Ваше Сиятельство #5

Глава 5 Я теряю силы

Само начало беседы с мамой стало неожиданным для меня. Поначалу я даже понял к чему она клонит. И происходило все так: войдя в столовую, и присев на стуле напротив, графиня с полминуты молча смотрела на меня. Смотрела с явным осуждением, ее красивые карие глаза словно хотели меня спросить: «И как же ты после всего этого объяснишь свое жуткое поведение?». Затем Елена Викторовна скорбно сказала:

— Бедная Оля Ковалевская! Как я ей сочувствую!

— Чего-чего? — я в самом деле не понял смысл этих слов после столь долгой молчаливой прелюдии. Не донеся до рта кусочек омлета, я уставился на маму и добавил на всякий случай для понимания: — Если ты не в курсе, Оля не бедная — у нее все нормально с деньгами. И она счастлива, ведь у нее есть я.

— Да, она была бы прямо в восторге, если бы знала, что ты вчера сотворил! — мама тут же глянула на кухонную дверь, заговорила тише: — Ну-ка рассказывай, что ты делал в подвале с сестрой Майкла!

— Разве ты не знаешь? — я разыграл изумление и сунул в рот кусочек омлета.

— В том-то и дело, что знаю! Я все знаю! — негромко, но сердито проговорила мама.

— А зачем тогда спрашиваешь? — теперь я разыграл удивление предельное, даже глаза слегка вытаращил, в то время как из меня просился смех.

— Саша! Ты, что, снова издеваешься⁈ — она глянула на вышедшую из кухни Ксению и шикнула: — Сейчас молчи!

— Так молчать или рассказывать? — конечно, я откровенно валял дурака. Видя, что графиня уже слишком злится, сказал: — Мам, мы занимались магией. В чем вопрос? Почему тебя это так сильно заботит. Заботит даже больше, чем явление Артемиды и Геры. Или ты уже привыкла к появлению богинь? — упоминанием Небесных я хотел увести наш разговор от Элизабет.

— И об этом я тоже собираюсь поговорить. Чтоб ты знал, мне пришлось перед сном пить сердечные капли. Из-за тебя! Из-за этих представлений в подвале! Миссис Барнс! Боги! В нашем подвале боги и скандалы! И еще кое-что, чего нельзя терпеть! Это какое-то сумасшествие! Майкл меня весь вечер успокаивал, — Елена Викторовна дождалась пока служанка поставит перед ней тарелки с завтраком, потом сказала: — Ксения, ступай на кухню, приготовь кофе, но пока не приноси — я позову. И когда служанка ушла, сказала, погрозив мне пальцем: — Имей в виду, Майкл не догадывается, что произошло между тобой и его сестрой. Эта Элизабет, видно по всему не очень хорошая женщина, но она его единственная и горячо любимая сестра! Для господина Милтона, очень воспитанного молодого человека, будет шоком, если он узнает всю правду о вас! Не вздумай хоть как-то перед ним проявить свои постыдные отношения с ней! Взрослый, видите ли, он! Миссис Барнс старше тебя на десять с лишним лет! Ты знаешь, что у нее есть муж⁈ Как ты вообще мог на такое пойти!

— Сам не знаю, — я пожал плечами и будто невзначай добавил. — Кстати, ты тоже старше Майкла почти как Элиз меня.

— Саша! — графиня стукнула ладонью по столу, и тревожно зазвенела посуда: — Не смей говорить мне о возрасте!

— Прости, мам. Это так случайно вышло, что называется к слову. А Майклу я не скажу. И даже Теодору не скажу, — у меня с языка чуть не сорвалось: «Элизабет уже сама ему все сказала». Но как меня не забавляла ситуация и как мне не хотелось еще подурачиться, портить нервы графине я не хотелось. — Все, на этом вопросы по вчерашнему исчерпаны? — с надеждой спросил я и вернулся к омлету.

