Бертран настороженно посмотрел мне в глаза. Мы как бы танцевали, но оба совсем не попадали в такт музыке.
– И в чём ты ещё соврала? – хрипло уточнил он.
Чувствуя себя олимпийским чемпионом на стометровом трамплине, я на миг закрыла глаза.
– Я тебя ревную, – призналась быстро, пока не передумала, – ты не глупый, я не считаю тебя болтливым и… И мне не наплевать, что…
«Что ты чувствуешь ко мне», – хотелось сказать, но горло внезапно пересохло. Я посмотрела на Кота и задохнулась от зелёного сияния его глаз. Он вдруг остановился, потом притянул меня к себе и поцеловал. И я как-то разом забыла, что мы не одни. И не сразу вспомнила, когда поцелуй закончился. Если бы Бертран не удерживал меня, я бы, наверное, упала.
– Что у тебя с Румпелем?
Ревнует? Взгляд настороженный и очень внимательный. Я вздрогнула и оглянулась. Музыканты фальшивили, дамы и кавалеры старательно не замечали нас. Все, кроме Румпельштильцхена. Тот прислонился к колонне и смотрел на нас в упор. Казалось, он слышит каждое наше слово, хотя нас и разделяло шагов сто, не меньше.
– Я его боюсь, – честно ответила я. – И этот страх не иррационален.
– Что?
– Не беспочвенен. У него есть основания.
Бертран снова обнял меня, прислонился лбом ко лбу.
– Давай уедем.
– Ты знаешь, что я не могу.
– Знаю. Майя… я хочу сказать тебе…
– Давай не здесь?
– Хорошо. Ты можешь сослаться на усталость и уйти после двенадцати? Я к тебе приду.
Я вздрогнула. Сразу вспомнила о том, что меня ждёт этой ночью.
– Лучше приходи утром. Ранним, часов в шесть или семь.
– Ты кого-то ждёшь?
– Д-да, – честно и мрачно призналась я.
– Волка?
Я кивнула.
– Давай я просто вызову его на дуэль…
– Нет! – резко отстранившись, я зло взглянула на него. – Даже не вздумай! У меня кроме тебя тут больше никого нет. Румпель тебя убьёт. И я останусь одна.
Кошачьи глазки стали обиженными.
– Спасибо за веру в меня, – съехидничал Кот.
– Бертран…
Он верно понял упрёк в моём голосе и улыбнулся. Тепло и весело.
– Да ладно, я понимаю. Но вдвоём мы точно справимся. Мы же вдвоём?
И тут этот ужасно короткий танец закончился. Бертран учтиво поклонился, я кивнула, благодаря за танец.
– Да, – ответила коротко, так как в наступившей тишине нас могли услышать не те уши.
Но Бертран вдруг сам шагнул ко мне, наклонился и тихо прошептал:
– Верь мне. Пожалуйста. И не ревнуй.
А затем ещё раз поклонился, бросил на меня многозначительный взгляд и, встряхнув головой, быстро отошёл. К Авроре. Сердце стиснула боль. Ей он тоже говорит «верь мне» и «не ревнуй»? Это у него метод что ли такой?
Часы ударили полночь. Я огляделась, нашла Белоснежку.
– Думаю, тебе пора спать.
– А тебе? – мрачно буркнула девочка.
– И мне. Давай уйдём вместе?
Я остановила музыку.
– Мои любезные друзья, – сказала громко и радостно, – нам с принцессой пора ложиться почивать, но танцы пусть продолжатся до утра.
Да, так просто. Без пафоса. И мы вышли. За нами вновь зазвучала музыка.
Я проводила Белоснежку, а затем направилась в свои покои, предвкушая неприятности. «Я не могу доверять Румпелю, – думала сумрачно. – Волку нужна марионетка, и он безжалостно свернёт ей голову, едва та осмелится сделать что-либо вопреки его воле. Белоснежка, даже если мы с ней подружимся, ребёнок. Я могу верить Рапунцель, но… Мари ничем не сможет мне помочь. Илиана может, но не станет, у неё свои цели. Фея Карабос… может быть, но вряд ли она будет готова рискнуть ради меня жизнью. У меня только Бертран. Если не верить ему, то – кому?».
И вдруг разом ощутила, как же я устала от этого чужого мира.
Подошла к покоям. Взялась за дверную ручку, прислонилась лбом к прохладной деревянной створке. Хочу домой. Просто домой. К Анечке.
Открыла, вошла, и чёрный вихрь смёл меня, впечатал в стену, захлопнув дверь.
– Что ты себе позволяешь, женщина? – прошипел Румпель, прижимая меня к стене. – Ты сошла с ума?
– Н-нет, – тоненько пропищала я, застыв от ужаса.
– Идём, – он рванул меня за руку, и я упала прямо на него.
