ОТКРЫТИЕ

Тех месяцев мне никогда не забыть: это было самое тяжелое испытание из всех, которые мне выпали. Здравый смысл свидетельствовал, что Мария говорит правду, но все мои чувства протестовали против этого.

Мой отец никогда бы не поступил так с ней и ее матерью. Я могла понять, что даже если он, действительно, женился на той женщине, то понимал, что совершил роковую ошибку и перспектива возвращения с ней в Англию приводила его в замешательство. Она не была создана для жизни в Кадоре. Может быть, он и хотел расстаться с ней, но никогда бы не поступил так, как это было представлено.

Дело вынесли на суд. Мистер Тамблин сказал, что это необходимо: я не должна просто так уступить свое состояние женщине, которая явилась неизвестно откуда и предъявила на него свои права. Именно суд должен был разобраться в этом деле и вынести свое решение.

Все дни Рольф находился рядом со мной. Он был совершенно потрясен развитием событий. Мне хотелось обратиться к нему, сказать, как я несчастна. Но между нами существовал барьер. Рольф помогал мне, советовал, отдавал мне свои знания, свое сострадание, но близости, которая возникла между нами когда-то, больше не было.

Он согласился с мистером Тамблином в том, что дело должно слушаться в суде. Мне же была ненавистна эта мысль.

Эта женщина прекрасно рассказывала свою историю. Казалось, все совпадает в мелочах. Ее мать встретила моего отца — так начинался ее рассказ — в отеле Сиднея, где та работала буфетчицей. Они сблизились.

Он отбыл срок своего наказания и приобрел небольшой участок земли, который находился в нескольких сотнях милях к северу от Сиднея. У них родилась дочь — Мария. Потом пришло известие о наследстве, которое ему досталось. Он скрыл это от своей жены, но сказал ей, что собирается продать имение человеку, которого звали Томас Доннелли. Потом они вернулись в Сидней, где, как она думала, они будут жить, пока не приобретут другой участок земли. Но отец оставил ее в Сиднее, и больше они не встречались Он не оставил ей ничего, ни единого гроша. Единственное решение для нее — это вернуться к отцу, в Стилмэнс-Грик. Там Мария и выросла, и, если бы кто-то попытался назвать ее незаконнорожденной, у нее был документ, который это опровергал.

Когда газеты заговорили о сэре Джейке Кадорсоне, сообщив историю его прошлого, Мария поняла, что это был ее отец, который покинул их с матерью столько лет назад. Она узнала о существовании имения в Корнуолле и посоветовалась со своими друзьями. Они посоветовали ей получить то, что принадлежит ей по праву. Именно этого она и добивалась.

Брачное свидетельство тщательно исследовали, и было вынесено решение, что это — подлинный документ.

Ее адвокат напомнил суду о том, что Джейк Кадорсон был всегда легкомысленный в отношении женщин.

Известно, что у него есть незаконная дочь, которая родилась в Кенте в тот самый год, когда он был выслан в Австралию. Об этом ребенке заботились другие, а это ни в малейшей степени не волновало, насколько она обеспечена.

Наш адвокат заметил, что он не знал о ее существовании, и в любом случае тогда он ничего не мог для нее сделать.

Скоро я стала понимать происходящее. Казалось, все вооружились против моего отца. Рассказ Марии прекрасно совпадал со всем, что произошло. Вспомнили, что преступление моего отца состояло в том, что он убил человека, который, по его словам, пытался изнасиловать цыганскую девушку.

Все поносили его. Этого я не могла вынести. Чтобы доказать правоту этой женщины, нужно было представить моего отца циничным охотником за женскими юбками.

Я с самого начала поняла, что мы проиграем дело.

Рассказ Марии был очень правдоподобен, и мне приходилось согласиться с тем, что если бы я не знала своего отца и смотрела на дело со стороны, я бы, скорее всего, поверила ей. И ей удалось доказать, что она — дочь Джейка Кадорсона и является полноправной наследницей Кадора.

После вынесения приговора она подошла ко мне:

— Я не хочу торопить тебя. Могу себе представить, каково тебе сейчас. Ты, наверное, захочешь забрать кое-какие вещи? Можешь оставаться, пока не подыщешь себе что-нибудь.

— Я уеду в Лондон, — ответила я ей. — Я хочу уехать отсюда.

В доме царила мрачная атмосфера, слуги были обеспокоены. Им совсем не нравилось, что у них теперь будет новая хозяйка. Раньше я не понимала, насколько они мне преданы.

Приехали дядя Питер и тетя Амарилис, чтобы увезти меня в Лондон, и через несколько дней мы уехали.

Я не имела ни малейшего представления о том, что будет дальше. По временам во мне вспыхивал неистовый гнев, потом он сменялся апатией. Меня приводила в отчаяние репутация, которую создали моему отцу Я знала, что он провел бурную молодость, знала, что он был отцом Тамариск, и она, действительно, родилась в результате случайной встречи, но он никогда бы не бросил собственную жену и ребенка Он никогда бы не устроил шутовское представление из женитьбы на моей матери. Пусть даже все свидетельства были против него, в глубине души я знала, что это не так.

Тетя Амарилис была очень печальна. Еще раз ей представился случай усомниться в том, что жизнь устроена так уж хорошо. Дядя Питер был задумчив.

Я знала, что он думает о том, как оспорить приговор.

Конечно, он никогда не принял бы поражения, но я заметила по некоторым признакам, что он, как и большинство, считал моего отца виновным во всем.

«Помоги мне Бог, — молилась я. — Если бы мы не поехали в Австралию, ничего бы не произошло».

* * *

Елена встретила меня тепло, как и Питеркин с Френсис, которые с тех пор, как поженились, были полностью поглощены своей работой. Елена тоже изменилась. Теперь она приняла на себя роль хозяйки и утратила всю свою прежнюю застенчивость. Она была снова беременна и поэтому очень счастлива. Книгу Мэтью опубликовал и она привлекла внимание, какого и ожидал дядя Питер. Мэтью собирался выставить свою кандидатуру на выборах, которые должны были состояться в скором времени.

— Из-за этого мы все страшно заняты, — ,говорила Елена. — Начинается широкая кампания, отец предоставляет деньги. Он считает, что Мэтью наверняка добьется места в парламенте, ведь после выпуска книги он стал известен.

Она с состраданием отнеслась ко мне:

— Мы каждый день следили за ходом дела. Мама хотела сразу привезти тебя сюда, но ты, конечно, должна была присутствовать там. Отец считает, что это дело должно было рассматриваться в Лондоне, а не в провинциальном суде. Он думает о том, как устроить второе слушание.

Она с беспокойством посмотрела на меня, и я покачала головой:

— Суд уже вынес приговор, и его не изменят. А я не выдержу этого еще раз.

— Но, Аннора, неужели ты веришь, что это правда?

— Я никогда в это не поверю, — убежденно сказала я.

Хотя она успокаивала меня, но я почувствовала, что она поверила, как и другие, в виновность моего отца.

— Каковы твои планы? — спросила Елена.

Я искренне ответила:

— Не знаю.

— Наш дом всегда был твоим домом. Я думаю, что Тамариск и Джонатан будут рады видеть тебя в Эверсли.

— Я должна подумать, Елена. Пока не знаю, что буду делать.

Дядя Питер тоже обсуждал со мной мое будущее.

Он был реалистичен и четок, как всегда. Он считал страшным несчастьем потеряю Кадора. Это задело его очень глубоко. Когда же я заговорила о том, какую репутацию суд создал моему отцу, он только пожал плечами:

— Сейчас ему уже все равно.

— Но, дядя Питер, вы ведь не можете поверить?..

Он нахмурился:

— Я могу поверить в то, что он должен был понять, что совершил большую ошибку, женившись на той женщине. Но, насколько я его знаю, он не мог оставить ее ни с чем. Это было не в его характере: убегать и прятаться. А то, что он женился в Австралии, — это вполне возможно. Я думаю, что он жил там естественной жизнью, а женщин он всегда любил. Могу себе представить, как это случилось. Но, моя дорогая Аннора, как мы можем знать наверняка? Мы тратим время на догадки. Давай лучше подумаем о твоем будущем. У тебя есть какие-то планы?

Я покачала головой:

— Конечно, я пытаюсь разобраться во всем этом серьезнее. Я думаю, что судили легковесно и пришли к слишком скорому заключению. Мне бы хотелось послать в Австралию человека, чтобы он на месте выяснил некоторые подробности.

— У нее было свидетельство. Даты и все остальное совпадают, именно это решило исход дела в ее пользу.

— Это очень чисто сработано, если только сработано на самом деле. Но всегда есть какая-то зацепка. — Он посмотрел на меня, прищурившись. Ошибка в том, что дело слушалось в Корнуолле. Это нужно было устроить в Лондоне, и у тебя должны были быть хорошие защитники. Такое состояние было поставлено на карту!

— Дядя Питер, я должна забыть обо всем.

— Хорошо, что ты собираешься делать теперь? Ты не без средств, у тебя есть кое-какие деньги от матери, она не сможет их получить. Она требует Кадор и деньги твоего отца, но, я думаю, более опытный адвокат упирал бы на то, что ты всю жизнь прожила как его дочь и кое на что претендовала. Ей слишком легко досталась победа и все состояние, до последней нитки, — Я взяла то, что принадлежит непосредственно мне: несколько предметов мебели, кое-какие картины и еще несколько вещей. Мистер Тамблин обеспечит их сохранность. Есть еще домик Крофта. Он принадлежит моей матери. Я полагаю, он останется мне.

— Значит, небольшая собственность имеется?

— Правда, он нуждается в ремонте.

— Нужно поручить Тамблину, чтобы он это устроил.

— Я не хочу думать…

— Я подумаю об этом за тебя. Пусть маленькая, но все-таки это собственность. Может быть, ты захочешь воспользоваться им, а если нет, его всегда можно продать.

— Вы все учитываете, дядя Питер.

— Мне кажется, тебе следует чем-нибудь заняться, Аннора. Найти какую-то цель в жизни. Ты видишь, как переменилась Елена?

— Да, это просто чудо.

— Ты должна начать все сначала, воспрять духом.

Дорогое дитя, ты переживаешь тяжелое время, удар за ударом…

— И один связан с другим, верно?

— В жизни так всегда и бывает. Очень жаль, что ты не вышла замуж за того молодого человека.

Я молчала.

— Если бы ты так сделала, — продолжал он, — это бы смягчило удар. Мэйнор — растущее и процветающее имение. Я помню, как твой отец говорил мне когда-то, что через некоторое время оно будет соперничать с Кадором.

— Вы всегда думаете только о материальной стороне, дядя Питер.

— Моя дорогая, об этом никогда не надо забывать.

От этого зависят удобства жизни, а они смягчают удары судьбы. Если бы ты вышла за него замуж, у тебя был бы дом. — Его глаза заблестели. — Ты смогла бы найти утешение в соперничестве со своей соседкой.

Что эта женщина понимает в деле?

— У нее будет Боб Картер, чтобы за всем следить.

— Очень многое зависит от хозяина. Это было бы как раз то, что тебе нужно, какая-то изюминка в жизни. Изюминка — вот, что тебе нужно, Аннора.

— Вы бы сумели насладиться жизнью и в моем положении. Вы бы выжали из нее все, что могли.

— И ты, конечно, думаешь, какими-нибудь не слишком щепетильными средствами.

— Возможно.

— Ты не веришь мне, ведь так? Ты ничего не забываешь. Ты все еще думаешь о том, как я поступил с Джозефом Крессуэлом. Это была не слишком подходящая кандидатура, по моему мнению. Он не сделал бы ничего хорошего на том посту. Что он может знать о преступлениях Лондона? Зато я знаю и поступаю правильно. О, ты, конечно, со мной не согласишься.

Это удивительно, Аннора, что я столько успел рассказать тебе о своих делах. Но посмотри на то добро, которое я делаю сейчас. Они там, в Миссии, делают чудеса благодаря моей поддержке. Это не плохо, не так ли? Имеет ли значение, откуда берутся деньги, если, в конце концов, они идут на добрые дела?

— Этот вопрос слишком часто обсуждался.

— И ты нашла удовлетворительный ответ?

Я покачала головой:

— Но вы очень добры ко мне, дядя Питер.

— Я сказала тебе, что всегда с особым чувством относился к твоей матери, а теперь к тебе. Послушай меня: сейчас ты поедешь с Еленой и Мэтью в Мобери.

Предстоит сделать многое: мы должны добиться его избрания, ты понимаешь? Вы будете агитировать за Мэтью. Это трудная работа, ведь нужно убедить людей голосовать за Мэтью Хьюма, за реформатора. Прочитай его замечательную книгу. Он сделал хорошую работу: каким-то образом раскрыл самую душу заключенных. Некоторые истории оставляют ужасное впечатление. Так ты сможешь отвлечься, перестать думать об одном и том же. Я и раньше тебе говорил, что ты должна воспрянуть духом, если жизнь сбивает тебя с ног. Ты должна подумать об этих несчастных, которые были посланы на каторгу за невинный проступок или участие в демонстрации. Тогда ты поймешь, что еще можешь благодарить Бога.

— Я благодарна вам, дядя Питер, вы мне очень помогли. Ваши разговоры и наставления оказали мне неоценимую помощь.

— Странно, не правда ли? Старый циник, вроде меня…

— Вы мой самый любимый циник, и вы заставляете меня поверить в то, что ваш цинизм является добродетелью.

— В этом, моя дорогая Аннора, истинная сущность цинизма.

* * *

Я подумала о том, что в Лондоне чувствую себя счастливее, чем где бы то ни было. Интересное предложение — поехать с Еленой и Мэтью в Мобери. И моя встреча с Джонни была волнующей. Сначала, казалось, что он ничего не помнит, но когда он, наконец, узнал меня, это было для меня большим утешением.

В свете тоже произошли значительные перемены: королева вышла замуж, и ее брак оказался очень счастливым.

— Она оставила лорда Мельбурна с носом, — сказал дядя Питер, — но он, кажется, не очень переживает. Да и все очень рады, что у королевы все так счастливо сложилось. Она вновь завоевала популярность, которой лишилась из-за Флоры Гастингс и сомнительных связей. Люди ничего не любят больше свадьбы, — добавил дядя Питер, — а королевская свадьба заставляет людей забыть обо всех будуарных интригах.

Мне опять намекнули на выход в свет, но я решительно отказалась, опасаясь, как бы не возобновился скандал, из которого дядя Питер так благополучно вывернулся. Ведь было хорошо известно, что муж королевы, по словам дяди Питера, очень щепетилен.

Я не была уверена в том, что принц Альберт разделяет взгляды дяди Питера, что деньги, заработанные сомнительным путем, можно употреблять на благие цели.