— Нет не все. Мне очень тревожно. Вокруг тебя постоянно что-то происходит. Тебя все время куда-то тянет, если не к самым хорошим женщинам, то в самые жуткие неприятности! Такие, что даже боги здесь появляются! Это все Астерий, который вселился в тебя! Ты таким не был! Я тебя таким не воспитывала! — она все-таки вязала вилку и нож в руки, вспоминая о завтраке. — Мне, Саша, так хочется покоя, а с тобой его нет.

— Мам я завтра уезжаю на два дня — отдохнешь, — я уже сообщал Елене Викторовне вскользь, что выходные проведу с Ольгой и ее отцом, но куда мы полетим и для каких целей, разумеется, не говорил.

— Я хочу покоя не без тебя, а покоя с тобой. Чтобы ты был нормальный, и чтобы не происходило этого ужаса вокруг, — она обернулась на звук открывшейся двери — в столовую вошел Майкл.

Тут же улыбка вернулась на лицо Елены Викторовны. И дальше наши разговоры сместились в сторону богов. Я постарался отвечать уклончиво, отшучивался, быстро выпил поднесенный Ксенией кофе и поспешил собираться в школу.

Уроки сегодня тянулись как-то особо долго, может, потому что на первых четырех не было Ковалевской. Она мне оставила сообщение, что занимается с отцом вопросами нашей поездки. Какие именно там решались вопросы, Ольга пояснять не стала, и я не стал спрашивать.

А после занятий, когда мы вышли из класса и спускались по лестнице, княгиня, прощаясь, сказала:

— Саш, до завтра. Нескучно тебе провести время с Ленской, но не слишком там заигрывайся.

— Оль, ты обижаешься? — я задержал ее руку.

— Нет… Хотя не знаю, — она пожала плечами. — Да, я ревную, если ты об этом. Но если я обижаюсь, то не на тебя, а на то, как устроен наш мир. Я уже говорила об этом. Почему он сделан в большей степени для удобства мужчин? С другой стороны, на мир обижаться глупо. Это все равно как обижаться на то, что на улице идет дождь — просто такова реальность.

— Оль… — я отвел ее в левое крыло вестибюля, где стояли огромные керамические горшки с пальмами, и обнял там, больше не говоря ни слова.

— Ладно, Саш. Я знаю, что она тебе нужна. Знаю, что ты… — она увернулась от моего поцелуя, но со второй попытки я поймал ее губы.

— «Что я»? — продолжил я ее слова, — ну говори, «что я»?

— Ты — самец, извини за вульгарно-биологическое сравнение. Матерый такой самец, — ее глубокие как небо глаза смотрели на меня с усмешкой. — И мне это отчасти нравится. Но до тех пор, пока я знаю, что я — твоя самая первая, неоспоримо лучшая. Не забывай меня радовать этим приятным знанием, подтверждай его, и я буду терпеть твою Ленскую.

— Ты самая-самая матерая самка, — я рассмеялся, жадно прижав ее к себе.

— Дурак! Все, хватит, мне надо поскорее попасть в Тверской. Сейчас дороги загружены, — она разжала мои руки. — И смотри не проспи! В пять утра чтобы был на стоянке! — напомнила она.

Странно, но мне с Ольгой становится комфортно. Раньше я даже вообразить не мог, что княгиня Ковалевская может быть такой понятливой и милой. Мне казалось, что я буду жить рядом с ней в постоянном напряжении от перепадов ее настроения, от ее капризов, а она рядом со мной вон как изменилась. Знаю, что Ковалевская изменилась не только для меня, но и для себя лично. Оля — большая умница. Она призналась, что работает над собой по методике какого-то известного алтайского психолога, осознает свои капризы, которые ей самой часто мешают чувствовать себя комфортно и быть в согласии в душе. Пожалуй, она единственный из знакомых мне в этом мире людей, которые ставят цель сделать себя лучше, совершеннее.

