Дни после прибытия были заполнены новыми впечатлениями. Елена и Мэтью сочетались браком, родители с Джекко отправились в имение, которое находилось в нескольких сотнях миль к северу от Сиднея. Я хотела ехать с ними, но Елена так боялась отпустить меня, что я решила побыть с ней. Идея моего отца состояла в том, что они с мамой «произведут разведку» и выяснят, каковы условия жизни в имении. Он знал, что там есть жилой дом, но хотел убедиться, что удобства не слишком примитивны, и все подготовить, прежде чем туда переедем мы.
Управляющий имением приехал в Сидней, чтобы встретиться с нами. Это был загорелый мужчина примерно тридцати лет, с резкими чертами лица и темными курчавыми волосами. Его простое обхождение показалось нам несколько вызывающим, но я решила, что, должно быть, это естественно для здешних людей.
У меня возникло ощущение, что некоторые относились к нам даже с презрением из-за наших вежливых манер и утонченной речи. Грегори Доннелли был типичным представителем этой страны: сильный, бескомпромиссный, независимый, презирающий всех, кто не под стать ему, человек, которого никакие трудности не застанут врасплох, способный выпутаться из любого положения. В первый же день я почувствовала к нему антипатию.
— Приветствую. Ну и дела! — сказал он. — Значит, вы прибыли, сэр Джейк? Я ждал вас долгие годы. Нам есть что показать вам.
— Моя жена, — представил отец.
— Леди Кадорсон? — произнес Грегори Доннелли, склонив голову с деланым почтением.
— Мой сын, моя дочь.
Показалось ли мне, или его глаза действительно задержались на мне с интересом? Я почувствовала, как жар разливается по моему телу под его испытующим взглядом. Он слишком многое пытался разглядеть во мне, как-то слишком непристойно оценивал меня.
— Так каковы ваши планы, сэр Джейк?
— Я собираюсь взглянуть на имение. С нами еще двое: родственница моей жены и человек, который недавно стал ее мужем. Мы не ожидали, что они поедут с нами, и я не знаю, сможем ли мы все там разместиться. Именно это я и собираюсь выяснить в первую очередь.
— Помещение найдется: рядом с домом есть хижина, в которую я могу перебраться. Обычно там живут сезонные рабочие, но сейчас она пустует.
— Мы поедем и разберемся на месте, — сказала мама.
— Отлично, леди Кадорсон, но я не обещаю дамам, что они найдут там все, к чему привыкли.
— Думаю, что мы сможем приобрести кое-какие вещи в Сиднее, предположила мама — Надеюсь, с этим проблем не будет: Сидней — славный город. Каждый раз, приезжая, обнаруживаешь здесь что-то новое. Дома растут, как грибы, работы не убавляется. Скоро понадобится очередное грузовое судно.
На лице матери изобразился ужас, когда она поняла, что грузовое судно и живые люди, хотя бы и преступники, для него не имеет значения.
Грегори Доннелли остался с нами обедать, за едой обсуждали все, что нам может понадобиться Ему представили Елену и Мэтью. Заметив, что Елена ему не понравилась, я разозлилась. В нем чувствовалось высокомерие, которое меня определенно раздражало.
Мэтью очень заинтересовался им, и было видно, что он готов задать ему тысячу вопросов.
Джекко спросил его, сколько времени займет путь в имение.
— На хороших лошадях можно добраться за два дня. Вы можете взять экипаж По пути находятся два постоялых двора, где можно остановиться на ночь, я же ночую обычно прямо в пути. Я знаю местность: не первый год езжу в Сидней и обратно.
— Если верить вам, все выходит очень просто, мистер Доннелли, заметил Джекко.
— Меня зовут Грег, — ответил он. — Мы здесь обходимся без церемоний. Договорились, Джекко?
— Договорились, — заявил Джекко, и Грегори перевел взгляд на меня.
— Так удобнее, — продолжал он и, словно оправдываясь, посмотрел на моего отца. — Лучше для общения с коренными жителями, легче найти общий язык.
С тех пор он стал для нас Грегом. Самая приятная черта характера в нем была гордость за свою страну.
Он говорил о ней с восхищением:
— В этом городе многое появляется прямо на ваших глазах. Здесь жили люди, которых никогда не забудут в Сиднее, хотя их самих уже нет, в их честь названы наши улицы. Когда думаешь, что еще совсем недавно здесь ничего не было. А сейчас сюда приезжают поселенцы. О нет, мисс… Аннора, теперь здесь не только осужденные.
— Нам это известно, — резко ответила я. — С нами на корабле были двое. Они приехали сюда, чтобы приобрести землю.
— Которая здесь слишком дешевая, да? Что ж, почему нет? Приехать на все готовое Макартур завез сюда овец. Мы называем его «отцом овцеводства», и сейчас нам уже есть чем похвастать. Мы производим шерсть, у нас есть мясо. Почему некоторые сорта шерсти называют «Ботани-Бей»? Потому что именно сюда привезли первую партию заключенных: при виде прекрасной бухты они решили остаться именно здесь и назвали это место по имени одного известного английского джентльмена.
— По имени виконта Сиднея, — уточнила мама.
— Он был славный парень, но именно Маквари сделал город таким, каким вы его видите. Он сказал, что именно этот город станет столицей мира, и, поверьте мне, так оно в скором времени и будет. Он построил улицы, дома, мосты, фактории. У нас есть даже собственная газета. Да, «Сидней-газет». Там можно прочитать обо всем, что здесь делается.
Мэтью сказал:
— Меня интересуют заключенные. Я пишу о них книгу и приехал, чтобы собрать нужные материалы.
— Отлично, но воспользуйтесь моим советом, Мэтью.
Только сделайте так, чтобы они не знали, что то, о чем вам рассказывают, пойдет в книгу, иначе вы не вытянете из них ни слова. Вы должны добиться, чтобы они говорили естественно, тогда нужное вам вы почерпнете в непринужденной беседе. Я познакомлю вас с несколькими людьми в имении, которые охотно поговорят с вами.
— Это чудесно! — воскликнул Мэтью.
— Я вижу, вы и на меня смотрите с надеждой?
Вынужден вас разочаровать: я не из их числа. Мой отец был поселенцем, родом из Йоркшира, а сэр Джейк сделал его управляющим имения. Он умер пять лет назад, и я принял его обязанности на себя. Я не родился здесь, но, в конце концов, кто из нас здесь родился? Но я сросся с этой землей, это моя страна, и я горжусь ее успехами.
Он много говорил о городе и об имении, о ценах на шерсть, о засухах, нашествиях насекомых и лесных пожарах, которые были постоянным источником беспокойства в летние месяцы.
Я обнаружила, что слушаю его с интересом, и подумала о том, как же относится к нему мой отец.
Все выяснилось в тот же вечер.
— Грег определенно высокого мнения о себе, — сказал Джекко.
— Я думаю, мы здесь без труда найдем большое количество ему подобных, — заметил отец.
— А мне кажется, что Грег — единственный в своем роде, — вставила мама. — Действительно, он дышит силой… демократичностью, как бы он это назвал, столь часто настаивая на удобстве и точности имен.
— Я подумала, что твой управляющий мог бы вести себя поскромнее, сказала я.
— Мы не можем подобного ожидать от них здесь.
Они не придают никакого значения положению в обществе. Таков дух этой страны.
— Он слишком самоуверен! — выпалила я.
— Мне кажется, что ты относишься к нему слишком неприязненно, — сказал мне Джекко.
— А мне показалось, что ему следует проявлять больше уважения по отношению к папе.
— Ну, он вовсе не вел себя неуважительно, — стал защищать его отец. Это обычно называют «проявлением мужского достоинства».
— А мне показалось высокомерием, — настаивала я.
— Насколько я успел понять, он хороший человек, — твердо сказал отец. — В любом случае мы это выясним.
— Не понимаю, почему мы должны откладывать поездку в имение? — спросил Джекко.
— В самом деле, никакой причины. Мы отправимся, как только Грег устроит все с транспортом.
Отец посмотрел на маму.
— Я могу ехать верхом! — воскликнула она. — Ведь я всю жизнь езжу верхом, не так ли? Несколько миль в бушах, или как они там называются, не причинят мне вреда.
— Это будет изнурительная поездка. Нам придется ночевать на постоялых дворах.
— Прекрасно, я не хочу и слышать о том, чтобы ночевать в пути при всей опытности нашего Грега.
— Елена не может ехать, — сказала я.
— О, Боже! — сказала мама.
— О ней позаботится Мэтью, — вставил Джекко. — В конце концов, сейчас это его забота.
— Она все еще нервничает и держится за меня.
Мама сказала:
— Я думаю, Анноре лучше остаться здесь, пока мы разузнаем обстановку. Она права насчет Елены: бедная девочка нервничает, она немало пережила из-за Джона Милворда. По-моему, ему все-таки следует узнать о том, что случилось. В любом случае ты останешься здесь, Аннора. Мы дадим тебе знать, и будь уверена, когда ты приедешь в имение, ты найдешь там все удобства, какие мы сможем устроить.
— Как я хочу это все увидеть.
— Мы все этого очень хотим, — сказал Джекко — Я не понимаю, почему Мэтью Хьюм не может позаботиться о Елене?
Однако было решено, что я должна остаться, и через несколько дней отец, мать и Джекко под предводительством Грега отправились осматривать имение.
Они приобрели хороших лошадей и все, что им могло понадобиться в дороге. Как сказал мой отец, Грег устроил все лучшим образом.
Мы с Еленой все время проводили вместе. Мэтью пропадал целыми днями и возвращался поздно. Он встречался с разными людьми, а когда возвращался, сразу уходил в свою комнату, чтобы перенести услышанное на бумагу.
Союз между ним и Еленой был необычен. Он считал, что сделал доброе дело, женившись на Елене, и на этом его ответственность заканчивалась. Елена сказала:
— Мэтью поступил благородно, но это не замужество, Аннора. Джона мне уже никто не заменит.
— После того, что он сделал?
— Он не знал о ребенке.
— А ему бы следовало узнать.
— О, я бы этого не перенесла. Я бы не хотела, чтобы он вернулся ко мне только из-за долга. В конце концов, если бы он хотел жениться на мне, он бы сделал это, и неважно, что бы сказали при этом другие.
Мы наняли экипаж и поехали по магазинам, покупая все необходимое для малыша, что приносило Елене большую радость. Когда мы ехали по городу и увидели Гайд-Парк, то почувствовали себя как дома.
— Елена, — сказала я. — Мы не должны чувствовать себя чужими на этой земле.
— Я рада, что я здесь, Аннора. Что бы я делала, если бы все произошло дома?
— Нашелся бы выход.
— Хорошо, что я уехала вместе с вами. А дома…
— Твоя мать помогла бы тебе.
— Я знаю, но, мне кажется, я умерла бы от стыда и мне бы оставалось сделать то, что я уже раз чуть не сделала.
— Никаких грустных воспоминаний, — перебила я. — Мне кажется, распашонка — просто прелесть. О, Елена, я так жду появления малыша!
Стояло чудесное утро. Вернувшись в отель, мы еще раз просмотрели покупки, аккуратно сложили их и заговорили о ребенке.
Дни казались длинными. Я с нетерпением ждала возвращения моих родных и жаждала услышать их рассказы об имении.
Мэтью везло сверх всяких ожиданий. Он воспользовался советом Грега и, беседуя с людьми, не говорил, что записывает их слова. За ужином он без конца рассказывал о своих последних открытиях. Его не интересовало, чем мы занимались весь день или как чувствовала себя Елена. Действительно, свою женитьбу на Елене он считал крупным событием, на мелочи же у него не хватало времени.
Я попыталась рассказать ему о нашем походе по магазинам, но передумала.
— Я встретился с этим парнем, — говорил он. — До высылки он отбывал свой срок на кораблях. Какая удача для меня! Это большая редкость встретить такого человека. Он рассказал, что они жили прямо на корабле, покидая его каждый день для изнурительной десятичасовой работы. Он так описывал свою жизнь, что я словно увидел это своими глазами. Сегодня я перенесу все на бумагу, чтобы не забыть деталей: низкая палуба со спуском вниз посередине, все пространство трюма разделено на камеры. С ним были еще двенадцать человек. Не было никаких кроватей, они спали прямо на полу ужасная жизнь. Многие из них предпочли бы этому наказанию высылку. Какие страдания выпали на их долю! Какая дикость! Рано или поздно с этим должно быть покончено. Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего.
— Я думаю, — отозвалась я, — можно добиться каких-то изменений, заявляя свой протест законными средствами, как ты и тебе подобные.
— Большинство этих людей — бунтовщики, они расправляются или пытаются расправиться с охраной.
Это не выход. Это должно быть сделано другим путем… при помощи слов, да, слов. Именно в них заключена сила.
— И именно такие люди, как ты, Мэтью, добьются успеха. Я желаю тебе успеха.
— Я не смогу ничего добиться, пока не попаду в парламент, а когда я там окажусь, все, что я здесь узнаю, окажет мне неоценимую пользу.
Ну как можно говорить с таким человеком о пеленках!
Мои родители вернулись без Джекко.
— Он остался. Ему очень понравилось в имении, и он прекрасно ладит с Грегом.
— Там все лучше, чем я ожидала, — говорила мама. — Это длинный, построенный безо всякого плана, одноэтажный дом, и, хотя в нем всего несколько комнат, мы сможем устроиться вполне сносно. Грег, который жил в доме, говорит, что, пока мы здесь, он временно переедет. Рядом с домом есть что-то вроде крестьянской хижины. Около имения расположены хижины работников. Кажется, у твоего отца немало земли и он считается солидным землевладельцем. Он говорит, что, когда представлялась возможность, Грег покупал земли.
— Это произвело на меня впечатление, — добавил отец. — Он отлично поработал.
— Но я надеюсь, ты не увлечешься настолько, что захочешь остаться? беспокойно спросила я.
Отец положил руку на мое плечо:
— Не бойся.
— Но мы останемся здесь, пока Елена не родит ребенка, — заметила мама. — После чего мы уедем. Я думаю, это будет еще нескоро. А пока мы здесь, создадим себе все возможные удобства. Завтра мы отправимся по магазинам. Я хочу купить несколько кроватей, а главное, постельного белья. И мы должны взять с собой кое-что из продуктов. Там есть один городишко, но он бедноват. Я думаю, недели нам будет достаточно, чтобы приобрести все необходимое.
Мы провели неделю в кипучей деятельности. Мы с мамой ходили по магазинам. Иногда с нами выходила Елена, правда, уже к середине дня она чувствовала себя усталой.
