Когда я открыла глаза, то не сразу поняла, где нахожусь, кто меня держит и зачем. Осторожно выскользнула из крепкого объятья, обернулась. Бертран спал и улыбался во сне. Совсем по-детски, невинно и простодушно, положив ладонь правой руки под щёку. Я умилилась, а затем направилась вниз. Надо было как-то нагреть воду, вымыться, чем-то расчесаться, и очень хотелось в туалет.
Кстати, насчёт причесаться… Вернулась, захватила с собой комплект мужской одежды, который вчера купили для меня…
– Э-э… Майя?
Надо было видеть вытаращенные в ужасе глаза Бертрана, когда он спустился в мастерскую Рапунцель (она же обеденный зал, кухня, гостиная...)! Парень застыл в дверях, не сводя с меня шокированного взгляда.
– Доброе утро, Бертран! Проходи, присаживайся. Будешь кашу с тыквой?
– Твои волосы… они…
– Мне идёт?
Я кокетливо приподняла и рассыпала волосы по ушам. До плеч они уже не доставали. Бертран простонал и бессильно прислонился к дверному косяку. Взгляд его сделался жалобным.
– Зачем, Майя? О, Боже…
– Мы же будем переодевать меня в мужчину, так? Так. Разве мужчины носят длинные волосы?
Бертран закрыл лицо рукой.
– Можно было убрать их под шапку, – несчастным голосом напомнил он.
– Ага. Чтобы в самый неподходящий момент шапка слетела, и все увидели, что перед ними женщина. Дурацкий эпизод. Есть во всех фильмах, где девица переодевается в мужчину. Хочу хоть раз увидеть, чтобы злодей сдёрнул шапку, волосы рассыпались, и подлец такой: «Ага! Женщина!», а к нему оборачивается волосатый, бородатый байкер и басом: «Чё?».
Бертран отнял руку от лица, недоумевающе взглянул на меня.
– Всё, – я махнула рукой. – Проехали. Не парься, отрастут ещё. Ты есть будешь? Если продолжишь ахать и охать, то каши тебе не достанется.
Кот мигом оказался за столом, аккуратно подвинул документы и умильно взглянул на меня. Нет, права я была, когда решила не заводить в квартире усатых-хвостатых. Мои нервы не выдержали бы таких взглядов. Я нашла глиняную миску, вытащила из неё какие-то металлические козьи ножки, пару лучин и кусок мыла, заботливо протёрла рукавом и положила кашу. От души положила.
– Я, кстати, ещё воды нагрела. Ты потом искупайся, – намекнула я.
Бертран искоса взглянул на меня, потянул воздух носом, вздохнул.
– Вас, кстати, ищут. Маманька сегодня приходила, – вдруг сказала Рапунциль. Она тоже наворачивала кашу, правда сидя на подоконнике – за столом свободного места уже не нашлось.
– И что ты ей сказала?
Бертран насторожился. Девушка хмыкнула.
– Попросила, если вас встретит, направить ко мне. Пообещала лично выдать страже. Между прочим, за ваши головы обещают пятьдесят серебряных.
– Серебряных?! – возмутился Кот. Бровки его поднялись домиком. – В смысле, серебряных? Это за племянника-то короля и последнюю из королев? Серьёзно? Вот жмотина Снежка!
Он был искренне обижен, даже доел завтрак совершенно без аппетита. А затем направился во вторую половину.
– Бертран, – позвала я, – что дальше будем делать?
Кот обернулся. В глазах – вселенская обида. Передёрнул плечами:
– Лично я – мыться. И спать.
– Ко-от, – тихо позвала я, а потом подошла и положила руки ему на плечи, – заканчивай обижаться!
– Я ещё даже не начинал.
– Бертра-а-ан!
Он выдохнул, взглянул на меня. Взгляд потеплел.
– Вечером, когда начнёт смеркаться, пойдём в замок. Сейчас слишком светло и опасно.
Я чмокнула его в щёку. Бертран отстранился и вышел.
– Мужики – все идиоты, – резюмировала Рапунциль, внимательно наблюдавшая за нами. – Поможешь мне собрать насос?
И я стала помогать.
За это утро мы очень сдружилась с Мари-Элизабет. Она показала мне откуда брать дрова, воду, продукты и всё, что было нужно для жизни – на первом этаже башни, где оказался склад всякого разного. К моему удивлению, тут был даже порядок. Не считая своего предвзятого отношения к мужской половине человечества, Рапунцель оказалась вполне мила и доброжелательна.
