Василиса

Глава 2

Будильник проворно бегал по длинному стеклянному столу девушки, звеня, как подстреленный в ногу зверь и, добежав до края, упал, заев на слове «Встань!»

— Встаю, Встаю! — ворчала Вася, еще ворочаясь в кровати. Но будильник не унимался. — Вот додумались родители купить этот будильник! Да еще и говорящий! Сверхгениализм!

Вася встала и, пнув его в стену, удовлетворенно улыбнулась после того, как продукт прорыва техники замолчал.

— Так-то лучше! — захихикала она и побежала в душ, пока мама не встала и не заняла ванну.

Время, как всегда, с утра бежало, как люди сквозь пробки на работу.

Накинув борцовку и шаровары, с ширинкой находящейся где-то в области ниже колена, она прошла в прихожую и, надев ветровку со спортивными балетками, схватила сумку — рюкзак в виде кожаной совы.

В маршрутке пахло резкими духами женщины, сидевшей в нескольких сантиметрах от Василисы. Васе пришлось уткнуть нос в прихваченный ею шарф и созерцала мелькающие картины города. Спешащие люди, магазины, жилые дома — все серое, после дождя. В голову почему-то врезались воспоминания, произошедшие в прошлом году. Тогда тоже всю ночь лил беспробудно дождь.

Апрель, 2012.

За окном лил дождь, огромными каплями застилая огромные окна комнаты, на которых Василиса любила проводить вечера.

Еще всего пять часов утра, но сон не соизволял появляться. Постель была смятой от долгих ворочаний. Все тело гудело болью и тяжестью. Хорошо, хоть лицо не тронули, не считая огромной царапины на пол щеки.

Живот понемногу успокоился и тягучая боль проходила.

Вася улыбнулась и повернулась на другой бок, вспоминая, что хорошенько наваляла Мире ногой в пах, от этого хотелось по-детски рассмеяться. Она вспомнила, в чем ей предстоит пойти в университет и снова прыснула от смеху, представив лицо мамы и преподавателей.

Картина изменилась после того, как Васька выпила, купленный еще на Новый год, шампанское, пока родители спали. Проблемы на некоторое время отошли на второй план, но ненадолго. На смену им пришла нисходящая грусть, чувство непонимания и одиночества, которые вынужденно заманили ее в плен.

Будильник на телефоне громко проигрывал танцевальную музыку, обняв подушку, Вася заплакала. Под эту музыку они познакомились с Пашей. С тех пор она была самой первой в списке воспроизведения. Она веяла теплые воспоминания, но не сейчас.

Послышался стук в дверь, она упала на кровать, пряча лицо в подушку.

— Дочь, я не знаю, что происходит, но… — мать метнула взгляд на бутылку и осеклась. — Это еще что такое?!

— Не видишь, твоя дочь немного выпила, мамуля, — потухшим голосом ответила девушка, позволяя слезам пропитать подушку.

— Потом об этом поговорим! — мать резко стянула одеяло и, вырвав подушку, пыталась взглянуться в лицо дочери.

— Отстань, мама! Отстань! Иди! — истерически крикнула Вася, рьяно стуча ногами по постели и отворачивая лицо, не желая показывать последствия ее слабости.

— Доча, да что с тобой? — женщина села на пуфик стоящий прямо напротив постели. Василиса тяжело вздохнула:

— Ничего мам… не беспокойся, тебя на работе ждут. Иди… — Василиса, сильно закусила губу, чтобы голос не дрожал. Женщина не сдвинулась с места.

— Иди, мам! Раньше не нужна была, сейчас стала нужна?! Иди! — холодея без одеяла, повысила Василиса голос, неожиданно встав напротив матери. — Иди.…Ну, пожалуйста!!!

— Боже, да что с тобой? — лишь прошептала мать, прикладывая ладонь ко рту.

Василиса от негодования обвилась в одеяло и присела на кровать, скрывая изуродованное тело, но мать успела увидеть. Растрепанная дочь была синяя от синяков, начинающихся от живота и заканчивая ногами.

