Сара заперла заднюю дверь офиса газеты и пошла домой. Она неторопливо шла вдоль забора, который отделял собственность Калхоунов от города, и пребывала в настоящем смятении.
Статья в газете вовсе не принесла тех результатов, на которые она рассчитывала. Жернова сплетни раскручивались совсем в другом направлении. Не приходилось сомневаться, что все задавались вопросом, не собирается ли Сара сама претендовать на роль миссис Донован. Вот уже два дня она ловила на себе любопытные взгляды и порой слышала ядовитые шепотки, когда шла по городу. И каждый подобный случай все больше подрывал ее и без того хрупкую уверенность, которую она сумела обрести три года спустя после скандала, связанного с именем Люка Петри.
Предполагалось, что последняя ее публикация выведет Донована из себя. Сара мысленно нарисовала несколько сценариев, в которых разъяренный Донован врывается в офис, где изливает свое неудовольствие, сопровождая слова бранью, возмущенными криками и раздраженными жестами. А она своими умными, язвительными репликами ставит его на место, доводя до настоящего бешенства.
Однако она лишилась даже такого удовольствия. Прошел слух, что этот человек уехал из города; он даже не знал о статье.
Подойдя к тыльной части дома Калхоунов, Сара услышала легкое ржание и заглянула за забор загона.
– О, не может быть! – Сара подобрала юбки и подбежала к громадному гнедому мерину, который стоял по другую сторону забора. Отделенная забором, ее собственная гнедая лошадь заржала на чужую. – Грозный? – недоверчиво спросила Сара. Она дотянулась одной рукой до поводьев, а другой погладила мерина по холке. – Что ты здесь делаешь?
– Это и мой вопрос.
Вздрогнув, Сара обернулась и увидела Донована, появившегося из-за фасада дома.
– Я думала, что вас нет в городе! – вырвалось у нее.
– Следите за мной, дерзкая девчонка? Я польщен.
– Я имела в виду вовсе не это! – отрезала она. Когда Джек протянул руку, чтобы взять у нее поводья, она не позволила ему это сделать. – Что вы хотите?
– Забрать свою лошадь. – Донован наклонился над Сарой, так что его широкая грудь оказалась в дюйме от ее лица, и вырвал из ее руки поводья.
– Ваша лошадь? Эта лошадь принадлежит Катеру Джонсону.
Джек Донован, все еще находившийся в неприличной близости от Сары, вскинул бровь.
– Теперь вы обвиняете меня в воровстве, малышка?
– Разумеется, нет. И не называйте меня больше малышкой.
– Хорошо, Сара. Я думаю, что если кто-то из нас и конокрад, то это вы.
– Я?
– Именно вы стоите здесь с моей лошадью. Что мне прикажете думать?
– Вы купили эту лошадь у Катера Джонсона?
– Именно так.
Сара закрыла глаза и глубоко вздохнула. Положение только усугублялось.
– Что ж, мистер Донован, вы купили себе мешок неприятностей. Вы можете ждать их в любой момент, пока находитесь в городе.
– Вы планируете выкрасть мою лошадь?
Глаза Сары широко открылись, она сердито посмотрела на его ухмыляющееся лицо. Эта детская ямочка на щеке никак не гармонировала с озорными искорками в его глазах, которые придавали его лицу плутовское выражение.
– Не будьте смешным. Грозный привык к тому, что он принадлежит мне, и он до сих пор считает, что это его дом.
Донован перевел взгляд с Грозного на гнедую лошадь в загоне, которая была почти его копией, затем снова взглянул на Сару.
– Он привык быть вашим?
– Да. Моя мать и я вынуждены были продать Грозного три года назад, когда умер мой отец. Нам нужны были деньги. Мы продали его Морту Тэннеру.
– Морту? Этому коротышке с голубыми глазами, который постоянно торчит возле салуна?
– Да, Морту. – Сара глубоко вздохнула. – Ничего из этого не вышло. Когда Грозный принадлежал нам, он полюбил лепешки из мелассы, поэтому постоянно убегал от Морта к нам. Мы вынуждены были отдать Морту деньги и продали Грозного Катеру Джонсону, который живет гораздо дальше. Мы думали, что это разрешит проблему. И вплоть до сего момента так оно и было.