К обеду мы собрали страшный с виду агрегат, оказавшийся лишь мини-моделью, к тому же без двигателя. Две огромные ноги, два громадных колеса, которые вращали эти ноги-рычаги, или лебёдки. Рапунцель насвистывала и грызла карандаш. Мне вдруг стало жаль, что я так плохо соображаю в физике и технике. Как много всего я могла бы ей рассказать!
– А что у нас на обед? – жизнерадостно поинтересовался Бертран, появляясь на пороге. Потянулся, сладко зевнул. В красных волосах торчали соломинки.
Точно! Обед! Я совсем забыла!
– Чё приготовишь, то и будет, – фыркнула Мари. – Очаг там.
Бертран с упрёком взглянул на меня, затем подошёл к окну, сбросил косу и был таков.
– Не вздумай только за него замуж выйти.
Я стушевалась под острым взглядом Рапунцель.
– Э-э… И не собиралась даже. А почему, кстати, не выходить?
– Эгоист он до самых пяточек.
– Пяточек?
Мне стало смешно. Я хихикнула, Рапунцель за мной, и вскоре мы едва не катались от беспричинного хохота. Отсмеявшись, изобретательница вытерла вспотевший лоб.
– Бертран только о своей шкуре способен думать. Он с тобой, пока ему с тобой хорошо. Он неплохой парень, не мешает. Я это очень ценю в людях. Но если ему станет некомфортно, Кот сразу уйдёт. Вот как сейчас. Безответственный.
Мне стало не по себе.
– А Румпель?
И тут же пожалела, что спросила. Откуда ей знать Волка?
Однако Мари нахмурилась:
– А этот через чур ответственный. Знаешь, если выбирать между ними, я бы вышла за Кота. Ну и пусть уходит, бросает, гуляет сам по себе. По крайней мере, с ним не тяжело, если изначально только на себя рассчитывать. Румпель – другой. Он как моя маменька: посадит под замок, и будешь век куковать по его указке. Но лучше никого не выбирать.
– Мне казалось, вы с Бертраном друзья...
– Друзья, – согласилась она, спокойно и твёрдо глядя мне в глаза. – Он был ещё котёнком, когда обнаружил мою башню, подслушал, как маманька крякает уточкой и пробрался ко мне. А потом уже постоянно приходил. Это меня очень развлекало и утешало. Но выходить за него замуж я бы не стала. Одно другому не мешает.
– А Румпеля откуда знаешь?
– Ну, ты же не думаешь, что я совсем никогда из башни не вылезаю?
Именно так я и думала. Когда она поняла это по моему взгляду, то рассмеялась:
– Ну ты… Нет, конечно. Я ещё в детстве быстро поняла, когда маменька возвращается, и мы с Котом делали вылазки в город. Тем более сейчас: то шуруп нужен, то гайка, то пассатижи сломаются… Свечи эти опять же… Уж очень быстро сгорают. Масляные лампы, конечно, лучше, но масло тоже быстро заканчивается… Эх, мне б бесконечный источник света!
Я невольно подумала об электричестве. «А мы с ней похожи. Я вот тоже предпочитаю четыре моих родных стены. Даже работаю на удалёнке…»
Бертран вернулся часа через три. Бросил в меня полотняным туго набитым мешком. Хмыкнул, когда я ловко его поймала.
– Лопайте. Меня не будить. Я сам потом всех разбужу, когда будет надо.
И ушёл наверх. В мешке оказалось полно всяческой снеди: хлеб, булка, колбаски, ветчина, копчёные курицы, шпик, головка сыра, запечатанная глиняная бутыль с вином… Я посмотрела на Рапунцель.
– А ты говорила, что он эгоист. Или Кот никогда ничего тебе не приносил раньше?
Девушка пожала плечами:
– Может и приносил. Не помню.
Отрезала ломоть ветчины, сверху – шмат сыра, а «вишенкой» на этот гамбургер закинула копчёную куриную ножку. Я потрясённо уставилась на худую, костлявую девушку. Та не даже заметила моего взгляда. Принялась преспокойно лопать, снова склонившись над разными детальками на своём столе.
Поев, я подбросила дров в камин и вернулась на чердак. Бертран лежал на кипе сена, закинув руки за голову, и что-то тихонько насвистывал. Посмотрел на меня. Я подошла и села рядом. Несмотря на то, что за окном был день, на чердаке царил полумрак, а в ярких, резких столбах света танцевали пылинки.
– Спасибо.
Он вопросительно приподнял брови.
– За еду. Я… не ожидала, если честно.
Кот рассмеялся.
– Знаешь, а тебе и правда идёт короткая причёска. С ней ты немного на мальчишку похожа. Это смешно. И трогательно.
Он коснулся рукой моих волос, потом провёл по щеке.