* * *

Разнеслась тревожная весть о том, что была совершена попытка убийства королевы. Убийцей оказался всего-навсего безмозглый мальчишка, которого объявили сумасшедшим Королева вела себя великолепно, конечно, как большинство ее предков в подобных ситуациях. Но это было свидетельством того, что жизнь ни для кого не бывает спокойной.

В Мобери меня захватило возбуждение предвыборной кампании, и победа Мэтью стала для меня делом первостепенной важности. Я сидела на имитированной трибуне, слушая его речи. Оказалось, что он — неплохой оратор. Он пылал рвением, говоря о необходимости тюремной реформы, приводил аудиторию в ужас историями, которые слышал из первых рук. Он требовал коренного изменения законов и улучшения положения бедных. Он бывал в миссии, которой руководили его сестра и ее муж, и знал, о чем говорит.

Люди слушали его взволнованно.

Елена сидела рядом, улыбаясь в восхищении. Она напоминала мне тетю Амарилис, и я удивлялась тому, что ее брак перерос в настоящее супружество. Теперь Елена была довольна, так сильно напоминая этим свою мать.

Видя ее такой, я думала о Рольфе. Как я была глупа! Я позволила себе отвернуться от счастья из-за сна… и того, что случилось столько лет назад. Но я предпочла не поверить, а потом убедила себя в том, что он хотел жениться на мне из-за Кадора.

Может быть, мне стоит вернуться в Корнуолл? Я смогла бы поселиться в домике Крофта, снова увидела бы Рольфа. Если бы я только могла прорваться через барьер между нами и поверить ему, если бы я могла забыть эту ночь, если бы он опять попросил моей руки теперь, когда я больше не владела Кадором, как я была бы счастлива.

Я вернусь, но не сейчас.

Елена сидела, держа руки на коленях. Ее беременность уже была заметна. Дядя Питер сказал по этому поводу:

— Добрый знак. Это свидетельствует о счастливой супружеской жизни.

Я подумала о Джо Крессуэле, о том, чем он сейчас занимается. Он ведь горел желанием пойти по стопам своего отца и стать членом парламента, но ему помешал дядя Питера. И я опять задумалась о том, почему все-таки люблю своего дядю? Он был жесток, аморален и, тем не менее, всегда мог объяснить свои пороки.

Он никогда не упускал случая показать мне другую сторону жизни, которая так отличалась от видимой.

Настал день выборов. В городе повсюду царило возбуждение. Мы с Еленой разъезжали в экипаже, размахивая плакатами:

«ГОЛОСУЙТЕ ЗА МЭТЬЮ ХЬЮМА, ВАШЕГО КАНДИДАТА, КОТОРЫЙ ЗАБОТИТСЯ ОБ ОБЕЗДОЛЕННЫХ!»

Дядя Питер приехал в середине дня. Он был доволен тем, как протекает кампания. Поздно вечером объявили, что Мэтью Хьюма избрали членом парламента от Мобери.

Как мы праздновали это событие! Всем заправлял дядя Питер. Он пил шампанское за успехи новоиспеченного члена парламента, а тот стоял между Еленой и дядей Питером, принимая поздравления. Я была очень возбуждена и на некоторое время забыла о своих проблемах.

* * *

По возвращении в Лондон встал вопрос: «Что мне делать дальше?» На него нужно было найти ответ.

Я побывала в миссии Френсис. Меня удивили перемены, которые я увидела. Теперь у нее был огромный дом с многочисленными комнатами. Она сказала мне, что в старом помещении устроили ночлежку для бездомных.

Вместе с Питеркином они работали душа в душу.

У них был одни идеалы, они точно знали, чего хотят.

Вежливые манеры Питеркина контрастировали с резкостью Френсис. Казалось, они дополняют друг друга.

— Наше супружество, — сказал мне Питеркин, — союз двух умов в полной гармонии друг с другом.

Я почувствовала что-то вроде зависти: и Елена, и Питеркин нашли свое счастье, и только я еще не достигла такого желанного состояния.

Когда я предложила им свои услуги на несколько недель, они тепло встретили мою идею.

— У нас время от времени появляются помощники.

Часто девушки из хорошего общества, которые хотят переменить свою жизнь и испытывают побуждение делать добро. Некоторые из них очень нам помогают, но большинству нравится потом просто щеголять этим.

Мой тесть сделал это модным.

* * *

Я узнала о существовании такой бедности, какая мне и не снилась. Я побывала на чердаках, где женщины целыми днями сидели за шитьем, часть — в полутьме. Но за свою работу они получали гроши, которых едва хватало на то, чтобы свести концы с концами.

Френсис заявила:

— Мы пытаемся добиться для них большей оплаты за труд. Некоторые делают заказы для нас, и я вижу, что они покупают теперь более приличную еду.

Больше всего сострадания вызывали дети. Там был один маленький мальчик, — едва ли ему было больше одиннадцати лет, — который с трех лет работал трубочистом. Он боялся темноты и закопченных труб, поэтому убежал от своего хозяина. Питеркин подобрал его на улице. Френсис обращалась с ним в своей обычной резкой манере. Во время моего пребывания в миссии он выполнял работы по кухне. Мальчуган прибывал на десятом небе от счастья и относился к Френсис с рабским благоговением.

Я познакомилась с уличным калекой-метельщиком.

Это был мальчик примерно восьми лет. Френсис нашла ему какую-то несложную работу по дому, которую он мог выполнять.

В миссии я видела женщин, с которыми мужья или любовники поступали по-варварски. Их раны ужаснули меня. Я научилась оказывать несложную первую помощь, готовить и выполняла разные работы. За работой я забывала о своих проблемах и мне становилось легче.

Я привязалась к молодой женщине, которую звали Китти. Она пришла в тот день, когда ни Френсис, ни Питеркина в доме не оказалось, и я была первым человеком, который ее встретил. Ее жалкий вид поразил меня: растрепанная, изголодавшаяся. Она едва выговорила, что кто-то сказал ей, будто здесь помогут, и она пришла. Я налила ей немного супа — на кухне постоянно был наготове огромный котел — и обещала, что мы, конечно же, поможем ей.

Вернулась Френсис, энергично принялась за дело, и через несколько дней Китти было не узнать. Она расцвела и, казалось, снова начала радоваться жизни, а перенесла она немало. Она рассказала нам, что приехала из провинции искать работу в Лондоне, нанялась служанкой в один большой дом, хозяин которого имел слабость к хорошеньким девушкам.

Хозяйка, узнав об этом, вышвырнула ее без единого гроша.

— Обычная история, — заключила Френсис.

Я испытывала к Китти особую симпатию, казалось, она так же относится ко мне. Она была очень ловкая, и вскоре почти вся кухня находилась в ее руках.

Дом был обставлен мебелью скудно.

— Мы не можем тратить деньги на всякую ерунду, — говорила Френсис. Несмотря на то что сделал для нас мой тесть, мы все еще нуждаемся в деньгах.

В доме находилась большая комната с огромным деревянным столом. Этот стол ежедневно тщательно выскабливали, и мы обычно за ним ужинали. Ужин проходил обычно между восьмью и девятью часами, а еда все время стояла на огне, чтобы мы могли в любой момент сесть за стол. После еды мы обычно оставались за столом, усталые после изнурительного дня, и говорили о нашей работе и о жизни вообще.

Воспоминания о тех вечерах навсегда останутся со мной. Я до сих пор вспоминаю горячее возмущение Питеркина каким-нибудь событием, особенно потрясшим его в тот день, и едкие замечания Френсис, а также мнения других молодых людей, которые помогали в доме. Мы заговаривались далеко за полночь, часто, будучи поглощенными беседой, а иногда просто не в состоянии пошевелиться.

Однажды я выходила в город по делам, а когда вернулась, Френсис встретила меня в холле.

— Привет, — сказала она. — Один-, небезызвестный тебе человек приедет к нам сегодня вечером. Этой мой брат Джон.

— Джо? Как его дела?

Она пожала плечами:

— Время от времени он приезжает в Лондон и тогда обязательно навещает меня. Иногда он остается с нами на несколько дней и помогает. Он уже был и ушел по делу. Вернется вечером. Я не сказала ему, что ты здесь: хотела узнать сначала, захочешь ли ты его видеть?

— Почему я должна не хотеть?

— Я не знаю.

Я поняла, что она, как и другие, считала, что некогда между нами были довольно близкие отношения, которые затем исчезли из-за скандала между отцом Джо и дядей Питером. Я подумала: «Какова будет наша встреча?»

В тот вечер Джо сидел с нами за выскобленным столом. Он изменился, выглядел более взрослым и мрачным. Джо тепло пожал мою руку:

— Как я рад видеть тебя, Аннора.

— Я тоже, Джо. Как твои дела?

— Неплохо. Кажется, так много времени прошло.

С тех пор как я знаю, ты успела побывать в Австралии. Прости, я, конечно, слышал…

Я кивнула:

— Ты долго собираешься пробыть здесь?

— У меня нет особых планов Сейчас я решила побыть немного с Питеркином и Френсис.

— Они делают здесь удивительное дело.

Это была травиальная беседа, и я подумала: «Мы оба немного нервничаем. Джо вспоминает, как я застала его в кабинете дяди Питера. Он смущен из-за этого и еще потому, что я лишилась своей семьи и дома».

Как по-разному сложилась жизнь каждого из нас после нашего первого свидания в парке. Но во время беседы при горящих свечах напряжение, казалось, ослабло. Раз или два Джо улыбнулся мне, и я почувствовала, что опять рада видеть его.

Одна девушка из провинциальной семьи, работавшая в доме, самая молодая среди нас, говорила:

— Сегодня днем я встретила его преподобие господина Гудсона. Он нами не очень доволен, говорит, что из того, что мы делаем, не выйдет ничего хорошего, потому что большая часть денег, которые мы используем, — из дурного источника Это его подлинные слова.

Я заметила, что Джо вздрогнул и его подбородок напрягся. Я знала, что он думает о том, как дядя Питер пытается реабилитировать себя, жертвуя значительные суммы на благотворительность.

— Я рассказала ему, — продолжала девушка, — как вы спасли Мэгги Трент от той дикости, в которой она жила, потому что муж бы убил ее. Я рассказала ему о маленьком Томе, избитом и запуганном, которого заставляли чистить трубы. «Бедный ребенок чуть не сошел с ума от страха, что его подожгут. И таких, как он, много», — сказала я его преподобию. — «Не нужно думать о том, откуда приходят деньги, если они помогают спасти таких людей».

— Я надеюсь, ты дала ему пищу для размышлений, — сказал Питеркин.

— Вся беда этих людей, — добавила Френсис, — состоит в том, что они не живут своим умом, а следуют общим установлениям. К счастью, их мнение не имеет для нас никакого значения. Джо, ты увидишь, что у нас многое изменилось с тех пор, как ты был здесь в последний раз Мы расширяемся, начинаем новые проекты. Наши дела идут успешно.

— Благодаря твоему великодушному тестю, — язвительно сказал Джо.

Френсис посмотрела на своего брата в упор. Она знала, что он ненавидит дядю Питера и не может простить ему разрушение карьеры отца, но Френсис смотрела в будущее. Она готова была с радостью принять все, что бы способствовало процветанию ее дела. Она была уверена в том, что способна сделать больше, чем любая комиссия по искоренению зла. Френсис верила в дела, а не в речи, но она любила своего брата и совсем не хотела испортить ему настроение, затевая споры о вопросах, в которых они не могли сойти.

Она сменила тему разговора:

— Аннора много работала с тех пор, как пришла к нам. Я хотела предложить ей выходной день. Почему бы вам вдвоем не прокатиться по реке? Я слышала, что неподалеку здесь есть небольшая славная харчевня в старом стиле, где готовят в основном рыбу. Там, действительно, очень неплохо, и мне кажется, вам есть о чем поговорить.

Джо вопросительно посмотрел на меня, и я сказала, что с удовольствием приму предложение.

— Тогда поехали, — улыбнулся он.

* * *

На реке было очень приятно. Мы поплыли вниз, к Ричмонду, и нашли харчевню неподалеку от заросшего травой берега. Перед харчевней раскинулся небольшой сад, который выходил на реку; столы и стулья стояли в саду.

Джо привязал лодку, и мы выбрались на берег. За едой, которую нам подавала девушка с пышными волосами и в платье по моде времен Регентства, я расспрашивала Джо о его делах. Он сказал, что вместе с родителями живет на севере. Его отец владеет там хлопчатобумажной фабрикой, и она представляет теперь для них главный интерес.

— Тебя удовлетворяет твоя работа? — спросила я — О, это в своем роде увлекательно. Я изучаю все, связанное с хлопком, и торговля идет хорошо. За последний год она значительно выросла. Прядильные машины Харгривза ускорили производство и снизили цены. Мы много экспортируем в Европу. Да, очень интересно, но…

— Я знаю, Джо, твоя настоящая мечта — это политика.

Он помолчал, потом сказал:

— В этом причина того, что я не часто появляюсь в Лондоне. Каждый раз, когда я прохожу мимо здания парламента, я испытываю ужасную тоску.

— Почему же ты не попытаешься снова?

Он удивленно посмотрел на меня — Как я могу… теперь?

— Все уже в прошлом.

Он покачал головой:

— Как только кто-нибудь из нас выдвинется, все опять вспомнится. Аннора, я не могу понять, почему Френсис берет эти деньги.

— Френсис очень здраво рассуждает, и она использует их наилучшим образом.

— Брать деньги от человека, который сломал жизнь нашего отца!

— Как бы я хотела, чтобы ты поговорил с дядей Питером. Как бы я хотела, что бы ты получше узнал его.

— Лучше мне познакомиться с дьяволом.

— Джо, ты должен посмотреть на это спокойно, без предубеждений, попытаться понять…

— Я прекрасно понимаю. Моего отца ждал очень ответственный пост возможность сделать доброе дело, освободить город от пороков. А твой дядя смотрел на этот пост как на ступеньку для своих честолюбивых устремлений. Более того, он сам погряз в грехе. Какая ирония судьбы была бы, если бы он попал в комиссию!

Но, как я сказал, это была всего ступенька для его честолюбивых стремлений и, пытаясь завладеть ею… он сломал жизнь моего отца.

— А ты попытался навредить ему, но, кажется, ему трудно навредить.

— Я не понимаю тебя, Аннора. Ты его защищаешь?

А Френсис? Она берет у него деньги и говорит: «Большое вам спасибо, дорогой тесть». Я не могу понять свою сестру.

— Я ее понимаю. Она берет их, потому что может найти им достойное применение. Она помогает тем, кто в этом больше всего нуждается. Если она откажется от них, подумай о том, как будут страдать многие люди.

Она спасает жизни, Джо.

— Это вопрос морали.

— Но что такое мораль? Ты хочешь сказать, что дядя Питер получает деньги от тех, кто тратит их на аморальные дела Но ведь если они не будут тратить на это свои деньги, они перестанут существовать и для миссии. Это слишком важный вопрос, и Питеркин с Френсис правы, что берут такие деньги. Мне кажется, они удивительные люди.

