«Завтра в девять утра ко мне в кабинет, мадемуазель Мурано. У нас будет небольшой разговор».
У Агаты никогда в жизни не бывало аллергии, но теперь ей кажется, что вся она покрылась прыщами. Что он о себе вообразил, этот удачливый балбес? Неужели надеется ее уломать? Пусть даже не мечтает! Завтра утром она будет неустрашима, и вообще, она придет первой, в этом нет ни малейшего сомнения. Будь этот тип птицей такого же высокого полета, как его отец, она бы не была так уверена, что опередит его, но сейчас она не сомневается, что так и будет. Его бесцеремонность и отсутствие в последние месяцы говорят сами за себя.
Новый патрон не любит Рождество и хочет навязать всем им свою нелюбовь, переделать все оформление, заковать «Галерею» в лед, чтобы магазин стал похож на Аляску в разгар зимы… На здоровье, но только без нее. Она потратила слишком много своего времени, жертвовала драгоценными часами, которые могла бы провести с семьей, чтобы теперь уступить капризу этого честолюбца.
Надо помнить, что при всем своем безусловном доверии к Агате Жорж Артман был слишком дотошным, чтобы позволить ей делать из его магазина все, что ей заблагорассудится. «Феерии» всегда были его особенной гордостью. Агата никогда не дала бы волю своей творческой фантазии, не посоветовавшись с ним. Если Александр Артман воображает, что сможет поймать ее в ловушку, уличив в каком-нибудь формальном огрехе, в отступлении от контракта или в эксцентричности, то его ждет разочарование.
Агата выбегает на стоянку магазина, не чувствуя холода, но мороз быстро обжигает ей щеки, леденит грудь. Она забыла запахнуть ворот пальто. Ну и пусть, если повезет, она схватит пневмонию, надолго сляжет и не станет свидетельницей разгрома, который устроит в «Галерее Артман» новый владелец.
Боже, как же ей недостает основателя компании с его неисчерпаемой человечностью! Но, видит Бог, если она позволит себе смириться, то предстоящие недели, месяцы, а то и годы превратятся в ад. Неизвестно, как долго собирается издеваться над «Галереей» Александр Артман, но интуиция подсказывает ей, что он и она не созданы для сотрудничества. Агата – творец, она переполнена идеями, ее конек – оригинальность; что же до Александра Артмана, то, даже не зная его, она готова утверждать, что он принадлежит к числу ультрасовременных минималистов, маньяков унылой белизны, металлической серости. Если это так, то нет ничего удивительного в том, что сделанное ею привело его в ужас. В этом году Жорж Артман решил вернуться к изначальным цветам Рождества: красному, зеленому, золотому. Исключением оказался один четвертый этаж…
Агата борется с раздражением при помощи глубоких вдохов. Сильнее всего ее возмущает то, что в глубине души она сознает, что как бы она ни защищала оформление магазина, свое детище, как бы ни приводила в свою защиту подписанный Жоржем Артманом бюджет, это не переведет ее на фриланс, все равно она останется в подчинении у патрона, и если тот прикажет перевернуть все вверх дном, то у нее не останется выбора. Не хочешь увольняться – изволь делать так, как он укажет; судя по тому, что все вокруг нее уже едят с его ладони, ему ничего не будет стоить добиться от них согласия.
Она болезненно морщится, представляя, как милые ее сердцу композиции из еловых веток заменяют тусклыми и безликими металлическими гирляндами. Во всем этом на первом месте стоит его эго, магия Рождества для него – простой коммерческий прием. Но людям необходимо мечтать, отвлекаться от повседневности, давать волю своему воображению и уноситься вдаль, вдыхать аромат корицы и горящих поленьев, им подавай тепла, ярких красок, поцелуев под омелой, зачем им визуальная пустыня в стиле «баухаус»?
Александр Артман отсутствовал много лет и не представляет, как привлекает любопытных «обильное, как будто это Пекин» оформление, создаваемое Агатой, как это напрямую связано с наплывом покупателей и с потоком денег в мошну семейства Артманов. Если бы не ее верная служба компании и делу всей жизни ее создателя, она бы сейчас злорадствовала, предвидя неминуемый колоссальный провал. Артман-сын может с размаху врезаться в стену. И пусть не говорит потом, что она не предупреждала его о грозящей опасности.
Она ныряет за руль своей машины. Через полчаса, к самому обеду, она будет у родителей. Она не против, если они начнут выпытывать у нее секреты, и не скроет от них, каким новым гендиректором наградила ее магазин злодейка-судьба.
Хуже не придумаешь!
