтобы сразу стало ясно, куда дует ветер.
— Это так очевидно?
— Это ясно, как белый день!
Я поцеловала ее и вернулась в свою постель.
— Знает ли его семья?
— Нет еще, и мы собираемся подождать.
— Он боится, что они не согласятся?
— Джон не думает, что возникнут проблемы, но это такая гордая семья… один из самых старых родов.
Конечно, они не богаты…
— Твой отец будет доволен.
— Я тоже так думаю: здесь не будет никаких проблем. Отец мечтает о подобном еще со времен моего первого выхода в свет. Он потратил много денег на мое представление, и, кажется, не совсем напрасно.
— Ты говоришь об этом как о сделке.
— Таков и есть выход в свет., в каком-то смысле.
Но когда люди влюбляются…
— Да, это другое дело, сделки существуют только для их родителей. Говорил ли тебе отец, что он разочарован твоим представлением?
— Нет, но я догадалась. Я почувствовала, что он презирает меня.
— Да, теперь придется ему переменить мнение.
Великий Милворд, а?
— Младший сын, — сказала Елена с усмешкой и горячо добавила.
— Слава Богу!
— Все будет в порядке. С наследником рода было бы по-другому, но младший волен влюбляться — О, Аннора, разве это не чудесно? Но пока ни слова никому. Ты не скажешь, правда?
— Можешь на меня положиться, но скоро это выйдет наружу. Мое чутье никогда меня не обманывает.
— О, Аннора, я так рада, что ты осталась с нами.
Я надеюсь, ты еще не уедешь?
— Я тоже надеюсь, — заверила я ее.
Еще некоторое время мы не спали, продолжая болтать. Мне было жаль, что надо уезжать на следующее утро.
О предложении Елене больше не было сказано ни слова. Джон Милворд, очевидно, выжидал подходящего момента, чтобы поговорить со своим отцом. Я всегда чувствовала, что он робкий человек.
Мне было интересно, догадалась ли тетя Амарилис.
Возможно, нет, потому что повсюду царило всеобщее оживление по поводу коронации королевы.
Улицы заполнились народом со всей страны. За несколько дней до события люди устраивались на ночь прямо на тротуарах, таким сильным оказалось желание увидеть процессию.
Дядя Питер участвовал в работе нескольких комитетов, и мы почти не видели его в эти дни.
Городской дом Крессуэлов находился на Сент-Джеймс-стрит, по которой должна была проходите процессия. Меня, Елену и Питеркина пригласили присоединиться к их семье, чтобы наблюдать за происходящим из окон.
Какое это было впечатляющее зрелище! Колокола звонили во всем Лондоне. Я была глубоко взволнована при виде процессии. Много иностранных гостей прибыло, чтобы принять в ней участие, и особенно выделялись немецкие родственники королевы. Странно, но маршал Солт, наш недавний враг, представлял Францию. Меня удивило, как его приветствовала многоголосая толпа. Но самый волнующий момент настал, когда мы увидели королеву, казавшуюся такой юной в облачении из ярко-красного бархата и золотых кружев, с алмазной диадемой на голове. Я не видела ее возвращения из аббатства, но могла представить себе, как она ехала по улицам к Бэкингемскому дворцу в полном облачении, со скипетром и державой в руках.
Это был день великого ликования. Я радовалась, что осталась в Лондоне по такому случаю, но мне было жаль, что мои родители его не видели. После их возвращения нам предстоит отправиться в Корнуолл, а этого мне совсем не хотелось, потому что меня заняли дела Елены. Я хотела присутствовать на официальной церемонии предложения руки, и, кроме того, меня интересовала семья Крессуэлов, особенно Джо.
Дружба между нами крепла.
Елена была очень возбуждена, потому что собиралась на один из официальных балов, которые давались в честь коронации.
— Мне жаль, что ты не можешь пойти, Аннора, — сказала она.
Я улыбнулась: «Совсем недавно она поздравляла бы меня с этим обстоятельством».
Она надела новое бледно-розовое платье, и никогда раньше она не казалась мне такой милой: не столько бледно-розовый цвет был ей к лицу, сколько счастье.
Я знала, что Джон Милворд будет на этом балу. Я надеялась, что он скоро поговорит со своим отцом, долгое ожидание начало казаться мне угрожающим. Я думала, что все зависит от того, как много денег им нужно, и достаточно ли богат отец Елены, чтобы устроить торжества, которые удовлетворили бы их тщеславие.
Вместе с сестрой Френсис пришел Джо. Я обрадовалась.
— Я думала, что вы будете на балу, — сказала я Джо.
— Мои родители там, они представляют семью.
Френсис сказала, что для балов у нее нет времени.
Она приехала, чтобы добиться согласия владельцев заводов повысить зарплату своим рабочим.
— Я подумала, что во время эйфории по поводу коронации они будут в более великодушном настроении.
— И что они? — спросил Джо.
— Отказ! Мне, вероятно, придется прибегнуть к решительным действиям: обратиться к прессе или еще что-нибудь.
— Вы видите, что моя сестра — довольно воинственная леди? — сказал мне Джо.
— Вы навестите нас, не так ли? — спросила она меня.
— Я собираюсь пригласить Аннору на следующей неделе, — сказал ей Джо.
— Хорошо, пригласи и Питеркина. Он проявляет неподдельный интерес. Это славный дом, не так ли?
Там такие большие комнаты, как раз то, что мне нужно.
Только очень тесно. Если бы у меня был еще один дом…
— Как насчет денег? — спросил Джо.
— Отец очень щедр. Я хочу поговорить с ним о том, чтобы некоторые члены парламента оказали нам поддержку. Многие из них декларируют свою озабоченность положением бедных, но их сочувствие обычно не заходит настолько далеко, чтобы потревожить их кошельки.
— Я надеюсь, ваш отец получит поддержку, — сказала я.
— Мы не смогли бы много добиться без его помощи. Сколько комнат в этом доме?
— Хочешь осмотреть?
— Мне бы очень хотелось, — сказала Френсис. — Что бы я из него сделала!
Так я показала им дом. Мы дошли до самого верха.
Осталась последняя комната, к которой вела небольшая лестница.
— Что там, наверху? — спросила Френсис.
— Кабинет дяди. Он вне досягаемости, никому не позволяется входить туда, кроме тети Амарилис, которая убирает комнату.
— Она сама убирает ее?
— Да, дядя не хочет впускать туда больше никого.
Он говорит, что слуги портят вещи. Исключение делается только для тети Амарилис, она убирает там два раза в неделю.
— Как это странно. Там, наверное, хранится что-то важное?
— О, только его архивы и документы, но комната всегда заперта. А там мансарды для слуг.
Мы спустились вниз и скоро заговорили о коронации и о том, какое оживление внесла новая королева в жизнь страны.
Я еще не спала, когда Елена вернулась с бала. Я села на кровати и посмотрела на нее. Она вся светилась от счастья.
— Все прошло чудесно! Герцог и герцогиня были там, и они приняли меня очень любезно. Папа и мама говорили с ними, они все довольны. Все в порядке, Аннора! Все устроилось. Джон официально просил моей руки. Об этом будет объявлено в газетах через день-два. Я думаю, венчание состоится, как только будут завершены все приготовления. Аннора, ты должна остаться на венчание.
— Как удивительно! Просто сказка!
— Гадкий утенок, который превращается в лебедя.
— Нет, принцесса, которая не знает, как она красива, пока не появляется принц и не говорит ей об этом.
— О, Аннора, ты говоришь такие чудесные вещи.
Я рада, что ты здесь, ты принесла мне счастье!
— Какая ерунда! Ты сама его добилась. Теперь вам с Джоном только «жить-поживать и добра наживать».
— Я не хочу спать! Мне хочется только лежать и думать об одном.