Она должна была ехать с нами, как и Мэтью, на некоторое время. Потом, естественно, он захочет поездить по стране, иначе не сможет добыть нужные ему материалы, и, пока его не будет, Елена поживет с нами.
Наступила середина лета, стояла невыносимая жара.
Отец сказал, что в глубине страны будет менее жарко.
Многие незнакомые для нас насекомые оказались бедствием: вероятно, они находили что-то особенное в нашей английской коже, а мухи стали настоящей чумой, я никогда не видела их в таком количестве.
В Корнуолле сейчас была зима, и издалека она казалась прекрасной по сравнению с той все превозмогающей жарой. Каждое утро мы просыпались, разбуженные солнцем, затопляющим наши комнаты, и никакие шторы не могли сдержать его лучи.
За день до отъезда прибыл Грег. Еще не увидев его, я услышала его голос. Он разговаривал с отцом в холле отеля.
— Я подумал, что вам нужен проводник: здесь недолго заблудиться. Я приехал, чтобы предложить свои услуги. Часть купленных вами вещей уже привезли Я думаю, вам понравится, как я все разместил.
Если нет, ничего страшного: ребята вмиг переставят все, как вы захотите.
Отец ответил:
— Это очень мило с твоей стороны Я думал, что сам справлюсь с дорогой: ведь я здесь не впервые и мы сумели вернуться обратно. Но хорошо, что с нами будет человек, который знает страну.
— Отлично, — сказал Грег. — Выезжаем завтра на рассвете. Сейчас самая легкая дорога — поутру. Потом мы сможем остановиться отдохнуть где-нибудь в тени, если найдется подходящее место, а ближе к вечеру отправимся опять Так мы избегнем самой сильной жары.
Я поняла, что он собирается взять на себя руководство поездкой, но я также отдавала себе отчет в том, что это все к лучшему, поскольку он был на хорошо знакомой ему земле.
Елена не могла ехать верхом, поэтому решили взять экипаж, которым будет править Грег. Мама и я поедем в нем вместе с Еленой, а отец и Мэтью верхом.
Утром мы выехали в экипаже, Грег сидел впереди, правя двумя серыми лошадьми. Воздух был относительно прохладным, поскольку солнце еще не достигло своей полуденной яркости. Скоро мы оставили город позади, Грег разговаривал с нами через плечо, указывая на огромные эвкалипты, которые составляли примечательную черту ландшафта.
— Мы называем их смолистыми деревьями, — говорил он. — Их можно увидеть в любом месте Австралии.
Желтые заросли кустарника очаровали меня. Они казались такими же вездесущими, как и «смолистые деревья».
— Акация — другое наше особенное растение. Когда видишь такую акацию, понимаешь — ты в Австралии.
— У нас дома ее называют мимозой, — сказала я.
— Это — акация, — твердо сказал Грег.
Теперь мы подъехали к тому, что он назвал скраб — территория, густо поросшая невысоким кустарником.
— Вы должны быть осторожны и не бродить здесь, можете потеряться. Рассказывают, что многие блуждали здесь не один день в поисках дороги и в результате оказывались на том же месте, где начинали путь, потому что ходили по кругу.
Вокруг летали красивые птицы. Я распознала попугаев-какаду, а Грег назвал других — птицу-лиру, мухоловок.
— Они, — сказала я, — должно быть, здесь очень полезны?
— Вы имеете в виду наше обилие мух? Но надо признать, что лишь немногие твари любят нас.
Утро подходило к концу, солнце поднималось все выше.
— Скоро, — крикнул всадникам Грег, — мы устроим привал.
Он наметил группу деревьев — высоких эвкалиптов, но тени под ними было немного. Местность вокруг раскинулась скалистая, и он повел нас к груде камней, которые образовывали внутри нечто вроде пещеры.
— Здесь есть небольшой ручей, — сказал он. — Можно будет искупать лошадей, а валуны предоставят нам небольшую тень. Здесь мы и остановимся.
Приятно лечь под валун, пока мама раздает всем холодное мясо, хлеб и эль.
Грег растянулся рядом со мной:
— Теперь мы побудем здесь, торопиться нечего, пока не станет прохладнее. Тем более мы уже почти добрались до местечка, где сможем заночевать. Там, где мы остановимся, живет одна семья, их главное занятие фермерство, однако прием заезжих гостей — хорошее подспорье, это помогает сводить концы с концами.
— Ты отлично знаешь местность. Нам просто повезло с тобой, Грег, сказал отец.
— Кому же еще знать, — ответил он, соглашаясь с отцом, — Я прожил здесь порядочно.
Я спросила Елену, все ли у нее в порядке, и она ответила утвердительно.
— Я попытаюсь уснуть, — сказала я.
— Нам всем надо поспать, — уточнил Грег.
Я была разбужена каким-то движением и услышала, как Грег кричит:
— Поехали! Время трогаться в путь.
Вскоре мы опять довольно быстро ехали по опаленной солнцем земле. Грег сказал:
— Хочу убедиться, что мы на сегодня обеспечены ночлегом.
Уже стемнело, когда мы прибыли к маленькому одноэтажному домику, навстречу вышла женщина Она, должно быть, услышала шум конских копыт.
Я с беспокойством взглянула на бледную Елену.
— Тебе было очень неудобно? — шепотом спросила я.
— Да, немного.
— Мы действительно ехали быстро.
— Но с Грегом чувствуешь себя безопасно, — сказала она, и я не могла не согласиться с этим.
Нас провели в комнату, где уже все приготовили к ужину. На большой плите в кухне жарилось мясо.
— Я испекла несколько хлебцев, — сказала наша хозяйка. — Вы сразу почувствуете себя лучше.
Мы сели за стол и стали есть, хотя мама, Елена и я предпочли бы сначала умыться, но мы были так голодны, а еда пахла так вкусно.
Хозяйка и ее муж — Глэдис и Том Пикори — суетились вокруг нас, пока мы ели. Они не переставали наполнять пивом большие кружки. Мы так устали, что у нас слипались глаза.
Нас разместили в двух комнатах. Мама, Елена и я — в одной, отец, Мэтью и Грег — в другой. Нам дали немного воды, чтобы умыться, но ее было слишком мало. Потом улеглись в одну большую кровать и вскоре уснули.
Мы должны были отправляться на рассвете, чтобы проехать как можно большее расстояние до наступления жары. Перед отъездом я поговорила с миссис Пикори. Она сказала, что мистер Доннелли предупредил ее, что постарается привезти гостей.
— Иногда он заезжает и останавливается у нас на ночь.
— Благодаря мистеру Доннелли у нас много посетителей.
Я заметила, как загорались глаза миссис Пикори, когда она говорила о Греге, будто в нем было что-то божественное. Я подумала, что его врожденная мужественность, чувство силы импонировали многим людям.
Нас в дороге окружал все тот же пейзаж, и я понимала, как нетрудно здесь потеряться Эту местность Грег называл внутренней страной.
Как и в предыдущий день, мы остановились для отдыха, впереди нас ждал Кадор.
Мы ехали на умеренной скорости, когда отец закричал:
— Смотрите! Колесо отлетает!
Грег резко остановил экипаж, соскочил на землю и несколько секунд смотрел на колесо. Отец спешился.
— Я могу это отремонтировать, — сказал Грегори. — Инструменты у меня с собой: всегда имейте их в дороге.
Однако это займет время.
Он огляделся:
— Вон там немного тени, но делать нечего. Леди, выходите. Мы должны поработать.
Я, мама и Елена присели рядом с кустом акации.
Жара была сильная, вокруг нас роились мухи. Разгоняя их, я следила, как работают мужчины.
Грегори отдавал распоряжения, в этих обстоятельствах он лучше знал, что делать. Отец работал, а Мэтью стоял рядом, пытаясь чем-то помочь, но едва ли он мог принести какую-то пользу.
Прошло почти два часа, прежде чем мы смогли продолжить путь. Опускались сумерки.
— Сегодня мы не сможем добраться до дома, — сказал Грегори — Что ты предлагаешь? — спросил отец. — Ехать ночью?
— Нет, лошади нуждаются в отдыхе. У нас единственный выход: нужно устроить лагерь. Предоставьте это мне. Я довольно часто проделываю пусть в Сидней и обратно и знаю, где мы могли бы остановиться. А рано утром отправимся дальше.
Так мы и поступили. Для каждой из женщин нашлись спальные мешки; кроме того, были несколько пледов, которыми могли воспользоваться мужчины.
Грегори сказал:
— Мы разожжем костер. Это отпугнет диких собак, которые могут сюда забрести.
Мы собрали ветки акации, которая, как он сказал, хорошо горела. Затем Грегори достал жестянку с крышкой и проволочной ручкой.
— Без этого не обходится ни один путник во внутренней стране. В любое время можно заварить горячий чай.
— Такое чувство, что вы вооружены против любой случайности, — сказала мама.
— Все определенно должны быть благодарны твоему опыту, — добавил отец Мы наблюдали, как Грег заваривает чай. Потом мы пили чай, который казался особенно вкусным, так как мы испытывали жажду.
Грегори деловито сполоснул кружки и жестяной чайник в ручье и сложил их обратно.
— А сейчас доброго сна, — сказал он, — и с первым лучом мы отправляемся. Возможно, мы доберемся до Кадора к закату.
Я лежала в своем спальном мешке, глядя на чужое небо с незнакомыми звездами. Я нашла Южный Крест, который ясно показывал, что мы находимся на другом конце света, и делал дом невозможно далеким. Я не могла не думать о том, что называла уютными годами моего детства: прогулки верхом с отцом, ожидание Джекко домой на праздники.
Воспоминания навели меня на мысль о Дигори. Где он сейчас? Где-то под этими звездами? Может быть, он был всего лишь в нескольких милях отсюда? Пока мы здесь, я могла бы попытаться найти его. Может, всеведущий Грег поможет? Но мне нужно осторожно прибегнуть к его помощи. Я чувствовала, что могу совершить опрометчивый шаг. Я задремала и внезапно проснулась, почувствовав, что надо мной кто-то стоит.
Это был Грегори.
Он приложил палец к губам.
— Вы же не хотите разбудить всю компанию? — прошептал он.
Я почувствовала внезапно облегчение, ведь рядом находились мама и отец, Елена и Мэтью. Я — в безопасности. Но мгновение назад, находясь еще во власти сна, я подумала, что совсем одна рядом с этим мужчиной. Одна, здесь, в этой далекой стране. Эта мысль ужаснула меня.
Он опустился на колени рядом со мной. Я видела, как его глаза блестели, отражая свет звезд.
— Все в порядке, — сказал он. — Я просто пришел посмотреть, как вы спите.
— Зачем?
— Я хотел убедиться, что вы удобно устроились.
— Мне удобно.
— Но это не пуховая перина, а? Когда мы доберемся до дома, будет лучше. Мы устроим вас там со всеми удобствами. Именно это является моей целью, Анни.
— Меня зовут Аннора.
— Отлично, но мне нравится Анни, это более дружески.
— Мне не нравится.
— Ерунда, Анни, ты привыкнешь.
Я услышала голос отца:
— Что-то случилось?
— Нет, нет, — Грегори поднялся на ноги. — Показалось, будто кто-то пробирается. Подумал, дикая собака: они очень смелые по ночам.
— Скоро вставать? — спросила мама.
— Еще пара часов, — ответил Грегори.
Я, дрожа всем телом, следила, как он уходит. Его поведение наполняло меня тревожным предчувствием.
На рассвете мы были готовы продолжать путь. День казался похожим на предыдущий, и, когда мы подошли к ручью, Грегори взглянул на него с беспокойством, оценивая, сколько в нем осталось воды.
— Самое ужасное проклятье этой страны — засуха.
Если бы у нас была хоть малая часть тех осадков, которые выпадают у вас в Старом Свете, наша земля превратилась бы в Господень Рай.
В пути он рассказывал нам, как мальчиком приехал сюда и полюбил эту отдаленную землю.
— Она прирастает к вам, держит вас мертвой хваткой. Может быть, кто-нибудь из вас тоже попадет в ее сети, — предупредил он.
Когда солнце начало клониться к закату, мы, наконец, достигли цели. Дом оказался больше, чем я себе представляла, — длинное, низкое, одноэтажное строение. Его окружали несколько построек, которые выглядели, как сараи. Мы проделали долгий путь, не встретив никаких признаков другого жилья, значит, подумала я, мы в некотором роде изолированы.
Из дома нам навстречу выбежал Джекко:
— Я боялся, что вы не успеете до заката.
Он изменился. На нем не было сюртука, рубашка расстегнута, а лицо загорело.
— Как я рада видеть тебя! — закричала мама. — Как твои дела?
— Славно, славно. Я отлично провел время. Привет, Грег. Рад тебя видеть.
Грегори спрыгнул на землю:
— Где все? Леди утомлены. Мод готовит что-нибудь?
В дверях дома появилась женщина. Она стояла на пороге, глядя на нас. Она была высокая и полная, с густыми темными волосами. Молодая девушка, которой я дала бы лет пятнадцать, вышла и встала рядом с ней.
— Это Мод, — пояснил мне Джекко. — Она отлично готовит. А это Роза, ее дочка.
— Давайте войдем, познакомиться можно и утром.
Все, что нам нужно сейчас, — это еда и постель.
Большая комната в доме служила чем-то вроде столовой, а другая, такого же размера — кухней. Еще пять комнат были спальнями, и, наконец, последняя считалась кабинетом. В столовой горели несколько масляных ламп, к длинному деревянному столу были придвинуты скамьи.
Нам предложили мясо и горячий хлеб с кружкой эля. Мод и ее юная дочь обслуживали нас.
Я чувствовала себя слишком усталой в этот вечер, и единственное, чего я хотела, это спать.
Меня мучили разные сны. Я находилась у костра, где Рольф сбрасывал свою серую одежду, и видела у него на голове рога, а вместо ног — копыта. Потом он превратился в Грегори. Там же был и Джо, беспрерывно повторявший: «Я должен был сделать это. Я должен был сделать это». Потом я была совсем одна в зарослях кустарника, и Рольф шел мне навстречу.
Потом он опять превратился в Грегори. Меня мучил настоящий кошмар, и я рада была проснуться.
Вскоре я уснула опять, а когда проснулась окончательно, солнце уже заливало мою комнату. Разбудил же меня насмешливый хохот, который немедленно повторился снова.
Я села в кровати и тут поняла, что это был кукабурра — смеющийся осел. О нем нам рассказывал Грегори. Так я впервые услышала его. Казалось, какой-то особый смысл был в том, что он разбудил меня в первое же утро здесь.
