В сетях обмана

11

Вернувшись, домой после лекций, Элис обнаружила на коврике у двери конверт. Увидев почерк Фрэнка, она с улыбкой распечатала послание, но минутой позже ее буквально затрясло от злости. Трус, предатель!

Фрэнк писал, что им обоим нужно какое-то время побыть врозь, чтобы разобраться в своих чувствах, что он не хочет использовать ее доброе сердце и привычку к самопожертвованию. Он советовал ей целиком сконцентрироваться на реализации своей мечты, а не жертвовать собственными интересами ради других, включая и его.

Но больше всего Элис разозлило то, что Фрэнк не нашел в себе мужества высказать все прямо в глаза. Должно быть, он спланировал бегство еще несколько недель, а то и месяцев назад, но так и не решился сообщить о своем отъезде даже накануне. Значит, даже ее страстные признания в любви прошлой ночью не остановили его. А может, у него возникли какие-то ассоциации с прошлым, или он просто хотел избежать сцены при расставании… Элис тщетно пыталась найти какие-то оправдания его поступку.

— Я не Джейн! — крикнула она в пустоту, в ярости скомкав письмо, а затем снова разгладив, чтобы прочесть еще раз.

Текст был напечатан на машинке — лаконичный и, уж конечно, без всяких нежностей и объяснений в любви. От руки стояла только подпись: «Фрэнк».

Обидным было и то, что он уехал во время каникул, которые Элис мечтала провести вместе с ним — даже отказалась от работы, чтобы находиться с любимым как можно больше. И отправился-то он не куда-нибудь, а во Францию, единственную из всех стран мира, которую ей хотелось увидеть. Более сильный и изощренный удар по ее и без того оскорбленной гордости было просто трудно представить.

Факт, что профессор Бартон взял месячный отпуск, о чем Элис узнала от одного из его коллег, оказался последней каплей, переполнившей чашу обид. Чтобы хоть как-то унять душевную боль, она решила съездить домой к родителям.

До Веллингтона Элис добралась на попутной машине. Один из студентов, ехавший домой на каникулы, вызвался подвезти ее.

В Веллингтоне Элис пересела на паром. Стоя на палубе и глядя на белые гребешки волн, она гадала, как Фрэнк проводит время в далекой чужой стране. Может быть, как раз в этот момент он занимается любовью с какой-нибудь красоткой, подхваченной в Булонском лесу? Неизвестно, как бы далеко зашла она в своих фантазиях, если бы паром не причалил к берегу.

Элис встречал брат Бон, и через два часа они на принадлежащем семье пикапе добрались до фермы под Нельсоном. Рыдая на груди матери, Элис смогла, наконец, облегчить душу. Миссис Годвин полностью разделяла переживания дочери, которая постепенно оттаивала в окружении дорогих ей людей.

После недели, проведенной в родном доме, Элис отправилась навестить семейство сестры. Виктор устроился на временную работу в местную компанию по прокату яхт, а Ник, держась за стенку, уже пытался ходить. Она расцеловала племянника и, поиграв с ним, уединилась поболтать со Стеллой. Узнав, что сестра дописывает книгу, Элис повеселела.

За обедом Виктор рассыпался в благодарностях ей и Фрэнку за участие в его судьбе и помощь в решении вопроса о получении вида на жительство.

— Если бы не вмешательство мистера Бартона, то решение моего вопроса наверняка затянулось бы. Он использовал свои связи как здесь, так и во Франции, что значительно сократило всю эту бюрократическую волокиту.

— Бартон?! Но как он узнал и почему вдруг решил помогать? — изумилась Элис.

— О, не так давно он заявился сюда выяснять отношения. Уж не знаю, как ему удалось найти меня, но подозреваю, что, беспокоясь о судьбе мальчика, Фрэнк нанял частного детектива. Мы долго разговаривали, и, кажется, расстались друзьями. Что же касается оказанной мне помощи… По всей видимости, он сделал это в первую очередь ради тебя.

Месяц спустя, уже вернувшись в Окленд и готовясь к началу нового семестра, Элис все еще размышляла над тем, что узнала от Виктора. Если Фрэнк занимался его делом, то, должно быть, видел документы, удостоверяющие, что матерью Ника является Стелла, проживающая в Голден-Бее, а также биографические данные сестры, в которых фигурирует и она, Элис, студентка Оклендского университета.