Мне тоже не удалось уснуть. Я лежала и слушала, как она рассказывает о прибытии на бал, о благосклонном приеме со стороны герцога и герцогини, и каждый выражал уверение, что это самая замечательная пара, которую он когда-либо видел.
Мне не удалось увидеть миссию Френсис Крессуэл, потому что неожиданный удар обрушился на нас.
Это произошло спустя два дня после бала, посвященного коронации. Когда я спустилась к завтраку, то увидела тетю Амарилис и Питеркина, которые были поглощены чтением утренних газет.
— Интересно, кто это может быть? — говорила тетя.
— Сказано, «видный и уважаемый политический деятель».
— Думаю, его имя скоро станет известно?
— Они держат это в тайне, чтобы возбудить у публики интерес. А что думает папа?
— Вряд ли он что-то может знать о таком человеке.
— О ком идет речь? — спросила я.
Питеркин, который как раз в это время брал для себя что-то с сервировочного столика, ответил:
— Настоящий скандал! Кто-то попал в переделку.
Что ты будешь есть, Аннора? Ветчина очень вкусная.
Газеты полны подробностей. Прошлой ночью этого человека поймали с женщиной очень сомнительной репутации. В ее комнате разразился скандал, а другой… заявивший, что является ее мужем, стал разбираться с ним. Вызвали полицию и всех арестовали.
— Ненавижу такие вещи, — сказала тетя Амарилис. — Такая грязь!
— Невидимая для других сторона жизни время от времени дает о себе знать, — сказал Питеркин. — Между прочим, Аннора, тебя устраивает пятница, чтобы посетить миссию Френсис?
В этот же день газеты сообщили имя человека, о котором уже говорили все.
Я услышала выкрики мальчишки-газетчика на улице и сбежала вниз, чтобы узнать новость. Один из слуг уже нес газету, и у него были такие глаза, как будто они готовы выскочить из орбит.
— Кто это? — крикнула я.
— Они назвали его, мисс. Это невероятно… но это мистер Джозеф Крессуэл.
Я не могла поверить своим ушам. Такое не могло быть правдой, здесь какая-то ошибка.
Тетя Амарилис была совершенно расстроена. Она все время твердила:
— Это опечатка. Они написали не то имя. Только не этот милый, добрый, умный мистер Крессуэл. Должно быть, какой-то другой Крессуэл.
Мы все были убеждены, что произошла какая-то ошибка, и ждали дядю Питера, чтобы узнать его реакцию. Когда он явился, все собрались вокруг него.
Он выглядел потрясенным и повторял то же, что и мы:
— Это, несомненно, ошибка. Это не может быть Правдой.
— Как же у них оказалось его имя? — спросил Питеркин.
— Единственное, что приходит мне на ум, что настоящий виновник назвал не свое имя, а первое, которое пришло ему в голову В конце концов, его имя широко известно в обществе.
Тетя Амарилис облегченно вздохнула:
— Конечно, это все объясняет. Ты попал в самую точку, Питер.
— Я надеюсь, что это недоразумение, — сказал дядя Питер, — но оно уже причинило ему немало вреда.
— Но ведь, если будет доказано, что его имя употреблено случайно, он, наоборот, поднимется в глазах общества, потому что ему причинили вред, предположила я.
— Дорогая моя, — ответил дядя Питер, — это всего лишь мое предположение.
Но вышло совсем не так. Человек, который был замешан в том, что газеты назвали «скандалом в публичном доме», был действительно Джозефом Крессуэлом. История звучала так: его экипаж сбил на Пэнтон-стрит молодую женщину. Он вышел убедиться, что с ней все в порядке, и, поскольку она показалась ему слишком потрясенной, проводил ее домой.
Он действительно вошел в ее комнату, но провел там не более пяти минут, как вдруг туда ворвался мужчина и обвинил его в аморальном поведении.
Я поверила. История показалась мне правдоподобной. Поскольку экипаж, в котором он ехал, сбил женщину, простой вежливостью было довести ее до дома. Мне легко было представить, как это случилось.
Конечно, Крессуэл отвел ее, чтобы убедиться, что не осталось никаких болезненных последствий, но в какую ужасную ситуацию он попал!
Молодую женщину звали Хлоя Кит, она была известна как проститутка. Ее квартира соседствовала с мужским клубом не очень хорошей репутации, а мужчина, который ворвался в комнату, не являлся мужем Хлои, но, по ее словам, был близким другом.
Было похоже на то, что этот шантаж становится неординарным событием. В конце концов, это была не такая уж необычная ситуация, но она получила такую широкую огласку потому, что в ней был замешан хорошо известный политик. Он должен был предстать перед судом.
— Безумие, — говорил дядя Питер, — провожать домой такую девицу.
— Он же не видел в этом ничего дурного, — отвечала тетя Амарилис. Джозеф должен был это сделать, поскольку именно его экипаж сбил ее.
— К несчастью, это так. Теперь уже неважно, чем все кончится, ясно одно, что многие люди поверят в самое плохое, а Джозеф Крессуэл зарекомендовал себя защитником добродетели. Председательское кресло в этом комитете… а комитет должен был заниматься искоренением греха.
— Об этом месте уже не может быть и речи! — воскликнул Питеркин.
— Едва ли это возможно теперь, я думаю, — согласился дядя Питер.
— Значит, ты… — начала тетя Амарилис.
— Дорогая, давай не будем говорить на такую тему сейчас. Это трагедия для Крессуэла. Я бы много отдала, чтобы подобное не случилось. Мне бы не хотелось воспользоваться его положением в таких обстоятельствах — Конечно, я понимаю, — ответила тетя Амарилис. — Извини, что я заговорила об этом, но почему-то мне пришло в голову… Конечно, именно так ты и должен себя чувствовать.
— Теперь все изменится и для Джо, наверное, — заметил Питеркин. — Вряд ли он будет избран кандидатом на ближайшие выборы. Это трагедия для всей семьи, если не докажут, что все сфабриковано этой Хлоей. Почему бы ей и не…
— Вероятно, это шантаж, — заключил дядя Питер, — и они плохо его разыграли.
— О, Боже! — вздохнула тетя Амарилис. — Какими злыми могут быть иногда люди. Мне так жаль милую миссис Крессуэл и всю семью.
Я продолжала думать о них, вспоминая то счастливое воскресенье, и мне тоже было грустно. Я думала, как все может отразиться на судьбе Джо.
Питеркин сказал мне:
— Пойдем навестим Джо. Я хочу, чтобы они знали, что я нисколько не сомневаюсь в том, что мистер Крессуэл говорит правду.
Я обрадовалась, потому что как раз хотела предложить сходить к Крессуэлам. Мы шли к дому на Сент-Джеймс-стрит, и по дороге нам встретилось несколько продавцов газет.
— Читайте о любовниках Хлои! — кричали они.
Я сказала:
— Они все о том же.
— Так всегда бывает. Если бы Крессуэл не был хорошо известной личностью, мы ничего бы не узнали.
Шторы на окнах дома были задернуты. Мы прошли в ворота и поднялись по ступенькам, минуя двух каменных львов, которые, как часовые, стояли по обе стороны двери.
Несколько прохожих остановились, наблюдая за нами из любопытства: кто мы такие, что решились прийти в дом стыда.
Дверь неожиданно открыла служанка, которая сначала посмотрела на нас сквозь стекло.
Питеркин сказал:
— Доброе утро. Дома ли мистер Джо Крессуэл?
— Нет, сэр. Никого нет. Все уехали, и это все, что я могу вам сказать.
Пока мы говорили, я услышала стук, а затем звук разбитого стекла.
— Уже третий камень попадает в окно. Я думаю, вам лучше уйти. Могут подумать, что вы имеете отношение к этой семье.