— Твой дядя дает деньги не потому, что хочет делать добро, а потому, что хочет создать себе репутацию филантропа, чьи добрые дела смоют пятна с его прошлого.

— Это правда. О, Джо, мы никогда не сойдемся в этом вопросе. Но почему бы тебе не попытаться стать членом парламента?

— И оживить забытый скандал?

— Если подобное и произойдет со стороны твоих противников… это долго не продлится. В конце концов, не только ты участвовал в той истории Именно так люди и подумают.

— Я слышал, что твой дядя продвигает сейчас мужа Елены. Я думаю, он будет решать за молодого человека, как ему голосовать.

— Я думаю, что Мэтью сам за себя будет решать.

Дядя Питер поддерживал его во время выборов, все знали, что он оказывает поддержку зятю. И это не повредило Мэтью. Так почему то, что произошло с твоим отцом, должно испортить твои выборы?

— Я не могу рисковать.

— Если ты не будешь рисковать, удача не улыбнется тебе.

— Аннора, мне бы этого так хотелось, это жизнь, о которой я мечтаю. Я знаю, что могу кое-что сделать, и я мог бы быть избранным на последних выборах.

— Ты должен был попробовать.

— Я не в состоянии снова столкнуться с этим. Вся эта чушь в газетах. Я боялся того, что все всплывет снова. Никогда не смогу забыть.

— Все в прошлом.

— А мы с тобой? — продолжал он. — У нас ведь были прекрасные отношения, правда? И все прекратилось в тот день, когда ты увидела меня в комнате…

Мне казалось, что ты презираешь меня.

— Нет, Джо, я поняла тебя.

— Это было из-за отца — Ты не добился для него ничего хорошего, попытавшись навредить дяде Питеру…

— И утратил твою дружбу, я знаю. С тех пор ты изменилась. Ты не смогла простить мне того, что я использовал тебя, чтобы пробраться в дом. Но если бы это был твой отец, не поступила бы ты точно так же?

Я подумала об обвинении, которое Мария выдвинула против моего отца. Да, я бы многое сделала, чтобы доказать, что это не так… не только ради Кадора, но ради памяти отца:

— Я понимаю твои чувства.

— Он хороший человек, высоких моральных качеств. Подумай о том, что такой человек вовлекается в скандал, шитый белыми нитками. Подумай о моей матери, о семье. Я готов был убить Питера, когда узнал, что все устроил он.

— Он жестокий человек. Он сметает все на своем пути, но это еще не вся правда о нем. Люди не так просты: они не бывают совсем хорошими или совсем плохими.

— Я думаю, что если у него и есть что-то доброе, все равно зло в нем перевесит.

— Он рожден для манипуляций другими. Это человек, у которого должна быть сила, который…

— Использует людей в своих интересах.

— Да, правда. Но, Джо, все в прошлом. Давай забудем об этом, подумаем о тебе… о твоем будущем — Я останусь на фабрике и постараюсь не думать о невозможном.

— Это не жизнь, особенно когда для тебя открыты другие возможности.

— Я не вижу никаких возможностей.

— Зато я вижу. Неизвестно, сколько продержится наше правительство. Будь готов к следующим выборам.

— И опять возмутить все болото клеветы?

— Да, брось ему вызов, Джо. Все очень скоро утомятся швырять в тебя камнями.

— Я не смогу, Аннора.

— Значит, ты удовольствуешься хлопчатобумажной фабрикой? О, Джо, прости меня. Я, кажется, говорю слишком резко. Кто я такая, чтобы раздавать советы?

Я сама безнадежно запуталась.

— Жизнь жестока по отношению к нам обоим, Аннора.

— Дядя Питер говорит, что нельзя помочь себе, лежа на боку в ожидании, что все изменится к лучшему само собой. Нужно заставить себя встать и бороться.

— И разрушить человеческие жизни, как он?

— Необязательно. Но неужели ты не понимаешь, Джо, что ты пытался навредить ему точно так же, как он твоему отцу. Но он уже не будет поступать так, он попытается что-то изменить.

— Мне невыносимо слушать, как ты говоришь о нем, словно он какой-то победитель, какой-нибудь новый Атилла.

Я улыбнулась:

— Попытайся освободиться от желчи. Френсис это удалось.

— Френсис извлекает выгоды из сложившейся ситуации.

— Френсис знает, чего хочет, и не позволит никому стоять у нее на пути.

— Френсис делает доброе дело для общества, а твой дядя — только для себя.

— Но способ один и тот же.

— Мы никогда не сойдемся во мнении.

— Но, Джо, воспрянь духом и начни бороться за себя. Ты никогда не будешь вполне удовлетворен, пока не станешь, членом парламента. Всю свою жизнь ты будешь сетовать на судьбу, которая лишила тебя шанса, а когда ты станешь старым и более податливым, ты задашь себе вопрос: «Действительно ли судьба лишила меня шанса или это произошло по моей вине?» Я знаю, что это нелегко, знаю, что ты чувствуешь, но ты должен попытаться. Тебе не следует прятаться от трудностей.

Извини меня, Джо, я, кажется, проповедую, хотя меньше всего этого хочу. Я знаю, что тебе это не может понравиться, но я думаю о дяде Питере и о том, как он справился со скандалом. Я думаю, газеты чернили его не меньше, чем твоего отца. Он планировал ловушку для твоего отца и добился одинаковых результатов. Вы с ним сквитались, но твой отец сдался, а дядя Питер нет. Значит, попытайся и ты, Джо. Будь мужественным и тогда посмотри. О, Боже, как я надоела тебе!

Это должна была быть просто милая прогулка по реке.

— Я был очень рад снова увидеть тебя, поговорить по душам.

— Мне кажется, я слишком много говорила, но не мне давать тебе советы. Ты сам должен решить. Я — последний человек, который может тебе советовать.

— Ты очень несчастна, Аннора?

Я не ответила.

— Наверное, для тебя все это было ужасным потрясением. И потом, эта женщина из Австралии…

— Уже все позади. Я пытаюсь об этом не думать, но слишком многое мне напоминает…

— Конечно, мои проблемы тривиальные. Такими они тебе и должны казаться, правда?

— У тебя есть семья, Джо.

— Я знаю и подумаю о том, что ты сказала. Давай не терять связи друг с другом.

Я кивнула, потом сказала:

— Френсис была права. Здесь очень славное место.

* * *

В ближайшие две недели у Елены должен был родиться ребенок.

Тетя Амарилис пришла в миссию, чтобы уговорить меня вернуться и побыть с Еленой до рождения ребенка:

— Ты была с ней рядом, когда родился Джонни, и она говорит, что чувствовала себя очень спокойно.

Ты побудешь с ней сейчас, Аннора?

Все происходило совсем не так, как при рождении Джонни. С тех пор в жизни Елены многое изменилось.

Это был ребенок ее мужа, и, к величайшему удивлению, они становились все ближе друг другу. Елена гордилась Мэтью. Теперь он утратил юношескую возвышенность, и было ясно, что он сделает хорошую карьеру на политическом поприще. Он станет одним из тех, кто непосредственно добьется уничтожения высылки. Он с таким энтузиазмом взялся за дело, что было невероятно, чтобы ему это не удалось.

Дядя Питер гордился зятем казалось, ничто не сможет помешать ему продвинуться. Я задавала себе вопрос: «Когда, наконец, сам дядя Питер окажется в парламенте?»

Елена балансировала между счастливым ожиданием и всяческими дурными предчувствиями. Она очень хотела этого ребенка. С огромной гордостью она показывала мне его пеленки.

Сам Джонни находился в замечательном возрасте.

Я рисовала для него цветными карандашами, а он показывал мне, что умеет делать. Его интересовал будущий младенец, и он сказал мне по секрету, что хочет, чтобы родился брат. Каждое утро он приходил в мою комнату и спрашивал:

— Он еще не пришел? Он очень ленивый. Он уже должен прийти.

Все ликовали, когда ребенок, наконец, родился, и желание Джонни было удовлетворено. Это был мальчик. Елена очень гордилась, когда прочла извещение в газете: «Сын Мэтью Хьюма».

Дядя Питер был тоже рад:

— Больше всего на свете любят младенцев.

Крестины должны были стать событием и праздноваться в доме дяди Питера, а он уж проследил за тем, чтобы пригласили несколько важных персон, большинство из которых были политические деятели.

* * *

Именно во время этого праздника произошло нечто такое, что заставило меня испытать крайнюю степень безнадежности. — Гостиная заполнилась людьми. Я стояла с бокалом шампанского в руке, когда ко мне подошел человек средних лет, имени которого я не расслышала, и стал со мной разговаривать. Он сказал:

— Ну и толпа! Да, ребенок Мэтью не может быть обойден вниманием, не так ли? Удивительно, чего добился Мэтью… За такое короткое время он уже в палате.

— Вы ведь тоже член парламента, не правда ли?

— Я собираюсь им остаться, мои избиратели — на юго-западе. Я недавно вернулся из поездки туда: беседовал с ними, пытался привлечь к себе голоса.

— В каком месте на юго-западе?

— В Корнуолле. Люди там слабо разбираются в происходящем: фермеры, рыбаки, шахтеры. Я беседовал с ними на набережной и в их домах.

Он был разговорчив, чего и следовало ожидать от человека, который собирается стать членом парламента и полностью поглощен собой. Я даже обрадовалась этому, потому что не хотела, чтобы он задавал мне вопросы. Они все очень суеверны Нужно хорошо знать их, чтобы понять, как работают их мозги, как произвести на них должное впечатление, сделать их интересы своими. Вы должны знать, как проходит жизнь в этих отдаленных местах. Например, там есть одно место, где недавно слушалось большое дело, для них, конечно, большое Относительно какой-то собственности.

— Да? — заметила я как бы невзначай. — Где это было?

— Где-то на побережье. Кто-то явился из Австралии и заявил свои притязания на владения, достаточно обширные. Но это была, кажется, уже не новость. Они все тогда говорили о ее замужестве.

— Вы имеете в виду о замужестве особы, которая завладела этим состоянием?

— Да, именно так. Очевидно, уже ходили какие-то сплетни, а когда у людей на уме что-то в этом роде, вы не заставите их говорить ни о чем другом. Вы должны выслушать и сделать вид, что вам интересно, если они собираются вам что-то сказать. Это единственный способ получить их голоса, поэтому я повторял: «В самом деле? Никогда не слышал ничего подобного!» Эта женщина, ставшая хозяйкой огромной усадьбы, собиралась выйти замуж за кого-то из Мэйнора, который представлял собой нечто вроде соперничающего владения. Мне не удалось увидеть новобрачных. Да, о чем я говорил? Вы должны выслушать их и попытаться добиться того, ради чего вы туда приехали… Я и слушал их, и говорил им, как все удивительно. Да, там нужно действовать именно так.

— А как называется место? Не Кадор, не помните?

— Конечно, именно так. Вы знаете это место?

— Да, — сказала я ровным голосом. — Знала.

— Крупное владение. И таково же другое, Мэйнор.

Я думаю, больше всего новобрачных привело в восторг соединение имений в одно целое.

От потрясения у меня закружилась голова. Он продолжал говорить, но я не слушала. Я думала: «Значит, Рольф женится на этой женщине. Как он мог? Теперь мне все стало ясно. Я была права: он на многое способен ради Кадора».

* * *

Вероятно, такие обстоятельства должны были возникнуть, чтобы я поняла, как сильно любила Рольфа.

Несмотря ни на что, больше всего я хотела быть с ним вместе. Я могла стать его женой, но судьба отняла его у меня. Нет, не правда: я сама все разрушила.

Теперь я так жалела, что не вышла за него замуж!

Даже если он находился в лесу в ту ночь, даже если ему нужен только Кадор. Я сумела найти оправдания для дяди Питера и среди самых плачевных качеств его характера найти хорошее, но я не делала никаких уступок Рольфу, от которого требовала совершенства.

Я ни с кем не могла даже поделиться своим горем.

Я чувствовала себя безжалостно опустошенной. Я никогда не смогу стать счастливой.

Несколько дней Елена не замечала, что со мной творится, потом, наконец, сказала.

— Ты очень бледна, Аннора, и выглядишь несчастной. Это из-за моих детей?

Я изумленно посмотрела на нее, а она продолжала:

— О, я знаю, как ты их любишь, как ты всегда любила Джонни. Я чувствовала, что тебе всегда хотелось, чтобы он был твоим. Теперь у меня их двое, а у тебя ни одного.

— О, Елена, что за мысль! Я так за тебя рада! Все обернулось прекрасно, и теперь у тебя есть еще маленький Джеффри. Ты счастливая, Елена.

— Я знаю, все произошло чудесным образом, так хорошо для меня обернулось. Я не говорила тебе, но я встретила Милворда некоторое время назад. Я не знала, какое впечатление произведет на меня встреча с ним, и вот я ничего не почувствовала… совсем ничего.

Я должна была напоминать себе о том, что он отец Джонни. Он сказал, что ему очень жаль, что все так обернулось, но я не могу сожалеть. Он был, действительно, слишком слаб, а теперь у меня все так хорошо с Мэтью. Мэтью чудесный. Мой отец прочит ему блестящую карьеру, именно к этому Мэтью и стремится. А Джон Милворд вряд ли что-нибудь представлял бы из себя без своей семьи. Мэтью теперь собирается написать книгу о трубочистах. Он очень сочувствует их положению, и моему отцу его идея понравилась.

— Я очень рада, что все для тебя обернулось именно так.

— Как бы я хотела, чтобы так же было и у тебя!

Джо Крессуэл очень милый молодой человек, и он очень любит тебя.

Мне хотелось крикнуть: «А мне нужен Рольф. Мне всегда был нужен только он. Я была слишком глупа, чтобы понять, как много он для меня значит».

Мысль о том, что он живет в Кадоре с этой женщиной, была для меня невыносима. Она вызывала во мне то гнев, то ощущение ужасного несчастья.

* * *

Я увиделась с Джо перед его отъездом на север; Мы снова отправились в «Приют рыбака».

— Я уезжаю завтра, Аннора, — сказал он мне. — Но я снова приеду. Я подумал, может быть, ты захочешь приехать к нам в гости. Мои родители будут тебе рады.

— Может быть, я приеду, Джо.

— Я много думал о тебе. Мне кажется, ты считаешь меня слишком слабым.

Я помолчала мгновение, а потом сказала:

— Я думаю, Джо, что если ты чего-то хочешь, то предпринять какие-то действия и добиться своего. Не упускай возможность из своих рук. А если упустишь, будешь жалеть потом всю жизнь.

Конечно, я говорила о себе: у Джо еще была возможность, я же свою упустила.

— Я вернусь, Аннора. Помни обо мне, мы снова встретимся.

Я понимала, о чем он говорит. Мы были дружны, привязаны друг к другу. Неужели наша привязанность перерастет во что-то более серьезное?