— Кто тебя так? — выдохнула она, присев рядом, нежно провела по царапине на щеке. Вася молчала, стискивая зубы. — Дочь не молчи. Ну, скажи ты что ни будь! — Василиса вырвалась из рук матери, и убежала в ванную, громко крича бранные слова.

Мать побежала следом и, становясь у двери в ванную, услышала громкие всхлипы.

— Не плачь. Собирайся… Нас вызвали в университет, — лишь и произнесла родительница и убежала на кухню за водой.

Родители еще в подростковом возрасте Василисы, пустили ее жизнь на самотек. Работа, а за ней непрерывные цепи дел, заменяли им и дочь, и сына, и, кажется, всю жизнь. Как и любому ребенку, еще тогда, девочка Вася, всеми способами пыталась привлечь внимание до того холодных к ней родителей: то разбивала окна в школе, или с мальчишками ходила на драки, то чуть не подпалила кухню, первый раз пробуя себя в приготовлении пирога. Но родители лишь ругали её и наказывали, оставляя дома снова одну. Тогда девочка привыкла к одиночеству, и даже шла, шагая с невидимой преследницей в ногу.

Девочка взрослела и вскоре стала гордой лебедью, которая искала новые ощущения в компаниях дворовых парней, а затем и университетских. Тогда ее жизнь тесно переплелась с закадычными подружками Миркой и Рэной. В них она нашла и мать, и отличных подруг. Тогда ей казалось, что ничего лучшего и быть не может. Одиночество с каждый днем отступало, проблемы семьи постепенно уплывали на второй план. Василису это даже радовало. Как у других знакомых, родители Васи не пеклись о ней и чрезмерно не контролировали. Она была вольна. Но подруги исчезли, одиночество снова подкралось, норовя, приблизится так близко, что избавиться от покинутости было бы невозможно.

Василиса с силой стукала ногами о ванну пытаясь унять боль, которая ранила не физически, а мысленно. Холодные ручейки душа стукали каплями о тело. Губы дрожали:

«Снится, что мне не дожить до весны,

Снится, что вовсе весна умерла

Страх во мне оставляет следы,

Я думала, что страх — это просто слова…»

Тело снова заломило болью. Завернувшись в полотенце, она выбежала из ванной комнаты, пытаясь не встретиться с матерью, которая слишком поздно обратила на нее внимание.

В машине было душно, Вася открыла окно, ветер обуял ее волосы, растрепывая их из непривычного пучка.

— Может, расскажешь что случилось? — спросила мама, держа руль одной рукой, а другой, крася губы. Василиса отвернула лицо, к окну, не отвечая. Мать вздохнула, покосившись в зеркало, увидела вместо дочери, ее серую тень. Вместо платья рваные джинсы, которые Вася купила ради забавы и майка, которую дочка одевала, когда они делали ремонт у бабушки еще с остатками краски. Мать еле удержала вздох.

За окнами машины мелькали обыденные улицы, обуянные дождем. Вася, в глубине души, пыталась подумать о волнующих глубину сердца проблемах, но присущая ей упёртость заставляла ее вдумываться в слова песни, которая монотонно глохла в недрах души.

Высокое пятиэтажное здание высилось, пытаясь, дотянутся крышей до самого неба. Под крыльцом университета толпилось кучу народа: кто глупо швырялся по небольшим группкам народа или сидел на лавочке со стопкой безликих книг, кто-то пережидал перемену, дыша свежим воздухом, или курил в облачке дыма. Каждый был с кем-то, но и был и сам по себе. Она поняла это позже: когда люди могли быстро ворваться в жизнь, принося кучу впечатлений и, так же, быстро уносились, подобные ветру, оставляя воспоминания.

Мама шла позади, стуча каблуками — они были неизменны в ее жизни. Лишь ночью мать возвращалась домой и, снимая туфли, облачалась в тапочки. Василиса видела это крайне редко.