Неудивительно, что Фрэнк перестал донимать ее вопросами о работе над романом. Теперь в признании, что никакого романа она не пишет, не было никакой необходимости, поскольку ему и без того все известно! Но если Фрэнк все знал, то, похоже, держал в тайне, так как никто из представителей Фонда до сих пор не звонил…

В последнюю субботу перед началом семестра Элис возвращалась домой из магазина, куда она устроилась на временную работу.

Порывы ветра перемежались с дождем. Ее шерстяные брючки промокли насквозь, и, взглянув из-под зонтика в окно кафе, мимо которого она проходила, Элис позавидовала всем, кто сейчас сидит в уюте и тепле. Неожиданно она остановилась, заметив знакомое лицо.

Фрэнк! Несомненно, это он. Уже, значит, вернулся из Франции. Он беседовал с элегантно одетым мужчиной, выглядевшим так, словно тот сошел со страниц журнала мод, и, смеясь, потягивал вино. Ну и негодяй! Приехал и даже не удосужился дать знать об этом!

Недолго думая, Элис рывком распахнула дверь и фурией подлетела к столику Фрэнка. Собеседники в немом изумлении уставились на нее.

В течение тех нескольких дней, которые Элис провела в Голден-Бее, Виктор дал ей несколько уроков разговорного французского языка, и сейчас она с удовольствием воспользовалась этим, поскольку не хотела, чтобы посторонние поняли, что она собирается сказать. Не стесняясь в выражениях, Элис выложила Фрэнку все, что о нем думает, обвинив даже в том, что его поездка во Францию всего лишь предлог, чтобы отделаться от надоевшей любовницы.

Фрэнк всякий раз с усмешкой кивал, когда слышал в свой адрес очередной нелестный эпитет.

— Очень рад видеть тебя, дорогая, — удалось ему, наконец, вставить словечко. — Позволь представить тебе моего старого друга профессора Мориса Фревиля. Он преподает английский язык в Сорбонне. Мы прилетели с ним всего пару часов назад. Месье Фревиль впервые в Новой Зеландии, а первые впечатления о стране всегда самые яркие. Морис, а это та самая леди, о которой я тебе говорил.

— О боже! — Элис со стоном опустилась на свободный стул, сгорая от стыда. Она-то пребывала в полной уверенности, что изливает гнев на понятном только ей и Фрэнку языке!

— Очень рад познакомиться с вами, мисс, — вежливо сказал Морис, едва сдерживая смех. — Должен признать, что вы знаете французский значительно лучше, чем можно было судить по рассказам моего друга.

— Думаю, дело в том, что у мисс Годвин в последнее время была довольно богатая практика общения с моряками… по крайней мере, с одним из них. Виктор просто кладезь знаний, не так ли, Элис? Особенно по части выражений, пользующихся популярностью у портовых грузчиков и гаврошей.

Она постаралась справиться со смущением.

— Насколько мне известно, ты должен находиться в совершенно другом месте. Если я не ошибаюсь, твой отпуск еще не закончился.

— Изменились планы, — пожал плечами Фрэнк. — Ну, а у тебя как дела? Написала что-нибудь за последнее время? Понимаешь, Морис, эта леди называет себя соавтором одной начинающей писательницы.

Нескрываемый сарказм, прозвучавший в словах Фрэнка, возымел действие.

— Неправда! — воскликнула Элис, с яростью хлопнув ладонью по столу. — Тебе прекрасно известно, что не я, а Стелла, моя сестра, получила стипендию, а также и то, что я не способна написать ни строчки.

— Да, ты, безусловно, сильна только по части крепких выражений, — хмуро согласился Фрэнк, — и отлично умеешь лгать, когда это тебе нужно.

Ей следовало бы разозлиться, но она вдруг подумала о том, как сильно любит этого мужчину.

— И давно тебе все известно?

— О том, что ты выдавала себя за Стеллу? Точно я узнал это незадолго до отъезда, когда увидел документы Виктора. Но к тому времени у меня уже возникли определенные подозрения. Ты не проявляла никакого энтузиазма по отношению к своей работе и у тебя совершенно нетипичное для писательницы отношение к жизни.

