Настя
Я всё ещё улыбалась после разговора с Ромой. Он сам позвонил, поинтересовался, как у нас дела, и даже отчитался, как муж. Забавно.
— Дашуль, ну что, выбрали, значит?
Она заворожённо водила пальчиком по экрану планшета, рассматривая тот самый «принцессин балдахин».
— У меня такая будет?
— Теперь да, — я погладила её по голове.
Даша улыбнулась, и в новом домашнем костюме она была такая зайка, что захотелось её пощекотать.
Я заметила, что она слегка оттаяла и время от времени пыталась уткнуться мне в бок, как будто искала тепла. В такие моменты сердце кровью обливалось, и я обнимала её и целовала в макушку.
Как же много теряет Диана, но ей не объяснишь. У неё свои голоса в голове, что уж они там ей нашёптывают, какие гадости. Даже думать не хочу. Хватило её пьяных голосовых и бредовых сообщений в мессенджере. Я ей так и не ответила.
Позже мы вышли на прогулку в парке, и раскачивая Дашу на качелях, я спросила:
— Даш, а как тебе дядя Рома?
Она моргнула непонимающе.
— Ну, он хороший?
Она пожала плечами.
— Он добрый.
Она пока с трудом выговаривала букву «р», но старалась.
— Да, это точно, — задумчиво пробормотала я. — Добрый. А ты хотела бы с ним жить? Постоянно?
Она помолчала, а потом в глазах мелькнула грусть.
— Ты уедешь?
Я остановила качели и поторопилась её успокоить, взяв за руку.
— Я не про то, Даш, я только про дядю Рому спрашиваю. Я никуда не денусь, обещаю.
— Мы будем жить вместе? — она задрала ко мне голову, глядя с надеждой.
— Если ты захочешь, — осторожно ответила я.
Она закивала, и я от её улыбки едва не растеклась лужицей.
Мы шли по парку, пиная листья, Даша отбежала в сторону, нашла целую кучу и топталась по ним, радуясь шелесту, который они издавали.
Рядом пробежал мальчишка в ярких резиновых сапогах, не обращая внимания на лужи, и я увидела, как у неё загорелись глаза.
Я представила, что будет с её новенькими кроссовками, и думала остановить, но она даже не попыталась «нарушить правила».
— Даш, а ты по лужам побегать не хочешь? — усмехнулась я, вспомнив, как сама обожала это в детстве.
Она помотала головой, с грустью взглянув на кроссовки. Я вообще заметила, что она старалась не доставлять хлопот.
Когда мы вчера вернулись из магазина, она дважды вытерла обувь на коврике. Что-то дёрнуло меня сказать:
— Пойдём купим тебе сапожки.
В кармане у меня была карточка Ромы, ещё утром я пообещала себе, что воспользуюсь ей только в крайнем случае, но он меня поймёт, я уверена.
Я повела Дашу в ближайший торговый центр, где и купила ей, совершенно обалдевшей от этого нескончаемого потока подарков, ещё и яркие резиновые сапоги.
Её лицо надо было видеть. Её кукла так не обрадовала, как эти жёлтые красавчики. Прямо в них она выбежала на улицу и застыла перед лужей.
— Ну? — подбодрила я её.
Первый раз переступить через запрет ей было нелегко. Наблюдать за тем, как она делает первый шаг, было и забавно, и грустно.
А потом она распробовала и так развеселилась, что я не выдержала и сделала пару кадров. Отправила Роме, надеясь, что не отвлекаю его от какого-нибудь страшно важного совещания.
Как ни странно, ответ пришёл через минуту.
«Завидую», — написал он.
Я моргнула, прочитав единственное слово несколько раз, и набрала в ответ:
«Тоже хочешь?»
«Ага. А такие бывают 46 размера?»
Я рассмеялась, представив его в жёлтых резиновых сапогах, и, повинуясь идиотскому порыву, взяла и заказала точно такие же его размера. Потом пожалела и решила сделать отказ, но тут меня отвлекла Даша.
Запнувшись, она упала на асфальт, я бросилась к ней, собираясь сразу успокоить, ожидая плача, и криков. Но она сидела на земле, выставив вверх содранную ладошку, слёзы катились из огромных глаз, губы дрожали, но она не издавала ни звука.
И хуже всего была не ссадина, а то, что она не позволяла себе кричать, даже когда больно.