Попыталась встать, но он уже нёсся вперёд, волоча меня за собой. И мне пришлось бежать, чтобы не свалиться с ног.
– Румпель! Ты меня убьёшь! – завопила, когда он устремился вниз по ступенькам.
На свою беду он остановился, и я с размаху вмазалась в него. Спасибо, хоть придержал.
– Пока нет, – ответил совершенно серьёзно. – Но ты к этому близка.
Я задыхалась:
– Корсет! – и увидела непонимание в его взгляде. Но голоса что-либо объяснять не было, я глотала воздух, рёбра болели от тесноты корсета. – … не пойду… никуда…
– Пойдёшь, девочка. Ещё как пойдёшь. Будешь смотреть, куда скажут, и слушать. Очень внимательно слушать.
Он сжимал моё запястье пальцами, словно стальными наручниками.
– Я не могу бежать! – наконец удалось выговорить мне. – Ты когда-нибудь пробовал бегать в корсете? Туго затянутом корсете?
– Смеёшься?
– Нет.
Капитан сузил глаза, как будто те и так не были достаточно узкими.
– Мне наплевать, что ты можешь, а что нет, Майя. Следуй за мной.
Отпустил меня и зашагал дальше. Я побежала за ним, подхватив юбки. Будь прокляты его длинные ноги!
Мы пересекли сад, но прошли не к башне, а по какой-то узкой тропинке влево, обошли королевский замок и остановились перед угрюмым торцом. Румпель обернулся, подождал, пока я подбежала, и затем сказал привычно невозмутимым голосом:
– Королева не должна вести себя как продажная девка. Не должна обжиматься на глазах придворных с похотливым мужиком, не должна целоваться и смотреть на него бараньими глазами.
– Не смейте оскорблять меня! – прошипела я, стискивая кулаки.
Но, увы, он был прав. Я не получила королевского воспитания, но понимала: королева должна беречь репутацию. И всё же… Как он смеет!
– Майя, – он приподнял мой подбородок указательным пальцем, а большим провёл по моей нижней губе. Прищурился. – Ты не поняла, девочка, ты – никто. Калиф на час. И, если не будешь слушать меня, нас, то твоя жизнь окажется короче, чем у короля Робера. Ты же читала про него, верно?
– Читала…
Я отшатнулась, уклоняясь от его длинных пальцев.
– Ну и чудно. Надеюсь, тебя удивило, как быстро мы поменяли Белоснежку на тебя. Ты, в целом, умная женщина, должна была удивиться.
– Удивилась.
– Умница. Видела кукольные театры? – Я кивнула. – Пьеро, Коломбина, Арлекино… Только доверчивый народ смотрит и думает, что куклы движутся сами, и Арлекино может побить Пьеро. Но тот, на чью руку надета кукла, знает правду.
Он насмешливо взглянул на меня, а затем провёл рукой по моим волосам. Арселе соскользнул с волос ещё в комнате, и сейчас ветер раздувал мою короткую стрижку.
– Тебе идёт, – заметил Румпель. – Я не возражаю, чтобы ты спала с Бертраном, если желаешь с ним спать. Но делай это не у всех на виду.
– Да как ты…
– Перестань. На людях я всегда соблюдаю субординацию, но наедине я буду говорить тебе, что хочу и как хочу. И запомни, Майя, я не люблю ошибаться. Ты – кукла на моей руке, это тоже запомни. Как надел, так и сдёрну. И ты не только будешь танцевать то, что я тебе скажу танцевать, но ты ляжешь под кого я скажу. Запомнила?
– Нет, – прошептала я.
Губы едва двигались, став деревянными. Я попятилась. Герцог Ариндвальский схватил меня за плечи и рванул на себя. Он явно наслаждался моим страхом и беспомощностью. Чёрные глаза смеялись.
– Нет! Так не будет. Лучше я умру!
– Умрёшь, конечно. Пошли.
Я словно во сне двинулась за ним. Всё это было настолько страшно, что мозг цепенел.
Мы прошли в низкую чёрную дверь, литую из какого-то металла. Спустились по гладким ступенькам. Я поскользнулась и уцепилась за его камзол. Но Румпель даже руки не подал. Низкий тёмный коридор, чьи своды смыкались прямо над его наклонённой головой. Факелы. Часовые. Угрюмые. Вальяжные.
– Куда мы идём?
Голос мой дрожал и рвался, но Румпель не стал оглядываться. Он всё шёл и шёл, и я старалась от него не отставать. Подвал под замком. Разветвляющиеся коридоры. Запах человеческой нечистоты, плесени и… крови? Румпель распахнул очередную дверь. Острый запах пота, мочи, крови и чего-то не менее мерзкого. Я вошла, зажмурилась от яркого света, заморгала, открыла глаза. Огонь в странном очаге – клетке, подвешенной к сводам на цепи. Грузный полуобнажённый мужчина, стоящий ко мне спиной, блестящей от пота. И… Я не сразу поняла, что это. Видела много раз, но в кино и мельком. Поняла, когда мужчина вытащил щипцами какую-то раскалённую добела железку.