Новые впечатления захлестнули нас. Мне казалось, что я узнала массу интересного за короткое время.
Джекко стал просто кладезем информации. Он дольше нас находился в имении и с лихорадочным увлечением поглощал все новое.
Он и Грегори сопровождали нас, когда мы объезжали имение. Оно было таким большим, и для того, чтобы его объехать, потребовалось бы несколько дней.
Мы видели только часть его, где паслись овцы и коровы.
Пастбища расстилались на расстоянии нескольких миль.
В хозяйстве служил пастух, работа которого заключалась в том, что он объезжал имение, следя за пастбищами. Он обеспечивал надлежащий уход за животными и следил, чтобы изгороди поддерживались в хорошем состоянии.
Работники жили в довольно грубо сколоченных хибарах, окружающих дом. У некоторых имелись жены и дети, которые тоже выполняли какие-то обязанности по хозяйству. Их поведение удивило меня: они с почтительным трепетом относились к моему отцу. Он был владельцем земли. Но в то же время смотрели на него с некоторым презрением из-за его манер и культурной речи. Он был английским джентльменом, а этот титул не слишком почитался в этой части света. Я слышала, как один из работников сказал Джекко, что в свое время он станет настоящим австралийцем, что, как я полагаю, было самым лестным комплиментом, которым они могли наградить англичанина. К Мэтью работники относились с нескрываемым презрением. Они считали его непрактичным, потому что он был мечтателем, идеалистом. Что касается моей матери, меня и Елены, то мы были женщинами, а значит, существами второго сорта, пригодными только для одной цели — служить потребностям мужчин.
Меня очень заинтересовала Мод, которая, хотя и была женщиной, умела держать в руках мужчин. Я думаю, на счет Мод у них существовало особое мнение.
Она готовила в огромной кухне, где, несмотря на жару, постоянно горел огонь, и на нем стояли горшки, в которых что-то кипело. Мод была вдовой одного из уважаемых работников. Он приехал в эту страну, чтобы завести свою ферму, которая сгорела во время лесного пожара, и он остался ни с чем. У него на руках были жена и дочь. Он нашел работу в Кадоре и показал себя человеком, у которого, как сказал Грегори, «руки на месте». К несчастью, он заболел и умер пять лет назад.
Мод осталась одна с десятилетней Розой. Мне показалось, что она славная женщина. Она ненавидела грубость местных мужчин и часто отчитывала их. Розу она охраняла, как дракон, и я скоро поняла, почему.
В женщинах тут был недостаток, и мужчины с похотливым вожделением заглядывались на Розу.
Моя мать отнеслась к ним с большой симпатией, и, когда мы собрались все вместе, она заговорила о возможности послать Розу в школу. Отец сказал, что необходимо подождать, прежде чем принимать скоропалительные решения. В первую очередь нам нужна хорошая акушерка для Елены.
— Есть и другая причина, — сказал он. — Я думаю, Грег готов купить мое имение. Он из тех людей, которые хотят ощущать себя полными хозяевами.
— Мне кажется, он и так здесь полный хозяин, — ответила мама.
— Он хочет, чтобы все знали, что он хозяин. И его можно понять.
— И что ты думаешь? Ты хочешь продать имение?
— Не знаю. Это один их тех вопросов, которые я должен решить, пока мы здесь.
— Джекко очень заинтересовался имением.
— Моя дорогая, будущее Джекко — это Кадор. Ты можешь представить себе, что он останется здесь навсегда? Что наши внуки вырастут в этой дикой стране?
— Боже упаси! — воскликнула мама.
— Конечно, и он сам не захочет. Скоро он затоскует по дому. Сейчас он под впечатлением новизны, он ведь мало видел мир. Думаю, что я, скорее всего, продам имение Грегу. Мне, конечно, всегда было приятно думать, что я связан с Австралией. Увидеть, как она изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз… Да, эта страна — просто чудо. Я думаю, за ней будущее. Здесь нет той рассеянности, которая существует в Англии. Наверное, именно поэтому они добились таких успехов.
— У нас есть время, чтобы принять решение?
— Да, положение Елены нас здесь задержит.
— Я узнаю у Мод об акушерке, — сказала мама. — И я бы хотела, чтобы ее привезли заранее. Интересно, если ли здесь доктор?
— Я думаю, не ближе Сиднея.
— Это пугает.
— Мы все устроим к тому времени, когда должен будет родиться ребенок.
— На нас лежит большая ответственность. Бедная девочка, она кажется такой апатичной. Что бы она делала без Анноры, не могу себе представить.
— Я думаю, сейчас Елена с нетерпением ждет ребенка, — сказала я. — А когда он родится, все будет по-другому.
— Ты совершенно права, — согласилась мама.
Дни проходили незаметно. Я почти не видела Джекко.
Он пропадал целыми днями. Мэтью собирался отправиться в путешествие на север. Все дни напролет он разговаривал с работниками и делал записи. Некоторые из них были заключенными, и Мэтью хотел узнать их истории. Я часто задавала себе вопрос, было ли правдой то, что они ему говорили, потому что видела лукавое выражение на их лицах. Мэтью был человеком, одержимым одной идеей. Я видела, что теперь он почти не общается с Еленой. Сначала он получил удовлетворение от своего рыцарского поступка, а теперь дела ему стали куда важнее. Мэтью беспрерывно говорил во время еды, когда все мы собирались за столом.
— Представьте себе существование на кораблях, плывущих за море, кричал он, ударяя по столу. Он мог прийти в ярость, говоря о своем предмете, хотя во всех других отношениях это был мягкий человек. — Убийцы, грабители, которых держат вместе с теми, кто украл носовой платок или кусок хлеба. Знаете ли вы, что их еще неделю после отплытия держат под замком в трюмах? Они вынуждены время от времени отодвигать люки, иначе просто задохнутся. Женщины продавали себя матросам. Мы должны это прекратить.
Я добьюсь этого. Моя книга станет откровением.
— Интересно, что случилось с Дигори и выжил ли он? — поинтересовалась я.
Потом мы говорили о Дигори, об ужасном злодеянии в отношении его бабушки, о том, как он остался один.
Мэтью напряженно слушал, потом сказал:
— Я найду его. Его судьба достойна того, чтобы о ней узнали другие.
— Как бы мне хотелось узнать, что с ним сталось, — продолжала я. — Я почувствовала бы облегчение, если бы знала, что он осел здесь… может быть, приобрел участок земли.
— Будем надеяться, что он выдержал испытание, — сказал отец. — Еще в детстве он дичился людей. Мне всегда казалось, что он не слишком нуждается в их обществе.
— Так сложились обстоятельства, — горячо сказала я. — С кем ему было общаться?
— Ты и Джекко немало сделали для него.
— Так же, как и ты.
— Я не требую от него особой признательности.
— Он просто не знал, как ее выразить.
— И он выразил ее, украв… без всякой нужды. Я бы еще понял, если бы он голодал. Боюсь, то, что случилось с Дигори, было неизбежным.
— Посмотрим, сумею ли я найти его и поговорить с ним, — сказал Мэтью.
Следующим утром он собирался в Сидней.
— Я сделаю «Гранд-Отель» своей штаб-квартирой на время отъездов, сказал он нам. — Там вы сможете найти меня, если понадоблюсь. Я надеюсь посетить разные части Австралии. По крайней мере, те, где наверняка найду информацию, которая мне нужна.
— Как же долго вас не будет? — спросила мама.
— Очень многое зависит от того, насколько успешно пойдут дела. Когда я соберу достаточное количество материалов, мне нужно будет начать их обрабатывать на бумаге.
— А Елена? Ей не так уж долго осталось.
Он улыбнулся мне:
— Я уверен, что с вами она в полной безопасности.
Слова застыли на губах мамы. Я знаю, она хотела сказать, что в такое время каждая женщина хочет, чтобы ее муж находился рядом с ней. Но это был, бесспорно, необычный союз. Я подумала, что нам не следовало забывать, что перед нами самозабвенный филантроп, которого ни один человек не может отрывать от его деятельности, даже жена.
На следующее утро мы попрощались с Мэтью. Я думаю, Елена облегченно вздохнула, когда он уехал.
Наверное, испытываешь пытку, когда чье-то присутствие тебе постоянно напоминает, как многим ты обязан этому человеку. Конечно, он не напоминал ей об этом, но Елена не могла ничего забыть.
Мой отец подолгу отсутствовал с Грегори. Джекко был неизменно с ними. Часто они уезжали, когда мы еще спали, а возвращались после наступления темноты. По вечерам мы сидели перед домом Мужчины разжигали огонь и готовили прямо на открытом воздухе. На улице очень приятно сидеть, особенно после заката, когда становилось прохладнее Работники пели песни, которые они привезли с родины: «Дорога среди ржи», «Прогулка по нашему переулку» и «В золотые дни доброго короля Чарльза». У одного из работников был музыкальный инструмент, который он называл диджериду — длинная деревянная трубка, которая издавала гудение. У другого было банджо Грегори всегда присутствовал на таких вечерах, и его голос звучал громче других. Он говорил, что такие совместные вечеринки — одна из его обязанностей.
— Ваши работники тяжело трудятся целый день.
Они должны чего-то ждать от вечера. Небольшая вечеринка с пением сближает всех, — объяснил он. — Кроме того, удерживает от мыслей о женщинах: ведь их мало в здешней округе.
Наше прибытие значительно увеличило местное женское население. Я видела некоторых мужчин с девушками и догадывалась, что между ними не просто дружеские отношения. Я заметила, какие взгляды мужчины кидают на женщин, даже на нас, и почувствовала, что в такой ситуации неизбежно должно накапливаться напряжение.
Я знала, что Мод чувствует то же самое, потому что она неотрывно следила за дочкой. Если кто-либо из мужчин заговаривал с Розой, на нем немедленно фиксировались глаза ее матери. Должно быть, симпатичная дочь в такой общине доставляет немало хлопот.
Грегори решил показать нам окрестности. Мы часто видели его. Хотя он и перебрался из дома в хибару, когда мы приехали, но каждый вечер ужинал с нами.
Однажды он рассказал нам о лодке:
— Вы знаете, что мы живем недалеко от моря, которое находится в часе езды. Я часто езжу туда, на берег. Люблю хороший морской ветер. Отсюда до Смоки-Кейп не более двух часов. Там можно купаться, если вам вздумается. Мы должны как-нибудь туда съездить.
У меня там небольшой сарай и лодка. Она просто находка, я вам говорю.
Я отправилась с отцом, Грегори и Джекко. Елена была не в состоянии ехать верхом, и мама осталась с ней. Грегори устроил для нас прогулку под парусом.
Он ловко правил лодкой, и у меня возникло чудесное ощущение от плавания в открытом море.
Мы держались недалеко от берега.
— Шторм может начаться совершенно неожиданно, — сказал Грегори, — а у нас на борту ценный груз. — И он подмигнул мне.
Он все еще тревожил меня. Я часто ловила на себе его оценивающий взгляд. Я подумала о том, что он говорил о мужчинах и женщинах, и почувствовала, что он взвешивает мои достоинства и выжидает. Это доставляло мне беспокойство, и я благодарила Бога, что мой отец и брат находятся рядом.
Это был замечательный день, несмотря на несколько неприятных моментов, которые доставлял мне Грегори. А может быть, я вообразила то, чего нет на самом деле? Иногда я представляла себе, что мы оказываемся с ним наедине, и тогда меня переполнял ужас, подобный тому, который я испытывала в детстве. Тогда я вызывала в воображении чертей и гигантов, дрожа при одной мысли о них, и вместе с тем жаждала увидеть их в действительности.
— Нам надо почаще пользоваться лодкой, Грег, — сказал отец.
— Она в вашем распоряжении, сэр Джейк. Пожалуйста, пользуйтесь ею, когда хотите.
После этого отец часто выходил в море, иногда с Грегори, иногда без него. Я и мама сопровождали его.
Джекко, конечно, очень ловко управлялся с парусом.
Елена ни разу не плавала с нами: время ее родов приближалось.
Мод сказала, что она сама принимала роды в имении:
— Иногда акушерка не успевает приехать вовремя, поэтому я вынуждена была кое-чему научиться.
— Мама говорит, что мы должны пригласить акушерку за несколько недель до рождения ребенка.
Она согласилась, и было решено, что один из работников съездит в город, находившийся в пяти милях от нас, и привезет с собой Полли Уинтерс.
Так и сделали. Это была небольшая толстушка с веселыми темными глазами, заразительным смехом и неумолкающим языком. Вдове (в этой стране мужчины умирали часто) было около трех десятков.
— Не обращайте внимание на ее легкомысленное поведение, — сказала Мод, — Она хорошая акушерка.
Полли любит хорошо проводить время, как она говорит, но когда делает свое дело, она просто незаменима.
Полли Уинтерс осмотрела Елену и объявила, что довольна ее состоянием. Потом она стала развлекать нас бесчисленными рассказами о детях, которым она помогала появиться на свет.
Она разместилась в комнате рядом с комнатой Елены.
Осмотрев все, что мы приготовили для ребенка, она сказала, что еще может понадобиться. Когда она говорила о ребенке, который должен родиться, она была сама серьезность. Но как только переходила на другую тему, Полли начинала хихикать так, что трудно было поверить, что она компетентна в своей деликатной профессии.
Я часто наблюдала за ней в окно и всегда видела ее в компании какого-нибудь мужчины. Содержание их разговора было очевидным. Она закатывала глаза и напускала на себя лукавый вид, который был бы к лицу девушке, но никак не женщине ее лет. Она завлекала мужчин своими разговорами, и они с готовностью отвечали ей.
Мама спрашивала, хорош ли был наш выбор? Я напомнила ей, что у нас вообще не было выбора.
Полли Уинтерс была единственной акушеркой в округе.
Но мы все-таки не могли относиться к Полли без симпатии. Всегда добрая по натуре, всегда готовая помочь во всяком деле, всегда весела. Казалось, она находила жизнь очень приятной. Только когда появлялся какой-нибудь мужчина, она моментально глупела и начинала беспрерывно хохотать.
В течение ближайших трех недель мы не ожидали родов, но мама сказала, что Елена очень слаба и лучше, если Полли останется с нами.
Верховая езда доставляла мне огромное наслаждение, и я часто выезжала с отцом или братом. Мы никогда не удалялись далеко от дома. Отец всегда аккуратно следовал ориентирам. Он сказал, что Грегори прав, предостерегая нас, потому что потеряться в этих местах очень легко.