Как всегда, у крыльца на лавочке сидела «ее компания», там и сидел Паша, сжимая в объятиях новую девушку. Скулы сами по себе задергались, а зубы сжались. Вася отвернулась. Кто-то из знакомых пытался ей помахать, но увидев волчьи взгляды «Васиной компании», одернули руку.

Новая девушка Паши покосилась и рассмеялась в лицо:

— Это, кажется, наше слабое звено! Прощай, детка! — резал слух писклявый голос блондинки.

Странные косые взгляды. Тогда Вася с трудом привыкла к ним. От неё отвернулись все.

Кабинет за кабинетом. Кругом бежевые стены с картинами писателей, художников, физиков. Коридор узился, картин становилось еще больше, были слышны истошные крики людей, и, наконец, они остановились у двери ректора. Елена Витальевна — так звали ее мать, постучалась в дверь.

— Заходите! — этот тон голоса Вася запомнила навсегда — с хрипотцой и полный неприязни.

Кабинет резал свет. После темного коридора он казался белоснежным. Вася осталась стоять, Елена Васильевна присела.

Взгляды. Кругом взгляды. Взгляд Миры, полный напущенной гордости и злобы. Взгляд Рэны, оглядывающий её рваные джинсы и вытянутую футболку — чей взгляд она больше всего ненавидела. Мира покончила с дружбой — Василиса это перенесла, но предательство Рэны было слишком сильным ударом в пах, чтобы это вынести, а затем смириться.

Взгляд матери Миры был на крайнем пике злости, чем напомнила Васе здорового пса на цепи, который лаял, брызгая слюной, но ничего сделать, не мог.

— Да это она, — подтвердила Рэна, пряча лицо.

Мать Васи недоуменно посмотрела на дочь, а затем смирно выслушала всю историю из уст Миры.

— Это она все сделала! Она меня побила, а все из-за глупой ревности к ее парню, представляете?! У меня в подтверждении есть доказательства. — Мира подняла майку, обнажив живот — на нем красовался огромный фиолетовый синяк.

Тут Вася не вытерпела и рассмеялась.

— Верю! Верю! — Вася залилась аплодисментами, отчего на нее покосились все присутствующие. — Отличная игра! Станиславский бы сказал — полный пилотаж! — мать сидела с каменным лицом лишь Вася знала, что ей стыдно. Ректор непонимающе вылупила глаза, а все остальные пооткрывали рты.

— На этом спектакль окончен! Слушать я этого не намерена. — Вася встала, как её потянули за майку вниз — это была мать. — Отпусти! — она с силой вырвалась и выбежала из кабинета. Крики ректора были слышны вплоть до того пока она не добежала до лестницы.

Василиса знала мать, ее выдержку, знала, что она все выслушает, и пообещает все исправить, если это возможно. Обычный деловой разговор, каких у нее за день в офисе десятки.

Третий этаж был пустым. Никого. Тем временем шли занятия, и она плюхнулась на кожаное сидение у первого попавшегося кабинета. Тут было все чрезмерно дорого: само здание, которое было культурным достоянием восемнадцатого века, в стиле классицизма с тонкими колоннами на крыльце; нутро университета, увешанное картинами и достояниями, как и студентов, так и педагогов; мебель, техника, о чем другие учебные заведения и мечтать не могли. Тогда Вася еще больше заскучала по обычному деревянному стулу, в котором хоть физически, но чувствовалась опора.

Руки тряслись, как у человека, не видевшего воды неделю. Она взяла ручку и лист. Писать было легче, чем рассказывать. Вася не струсила, нет. Это была ненависть: ненависть к доверчивому ректору, к каменной матери и двум бывшим подругам, а что-то говорить, для нее значило оправдываться, это она считала последним, что могла сделать. Почерк был неровным и корявым, он был таким всегда, но сейчас разобрать слова было крайне трудно. Последнее слово и жирная точка.