Джо нравился мне, но я не любила его. Елена тоже не любила Мэтью, когда выходила за него замуж, но я не была Еленой… И я любила Рольфа.

Но она тоже любила Джона Милворда. Но любила его ли она его по-настоящему? Что значат ее недавние слова: «Не думаю, что я на самом деле любила Джона.

Он был единственным человеком, который обратил на меня внимание, и мне показалось, что я полюбила его.

Он помог мне осознать, что я тоже могу быть привлекательной для кого-то. Скорее всего, именно таково было мое чувство, а когда он бросил меня из-за своей семьи, я думала, что мое сердце разбито… но оказалось все по-другому. Потом появился Мэтью. Я его совсем не любила, но он был так добр ко мне. Он такой хороший человек. Я счастлива с ним, счастливее, чем, как я думала, могла быть с Джоном»?

Я постоянно думала о нем, я всех сравнивала с Рольфом, и любой по сравнению с ним имел недостатки.

Каким желанным был для Рольфа Кадор… всегда.

Он любил его. Теперь мне стало понятно, как сильно он хотел владеть Кадором: так же, как дядя Питер хотел добиться могущества. Оба они из тех людей, которые не отступают от своей цели и не позволяют чему-либо стоять у них на пути. Джон Милворд и Джо Крессуэл были другими.

Мне необходимо освободиться от навязчивых мыслей. Рольф потерян для меня навсегда, а я должна продолжать жить. Но как? Джо? Я могла бы полюбить Джо. Мне нравились его родители, я любила его сестру Френсис. Я могла представить себе вполне счастливую жизнь с Джо… если бы я смогла забыть Рольфа. Я должна забыть его!

Я могла бы посвятить себя работе в миссии Френсис, что дало бы мне какое-то удовлетворение. Я мечтаю начать все сначала, потому что все это время я, на самом деле, ждала Рольфа. Я мечтала в глубине души, чтобы он приехал в Лондон, утешил мня и настоял на возвращении в Корнуолл.

Глупые надежды. Я покинула Рольфа в тот самый день, когда мы должны были пожениться, а более унизительного удара нанести было невозможно. Это было больше, чем мужское самолюбие могло перенести. Кроме того, он хотел владеть Кадором, и теперь его мечта осуществилась.

«Надо быть рассудительной», — уговаривала я себя.

Я призывала к этому Джо, теперь я должна убедить в этом себя.

У меня остался небольшой капитал от матери: не богата, но, с другой стороны, и не бедна. Я была в состоянии принять какое-то решение и не плыть дальше по течению. Я должна порвать всякие связи с Корнуоллом, и продать домик Крофта, чтобы никогда больше не предпринимать попыток вернуться.

* * *

Когда я объявила о своих планах дяде Питеру и тете Амарилис, дядя сказал:

— Ты должна написать Тамблину. Он все устроит.

— Нет, — сказала я, — я сама займусь продажей.

— Моя дорогая девочка, ты должна остаться здесь.

Не поедешь же ты туда… жить в этом домишке.

— Я должна, дядя Питер.

— Но не будет ли тебе тяжело жить так близко от Кадора? — предположила тетя Амарилис. — Эти воспоминания…

— Я хочу сделать все сама, хочу в последний раз побывать там и попрощаться со всем навсегда.

— Хорошо, если ты хочешь сделать это сама, — сказал дядя Питер, — но помни о том, что, может быть, нелегко найти покупателя? И ты не можешь ехать одна, — нахмурившись, добавил он.

— В миссии есть одна молодая женщина, ее зовут Китти. Я очень привязалась к ней и подумала, что смогу взять ее с собой в качестве горничной.

— Девушка из миссии! — воскликнул дядя Питер. — Кто она?

— У нее была тяжелая жизнь. Она приехала в Лондон из провинции, работала горничной, но хозяин дома не давал ей покоя, и хозяйка в результате вышвырнула ее на улицу. Френсис пытается подыскать ей какую-то работу.

— Ты должна хорошенько подумать, кого нанимаешь, — сказал дядя Питер.

— Я подумала. Китти мне нравится, и Френсис говорит, что она хорошая девушка.

— Мне кажется, Френсис хорошо разбирается в людях, — сказала тетя Амарилис.

— Френсис смотрит на своих подопечных через розовые стекла!

— В любом случае, я уже приняла решение, — сказала я им. — Я схожу в миссию и скажу об этом Френсис и Китти. Я думаю, Китти согласится уехать на некоторое время.

Тетя Амарилис кивнула, в ее глазах стояли слезы.

В тот же день я отправилась в миссию и рассказала о своем предложении Френсис. Ей оно понравилось:

— Это как раз то, что нужно Китти! Она очень привязана к тебе с первого же дня появления здесь.

Я пошлю за ней: она чистит картошку на кухне.

Пришла Китти, и, когда я рассказала ей о своем предложении, она не могла сдержать радости.

— Это очень скучное место, куда мы с тобой поедем, — предупредила я Китти. — Мы будем жить в маленьком домике на границе владений, которые когда-то были моими. Больше никаких слуг не будет.

— Когда мы выезжаем, мисс Кадорсон? — спросила Китти.

Френсис обняла нас обеих — редкое проявление чувств с ее стороны.

— Ты сделала хороший выбор! — сказала она.

И, несмотря на то, что ожидало меня в будущем, мое настроение немного улучшилось.

* * *

Часть пути мы с Китти проделали по железной дороге, что было в новинку для нас обеих. Мне показалось чудесным путешествовать таким необычным способом, но железные дороги уже вторгались в жизнь провинции. Грандиозное изобретение, к сожалению, не могло приносить только благо, и вместе с дилижансами, которые теперь уходили в прошлое, лишались средств к существованию те, кто их обслуживал. Много печальных историй об их жизни я слышала от Френсис и Питеркина.

Мы провели одну ночь на постоялом дворе в Эксетере. Там от одного из сквайров мы услышали, что железные дороги в свое время положат конец и существованию постоялых дворов.

Остальную часть пути мы провели в дилижансе, который высадил нас в городе. Мистер и миссис Тамблин встретили нас, поскольку были предупреждены о моем приезде. Они очень тепло приветствовали меня, и я представила Китти как свою горничную. Китти была очень скромной девушкой, и сейчас я увидела, как она возбуждена. Накануне вечером Китти призналась, что в ее жизни никогда не было такого увлекательного приключения и что она и не мечтала совершить путешествие по железной дороге.

Я была очень рада, что мне удалось сделать ее хоть немного счастливой. Миссис Тамблин сказала мне, что обставила домик Крофта кое-какой мебелью из того, что осталось у них на хранении, и что в нем вполне можно жить, а потом я сама решу, что мне еще понадобится. Она пойдет со мной и все мне объяснит, но первую ночь мы проведем у них, а утром можно будет заняться устройством. Она предполагала, что мы очень устали и голодны после такого длительного путешествия.

— Вы ехали на поезде! — закричала она, в ужасе глядя на нас.

Мне кажется, миссис Тамблин подумала; что мы, должно быть, отчаянные особы, если решились путешествовать таким невиданным способом.

Экипаж Тамблинов ожидал нас, и через некоторое время мы уже находились у них дома. Мне предоставили спальню, Китти должна была переночевать в маленькой гардеробной, примыкающей к ней.

Китти ужинала на кухне, я — с Тамблинами.

— Мы очень рады опять видеть вас, — сказала миссис Тамблин. — Я надеялась, что вы скоро приедете, с тех пор, как прислали распоряжение относительно ремонта дома.

— Его отремонтировали?

— Он в прекрасном состоянии. Ваша мать хорошо сделала, что купила его, — ответил мистер Тамблин.

— Как вы думаете, удастся быстро найти покупателя?

— Сейчас, я думаю, будет нелегко продать, и к тому же дом находится не близко.

— Может, дом так понравится вам, что вы передумаете его продавать? спросила миссис Тамблин.

Я молчала.

— Я все думала, — продолжала она, — не будет ли вам слишком тяжело жить вблизи Кадора? Какие изменения там происходят! Исаак очень обеспокоен развитием событий, а недавно я видела миссис Пенлок.

Она готова была расплакаться!

— Кадор очень быстро приходит в упадок, я думаю, — сказал мистер Тамблин. — Даже большие владения не выдерживают подобных вещей!

— Каких?

— Я точно не знаю, ходят разные слухи. Закладные и тому подобное… Деньги у них текут рекой, и при этом ничего не делается ни для фермеров, ни для самого дома. За такими владениями нужен глаз да глаз! Люди забывают, что постройки старые. Маленькая трещина превращается в большую, и проблем не избежать. Здесь нужно все время быть начеку.

— Я думала, что Боб Картер будет за всем следить.

Мне хотелось спросить, о чем же думает Рольф, но не смогла произнести его имени.

— Боб Картер? Его там больше нет! Он перешел в Мэйнор.

— Почему?

— После этой свадьбы, конечно! Естественно, он никогда не ужился бы с Люком Трегерном!

— Какое это имело значение для него? Люк был бы в Мэйноре, а Боб — в Кадоре.

Они посмотрели на меня с удивлением:

— О, вы ничего не слышали об этой свадьбе?

— Я слышала что-то в Лондоне.

— Значит, вы знаете, — сказал мистер Тамблин. — Я был поражен, но для нее, может быть, он подходящая партия. Боже, это был ужасный день для Кадора, когда она стала в нем хозяйкой!

— Такое не каждому по плечу, — сказал мистер Тамблин. — Вы должны быть подготовлены для такой жизни, для того, чтобы управлять подобными состояниями. Нельзя выжимать из владений все соки и ничего не возвращать.

— Но я думала, мистер Хансон…

— Его дела идут прекрасно, конечно! Такая разница между двумя имениями! Мы привыкли считать Кадор гигантом, а Мэйнор — карликом. Теперь все по-другому. Но я думала… — повторила я.

Мистер Тамблин сказал:

— Ясно, что вы ничего не знаете! Эта женщина, Мария Кадорсон, как она заявляет, вышла замуж за Люка Трегерна!

Понимание осенило меня ослепительной вспышкой.

Я почувствовала себя безумно счастливой.

— Я подумала… что мистер Хансон женился на ней, — пробормотала я.

— Мистер Хансон? Женился на этой женщине? Вы, наверное, шутите! воскликнула миссис Тамблин.

— Я слышала кое-что в Лондоне. Один человек сказал мне, что это кто-то из Мэйнора, и я сразу же подумала…

Миссис Тамблин рассмеялась:

— Мне и в дурном сне такое не приснилось бы!

Нет, ей был предназначен Люк Трегерн, как только она появилась. И, конечно, он не мог упустить такой возможности.

— Он всегда был хитрым, — добавил мистер Тамблин. — Он ждал своего часа.

— Мистер Хансон всегда говорил, чо Люк Трегерн — хороший управляющий…

— Так было, когда он управлял чужим состоянием, а сейчас он словно с ума сошел! Он заложил состояние до последней нитки, как я слышал. Ко мне он не обращается, видно, не хочет, чтобы я слишком много знал. Но так долго не протянется. О, это был печальный день, когда эта женщина явилась в Корнуолл!

Я не слушала, переваривая мысль о том, что Рольф не женился.

В ту ночь я не могла уснуть. Как я была счастлива, что вернулась! Мне очень захотелось увидеть Рольфа.

На следующий день мы отправились в домик Крофта. Его очень хорошо отремонтировали, и миссис Тамблин, пытаясь угадать мой вкус, расставила кое-какую мебель. Я горячо поблагодарила ее за все, что она сделала.

— По крайней мере, — сказала миссис Тамблин, — в доме можно жить. Не знаю, сколько вы здесь пробудете, но даже если вы собираетесь продать его, он должен выглядеть настоящим домом. А все это вы можете продать вместе с домом, если решитесь.

— Вы все учитываете, миссис Тамблин.

Я испытывала удивительную легкость: снова увижу Рольфа, и, если я действительно нужна ему, в этот раз я не буду такой глупой!

* * *

Китти много работала, чтобы сделать дом таким, каким мне хотелось. Миссис Тамблин суетилась, пересказывая мне разные сплетни, едва ли догадываясь, какое значение они для меня имели.

Мистер Хансон уехал, сказала она мне. Теперь он часто уезжает. Миссис Тамблин решила, что для него несносны происшедшие перемены. Между Люком Трегерном и Бобом Картером часто происходили конфликты из-за земли. Это создало очень сложную ситуацию.

Мистер Хансон предоставил Бобу разрешать все споры. Создавалось такое чувство, что ему трудно общаться со своим бывшим управляющим.

В первый же день зашла миссис Пенлок. Я обрадовалась, увидев ее. Она тоже была взволнована нашей встречей.

— А вот и вы, мисс Кадорсон! Как я рада вас видеть! Чего мы только не натерпелись с тех пор, как вы уехали, не могу и рассказать вам. Можно книгу написать, я ничего подобного не видела. Нормальному человеку там делать нечего. Все служанки были у меня под контролем, все у меня всегда было в порядке, стол в столовой блестел, как зеркало… А сейчас все бесполезно: они пьют и играют в карты до глубокой ночи, а утром, будь добр, разбирай весь этот бардак! Мистер Исаак с радостью бы ушел, если бы было куда, но он отсюда не уедет. Я его не порицаю: сама никуда не уеду. Кому хочется ехать в чужие края? Да, а вам ничего не остается, мисс Кадорсон, но, я думаю, это другое.

— О, миссис Пенлок, — воскликнула я, — как я рада опять разговаривать с вами!

— Не может быть, — ворчала она. — Я нутром чую, что у нее здесь нет никаких прав! Думаю, что все это хорошо сработано. А этот Люк Трегерн… Какое право имеет он быть нашим хозяином? Настоящий король в замке! Землевладелец! Это все несправедливо, мисс Кадорсон, и так долго не протянется.

— Вы говорите, они играют в карты и пьют? А какая у них компания?

— Весь местный сброд! Где они их находят? А как они ругаются, это что-то ужасное, он и она! Все споры в Кадоре раньше решались за закрытыми дверями, как положено благородным людям! Не знаю, к чему мы идем? Боб Картер время от времени приходит к нам на кухню. Они всегда были добрыми приятелями с мистером Исааком. Представляете, он тайком приходит в Кадор! Люк Трегерн не потерпел бы его появления, но Боб считает, что все это рано или поздно придет к полному краху. Всех нас волнует, что будет с нами? О, это был грустный день, мисс Кадорсон, когда вы уехали… но никто из нас не верит ее басням!

Это все каким-то образом подстроено!

— Суд поверил ей, миссис Пенлок.

— Судьи тоже могут иногда сойти с ума! Многие из них не видят дальше своего носа — Как я рада, что вернулась! Китти приехала со мной из Лондона. Я обхожусь ее услугами, и она хорошо справляется.