В тот день мой отец и Джекко отправились осматривать участок имения с одним из работников; Елена отдыхала. Полли одобрила ее решение и сама, по ее же словам, «растянулась на кровати». Отдыхала ли она на самом деле или нет, но я случайно услышала шепот, доносившийся из-за ее двери, и время от времени сдавленный хохот. Я догадалась, что это Полли «занимается оценкой» одного из здешних работников.
Никто не мог упрекать Полли за ее поведение, ведь здесь была совсем другая жизнь, и еще потому, что ее услуги были слишком важны для нас. Если Полли и развлекала мужчин в своей спальне, нам нельзя на это жаловаться.
В доме стояла тишина, но я чувствовала себя неспокойно. Я тосковала по дому. Не по Лондону, где совсем недавно произошло столько драматических и тяжелых событий, а по Кадору. Я представляла себе, как выезжаю из конюшни и встречаю Рольфа. Я должна была напоминать себе, что истинное положение вещей не всегда соответствует видимому и что люди скрывают свою истинную природу под оболочкой приятных манер. Здесь люди были более искренни: Полли, Мод с Розой, даже Грегори, который не изображает из себя благородного рыцаря.
Мне захотелось подышать свежим воздухом. Я решила немного покататься верхом. Первый раз, когда я выезжала одна, но мне хотелось побыть в одиночестве.
Дул приятный легкий ветер. Я пустила лошадь галопом и вскоре оказалась уже на поросшей кустарником земле.
В этом ландшафте было что-то величественное.
Грегори много рассказывал нам о туземцах — он называл их аборигенами. Несколько человек из них работали в имении.
— Хорошие работники, когда есть чем заниматься, — говорил он. — Но никогда не знаешь, чего от них ожидать. Совершенно неожиданно им может прийти в голову просто бросить работу и уйти. Они называют это «пойти погулять». Иногда они возвращаются, но чаще всего вы не увидите их больше никогда.
Я думала, что эти люди пытаются приспособить свою жизнь к тем, кто пришел и завладел их землей.
Грегори рассказывал нам о местных животных. Мы видели нескольких кенгуру, которые носят своих малышей в карманах, а разновидность маленьких кенгуру называли «уолаби». От Грегори мы узнали о нашествиях саранчи на посевы, о яростных лесных пожарах, которые уничтожали все вокруг, и об ужасных засухах. Он живописно рассказывал и о медведях-коала, и о сумчатых, и о необыкновенных птицах. Мне доставляли удовольствие его рассказы о стране.
Я ехала, осматривая имение, которое раскинулось на многие мили, и чувствовала себя в безопасности, так как эта земля принадлежала моему отцу. Я взглянула назад и увидела вдалеке дом. Я спешилась, привязала лошадь к карликовому кусту и присела на землю, размышляя о своей жизни.
Стояла жара. Выезжать на прогулку в такую погоду было безумством. Я закрыла глаза и задремала. Вдруг я внезапно проснулась, не понимая, где нахожусь, и поднялась на ноги. Меня окутывая туман. Дома не было видно, но это меня не расстроило, потому что я хорошо знала направление и могла быстро добраться до дома.
Но когда я обнаружила, что моей лошади нет там, где я ее привязала, я испугалась. Видимо, я привязала ее недостаточно крепко и она ушла. Туман закрыл солнце, и оно не палило столь безжалостно.
Я пошла пешком в надежде, что увижу дом, но туман не рассеивался. Недалеко я заметила группу эвкалиптов, которых раньше здесь не заметила. Я испугалась, что заблудилась, вспомнив предостережение Грегори. Он рассказывал о людях, которые проходили много миль и обнаруживали, что ходят по кругу.
Я прилегла рядом с кустарником. Может быть, я тоже хожу по кругу? Далеко ли я ушла от дома?
Самое лучшее было подождать, пока рассеется туман.
О, какая я глупая! Мне следовало повернуть назад, как только начал подниматься туман. Мне следовало более серьезно отнестись к предостережениям и не уезжать одной.
Придется ли мне здесь заночевать? А как же дикие собаки? Они, наверное, не слишком приветливы. Кроме того, здесь водились дикие кошки.
Страх полностью овладел мной. Нет ничего хуже, чем пребывать в нерешительности в подобной ситуации. Знать бы только, что делать. Продолжать идти или остаться и подождать.
И вдруг, когда я пыталась принять какое-то решение, послышался звук, который, казалось, доносился откуда-то издалека. Я закричала в ответ и застыла в напряженном ожидании. Вдруг из тумана появился Грегори.
Он соскочил с лошади и, держа руки на поясе, стоял, разглядывая меня с усмешкой:
— Ты маленькая сумасшедшая. Сколько раз я говорил тебе…
— Я знаю, но кто мог предположить, что внезапно поднимется туман?
Он взял меня за плечи и тряхнул.
— Тебя бы следовало высечь, — рассмеялся он. — И я бы не отказался сделать это Я попыталась освободиться, но он не отпускал меня, потом наклонился и крепко поцеловал меня в губы.
Я пришла в ярость. Я была очень напугана, почти на грани отчаяния, и мне стало так легко, когда он появился из тумана. Но он осмелился сделать то, что замышлял со времени нашей первой встречи.
Я освободилась и встала в нескольких шагах от него:
— Я рада, что вы приехали, но…
— Отлично, неплохое начало, — ответил он, смеясь надо мной. — Я в этом не сомневался.
— Как вы узнали, что я потерялась?
— Лошадь вернулась. У нее больше чутья, чем у некоторых. Благодари судьбу. В противном случае ты провела бы здесь не самое приятное время, малышка Анни.
— Я уже говорила, что мне не нравится это имя.
— Тебе следует уступить и делать то, что добрый Грег скажет тебе, Анни.
— Отвезите меня домой.
— Скажи: пожалуйста, Грег.
— Пожалуйста.
— Отлично, так-то лучше. Иди сюда.
— Пожалуйста, не пытайтесь сделать это еще раз.
— А если ты меня сама об этом попросишь?
— Могу вас заверить, этого не случится. Знают ли родители, что я потерялась?
— Нет, никто не знает. Они бы сошли с ума, если бы узнали, что их маленькая девочка потерялась. Ты слишком дорогой птенчик, ты знаешь?
— Возможно, и вам следует об этом помнить.
— О, я помню. Иначе я не дотрагивался бы до тебя и в лайковых перчатках. А я дал бы тебе нечто, что ты бы надолго запомнила.
— Что же это?
— Ты поймешь, Анни. Однажды ты поймешь…
— Мы поедем назад?
Он кивнул:
— Тебе придется ехать со мной. Не заденет ли это нежных чувств госпожи, но у меня только одна лошадь.
Он вскочил на лошадь, потом наклонился, чтобы подсадить меня, и задержал свои руки дольше, чем нужно.
— Тебе придется обнять меня, — сказал он. — Держись крепко.
Я с облегчением подумала: «Скоро я буду дома».
Грегори пустил лошадь сквозь заросли кустарника.
— Ты, должно быть, рада меня видеть? Испугалась, правда? И не зря: провести здесь ночь — это не отдых на природе, уверяю тебя. Если только с тобой нет приятной компании. Мы провели замечательную ночь по дороге сюда. Ты помнишь, как я охранял тебя?
Я молчала.
— Держись крепче. Ты же не хочешь упасть с лошади, правда? Ты знаешь, я счастлив. Ехать домой, когда руки моей Анни обнимают меня…
Я убрала руки.
— Эй! Будь осторожна, — сказал он — Неожиданный толчок — и ты свалишься.
Я снова ухватилась за него. Грег потрепал меня по руке:
— Ты знаешь, Анни, я в тебя влюблен.
— Еще далеко до дома? — спросила я.
— Достаточно, чтобы мы успели немного поболтать.
— Мне нечего вам сказать. Поедем быстрее.
— Поверь мне, что я сам знаю, как мне ехать, — резко ответил он. — Я вижу, ты становишься настоящей австралийкой. Здесь чувствуешь себя свободным, здесь тебе нет никакого дела до всех правил. Ты идешь своей собственной дорогой. Ты — настоящий человек.
— Я чувствую себя настоящим человеком дома, — сказала я.
— О, такой вежливой… говоришь правильные вещи или то, чего от тебя ожидают. Откуда ты знаешь, что на самом деле чувствуют люди?
— Иногда об этом лучше не знать.
— Я не согласен. Анни, давай узнаем друг друга поближе. Ты так неприступна, что мне иногда кажется, что ты меня недолюбливаешь. Но ведь это не правда?
Может, это всего-навсего твое английское притворство? — Он рассмеялся. — Мы отлично поладим, Анни.
Скажи, у тебя был возлюбленный в Англии?
— Вы наглец.
— Я только хотел узнать. Это важно для меня.
— Что касается меня, то я не собираюсь продолжать этот разговор.
— А я собираюсь. Сейчас командую я, Анни. Где бы ты была сейчас без меня?
— Думаю, я смогла бы вернуться.
— Может ссадить тебя, чтобы ты показала, как у тебя это получится?
— Не говорите глупостей. Поехали, только скорее.
— Должен сказать, что ты самая неблагодарная девушка, которых я когда-либо спасал.
— Вероятно, другие готовы были отплатить вам за услуги?
— Я говорю о нас, Анни. Ты мне нравишься.
Я молчала. «Сколько мы еще будем ехать?» — думала я. Я опасалась его, мне в голову пришла тревожная мысль, что я целиком во власти Грегори.
— Только представь, что мы вместе… что мы поженились.
— Поженились! Вы в своем уме?
— Как никогда. Это стало моей мечтой, как только я тебя увидел. Как ты обняла меня!
— По необходимости.
— О, я согласен на это… пока. Все будет в порядке. Ты — то, что мне нужно. Такая возвышенная. Я думаю, мы созданы друг для друга.
— А я думаю, что вы перегрелись на солнце. Говорят, что от этого бывают галлюцинации.
— Я просто говорю то, что думаю. Ты нужна мне, Анни. Я все время думаю о тебе. Сейчас, когда я вижу тебя, мне больше никто не нужен. Подумай, как бы мы жили с тобой вместе. У нас был бы дом в Сиднее, мы бы принимали гостей, развлекались. Ты бы не скучала по Старому Свету. Ты смогла бы жить, как благородная леди. Это будет прекрасно, обещаю тебе.
Ты ничего не говоришь?
— Я слишком удивлена.
— Ты только скажи мне, чего хочешь, и все будет сделано.
— Очень хорошо. Я хочу вернуться домой.
— Ты трудная женщина, Анни, — сказал он, глубоко вздыхая с шутливым покорством.
Как раз в этот момент дом появился из тумана. Я облегченно вздохнула.
Грег спрыгнул на землю и повернулся, чтобы помочь мне. Он посмотрел мне прямо в глаза, несколько секунд мы были очень близко. Я видела перед собой густые, темные волосы, вьющиеся у висков. Глаза его смотрели насмешливо, и вновь тревожное ощущение охватило меня, несмотря на то, что дом был рядом и в нем была моя семья.
Он продолжал держать меня за плечи, и я быстро сказала:
— Спасибо, что привезли меня домой.
— Нет ничего, чего бы я для тебя не сделал, — ответил он. — Не забывай об этом.
Я повернулась и побежала к дому. Потом в мою комнату вошла мать в сопровождении отца. Грегори пришел к ним и рассказал, как он меня спас. Родители были очень взволнованы.
— Я не могу тебя понять, Аннора! — воскликнула мама. — Сколько раз тебе говорили никуда не уходить одной!
— Я уехала недалеко. Все было бы в порядке, если бы не туман.
— Это только одна из опасностей, — раздраженно заметила мама. — Тебе должно быть стыдно.
— Мне стыдно. Пожалуйста, перестаньте меня ругать. Обещаю, что это не повторится. Я хочу домой, в Англию.
— Слава Богу, что твоя лошадь вернулась, — сказала мама. — И скажи спасибо Грегу.
— Это чудо, что он тебя нашел, — добавил отец.
— Он просто подал условный сигнал, а я ответила.
— Вряд ли найдется что-то, чем его можно озадачить в этой стране, восхищенно проговорил отец. — Но скоро мы поедем домой. Я тоже скучаю по дому.
Как только у Елены все устроится, мы уедем. И я думаю, что продам имение Грегу. То, что он сделал здесь, — просто чудо, и я полагаю, что дела пойдут еще лучше, когда он станет хозяином.
— Обещай мне, — сказала мне мама, — что ты никогда больше не поступишь так необдуманно.
Она на мгновение сжала меня в объятиях, и я почувствовала огромную радость снова быть вместе с ними. Но мне искренне хотелось, чтобы не Грегори был моим спасителем.
Мне трудно было заснуть в эту ночь. Я продолжала думать о том, что сказал мне Грегори. В его глазах была такая целеустремленность, и это напугало меня.
Однажды Мод сказала, по какому-то совершенно пустяковому поводу:
— О, Грег этого хочет, а он всегда добивается того, чего желает.
Вещие слова, но все-таки я сама себе хозяйка и никто не сможет меня принудить делать то, чего я не хочу.
Сон не приходил. Была полночь, когда я услышала какое-то движение под окном. Там кто-то был…
Я выглянула в окно и увидела Грегори. Мое сердце бешено забилось. Как он осмелился! И что это значит?
Собирается войти? Но дверь закрыта. Он сам сказал, что мы должны надежно закрываться от бродяг, которые могли что-то стащить из дома. Беглые же преступники едва ли представляли опасность. Они не осмелились бы напасть на поместье, в котором было столько мужчин.
Он собирался прийти ко мне? С какой целью?
Неужели он мог подумать, что ему удастся покорить меня своим магнетическим очарованием? Это было очень смело с его стороны стоило мне только крикнуть, и я бы подняла на ноги всех. И если бы мой отец поймал его, он бы навсегда расстался с возможностью стать хозяином имения.
Какое-то движение в коридоре. Там кто-то есть. Я открыла дверь, выглянула и увидела Полли Уинтерс в длинной ночной сорочке, едва прикрывавшей, ее пышный бюст. Она крадучись направлялась к двери.
Я закрыла дверь и прислушалась. Входная дверь открылась… шепот, почти неслышный. Оба имели большой опыт в такого рода ночных делах. Когда я снова приоткрыла дверь, они уже исчезли в комнате Полли.
«Это невыносимо, — подумала я. — Под крышей моего отца! И только сегодня он просил меня выйти за него замуж. Этот человек просто чудовище!»
Я вернулась в постель, но не могла уснуть. Я лежала и вспоминала о том, как сегодня ехала с Грегом на лошади. Никогда не представляла, что кто-то может вызвать у меня такую злость.