Донован нахмурился.
– Стало быть, вы хотите сказать, что как только я приеду в город, моя лошадь станет околачиваться здесь?
Сара сцепила руки.
– Вероятно. Именно по этой причине я и назвала его Грозный.
Донован смотрел на нее так долго, что Сара с трудом преодолела желание пошевелить ногами, словно девочка, которую застали за тем, что она играет с украшениями матери. Наконец Донован покачал головой.
– Женщина, как только я встретился с вами, со мной стали происходить всякие безумные события.
Румянец набежал на щеки Сары.
– Надеюсь, вы за это не меня вините.
Джек Донован пожал плечами.
– Я просто говорю, что жизнь стала более интересной с тех пор, как вы стали меня преследовать.
Сара возмущенно нахмурилась.
– Да я никогда…
– Вы это делали, – подтвердил Джек, и уголки его губ дрогнули.
– Мистер Донован, вы же знаете, что меня побуждало к этому дело!
– К чему эти формальности? Вы можете называть меня Джеком, после того как мы выяснили, что значим друг для друга.
– Я едва знаю вас!
– А я буду называть вас Сарой, – продолжил он, словно не расслышав ее слов. – Хотя малышка вам подходит больше, особенно после того поцелуя, которым вы меня наградили недавно.
– Это я вас наградила? Да вы сами…
– Вы становитесь такой хорошенькой, когда сердитесь! – Джек погладил ей щеку, при этом ее протест быстро угас. – И мне хочется затащить вас на ближайший сеновал и посмотреть, какой горячей вы можете быть.
– Мистер Донован… Джек… – пролепетала она.
– Мне нравится, как вы произносите мое имя. – Он приблизился к ней настолько, что ее грудь коснулась его груди. – Держу пари, в этой конюшне есть сеновал, не правда ли?
Сердце Сары яростно застучало. Должно быть, этот Донован обладал способностью посылать какие-то сигналы, которые порождали в Саре желание забыть, что он считает ее достаточно хорошенькой, чтобы завалить на кровать, но недостаточно хорошей, чтобы жениться на ней. Ее дыхание участилось, и она отступила на шаг, надеясь, что эта дистанция поможет ей взять себя в руки.
– Такие разговоры неприличны и неуместны, мистер Донован.
– Давай, Сара. – Он понизил голос до нежного воркования. – И ты, и я – мы оба знаем, что в тебе теплится огонь, который то затухает, то разгорается. Я не понимаю, чего ты боишься.
– Я ничего не боюсь, а меньше всего – мужчины, который одевается как преступник и не имеет понятия о необходимости соблюдать приличия в обществе.
– Приличия в обществе, говоришь? По крайней мере, я знаю, кто я такой, малышка. А ты можешь сказать это о себе?
Ее пальцы сжались в кулаки.
– Пожалуйста, забирайте свою лошадь и убирайтесь с моей собственности. И я буду благодарна, если вы впредь оставите при себе ваши гадкие намеки.
– Какие намеки, черт побери! Я говорю прямо. Вы созданы для любви, Сара, но вы настолько замкнулись в себе, что внутрь не пробьется даже солнечный луч.
Она поджала губы.
– Вы оскорбили меня второй раз. Пожалуйста, уходите.
Джек Донован покачал головой:
– Не собирался оскорблять. Я просто ожидал, что такая женщина, как вы, осознает правду, если услышит ее. Должно быть, я ошибался.
– Мне не нравится ваша версия правды, мистер Донован. – Сара встретилась с его взглядом, надеясь, что он не заметит обиды в ее глазах.
– В таком случае давайте услышим вашу версию, прелестная Сара. Вы живете истиной других людей настолько долго, что я сомневаюсь, что можете теперь отыскать свою собственную. – Он повернулся, чтобы уйти, но опять остановился. – Между прочим, я благодарен вам за вашу статью в газете обо мне. Это наверняка облегчит мне поиск жены.
От этого надменного тона Саре захотелось закричать.
– Я надеюсь, что вы заполучите в точности то, чего вы хотите, мистер Донован.
– Я всегда добиваюсь того, чего хочу, Сара. – Он дотронулся до поля шляпы в знак прощания. – Хорошего вам дня.