Миссис Пенлок изучила Китти тем самым оценивающим взглядом, которым она обычно одаривала вновь нанимаемых служанок, и я была рада видеть, что они понравились друг другу.

— Ты можешь прийти в Кадор, — сказала она Китти. — Наши девушки будут рады с тобой познакомиться, и мы все тоже.

— Вы думаете, это благоразумно, чтобы моя горничная появилась в доме? — спросила я.

— Если бы я потеряла власть на собственной кухне, я бы завтра же ушла! — строго сказала миссис Пенлок.

— Я бы хотела пойти, — сказала Китти.

— Вот и хорошо! Я пошлю за тобой одну из наших девушек.

— Я слышала, мистер Хансон в отъезде? — спросила я.

— О да, он часто уезжает. Он прекрасно знает, что происходит, но предоставил Бобу Картеру полную свободу. Боб говорит, что очень доволен, что перешел в Мэйнор. Ему бы не нашлось места под одной крышей с Люком Трегерном. — Она хитро посмотрела на меня и продолжила:

— Боб говорит, что мистер Хансон в последнее время не слишком весел. Я полагаю, ему пора обзавестись семьей.

* * *

Я уже неделю прожила в домике Крофта, когда вернулся Рольф.

Я жила в состоянии какой-то эйфории, я чувствовала себя значительно счастливее, чем все последнее время. Мне казалось, места, с которыми было связано столько воспоминаний, заставят меня почувствовать себя несчастной, но этого не случилось. Мои родители продолжали жить в моих мыслях, я постоянно чувствовала их присутствие. Они словно подталкивали меня сделать, наконец, что-то в своей жизни, и они непременно сделали бы это, будь они со мной.

Я гордилась своим домиком, но пока не выставила его для продажи: все еще не решалась сделать это. Я говорила себе, что торопиться некуда. Китти и я ходили в город за покупками. Меня радостно приветствовали люди, которых я знала. Джек Горт, почесывая затылок, ворчал, что все теперь не так, как раньше, и он, конечно, не имел в виду рыбный промысел.

Миссис Польден, качая головой, говорила, что неестественно «попасть из грязи прямо в князи», что, во всяком случае, это недолго протянется.

Я понимала, что они оплакивают перемены, происшедшие в Кадоре, и, по крайней мере, хорошо в них осведомлены. Мой отец и его предки оказывали благотворное влияние на всю округу: к ним шли со всеми проблемами, они играли роль заботливых родителей.

«Теперь все по-другому», — таково было общее мнение.

Многие люди испытывали беспокойство Они знали, что огромное состояние на грани упадка Фермеры жаловались на то, что их дома ремонтируются. «Все идет к катастрофе», — говорили они.

* * *

Китти часто бывала на кухне Кадора. Новые хозяева не слишком интересовались тем, что творится там, а Исаак и миссис Пенлок, при всей своей нелюбви к нововведениям, принижающим их былую роль, продолжали оставаться деспотичными хозяевами в своей сфере.

Китти завела дружбу с Мэйбл Такер, которая была служанкой на кухне Она часто заходила к нам. Я была очень рада видеть Китти такой довольной.

Повидаться со мной зашел Рольф Он постарел, как мне показалось. На лбу у него появилось несколько морщин, которых не было раньше, и он выглядел печальным. Но его лицо осветилось радостью, когда он увидел меня. Он крепко сжал мои руки:

— Я услышал, что ты вернулась. Я так рад видеть тебя!

— Я тоже рада видеть тебя, Рольф!

— Я слышал, ты вернулась, чтобы продать этот домик?

— Таково было мое намерение.

— Это значит, что ты уедешь… навсегда?

— Я пока не знаю, что будет дальше. Трудно сказать, так много зависит…

Он кивнул.

— Все это… — Он махнул рукой. — Такие перемены. Иногда все кажется совершенно невероятным!

— Да, я знаю. Можно долгие годы жить совершенно спокойно, а потом внезапно все становится с ног на голову… Проходи в дом, мы тут все очень славно устроили, Китти и я. Я привезла ее с собой из Лондона. Сейчас, полагаю, Китти в Кадоре. Она поладила там со служанками, и миссис Пенлок разрешает ей бывать на кухне.

Рольф оглядел небольшую гостиную.

— Очень мило, — сказал он, с грустью глядя на меня. — Моя дорогая Аннора, сколько тебе пришлось перенести! Как бы я хотел…

Я умоляюще посмотрела на него: мне хотелось, чтобы он сжал меня в объятиях. Мне хотелось сказать: «В этот раз, Рольф, я никуда не убегу! Я хочу сказать тебе, что очень жалею, что я была просто сумасшедшей! Я не могла поверить, что ты не был в лесу той ночью, а теперь меня это уже не волнует!»

Рольф повторил:

— Очень хорошо, что ты приехала!

— Нужно продолжать жить! Люди здесь говорят о больших переменах в Кадоре?

— Происходит просто трагедия! Они разрушают все своими руками! Я не могу этого понять: Трегерн немало знает об управлении, он же всегда хорошо работал у меня. Хотя я и не верил ему до конца, но он был ловким управляющим!

— Почему ты ему не верил?

— Мне казалось, что он не совсем честен. Я думаю, что часть моих денег осела в его карманах.

— А ты не говорил с ним на эту тему?

— В данном случае нужно предъявлять последнее обвинение, а у меня были только подозрения, хотя и немалые. И он, действительно, был очень полезен!

— А что ты думаешь о нем теперь?

— Я не знаю… Я знаю только, что он постепенно закладывает Кадор! Такое чувство, что им не хватает денег, и он совершенно не занимается хозяйством! Все имение стремительно летит в пропасть! Единственное, что приходит в голову, что все происходит из-за карт.

— Я не могу об этом спокойно думать. Мой отец был таким дотошным в хозяйстве, от него не ускользал ни малейший признак упадка!

— Это естественно, а сейчас там происходит что-то странное.

— А что она… Мария?

— Она без ума от него, как я слышал, с того самого дня, как они встретились. В каком-то смысле они друг другу подходят.

— Я удивилась, услышав, что она вышла замуж, и одно время думала, что ты стал ее мужем.

Рольф с недоверием уставился на меня.

— Да, мне рассказал о ее замужестве один человек, который собирается стать членом парламента: он приезжал сюда, агитировал за себя. Он сказал, что Мария вышла замуж за какого-то человека из Мэйнора. Естественно, я сразу подумала, что это ты.

— Это невероятно! — воскликнул он. — О чем ты думала, Аннора?

— Я… подумала, что, может быть, ты нашел ее привлекательной, и я всегда знала, что ты питаешь особое пристрастие к Кадору…

Он смотрел на меня так озадаченно, что мне захотелось признаться ему в любви. Я хотела рассказать ему обо всех сомнениях и недоверии, которые не давали мне покоя с той ночи. Я хотела сказать ему: «Давай забудем прошлое навсегда! Что бы ни случилось, я знаю, что моя единственная возможность быть счастливой — это быть рядом с тобой!»

Мне показалось, что Рольф тоже думает о прошлом.

Может быть, он вспоминает то утро, когда я прискакала в Мэйнор, чтобы передать ему письмо? Какой жестокий удар я нанесла ему! Я мучилась вопросом, сможет ли он когда-нибудь все забыть и простить меня.

Я не могла сказать: «Я готова стать твоей, Рольф!»

Это он должен был решить, нужна ли я ему после всего, что было.

— Да, Кадор всегда был для меня самым чудесным местом на свете! Когда еще мальчиком я проезжал мимо с отцом, то всякий раз замирал при виде его башен. Конечно, мне хотелось, чтобы он был моим домом, но не такой ценой! Бог с тобой, Аннора, что ты говоришь!

— Ты все еще интересуешься древностью?

— Да, очень, как всегда, старые обычаи и тому подобное, но я не женился бы на этой женщине за все замки и владения Англии!

Мы рассмеялись, и я спросила:

— Может быть, ты хочешь чаю или кофе?

— Кофе, пожалуйста.

— Мне придется приготовить его самой, но не беспокойся, я умею. Я немало готовила в миссис Френсис и Питеркина.

— Да, я слышал о миссии из газет. Твой дядя пожертвовал большие суммы на это дело. — Он внимательно посмотрел на меня. — Столько событий у тебя произошло за такое короткое время! У меня такое чувство, что я деревенский житель по сравнению с тобой.

Мы пошли вместе на кухню, и Рольф следил, как я готовила кофе.

— Не слишком много приятных событий, Рольф!

Но этот скандал с моим дядей и Крессуэлами кажется пустяком по сравнению с тем, что произошло потом!

В полной тишине я поставила чашки на поднос.

— Ты стала хозяйственной, — сказал он с улыбкой, отнес поднос в гостиную, и я разлила кофе. — Я узнавал из газет, что с тобой происходит. Мне казалось странным, что все складывается именно так после…

Да, мы ведь были очень дружны, не так ли?

— Всегда… до того…

— Все меняется.

— Рольф, мне очень стыдно за все, что я сделала тебе!

— Ты поступила правильно!

Я была ошеломлена.

— Да, иначе для тебя было бы хуже. Лучше порвать, пока еще было время, даже в последний момент, чем сделать ошибку.

— Но…

— Не беспокойся об этом, Аннора!

— Неужели ты… простил меня?

— Моя дорогая Аннора, мне нечего тебе прощать!

Тогда нам казалось это правильным, правда? Нас сбили с толку воспоминания детства, а это, конечно, недостаточное основание для брака. Нам следовало думать не о прошлом, а о будущем. Но теперь все позади, и давай забудем о прошлом.

Его слова, как колокол, возвещали о том, что любовь умерла.

— В конце концов, — продолжал он, — мы до сих пор еще добрые друзья, лучшие друзья!

«Как часто произносились эти слова, — думала я, — чтобы возвестить о том, что любовь разбита? Мы хорошие друзья, лучшие друзья… Хорошо иметь друга, но, когда надеешься на большее, как грустно звучат такие слова!»

— Как обстоят дела у Крессуэлов? — спросил он. — Скандал имел отношение к Джозефу Крессуэлу, ведь так? Он разрушил его карьеру?

— Да, а потом был скандал с моим дядей.

— С его темными делами? Кажется, он справился с этим?

— Иначе и быть не могло дядя знает, как заставить обстоятельства работать на себя, а когда на его пути попадаются препятствия, он просто не обращает на них внимания. Сейчас он заинтересован в продвижении мужа Елены и оказывает ему всяческую поддержку. Да, Мэтью Хьюм! Он написал хорошую книгу.

— Мэтью собирал материалы во время пребывания в Австралии вместе с нами. Мэтью и Елена сейчас очень счастливы. У них родился второй ребенок.

— Ты очень любила первого — Джонни просто чудо! Он мне очень помог, когда я была так несчастна.

— Кажется, между твоими родственниками и Крессуэлами очень хорошие отношения?

— Да, Питеркин женился на Френсис. Это она основала миссию, и именно дядя Питер помог ей деньгами.

— У них есть еще сын?

— Джо Крессуэл, да.

— И, кажется, большой твой друг.

— Да, но после скандала он оставил свои честолюбивые стремления попасть в парламент. Я сказала ему, что он зря это сделал. Джо следовало бы поучиться у дяди Питера и просто забыть о старом. В конце концов, тогда речь шла не о нем, в скандале был замешан его отец. Я не понимаю, почему это должно помешать Джо?

— Грехи отцов.

— Несправедливо! Но я хочу убедить Джо попытаться стать членом парламента. Не думаю, что его удовлетворит другая деятельность.

— Ты считаешь парламентскую деятельность интересной?

— О да, очень! Я помогала Елене и Мэтью во время выборов.

— Действительно, интересно Это совершенно другая жизнь!

— Да, конечно. — Рольф посмотрел на часы. — Твой кофе очень вкусный! Мне нужно идти. Я был очень рад видеть тебя, Аннора. Я надеюсь, что ты не уедешь слишком быстро? Заезжай в Мэйнор, у меня есть что тебе показать… Мы откопали кое-какие орудия! Эпоха бронзы, как мне кажется. Приходили даже из музея посмотреть!

— Я бы с удовольствием посмотрела, Рольф, и снова встретилась с тобой.

Он взял мои руки и задержал на некоторое время.

* * *

Прошло несколько недель. Мистер Тамблин спросил меня, готова ли я выставить дом на продажу. Я ответила, что еще не готова и хотела бы еще немного пожить в покое.

— Продажа займет немало времени, — заметил он.

— Я знаю, но сейчас мне пока не хочется думать об этом.

Время от времени мы виделись с Рольфом. Зная о том, как я люблю ездить верхом, он сказал, что я могу пользоваться его конюшней. Я воспользовалась предложением Рольфа и, выезжая на прогулку, часто встречалась с ним, и мы, как в былое время, вместе скакали, пуская лошадей галопом по берегу. Я смотрела вверх на башни Кадора и вспоминала, как часто я любила стоять на стене, сквозь бойницы глядя на море. Меня переполняла грусть. Здесь было слишком много воспоминаний. Иногда мне казалось, что лучше уехать.

Рольф замечательно относился ко мне, но мне казалось, что он отбросил всякие мысли о нашей женитьбе.

Я обманывала себя, думая о том, что мы еще сможем быть вместе. Почему, раскаявшись, начинаешь думать, что все пойдет по-старому? Конечно, он никогда больше не поверит мне. Если мы решим пожениться, как Рольф может быть уверен в том, что я не отвергну его опять?

Рольф пригласил меня поужинать в Мэйнор. Конечно, я пришла, но присутствовали и другие гости, и, хотя Рольф был прекрасным хозяином, мы провели время всего-навсего за приятным ужином.

Когда Рольф заходил к нам, я угощала его кофе.

Обычно его готовила Китти. Ей нравилось играть роль горничной и ухаживать за мной. На моих глазах в девушке произошли огромные перемены. Китти нравилось жить в провинции: у нее появилась подружка Мэйбл. Китти стала желанной гостьей на кухне в Кадоре, ее жизнь чудесным образом преобразилась. Я решила: что бы ни случилось впредь, я оставлю Китти при себе.

* * *

Я с нетерпением ждала утренних прогулок, потому что всегда надеялась, что встречу Рольфа. И я неизменно встречала его. Мне пришло в голову, что он относится ко мне так же, как и я к нему.

Мы много говорили о прошлом, и я заметила, что в нашу беседу часто «вторгался» Джо Крессуэл. Рольф также всегда интересовался Джонни.

Я с большим энтузиазмом рассказывала ему и о ребенке, и о Крессуэлах. Я говорила ему также, что мне очень помогли те недели, которые я провела в миссии. Я пыталась объяснить ему, какая чудесная женщина Френсис, сильная, целеустремленная, сдержанная, и над всем — желание делать добро.

— Как ее брат Джо? — спрашивал Рольф.