Дыба.
Мать твою! Это дыба! А на ней – узник. Я заорала и бросилась обратно, но Румпель перехватил, прижал меня спиной к груди и прошипел на ухо:
– Заткнись. И смотри. Внимательно смотри. Потому что вот это – твоё будущее.
…
Из подвала Румпель вынес меня на руках – мои ноги не держали. Но, когда мы оказались в саду, он всё же выпустил меня. Повернул к себе, удерживая за плечи, безжалостно заглянул в лицо.
– Вижу, что впечатление у тебя сильное. Даже сильнее, чем я предполагал. Вот и запомни его, Майя. Навсегда запомни. В этом веке нет вашего слащавого гуманизма. Фигового листика, прикрывающего реалии жизни. Здесь всё открыто, просто и откровенно. За это и люблю вот этот мир. Здесь люди подлинные в своей мерзости. Не те няшки, которые искреннее убеждены в собственной пушистости, но смотрят фильмы, в которых герои орут, когда чудовища разрывают их на куски. Нет. Они честно приходят на казнь и с наслаждением смотрят, не скрывая от себя внутренней потребности. И это правильно.
Я молчала, плохо понимая его слова. Словно одеревенела, в голове метались странные обрывки мыслей. Про оловянные пуговицы на его камзоле. Про потерявшееся колечко. И…
– Румпель, ты из нашего мира, – прошептала я. – Кто ты? Откуда ты сюда пришёл? И как?
Разум отчаянно пытался забыть увиденное, хватаясь за любые посторонние вопросы. Румпель усмехнулся. Мне показалось, что он понимает, что со мной происходит.
– Ты всё верно понимаешь, Майя. Я из Первомира. И я способен вернуть тебя обратно. В твой дом. К твоей дочери. И тебе всего лишь нужно заключить со мной сделку.
Я задыхалась. Я больше не могла тут оставаться. Закрывала внутренние глаза, стараясь не видеть то, что продолжало видеться, не слышать нечеловеческий вой пытаемого.
– Что ты хочешь? – спросила слабым, едва слышным голосом.
Но Румпель услышал.
– Твою дочь.
– Нет…
– Я не причиню ей зла, – он снова мягко коснулся моих губ большим пальцем. – Ты можешь за неё не бояться, Майя. И она мне понадобится не сейчас. Ты сможешь вернуться и наслаждаться вашим общением… шестнадцать лет. Ты сможешь её даже подготовить…
– Нет! – закричала я, пятясь. – Никогда!
Он зло сузил глаза. Но потом хрипло рассмеялся:
– Я даю тебе три дня, чтобы ты подумала. Три дня, Майя.
– Это ничего не изменит. Я не отдам тебе свою дочь. Никогда. Лучше умру. Лучше…
– Умереть это слишком легко, девочка. Запомни: у тебя три дня. На третий день время в твоём мире возобновит ход. И твоя дочь умрёт от голода, захлебнувшись собственным плачем в твоей квартире.
Он резко отвернулся и зашагал прочь. Мои ноги подкосились, и я всё же упала.
Аня… Анечка…
Я не сомневалась, что Румпель сможет это сделать.
Вспомнила мою девочку. Её пушистые светлые волосики и маленькие карие глазки… Вскочила на ноги и бросилась в Запретную башню. У меня больше не было времени для плана госпожи Карабос. И оставался лишь один выход.
Я буквально слетела вниз по лестнице, промчалась мимо скелетов, ворвалась в пустую комнату. Подскочила к тёмному зеркалу и закричала:
– Илиана!
Но зеркало оставалось таким же тёмным, словно выключенный экран смартфона.
– Илиана! Я согласна!
Мне было не до стихов, и свергнутая королева, видимо, это почувствовала. Зеркало замерцало, и я увидела страшную женщину совсем рядом. Она стояла у самой зеркальной поверхности и жадно всматривалась в меня. Мне почему-то показалось, что сейчас облизнётся.
– Майя, – прошептала она хриплым от волнения голосом, – что произошло?
– Румпель…
Но я задыхалась, не в силах выговорить ни слова. Однако Илиана, видимо поняла. Рассмеялась низким, воркующим голосом.
– О-о! Да, этот может.
В её тоне восхищение мешалось с ненавистью и нежностью.
– Он – твой любовник? – внезапно выдохнула я.
– Бывший любовник. Да. Моя правая рука и верный соратник… Верный. Я слишком поздно поняла, насколько он верный. И кому.
– Это он тебя…
– Конечно. Не Анри же?
– А тела королев?