Она закрыла дверь. Мы с Питеркином посмотрели друг на друга в замешательстве, он был очень зол. Мы уже шли обратно, когда несколько прохожих опять с интересом разглядывали нас.
— Как бы я хотела увидеть Джо. Я хочу, чтобы он знал, что мы этому не верим.
— Может быть, стоит написать в Суррей? Я думаю, они там.
— Да, только дать ему знать, что мы думаем о нем.
Я написала в тот же день, как мне жаль случившегося и что мы все верим его отцу.
«Все пройдет, — написала я. — Любой, кто знает вашу семью, понимает, что это не может быть правдой».
Я получила от Джо короткую записку, в которой он благодарил меня за сочувствие, но ничего не сообщил о своих планах и не предложил встретиться В назначенный день дело слушалось в суде. Все были уличены в нарушении спокойствия, в том числе и мистер Крессуэл, которого обвинили также в даче ложных показаний. Казалось, случилась тривиальная история — тысячи подобных происходили каждый день, но это был конец политической карьеры Джозефа Крессуэла.
Я подумала о том, что сейчас происходит в его семье. Конечно, добрая, заботливая миссис Крессуэл поверит своему мужу так же, как и любой из членов его семьи, но не будет ли унизительного сомнения?
Кто бы мог поверить, что семейное благополучие может быть разрушено таким событием.
Если бы хоть газеты, наконец, прекратили муссировать эту тему, но они продолжали: «Наши репортеры говорят с Хлоей», «Любовники Хлои», «Молодая Хлоя Кит рассказывает о себе: как она осталась сиротой и должна была заботиться о себе сама, как господин по имени Джозеф Крессуэл пытался вовлечь ее в грязный разврат…»
Питеркин и я отправились в миссию Френсис. Это был большой дом, расположенный на главной улице, от которой в разные стороны ответвлялись небольшие переулки. Когда мы проходили, я ловила взгляды торговцев на этих улочках. Их лотки были уставлены самыми разными вещами — старая одежда, фрукты, овощи, горячие пироги, лимонад и книжечки баллад.
Повсюду стоял шум, торговцы нахваливали свой товар.
На одном углу улицы стоял дом, в котором сдавались меблированные комнаты, а на другом — магазин, где, вероятно, продавалось спиртное, потому что оттуда, пошатываясь, вышел мужчина в компании двух женщин.
Мы поспешили дальше и, найдя нужный нам дом, поднялись по ступеням к открытой двери. Войдя, мы увидели там бедно обставленный холл. Появился молодой человек среднего роста, с каштановыми волосами и серыми глазами. Меня удивила его серьезность.
— Чем могу помочь? — спросил он.
— Мы хотели бы увидеть мисс Крессуэл.
— Сейчас ее нет, но она будет очень скоро. Ее внезапно вызвали. Проходите, садитесь.
Мы проследовали за ним в одну из комнат. В ней стояли два стула, стол и еще какая-то мебель. Он предложил нам стулья, а сам устроился на столе.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? Я — один из помощников мисс Крессуэл.
— Мы только пришли с ней повидаться.
— Она необыкновенная девушка, правда? — сказал он. — Мы здесь все восхищаемся ею.
Он нахмурился. Я предположила, что он пытается доказать нам, что все здесь держат сторону семьи Крессуэлов.
Он сообщил нам, что работает в миссии два месяца и считает это очень благодарным делом. В это время появилась Френсис.
— Спасибо, Мэтью, — сказала она. — Я вижу, ты развлекаешь моих посетителей?
Когда он ушел, Френсис заняла его место на столе.
— Здорово, что вы пришли. Хотя ужасное обстоятельство…
— Это просто смешно! — выпалил Питеркин.
— Я знаю, и, тем не менее, оно приносит столько несчастий.
— Что теперь будет? — спросила я.
Она пожала плечами:
— Отцу придется покинуть арену политической жизни, и это после всего, что он сделал. А у него были такие планы! Было почти решено, что он попадет в комитет…
— Как все переносит семья?
— Стоически, все за него. Джо, конечно, это больше всего повредит.
— Ты думаешь, разрушится его карьера? — спросила я.
— Да, поскольку сейчас… О, это был тяжелый удар для всех нас. На мне, правда, это не отразится.
Ужасно только, что отец попал в эту историю, но здесь все шито белыми нитками.
— Я написала Джо, — сказала я, — и получила короткий ответ.
— Единственное, чего мы хотим, это, чтобы нас оставили в покое.
— Уверен, что чувствовал бы то же самое, — сказал Питеркин.
— Джо думает, что отец попал в ловушку. Это безумная идея, конечно, но Джо не в том состоянии, когда можно спокойно рассуждать.
— Френсис, — сказал Питеркин, — мы можем чем-нибудь помочь?
— Здесь ничем не поможешь. Самое лучшее — оставить их на время в покое.
— Ты продолжаешь заниматься своим делом, как обычно?
— Со мной работают замечательные люди: Мэтью Хьюм, которого вы только что видели, — типичный их представитель. Единственное, чего мы хотим, — это помогать людям, сделать общество хоть немного терпимее по отношению к обездоленным. Что касается людей, которые живут в округе, они не слишком щепетильны. Кроме того, большинство из них не умеет читать. Они понимают, как легко девушкам стать проститутками. Они обычно говорят: «Они должны на что-то жить, а это единственный способ». Они не стали бы обвинять моего отца, даже если бы обвинение было бы справедливым, как и те, кто платит им гроши за работу. Здесь другая мораль. Я думаю, что мораль зависит от среды, в которой живешь, а высшие и средние классы оказываются даже слишком моральны в таких делах. Вы должны быть безупречны, и, если вы даже «отбиваетесь от стада», все должно быть «шито-крыто». Грех является грехом, только когда он становится публичным достоянием, ханжество — закон нашего времени.
Она говорила взволнованно и понравилась мне больше, чем раньше.
Наше посещение не получилось таким, как мы его планировали, хотя мы и осмотрели дом. Верхние комнаты были уставлены рядами кроватей для бездомных, потом Френсис показала нам кухню, в которой на огне закипал котел с супом.
— Этого так мало, — посетовала она. — Мне нужно больше помещений, чтобы можно было делать что-то реальное Пока мы ходили, Питеркин отметил, какую замечательную работу делает Френсис, и я от всего сердца согласилась с ним.
Одно сообщение в газетах привлекло мое внимание Уильям Гарднер был выдвинут предполагаемым кандидатом от Блетчфилда, на что надеялся Джо Крессуэл.
Мои родители вернулись в Лондон Я покинула дом дяди Питера и вернулась с ними на Альбемарл-стрит.
Родители сообщили нам новости об Эверсли, и, конечно, они слышали о скандале с Крессуэлом и поверили в эту историю.
Я сказала им, что отказываюсь верить в обвинения против Джозефа Крессуэла, и они прониклись к нему симпатией — Такие вещи случаются, заметил отец. — Ложный шаг, совершенный без всяких задних мыслей, может повлиять на всю жизнь.
Мама задумчиво сказала:
— Значит, Джозеф Крессуэл уже не сможет претендовать на председательское кресло в той комиссии?
— Да, конечно, — ответила я, — а бедный Джо потерял шанс выставить свою кандидатуру от Блетчфилда Но они держатся. Всех нас очень опечалило такое обстоятельство. Это чудесная семья, мы так прекрасно проводили время вместе.
— Приятная новость о Елене, — сказала мама. — В Эверсли все потрясены.
— Венчание намечено на август. Обе семьи довольны.
— Во всяком случае Питер доволен, — коротко заметила мама. — Он насладится родством с древним герцогским домом — Но самое замечательное, мама, что Елена безумно влюблена в Джона Милворда — И надеюсь, Питер в состоянии оплатить необходимые расходы, — сказала она.