— Ни в малейшей степени! Френсис — единственная, на нее никто не похож! И она совершенно изменила Питеркина. Я думала, что он так и не найдет себе дела, но, когда он встретил Френсис и попал в миссию, Питеркин обрел цель в жизни и полюбил ее.

— Да, ведь она — одна из Крессуэлов.

— Она мне чем-то напоминает дядю Питера: ее совсем не смутил весь этот скандал, и Френсис не дала ему помешать ее работе.

— И сейчас твой дядя смывает пятна со своей репутации при помощи миссии Крессуэл?

— У них замечательная семья! Однажды я провела с ними выходные… Давно это было, еще до всего, что случилось. Мистер и миссис Крессуэл прекрасные люди. Я отлично себя чувствовала среди их семейства.

— Которое включает кроме родителей Френсис и Джо?

— Да, и других. Мне бы очень хотелось, чтобы Джо не оставлял надежд стать членом парламента!

— Я не сомневаюсь, что тебе удастся его убедить!

Мы выехали на равнину, и Рольф пустил лошадь галопом.

Счастливые утренние прогулки! Мне хотелось, чтобы им не было конца, потому что в моем сердце всегда жила надежда, что что-то произойдет. Всего одно слово, незаметное движение, и я расскажу Рольфу о своих чувствах, а он расскажет мне, что, как всегда, любит меня!

* * *

Потом поползли слухи. Китти, вернувшись после прогулки с Мэйбл, рассказала мне, что один из молодых конюхов пошел в лес и видел там огонь.

— На том самом месте, где раньше стояла хижина той старой ведьмы! Это был необычный костер, происходило что-то странное!

— Странное? — спросила я. — Как костер может быть странным?

— Как призрак!.. Он то появлялся, то исчезал. Я не знаю, но молодой Джеймс так испугался, что убежал со всех ног. Он до самой конюшни не переставал бежать. Он говорит, что сам дьявол его подгонял!

Я сказала Китти, что этого места всегда боялись с той ночи, когда толпа подожгла дом.

— Я думаю, какой-то бродяга жжет огонь в лесу.

Кто же еще может быть?

— Миссис Пенлок предположила, что, наверное, мамаша Джинни навещает свой дом. А мистер Исаак сказал, что не подойдет туда на пушечный выстрел и за золотые часы… и даже за ферму.

Я не обратила внимания на рассказ Китти, но слухи усиливались. Кто-то видел там фигуру среди деревьев.

Невозможно было разобрать, кто это, но похоже было на старую женщину.

Лишь немногие теперь ходили в лес, и уж, конечно, никто не ходил туда с наступлением темноты. Все боялись.

* * *

Однажды утром мы с Китти отправились на набережную купить немного рыбы. Джек Горт расположился на своем обычном месте, с бочками и корзинами.

— Привет, Джек! — сказала я. — Хороший улов?

— Так себе, мисс Кадорсон, — ответил он. — Могло бы быть и лучше. Ветер слишком сильный. Пришлось вернуться раньше обычного. Эти ветры появляются внезапно, как будто кто-то колдует. Вот, например, все, что происходит в лесу… огни, фигуры какие-то, как будто… Это не к добру, если хотите знать мое мнение!

— Вы же не хотите сказать, что мамаша Джинни приходит навещать тех, кто обрек ее на смерть?

— О, она сама это сделала, она знала, что этим кончится! Но говорят, некоторые из них никогда не успокаиваются, и я думаю, что она — одна из них!

— Бедная мамаша Джинни! С ней поступили ужасно, и тем, кто сделал с ней такое, сейчас не по себе.

— О, она сама виновата, — настаивал он. — Она пошла прямо в костер!

— Вы там были, Джек?

— Ну… да…

— И с вами половина всех здешних людей?

— Значит, вы тоже были там, мисс Кадорсон?

Я подумала: «Им сейчас, наверное, не по себе.

Прошлое послужит для них уроком. И тогда, может быть, это не повторится снова».

Когда мы вернулись домой, к нам пришла миссис Пенлок.

— О, приятно видеть, что вы устроились, — сказала она. — Кажется, вам не хочется уезжать?

— Мне здесь очень хорошо!

— Но все-таки вам место не здесь: вы должны жить в большом доме! Вот где вам место!

— Какая странная жизнь! Кажется, все происходит шиворот-навыворот. Еще хорошо, что славная девчонка Китти с вами… Не видела более славной девушки!

Она такие вещи рассказывает! Я думаю, Лондон — ужасное место, и какое счастье, что она попала к миссис Френсис. Я полагаю, она святая, эта особа. Побольше бы таких! Китти обожает ее: миссис Френсис это… миссис Френсис то… Она и о вас говорит очень хорошие слова. Потом она рассказывает про славного брата, симпатичного, стройного парня… какой еще брат может быть у миссис Френсис?

— Я смотрю, она вас неплохо информирует!

— Мне нравится слушать про то, как живут в хорошем обществе. Я бы хотела видеть вас счастливой!

Я всегда вас особенно любила… Даже больше, чем вашего брата, и я говорю это, хотя его уже нет. Я как сейчас вижу, как вы сидели на кухне на высоком табурете, глядя, как я замешиваю тесто, и как только вы думали, что я не вижу, хватали со стола изюм ли орех. «У меня глаза на затылке», обычно говорила я вам, а вы отвечали, покраснев, как роза: «Их закрывают ваши волосы, так что вы не можете видеть». Вы и тогда уж были шустрой! Вы были любимицей на кухне, могу вам теперь сказать, и мы пролили немало слез, когда вас выставили на улицу, а мадам заняла ваше место. Ничто не заставит меня поверить, что она имеет на это право! То же самое думают мистер Исаак и все остальные!

— Ваше отношение позволяет мне чувствовать себя, как дома, — сказала я.

— Дома?! Почему бы вам не чувствовать себя, как дома, в своем собственном доме… там, где следует быть вашему дому! Который им бы и остался, если бы спрашивали мнение порядочных людей! Мы рады вам и вашей Китти, но, мне кажется, вы должны подумать о своем будущем, и единственное, чего хотят все в Кадоре, во всяком случае, наша часть дома, это… ваше счастье! Мы все расстроились, когда вы отказали мистеру Рольфу, но вам виднее, я полагаю. Мы бы хотели, чтобы вы вышли замуж за какого-нибудь порядочного человека и чтобы были-детки, даже если нам придется узнавать об этом только из газет!

— Почему это вы должны узнавать о них из газет?

— Ну, парламент и все такое, вы понимаете? Когда вы замужем за одним из них, они пишут в газетах, когда появляется ребенок.

Я поняла, что Китти немало наболтала. Она преклонялась перед Френсис, а значит, и перед ее братом, поняла, что я собираюсь замуж за Джо, и прославляла наши с ним отношения перед челядью в Кадоре так неумеренно, что все решили, что Джо как раз то, что мне нужно. Было бессмысленно пытаться прекратить эти сплетни. Они всегда были и будут.

* * *

Я неотвязно думала о существе в лесу. Очень немногие люди решались теперь ходить туда, а если и отваживались, то по двое или по трое. Говорили, что странные вещи начинаются, если ты один в лесу.

Мне не терпелось раскрыть эту тайну, и однажды утром я отправилась в лес. Я села у реки, где мы с Дигори когда-то часто бросали камни в воду, настроив слух на возможный звук шагов или треск хвороста, который будет для меня сигналом, что кто-то рядом.

Я не слышала ничего, кроме звуков леса, легкого ветерка, шелестящего в листве деревьев, спокойного журчания воды.

Потом я поднялась и пошла на поляну, где все еще были видны остатки дома, неподалеку — разрушенный сарай и заросший палисадник, в котором мамаша Джинни выращивала свои целебные травы.

И в то время, как я стояла там, думая о той ужасной ночи, полуразрушенная дверь старого сарая скрипнула и стала открываться. Я задрожала от страха. Они были правы: здесь кто-то был. Я не знала, чего ждать.

Может быть, это призрак мамаши Джинни, как я видела ее в последний раз, испачканную грязью, с мокрыми от воды волосами?

В дверях стоял мужчина. Я замерла от изумления, и мы уставились друг на друга. Меня поразило что-то до странности знакомое в его чертах. Кажется, он то же самое думал обо мне. А потом дикая мысль пронзила меня:

— Ты… Дигори?

— Теперь, когда вы заговорили, и я вас узнаю, мисс Кадорсон.

— Дигори! Значит, ты вернулся?

— Мой срок закончился. Я всегда собирался вернуться, я ведь должен кое-что сделать.

— Где ты живешь?

— Здесь.

— В этом старом сарае?

— Я не привык спать на перине.

— Но что ты ешь?

— Здесь есть рыба, зайцы, кролики… Эти леса мне служат.

— Я много думала о тебе, Дигори. Как ты, где ты?

Мы были в Австралии…

— Об этом писали газеты, и все там об этом говорили. Сочувствую вам, мисс Кадорсон.

— Спасибо, Дигори. Я не допущу, чтобы ты оставался здесь.

— Со мной все в порядке.

— А что ты должен сделать?

— Я должен отомстить за бабушку тому, кто ее убил.

— Но это был не один человек. Там была целая толпа.

— Но был один, кто подстрекал их. Может быть, они бы ее не тронули, просто поиздевались. Она бы это перенесла, она их не боялась. Это все он. Я хорошо его видел. Я собираюсь убить его, или, во всяком случае, он не будет такой красивый, как раньше.

— Это безумие, Дигори. Ты должен пойти со мной.

Я теперь живу в домике Крофта, уже не в Кадоре.

Вышло так, что он мне больше не принадлежит, но это длинная история. Наверное, ты слышал.

— Я ничего не слышал. Все боятся меня. Просто смешно: кто-нибудь проходит через лес, и стоит только мне устроить небольшой шум, как они бегут отсюда во весь дух. Я пугаю их, как они напугали мою бабушку и меня. Все время я об этом помнил и часто говорил себе; «Вернусь и напугаю всех, кто был там в ту ночь, и ни один из которых палец о палец не ударил, чтобы ее спасти». Но его… его я достану, потому что он — единственный виновник. На нем было покрывало… серое, которое закрывало его лицо, поэтому он был уверен, что его никто не узнает. Но я узнал. Когда они тащили бабушку к реке, капюшон сдвинулся на затылок, и я увидел его так же ясно, как сейчас вижу вас.

И он сказал: «Скорее, ей не стоит жить». Тогда я сказал себе: «Ты тоже не будешь жить, и однажды я тебя настигну».

Я дрожала: я не единственная, на чью жизнь та ночь оказала такое мрачное влияние.

«Он собирается убить Рольфа. Он не забыл… и не простил», — подумала я.

— Слушай меня, Дигори, — сказала я. — Если ты принял такое решение, значит, ты знаешь, что тебя ждет? В худшем случае — петля на шею, в лучшем — высылка на всю оставшуюся жизнь.

— Сейчас мне некогда об этом думать.

— Это убийство!

— Это то, что называется справедливостью, и, поскольку ее не может воздать закон, я сам сделаю это.

— Не поступай необдуманно!

— Я обдумывал свой шаг долгие годы.

— Послушай меня! Ты, наверное, изголодался?

— Нет, у меня есть деньги. Я кое-что себе купил по пути сюда: у меня есть чай и мука. Я развожу костер, пеку себе лепешку, ловлю рыбу и кроликов!

Я приспособлен к такой жизни. Я думал о мести… долгие годы. Когда я отомщу, то снова уеду. Я прибыл сюда на корабле, на корабле и вернусь. Никто не узнает, что я был здесь, кроме… — Он со страхом посмотрел на меня. — Мне не следовало разговаривать с вами. Вы вынудили меня раскрыть…

— Дигори, ведь мы всегда были дружны! Ты помнишь ту ночь? Мой брат и я заботились о тебе, и мой отец тоже: он дал тебе работу. Все было бы хорошо, если бы ты не украл того фазана!

— Это была необычная кража! Я крал не для того, чтобы украсть!

— Это была кража, как бы ты ни смотрел! Я уведу тебя с собой в мой дом. В моем саду есть сарай, ты сможешь там спать. Вспомни, как ты спал в «Собачьем доме»! У меня есть служанка, только одна, Китти. О тебе будет знать только она и больше ни один человек!

Обещаю тебе!

— Вы мешаете моим планам!

Он сунул руку в карман и достал оттуда пистолет.

— Дигори! Выброси оружие! Ты хочешь, чтобы тебя с этим поймали? Хочешь, чтобы тебя опять выслали из Англии?

Он смотрел на меня, прищурившись.

— Вы мешаете моим планам, — повторил он, — Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я здесь. Я бы сделал то, что должен, и исчез. Никто не узнал бы, что я здесь был… кроме вас.

— Я понимаю! Значит, ты думаешь, что нужно убить меня, зарыть мое тело и все?

— Вы всегда были смелой. Я не думаю, что смог бы убить вас. Но если вы добры ко мне, вы… и ваш брат, а также отец. Но если вы скажете кому-нибудь, что я здесь, это все испортит! И зачем я говорю вам о своих планах?

— Ты говоришь мне, потому что совсем не уверен, что все получится: на самом деле ты знаешь, что рискуешь. Кроме того, мы с тобой старые друзья.

Однажды я спасла тебе жизнь и спасу ее еще раз!

— Джинни — моя бабушка. У меня больше никого не было!

— Но ты украл, Дигори! Ты и был вором. В первый раз я тебя увидела, когда ты воровал рыбу на набережной.

— Я не стал бы вором, я не собирался больше красть! В первый раз я украл мясо для вашего дьявольского пятна. — Он пристально посмотрел на меня. — Никуда не делось!

Я кивнула.

— А второй раз я украл фазана, но только потому, что я хотел что-нибудь у того человека за то, что он сделал с моей бабушкой!

— Это было очень глупо!

— Тогда я еще не знал, как поступить, но сейчас я уже не мальчик. Я мужчина, и жизнь отнеслась сурово ко мне. Но есть несколько человек, которые были добры ко мне, одна из них — вы — Поэтому поверь мне еще раз! Пойдем со мной!

Обещаю, что никому ничего не скажу, не предупредив тебя! Здесь, наверное, по вечерам холодно, а в моем сарае хорошая крыша! Тебе там будет удобно, я дам тебе несколько одеял и еду. О, Дигори, я хочу поговорить с тобой Ты должен оставить мысль об убийстве! Это ни к чему хорошему тебя не приведет!

— И его! В этом все и дело! О себе я не забочусь, но меня не поймают. Я планировал месть долгие годы и все обдумал. Я больше не глупый мальчишка, понимаете? Я пойду в Мэйнор и буду там ждать убийцу моей бабушки. Я уже был там прошлой ночью, но он так и не появился. Я видел Боба Картера в имении, но так и не понял, что он там делает. Но я обязательно дождусь этого человека! Потом я успокоюсь, потому что моя бабушка будет отомщена!

— Дигори, ты помнишь, как часто мы сидели на берегу, бросая в реку камни? Я тогда говорила с тобой, но ты никогда не слушал.