Ленская…

Проводив Ольгу взглядом, я увидел актрису, стоявшую напротив меня и улыбавшуюся.

— Уже думала, твоя княгиня передумала тебя отпускать, — сказала Светлана. — Слишком цепко она тебя обнимала.

— Не поверишь, сказала, что желает мне нескучно провести время с тобой, — я поднял со скамьи школьную сумку, готовый следовать за актрисой.

— Тогда мне придется очень постараться, — сказала она, хитренько улыбаясь и поглядывая на меня так, что не осталось ни капли сомнений, что она постарается и какие будут эти старания. — Я сегодня на «Электре», — добавила она. — Папа проявил милость — вернул ключи. Только теперь мне нельзя возвращаться домой позже десяти. И еще нужно быть хорошей девочкой. Только не знаю, что это означает.

— Ты очень хорошая девочка, можешь так и передать папе, — я поцеловал ее в губы, взял за руку, мы вышли из школы и направились к стоянке.

К театру Эрриди — большому краснокирпичному зданию, занимавшему значительную часть квартала в Печатниках — мы подъехали со стороны Новобронной. Отсюда до главного театрального входа и до служебного нам пришлось бы пройти намного дальше, чем от площади Лицедеев, но Ленская объяснила такой выбор парковки тем, что с той стороны здания места почти всегда заняты. Не выходя из эрмимобиля, я вошел в сферу второго внимания, и просканировал пространство на возможные угрозы. Здесь вроде бы все было спокойно. А вот интуиция что-то мне нашептывала. Что-то было не так, но я пока не мог понять, что именно — слишком тих был во мне голос моего невидимого стража. Неприятное чувство чьего-то присутствия или слежки, я начал испытывать с того момента, как мы отъехали от школы. Особо оно усилилось, когда мы на полной скорости мчались по Верховой. Я даже оглядывался, пытаясь распознать, нет ли за нами хвоста с братьями Гришко в салоне. Но нет, хвоста не было или он держался на почтительном расстоянии. И уже за мостом в Печатники я понял, что интуиция указывала на присутствие чего-то нежелательного вовсе не в физическом мире. Нечто этакое имелось на тонком плане, при чем в непроявленной форме. Гера? Аполлон? Ответа нет, есть лишь тревога.

— Саш, ты чего? — Ленская закрыла двери эрмика и с непониманием посмотрела на меня. — Нравится наш театр?

Актриса подумала, что я стою, задрав голову, разглядывая фасад. Фасад с этой стороны ничем примечательным не выделялся: относительно высокое здание из красного кирпича постройки примерно тридцать девятого века, то есть ему примерно лет четыреста. Стрельчатые высокие окна, под выступающим карнизом черный фриз с изображением мифологических существ западной культуры, большей частью горгулий и грифонов.

— Да, интересное здание, — сказал я, при этом сканируя пространство вокруг. И следовало бы, наверное, сейчас закрыть глаза и полностью перенестись на тонкий план, но не хотелось утомлять Светлану тем, что ей показалось бы чудачеством. — Идем, — сказал я, на всякий случай активируя в левую руку магический щит.

— Я тебя в гримерку и раздевалку не поведу. Хорошо? Не обижайся, там я не одна и много капризных особ — могут возмутиться, — предупредила она по пути.

Не доходя до площади, мы свернули, прошли под аркой, соединявшей театр с жилым зданием, и вошли через служебный вход.

— Он со мной, — сказала Светлана двум парням в длинных черных кафтанах, вооруженных шпагами, скорее всего бутафорскими.

Мы поднялись по гранитной лестнице, ограниченной резной балюстрадой, прошли длинным, подсвеченным тускло-золотистым светом коридором с рельефами позднеримской эпохи. Вообще, театр производил величественное, но мрачноватое впечатление и, казалось здесь в самом деле можно встретить вампиров. Ленская всю дорогу рассказывала мне о Эрриди — основатели театра, бежавшим из Рима от гонений на лицедеев, развернувшихся в ту эпоху на италийских землях. Я актрису почти не слушал, держа большую часть внимания на тонком плане, который меня все больше беспокоил.