— Вероятно, похоже, что здесь у него нет никаких затруднений.
— Состояние Милвордов было близко к разорению, — сказал отец Наследник же удачно женился и спас его как раз вовремя, иначе от него сейчас бы ничего не осталось, но в деньгах они еще нуждаются.
— Твой отец должен тебе что-то сказать, Аннора, — сказала мама.
— Да, я принял решение. Мы действительно едем в Австралию в начале сентября.
— Так скоро? Елена выходит замуж в августе, и я обещала быть на венчании.
— До сентября мы не уедем Скоро мы должны возвращаться, еще многое надо сделать. Мы должны вернуться к следующему лету и заняться приготовлениями к твоему выходу в свет Я хочу поговорить об этом с Амарилис, она нам поможет, у нее уже все будет готово к нашему возвращению — Я вовсе не хочу.
— Это необходимо, но венчание Елены…
— Елена так надеется, что я останусь на венчание.
— Вы стали даже большими подругами, чем раньше. Я рада, Елене нужна хорошая подруга — Сейчас у нее есть Джон. Она безумно любит его и совершенно изменилась.
— Да, я заметила, но венчание в августе… а мы уезжаем надолго Мама, дело не только в венчании. Это связано с Крессуэлами. Я очень подружилась с ними и сочувствую им. Мы провели много времени вместе, нам было так хорошо. У них есть сын, Джо… Это все так ужасно для него. Он собирался войти в парламент, а сейчас потерял свой шанс. Они уехали в Суррей, а когда вернутся, я хочу, чтобы они знали, что я не верю во всю эту чушь… — Я остановилась. — Да, в этом дело… и в венчании Елены.
— Я вижу, — сказал отец, — что ты очень хочешь остаться в Лондоне?
Он посмотрел на мать. Она задумалась на мгновение, а потом сказала:
— Почему бы и нет? Ты можешь остаться и помочь Елене с приготовлениями. — Она посмотрела на отца. — Мы могли бы вернуться, сделать все необходимое и по дороге в Тилбери заехать за Аннорой, а потом продолжить путь всем вместе. Как ты на это смотришь?
— Надо подумать, — сказал отец. — Ты хотела бы остаться, Аннора?
— Да, я очень скучаю по Кадору и по всем вам…
Итак, было решено, что я остаюсь в Лондоне. Мои родители вернутся в Кадор и сделают все необходимые приготовления для поездки в Австралию. Потом они с Джекко заедут за мной в Лондон, и мы все вместе отправимся в путешествие.
Елена была очень довольна, я, должна признаться, тоже. У меня возникло предчувствие, что я должна остаться, что бы ни случилось дальше.
Нечто случилось вскоре. Я и Питеркин гуляли в парке. История с Крессуэлом сблизила нас, и я обнаружила черты в характере Питеркина, о которых раньше не имела представления. Он глубоко переживал из-за Крессуэлов, и мы много говорили о несчастье, которое постигло эту семью. Он часто виделся с Френсис, а потом говорил — Френсис способна справиться с обстоятельствами лучше, чем остальные, потому что более реалистично смотрит на жизнь. Она может посмотреть на все со стороны, хотя часть ее души и отдана тем, кого она так любит. Она говорит, что эта история разрушила карьеру ее отца и ему придется оставить политику, но в Суррее ему доверяют. Все деревни объединились вокруг Крессуэла. Я думаю, что ему это послужит утешением. Приближаясь к Раунд-Понд, мы увидели молодого человека, идущего нам навстречу. Мое сердце забилось, потому что это был Джо Крессуэл.
— Джо! — крикнула я и побежала к нему навстречу с распростертыми объятиями.
Он взял мои руки, крепко пожал и улыбнулся.
Питеркин был рядом:
— Джо, как я рад тебя видеть! Значит, ты вернулся в Лондон? Ты остановился на Сент-Джеймс-стрит?
— Да, и мне приходится пробираться туда, как вору, — ответил Джо. Хотя сейчас там уже не так много народу. Стоят и глядят на дом, словно оттуда должно появиться чудовище.
— Куда ты направляешься сейчас? — спросил Питеркин.
— Брожу бесцельно, просто думаю.
— О, Джо! — вскричала я. — Я так рада, что мы встретили тебя. Мы так много о тебе думали.
— Спасибо за письмо.
— Давайте посидим здесь, — сказал Питеркин, указывая на скамейку под дубом, — и поговорим.
Мы сели.
— Джо, какие у тебя планы? — спросил Питеркин.
Он тряхнул головой:
— Кажется, мне уже «ничего не светит». В парламент дорога закрыта из-за отца.
— Там все и было не так уж надежно, — утешал его Питеркин.
— Но я не собирался сидеть сложа руки.
— А теперь?
— Мой отец в списке нескольких компаний. У них могут появиться возможности… и для меня.
— О, Джо.
Я прикоснулась к его руке. Он взял мою руку и крепко сжал ее.
— Я знаю, — сказал он, — что все было продумано.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Питеркин.
— Эта история с моим отцом поставлена от начала до конца.
— Кем?
— Именно это я и собираюсь выяснить. Кто-то подстроил несчастный случай, и скандал, и вызов полиции.
— Зачем?
— Человек с положением моего отца всегда имеет врагов. Если кому-нибудь из них он особенно мешает и у того есть средства…
Питеркин, словно пытаясь его смягчить, сказал:
— Да, да.
Мне стало ясно, что он так же, как и я, подумал, что Джо говорит чепуху. Бедный Джо! И Питеркин, и я испытывали к нему глубокое сочувствие.
— Понимаете, просто невозможно, чтобы мой отец пошел туда под другим предлогом, кроме помощи девушке, которую сбил его экипаж.
— Может быть, ваш собственный возница подстроил все?
— Нет, этого бы никогда не произошло, если бы он правил лошадьми. Экипаж отец нанял: не всегда удобно брать собственный. Поэтому я и думаю, что все было сделано с целью расставить отцу сети, а он просто в них попался.
Мне показались чересчур сложными подобные действия врагов Крессуэла. Извозчик должен был войти в сговор с девицей, с человеком, который устроил скандал в доме, и с тем, кто вызвал полицию. Нет, я была уверена, что мистер Крессуэл попал в комнату девицы из-за чувства вины, а то, что случилось дальше, оказалось стечением дурных обстоятельств.
Но мы оба, Питеркин и я, слушали с сочувствием.
Мы понимали, как ужасно должен себя чувствовать Джо, поэтому не возражали ему.
Через некоторое время Джо сказал, что должен идти, выразив благодарность за сочувствие и поддержку.
Он взял меня за руку, когда мы прощались, и Питеркин, словно поняв, что нам нужно что-то сказать друг Другу, прошел вперед, и мы остались на несколько минут вдвоем.
— Аннора, мне нужно увидеться с тобой наедине.
Могу я прийти к вам домой? Бывает такое время, когда ты остаешься одна?
Я подумала:
— В пятницу. Елена с матерью собираются к портнихе, Питеркин, думаю, пойдет к Френсис, а дяди Питера в это время никогда не бывает. Приходи в пятницу в десять часов.
— Я бы не хотел, чтобы меня кто-то видел, даже слуги, понимаешь?
— В такое время они обычно на кухне. Если ты придешь в десять, я открою тебе, никто не узнает. Или мы могли бы встретиться где-нибудь еще.
— Нет, пусть лучше встреча будет в доме, если мы сможет быть совершенно одни.
Я была взволнована, без конца задавая себе вопрос, для чего Джо желает встретиться со мной наедине.
Мне пришло в голову, что, может быть, он хочет сделать мне предложение? Мы уже достаточно хорошо знали друг друга, и, без сомнения, между нами возникло определенное взаимопонимание. И сейчас, когда его постигло тяжелое потрясение, Джо желал моего общества в поисках спокойствия.