Донован уходил, насвистывая, ведя под уздцы свою лошадь и оставив Сару с клокочущими эмоциями и уязвленной гордостью.
Неделю спустя, после долгого, пыльного дня, в течение которого Донован собирал новый скот в стадо, он вошел в свой темный дом, оставив остальных рабочих в ночном корпусе. Лунный свет проникал внутрь через окна, но Доновану, в общем-то, и не нужен был свет.
Он повесил шляпу на вешалку возле двери и провел пальцами по пропитанным потом волосам. Можно было бы принять ванну, но он чувствовал себя слишком измотанным, чтобы тащить корыто и кипятить воду. Придется обойтись кухонным насосом.
Джек стянул с себя рубашку, с облегчением почувствовав, как прохладный ночной воздух омывает его влажное от пота тело. Бросив грязную одежду на пол, он сунул голову под насос, давая возможность прохладной воде смыть грязь с кожи. Несмотря на усталость, Донован предпочитал целый день заниматься пыльной работой со скотом, чем снова переживать то, что происходило в течение этой недели, после того как эта дерзкая девчонка опубликовала свою статью в газете.
Джек Донован знал ритм охоты так же хорошо, как ритм работы своего сердца. Ему был знаком запах и вкус преследования, он всегда был хищником, а сейчас впервые сделался добычей.
Джек пробормотал ругательство, затем снова сунул голову под струю воды и стал тереть лицо двумя руками, словно пытаясь смыть воспоминания.
Это не помогло. Он выпрямился и бросил сердитый взгляд в темноту. Вода стекала по его щекам и шее. Черт бы побрал эту женщину! Она преследовала его днем и ночью. Буквально все приводило его к ней, даже эта чертова лошадь.
Донован запустил руки в волосы, выжал из них воду, затем посмотрел на ту часть одежды, которая все еще оставалась на нем. Пожав плечами, он нагнулся и стянул ботинки. Была полночь, и здесь никого, кроме него, не было. Он мог вымыться весь.
Сняв с себя одежду, он бросил ее на пол, при этом его взгляд упал на пироги на столе. Их было шесть, и при каждом из них находилась записка. Шесть различного вкуса пирогов, испеченных шестью различными женщинами, заинтересованными в том, чтобы выйти за него замуж. Он стиснул челюсти. Эта проклятая Сара заставляла его разогреваться сильнее, чем паровая машина в середине июля.
Он повернулся к насосу, обнаженный и возбужденный. Черт бы побрал эту женщину! Куда бы он ни повернулся, он наталкивался на женщин, нацеленных на замужество. Они шутили, флиртовали и падали в обморок. Они останавливали его на улице, приезжали к нему на ранчо и преследовали его в городе. Единственное место, где они его не подстерегали, был салун, но у Донована было такое ощущение, что вскоре он не спасется от них и там. Он вынужден был брать с собой Мэтта или Амоса, чтобы те всегда находились на расстоянии вытянутой руки. Продуктовые подарки были лишь малой частью того, что превратилось в полномасштабное, по всем правилам науки, преследование Джека Донована. И все после этой чертовой публикации!
Поначалу его позабавила статья Сары. Сейчас его раздражение по этому поводу все более возрастало.
Он наскоро ополоснулся, после чего собрал всю грязную одежду и пошлепал в обнаженном виде по темному, пустому дому. Его страшно шокировало поведение некоторых «хороших» женщин. Их поведение не соответствовало тонкостям истинной охоты. Если бы они в самом деле пошли по следу, то не смогли бы поймать даже полевую мышь, поскольку были слишком шумными, неуклюжими. Черт побери, иные девицы из салуна казались гораздо менее коварными и порочными.
Джек Донован поднялся по лестнице в спальню и покачал головой. Он начинал задумываться, есть ли в целом городе хотя бы одна женщина, которая не прибегала бы к заговорам и не строила планов привлечь внимание мужчины.
«Одна все-таки есть, – решил он, толкнув дверь в спальню. – Сара Калхоун».