У дверей в зрительный зал собралось несколько молодых женщин и мужчин, ряженных в одежды позапрошлого века — видимо часть театральной труппы. Светлана поздоровалась с ними, представила меня и провела в зал, где я должен был ее дожидаться.

— Здесь будь. Хорошо? — она указала на мягкие кресла первого ряда, отделанные бордовым бархатом. — Саш, минут сорок примерно, может час. Я быстро переоденусь и потом небольшая репетиция. Уже наши все собрались. Не скучай! — она поцеловала меня и шепнула: — А потом я полностью твоя.

Я сжал ее руку, не отпуская: — Имей в виду, я с тобой сделаю все, что захочу. Я беспощаден к вампиршам.

— Да… — прошептала она. — Все, что захочешь. У меня от твоих слов уже мокренько, — она лизнула меня в губы. — Пусти, мой строгий повелитель.

Я отпустил, мысленно продолжая когда-то начатую нами игру, в котором я был ее всевластным господином. Признаться, я соскучился по этой игре, а последний взгляд глаз Светланы, ее декольте, явившее ложбинку между полных грудей, и вовсе взбодрили меня так, что джанах стало категорически тесно.

Я не стал дожидаться Ленскую, сидя в кресле: прошелся по залу, заглянул в оркестровую яму и вышел в коридор. Там полюбовался огромными картинами в багетах, покрытых позолотой. Они тянулись на всю длину коридора, огибавшего зрительный зал до лестницы, и заняли меня надолго. Вернулся в зал, когда их репетиция началась. Часть занавеса над сценой была приподнята наполовину, являя декораций серого мрачного замка и нарисованного леса вдали. На освещенной цветными прожекторами площадке собралось десятка два людей. Многие в театральных костюмах, некоторые в обычной одежде. Светлану я узнал не сразу, потому что она стояла спиной и рядом с ней находилось еще несколько блондинок, оттенком волос похожих на нее. Но когда она повернулась, то даже бледное от грима лицо и губы, крашенные в цвет спелой вишни, не обманули меня. В черном с красными вставками платье она играла роль графини Элизы Витте, ставшую кровожадной вампиршей. Наверное, по мнению режиссера и сложившемуся мнению вампиры должны выглядеть именно так. К счастью театральные люди, не знали, что из себя представляют настоящие вампиры. И пусть они остаются в безызвестности, радуя зрителей страшными и чувственными сказками.

Когда графиня Элиза подошла к молодому мужчине и начала что-то говорить по сценарию, я ее не услышал. Не только потому, что репетировали они без усилителей звука, но большей частью потому, что я снова почувствовал потустороннее присутствие. Теперь оно было гораздо более явным. Даже без подключения интуиции я чувствовал нарастающую угрозу, а за ней крадущийся в сердце страх. Страх — чувство несвойственное Астерию. Нет, я не могу сказать, что я его не испытываю, он так же иногда приходит ко мне, но в гораздо меньшей мере, чем большинству и я его умею легко контролировать. Сейчас же природа страха была иной: он приходил не как обычно, начавшись с мысли и разрастаясь из точки-манипуры. Этот страх приходил извне, словно дуновение ветра из чужого, жуткого мира. Я поежился, чувствуя холодок, пробежавший по спине и больше не обращая внимания на происходящее на сцене. Почти полностью я перешел на тонкий план, догадываясь, что сейчас произойдет.

Эринии!.. Они были уже близко. Опасные, коварные сущности! Некоторые исследователи потустороннего считают, что их всего три — три сестры, рожденных кровью Урана. Три их было изначально, но позже они породили множество более мелких, но столь же опасных существ. Сами эринии без особых причин нападают очень редко. Чаще они исполняют волю кого-то из вечных. Совсем не трудно догадаться, чью волю они примчались исполнить в этот раз — Геры. Я пока не чувствовал Величайшую, но уже было ясно, что не обошлось здесь без нее.