Но в моей душе жил Рольф, я не могла перестать думать о нем и до той памятной ночи была убеждена, что однажды стану женой Рольфа. Необходимо избавиться от этих мыслей, иначе я никогда не смогу быть совершенно счастлива.
Я понимала, что избавиться от них можно, только связав свою жизнь с кем-то другим.
Если Джо будет просить моей руки, а я отвечу отказом, он сделается еще более несчастным, чем сейчас. И моей романтической и неопытной душе поэтому казалось, что, если он сделает мне предложение, я должна сказать «да». Мое согласие будет означать, что я верю в невиновность его отца и хочу стать его невесткой Я очень волновалась перед встречей с Джо. Я боялась, что тетя Амарилис и Елена в последний момент отменят свой визит к портнихе. Едва ли было возможно, что дядя Питер останется дома, а если Питеркин решит никуда не идти, это будет не так страшно: ему объяснить проще всего.
Но все шло по плану. Ровно в десять я была у окна, которое выходило на улицу. Джо уже ждал. Я прислушалась. В доме было спокойно. Все слуги сидели на кухне за завтраком. Я поспешила к двери, впустила Джо и отвела его в небольшую комнату, которой редко пользовались. Он выглядел очень озабоченным; взял мою руку и горячо ее сжал.
Я сказала:
— Здесь нас никто не застанет. Слуги, по крайней мере, полчаса еще будут на кухне, а в доме больше никого нет.
— Спасибо, спасибо тебе. — Он оглядел комнату. — О, Аннора, я бы хотел чего-нибудь выпить — Хорошо, я сейчас принесу. Можешь чувствовать себя здесь спокойно: сюда никто не придет.
Я побежала вниз. Нужно быть осторожной, чтобы не услышали слуги, иначе им покажется очень странным, что я не попросила их принести вина. Я редко спускалась сюда, было темно, и я не сразу нашла вино и бокалы. Я отсутствовала, должно быть, более пяти минут. Когда я вернулась, Джо не было. Конечно, он нервничал, наверное, думал, что кто-то идет, и сбежал.
Все это было очень странно.
Поставив поднос с бутылкой вина, я выглянула на улицу: его и там не было.
Я поднялась наверх: нигде ни души. Я постояла, прислушиваясь. Мне показалось, что я слышу шорох.
Осторожно я поднялась еще на один пролет. На последних ступеньках лестницы, которая вела в кабинет дяди Питера, я посмотрела на дверь и, к своему изумлению, обнаружила, что она открыта.
— Дядя Питер! — окликнула я.
Ответа не последовало. Я поднялась и заглянула внутрь. Джо обернулся ко мне Он был бледен.
Я закричала:
— Что ты здесь делаешь? Эта комната всегда заперта. Как ты…
— Тише! — прошептал он.
— Это личный кабинет дяди Питера, — сказала я.
Джо укладывал какие-то бумаги в нагрудный карман.
— Ты должен немедленно уйти. Как ты сюда вошел?
Он только сказал:
— Давай спустимся.
— Я не понимаю, наверное, кто-то забыл закрыть дверь.
Мы молча спустились в холл.
— Теперь я должен идти, — сказал Джо.
— Нет, нет, Джо! — вскричала я. — Я хочу знать, что ты делал в комнате дяди Питера?
Я затащила его в маленькую комнату.
— Ты что-то взял, Джо. Что ты делаешь?
— Пойми, Аннора, я должен это сделать. Ты все узнаешь в свое время и поймешь, зачем.
— Но я не понимаю. Откуда ты узнал, что дверь открыта?
— Она не была открыта… Я ее открыл.
— Ты? Но у тебя нет ключа. Ни у кого нет ключа, за исключением дяди Питера и тети Амарилис.
— Я научился открывать двери без ключа. Один человек из дома Френсис объяснил мне, как это делается.
— Из дома Френсис?
— Да, человек, профессия которого взломщик.
— То есть вор… преступник?
— Послушай, — сказал Джо, — я не хочу вовлекать тебя в свои дела, Аннора.
— Но ты взломал дверь. Все узнают, что ты был здесь.
— К сожалению, я не могу опять закрыть ее. Все просто подумают, что ее забыли закрыть.
— Но что ты взял?
— Я не могу тебе сейчас сказать, Аннора. А сейчас я должен идти…
— Значит, ты пришел сюда… только за этим?
— Я знал, что ты мне поможешь. Мы всегда были хорошими друзьями, ты на моей стороне, но сейчас я должен уйти. До свидания, Аннора.
Моей первой мыслью было, что никто не должен знать о посещении Джо. Я отнесла обратно вино и бокалы, потом вернулась в свою комнату.
Я думала, что Джо собирается попросить меня выйти за него замуж, а он пришел, чтобы украсть что-то из кабинета дяди. Я чувствовала себя совершенно сбитой с толку и не знала, что предпринять. Сказать им? Я доверяла Джо, но как быть с дядей Питером?
Я пыталась забыть, как Джо стоял в кабинете дяди Питера, складывая бумаги в нагрудный карман, но не могла. Я была в ужасном состоянии и просто не знала, что мне делать.
Елена вернулась от портнихи в совершенном восторге от своего приданого. Я только делала вид, что слушаю ее болтовню, не вникая в смысл сказанного.
Я надеялась, что тетя Амарилис подумает, что плохо закрыла дверь. Она, наверное, очень расстроится, постарается ее быстрее закрыть и не скажет ни слова дяде.
Прошло какое-то время, и я, наконец, узнала, в чем дело.
«Коррупция в верхах»; «Хорошо известный политический деятель в связи с клубами сомнительной репутации»; «Из ряда вон выходящий случай» — писали газеты.
— Я уже было подумала, — сказала тетя Амарилис, — что все, наконец, устали читать об этих политических скандалах. Я думаю, большинство из них состряпано только для того, чтобы, видя сенсационные заголовки, люди покупали газеты. Я отказываюсь читать подобное.
Но она, конечно, прочла. История с Крессуэлом не шла ни в какое сравнение с этой.
«Мистер Питер Лэнсдон, хорошо известный политический деятель и ожидаемый кандидат на пост председателя новой комиссии по борьбе с коррупцией и развратом, оказался покровителем многих крупных клубов, собирающих проституток и игроков. Мультимиллионер, чья дочь в недалеком будущем породнится с одним из наших старейших родов, сделал свое состояние на разврате. Документы, которые нам предоставлены, это доказывают. В их подлинности нет никаких сомнений.»
Было ясно, что нашему дому предстоит перенести удар, подобный тому, который обрушился на Крессуэлов.
Дом окружали толпы народа, и мы не могли выйти наружу. Тетя Амарилис находилась в состоянии шока, заявляя, что все это ложь. Питеркин был в полной растерянности. Он сказал мне, что никогда, в самом деле, не понимал, какого рода делами занимался отец.
Он знал о каких-то складах, где якобы занимались импортом с Ямайки, но они оказались ширмой для истинных дел, а он-то всегда удивлялся, почему отец не хочет, чтобы он вошел в его дело.
— Это нанесет тяжелый удар дяде Питеру, — заметила я, — как Крессуэлу.
— Это будет концом его парламентской карьеры, — ответил Питеркин, — но ему остается бизнес. Зная его, я охотно верю, что он действует в обход закона, а что касается клубов, то давно известно, что они из себя представляют, и все-таки они не уничтожены. Я думаю, слишком многие в верхах заинтересованы в подобных клубах и хотят, чтобы они оставались. Интересно, почему об этом заговорили именно сейчас?
Для меня же все стало ясно: это была месть Джо.