Я подумала, что было бы неплохо застать его утром, когда он будет уходить из дома. Встретиться с ним лицом к лицу и дать понять, что я знаю, как он провел ночь.
Я хотела сказать ему о том, как я его презираю, о том, что я сообщу родителям, что он за человек. Я дам ему понять, что он вовсе не всесильный победитель, каким он себя представлял.
Должно быть, я задремала, потому что было поздно, когда проснулась. Мод уже возилась на кухне.
Она всегда приходила рано готовить завтрак, и вместе с ней еще две женщины, чтобы помогать ей.
Значит, я не успела поймать Грега.
Родителям я ничего не сказала. Я не представляла, как они смогут от него избавиться. Он был так нужен здесь. Почему меня должны заботить его отношения с женщинами? И не похоже было, что он явился без приглашения Полли. Должно быть, это она все устроила.
Елене осталось уже совсем недолго ждать родов, но она была удивительно спокойна. Однажды она сказала мне:
— Я чувствую себя намного лучше с тех пор, как приехала Полли. С ней так спокойно. Она мне все время рассказывает о «своих маленьких детках». Она их действительно любит.
Я попыталась поговорить с Мод:
— Вам не кажется, что Полли слишком любит мужчин?
— Да, она действительно их любит, — ответила Мод.
— И они ее.
— Мужчины всегда любят женщин, которые любят их. Это льстит им, а все, что им нужно, это немного лести.
— А вам не кажется, что некоторые из них любят женщин, которые их терпеть не могут?
— О, это второй вариант. У них есть выбор. Такие им тоже нравятся.
— Мне кажется, они не особо разборчивы.
— Возможно, это так.
— Мне… кажется, что Полли приглашает мужчин на ночь к себе в комнату.
— Это бы меня не удивило.
— И вы считаете, что мы должны не обращать на это внимания?
— В здешней округе нет другой акушерки. К тому же, как только, начнутся роды, Полли забудет о мужчинах. Она отлично знает свое дело. Вы должны смотреть на это сквозь пальцы, ведь Полли хорошо справляется с тем, ради чего ее позвали.
— Я понимаю, — сказала я. — Это относится также и к здешним мужчинам Она быстро посмотрела на меня.
— В этой стране не хватает женщин, а мужчины нуждаются в них, как вы знаете. Нам приходится закрывать глаза на многие вещи, с которыми мы бы не примирились в Англии. Поэтому и мораль здесь несколько другая.
— А почему они не женятся?
— Большинство из них женится.
— Вы думаете, и Грегори…
Она улыбнулась:
— О, он женится, когда придет время. Он ждет.
— Ждет чего?
— Подходящего момента.
— А пока?
— Ну, он ничем не отличается от других мужчин…
Многие таковы, наверное.
Мне показалось, что она поняла, что ночным гостем Полли был Грегори Доннелли. Мод могла не обращать на это внимание, я же — нет. Мне казалось последней степенью безнравственности поступать так в тот самый день, когда он просил меня выйти за него замуж.
Но из моей головы улетучились все мысли, когда на следующий день у Елены начались схватки. Было удивительно, как Полли моментально стряхнула с себя легкомыслие, облачившись в одежду акушерки.
Она отдавала распоряжения зычным четким голосом, и все были готовы принять ее главенство. Она совершенно преобразилась.
Мы все беспокоились за Елену: ее апатия нас тревожила. Мод полагала, что это из-за того, что у нее безразличный муж. И Полли, и Мод были невысокого мнения о Мэтью, но они, конечно, многого не знали.
Схватки продолжались два дня, и на время весь дом погрузился в состояние болезненного ожидания. Даже Джекко ходил под впечатлением происходящего и говорил шепотом.
Мы все в ожидании сидели в столовой. Полли призвала на помощь Мод, потому что та за долгие годы накопила определенный опыт. Она даже однажды приняла ребенка сама, когда уже невозможно было ждать помощи.
Все вздохнули с огромным облегчением, услышав крик ребенка.
Мод вышла сообщить нас радостную весть.
— Это мальчик, — сказала она.
Я не видела Елену такой счастливой с того самого дня, как она приняла официальное предложение Джона Милворда. Она сидела в кровати, держа на руках ребенка, а мы стояли вокруг, выражая свое восхищение новорожденным.
Полли сияла от удовольствия, словно ребенок — ее собственное создание. Мы все были глубоко тронуты.
Я же не могла оторвать глаз от малыша. Мы все были в восторге от ребенка. Мужчины держались в стороне, хотя все вместе испытывали облегчение, что ребенок Елены без всяких осложнений родился на свет, что она сама, несмотря на усталость, перенесла испытание.
Дни летели незаметно, большую часть времени я проводила с Еленой. Мне позволяли держать ребенка, но Полли следила за всем. Она пообещала остаться еще на две недели, потому что теперь ее беспокоило состояние Елены.
Полли суетилась, смеялась, а я всякий раз, видя ее, думала о том, как она занималась любовью с Грегори.
Полли непрестанно говорила о малышах:
— Я думаю, что они самые милые Божьи создания.
Конечно, — добавила она, — есть и другие славные вещи.
Но я только что извлекла одного из них на свет, и нет ничего лучше малыша.
Какие удивительные люди! Полли, которая так любит детей, легкомысленная любительница мужчин вроде Грегори Доннелли. Если бы еще была любовь, я смогла бы понять, но ведь это только похоть.
Я опять подумала: «Я хочу домой. И теперь, когда ребенок уже родился, можно думать об этом серьезно».
Нужно было выбрать для ребенка имя. Елена захотела назвать его в честь Джона:
— В конце концов, это его ребенок.
— Почему бы не изменить его немного? В нашей семье было имя Джонатан.
— Джоан, — сказала она. — Джон с буквой «а» Так его имя будет немного отличаться от имени его отца.
Ребенок стал Джоаном, а мы звали его Джонни.
Все наше время поглощал ребенок. Я многому научилась у Полли: как держать, как купать, как пеленать, как укачивать.
— Из тебя выйдет хорошая мама, — сказала мне Полли. — Подумай о том, чтобы обзавестись собственным.
Она слегка похлопала меня по плечу и разразилась обычным хохотом, а я покраснела от вновь пришедшей мысли о ней и Грегори.
Полли, как змея кожу, сбрасывала с себя обличье акушерки и опять становилась ветреной женщиной, совершающей самые неожиданные поступки. Скоро она отправилась на другую ферму, в поисках малышей, которых нужно «извлечь на свет», и мужчин, которые провели бы с ней приятную ночь. И мы тоже уедем: и у мамы я уже замечала признаки беспокойства.
Я очень хотела уехать, освободиться от Грегори Доннелли. Он причинял мне беспокойство, вызывал в моем воображении картины, от которых я хотела избавиться. Я знаю, люди сказали бы, что это жизнь, но я хотела, чтобы эта жизнь не касалась меня как можно дольше.
Единственное, о чем я буду сожалеть, покидая Австралию, это то, что нам не удалось найти Дигори.
Я часто говорила о нем с отцом.
— Я знаю, как тебе хотелось его найти, — говорил он. — Ты хотела убедиться, что у него все в порядке, что он, наконец, живет для себя. Он показался мне живучим. Но не оставляй надежду, мы даже сейчас еще можем найти его. Где бы я ни был, я везде навожу справки, но все это очень похоже на поиски иголки в стоге сена.
Роза часто приходила в комнату, где лежал ребенок. Она призналась мне, что, когда вырастет и выйдет замуж, собирается родить десятерых детей.
— Ты так хочешь замуж? — спросила я.
— О да, — ответила она, — но я должна подождать, пока стану немного старше.
— И ты уже выбрала себе жениха?
— Да, я всегда знала его.
— Да? И кто же он?
Она широко раскрыла свои красивые голубые глаза, словно удивленная моим невежеством:
— Конечно, мистер Доннелли.
— О… мистер Доннелли. Он нравится тебе?
Она кивнула:
— Он самый замечательный человек в округе. Мама говорит, что только он может быть моим мужем.
Я молчала. Я могла понять ход мыслей Мод: Роза не была создана ни для тех парней, которые живут в хибарках, ни для того, кто нанимается на временные работы. Она была предназначена для их хозяина, а им был Грегори Доннелли. Казалось, то, что он волочится за каждой юбкой, не смущало Мод. Может быть, она надеялась на то, что, когда он женится, все изменится?
Может быть, она думала, что однажды он станет хозяином имения. Именно таково было его честолюбивое стремление, и не она ли сказала, что он из тех людей, которые добиваются того, чего хотят?
Бедная Роза! Я многое начинала понимать. Грегори нужна была вовсе не я, ему нужно было имение, а я была ключом к нему. Вполне возможно, что, если бы Грегори Доннелли женился на мне, имение стало бы свадебным подарком Я возненавидела этого человека больше, чем кого-либо.
Мы сидели за ужином. В комнате, которая теперь называлась детской, спал ребенок. Грегори, как обычно, ужинал с нами, но я стала относиться к нему с еще большей осторожностью. Всякий раз, поднимая глаза, я чувствовала на себе его взгляд и видела многозначительную улыбку, которая одновременно и смущала меня, и приводила в ярость. Он вел себя, словно охотник, поджидающий в засаде. Из-за его присутствия я стала ненавидеть эти совместные трапезы.
Отец спрашивал, понимаем ли мы, что уже май.
— Прошло восемь месяцев с тех пор, как мы покинули дом.
— И время подумать о возвращении, — сказала мама.
— Мы отлично провели здесь время, — сказал Джекко с оттенком сожаления.
— Чудесные впечатления! — согласился отец. — Но я часто задаю себе вопрос, что происходит дома в наше отсутствие?
— Я надеюсь, у вас там надежный человек.
— Превосходный, иначе мы не смогли бы уехать.
Он много раз оставался у нас полным хозяином, но никогда на такой долгий срок.
— Дома сейчас, наверное, зима, — с грустью сказала мама.
Отец улыбнулся ей:
— Я знаю, ты не можешь дождаться, когда мы вернемся.
— А ты как, Елена? — спросила мама.
— Я… я не знаю… мне нужно многое решить.
— Ты ведь не захочешь дожидаться Мэтью? Тебе лучше вернуться с нами в Кадор.
— Да, мне бы этого хотелось.
— Аннора не хочет расставаться с Джонни, — сказала мама, улыбаясь мне Елена тоже улыбнулась, но я чувствовала, что ей не по себе от перспективы скорого возвращения в Англию. Здесь она нашла какое-то умиротворение, у нее был ребенок и она жила с нами.
Отец сказал:
— Я думаю, мы успели бы подготовиться к отплытию в конце июня. Это даст нам возможность увидеть кое-что еще. Грег, где это — Стилмэнс-Грик?
— Стилмэнс-Грик? О, это немного севернее, на полпути до Брисбена, я думаю.
— Ты там когда-нибудь был?
— Нет, но я слышал об этом месте. Человек по имени Стилмэн почти за бесценок скупил там землю, но засуха там еще большая проблема, чем здесь. Вас интересует это место?
— Я просто слышал, как его упоминали, и поинтересовался, знаешь ли ты что-нибудь об этом. Я хотел бы до отъезда еще походить под парусом.
— Тогда торопитесь: в следующем месяце будут сильные ветры.
Беседа перешла к тому, что делается в имении, и, когда мы встали из-за стола, Грегори последовал за отцом в конюшню. Я видела, что между ними происходит серьезный разговор. Вероятно, то, что отец назвал точную дату отъезда, побудило Грегори прояснить наконец условия приобретения имения.
Когда они вернулись в дом, я зашла в комнату родителей. Это было единственное место, где мы могли говорить без свидетелей, я с Джекко часто пользовались такой возможностью.
Джекко находился уже там, и я подумала, что привело его сюда то же, что и меня.
— Мы действительно поедем в июне? — спросил Джекко.
— Да, — ответил отец. — Совершенно определенно.
Мы не провели бы здесь так много времени, если бы не Елена и ее ребенок.
— Что с ней будет, когда мы вернемся? — спросила мама.
— Мы же сказали, что она может поехать с нами в Кадор, — напомнила я им.
— Хорошо, давайте как можно лучше используем оставшееся время, сказал отец.
— Как насчет того, чтобы пройтись под парусом завтра? — предложил Джекко.
— Хорошо, только наша семья Ты хочешь, Аннора?
— Только мы вчетвером, — добавила мама.
— Ты окончательно решил продать имение Грегори? — спросила я отца.
— Да, думаю, я должен это сделать. Он совершил здесь настоящее чудо. Я начинал с маленького клочка земли, и его отец оказал мне огромную помощь Мои дела шли хорошо еще до того, как я уехал, потому, что я приобрел некоторый опыт, отбывая наказание.
В его отце я нашел превосходного помощника, а его сын ничем не хуже Он очень хозяйственный человек, — добавила мама — Из тех, кто способен чего-то добиться за свою жизнь.
— Надо будет начать оформление этого дела, — сказал отец, — что займет некоторое время.
— А он может себе позволить купить имение? — спросил Джекко.
— Дорогой мой, я не возьму с него слишком много.
— Значит, ты порвешь все связи с Австралией? — спросила я — Аннора, что нам тут делать? Это отнимает слишком много времени Зачем нам имение на другом конце света? Не знаю, почему я так долго за него держусь?
Это путешествие было очень интересным, но захочет ли кто-нибудь из нас приехать сюда еще раз? Подумай обо всех неудобствах нашего путешествия, и мы ведь уже соскучились по многим удовольствиям, которых здесь лишены, не так ли?
— Это неоспоримый факт, — сказала мама. — Я думаю, это превосходная идея — продать имение Грегори.
— Он первопроходец по природе Это для него выгодная сделка, и он того заслуживает Я сказал, что объявлю о своем решении в ближайшие дни Я думаю, он уверен в ответе. А там нас ждет дом — А завтра — морская прогулка, сказала я.
— Есть еще несколько мест, которые я хотел бы посетить, — добавил отец, — и я сделаю это, когда сделка состоится.
Я отправилась вечером спать с легкой душой Наше странное приключение подходит к концу Скоро мы оставим имение Грегори Доннелли и вернемся домой, в Англию, которая, несмотря на порочное общество алчных политиков с их враждой между собой и процветающих владельцев борделей, все-таки была домом Я и не догадывалась, проснувшись в то утро, что этот день станет одним из самых трагических в моей жизни.
Меня разбудила Елена, которая стояла у моей кровати.
— Джонни кашляет, и у него жар.
Я моментально вскочила с постели, вошла в детскую и взяла Джонни на руки. Его немного лихорадило, но кривоватую беззубую гримасу на лице Джонни мы истолковали как улыбку Я сказала:
— Я позову Мод. Она скажет, в чем дело.