«Завтра в девять утра ко мне в кабинет, мадемуазель Мурано. У нас будет небольшой разговор».
Алекс, все так же улыбаясь, поднимается на самый верхний, административный этаж и толкает дверь кабинета, где раньше работал его отец. Тот лично знал каждого сотрудника «Галереи» и часто рассказывал сыну об импульсивной Жозефине Роже, но о невыдержанной Агате Мурано – никогда. У той от гнева, казалось, вспыхнули огнем ее длинные рыжие волосы и большие карие глаза. Непохоже, чтобы ей привычно было так гневаться. Она ни разу не запнулась, но Алекс быстро понял, что на работе она никогда не перегибает палку в спорах. Наблюдать за ней было забавно, это еще мягко сказано. Но, даже оценив ее бунт как развлечение, он не намерен менять свое решение: сегодняшнее убранство магазина – мука для глаз. У них дома отец категорически отказывался развешивать рождественские гирлянды, считая их излишеством, поэтому Алексу смешны утверждения мадемуазель Мурано о том, что она свято чтит память его отца. Он не сомневается, что она творит от души, но все равно ей придется все переделать.
Почти все место в тесном кабинете занимает массивный письменный стол из черного дерева. При жизни отца стол был завален бумагами. Основатель компании не жалел времени на контакты с сотрудниками, поэтому его кабинет больше всего походил на склад. Другое дело сегодня: хорошо, пусто!
Алекс не переступал порог семейного универмага целых десять лет. После учебы сына в Высшей школе бизнеса отец, желая, чтобы он набрался опыта, определил его в службу закупок. Он надеялся, что Алекс тоже заразится болезнью под названием «большой магазин». Там у молодого руководителя было два десятка подчиненных, он начал разрабатывать эффективные коммерческие стратегии, как только получил диплом. Он был небесталанен, отец убеждал его, что он создан для того, чтобы встать во главе семейного дела, но Алекс уже через два года сбежал с корабля и стал работать в международном агентстве путешествий. Он ни о чем не жалеет, хотя с горечью вспоминает причину, заставившую его отказаться от заранее прочерченного будущего.
«Галерея» всегда была величайшим парадоксом его жизни. Универмаг дал ему все, о чем только мог мечтать юноша: роскошь, деньги, путешествия, любые забавы. Но не дал главного – свободы.
Алекс никогда не катался с приятелями на велосипеде, не играл в футбол, не ходил в полные приключений походы. Не валялся в грязи, не возвращался домой таким перепачканным, чтобы мать хваталась за голову. У Артманов все это не было принято, все было так чинно… Сначала у Алекса был домашний учитель, потом его зачислили в заграничный пансион; он должен был бегло заговорить по-английски и по-немецки. Его свободное время и каникулы были жестко расписаны, мать и отец были слишком заняты, чтобы интересоваться состоянием его одежды и тем, нет ли у него желания ее изорвать.
Богатый наследник, объект зависти для всех, кто был обделен его возможностями, он одновременно страдал от массы ограничений и мечтал о побеге из золотой клетки, где родился. Сегодня он сильнее, чем когда-либо, ощущает недостатки своего положения.
Генеральный директор «Галереи Артман»…
Какая же насмешка со стороны отца! Алекс не хотел взваливать на себя всю эту ответственность. Но при этом ни за что на свете не махнул бы рукой на то, что строил всю свою жизнь его отец. Об этом хорошо знал как сам старый ворчун, так и его совет директоров. И вот 37-летний Алекс оказывается во главе компании с оборотом 60 миллионов евро и почти такой же стоимости. Никогда он так не жалел о том, что его сестра-художница ни за что не согласится занять это место, никогда так не ненавидел собственную лояльность и чувство ответственности. Сегодня он с радостью оказался бы где угодно, лишь бы не…
– Александр, вы здесь!
Он поворачивается на голос Жанин, верной 60-летней помощницы своего почившего отца, всю жизнь проработавшей с ним бок о бок. Она нежно смотрит на него из двери. Сколько раз она смотрела на него так, когда отец, забрав его из интерната, приезжал вместе с ним в «Галерею», где ему было смертельно скучно.
Хотя Алексу уже скоро сорок, ему по-прежнему хочется осыпать маленькую, пухлую, розовощекую Жанин поцелуями. Та всегда была с ним ласкова и ангельски терпелива. Она приносила ему из книжной лавки на углу комиксы, когда он бездельничал в отцовском кабинете, таскала ему пирожные из чайной на третьем этаже, утешала его, когда он грустил. Каждый год она чем-нибудь одаривала его на Рождество. При этом она обращалась к нему только на «вы». Этого требовала от нее его мать, с которой он сам всегда был на «вы».
