В Рождество звезды светят ярче

5

Вооружившись записной книжкой и ручкой, Агата торопливо делает записи. Александр Артман критикует ее работу, настаивает, что расцветка взята из ушедшей эпохи, что гирлянды слишком пышные, освещение такое, балконы сякие. Он повторяет то, что она уже слышала: придется ВСЕ переделывать. Ей хочется возразить, что они зря теряют драгоценное время, что она и так понимает, чего он хочет, и спешит взяться за дело, но ему как будто доставляет изощренное удовольствие изображать скрупулезного, ответственного руководителя.

На каждом этаже Агату, Максимилиана и Александра Артмана сопровождают заведующие отделами, продавщицы и кассирши, ловящие каждое их слово. Агата вынуждена признать, что еще не встречала таких самоуверенных людей, как Александр. От его рассуждений у нее, конечно, волосы встают дыбом, но она не может отказать ему в убедительности и харизме. Ни один человек не осмеливается ему противоречить.

Агата старается демонстрировать свой непоколебимый профессионализм: останавливает его, когда он пускается в неосуществимую эксцентричность, сообщает о существующем выборе материалов, о вариантах размещения, о технической доступности того или иного решения. При этом она то и дело до боли стискивает зубы и ждет возможности при всех сбить с Александра Артмана спесь. Это станет моментом ее торжества.

На третьем этаже новый патрон задерживается на балконе, чтобы окинуть взором холл. Кончиками пальцев, с гримасой отвращения он приподнимает с ограждения переливающуюся гирлянду с ветками остролиста и красными бархатными бантами.

– Это – явный перебор!

Максимилиан смущенно откашливается.

– Месье Артман, все, что вы до сих пор предложили, требует большой работы, но в целом осуществимо при условии привлечения дополнительной рабочей силы, а вот убрать почти четыре километра гирлянд и по-новому украсить балконы нельзя будет в такие сжатые сроки, если вы хотите, чтобы все было готово уже к понедельнику.

Александр Артман снисходительно вздыхает.

– Вовсе нет, вы все закончите еще до завтрашнего вечера. – Он похлопывает электротехника по руке. – Я на вас рассчитываю!

Максимилиан готов его придушить, остальные растерянно шепчутся.

– До завтрашнего вечера? – переспрашивает Агата. – Вы говорите о вторнике? Раньше речь шла о воскресенье.

– Именно так, – подтверждает патрон с прежней улыбочкой, – почти все должно быть сделано уже завтра, тогда у нас будет время до открытия в понедельник, чтобы все отшлифовать. Не надо делать большие глаза, это вполне осуществимо.

Агата видит, как ошарашены все вокруг, но с усилием размыкает челюсти и выдавливает улыбку.

– «У нас»? Вы собираетесь нам помогать, месье Артман?

– Почему бы нет? – воодушевляется патрон.

Агата выразительно смотрит на его костюм-«тройку», надраенные башмаки, длинные пальцы с ногтями после маникюра. Грех упускать такую удобную возможность…

– Раз так, не будем терять время, прямо сегодня и начнем, – предлагает она. Ее посетила идея, такая же блестящая, как и ее путеводная звезда, решившая, наконец, просиять.

– Месье, – гнет свое придушенным голосом Максимилиан, – нам никак не успеть, времени не хватит.

Агата поворачивается к испуганному электротехнику и подмигивает ему в знак благодарности, хотя тому смысл ее подмигивания остается неясен.

– Месье Артман утверждает, что все получится. Всего-то дел – убрать украшения и оформить все заново! Раз месье Артман соблаговолит нам помогать, то дайте ему инструмент для удаления этих жутких красных бантов и кошмарных листьев остролиста.

Максимилиан смотрит на нее как на ненормальную.

– Но позвольте, мадемуазель Мурано, – возражает он, – это техническая работа, ее не сделает…

Он прерывается, не смея закончить фразу из страха показаться неучтивым. Александр Артман не думает на него обижаться и реагирует со своей невыносимой улыбкой:

– Эта работа не для интеллектуала и не для бюрократа, это вы хотели сказать? Неужели забыли, сколько раз находили меня, малыша, у себя под верстаком, за игрой с вашими инструментами? Дайте-ка сюда!

Он подходит к угрюмому электротехнику и отнимает у него кожаную сумку, старую и потертую. Порывшись в ней с явным наслаждением, он достает плоскогубцы.

– Это то, что надо?