Я оделась и пошла ее искать. Мод пришла сразу.
— Небольшая простуда, — сказала она. — Ничего страшного, нужно только укутать его потеплее, и все как рукой снимет.
Но Елена все-таки была обеспокоена — Тебя не будет весь день? спросила она.
Я подтвердила.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты не уезжала, — сказала она.
Я помедлила:
— Хорошо, я останусь. Они могут поехать и без меня.
Мама была разочарована:
— Елена и в самом деле слишком многого от тебя требует.
— Я поеду в другой раз, иначе я все время буду волноваться за ребенка Мама поцеловала меня и сказала — Ладно, нам очень жаль, что тебя не будет, но я понимаю. Ты останешься и позаботишься о Елене и ребенке.
Они уехали. В течение утра состояние ребенка не ухудшилось.
— Я же вам говорила, — сказала Мод.
— Я так испугалась, — объяснила Елена.
— Я понимаю, он у тебя первый ребенок. Ты будешь спокойнее, когда их у тебя будет несколько.
Елена испугалась даже мысли о подобной перспективе, а я подумала «Этого не будет никогда. Необычное замужество Елены, по крайней мере, дало официальный статус рождению ребенка, что было очень важно. Однако я сомневаюсь, что из этого брака может выйти что-то хорошее».
Мэтью все еще не возвращался. Иногда он давал о себе знать, и Елена написала несколько писем в отель Сиднея, где он, вероятно, их получил. Рядом с нами расположился небольшой городишко, где можно было отправлять и получать письма, а один из здешних работников три раза в неделю занимался этим. В одном из писем Мэтью сообщал, что исследования привели его в Ван-Дименс-Лэнд и что он пришлет тамошний адрес.
Елена сообщила ему, что ребенок родился, но не получила никакого ответа Родители говорили, что, когда Мэтью уезжал, нам следовало ему сказать о нашем скором отъезде с Еленой в Англию Я слышала выражение «муж только по названию», что вполне подходило к Мэтью.
Поднялся ветер. Я слышала, как Грегори Доннелли что-то кричит работникам.
Мод готовила на кухне, и я пошла к ней.
— Что-то случилось? — спросила я.
— Это опять погода. Ему не нравится ветер.
— Он какой-то странный, — сказала я — Такой бывает время от времени Нужно принять меры, ветер может нанести большой ущерб. Я думаю, Грег хочет удостовериться, что работники все сделали, как надо.
Я вернулась к ребенку. Он мирно спал.
В течение дня ветер становился все сильнее. Я выглянула из окна. Деревья раскачивались, и было такое чувство, что их может вырвать с корнем. Ветер яростно трепал их, и я подумала о родителях и Джекко.
Наверное, они были рады, что ветер, но не такой же сильный.
В дом вошел Грегори. Я слышала, как Мод заговорила с ним.
— Им не удастся выйти на лодке в такую погоду, — сказал он.
Я выбежала к нему, и он заметил беспокойство на моем лице.
— А если они вышли на лодке? — спросила я.
— Они не смогли бы, — ответил он убежденно. — Никто бы не смог этого сделать в такую погоду.
— Но они уехали рано. Наверное, они вышли в море до того, как погода испортилась?
Он посмотрел в сторону.
— Я думаю, они совсем не стали выходить, — пробормотал он. — Ваш отец говорил, что он еще кое-что хочет посмотреть.
Я вернулась к Елене. Она все еще не отходила от ребенка, который, казалось, уже совершенно поправился.
Как бы я хотела быть с родителями и Джекко! Не знать, что с ними, было так беспокойно.
К вечеру ветер стих, но на закате так никто и не появился.
Мы с Еленой не спали всю ночь в ожидании их возвращения и молчали, боясь высказать вслух свои мысли. Мы просто сидели и прислушивались к малейшему шуму. Но они не вернулись.
Как я прожила дни, которые за этим последовали, не знаю. Я находилась в полном оцепенении и не могла поверить, что на меня свалилось такое ужасное горе.
Мать, отец, брат — люди, которых я любила больше всего на свете, отняты у меня.
Я была безутешна. Я не могла себе представить мира без них: они всегда были со мной как неотъемлемая часть меня.
Елена пыталась мне помочь. Она вышла из своего летаргического состояния, чтобы разделить со мной горе. Мод, Роза, и особенно Грегори Доннели, изменились. Он был спокойным и вежливым Но я не хотела видеть никого из них, и единственное, что я хотела, — возвращения моих любимых родителей и брата Обнаружили останки лодки, их прибило к берегу.
У берега нашли тело Джекко. Тела отца и матери найдены не были.
Я продолжала жить в каком-то странном мире, из которого не хотела выходить, потому что боялась столкновения с невосполнимой утратой.
Помню ужасный день, когда ко мне пришел какой-то человек. Он настаивал на беседе со мной и хотел что-то узнать о моем отце Я впервые заговорила и вдруг почувствовала себя такой измученной, что попросила его удалиться.
Он долго говорил с Мод, Грегори и другими людьми в имении. Потом я узнала, что это был корреспондент «Сидней-Газет».
Происшествие стало новостью дня. Мой отец с женой и сыном утонули. Рассказывалась история от первого прибытия отца в Австралию до дня его гибели.
Это была история, которая, конечно, не могла не взволновать читателей. Она печаталась на первых страницах местных газет в течение нескольких дней. Газеты от меня некоторое время скрывали, но однажды я обнаружила их и прочла, испытав невыносимую боль.
Только сон стал моим единственным облегчением, и мне давали снотворное.
Потом я долго болела. Ничего, в самом деле, не могло быть для меня лучше. Я жаждала только забвения. Я хотела уснуть и никогда не просыпаться.
Только в августе я начала чувствовать себя лучше.
Трагедия немного отдалилась, но я знала, что она навсегда останется со мной. Я выглядела совершенно по-другому с коротко остриженными волосами, которые едва покрывали мои уши.
Единственное, что вызывало мой интерес, был ребенок: теперь ему исполнилось четыре месяца, он был немного похож на Елену. Она приносила его по утрам в мою комнату и клала ко мне в кровать. Он вцеплялся в мои короткие волосы и пытался ухватить за нос своими пухлыми пальцами. Ребенок помогал мне забыться, и он действительно почти развеял мою тоску.
Ко мне все были добры. Часто приходила Роза — посидеть и поговорить со мной. Она показывала мне вышивание, которому научила ее мама. Еще она училась хозяйничать по дому. «Мне придется это делать, когда я выйду замуж», — говорила она. Роза уже ясно представляла тот день, когда это произойдет, смотрела на Грегори Доннелли почти как на Бога Если когда-нибудь наступит день, когда Грегори женится на Розе, он будет уверен в ее безусловном преклонении перед ним.
Я почти не видела его за время моего несчастья.
Мод готовила для меня специальные блюда.
— Иди, — обычно говорила она, — только попробуй немножко, чтобы порадовать нас.
Я ела только под таким предлогом. Я продолжала «плыть по течению», не заботясь ни о чем, пытаясь ни о чем не вспоминать. Я хотела бы забыть все, что было связано с прошлым, потому что в нем было слишком мало эпизодов, в которых они не участвовали. Они навсегда останутся в моей памяти.
Потом пришло письмо от адвокатов, которые приняли дела моего отца. До них дошло печальное известие, и они напоминали мне, что ввиду смерти обоих родителей и единственного брата я должна унаследовать Кадор и войти во владение значительным состоянием, как движимым, так и недвижимым, вследствие чего должны быть обсуждены многие вопросы. Они считали, что мне следовало покинуть Австралию при первой же возможности. Кроме того, я должна решить, как поступить с австралийскими владениями. Отец писал им о своем желании их продать, и они знали, что имеется подходящий покупатель Они оставались моими покорными слугами: Йорк, Тамблин и компания. Письмо выпало из моих рук.
Вместе с ним в мою жизнь ворвалась реальность. Я должна покинуть свой выдуманный мир, где могла обманывать себя, что мне снится кошмарный сон, который закончится, когда в мою комнату войдут родители. Надо было посмотреть в лицо правде: они ушли навсегда. Я была несчастна, одинока, но на мне лежала ответственность.
Когда ко мне вошла Елена, я сказала:
— Мы должны вернуться домой.
Она кивнула:
— Когда ты окрепнешь после болезни. Сейчас поездка будет для тебя слишком тяжелым испытанием.
— Я получила письмо от наших адвокатов. Мне нужно вернуться в Кадор.
— Я поеду с тобой, мы никогда не разлучимся.
— Да, мы пострадали… обе, но надо жить дальше.
Значит, ты поедешь в Кадор со мной?
— Я поеду туда, куда ты.
— Мне кажется, я не смогу его опять увидеть: там гораздо больше воспоминаний, чем здесь. Дома будет казаться, что они присутствуют во всем…
— Может быть, тогда лучше не ехать в Кадор?
— Куда же еще? В Лондон?
Елена вздрогнула.
— Мы поедем в Кадор, — продолжала я. — Ты знаешь, Елена, Кадор теперь мой отец. — Голос дрогнул, и я сделала усилие, чтобы продолжить:
— Он был не стар… и, кроме того, был Джекко…
О, Елена, это невыносимо.
— Тогда давай немного подождем. Ты можешь оставаться здесь, сколько хочешь. Это твоя собственность, не так ли, хотя здесь всем заправляет Грегори Доннелли.
— Я хочу остаться, я не готова еще ехать домой Нужно написать адвокатам, что приеду, как только почувствую себя способной.
Она кивнула, а потом сказала:
— Это лучше для нас обеих — укрыться от всего, что напоминает нам…
— Странно, — сказала я. — Мне так хотелось вернуться домой.
Я почувствовала, что по моим щекам потекли слезы, и с удивлением заметила, что плачу в первый раз с тех пор, как это случилось.
Теперь стало уже не так жарко: была зима, очень похожая на нашу весну. Я едва заметила перемену, я вообще ничего не замечала. Для меня существовал только рассвет, а потом закат. Я продолжала жить в изоляции.
— Время лечит, — говорила Мод.
Я догадывалась, что ее расхожая истина справедлива. Время действительно лечило, и постепенно я чувствовала себя менее несчастной, чем в тот день, когда я узнала о их гибели.
Как-то в мою дверь постучали.
— Войдите, — сказала я, думая, что это Елена.
Вошел Грегори Доннелли.
Я не ощутила ни тревожного предчувствия, ни беспокойства, как раньше: я была безразлична.
— Я пришел поговорить с тобой, — сказал он. — Можно войти?
Такая просьба совершенно не соответствовала его обычной манере, но, в конце концов, все изменилось, даже он. Я устало кивнула. Он придвинул стул и сел.
— Ты выглядишь лучше, — сказал он.
Я не ответила.
— Мы скоро поставим тебя на ноги. Мод говорит, что ты поправляешься.
Я молчала.
— Я хочу, чтобы ты знала, что и я буду о тебе заботиться.
Я спокойно ответила:
— Спасибо, но я сама могу о себе позаботиться.
— Нет, — мягко сказал Грегори. — Я скажу, что тебе нужно: тебе нужна новая жизнь, это освежит тебя.
— Да, мне нужна новая жизнь.
— Я могу создать ее для тебя. Я сделаю все, что ты захочешь. Мы уедем на некоторое время.
— Я поеду домой.
— Позже да. Я поеду с тобой. Тебе нужна поддержка. Тяжелое бремя свалилось на тебя. Тебе нужно, чтобы кто-то был рядом с тобой, заботился о тебе. Тебе нужен муж. Не откладывай дольше, Аннора.
В первый раз после трагедии я улыбнулась: Грегори старался угодить мне. Он даже назвал меня «Аннора», не рискуя раздражать меня своим «Анни».
Я подумала: «Он предлагает мне выйти за него замуж. Почему? Ему нужно мое состояние, ведь я теперь богата. Вероятно, его амбиции возросли».
Да, я чувствовала себя лучше Я дала полную волю своей неприязни, своему недоверию к Грегори, что отвлекло в какой-то степени меня от горя.
Он продолжал:
— Ты молода, и тебе нужен мужчина, чтобы заботиться о тебе. Я нужен тебе.
Тогда я сказала с легкой издевкой:
— Не думаю, что вы представляете себе размеры моей ответственности. Я обладаю состоянием в Корнуолле…
Я следила за выражением его лица: он знал. Он видел письмо адвокатов? Или он догадывался? Он знал, что мой отец обладал обширным состоянием в Корнуолле, но было очевидно, что Джекко будет наследником. Но их больше нет, а я, беспомощная дочь, осталась.
Я почувствовала, что моя беспомощность вмиг улетучилась. Я даже испытывала нечто такое, что, я думала, уже никогда не почувствую наслаждение понукать им, этим честолюбивым человеком, который был предназначен для Розы. Но ему ничего не стоит отклонить это предложение — я была в этом убеждена — этому человеку, который в один и тот же день мог сделать предложение мне и потом развлекаться в постели акушерки. Его опьянили честолюбивые мечты, они лишили его обычной ловкости.
Грегори увлеченно продолжал:
— Мы поедем в Англию, будем жить там. Я найду подходящего человека, который сможет присматривать за имением. Все будет так, как ты хочешь. Это счастье, что здесь есть я. Моя бедная маленькая девочка, я понимаю твое горе. Ты так много пережила. Я знаю, как вы любили друг друга. То, что я хочу сделать, самое лучшее для тебя. Я бы заговорил об этом раньше, но я чувствовал, что ты хочешь побыть одна Но ты же не можешь предаваться горю всю жизнь. Предоставь все мне, я все устрою: всего лишь маленькая церемония.
Я внезапно села в кровати, почувствовав, как мои нервы напряжены. Я ожила от гнева:
— Не сомневаюсь, что у вас превосходные планы.
— Ты можешь мне верить.
— Верить вам, да? Немедленно решать? Но я не могу вам верить. Вы должны понять, что я не такая сумасшедшая, как вам кажется. Я прекрасно знаю, что у вас на уме. Вы хотите получить мое наследство. С тех пор как мы здесь, вы много слышали о Кадоре.
По сравнению с ним здешние владения слишком малы и незначительны, хотя вы давно положили на них глаз. Большое богатство теперь лежит перед вами, и вы хотите добиться его, женившись на беспомощной девушке. Вам и в голову не могло прийти, что здесь могут возникнуть какие-то затруднения. Ваше очарование и показная мужественность действуют только на бедных глупых женщин. Пожалуйста, поймите, мистер Доннелли, я не собираюсь выходить за вас замуж. Вы просили меня об этом раньше, и я думала, что объяснила все достаточно ясно. Я знаю, что ночь вы провели в комнате акушерки.