Он подозревал дядю Питера и решил отомстить за отца. Я могла представить его чувства, когда его карьера была разрушена, а отец заклеймен как похотливый лицемер; он искал человека, который наслал на семью бедствие, и остановился на дяде Питере. Что он узнал о нем? И действительно ли мой дядя устроил ловушку Джозефу Крессуэлу? Несомненно, он желал занять такой пост, но возможно ли, что все действительно было так, как подозревает Джо?
Дядя Питер удивил меня: он просто не придал скандалу никакого значения. Во взгляде, которым он окинул нас всех за ужином, было только то, что я могу назвать спокойствием.
— Пустяки, — сказал он. — Это все прошлые дела.
Да, именно так я сделал свое состояние. Все вы им пользуетесь, и нет никакой необходимости вам, по крайней мере, разыгрывать из себя святош. И вся моя благотворительность идет отсюда же: когда у меня просят денег, то не хотят знать, как они заработаны.
Я так тщательно скрывал от вас природу моего бизнеса не потому, что я стыжусь его, а потому, что думал, что это вас расстроит. Теперь все позади. Были другие случаи, когда я думал, что все может выйти наружу.
Я последую примеру Джозефа Крессуэла, отказавшись на время от политики. Жаль, я так много мог бы сделать, и мое не правым путем созданное состояние сослужило бы хорошую службу. Однако, насколько я знаю, существуют и другие интересные возможности.
Он продолжал спокойно есть свой обед.
— Мне так грустно, Аннора, — сказал мне тетя Амарилис. — Это моя ошибка. Кто-то украл бумаги из кабинета дяди; он смог туда попасть, потому что я забыла закрыть дверь.
— Тетя, есть много способов войти даже в закрытую дверь. Это достаточно просто для людей, которые занимаются этим всю жизнь.
— Ты имеешь в виду воров? Думаешь, у нас в доме побывал вор?
— Вполне возможно, — многозначительно ответила я.
Елена была в тревоге:
— Я не знаю, какое впечатление произведет история с папой на герцога.
— Все будет зависеть от того, насколько ему нужны деньги твоего отца, — безжалостно ответила я.
— Надо же случиться всему именно сейчас!
— Все будет хорошо, — успокаивала я ее. — Джон любит тебя. Дела твоего отца не имеют к тебе никакого отношения.
От герцога Милворда несколько дней не было никаких известий, а затем дядя Питер получил письмо.
Герцог сообщал, что ввиду последних разоблачений любому светскому человеку должно быть ясно, что родство между двумя семьями в данный момент было нежелательно. Бедная Елена была в отчаянии.
Я чувствовала себя виноватой: если бы я не впустила Джо в тот день… Но я не сомневалась в том, что он нашел бы другие пути, столь велико было его желание отомстить.
— Мой отец являлся соперником твоего отца не только в этом деле. То, что он сделал, неописуемо. Я должен был отомстить. А ты бы как поступил?
— За своего отца? Наверное, нет, — сказал Питеркин, — А за твоего. конечно, я понимаю, Джо.
Джо посмотрел на меня:
— Значит, ты не винишь меня?
Я не смогла ему ответить: передо мной стояло несчастное лицо Елены. Я поняла, что никогда не смогу полюбить Джо. Между нами возник барьер, как некогда между мной и Рольфом.
— Ты выслал меня из комнаты, выдумав предлог, чтобы тем временем подняться наверх и пробраться в кабинет дяди, — сказала я.
— Это был единственный способ, Аннора. Ты не стала бы моей сообщницей. И как я мог тебя об этом просить? Но я должен был это сделать.
— Ты не добился ничего хорошо! — крикнула я. — Твои действия не помогли твоему отцу, но разрушили счастье Елены.
— Если Джон Милворд не может пойти против семьи, вряд ли он будет хорошим мужем.
— Елена не думает об этом, а я… я не знаю, что мне думать.
Мы сидели, глядя на статую Ахилла, такого сильного, такого совершенного, и это наводило меня на мысль о слабости человеческого рода.
Через некоторое время мы встали, чтобы идти. Джо взял меня за руки и посмотрел в глаза:
— Аннора, прошу тебя, попытайся понять меня.
Два скандала вместо одного.
— Я хочу вернуть отцу доброе имя.
— Каким образом? — спросил Питеркин.
— Я хочу, чтобы Хлоя сделала публичное признание.
— Мой отец и внимания на это не обратит.
— Его парламентская карьера будет разрушена, как была разрушена карьера моего отца.
— Отец уже покончил с политикой. Он говорит, что весь мир для него поле деятельности Ты ничего не добьешься, только еще раз вытащишь все наружу, что более повредит твоей семье, чем нашей…
— Я думаю, — грустно сказал Джо, — что общение между нами теперь невозможно?
Мы попрощались. Питеркин пожал руку Джо, а Джо некоторое время держал мою, умоляюще глядя на меня. Но я была слишком растеряна, чтобы подбодрить его, чего он, очевидно, ждал. Я не могла выбросить из памяти грустное лицо Елены.
— Он прав, — сказал Питеркин, когда мы возвращались. — Все это делает невозможной дружбу между нашими семьями.
Я думаю, Джо пытался поместить в прессе рассказ Хлои о происшедшем, но потерпел неудачу, вероятно, благодаря влиянию дяди Питера, потому что он мог манипулировать одновременно во многих направлениях. Я уверена, что если бы его не застали врасплох и история о его делах не попала на первую полосу самой скандальной газеты, он смог бы предотвратить публикацию этих фактов. Но, естественно, что, как только история вышла наружу, все газеты поспешили выжать из нее все, что могли.
Джо должен был потерпеть неудачу со своими планами, но он, по крайней мере, перекрыл дорогу дяде Питеру в парламент. Кроме того, газеты уделяли много внимания коронационным торжествам, и это в тот момент интересовало публику больше, чем что-либо еще.
Торжества по случаю коронации были открыты в Гайд-Парке, на них присутствовала сама королева.
Отчеты о торжествах заполнили все газеты, люди были поглощены их чтением, и поэтому история Хлои не произвела на них никакого впечатления. Все забыли о Джозефе Крессуэле и Питере Лэнсдоне. Их истории послужили лакомым кусочком для публики, падкой до скандалов, но первое удивление прошло, оба лишились своих высоких постов, и ничего более ужасного им уже не грозило. Коронационные торжества, королева с ее изящной фигуркой и царственной манерой — вот, о чем все хотели сейчас читать. Королева приняла парад войска в Гайд-Парке, и народ ее приветствовал. Теперь, когда юная королева заняла место на троне, народ надеялся, что все будет по-другому.
Однажды утром в доме появился Джон Милворд.
Он казался напуганным ребенком, но пришел повидать Елену, и я была этому рада. Значит, он не позволил отцу помешать своей женитьбе?
Елена опять сияла.
— Я хочу, чтобы ты первая узнала, — сказала она. — Кажется, все будет хорошо.
— Ты хочешь сказать…
Она кивнула:
— Мы поженимся! О, это не будет пышное венчание. Кому это нужно сейчас?
— Уж, конечно, не тебе, — сказала я, сжав ее в объятиях.
— Мы будем бедны.
— Но твои родители согласны?
— Джону придется, наверное, работать.
Сердце у меня опустилось. Я не могла представить себе Джона работающим.
— Но мы не переживаем, он собирается уйти из семьи. Его не волнует, что они от него откажутся, его волную только я.
— О, Елена, я так рада! Я судила о нем несправедливо: я думала, он слабый.
— Нам придется быть сильными.
— Чудесно!
— Ты думаешь, папа…
Я задумалась об этом загадочном человеке и решила, что каким бы он ни был, он все-таки не встанет на пути счастья собственной дочери. Наоборот, я представляла себе, какое удовольствие доставит ему возможность утереть нос герцогу.
Счастье Елены, по крайней мере, было спасено.