– Если не возражаете, – смелеет Максимилиан, – я бы посоветовал взять кусачки или клещи, с ними было бы сподручнее…

– Да бросьте вы, – добродушно перебивает его Александр Артман, – вы же не станете советовать мне инструмент, одобренный НАСА, для выдирания гвоздей? Вполне сгодится и это.

Обиженный Максимилиан хмурится и складывает руки на груди.

– Как скажете, месье Артман, вы – наш патрон.

– В добрый час! Не будем больше медлить. Уберем эти ужасные украшения!

Александр Артман подходит к ограждению, воздев плоскогубцы, словно это жертвенный нож, а он – древний жрец.

Вот потеха! Агата помимо воли закатывает глаза, потом заговорщически улыбается Максимилиану. Сейчас патрон опозорится, остаются считанные секунды.

Александр Артман уверенно сует ладонь под ветку, и результат не заставляет себя ждать.

– Ой!

Он отдергивает руку, весь правый указательный палец у него в крови.

– Это не инструмент, а дерь… – Он прикусывает язык, почувствовав устремленные на него взгляды.

Агата сдерживается из последних сил, чтобы не возликовать. Разумеется, когда неумеха хватается за неподходящий инструмент, несчастный случай на работе обеспечен.

Она наблюдает, как патрон слизывает с пальца кровь. Ничего страшного, ерундовая царапина, но она использует подвернувшийся шанс.

– Месье Артман, вы поранились?! Как вы себя чувствуете? Может быть, вы приляжете, пока мы вызовем скорую?

Он вопросительно вскидывает бровь, глядя на откровенно издевающуюся над ним молодую сотрудницу, и пронзает ее негодующим взглядом.

– Обойдемся без ампутации, мадемуазель Мурано, хватит простого бинта. Отнесем это на счет моего избыточного энтузиазма.

Агата качает головой и часто моргает. Только бы не прыснуть!

Югетт, старший кассир этажа, приносит аптечку первой помощи, и уже через несколько минут на указательном пальце их патрона белеет повязка. Он подходит к Максимилиану.

– Как называется инструмент, который вы советовали мне применить?

– Кусачки, месье.

Новый патрон «Галереи Артман» молча протягивает руку, и старый сотрудник с нескрываемым удовлетворением вручает ему упомянутый предмет.

– Что ж, – говорит Александр Артман, – не позволим этому маленькому инциденту помешать нашей работе. Вперед!

Он опять подступает к ограждению. Во взгляде Агаты все еще сквозит озабоченность. Если она считала, что пустяковая царапина заставит патрона отступиться от задуманного, то это потому, что она недооценила его упорство. Она хмурит лоб. Ничего, появятся другие возможности. Нельзя, чтобы они не появились.

Увы, проходит минут двадцать, и на полу вырастает гора из листьев остролиста и бархатных бантов. При этом становится ясно, что ничего, кроме примитивного ручного труда, ждать от Александра Артмана не приходится. Его дорогая рубашка теперь вся в поту и в пятнах крови, он пыхтит и бранится, когда особенно упрямый зажим больно ударяет его по локтю.

Максимилиан несколько раз пытается вмешаться, помочь патрону, но Агата оттаскивает его за рукав: только этого не хватало! Александр Артман не сомневался, что поставленная им задача выполнима в назначенные им же сроки, вот пусть сам и проверит, так ли это.

Ценой самоотверженных усилий Александр Артман добирается до первой опоры балкона. Можно подумать, что он пробил несущую стену или преодолел горный этап велогонки «Тур де Франс», так он утомлен, но на самом деле он продвинулся всего на… два метра. Агате трудно решить, смешно ей или жаль его. Дойдет ли до него в конце концов, что он позорит себя своим упрямством?

Похоже, что нет, не дойдет… Увидев прислоненную к стене стремянку, он приставляет ее к опоре, вокруг которой обвиты гирлянды с остролистом.

– Осторожно, месье Артман, – не выдерживает Максимилиан, – стремянка шаткая, сперва ее надо закрепить и…

– Сойдет! – перебивает его молодой босс; ему явно надоело, что в его способностях сомневаются. – Я еще не разучился лазить по стремянкам!

Но только не в мокасинах с кисточками, смеется про себя Агата, видящая, как и все, что одна из ножек стремянки не касается пола.

Александр Артман не замечает этой мелочи и торопливо лезет вверх по ступенькам. Стоит ему ступить на верхнюю, как происходит неизбежное: стремянка клонится вбок, Александру Артману грозит падение навзничь.