– Уже не вздрагиваешь, – отметил и прищурился. – Я бы на твоём месте лег и поспал. Может быть, нам предстоит бессонная ночь. В городе облавы, стража бегает по улицам, нас ищет. Белоснежка рвёт, мечет и визжит.
– Откуда знаешь?
– Румпель рассказал.
Я вздрогнула:
– Ты… ты виделся с Румпелем?
– А то.
– Не боишься, что он нас предаст?
– Не. Разве что продаст. Но пятьдесят серебренников для Румпеля – слишком мало. Он очень богат, Майя. Очень. Никто не знает точно насколько.
– Да? А его постоянное желание заключать сделки…
– Ну… Это он так развлекается.
– Почему же ты тогда против, чтобы я...
– Потому что. Моя последняя сделка мне стоила титула принца. Не то, чтобы я уж прям совсем в обиде, но… Румпелю нравится унижать других людей. Не деньги, нет. Деньги его мало интересуют. Я думаю, что и Розочка в своё время заключила сделку. А условием было, предполагаю, держать дочку в башне до самого замужества. Не знаю, конечно, наверняка, но это было бы очень похоже на Волка. В остальном он нормальный, и на него можно положиться. Но сделки… Сделки с ним лучше не заключать. Они всегда выходят боком.
– А что за сделка была у вас?
– Э-э… Мышь. Я очень хотел подсунуть королю в карман мышь. Живую. Раз сто пытался, но у меня не получалось. И я попросил Румпеля о помощи.
Я уставилась на него, не в силах понять: он шутит или серьёзно? Кот мечтательно смотрел в потолок, но, словно почувствовал мой взгляд, покосился на меня.
– Мне было тогда пять лет, Майя, – с упрёком заметил он. – Мне было очень сложно пробраться к вечно занятому королю.
– Понятно… И Румпель помог?
– Помог. В торжественный момент очередного венчания короля Анри, Румпель приподнял меня, и я смог забросить мышь в королевский карман. Ух и визгу было, когда мышь вылезла, и невеста её увидела!
– М-да. А что Румпель потребовал взамен?
– Взамен я пообещал жениться на том, кого он мне укажет. Ты чего? Аж побледнела. Ладно, жениться он меня не заставлял пока. Только обручиться.
– И ты…
– Конечно.
– Но ты же был маленький!
– Не, обручался-то я в шестнадцать лет. Румпель может не сразу требовать обещанное.
– И на ком?
Какая мне разница? Но даже я слышала, как мой голос упал. Бертран отвёл глаза.
– Неважно, – ответил неохотно. – Но мой случай ещё не самый плохой. Казначей короля, вот, ходил по площади и кукарекал, представляешь? А Медведь и вовсе вынужден был весь день спрашивать у слуг, не осталось ли у кого куриной косточки. Так что я ещё дёшево отделался!
«Средневековый пранк? – подумала я. – Интересно, кто же невеста Бертрана?». Румпель стал мне категорически неприятен. Терпеть не могу тех, кто кайфует от унижения других. Даже если эти другие и сами виноваты. А Кот... легкомысленный, слишком легкомысленный для меня. Даже сейчас не понимает, что он наделал.
На чердаке стало очень холодно. Здесь не было потолка: балки сходились конусом, поверх них – негустая обрешётка, а сверху неё уже черепица. Я легла, пристроилась к тёплому боку Кота, и тот снова закрыл меня полой тёплого плаща.
– Румпель женат?
– А ты хочешь за него замуж?
– Нет, просто интересно. Я не люблю таких людей.
– А каких любишь?
Ну вот и что ему на это сказать? Никаких?
– Женщин преимущественно, – брякнула я и почувствовала, как он напрягся. Пояснила: – Мужчины – это ужасные создания, Бертран. От вас всего можно ожидать: насилия, подлости, обмана… От женщин зла намного меньше. Вот посмотри: Рапунцель нас приютила. Фея Карабос мне помогала. Даже Чернавка оказалась мила. Зато все мужчины… Анри, Румпель…
– И я. Я особенно ужасен, – рассмеялся Бертран. – А Розочка – сама милота. И Белоснежка.
Я возразила:
– Белоснежка – ребёнок ещё. А от тебя неизвестно чего ожидать.
Он задумчиво посмотрел на меня. Помолчал. А потом тихо задал риторический вопрос:
– Кто ж тебя так обидел, Майя?
***
Едва начало темнеть, Бертран меня разбудил, и мы спустились вниз, подошли к уснувшей в кресле Рапунцель. Кот пощёлкал пальцами перед её лицом. Девушка вздрогнула, распахнула глаза, вскочила, но затем снова опустилась в кресло. Зевнула.