Целую неделю Елена пребывала в состоянии блаженства, потому что каждый день виделась с Джоном.
Со стороны тети Амарилис не последовало никаких ограничений: она была рада возвращению Джона. Джон и Елена надолго уединялись, а потом вместе гуляли в парке. Джон покинул герцогский кров и поселился в комнате со своим холостым товарищем Я сказала Питеркину:
— Он оказался сильнее духом, чем я думала.
Никогда бы не поверила, что он способен пойти против семьи.
Питеркин согласился со мной.
Какой ошибкой было думать, что все хорошо! Должно быть, семья оказала на него огромное давление, и Джон, в конце концов, оказался неспособным справиться с этим.
Он даже не пришел повидаться с Еленой, а объяснил все в письме.
«Дорогая Елена!
Мне очень жаль, но так продолжаться не может.
Ты не можешь себе представить, чего я натерпелся от своей семьи. И эта пытка продолжается. Где бы мы жили? Мой отец говорит, что я не получу ничего, ни гроша. Они все против меня, Елена, и я не могу этого вынести. Я знаю, что никогда бы не смог заработать на жизнь. Что мне оставалось делать?
Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, но мы должны проститься.
Джон.»
Послужили лакомым кусочком для публики, падкой до скандалов, но первое удивление прошло, оба лишились своих высоких постов, и ничего более ужасного им уже не грозило. Коронационные торжества, королева с ее изящной фигуркой и царственной манерой — вот, о чем все хотели сейчас читать. Королева приняла парад войска в Гайд-Парке, и народ ее приветствовал. Теперь, когда юная королева заняла место на троне, народ надеялся, что все будет по-другому.
Однажды утром в доме появился Джон Милворд.
Он казался напуганным ребенком, но пришел повидать Елену, и я была этому рада. Значит, он не позволил отцу помешать своей женитьбе?
Елена опять сияла.
— Я хочу, чтобы ты первая узнала, — сказала она. — Кажется, все будет хорошо.
— Ты хочешь сказать…
Она кивнула:
— Мы поженимся! О, это не будет пышное венчание. Кому это нужно сейчас?
— Уж, конечно, не тебе, — сказала я, сжав ее в объятиях.
— Мы будем бедны.
— Но твои родители согласны?
— Джону придется, наверное, работать.
Сердце у меня опустилось. Я не могла представить себе Джона работающим.
— Но мы не переживаем, он собирается уйти из семьи. Его не волнует, что они от него откажутся, его волную только я.
— О, Елена, я так рада! Я судила о нем несправедливо: я думала, он слабый.
— Нам придется быть сильными.
— Чудесно!
— Ты думаешь, папа…
Я задумалась об этом загадочном человеке и решила, что каким бы он ни был, он все-таки не встанет на пути счастья собственной дочери. Наоборот, я представляла себе, какое удовольствие доставит ему возможность утереть нос герцогу.
Счастье Елены, по крайней мере, было спасено.
Целую неделю Елена пребывала в состоянии блаженства, потому что каждый день виделась с Джоном.
Со стороны тети Амарилис не последовало никаких ограничений: она была рада возвращению Джона. Джон и Елена надолго уединялись, а потом вместе гуляли в парке. Джон покинул герцогский кров и поселился в комнате со своим холостым товарищем.
Я сказала Питеркину:
— Он оказался сильнее духом, чем я думала.
Никогда бы не поверила, что он способен пойти против семьи.
Питеркин согласился со мной.
Какой ошибкой было думать, что все хорошо! Должно быть, семья оказала на него огромное давление, и Джон, в конце концов, оказался неспособным справиться с этим.
Он даже не пришел повидаться с Еленой, а объяснил все в письме.
«Дорогая Елена!
Мне очень жаль, но так продолжаться не может.
Ты не можешь себе представить, чего я натерпелся от своей семьи. И эта пытка продолжается. Где бы, мы жили? Мой отец говорит, что я не получу ничего, ни гроша. Они все против меня, Елена, и я не могу этого вынести. Я знаю, что никогда бы не смог заработать на жизнь. Что мне оставалось делать?
Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, но мы должны проститься.
Джон.»
Никогда я не видела такого отчаяния, как тогда на лице Елены. Я проклинала Джона: ему не надо было возвращаться.
Я пыталась ее утешить, говорила, что, наверное, им даже лучше расстаться, если Джон такой слабый. Она не могла с этим смириться, ее сердце было разбито, жизнь стала для нее невыносимой Наступили ужасные дни.
Мне хотелось уехать из Лондона, но я знала, что была единственным человеком, кому Елена могла сказать все, и чувствовала, что не могу ее покинуть.
Родители написали мне, что ввиду скандала с дядей Питером и того, что венчание не состоится, я должна вернуться домой. Хотя они собирались заехать за мной по дороге в Тилбери, в данных обстоятельствах лучше, чтобы я вернулась домой и мы бы выехали все вместе.
Новость потрясла Елену, хотя она не сказала ни слова Тогда у меня возникла идея.
— Елена, — сказала я. — Почему бы тебе не поехать вместе со мной? Ведь ничто не лечит лучше перемены места.
Она ответила, что ничто не поможет ей забыться, но предпочитает поехать. Она не хотела лишаться моего общества.
Итак, мы с Еленой отправились в Корнуолл.
Я радовалась возвращению домой. Приятно было опять увидеть Джекко.
Родители относились к Елене с добротой и заботой, и мне показалось, что она чувствует себя лучше вдали от места, где на нее обрушилось столько горя.
Рольф находился в отъезде. Его отец внезапно скончался от сердечного приступа.
— Бедный Рольф! — говорила мама. — Он очень опечален, для него это был такой удар. Мы все так любили мистера Хансона. Рольф уехал к друзьям в Мидланд.
Мы с мамой говорили о неудавшемся замужестве Елены. Мама решила, что это не так уж плохо, ведь Джон Милворд просто труслив и не был бы опорой для Елены и, в конце концов, он слишком молод Моя мать и я пристрастились по утрам отправляться вдвоем на далекие прогулки вдоль скал. Елена обычно оставалась в своей комнате до обеда. Однажды, когда мы лежали на траве, глядя на море и следя за высоким полетом чаек, которые вдруг внезапно бросались вниз, завидев добычу, мама сказала мне:
— Расскажи мне, как вел себя Питер Лэнсдон, когда стало известно о его связях с этими клубами?
— Как он себя вел? О, ничего особенного Казалось, что это его совершенно не беспокоит Он сказал, что это правда, и напомнил, что вся семья пользуется его деньгами.
— Бедная Амарилис!
— Не беспокойся о ней. Она считает, что дядя Питер всегда прав Кого жаль, так это Елену.
— Я должна что-то сказать тебе, Аннора. Это касается дяди Питера. Это была тайна даже от отца, но теперь я могу рассказать тебе. Я сказала ему, что ты должна знать об этом, и он согласился со мной… Я знаю, что тебе нравится Джо Крессуэл, а что с Рольфом? Твой отец и я привыкли считать, что вы с Рольфом однажды поженитесь. Я знаю, что он старше тебя, но скоро ты станешь совсем взрослой. Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Мы всегда тепло относились к Рольфу, он, в каком-то смысле, член семьи. Некогда ты им восхищалась, мы привыкли над этим потешаться. Так же считал и мистер Хансон. Но потом ты будто бы изменилась.
— Я просто выросла.
— Но он ведь нравится тебе, не правда ли?
— Да, конечно, нравится…
— Твой отец был бы очень доволен. Тем более, что мы хорошо знаем Рольфа.
— Мы никогда не знаем людей по-настоящему, — быстро сказала я. — Мы не все о них знаем…
— Да, у всех нас есть свои тайны.