Он изумленно посмотрел на меня, потом улыбнулся:
— У тебя нет никаких оснований для ревности.
Какие пустяки: это была просто женщина… на одну ночь. Это не имеет никакого значения.
— Вы правы, это не имеет значения, потому что вы мне безразличны. Если бы я хоть на мгновение серьезно задумалась о вашем предложении, это имело бы немаловажное значение. Пожалуйста, уясните себе: у меня никогда не было намерения выходить за вас замуж и никогда не будет. А теперь, я прошу вас, покиньте комнату.
Грегори встал, глядя на меня, потом рассмеялся:
— А ты ожила.
— Уйдите, — сказала я.
Он поклонился и пошел к двери. Там он остановился и посмотрел на меня.
— Ты должна признать, что все-таки я кое-что для тебя сделал: я вдохнул в тебя новую жизнь… даже если ты действительно меня ненавидишь. Неважно.
Ненависть часто оборачивается любовью.
Потом он вышел. Я взглянула на себя в зеркало: щеки утратили привычную бледность, глаза сверкали.
Грегори был прав: я наконец, ожила.
В небольших домах немного ускользнет от внимания слуг. Такова была и Мод, особенно в отношении того, что касалось Грегори Доннелли. Должно быть, она видела, как он выходил из моей комнаты, и немного спустя она явилась ко мне.
Она была смущена, и я чувствовала, что она хочет меня о чем-то спросить.
Мод начала с расспросов о моем здоровье, и я сказала, что чувствую себя немного лучше. Потом она поинтересовалась моими планами.
— Вы ведь не хотите здесь остаться, насколько я знаю? Не собираетесь ли поселиться здесь?
— Нет, действительно не собираюсь.
— Я хотела узнать… насчет вас… и Грега.
Я опять почувствовала прилив негодования, который вывел меня из состояния депрессии.
— Что именно могло бы вас заинтересовать в отношении меня и мистера Доннелли?
— Ну, я только хотела сказать, что мне показалось… когда я его увидела, я подумала, что между вами и ним что-то решено. — Она украдкой оглядела комнату, словно подозревая, что нас кто-то подслушивает. — Если вы хотите знать мое мнение, я не думаю, что из этого что-то получится.
Я уже собиралась сказать, что Мод может не сомневаться в том, что у меня нет никаких намерений выходить замуж за Грегори Доннелли, но я решила, что она будет более разговорчива, пока не узнает этого. Мне хотелось знать, что она думает о нем.
— Это не жизнь для леди, которая была воспитана, как вы. Конечно, Грег располагает к себе…
«Так ли? — подумала я. — Этот человек только настраивает меня против себя».
— Он всегда будет командовать женой, а я думаю, что вы из тех, кто этому воспротивится.
— И все-таки, — сказала я, — вы избрали его для Розы?
Она покраснела:
— Кто вам сказал?
— Роза. Кажется, она думает, что все почти решено?
Мод была совершенно смущена. Я сказала:
— Это вполне естественно, и Роза считает его чудесным человеком. Я уверена, что и Грегу она понравится.
— Он очень любит Розу, — сказала она почти вызывающе.
— Я не сомневаюсь: она очаровательная девочка.
— Это уже как бы само собой разумеется…
— Вы имеете в виду, что помолвка уже состоялась?
— Мы не говорили об этом, но ясно без слов. Роза отличается от здешних женщин. Я научила ее, чему могла. Грегу нужна такая, которая была бы не похожа на других.
— Да, если Роза восхищается им и ему нравится ее восхищение, я думаю, все устроится отлично.
— Так думала и я, но теперь.
Мод замолчала.
— Я сейчас обладаю состоянием в Англии, так что я лакомый кусочек для честолюбивого человека. — Она опустила глаза, а я продолжала:
— Грег достанется Розе, если она хочет. У меня нет никакого намерения выходить за него замуж.
Мод быстро подняла глаза:
— Это решительный человек. Он добивается того, чего хочет.
— Мод, единственное, чего я не понимаю, почему вы хотите, чтобы Грег был мужем Розы? Она такая спокойная и наивная девочка. Неужели вы хотите отдать ее такому человеку?
— Это будет хорошо для нее, если она будет ему хорошей женой. А она будет, я об этом позабочусь.
— Вам следует получше узнать человека, которому вы собираетесь отдать свою дочь в жены. Он уже предлагал мне выйти за него замуж. Еще до того… — Я остановилась и несколько мгновений не могла продолжать:
— Я отказалась, и ту ночь он провел с акушеркой.
— Он — мужчина, — сказала она спокойно. — Если бы у него была жена, все было бы по-другому.
— Я сомневаюсь. Такие люди не меняются.
— Моя Роза — чудесная девочка. Я не хочу, чтобы ее мужем был один из этих пастухов или наемных рабочих, а Грег здесь видный человек, и через несколько лет он многого достигнет.
— Вы очень искренни со мной, Мод, и я тоже буду откровенна с вами. Скоро я уеду домой и сомневаюсь, что приеду сюда когда-нибудь еще. Я не собираюсь выходить замуж за Грегори Доннелли, мне отвратительна сама мысль об этом. Так что будьте спокойны.
Я думаю, Розу ждет нелегкая жизнь, но я не представляю себе легкой жизни с таким человеком.
— Я знаю мужчин, — сказала Мод, — и я знаю Грега.
Он честолюбив. Может быть, это самая главная его черта, но это именно то, что мне нравится Я хочу, чтобы Роза была госпожой в имении. Мы с ее отцом много натерпелись, и я не хочу, чтобы такая же жизнь была у Розы.
— Я понимаю, Мод, поэтому будьте спокойны. Скоро я уеду. Я не буду мешать Розе.
— Вы слишком сурово судите о Грегори.
— Я не могу восхищаться человеком, который так любит землю, что готов на все, чтобы ее заполучить.
— Вы никогда не жили в местах, где слишком мало женщин Мужчина везде мужчина…
— Я остаюсь при своем мнении, и мне надо думать об отъезде.
— Грег не допустит этого. Он всегда добивается того, чего хочет.
— Как раз тот случай, когда ему это не удастся.
Он может продолжать ждать Розу. Когда, вы думаете, они смогут пожениться?
— Ей только пятнадцать лет. Я думала, когда ей исполнится хотя бы шестнадцать, но она выглядит моложе своих лет. Мне казалось, что лучше всего дождаться ее семнадцатилетия, но, когда вы приехали, я решила, что это слишком долго…
— Не беспокойтесь. Мод, я была совершенно искренна с вами.
— Я не думала, что все так произойдет. Просто хотела узнать…
— Собираюсь ли я принять его предложение? Уверяю вас, мой ответ был совершенно определенным: «Нет».
— Но Грег не может принять такой ответ. Он не позволит, чтобы что-нибудь стояло у него на пути.
— Посмотрим, — сказала я.
Мод встала:
— Спасибо, что поговорили со мной и что вы все понимаете.
Она оставила меня, все еще охваченная беспокойством, не способная понять, что для ее богоподобного существа может быть что-то невозможное.
Я еще раз забыла о своем горе на какое-то время.
Единоборство с Грегори Доннелли определенно придало мне сил, но я дивилась тому, как любящая мать может желать своей дочери такой участи.
Я получила письмо от адвоката в Сиднее, в котором он сообщал мне, что отец собирался продать свои австралийские владения управляющему Грегори Доннелли. Он также думал, что это оптимальное решение и для меня. Он написал поверенным моего отца в Англии, которые были с ним согласны и считали продажу желательной ввиду происшедшей трагедии.
Неразумно сохранять за собой владения на другом конце света.
Я перечитала письмо несколько раз. Грегори предпочел бы не покупать, а завладеть землей, женившись на мне. Мне показалось, что я более ясно выражу свои чувства, согласившись на продажу и приняв его условия сделки.
В тот день впервые после болезни я выехала верхом, но чувствовала себя очень слабой и не могла долго находиться в седле. Я подумала о длинном пути обратно в Сидней, а затем об утомительном путешествии на корабле, который повезет меня домой Мне показалось, что все были правы, говоря, что мне нужно немного окрепнуть. Я перенесла опасную лихорадку и Бог знает, что еще. Все эти недели, будучи очень слабой, я, тем не менее, сознавала, что желаю смерти, и проклинала судьбу за то, что она воспротивилась тому, чтобы я поехала с родителями и братом.
Мне хотелось вечно оплакивать их, но я не могла не согласиться с тем, что эта трагедия для меня начала понемногу уходить в прошлое. Мысли о Кадоре даже начали доставлять мне некоторое удовольствие. Я знала, что там еще труднее будет бороться с воспоминаниями, но я хотела домой.
Через неделю я буду чувствовать себя еще лучше и тогда смогу готовиться к отъезду. Я предполагала, что нам понадобится помощь Грегори для поездки в Сидней. Я вспомнила ту ночь, когда я лежала в спальном мешке и, проснувшись, увидела его рядом. Он что-то говорил о том, что хочет защитить меня от диких собак. Я представила себя в этой поездке с ним… с Еленой и ее ребенком, но Джонни был еще недостаточно большой для такой поездки. Столько проблем надо решить.
Я отъехала недалеко, потому что чувствовала себя слишком усталой. Когда я вернулась в конюшню, там был Грегори. Он улыбнулся, увидев меня, и заспешил навстречу.
— А, катаешься. Это добрый знак, но не отъезжай далеко. Устала немного?
Он сделал движение, чтобы помочь мне сойти, с лошади.
— Спасибо, я могу и сама.
— С короткими волосами ты похожа на средневекового пажа. Очень необычно, но мне нравится.
Я уже стояла рядом с ним:
— Между прочим, я написала поверенным в Сидней и попросила их поторопиться с бумагами.
Его брови слегка приподнялись, но, кроме этого, ничто не выдало его чувств.
— Значит, — медленно сказал он, — имение будет моим? Приятное известие.
— Я рада, что вы так думаете.
Я повернулась, чтобы идти, но он удержал меня за руку:
— Думала ли ты… о нас?
— О продаже имения, вы хотите сказать? Конечно…
— Нет, о моем предложении.
— Здесь не о чем думать. Я уже ответила, и это не нуждается в дальнейшем обсуждении.
— Ты упрямая женщина. Не будь такой уверенной.
Ты переменишь мнение.
— Всего доброго, — сказала я и почувствовала, что он смотрит мне вслед Но разговор обеспокоил меня. Может быть, из-за уверенности Мод в том, что Грегори добьется своего?
В тот вечер я чувствовала себя очень усталой: болезнь сделала меня более слабой, чем мне казалось. Я сказала, что останусь у себя и не буду ужинать вместе со всеми.
Мне многое надо было обдумать. Продажа имения не должна состояться до нашего отъезда: мне была ненавистна одна мысль о том, что я буду жить под его кровом. Я думала, что все может быть устроено достаточно легко. Но, согласившись с тем, что оформление сделки должно быть ускорено, я поставила себя перед необходимостью обдумать детали скорого отъезда.
Вошла Мод с подносом. Я сказала, что не голодна.
— Я принесла вам немного супа. Попробуйте, проглотите его мигом. А вот немного горячего хлеба.
Она села рядом со мной, и я взяла поднос.
— Я приготовила его из остатков барашка, очень вкусно. Я люблю из последнего кусочка приготовить что-нибудь необычное.
Она смотрела на меня, пока я по ложке подносила суп ко рту:
— Я надеюсь, вы не думаете обо мне плохо после нашего разговора?
— Нет, Мод, я отлично понимаю что должна чувствовать мать, имея такую дочь, как Роза. И как должна хотеть для нее самого лучшего. Это естественно.
— Да, здесь немного возможностей. Я иногда думаю, не вернуться ли на родину? Но что мы там будем делать? Мне пришлось бы работать, как и Розе.
— Да, а Грегори Доннелли — человек не промах, особенно когда станет здесь хозяином.
— Значит, все почти готово?
— Да, скоро все будет сделано.
— Это мудро, а вам не захочется приехать сюда еще раз?
— Здесь слишком много горьких воспоминаний, но то же самое будет и дома. Они будут везде, от них никуда не укроешься.
Я покончила с супом. Мод взяла у меня поднос и сказала:
— Спасибо, что вы так все понимаете.
Ночью я чувствовала себя ужасно и была уверена, что виноват суп.
«О, Мод, — думала я, — как плохо я тебя знаю!
Неужели ты так хочешь освободиться от меня?»
Временами мне казалось, что я умираю. Только к утру болезненные схватки и тошнота прекратились, и я почувствовала себя лучше. Я все еще была жива, а совсем недавно я страстно желала смерти. Я хотела быть с родными людьми. Мне казалось несправедливым, что они ушли, оставив меня. Но сейчас я почувствовала, что меня переполняет чувство облегчения: я была жива и хотела жить.
Как ни странно, именно гнев начал пробуждать меня от меланхолии, и я поняла, как хочу жить.
Я лежала и думала о Мод, потому что именно она приготовила суп и принесла мне его. Мод так хотела, чтобы я его съела, и сидела рядом, следя за тем, чтобы каждая ложка попала в мой рот.
Она хотела убрать меня с дороги. Она не поверила в то, что я не намерена выйти замуж за Грегори Доннелли; она не могла допустить, что женщине он может не понравиться. И как страстно она желала удачного замужества для своей дочери. Кто бы мог поверить, что она может так сделать?
Я была в опасности. Жизнь не имела здесь большой цены; слишком много было опасностей, которые ее обесценивали. Здесь люди боролись за существование, и, если кто-то мешал им, они просто убирали его.
Но Мод! Спокойная, исполненная собственного достоинства Мод! Возможно ли это? Она страстно желала замужества для своей дочери и открылась мне.
Но, несмотря на все мои слова, она не поверила, что чары Грега Доннелли не имеют на меня никакого действия.
Мое тело было слабым и истощенным, но мозг работал активно. Я думала о нашей беседе, стараясь припомнить каждое слово. Я думала о том, как она сидела рядом, уговаривая меня поесть. Я никогда бы не поверила, что это возможно. Мне еще раз пришлось столкнуться с тем, что трудно предсказать, как поступят люди, если речь идет о деле первостепенной важности.
Утром я чувствовала себя слишком слабой, чтобы подняться с постели. Ко мне никто не пришел, что было очень странно. С трудом я встала с кровати и пошла в комнату Елены.
Она лежала в своей постели и казалась больной:
— О, Аннора! Ужасная ночь. Мне так плохо. Я уверена, что в этом виноват суп.