– Иллюзия? Да, тоже он. Юмор у него такой. Одно из них, кстати, было с моим лицом. Шутник.
Мне было плевать. Какая вообще разница?! Там Аня и… И всё же я не могла удержать вопросов. Почему-то было важно их задать.
– Кто он? Это правда, что когти и…
Королева рассмеялась бархатистым смехом.
– А это уже моя иллюзия. И да, Майя, моей силы хватило установить запрет. Сюда Румпель не может войти. Чтобы ни случилось.
– Расскажи, как мне потом из зеркала перейти в свой мир, – опомнилась я.
– Что он сделал такого, чтобы ты изменила решение? – полюбопытствовала она. – Я вижу, что ты полна решимости. Чем он тебя так напугал?
– Он правда может сделать так, что в моём мире время возобновит ход?
Илиана задумалась. А потом медленно произнесла:
– Не знаю. Я не знаю пределов его возможностей. Он не владел магией до нашей встречи. Хитрый, страстный, очень умный. Это подкупало. Это… Ах, тебе не понять. Когда твой любовник не только хорош в постели, но ещё и умён… М-м… Признаться, в какой-то момент я настолько потеряла голову, что даже научила его магии!
– А ей можно научиться? Разве это не дар?
– Можно. И да, это дар. Румпель был лишён его. Но, когда восстал Анри, когда началась гражданская война, и силы брата неожиданно ворвались в столицу, я поделилась магией с моим… союзником. Как же я была наивна и глупа! Верила, что он мне верен… И только здесь, в зеркальном мире, перебрав все факты – а времени у меня оказалось много, даже слишком много – поняла, что и сам побег, и восстание, и победы Анри – дело рук Румпеля. Ох, как же я его ненавидела! Со всей яростью… Но… потом поняла, что ещё больше стала ценить его безжалостный ум.
– Ну что ж… У тебя будет возможность восхититься им ещё глубже, – я резко оборвала её поток восторга. – Румпель сейчас у власти. Моими руками сверг Белоснежку. И не удивлюсь, если чьими-то – Анри.
Чёрные глаза блеснули радостью:
– О-о… Снова встретиться с главным врагом. Как это восхитительно! Но на этот раз я не поддамся его чарам! И мы ещё посмотрим кто кого…
Её аж трясло от предвкушения. Она протянула руку, положила ладонь на обратную поверхность зеркала.
– Твоя обидчица часто подглядывает за тобой в зеркало. Ты этого не видишь сейчас. Но в зеркальном мире увидишь сразу. Под любым предлогом уговори её дать тебе руку.
– Но как? Она же понимает и не захочет…
– Это твоё дело, – королева пожала плечами. – Как хочешь. Например, вечной молодостью. Её всегда волновала собственная внешность. Она даже была добра, пока была молода и красива. Я не знаю. И это не моё дело, не так ли?
Да, это было верно. Да и есть ли у меня другой вариант?
Наладить отношения с Белоснежкой. Да ещё и под чутким контролем Румпеля. Сделать для всех счастливый конец – на это нужно время. И не три дня, которые злодей мне предоставил. Вариант Румпеля, конечно, невозможен. Ну и… всё. Выбора у меня попросту нет.
Я должна вернуться в мой мир, к моему ребёнку. А проблемы этого мира – не мои проблемы. Мне жаль Кота. Мне жаль Белоснежку. Очень жаль! Они останутся в мире, где два великих злодея устроят междоусобную войну. Но… Я не могу им помочь. Просто не могу. Я должна спасти свою дочь.
– Ты всё ещё колеблешься? – насмешливо заметила Королева. – Может, обратишься к Румпелю? Он поможет.
Я вздрогнула. И вдруг внезапная мысль ошарашила меня.
– Илиана… Я правильно… этого же не может быть… Ты же не хочешь сказать, что Румпель – отец Бертрана?
Она приподняла брови и саркастически улыбнулась.
– Почему не может быть?
– Но… он же не рыжий!
Мой голос внезапно охрип.
– Кто сказал? – Илиана откровенно смеялась. – Человек, возраст которого не изменяется в десятках лет, разве не может, по-твоему, по собственному желанию изменить собственную масть?
– Но… Господи…
– Как же ты глупа! Ты думаешь, если бы Румпель не заступился за Эрта, то Анри оставил бы в живых моего сына?
Это прозвучало логично. Льдинки, кружившиеся в водовороте моего сознания, внезапно сомкнулись в слово «вечность».
– Ну? Долго ещё? – нетерпеливо окликнула меня королева. – Или ты передумала? Зачем тянешь время?
Действительно: зачем? Я выдохнула, подняла руку…
– Майя!
Его не может быть здесь… Не должно, не… Я застыла. Сердце бешено заколотилось. На миг. Но этого оказалось достаточно. Крепкие руки обхватили мои плечи, отдёрнув от зеркала.