— Ты хочешь сказать, что я не разбираюсь в людях и излишне доверчива?

— Черт побери, а что, по-твоему, я должен думать? Ты доверилась Виктору — абсолютно постороннему человеку, но только не мне. Так какое ты имеешь право обвинять меня в том, что я не сказал тебе об отъезде?

Элис старалась не замечать, с каким вниманием Морис наблюдает за происходящим.

— Зачастую ты был совершенно бесчувственным по отношению ко мне, иногда просто откровенно отталкивая меня. И как ты посмел скрыть тот факт, что уезжаешь чуть ли не на месяц?!

— Я боялся, что мои чувства могут затмить разум, как это было, когда я влюбился в Джейн. Вот и решил пожить той жизнью, в которой тебя нет, и попытаться представить, что ты вообще не существуешь. Но, как выяснилось, это просто невозможно. Я глубоко заблуждался, полагая, что смогу контролировать свои чувства.

— Но в письме…

— Я верил во все, о чем писал… в тот момент, вздохнул Фрэнк, — в частности, о самопожертвовании. Я считал, что не вправе просить тебя отложить мечты о карьере, о путешествиях, возможно, навсегда, ради моего представления о доме, где тебя ждут, ради детей, ради того, что связывает мужчину и женщину на всю жизнь. У меня уже есть печальный опыт, когда я оказался косвенным виновником неосуществленной мечты, и я считал, что не смогу пережить это еще раз.

— Все это чепуха. Какая там карьера — переводчицы, что ли? Я еще сама не решила. Кто знает, что из меня получится к тому времени, когда я закончу университет? Может быть, я захочу стать преподавателем и открыть свою школу… Кроме того, путешествовать можно и с детьми. Им это весьма полезно для расширения кругозора.

Фрэнк воскликнул:

— Ну вот, умница моя, ты уже все и решила!

— Почему бы и нет, если мне хочется того же, что и тебе? Именно в этом и заключается свобода выбора.

Теперь она не сомневалась, что Фрэнк любит ее, и она заставит его признать это. Элис ликовала.

— Меня трудно вынудить делать то, что мне не по вкусу.

— Да, в этом я уже убедился. Не сразу, но все же понял это. Я был поглощен собственным благородством, и мне потребовалось несколько недель полного отчаяния, чтобы понять, что я делаю именно то, чего не хотел, — лишаю тебя права выбора. Так что, Элис… — Он помолчал, стараясь справиться с волнением. — Морис уверяет, что весенний Париж — прекрасное место для свадебного путешествия.

Элис уставилась на Фрэнка, словно впервые видела это лицо с упрямым подбородком и эти губы, так страстно целовавшие ее много раз.

— Если это официальное предложение руки и сердца, дорогой, — она перевела дух, — то мне хотелось бы, чтобы ты сделал это как положено, а не расписывал прелести международного туризма…

Вместо ответа Фрэнк достал из кармана футляр с кольцом и, вынув из вазы красную розу, протянул Элис и то, и другое.

— Хорошо. Я люблю тебя, и тебе это прекрасно известно. Элис Годвин, согласна ли ты выйти за меня замуж, чтобы до конца моей жизни сводить меня с ума? Согласна ли ты родить мне детей и воспитывать их вместе со мной, а также таскать меня по всему свету, когда тебе вдруг захочется этого?

— Думаю, единственным правильным ответом в этом случае будет «да», — с улыбкой вметался Морис, невольный свидетель этой сцены.

Элис взглянула на замершего в ожидании ответа Фрэнка, который всем своим видом давал понять, что совершенно не сомневается, каков он будет. И она с радостью ответила бы согласием, но соблазн подразнить был слишком велик.

— Что ж, я подумаю. — Элис изобразила сомнение и, внезапно вскочив с места, вылетела на улицу.

Не ожидавший такого коварства Фрэнк с воплем устремился за ней, провожаемый смехом Мориса и изумленными взглядами посетителей кафе.

Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем Фрэнк Бартон, наконец, получил ответ, которого он так ждал:

— Да, любимый, я согласна!