Снова тонкие узкие ступени лестницы, по которым студенты уже привыкли подниматься, и грядущий кабинет ректора. Уверенный стук, шаг вперед и полные удивления взгляды. Мать так и сидела на своем стуле, гордо держа струной спину.

— Стоять, Василиса! И не вздумай убегать! Иначе… — грянула ректор. Василиса со стуком положила листок на стол и приторно попросив прощения у директора, шаркая кедами, удалилась.

Она смеялась, громко, так что по стенам проходили мурашки эха. Затем подступили слезы, и различить ступени под ногами было невозможно. Ухватившись за перила, Василиса спустилась и выбежала из университета. На крыльце никого не было.

Путь до дома она до сих пор не могла вспомнить точно, лишь размытые дождем улицы, кругом грязь, ходячие зонтики, и мутная дымка в глазах от влаги.

Круги луж и мимо летящие машины. По обычаю у университета собрались толпы людей и словно муравьи метались с места на место. Солнце припекало голову, отчего Вася разрешила себе улыбнуться.

Еще издалека она услышала звонкий смех Миры и тихий Рэны. Крыльцо было занято только их компанией. Никто не мог сунуть туда нос, ибо мог навлечь себе кучу проблем.

Российские студенты разительно отличались от студентов других стран, но, как и там, и здесь были те, которые имели тяжелое влияние на многих. Это можно было бы назвать авторитетом, но авторитет — это уважение, а уважать Миру было крайне трудно. Половина студенток то и делали, что, либо ненавидели эту компанию, либо шли за ней по пятам. Те, что ненавидели, получили сполна. Не было открытой войны и неприязни, но Мира чувствовала возможное свержение и защищалась, как могла, унижая других. Теперь и Вася в этих рядах. Но ненависть не была открытой, она была там где-то в закоулках сомнения и бешенства.

Та большая часть, которая навязывалась в подруги к Мире, была любезно отклонена, но, несмотря на это, желание их не погасало. Для них Мира стала эталоном красоты и изящества. Так, думали они, боясь попасть в ряды тех, кто закрыто враждовал против нее.

Василиса теперь не оглядывалась по сторонам, кивая в знак приветствия, не махала с натянутой улыбкой каждому встречному студенту рукой, который здоровался с ней. В наушниках гремела музыка, она приближалась к крыльцу.

— Ах, кто же это идет? Неужели наша продавщица?! — вскликнула Мира, отвлекаясь, от объятий Паши.

Вася прошла мимо. Конечно, она это слышала, но боль со временем поутихла, перерождаясь в иные чувства, которые, кажется, поселились в ней навсегда — чувства ненависти и недоверия. Паша. Что ж с Пашей, кажется, она его разлюбила. Но несколько месяцев это слишком мало, чтобы вычеркнуть его из жизни, пройти мимо и понять, что у тебя не дрогнул ни один мускул. Что уже не больно.

Смех был слишком громким, чтобы его не услышать, а последующие оскорбления заставили прибавить музыку громче.

Аудитория была полупустая, она села на последний ряд трибун и положила голову на стол. Умиротворение, которого добиться трудно в моменты, когда эмоции рвутся наружу, достичь было крайне трудно. Но была неизменна музыка, а она в ее случае, была отличным помощником для того, чтобы отгородиться от мира.

Прозвенел звонок, поток студентов влился в аудиторию. Педагога еще не было, и гул стоял необыкновенный: кругом щебетание одногруппниц и гоготание парней. Сидение слегка качнулось, Вася резко подняла голову. Рядом сидела белокурая девушка. Нахмуренные тонкие брови вызвали у девушки улыбку:

— Я Юля. Ты, наверное, меня не знаешь.

— Верно. Ты что-то хотела? — Васе хотелось быстрее отделаться от одногруппницы, желая, снова погрузиться в музыку.

Юля снова улыбнулась, отчего ее лицо становилось премиленькое.

— Я хотела спросить, получила ли ты мое письмо?

Вася не сразу смекнула о чем речь, но в памяти взвелся вчерашний день с цепочкой неприятностей.