— Не правда, слушал. Я помню тот день, когда вы показали мне ваш дом. Я никогда не забуду… все эти удивительные вещи. Я часто вспоминал о вашем доме, когда был в Австралии. Я думал, что мне захочется вернуться к вам и работать, как раньше.

— О, Дигори, если бы ты только не ходил в леса Мэйнора в ту ночь! Если бы ты только честно жил!

— Он убил мою бабушку! Я узнал его… и, когда он поймал меня с фазаном, я сказал ему: «Ты убил мою бабушку! На тебе было серое покрывало, которое скрывало твое лицо, но оно не скрыло его от меня, и я узнал тебя, Люк Трегерн, и никогда этого не забуду!»

— Люк Трегерн?!

— Это был он! Это он подстрекал их! «Кончайте ее, — сказал он. Таким, как она, нечего жить!» И таким, как он, нечего жить!

Понимание пронзило меня с такой силой, что я не могла больше слушать, что говорил Дигори. Значит, это Люк Трегерн был той ночью в лесу!

Все становилось на свои места. Люк Трегерн часто бывал в доме и, наверное, видел то одеяние: Рольф, должно быть, показал ему. Он всегда показывал людям вещи, которые где-то раскапывал, а к уму Люка Трегерна он относился с уважением.

До меня донеслись звуки собственного голоса:

— Значит, ты приехал, чтобы убить Люка Трегерна… отомстить, а я думала, что это кто-то другой.

— Кто другой? — спросил Дигори. Я не ответила, и он продолжал:

— Я украл фазана, потому что говорили, что он обращался с этими птицами, как со своими собственными птенцами, поэтому я взял одного. Я собирался из отвара фазана приготовить зелье, чтобы всех восстановить против Люка Трегерна, но он меня поймал.

Я сказал ему: «Люк Трегерн, ты убил мою бабушку!»

А он ответил: «Прекрати болтать, или тебе же будет хуже! Если ты еще раз упомянешь старую ведьму, будешь болтаться на виселице!» И он дал свидетельские показания против меня, сказал, что я часто таскал у него фазанов и он однажды притаился, чтобы поймать меня, и, действительно, поймал с поличным. Они слушали его, а когда я пытался возразить, мне не дали говорить. Так Люк Трегерн добился того, что меня выслали на семь лет! Тогда я решил: «Я вернусь и заставлю его заплатить за то, что он сделал с моей бабушкой… и со мной!»

Словно огромный груз свалился с моих плеч! Я несправедливо думала о Рольфе: он, действительно, был в Бодмине, как и сказал мне в ту ночь! Меня мучила мысль, как я могла в нем сомневаться? Объяснение было простым: Рольфа не было дома, а Люк Трегерн достал одеяние из ящика, а на следующий день просто положил его на место. Я не сомневалась в том, что затея с одеянием была данью его артистическому таланту и стремлению покрасоваться, а может быть, он не хотел быть узнанным. Люк Трегерн прекрасно сознавал свое положение управляющего большим хозяйством и считал недостойным смешивать себя с местными рыбаками и шахтерами.

Но другая мысль мучила мою душу: все эти годы я дурно судила о Рольфе! Я была подозрительной, недоверчивой и вполне заслуживала всех несчастий, которые на меня свалились.

Теперь делом первостепенной важности для меня было спасти Дигори. Я должна разрушить его планы, потому что понимала, что их осуществление навлечет на него только несчастье.

— Дигори, ты пойдешь со мной. Нам нужно о многом поговорить. Обещай, что ты не предпримешь никаких действий, прежде чем не скажешь мне?

— Я не могу пообещать. Представьте себе, что я наткнулся на него и мы оказались с ним наедине?

— Это не то средство! Ты думаешь, я не понимаю твои чувства? Со мной тоже немало произошло с тех пор, как ты уехал. Я сказала тебе, что Кадор мне больше не принадлежит? Я хочу поговорить с тобой, но прежде всего ты должен пообещать мне, что с наступлением темноты приедешь к домику Крофта. Я никому не скажу, кроме своей служанки. От нее это скрыть не удастся, но она будет молчать. Пожалуйста, послушай меня, вспомни о том, как мы однажды спасли твою жизнь. Что бы с тобой сделали, если бы мы не спрятали тебя?

— Скорее всего, меня бы убили, как бабушку. Я вам верю, но не приду. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я здесь. Эта служанка узнает, а я не верю никому, кроме вас! Я найду его и расправлюсь с ним, потом уеду, но я не приду к вам!

— Значит, ты останешься здесь, в лесу? Тебя могут увидеть! Некоторые уже говорят, что видели кого-то…

— Они видят призраков, и это держит их на расстоянии, поэтому здесь я в безопасности. Нигде больше я не буду чувствовать себя в безопасности. Здесь я жил… моя бабушка тоже жила здесь. Иногда мне кажется, что она снова здесь и заботится обо мне.

— Могу я тебе принести что-нибудь? Тебе достаточно тепло по ночам? Я принесу тебе немного еды и помогу, как смогу. Но ты должен понять, что играешь в опасную игру. Если ты причинишь Люку зло и тебя поймают, наступит твой конец!

— Пока я не нашел его, меня это не беспокоит!

— Сейчас мне нужно идти, я не хочу, чтобы Китти волновалась. Все сейчас обеспокоены тем, что происходит в лесу.

— Привидения, — сказал Дигори.

— Некоторые думают так, другие — нет. Я пришла одна, помни.

— Я буду осторожен, но вы никому не скажете?

— Нет, я никому не скажу.

— Вы много для меня сделали.

Я с грустью посмотрела на него и подумала: «И ты много сделал для меня».

* * *

Я возвращалась домой, думая, как я была безумна, сомневаясь в Рольфе. Мне хотелось пойти к нему и сказать, что мне теперь все стало ясно. Я хотела рассказать ему о ночи накануне того дня, когда мы должны были пожениться, и о том, как я вообразила себе, что эта серая роба будет моим подвенечным платьем.

Но я должна была остановить сумасшедшие планы Дигори. Если он попытается убить Люка Трегерна, результатом, без всякого сомнения, будет его собственная смерть! Я могла себе представить, как Дигори лелеял мысль об отмщении все годы, проведенные в ссылке. Из книги Мэтью я знала, что они были ужасны, что часто Дигори охватывала безнадежность и, может быть, единственная мысль об отмщении облегчала его тяжкую участь.

Я должна сделать все, чтобы спасти Дигори!

Я тайком приносила в лес пищу, что было не так легко, как в Кадоре, где кладовые были переполнены продуктами и исчезновение небольшого количества продуктов не могло быть замеченным.

— Я не вижу того, что осталось от обеда, — озадаченно говорила Китти.

Я подумала, что мне следует быть более осторожной. Я отнесла Дигори одеяло, курицу и немного хлеба.

Он обрадовался.

— Мне придется все сказать Китти, потому что она замечает исчезновение продуктов.

— Я хочу, чтобы никто не знал, — настаивал он. — Не приносите больше ничего, я сам добуду — Дигори, ты думал о том, что я тебе говорила: что, если ты причинишь Люку зло, то пострадаешь не меньше!

— Меня не поймают!

* * *

Прошло два дня. Рольфа я не видела. Я не ходила на конюшню, потому что если бы я пошла туда, то непременно увидела бы его и не смогла бы не сказать, что Дигори находится в лесу. Мне очень хотелось сказать Рольфу, что я знаю правду о той ночи, но я не могла сделать этого, не упомянув о Дигори. Мысль о нем постоянно меня беспокоила Я видела решительность на его лице и понимала, что этот омут его затягивает.

В городе я купила сыра — Я скажу Китти, что вы уже купили «чеддер», сказала миссис Гленн, хозяйка магазина.

— О, спасибо, я сама ей скажу, — ответила я и подумала о том, как трудно сделать что-то незаметно в таком маленьком городе.

Что скажет Китти, узнав, что я покупала сыр? Я отрезала кусок сыра и отложила его в кладовку, чтобы быть готовой. «Чеддер, — скажет она. Почему вы купили именно его? Мне кажется, вы никогда не любили его особенно.»

Но когда Китти вернулась, она была так возбуждена, что на сыр не обратила никакого внимания.

— Что вы думаете? Люк Трегерн исчез!

Мне стало дурно.

— Исчез? — едва выговорила я.

— Да, он ушел вчера днем и еще не вернулся!

— Может быть, у него какие-то дела?

— Нет, не похоже. Миссис Трегерн говорит, что не знает, куда он мог деться. Она подумала, что он собирается в лес, а он просто не вернулся.

— И что они думают по этому поводу?

— Они не знают. Миссис Трегерн, говорят, вне себя. Говорят, что она близка к помешательству. Анни, ее горничная, говорит, что там был большой скандал!

— И что… он ее бросил?

Китти кивнула:

— Вчера днем они оба выехали верхом, а когда вернулись, Анни услышала крики. Мария сказала — Анни слышала это своими ушами: «Что мы будем делать?» — как будто она уже ни на что не надеялась, понимаете? Потом через некоторое время Люк вышел и не вернулся!

«Боже, помоги Дигори! — подумала я. — Он сделал это! А я хотела убедить его, что это безумие и ничего хорошего ему не сулит!»

— Они считают, что Люк оставил ее?

— Что еще можно думать? Они не перестают ругаться с первого дня. Говорят, Мария была белая, как полотно, едва в своем уме. Я думаю, Люк ушел. Конечно, все знают, что он женился на ней из-за Кадора, будучи тогда всего лишь управляющим в Мэйноре. Ну, я не знаю, вот это называется провинциальная жизнь!

— Значит, общее мнение склоняется к тому, что Люк оставил Марию?

— Куда он делся, вот в чем вопрос? Говорят, он не взял с собой ничего, кроме одежды, в которой был.

Он просто вышел, как на прогулку, и не вернулся!

Мне хотелось побыть одной. Я пошла в свою комнату и закрылась там.

Где сейчас был Дигори? Конечно, он не может оставаться в лесу, он уже исчез. Дигори не стал бы торчать здесь, чтобы его поймали. Конечно, Люка Трегерна начнут искать. Сначала никто не будет подозревать убийство, будут думать, что он просто ушел из дома, оставив жену.

«Они часто ссорились, а вчера вечером произошел особенно большой скандал. Они уезжали верхом, а когда вернулись, Мария была белая, как полотно, и казалась почти потерявшей рассудок. Люк, очевидно, тоже был расстроен. Они поругались, и Люк вышел».

Я восстанавливала ситуацию по рассказу Китти.

«Да, — подумала я, — он отправился в лес, где его поджидал Дигори, и там нашел свою смерть».

Я не могла найти себе места и поехала в лес. К моему удивлению, Дигори оказался там.

— Значит, ты это сделал, Дигори? Ты не послушался меня?

Дигори казался потрясенным и, не отрываясь, смотрел на меня.

— Я знаю. Весь город знает, что Люк исчез! Где он, Дигори? Что ты сделал с его телом?

Он продолжал смотреть на меня, потом сказал:

— Я не мог поверить своим глазам!.. Она была там, на лошади, Люк был вместе с ней… я не могу понять!

Я не ожидал увидеть ее! Она меня знает, уставилась на меня и побелела так, что я думал, она упадет с лошади! И он был с ней… он! Если бы у меня был пистолет, я бы убил его!

— Если бы у тебя был пистолет? — пробормотала я.

— Потом она назвала меня по имени. Она сказала мне: «Я узнаю тебя…» Я видел, что она не верит своим глазам! Она меньше всего ожидала увидеть меня здесь.

Она не видела меня два года: я уехал, когда закончился мой срок. Я слышал, что кто-то меня ищет, и хотел узнать, кто это? Мой подельник сказал мне. Я зашел к нему в Сиднее, и он сказал мне, что один человек спрашивал обо мне. Подельник сказал ему, что я в Стилмэнс-Грике. Тот не знал, что я уже уехал, и пытался найти меня, узнать, кто я. Какой-то солидный господин, который хотел мне что-то предложить, когда я вернусь в Англию! Он не мог вспомнить имя, какой-то важный господин, сказал он.

— Дигори, это был мой отец!

— Теперь это неважно… Это он! Но этот человек дал вашему отцу мой адрес, во всяком случае, он думал, что дает мой адрес, но меня там не было, понимаете, потому что я уехал два года назад…

Я думала о записной книжке:

— Твой адрес был Стилмэнс-Грик?

— Да, я жил там. Мы втроем отбывали срок в Стилмэнс-Грике: я, Том Джеймс, который дал адрес вашему отцу, и Бил Эск… он был образованным, работал в конторе адвоката. Его приговорили за подделку документов.

— Расскажи мне об этом, пожалуйста, Дигори!

— Она тоже там жила, работала в хозяйстве своего отца. Она с ума сходила по Англии и часто заставляла меня рассказывать… Все об Англии, о зеленых полях, о дождях, о домах. Ее интересовали большие дома, и я рассказывал ей. Так я мог не работать, говорить было легче. Снова и снова она заставляла меня рассказывать ей, поэтому я рассказал ей обо всем, что вы мне показывали в вашем доме, в Кадоре…

— Это была Мария Стилмэн?

— Да, она.

— А ты знал ее мать?

— Конечно! Это была старая хозяйка Стилмэнс-Грика. Стилмэн жил в Австралии, а миссис Стилмэн прибыла туда на одном из кораблей с заключенными, она была одной из них. Она стала работать в Стилмэнсе, и мистер Стилмэн женился на ней.

— Мария Стилмэн живет сейчас в Кадоре, Дигори, потому что она доказала, что является дочерью моего отца и что он незаконно женился на моей матери!

— Она дочь старухи Стилмэн! И пошла по стопам своей матери! Она уговорила Эска подделать подпись). Г собственного отца: речь шла о каких-то деньгах. Мария часто говорила, что рано или поздно отправится в Англию и будет жить в каком-нибудь большом доме, вроде Кадора.

Я находилась словно во сне. Запутанный ком лжи и обмана! Кто бы мог подумать, что Дигори окажется замешан во все это и будет тем, кто скажет мне правду!

— Извини, Дигори. Я теряю способность рассуждать. Такое открытие! О, Дигори, почему ты сделал это? Почему ты не подумал, что это не приведет к добру? Мы всегда заботились о тебе… мы помогли бы тебе начать все сначала.

Я услышала стук копыт.

— Кто-то сюда едет. Может быть, тебя уже ищут?

Тебе лучше спрятаться, — сказала я, но было слишком поздно.

Мария была здесь. Она соскочила с лошади и привязала ее к кусту. Мы молча смотрели друг на Друга.

— Вы оба здесь! Какая удача! Тем лучше.

Она словно говорила сама с собой.

— Значит, ты все рассказал ей? — спросила она Дигори.

— Да, он сказал мне! — ответила я. — Я всегда знала, что это ложь, но теперь я знаю правду! Знаю, как вы сделали свое грязное дело!