Раздается треск, брюки владельца «Галереи Артман» рвутся у всех на глазах, как шкурка перезрелого банана, демонстрируя ягодицу и серые трусы.

Присутствующие ахают, звучат смешки. Но Агате Мурано не до смеха. Желая скрыть от подчиненных свой позор, Александр резко поворачивается. Он едва удерживает равновесие на верхней ступеньке раскачивающейся стремянки, и всем очевидно, что падение неизбежно.

Гендиректор, увлекаемый инерцией, описывает опасную траекторию. Он пытается уцепиться за гирлянду на опоре, но безуспешно. Под металлический скрежет, под испуганные возгласы служащих он самым жалким образом оказывается на полу.

– Месье Артман!.. – восклицает Агата и вместе с остальными бросается к патрону.

Только бы этот болван не поранился! Замысел состоял в том, чтобы преподнести ему урок, а не превратить в калеку.

Добросердечных сотрудников магазина останавливает исторгаемый им поток брани и оскорблений. Александр Артман, лежа на плиточном полу, отчаянно дрыгает ногами, обмотанный гирляндой, которую он сорвал с опоры при падении. Наконец, он освобождается от пут и встает, тут же принимая гордую павлинью позу. Правда, павлин этот ощипанный и вызывает жалость.

Лицо у него пылает, волосы взъерошены, а главное, он вынужден загораживать ладонью дыру в штанах. Видела бы это Жозефина!

– Месье Артман, – осторожно обращается к пострадавшему Агата, – вы ничего не сломали?

– Все хорошо, мадемуазель Мурано, благодарю за заботу. Многолетние занятия дзюдо и горными лыжами научили меня падать без вреда для себя.

Поняв, что все молча смотрят на него вытаращенными глазами, он шмыгает носом и продолжает:

– В чем дело, почему вы все так на меня глазеете? Сказано вам, я в полном порядке. – Он расшвыривает ногами ветки. – Нет худа без добра. Я оторвал сразу всю паршивую гирлянду.

Кто-то хихикает, но все по-прежнему испытывают смущение.

Агата Мурано отходит к ближайшему прилавку и возвращается с комплектом постельного белья Laura Ashley в цветочек, который отдает патрону.

– По-моему, вам это пригодится, – шепчет она, из последних сил пряча улыбку.

Александр Артман смотрит на нее с не поддающимся расшифровке выражением на лице, разрывает пакет и обертывается пододеяльником.

– Благодарю вас.

«Сейчас или никогда!» – решает она.

– Слава Богу, обошлось без переломов, порез пальца не в счет, как и… ваши брюки. Но позволю себе заметить, месье Артман, что это происшествие – доказательство того, что нельзя путать скорость и спешку, вы согласны? Уверена, теперь вы готовы пересмотреть ваши прежние требования. Не станете же вы создавать риск несчастных случаев за несколько дней до открытия «Феерий»?

Алекс готов испепелить ее взглядом. Агата Мурано не может отказать себе в удовольствии намекнуть, что он – сдувшийся шарик, всклокоченный ярмарочный скоморох в вылезшей из штанов рубашке, в пододеяльнике вместо набедренной повязки. Алекс не припомнит, было ли ему хоть раз в жизни так стыдно.

Пересмотреть свои требования? Еще чего! Он и так уже потерял лицо, пора устранить ущерб. Он окидывает оформительницу ледяным взглядом, желая сбить с нее спесь.

– На когда я назначил дедлайн по удалению теперешних украшений, мадемуазель Мурано?

– На это воскресенье, – настороженно отвечает она.

Он делает вид, что размышляет, а потом…

– Нет-нет, помнится, речь шла о вечере вторника. О завтрашнем вечере.

– Но, месье Артман…

Он поднимает руку, чтобы заткнуть ей рот, молча смотрит на нее секунду-другую и бьет наотмашь:

– Итак, завтра, мадемуазель, в 17 часов. Призываю всех к пунктуальности и привлечению всего необходимого персонала, чтобы уложиться в срок. – Эти слова обращены ко всем служащим, чувствующим себя оскорбленными. – К вечеру воскресенья все должно быть закончено, даже если для этого всем вам придется забыть о сне. Надеюсь, меня все хорошо поняли.

Он переводит взгляд с одного на другого, и ни один не смеет даже пикнуть. Так-то лучше!

Он отворачивается, стараясь и в пододеяльнике сохранить достоинство, и широкими шагами направляется к лифту, оставив Агату Мурано вибрировать от гнева.