– Здравствуйте, Жанин. Как вам это нравится? Я здесь с утра пораньше.
– Я так счастлива снова видеть вас с нами, Александр! Вы почти не изменились…
– Вы тоже, Жанин. Все та же улыбка…
У нее сияют глаза, они так давно не виделись. Точнее, они пересеклись на похоронах его отца четыре месяца назад, но поговорить не успели.
Она держится немного отстраненно, прячет свои чувства. Теперь Жанин – его помощница, и он понимает, что она больше не может его обнять, как когда-то, в его детстве, а ему бы так этого хотелось!
Она откашливается и указывает на письменный стол.
– Предупреждаю, устроите такой же беспорядок, какой был у вашего отца, – я сильно рассержусь!
– Не беспокойтесь, Жанин, я не пойду на такой страшный риск.
– Тем лучше! – смеется она. – Вы уже обошли магазин? Как вам это новое рождественское убранство?
– Как вам сказать… Магазин грандиозен, как всегда, но убранство, как по мне, излишне пышное.
Помощница с улыбкой качает головой.
– С праздниками у вас всегда не ладилось. Помнится, подростком вы не хотели приходить на елку в магазине. Говорили, что у вас аллергия на гирлянды и что вы болеете от рождественских песенок.
– Весь в отца!
Жанин вздыхает, ее улыбка меняется на печальную.
– Нам так его недостает!
– Мне тоже его не хватает, Жанин. В последние годы мы виделись реже, чем хотелось, теперь я об этом жалею.
– Так всегда бывает: мы спохватываемся, только когда они от нас уходят…
Несколько секунд продолжается тяжелое молчание, потом Жанин находит тему повеселее.
– Значит, вам не по сердцу оформление этого года?
– Нет. Согласитесь, главная оформительница хватила через край.
– Вы уже с ней познакомились? Очаровательная молодая женщина!
– Я бы так далеко не заходил. Скорее, она… импульсивна.
Жанин странно это слышать.
– Развейте мое недоумение. Вы говорите о Жозефине или об Агате?
– Я говорю об Агате Мурано.
– Я бы не назвала ее импульсивной. Наоборот, Агата всегда проявляла выдержку.
– Не знаю, мне она закатила настоящую сцену.
Жанин слегка морщит доб.
– Вы совсем меня заинтриговали, Александр. Наша Агата – нежный ангел.
Александр выразительно покашливает. Уж не родня ли эта особа доктору Джекиллу и мистеру Хайду?
– Что вы ей наговорили? – осведомляется Жанин.
– Сказал, что ей придется все переделать.
– Что вы! – укоризненно восклицает она. – Агата не может все начать сначала за неделю до «Феерий»! Поверьте мне на слово, она – профессионал с большой буквы. Покупатели никогда не ценили рождественские дни в «Галерее Артман» так высоко, как при ней. Будь жив ваш отец, он сказал бы то же самое. Бухгалтерия тоже не даст соврать.
Алекс вспоминает, как реагировали на поведение мадемуазель Мурано коммерческий директор и заведующая кадрами. Эта особа, похоже, всех завоевала.
– Можно будет кое-что убрать, чтобы все остались довольны, – примирительно продолжает Жанин. – Но все поменять не получится, не будет времени. И потом, не можете же вы начинать работать с такого негатива!
Опять ласковая улыбка. Жанин всегда была воплощением мудрости и отстаивания гиблых дел. Алекс помнит, как она, не колеблясь, восставала против Всемогущего Жоржа, если считала, что он поступает неразумно или недостаточно внимателен к своим сотрудникам. Случалось ей вступаться и за самого Алекса.
– Там видно будет. – Он подмигивает. – Между прочим, Жанин, что вы здесь делаете в воскресенье?
– Пришла забрать подарок на день рождения Квентина, очаровательного сына моей соседки. Купила и оставила здесь, хорошо, что живу в двух шагах от работы!
Она исчезает и через секунду возвращается с пакетом родного универмага.
– Ну да, – смеется она, – это очень практично! Вынуждена вас покинуть, Александр, меня ждут к обеду. Увидимся завтра?
Александр наклоняется к ней и не может отказать себе в удовольствии чмокнуть ее в щеку.
– До завтра, Жанин.
Она хихикает и радостно убегает.
На часах половина первого. Раз он собирается провести здесь несколько месяцев, то есть смысл вернуться к прежним привычкам и для начала съесть в заведении Фреда валлийский бифштекс.
Главное – начать.