— Вы единственные, кто знает! Вы двое… и так это и останется!

Мария достала маленький пистолет.

— Что вы делаете? — закричала я. — Вы собираетесь расправиться с нами?

Я видела, что ее рука дрожит. Она боялась, и это придало мне мужества. «Она не хочет убивать, — подумала я. — Она лгунья, обманщица, авантюристка, но она не убийца».

Я закричала:

— Вас поймают и повесят за убийство, повесят на виселице!

Я видела, как дрожат ее губы.

— Нет, — она покачала головой. — В лесу живет какой-то бродяга, об этом все говорят. Они подумают… а у меня нет другого выхода! Я не могу потерять Люка! Я не могу лишиться Кадора!

Она подняла руку. Когда раздался выстрел, Дигори неловко метнулся ко мне. Земля устремилась мне навстречу, Дигори навалился сверху. Я видела вспышки огня, что-то происходило с моим телом, а потом я погрузилась в темноту.

* * *

Я очнулась в незнакомой кровати. В комнате находились люди, до меня доносились их голоса, они двигались вокруг меня, как тени. Потом я опять провалилась в темноту.

В таком состоянии я находилась несколько дней, хотя и не имела тогда никакого представления о времени. Наконец, я очнулась, чтобы ощутить сильную боль. Я была вся в бинтах и не осознавала ничего, кроме боли.

К моей постели подошла женщина и прикоснулась к моему лбу. Я не узнала ее.

— Попытайся заснуть, — сказала она.

Я покорно закрыла глаза, мне только этого и хотелось.

Когда я проснулась, кто-то сидел у моей постели.

— Аннора…моя дорогая Аннора!

— Здравствуй, Рольф, — сказала я, и у меня возникло ощущение, что я возвращаюсь к жизни.

* * *

Меня привезли в Мэйнор. Я находилась здесь две недели и теперь знала, что была близка к смерти.

Я не могла точно вспомнить, что произошло. Временами мне казалось, что все произошло накануне празднования дня самого долгого летнего дня, и, когда я думала об этом впоследствии, я понимала, что это неслучайно.

Постепенно я узнала, как все было. Одна из служанок нашла нас в лесу. Набравшись храбрости, она подошла к поляне и увидела нас. С истерическими рыданиями она побежала обратно в Кадор. Исаак и миссис Пенлок решили, что ей все привиделось, настолько она была невменяема. Но, когда она сказала, что видела мисс Кадорсон и еще какого-то человека, и там было много крови, Исаак с несколькими мужчинами поспешили в лес. Они были потрясены, увидев нас. Боб Картер, который немедленно помчался в лес, рассказывал:

— Вы лежали такая спокойная, такая белая, а ваша блузка была в алой крови. Дигори лежал рядом, наполовину прикрыв тебя. Пуля попала ему в спину, затем прошла в твое легкое. Доктор сказал, что он спас тебе жизнь!

Невыносимая мысль! Бедный Дигори, которому так и не удалось осуществить задуманное и который, в конце концов, отдал свою жизнь, чтобы спасти меня!

Рольф велел, чтобы меня отвезли в Мэйнор, где окружил сиделками. Он хотел, чтобы я находилась под крышей его дома. Доктор согласился с ним, потому что домик Крофта слишком мал и там не было необходимых удобств.

Итак, я была привезена в Мэйнор, и Рольф сказал, что все дни сидел у моей кровати, молясь за мою жизнь. Оказалось, что первая пуля угодила мне пониже плеча, а вторая задела слегка, потому что Дигори прикрыл меня собой.

— Я вспоминаю, — сказала я, — что Дигори устремился ко мне, как раз когда Мария выстрелила.

— Он спас тебе жизнь! Как бы я хотел выразить ему свою признательность, — сказал Рольф, — Как бы я хотел отблагодарить его за неоценимый поступок…

Я бы сделал для него все, что в моих силах!

Я попросила Рольфа рассказать мне и об остальных событиях.

— Доктора запретили говорить на эту тему.

— Но я должна знать!

— Ты узнаешь, а теперь тебе нужен только покой.

Тебе уже ничего не угрожает. Ты с теми, кто тебя любит!

— С теми, кто меня любит?

— Приехали твои родственники, Аннора. Твои дядя и тетя, Елена, Мэтью, Джонатан и Тамариск, Клодина и Дэвид… все здесь.

— Я понимаю: они подумали, что я при смерти!

— Не говори так. Я не могу об этом думать!

— Что ты имеешь в виду, Рольф? Ты говоришь так, словно я тебе не безразлична?

— Конечно, ты мне никогда не была безразлична и знаешь об этом!

— Я не знала! Я думала, что ты ко мне уже равнодушен…

— Но вспомни, ведь ты отвергла меня!

— Я была ненормальной. Рольф, поцелуй меня… пожалуйста!

— Он поцеловал меня, мягко и очень нежно.

— Мне казалось одновременно, что я здесь и что меня здесь нет. Меня уносило куда-то от моего несчастья! Мне казалось, что все уже в прошлом.

— Не надо, пожалуйста!

— Но не сейчас, когда ты здесь, Рольф! И ты смотришь на меня, словно любишь меня, и говоришь со мной, как будто это действительно так. Если это правда, я хочу поправиться! Я хочу остаться здесь… с тобой.

* * *

Мне становилось лучше, хотя я все еще была слаба и страдала от болей в плече. Ему нужно было еще лечить.

Постепенно я восстанавливала в памяти все случившееся.

Я не могла не жалеть Марию, несмотря на все происшедшее. Мне не удавалось забыть выражение безнадежности на ее лице, когда она стреляла. Можно себе представить, как она лелеяла свои мечты. Дигори заставил меня увидеть его глазами тот дом, в котором она жила и мечтала об Англии. Ее отец был переселенцем, мать — бывшей преступницей. Я думаю, они оба временами тосковали по Англии и передали это чувство Марии, хотя она никогда не видела — в то время — то, что они могли назвать своим домом. Кадор стал для нее чем-то вроде Мекки. Она заставляла Дигори рассказывать о нем снова и снова, а когда разразилась катастрофа с моими родителями, Мария поняла, что это ее шанс. У нее был человек, который мог снабдить ее поддельным брачным свидетельством.

Она приехала в Англию, полная решимости, вместе со своим помощником, думая, что счастье у нее в руках.

Потом, когда вернулся Дигори и узнал Марию, она оказалась в опасности.

Люк Трегерн женился на ней. Он был расчетливый злодей и понял, что настал его час: он может наложить свою руку на Кадор. Но Люк был не так прост, как Мария. Он ожидал любого поворота событий, он не верил, что мои родственники так это оставят, и догадывался, что мой дядя Питер — властный и могущественный человек — что-то предпримет, и был совершенно прав. Люк также догадывался, что, хотя Мария и является сейчас хозяйкой Кадора, долго это не протянется, поэтому он решил потихоньку брать деньги и отправлять их за границу. Он заложил состояние до последнего гроша и поместил деньги в банк Австралии под фальшивым именем, собираясь бежать туда при первой же возможности. Случай в лесу, когда Мария лицом к лицу столкнулась с Дигори, стал для Люка сигналом, что время бежать пришло даже скорее, чем он ожидал. Люк сбежал, но его поймали в Саутгемптоне, где он ждал корабль, на котором он должен был отплыть в Австралию. Ирония судьбы заключалась в том, что, когда Люк предстал перед судом, его приговорили к четырнадцати годам высылки, и ему пришлось отправиться в Австралию несколько в другом качестве.

Мария, узнав, что я осталась в живых, бросилась в море, не успев предстать перед судом. Таков был трагический конец ее мечтаний.

* * *

Меня каждый день навещали посетители. Елена привела Джонни, который смотрел на меня, пытаясь понять, почему я вся перевязана. Я объяснила ему, что со мной несчастный случай, но скоро меня развяжут.

Он грустно посмотрел на меня и попросил что-нибудь рассказать ему. В это время в комнату зашел Рольф.

— Это твой дом? — спросил его Джонни.

— Да, — ответил Рольф. — Он тебе нравится? Ты бы хотел здесь жить?

— С тобой?

Рольф кивнул.

— И с тетей Аннорой?

Джонни посмотрел на меня и сказал:

— И с мамой, и с папой, и с Джеффри… Мы бы все приехали. Здесь у меня был бы пони.

Елена вошла и увела его от кровати, посмотрев на меня с участием.

— Ты не должна утомлять себя, — беспокойно сказала она.

Вошел дядя Питер:

— Все проверено!

Я вопросительно посмотрела на него.

— Об этой Марии, — объяснил он. — Ты же не думаешь, что я собирался оставить это дело? Если бы ты сразу предоставила вести дело мне, оно не зашло бы так далеко. Вскоре после решения суда я послал человека в Австралию, где он выяснил, как все было.

Это заняло некоторое время, но, наконец, он напал на след. Мария жила в имении своего отца, где работали высланные, одним из которых был Дигори. Именно от него она узнала о Кадоре. Ее мать умерла несколько лет назад. Отцом Марии был Стилмэн, и это уже не вызывает никаких сомнений. Все было сфабриковано, и надо же, чтобы сначала это показалось правдой! Я всегда говорил, что ты должна предоставить вести дело мне. Ладно, больше никаких споров по этому поводу не будет! Через некоторое время Кадор вернется к тебе, своей настоящей хозяйке!

— Спасибо, дядя, — только и сказала я.

Рольф присел у моей кровати.

— Тебе сейчас лучше, и мы можем поговорить, — сказал он.

— О чем? — спросила я.

— О нас, Аннора! Я думаю, мы должны попробовать еще раз, и, пожалуйста, не меняй свое решение в последний момент!

— Я не буду, Рольф!

— Как много времени мы потеряли зря! С чего же все началось…

— С праздника накануне самого долгого дня в году, много лет назад, когда я увидела фигуру в сером одеянии, подстрекающую толпу на злодейство.

— Ты решила, что это я!

— У тебя было это одеяние! Я не могла поверить, что ты был там, но все происшедшее так сильно потрясло меня и заставило подозрительно относиться ко всему на свете. Мне кажется, я всем перестала верить. в тот момент!

— Но ведь я сказал тебе: я был в Бодмине в ту ночь!

— Я хотела верить тебе, но не могла забыть. Теперь я знаю, что если бы ты даже и был там, я бы все равно любила тебя, но не могла вынести этих сомнений.

Теперь я знаю, что это Люк Трегерн был тогда в сером одеянии: Дигори узнал его!

— Вероятно, он вытащил одеяние из моего ящика.

Я помню, что показывал ему его как-то и рассказывал, как все происходило когда-то. Однажды я застал Люка Трегерна, когда он примерял мой плащ и шляпу. Я вошел, когда он прихорашивался перед зеркалом.

Трегерн из тех людей, которым небезразлично, как они выглядят.

— С этим покончено, Рольф… с воспоминаниями о той ночи! Они мучили меня. В ночь накануне дня, когда мы должны были пожениться, мне приснился сон. Мы были там, в сером одеянии… ты и я, а когда я проснулась, то увидела в раскрытом шкафу свое подвенечное платье… Дверца была открыта сквозняком, и на мгновение мне показалось, что ты был здесь, в комнате, в сером одеянии. Это было похоже на какой-то знак… жуткое предостережение! Понимаешь, я боялась, что никогда не смогу забыть ту страшную ночь.

— Я вижу, что ты была дурного мнения обо мне, если думала, кто я способен вести эту толпу! Что еще ты обо мне думала?

— Что тебе нужен только Кадор…

Он прямо посмотрел на меня:

— Ты думала, что я хочу жениться на тебе, потому что ты владела Кадором?

— Я тогда обо всех так думала. После той ночи я перестала верить людям. Прости меня, Рольф!

— Я тоже не был лишен сомнений. Почему мы сомневаемся в тех, кого любим? Почему нам непременно нужно дождаться бури? Почему мы во всем подозреваем порок? Аннора, ты и Джо Крессуэл… До меня дошли слухи… Я думаю, что сплетни попали на кухню Кадора через Китти, а от них на мою… и разнеслось среди слуг. Кажется, они думают, что ты собираешься выйти за него замуж?

— О нет, нет! Джо всегда нравился мне, я хотела помочь ему. Он так страдал, когда у его отца были неприятности, но я никогда не любила Джо… во всяком случае, так, как люблю тебя! — Я догадывался, что между вами что-то было.

Аннора, если тебе хотелось бы, чтобы Джонни жил и воспитывался здесь, я любил бы его, относился бы к нему, как к своему сыну.

— Чтобы Джонни жил здесь? Его мать никогда этого не допустит! Елена его обожает, он ее любимый первенец… — Вдруг я посмотрела на Рольфа в изумлении:

— О нет, ты не мог подумать…

— Почему? Ты уехала в Австралию, Джонни родился там… У тебя были хорошие отношения с Джо, поэтому мне и померещилась какая-то тайна в его рождении!

— Ты подумал, что Джонни мой ребенок? И ты был готов жениться на мне даже на таких условиях?

О, Рольф, я так тебя люблю! Джонни — ребенок Елены, а его отец — Джон Милворд. Мэтью, который ее тогда почти не знал, благородно женился, чтобы создать видимость того, что ребенок родился у Елены, когда она уже вышла замуж!

— На что только не способно наше воображение!

— Твое не меньше, чем мое, и я этому рада: это уменьшает мою вину. Елена удивительно счастлива.

— Это замечательно, что такое возможно, несмотря на то, что все плохо начиналось!

— Но гораздо прекраснее, когда два человека любят друг друга всю жизнь! Ведь правда?

— Да, правда!

— Есть еще один нюанс, который требует прояснения; Кадор! Он опять станет твоим. Откуда ты знаешь, что я на этот раз женюсь на тебе не из-за Кадора?

— Я рискну, и, если быть откровенное, я могу только радоваться, что ты так хочешь завладеть им, что готов взять и меня в придачу!

— А теперь я должен тебе кое-что сказать. Люк Трегерн откачивал из Кадора деньги, и поместье заложено до последней нитки. Некоторая часть денег, конечно, будет возвращена, но далеко не все. Я скажу тебе кое-что еще: я спас большую часть закладных! Так что можно считать, что не ты вручаешь мне Кадор, а я возвращаю его тебе!

Я поразилась. Меня предупреждали, что хозяйству был причинен большой урон, пока им правила Мария, но я не представляла себе, как далеко все зашло.

Рольф взял мою руку:

— А сейчас ты должна думать только об одном: чтобы как можно скорее поправиться!

Мы помолчали, потом он сказал:

— Аннора, кажется, теперь сказано все? Больше не будет недоразумений и недопонимания?

— Нет, — ответила я, — не будет!

— Мы поженимся в самый долгий день лета! Так мы изгоним призраков!

— И в наших воспоминаниях останется другой праздник накануне самого долгого летнего дня!

Загрузка...