Вздохнув, он бросил одежду на стул. При той скорости, с которой движется дело, его кровать останется пустой еще долго. Он не мог заполучить Сару и не нашел никого другого, кто потешил бы его фантазию так, как тешила она. Что касается других…
Джек содрогнулся. Как бы он ни хотел иметь жену, он не мог даже представить себе, что может оказаться привязанным в течение всей жизни к одной из этих ждущих его внимания женщин. Сара была единственной, кто не пытался втереться к нему в доверие. Он поддразнивал ее лишь потому, что какая-то упрямая часть его хотела, чтобы она попыталась это сделать.
Он зажег лампу и повернулся к своей холодной холостяцкой кровати.
– Добрый вечер, Джек Донован.
Джек вздрогнул и уставился на женщину, которая возлежала на матрасах. Она улыбалась, демонстрируя крохотный зазор между двумя передними зубами, который он в другое время и в другом месте нашел бы очаровательным. Сейчас же он мог лишь ошеломленно наблюдать за тем, как женщина села и лениво провела рукой по каштановым волосам.
– Я уже начала было думать, что вы не собираетесь возвращаться домой. – Она наградила его томным взглядом черных глаз.
– Миссис О’Брайен? – произнес Джек Донован наконец, все еще не в силах оправиться от шока.
– Кейти. – Миссис О’Брайен встала на колени, ее обнаженные ноги были прикрыты простыней. – Вы можете называть меня просто Кейти, а я буду называть вас Джеком.
– Кейти?
Она скользнула по нему жарким взглядом, заставив его вспомнить, что он был голым. Он схватил со стула рубашку и обвязал ее вокруг талии.
– Что вы здесь делаете?
– Я подумала, что вы, наверное, уже устали от этих юных глупышек, которые охотятся за вами, – сказала незваная гостья, соскальзывая с кровати. Ее батистовая сорочка не могла скрыть аппетитной, полной фигуры, словно созданной для того, чтобы у мужчины потекли слюнки. – И еще я подумала, что, возможно, вы пожелаете для разнообразия женскую компанию.
– Я…я…гм… – Дар речи покидал Донована при виде того, как пышущая зноем вдова приближалась к нему. Она была прелестной и жаждала объятий. Так чего же он ждет? – Миссис О’Брайен…
– Кейти, – шепотом подсказала она, гладя ладонями его нагие плечи.
Он стал пятиться назад, пока не уперся задом в бюро. Она двигалась за ним, наступая.
– Миссис О’Брайен, – снова пробормотал он.
– Я права? – Глаза Кейти сверкнули чувственным блеском, ее рука потянулась к его груди и животу.
Он схватил ее за запястье раньше, чем ее пальцы успели бы коснуться его тела.
– Я никогда не считала вас слишком застенчивым, – сказала Кейти. – Надеюсь, вы не обидитесь, но я полагаю, что женщине нужно проверить мужа до того, как она станет его женой.
Надо было отдать ей должное: она знала, чего хотела.
– Вы очень честны, – сказал Донован. Если бы Сара была такой, как эта земная, чувственная вдова. Он знал, что из личины чопорной и добропорядочной Сары всей душой хочет освободиться страстная и пылкая малышка.
– Что верно, то верно, – сказала Кейти, отвлекая его от размышлений. – Я должна испытать вас, а вы – меня. – Она улыбнулась. – И, между прочим, я оставила свой пирог на столе среди других.
Донован засмеялся. Заглянув в ее карие глаза, он задал себе вопрос, почему он колеблется. Кейти О’Брайен отвечала всем его требованиям. Она была вдовой владельца ранчо, привыкла к тяжелой работе и была отличным поваром. Помимо этого, она доказала способность к воспроизведению потомства, подарив покойному мужу сына. И была привлекательной. Любой здравомыслящий мужчина ухватился бы за это предложение и потащил бы Кейти к ближайшему священнику.
Должно быть, он безумный – это единственно возможный ответ на все вопросы.
– Я очень сожалею, миссис О’Брайен, но я должен вам отказать. – Джек неловко выскользнул из пространства между бюро и женщиной и умудрился схватить со стула штаны.
– Я могу помочь вам изменить решение. – Кейти сдернула перед его изумленными глазами сорочку. Ее аппетитная точеная фигурка могла бы совратить даже монаха. Донован смотрел на нее во все глаза, однако она не будила в нем желания.