— Получила. — Вася натянуто улыбнулась, пытаясь этим закрыть разговор, но девушка не уходила. — Спасибо.

Не каждый день кто-либо смог увидеть Василису улыбающейся незнакомому человеку, и зашедшая Рэна оторопела. Она была одна, но ей этого хватило, чтобы порадоваться за Василису. Взяв тетрадь у одной из знакомых, она ушла.

Юля была необычайно красивой девушкой с детским лицом и ярким макияжем а-ля Мерлин Монро. Да, и каждый мог в ней отметить то, что глаза у нее были раскосые, чем походила на знаменитость, пухлые и без помады красные губы. Лишь маленький, словно по-утиному вогнутый носик скидывал с Юли именитую похожесть.

— Да не за что, — сказала Юля и смолкла. Внутри у Василисы что-то заискрилось, но тут же потухло.

— Ты не против, если я здесь сяду? Я до жути недолюбливаю Веронику Леонидовну. — Девушка заискивающе взглянула на Васю, что обескуражило её.

— Без проблем, — она недоуменно взглянула на Юлю, но затем, отругав себя за глупость, положила, по обыкновению, голову на холодную парту.

Зашёл педагог и все по щелчку замолчали. Пара длилась неумолимо скучно и долго. За широкими спинами парней, которые смеялись на предпоследнем ряду, её не было видно, и она претворялась спящей. Сон не шёл, утренние воспоминания, вчерашний день полный недоразумений и встреча с Юлей не будили в ней какие-либо чувства, но тщательно скрываемые эмоции срывали тонкую нить сна.

Юля тихо сидела и что-то черкала в тетради. Лектор диктовала лекцию, но Юля не писала. Прикрыв один глаз, Василиса сквозь толстые локоны проглядела, что девушка рисует. Рука красиво скользила по листку, но изображение было не таким красивым, как движения и сосредоточенное лицо. Яркая стрелка на глазу сузилась, Юля зажмурила глаз и, пририсовав новую деталь рисунка, снова склонилась над листом.

Прозвенел звонок. Шум возобновился, Вася подняла голову, на пятом ряду Ник с другом вытаскивали гитару из чехла. Красная, лаковая мечта. Вася вздохнула, и, к своему удивлению, начала наблюдать за дальнейшими действиями парней убавив громкость на плеере. Друг Ника взял инструмент в руки и начал наигрывать мелодию, одногруппницы тут же прилипли к ним, садясь рядом и откровенно флиртуя. Юля проследила за взглядом Васи и пихнула вбок.

— Что? — невозмутимо спросила Василиса, не отводя глаз от пальцев парня. Они бережно скользили по струнам, лаская их. Так хотела делать Василиса изо дня в день, это были её струны, её гитара.

— Нравится? — спросила Юля. Ее заинтересованность почему-то разозлила Васю, и она проигнорировала вопрос. Больше новая знакомая пытать счастье не стала.

Друг Ника передал гитару хозяину и тот, обняв её, положил пальцы на струны. Его взгляд врезался в глаза Василисе, отчего она не смутилась, выдерживая натиск. Ник резко дёргая струны так, что вены выступали на руках реками, наигрывал мелодию из песни КИНО — ПЕРЕМЕН. Вася на секунду выпала из равновесия. Ее любимая песня… «Почему он ее играет?» — подумала она, глядя в призрачные карие глаза. Она не понимала его. Его взгляда. Даже не поняла того, что он губами подпевает мелодии. Девушки, окружавшие его кольцом у пятого ряда, до того беззастенчиво разглядывающие Ника, переместили своё внимание на Василису — та, что избегала лишних разговоров и сплетен. Снова испытала испепеляющие взгляды одногруппниц с пёстрыми модными прическами, в мини-платьях, с ярко-накрашенными глазами. Не останавливая на них взгляда, Вася вновь начала рассматривать гитару. Серебряные струны, в единстве с красной смесью цвета лишь раззадорили ее стремление купить и поскорее поздней ночью, когда в темноте можно еле уловить силуэт пальцев, наигрывать под свистящий ветер мелодию. Но сейчас было достаточно светло, лучи скользили сквозь стёкла окон и играли на рядах в прятки.