– А. Это вы…
– Подними за нами косу, – попросил Бертран, подошёл к окну и бросил вниз живую верёвку.
Встав рядом, я посмотрела туда же.
– Я не умею лазать по канатам…
Бертран фыркнул.
– Сожми меня ногами и держись.
– Что?
Он подхватил меня, подкинул, придержав за попу.
– С ума сошёл?!
Но через миг мы уже были снаружи, и мне действительно пришлось обнять его руками за шею, а ногами за талию. Испугаться я не успела, мгновенье – и мы уже стояли на земле. Я тотчас поднялась на ноги и отодвинулась. Бертран помахал голове Мари, торчавшей в светлом проёме окна, и уверенно направился прочь от башни.
– А ночью стражники нас не обнаружат? А если…
Я догнала его, испуганно схватилась за руку.
– Ночью стражники предпочитают греться по кабакам и пить за здоровье короля… то ест, принцессы. И за упокой короля.
– Но если принцесса приказала…
– То она отдала приказ Румпелю. Тот поручил своим лейтенантам и пошёл спать. Лейтенанты передали гвардейцам и пошли играть в карты. Гвардейцы отдали честь и дружным, стройным шагом отправились по кабакам, грустя, что на такие подвиги никакого жалованья не хватит. Все знают, что Белоснежка в это время мило и уютно почивает в своей постельке, и проверять её приказ никто не станет.
Но это оказалось не совсем так.
Нет, что касается стражников – в городе их действительно не обнаружилось, а из кабака, мимо которого мы проходили, до нас донеслось нестройное пение. Но вот Румпель и Белоснежка… «Странно… ребёнку давно пора спать», – думала я, когда мы с Бертраном замерли в тени стриженых туй. Лунный свет, прерываемый уносимыми ветром тучами, метался по саду. Принцесса стояла на крыльце и громко визжала. Перед ней склонил голову Румпельштильцхен собственной персоной.
– Я тебя самого брошу за решётку! – орал милый ребёнок. – Почему не проследил? Почему эта тварь сбежала из темницы?
– Темничная стража мне не подчиняется, – напомнил капитан холодно.
Я вздрогнула. Его голос был спокоен. Слишком спокоен. Но в нём отчётливо слышалось ледяное бешенство.
– Молчать! Мне плевать, кто кому подчиняется. Её должны были вчера колесовать! Колесовать, ты слышал меня?! Но она сбежала! Я велела повесить священника, как её сообщника, но он тоже сбежал! Что это за темничная башня, из которой все бегут?!
Румпель промолчал. Принцесса бушевала. У неё был очень красивый, почти хрустальный голосок. Даже сейчас, когда девочки истерила. Захлебнувшись криком, Белоснежка закашлялась. Сзади к ней подошла Чернавка и заботливо укутала шалью.
– Ну хорошо, Румпель. Не подчиняется. Но королевская стража-то тебе подчиняется?! Или тоже скажешь, нет? А кто тогда тебе подчиняется?! Прошёл целый день, но вы не нашли ни Майю, ни Бертрана, ни этого… как его…
– Повысьте награду, – невозмутимо посоветовал капитан. – Чтобы найти беглецов, нужно время и деньги.
– Моего приказа должно быть достаточно! – разгневанная принцесса топнула ножкой. – Моего приказа! Иначе я всех вас повешу! Даю вам срок до рассвета. Завтра первым на плаху отправится Медведь. Ты – вторым, на закате. Понял, Румпель?! Если я – девочка, это не значит, что ты меня не должен слушаться! Понял?
– Я вас понял, Ваше высочество.
Белоснежка, которая от крика на холоде уже начала сипеть, развернулась и ушла во дворец. Я стиснула руку Бертрана. Сердце билось отчаянно: мы с Котом стоим в сорока шагах от замотивированного Румпеля. От того самого Румпеля, которому пригрозили плахой на закате. От Волка, способного издали учуять добычу. Попали так попали!
– Уходим, – одними губами велел Бертран, повернув ко мне бледное лицо.
К нашему счастью, на луну снова нашла туча, и стало темно. Румпель стоял лицом ко дворцу и никак не мог бы нас заметить. Он словно застыл, не двигался, будто обдумывая что-то. Кот бесшумно шагнул назад и тихонько потянул меня за собой. Но я боялась даже дышать, а не то, что ходить. Да уж, мотивация смертью – самая сильная из возможных мотиваций…
Или нет?
Высвободив руку из ладони союзника, я отчаянно шагнула вперёд.
– Румпель! Нам нужно поговорить.
Лязг позади. Бертран встал рядом, держа в руке обнажённую шпагу. Капитан медленно обернулся к нам.