Это была не Сара.
При мысли о Саре он почувствовал прилив возбуждения. Он прикрылся штанами, чтобы это не заметил острый глаз Кейти О’Брайен.
Черт побери! Сара – это ошибочный выбор.
Но и Кейти О’Брайен тоже не выбор. И будь он проклят, если понимает почему.
– Джек!.. – Вдова протянула к нему руку, но он увернулся от ее прикосновения.
– Я очень сожалею, миссис О’Брайен! – резко сказал он, пятясь к двери. – Такая женщина, как вы, заслуживает мужчины, который ее оценит. Я пойду оседлаю лошадь и отвезу вас домой.
Сара лежала, глядя в потолок своей спальни. Она должна была бы заснуть несколько часов назад, но ее возбужденный мозг отказывался предоставить ей отдохновение. Джек Донован превратил ее спокойную, простую жизнь в настоящий хаос.
Она откинула покрывало и сползла с кровати. С того момента, как он соблаговолил заметить ее во время весеннего, танцевального праздника, ее жизнь стала предметом всеобщего внимания и слухов. Подойдя к окну, Сара прижалась лбом к раме. Она так старалась поправить свою подпорченную репутацию. Она ушла от образа страстной молодой женщины, влюбленной не в того мужчину, и превратилась в добропорядочную и респектабельную деловую женщину, которая руководит городской газетой.
Эта газета спасла ей жизнь.
Печаль поднималась в ней, словно густой туман, скрывая настоящее и открывая сцены из прошлого, чтобы мучить ее. Она видела отца, видела свою сестру, всегда такую красивую, развлекающую своих поклонников, пока она, Сара, работала долгими, одинокими ночами, пачкая кожу чернилами, видела Люка Петри… Именно тогда, когда он появился, начались все неприятности.
«Какой отчаянной я была», – подумала Сара, и глаза ее увлажнились от подступающих слез. Наконец-то мужчина заметил ее. Ее, Сару, «умную» сестру. Она верила каждой лжи, которую ей плел Люк Петри; отдала ему сердце и девственность. А он в ответ убил ее отца.
И независимо от того, соизволят ли жители города простить ее или нет, она будет жить с сознанием своей вины всю оставшуюся жизнь.
К груди подступили рыдания. Сара безжалостно подавила их, сжав губы. Она знала, что ее позор обрек ее на жизнь без мужа и без детей. Мало найдется таких мужчин, которые возьмут в жены женщину с подпорченным прошлым, к тому же она была не до такой степени безумна, чтобы принять предложение от любого мужчины. Она похоронила ту часть себя, которая жаждала быть женой и матерью, и сосредоточилась на том, чтобы воплотить отцовскую мечту о высокотиражной газете.
В то время как другие редакторы крохотных городских газет размещали свои газеты в старых амбарах или даже под открытым небом, Мак Калхоун потратил все свои сбережения на то, чтобы построить маленький офис для «Бэрр кроникл» прямо на Мейн-стрит. Он стал зарабатывать дополнительные деньги, печатая объявления для других отраслей бизнеса. Он поклялся, что «Бэрр кроникл» станет самой популярной газетой в штате, и Сара, как и он, хотела, чтобы так и произошло.
Сара смахнула слезу со щеки и попыталась успокоиться, разглядывая вид из окна. Вдруг она увидела внизу какую-то движущуюся тень.
Сара прижалась лицом к оконному стеклу и присмотрелась повнимательнее к тени. Вскоре облака поредели, и при лунном свете она различила сидящего на лошади мужчину. Это был Джек Донован.
У Сары участился пульс. С какой стати он находится здесь, у нее под окном, среди ночи? Это походило на сцену из какого-нибудь дешевого любовного романа.
Сара могла бы ошибочно принять тень за Донована, если бы Грозный не вскинул в этот момент голову. Лошадь она узнала сразу. Донован выехал на освещенное луной место и посмотрел на окно ее спальни.
Сара понимала, что надо бы отойти вглубь. На ней была одна ночная рубашка, а он мог ее увидеть. Это было верхом неприличия. Но по какой-то причине она не могла сдвинуться с места… или не хотела.