Эринии не спешили. Это их почерк витать где-то рядом, какое-то время не появляясь и наводя на жертву ужас лишь своей близостью. Изматывая ее набегающими волнами страха и неизвестностью. Только меня, Астерия, пугать бесполезно. Я легко погасил зачатки страха и ждал их появления. Я знал, когда эринии поймут, что им не удалось разжечь во мне страх, то они пойдут в атаку. Атакуют они из тонкого плана, почти никогда не воплощаясь в физические тела. Обычный человек их не видит, но чувствует, что с ним происходит что-то страшное. Эринии тем временем вгрызаются в его энергетические тела, разрывая защитные оболочки, забирая силы и принося болезни. Иногда они могут убить сразу, но чаще им достаточно повредить важные участки энергетических тел, и тогда человек будет умирать медленно, теряя жизненную силу, страдая от болезней.

Я закрыл глаза, чувствуя стремительное приближение первой из них. Создал проекции двух рук. Едва первая сущность появилась в сфере моего внимания, я опередил ее — пронзил насквозь, превращая проекцию своих пальцев в астральный кинжал. Почти одновременно появились еще три, похожие на полупрозрачные человеческие головы с искаженными злобой лицами и длинным флером седых волос, скорее похожих на белесых змей. Я успел отбить атаку двух, но одна вцепилась мое астральное тело, вырывая клыками часть моей защитной оболочки. Сзади появилась еще одна. Ее атаку я тоже не успевал отбить. Пока я смог разобраться с теми двумя, рассекая их тела, превращая их в облачка астральной энергии, две других успели доставить мне много неприятностей и причинить ментальную боль — ее маги чувствуют намного сильнее, чем обычные люди. Эринии прокусили мои защитные оболочки. Сидя неподвижно в театральном кресле, на тонком плане, я вертелся как мог, отбивая их стремительные атаки. Проекции моих рук, заканчивающихся астральными клинками, рассекали пространство. Увы, клинки не всяких раз настигали злобных сущностей. Проблема в том, что я был привязан к физическому телу. Если бы я сейчас покинул его, то смог бы полноценно использовать свою силу на тонком плане, и тогда бы пошла совсем другая игра: я бы уничтожил их с той же легкостью, какой уничтожал в подземелье крыс. Но сейчас выйти полностью из тела я не мог. Тогда бы я попросту рисковал потерять тело графа Елецкого навсегда. Возможно, именно этого ждала от меня Гера.

Еще несколько безуспешных выпадов, и наконец, мой астральный клинок пронзил еще одну косматую голову. Осталась лишь она злобная дрянь с искаженным ненавистью лицом. Ее кривые зубы, целившиеся в мою руку, схватили пустоту. Эриния поняла: бой проигран и поспешила исчезнуть за пределами сферы моего внимания.

Да, я отбил их атаку. Но не все так хорошо, как бы хотелось. Гера теперь понимала, в чем моя слабость и будет посылать этих существ вновь и вновь. А я, чувствовал, как теряю силу. В первую очередь я терял магическую силу. Атакуя меня, зубастые твари знали с кем имеют дело и знали куда целиться, чтобы нанести мне наибольший урон как магу. Я исцелю свои энергетические тела, залатаю защитные оболочки, только на это уйдет время. До полного восстановления дня два. И если Гера подобным образом будет атаковать меня чаще, то для меня война с ней может закончиться очень плохо.

— Саш! — я еще сидел с закрытыми глазами, когда рядом раздался голос Ленской. — Ты что, спал? — она явно была обижена.

— Нет, Свет, извини. Я не спал. Случилось кое-что здесь, — я неопределенно мотнул головой, — на тонком плане. В общем, кое-какие магические проблемы.

— На тонком плане? Ты видел ее? — испуганно спросила она и присела со мной рядом.