— Ты тоже? Я думала, что только я…
Я пошла на кухню: там не было ни души. Неужели все отравились супом?
Через некоторое время появилась одна из женщин.
— Меня послала Мод, — сказала она. — Все, кто ел суп вчера, отравились. Я, слава Богу, его не ела.
Я почувствовала огромное облегчение и радость, что могу относиться к Мод так же, как раньше.
Прошло несколько дней, прежде чем все поправились.
— Это была моя ошибка, — сказала Мод. — Мне показалось, что мясо слегка протухло, но я подумала, что ничего страшного. Я могла отравить здесь всех. Я сама съела две порции. Это будет мне уроком. Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо, мисс Кадорсон?
Я сказала, что мне гораздо лучше. К счастью, я съела немного. Не оставалось никакого сомнения в том, что суп не был отравлен специально, но это происшествие произвело на меня сильное впечатление. Осталось ощущение, что от меня хотели избавиться.
Я смотрела из окна на обширные просторы имения и вспоминала тот день, когда я заблудилась в тумане.
А ночью я проснулась и прислушалась к звукам, припоминая, как Грегори пробирался в дом, чтобы провести ночь с акушеркой. Во мне росло напряжение.
Я знала, что Грегори смотрит на меня с определенным расчетом, и для меня не было тайной, что Мод следит за нами обоими.
Мы должны ехать в Сидней, мы должны вернуться в Англию: большое количество кораблей регулярно отправлялось туда.
Грегори был единственным человеком, который мог все устроить, и все-таки я не решалась заговорить с ним об этом. Где-то в глубине моей души жил страх: если он узнает, что я собираюсь уехать, он примет решительные меры. Не знаю, то ли из-за слабости моего здоровья, то ли таинственная сила предостерегала меня, но ощущение было сильным. Я начала чувствовать, что попала в ловушку. Какое-то безумие охватило меня. Мне надо только поговорить с Грегори, сказать ему, что я приняла решение уехать. Нужно попросить его, чтобы он все приготовил для нашего отбытия в Сидней, а там я смогу обо всем договориться сама. И все-таки я этого не делала.
Елена тоже пребывала в нерешительности. Она до сих пор не знала, хочет ли ехать домой. Там ее ждет столько объяснений. Правда, она была замужем, но возраст ее ребенка — красноречивое свидетельство того, что она уже была беременна, когда состоялась официальная церемония. И что за странное замужество. Где ее муж? Ездит по Австралии в поисках материалов для книги, отправив жену и ребенка домой.
Я провела беспокойную ночь: меня осаждали кошмарные сновидения, а проснувшись утром, я почувствовала себя слабой. Нужно поговорить с Еленой и сказать ей, что мы должны действовать без промедления. Сегодня же мы должны обсудить все с Грегори, сегодня за ужином.
Было около полудня, когда я услышала стук копыт перед домом. Всадник спешился и огляделся вокруг.
Я не могла поверить своим глазам. Это сон, этого не могло быть на самом деле. Дрожь охватила мое тело, вызывая странные видения: то пугающие, то приносящие невероятное успокоение, словно осуществление долгожданной мечты.
— Рольф! — закричала я и, с замиранием сердца ждала, что видение растает на глазах. Но оно не исчезало. Он шел ко мне навстречу, распахнув объятия. Я бросилась к нему.
— Рольф! — кричала я. — Рольф, неужели это правда?
Он, улыбаясь, кивал головой:
— О, Аннора, моя дорогая Аннора… Я приехал, чтобы увезти тебя домой.
Это, действительно, был Рольф. Он был так же спокоен и практичен, как всегда. Он собрался в дорогу, как только до него дошли печальные известия, потому что представлял себе, как я страдаю.
Я только могла вымолвить:
— О, Рольф, Рольф, ты действительно здесь. Дай мне твою руку. Мне кажется, что это сон. Все было, как кошмарный сон… и мне кажется, что я еще сплю.
— Теперь все изменится. Мы уедем домой, как только все будет готово. Я нашел человека, который нам поможет, он знает страну. У него есть повозка, которую он называет багги. У нас ведь будет багаж, иначе мы могли бы поехать верхом. По дороге будут два постоялых двора, которыми мы можем воспользоваться. Я решил выехать послезавтра. Мы доберемся до Сиднея, а там я попытаюсь заказать билеты.
— Ты обо всем подумал. О, Рольф, ты просто чудо!
Он улыбнулся:
— Не забывай, что я собирался стать адвокатом.
— И в результате стал землевладельцем. О, Рольф, как хорошо, что ты здесь!
— Ты успеешь собраться?
— Да, да. О… Елена тоже здесь.
Казалось, он был озабочен.
— Елена и ее ребенок, — сказала я. — Они должны ехать с нами. Ты ведь знаешь мою кузину, Елену Лэнсдон? Она сейчас Елена Хьюм, и у нее есть ребенок, очаровательный малыш. Я не могу уехать без них.
К нам вышла Елена, неся ребенка.
— Елена, — крикнула я, — это Рольф Хансон. Ты ведь его помнишь? Ты видела его в Кадоре. Он приехал, чтобы увезти нас домой.
Рольф подошел к ней, пожал руку и посмотрел на ребенка.
— Это Джонни, — сказала я.
Рольф был озадачен, и я подумала: «Неужели все будут так же реагировать на Елену и ее ребенка?»
— Мужа Елены сейчас нет. Он собирает материалы для книги об осужденных.
— Значит, он не поедет домой?
— Нет, — сказала Елена. — Он пробудет здесь еще некоторое время, но я и Джонни поедем с Аннорой.
— Будете ли вы готовы к тому, чтобы ехать послезавтра?
— Да, да, — быстро сказала Елена.
Джонни тянул ко мне свои ручки. Я взяла его и стала качать, а он смеялся и хватал меня за волосы.
Я увидела, что Рольф пристально следит за нами.
Вышла Мод посмотреть, что случилось.
— О, Мод, — закричала я, — это мой друг, который приехал, чтобы увезти нас в Англию.
Она шла ему навстречу и улыбалась, протягивая руки. Я представила их друг другу.
— Я не знал, куда писать, кроме того, письма идут так долго, — сказал Рольф. — Я решил, что самое лучшее — это как можно скорее приехать самому. Путешествие с другого конца света занимает немало времени. Но вот я, наконец, здесь.
— Мы вам очень рады, — сказала Мод.
— Мистер Хансон проведет здесь две ночи, — пояснила я.
Я попросила, чтобы комнаты моих родителей и Джекко оставались неприкосновенными. Я не хотела, чтобы кто-либо прикасался к их вещам, а сама я пока чувствовала себя неспособной сделать это.
Мод, казалось, прочитала мои мысли:
— Малыша можно поместить с матерью, и тогда освободится детская.
— Да, Мод, спасибо.
— Думаю, вы не прочь чего-нибудь выпить, — сказала практичная Мод, — и поесть?
Рольф согласился:
— Это была утомительная поездка.
— Как же ты нас нашел, Рольф?
— Я знал адрес, потому что мой отец когда-то немало занимался этими владениями, а в Сиднее меня снабдили подробнейшими инструкциями. Я ночевал на постоялых дворах.
Мы вошли в столовую.
— Значит, здесь вы и жили? — Он обратился ко мне, полный забот. — Ты болела, Аннора?
— Да, я была очень больна. Что-то вроде лихорадки, поэтому меня остригли.
— Волосы отрастут, но ты выглядишь очень необычно.
— Ты привыкнешь. О, Рольф, я так рада, что ты приехал. Я так хочу домой!
— Я боялся тебя не найти, думал, что ты уже уехала.
— Нет, из-за долгой болезни я ослабла и очень быстро утомляюсь. Все решили, что мне еще рано ехать.
— Да, это утомительное путешествие. А ты похудела, но дома тебе будет лучше.
— Никогда уже не будет так, как раньше…
— Да, тебе придется начать сначала, Аннора.
Мод уже накрывала на стол. Я сидела с Рольфом, пока он ел. Мод приносила все новые и новые блюда.
Казалось, она не знает, как угодить ему. Я видела, что она рада тому, что Рольф приехал, чтобы увезти меня.
Кроме того, я думаю, она решила, что он самый подходящий человек для меня.
Я действительно чувствовала тогда, что люблю Рольфа. Он был моим спасителем, он совершенно отличался от Грегори Доннелли и при этом не меньше его был настоящим мужчиной.
— Тебя поместят в детской, — сказала я, — потому что две комнаты заняты… там вещи моих родителей и Джекко…
— Я понимаю, — ответил он, — но их нужно освободить к нашему отъезду. Может быть, я сделаю это?
— Нет, я сама хочу это сделать. Я только до сих пор не нашла в себе сил войти туда…
— Я понимаю. Моя бедная дорогая Аннора! Как ты, вероятно, страдала!
Когда он поел, я отвела его в комнату, которую ему отвели на то время, которое он должен был провести здесь. Мод уже вынесла колыбель Джонни и заменила ее кроватью.
— Это только на две ночи, — сказала я.
— Предел комфорта после постоялых дворов.
— Рольф, как здорово, что ты приехал!
— Я должен был так сделать, Аннора. Я подумал, что ты здесь совсем одна. Я так рад, что нашел тебя.
Я боялся, что тебя уже нет здесь.
Мод вошла, неся теплую воду, и я вышла, чтобы дать Рольфу возможность переодеться.
Позже он познакомился с Грегори Доннелли. Они стояли друг против друга, и я видела неприязнь на лице Грега и любопытство на лице Рольфа Рольф Хансон приехал, чтобы сопровождать нас домой, — объяснила я.
— Вы проделали немалый путь, — заметил Грегори.
— Я жалею, что мне не удалось приехать раньше: невозможно сесть на корабль, не проделав необходимых формальностей. Больше всего я боялся, что когда приеду, мисс Кадорсон уже не будет.
— А как вы добрались сюда?
— На лошади Я получил необходимые инструкции и останавливался по дороге на постоялых дворах.
— И вы не заблудились?
— Я чуть не заблудился раз или два, но мне дали отличные рекомендации и карту местности, которая оказала мне неоценимую помощь Грегори оказался в тени: Рольф был общительным человеком. Я поняла, что разница между ними была в том, что Грегори постоянно напоминал о своем превосходстве, а Рольф не делал этого.
— Когда вы предполагаете отправиться? — спросил Грегори.
— Послезавтра. Я договорился с человеком, который приедет за нами.
— Кто этот человек?
— Парень назвал себя Джеком Томлином.
— Я хорошо его знаю, он один из лучших проводников.
Мне стало интересно, что чувствует Грегори. Теперь он совершенно определенно понял, что я уезжаю, и его грандиозные замысли о женитьбе потерпели фиаско.
Мы долго сидели за столом, разговаривая. Рольфа и Грегори объединяла одна общая страсть: земля.
Грегори очень заинтересовался, узнав, что Рольф обладает большим состоянием в Корнуолле. Они долго говорили о том, чем отличается тамошняя земля от здешней. Я видела, что они с большим интересом изучали друг друга. Возможно, думали о своих отношениях со мной, но беседовали дружелюбно, пока не стемнело и Мод не внесла масляные лампы.
Я ушла спать с легкой душой. Я чувствовала себя лучше, чем когда-либо с тех пор, как случилось несчастье. Напряжение ушло, ужасные предчувствия исчезли, и меня заботливо избавили от ситуации, которая начинала меня беспокоить Теперь бояться было нечего.
Но в эту ночь мне приснился праздник накануне самого долгого летнего дня. Потом мы опять были в Австралии, и только что приехал Рольф в сером одеянии. На улице готовили на костре, как это часто бывало, и Рольф прыгал высоко над костром и исчезал.
Странный сон: в течение последних недель я совершенно не вспоминала о той ночи.
Я встала рано утром. Мне предстояло разобрать вещи, то, чего я избегала до последнего дня. Я должна разобрать украшения, которые привезла с собой мама, и ее одежду и все остальное надо было раздать. То же самое надо было сделать и с одеждой отца и Джекко. Я знала, что это причинит мне боль, и чем скорее я сделаю все, тем лучше Мод и Елена предложили мне свою помощь, но я отказалась.
Мне было очень тяжело. Сначала я занялась вещами Джекко Я пыталась не отдаваться во власть эмоций, по любая вещь напоминала о чем-то. В какой-то момент я просто села на пол и дала волю слезам Поюм я вошла в комнату родителей и упрямо принялась за дело В кармане одного из сюртуков отца я нашла маленькую записную книжку, которую я когда-то подарила ему Я села на кровать и стала ее рассматривать Она была обтянута красной кожей с золочеными инициалами на обложке Я вспомнила Рождество два года тому назад, мой подарок отцу Я 01 крыла книжку Там было несколько лондонских адресов. Всех людей я знала. А недавно отец записал несколько австралийских. Обычная записная книжка с маленькой золотой ручкой, прикрепленной сбоку Я тупо листала ее и, наконец, дошла до последнего адреса, который записал отец: «Стилмэнс-Грик на границе Квинленда и Нового Южного Уэльса? Примерно в восьмидесяти милях от Брисбена.»
Запись была сделана торопливой рукой, и я вспомнила обрывок разговора между отцом и Грегори, когда отец спросил, в каком направлении находится Стилмэнс-Грик.
Я задумалась, почему отца интересовало это место.
Закрыв книжку, я отложила ее к украшениям мамы и тем вещам, которые хотела сохранить.
С огромным облегчением я закрыла дверь комнаты и ушла С этим душераздирающим делом было покончено Багги стоял перед домом, багаж уложили. Нам осталось только попрощаться, и можно ехать.
Большинство работников собрались нас провожать.
На некотором расстоянии от них стояли Грегори, Мод и Роза.
Я обняла Мод и поцеловала. Я догадывалась о ее смешанных чувствах: грусть расставания и радость, что я уезжаю. Она до последнего момента была уверена, что Грегори все равно добьется своего и женится на мне. Теперь это место освободилось для Розы. Мне удалось дать ей понять, что я догадываюсь о ее чувствах:
— Всего хорошего Мод. Я думаю, что у вас и Розы все будет хорошо.
Грегори взял меня за руку, глядя с хорошо знакомым мне фамильярным и загадочным выражением. Все было позади, я освободилась от него. Он принял случившееся так, как вообще воспринимал жизнь, — беспечно. У него было то, о чем он так долго мечтал, — имение. Ему не удалось завладеть более достойным призом, но он не откажется от остального. Такова была его природа. Я не могла не восхищаться им.
Мы тронулись в путь. Я оглянулась На лице Грегори играла хорошо знакомая мне улыбка, рядом с ним стояла Мод, держа руку на плече Розы.