«Вы созданы для любви». Сара словно опять слышала эти слова, словно он шептал их ей на ухо, и по ее телу пробежал трепет. Он сам не знал, насколько был прав и как трудно ей было обуздать в себе малышку.
Саре был хорошо знаком огонь, который полыхал внутри ее. Долгое время страстная натура была ее слабостью. Ее бурные эмоции причиняли ей больше вреда, чем пользы, в особенности, когда она отпускала вожжи. Так было и тогда, когда она настолько рассердилась на Джека Донована, что написала ту статью, которая бумерангом породила множество сплетен о ней самой.
Но еще хуже, чем ее неконтролируемый нрав, были желания Сары, которые ее томили, те тайные мысли, которые часто овладевали ею по ночам. В душе она была чувственна и за это ненавидела себя.
И вот сейчас Сара не могла отойти от окна, подтверждая тем самым свою подлинную натуру, бесстыдно демонстрируя себя на радость стоящего внизу мужчины. Ей следовало бы находиться сейчас в постели, как всякой добропорядочной и уважаемой женщине. А она не может оторваться от окна, не может нарушить ту связь, которая возникла между ними.
Сара знала, что он желал ее; он дал понять это совершенно определенно. Но она не захотела признаться в том, что испытывает взаимные чувства. Желания, которые пробудил его поцелуй две недели назад, усиливались с каждой новой встречей, но в полной мере пробудились сейчас, наполнив жаром все ее тело.
Сара, казалось, чувствовала на себе его взгляд. Ее тело тут же отреагировало: у нее набухли соски, и она ощутила слабость в коленях. Сара закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы замедлить удары сердца, затем подняла дрожащую руку к оконной раме, страстно желая ощутить теплую плоть вместо холода стекла.
Но отдаваться этим опасным чувствам означает накликать беду. Донован дал ясно понять, что он хочет видеть в ней лишь партнершу в постели, а не невесту.
Сейчас она знала, что Джек Донован делает под ее окном среди ночи. Он глубоко заглянул ей в душу, в самую скрытую часть ее, и понял, что она была рабыней своих страстей.
Сара сдерживала свои эмоции, но на самом деле не хотела ничего другого, кроме как выйти наружу, шагнуть в кольцо его рук и отдаться пожирающему ее пламени.
Он понимал, что не следовало Грозному давать волю.
Донован окинул взглядом дом Калхоунов. Он был построен добротно, покрашен в белый цвет, окружен широким крыльцом, его окна были из настоящего стекла. Кто-то посадил цветы вдоль тротуара. Кружевные шторы колыхались от дуновения ночного ветерка. Это был не просто дом. Это был домашний очаг.
Он уловил легкое движение в одном из верхних окон и присмотрелся внимательнее. В окне видна была женщина, ее освещенная лунным светом ночная рубашка отливала белым цветом, волосы – золотистым.
Сара.
Его тело мгновенно среагировало на увиденное, и Донован чертыхнулся. Ну почему, черт возьми? Почему он так бурно реагирует на единственную женщину в городе, которая не бегает за ним? На единственную женщину, которую он даже не собирался рассматривать в качестве жены?
Она была хорошенькой, но и дюжина других женщин были не менее хорошенькими. К тому же Джек никогда не питал особых симпатий к блондинкам. Ему нравились брюнетки с большими черными глазами. Скорее вдова О’Брайен принадлежала к его любимому типу женщин. Но по какой-то причине именно Сара возбуждала в нем чувства. Блондинка с большими голубыми глазами, в накрахмаленных юбках, видящая перед собой лишь одну цель. Было время, когда он был уверен, что она выяснит, кем он был раньше, и напечатает эту историю в газете, лишив его возможности начать все сначала. Если у него есть хоть капля мозгов, он должен держаться от нее как можно дальше.
Однако же он сидит сейчас возле ее дома, словно ковбой, сгорающий от любви к дочери своего босса. Конечно, любовь не имеет никакого отношения к этому, все объясняется одним физическим влечением между ним и Сарой.
Во всяком случае, Джек надеялся, что дела обстоят именно так.
Он был очень близок к тому, чего давно хотел, и не мог допустить, чтобы теперь что-то встало на его пути.
Натянув поводья, он повернул лошадь и галопом унесся в ночь.