Я почувствовала, что мать что-то хочет мне сообщить, но, пытаясь оттянуть этот момент, говорит о другом.
— Помни, дорогая, — сказала она, — больше всего мы желаем тебе счастья. Конечно, нам хотелось бы, чтобы ты была рядом с нами. Все родители таковы, но выбирать тебе. Я надеюсь, ты посоветуешься с нами?
— Если бы мне было о чем сказать, я бы сказала вам… прежде всего.
Мама поцеловала меня. Затем мы немного помолчали, и мне казалось, мама набирается храбрости перед решительным моментом. Она сказала быстро:
— Джон Крессуэл тебя разочаровал? Тебе не следует винить его из-за отца.
— Я не виню его. В любом случае я считаю его отца невиновным в том, в чем его обвиняли.
Она кивнула.
— Мама, ты что-то еще хочешь мне сказать? Что-то важное?
Мать помедлила, а потом быстро сказала:
— Я знала о делах Питера Лэнсдона. Я обнаружила это давно, еще до свадьбы с твоим отцом.
— Ты ничего не говорила! — воскликнула я.
— Я не могла, он шантажировал меня. Это был двойной шантаж.
— Тебя?
— Да. Видишь ли, мое дорогое дитя, без всякой необходимости люди иногда делают такие вещи, которых вы меньше всего от них ожидаете. Ты жила в спокойном убежище и до сих пор не столкнулась еще лицом к лицу с теми бурями, которые сотрясают нашу жизнь в определенном возрасте. Ты знаешь, что твой отец — мой второй муж?
— Да, конечно.
— Мой первый муж был хороший, добрый и милый человек. Я вышла за него замуж, не будучи по-настоящему в него влюблена. Я всегда любила твоего отца… но об этом ты знаешь, как и о его ссылке в Австралию.
С моим первым мужем произошло несчастье, и он стал калекой еще до нашей свадьбы. Я пыталась быть ему хорошей женой, а потом вернулся твой отец Ты еще не понимаешь, какой может быть любовь. Я стала любовницей твоего отца еще до того, как умер мой первый муж, а Питер Лэнсдон узнал об этом.
— О, мама…
— Это была безнадежная ситуация. Он странный человек, помешанный лишь на одном — упрочить свое положение в мире, заставляя всех плясать под свою дудку. Я никогда не встречала более честолюбивого человека Я тоже узнала о нем то, что теперь стало достоянием общества.
— О клубах? — спросила я.
— Да. О том, чем они являются на самом деле.
Даже тогда он постоянно хитрил, извращая события так, чтобы самому всегда оказаться в нужном месте в нужное время.
— Ты думаешь, это он подстроил историю с Джозефом Крессуэлом?
— Я в этом уверена. Когда я узнала об этом, мы заключили с ним соглашение: он будет молчать обо мне и твоем отце, а я о нем. Я согласилась. Он никогда не мстит людям просто, чтобы нанести вред, он действует только в своих интересах. Мне кажется, я его очень хорошо знаю. Этот Джо Крессуэл раскусил его, не так ли? А ты подумала, что это не правда…
— Джо сказал, что хочет меня видеть, пришел в дом, а когда я вышла, чтобы принести вина, Джо поднялся наверх и проник в кабинет дяди Питера Ты понимаешь, если бы не моя беспечность, он никогда бы не получил своего доказательства и Елена вышла бы замуж за Джона Милворда.
— И ты обвиняешь Джо?
— Он плохо поступил и ничему не помог. Он хочет доказать, что его отец попал в ловушку… а сейчас ни один человек не хочет об этом знать. В любом случае Джо опирается только на свидетельство Хлои, а ей никто не поверит, потому что она — авантюристка. Все было бесполезно. Он ничего не сделал для отца и разрушил судьбу Елены.
— Ты права, — сказала мать. — Но ты должна понять чувства Джо.
— Я понимаю, но не могу забыть, как он складывал эти бумаги в карман, когда я вошла в кабинет дяди.
— Я только хочу, Аннора, чтобы ты понимала, что ни один из нас не является совершенством. Твой отец и я… мы очень любили друг друга, но у меня был муж, беспомощный инвалид. Ты понимаешь, мы все не безгрешны. Не суди о людях слишком поспешно.
Я лежала, неотрывно глядя на море, потрясенная тем, что мать сказала мне. Я представляла, как Питер Лэнсдон выставляет свои требования. И моя мама вошла с ним в сделку, чтобы уберечь чувства своего первого мужа. Ее любовь к отцу была слишком сильной, она не могла сопротивляться ей, даже совершая измену.
Я должна попытаться понять Джо. Но я не могла забыть, как он стоял там, держа в руках бумаги, как никогда не забуду Рольфа в ту ночь.
После разговора с матерью я старалась себя урезонить. Я должна понять Джо, я должна убедить себя, что чувства Рольфа на самом деле лучше. Он всей душой увлекался прошлым и на одну ночь сбросил с себя оболочку цивилизации и стал одним из тех, чьи обычаи его так интересовали. Я должна быть более снисходительна, должна понять, что молода и, как сказала мама, слишком мало знаю жизнь. Но я не могла забыть.
Приготовления к отъезду подходили к концу.
— Как я не хочу, чтобы ты уезжала! — вздохнула Елена.
— Все изменится к лучшему. Правы те, кто говорит, что время все меняет.
— Я не могу вернуться назад, Аннора. Я не хочу.
Как бы я хотела остаться здесь!
Тогда мне в голову пришла идея:
— Елена, а почему бы тебе не поехать с нами в Австралию?
Я увидела, как на ее лице появилось удивление.
Мы много говорили об этом, и мама написала тете Амарилис. Она всегда имела на нее большое влияние.
В результате и тетя Амарилис, и дядя Питер решили, что Елене надо бы поехать с нами.
В предвкушении будущего путешествия Елена оживилась, и я даже несколько раз заметила улыбку на ее лице.
Примерно за неделю до нашего отъезда в свое имение вернулся Рольф. Однажды он зашел проведать нас. Он выглядел очень грустным: никогда я не видела его таким. Теперь он часто навещал нас и много говорил с отцом об имении, которое стало его полной собственностью. Хотя еще при жизни отца Рольф интересовался делами имения.
— Но все равно это другое дело, — сказал отец, — ведь теперь имение принадлежит только вам.
Как-то раз мы с Рольфом отправились на верховую прогулку вдвоем.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты не уезжала, Аннора, — сказал он. Ты отправляешься на другой конец света и долго не возвратишься.
— Это не бесконечное путешествие, всего несколько недель.
— Я скучал по тебе, когда ты была в Лондоне.
Вспоминала ли ты Кадор?
— Часто.
— Когда ты вернешься, мне нужно будет поговорить с тобой.
— О чем?
— О нас.
— Ты хочешь сказать… о тебе и мне?
Он кивнул, потом вдруг повернулся ко мне и сказал:
— Ты будешь думать обо мне?
— Постоянно.
— Когда ты вернешься, мы подумаем о будущем…
Внезапно я почувствовала себя счастливой, ведь Рольф говорил о нашем будущем. Я улыбнулась ему.
Он был совсем другим человеком, с этим новым выражением грусти на лице. Я вспомнила слова мамы: «Человек должен попытаться понять других людей».
Нельзя судить слишком поспешно. Нужно вырасти и что-то в жизни понять.
В этот момент я удивлялась, как мне в голову могла прийти мысль выйти замуж за Джо. Я поняла, что люблю Рольфа, но как я хотела забыть ту ужасную ночь!
Когда мы вернулись в конюшню, он помог мне сойти с лошади и поцеловал. Но все же я была рада, что мы уезжаем. За время путешествия я приведу в порядок свои мысли, приду к согласию сама с собой и смогу убедить себя выйти замуж за Рольфа, что бы ни было той ночью.