— Следующая пара культурологии. Ты идешь? — Юля тихонечко потрепала Васю за плечо.

Почувствовав холодное прикосновение пальцев, моргнув стеклянными от долгого зрительного контакта с Ником, она повернулась. Зачем она на него смотрела? Этого не могла и себе сама Василиса объяснить.

— Да-да. Идем. — поспешно положив на плечо так и нетронутый рюкзак, Вася поспешила к выходу. Количество ступеней стремительно сокращалось, и вот они оказались возле пятого ряда. Недолго думая, Вася уставилась на дверь и двинулась к ней. Девушки расступились, давая ей пройти, а Юлька побежала следом.

Она видела в этих взглядах, взглядах еще незнакомых людей, неприязнь. Они даже незнакомы. Слишком много на сегодня было для нее погрешностей: и не нужно уделенное внимание этому напыщенному Нику, и теперешнее молчаливое шествие по университету с новой знакомой, которая кажется, захотела навязаться к Васе в подруги, и эти фифы облепившие Ника и его друга у стола на пятом ряду, и вчерашняя выходка Миры. Все это вывело ее из обычной колеи, которую она настраивала с усердием, сквозь боль и слезы все лето, потопая в одиночестве, как муха в терпком чае.

Длинный бежевый коридор. Вдали виднелся ненавистный ей кабинет, стены, которого украшали громоздкие картины. Стены, еще хранившие секрет, который пришлось им увидеть.

Новая знакомая шла, молча, и Вася была этому безгранична рада. Кажется, пыл Юли потухал.

Стук каблуков теперь ее всегда раздражал, звонкий, как бьющийся хрусталь. Она его не любила. Нет. Она его ненавидела. Тот стук, что издавали туфли мамы. Тот предательский стук. Но Юля, которая шла на шпильках почему-то не стучала так громко, как две высокие стройные девушки, загородившие им путь самодовольно улыбаясь.

— А! Вот она наша торговка! — Мира звонко рассмеялась, Рэна промолчала. Вася пыталась обступить ее, но та двигалась то вправо, то влево, громко хохоча. — Ах, да у нас же сейчас культурология! Вместе! Ты же не забыла подружка? — Вася хмыкнула и пошла вперед, но Мира не собиралась отступать. Резкий прижимающий руку захват обжег кожу холодными мурашками. За несколько секунд, кажется, все студенты влились единым потоком в узкий бежевый коридор, столпившись у стенок. Их жадные взгляды, жаждущие увидеть, что поинтереснее, пропитывали спину. И Вася это чувствовала.

— Руку убрала! — спокойно сказала Василиса, не поворачивая головы, на что услышала громкий смех. Юля подошла к Васе и попыталась убрать руку Миры.

— Не лезь, Юль, — хмыкнула лишь она, и продолжила, повысив тон: — Руку убрала!!!

Громкая фраза эхом пролетела по стенам коридоров. Было удушливое затишье.

Мира до того заливавшаяся хохотом, отпустила ее руку и подошла к ней вплотную.

— Страх потеряла, торговка? — презрительно-прямой взгляд спокойных глаз, заставил Миру на секунду заткнуться. Рэна, до того молчавшая, потянула за руку Миру, которая громко её послала на глазах у половины университета, что столпилась взглянуть на зрелище. Ещё бы и двух дней не прошло, а уже Мира затеяла новые разборки.

— Пошли Юль, нам тут делать нечего. — Вася сделала шаг вперёд и услышала сзади неугомонный шёпот, это не был шёпот ее бывших подруг. Она повернулась и увидела кучку ее одногруппниц, а позади них Ника, который, наблюдал за ней.

Резко отвернув голову, рассекая воздух волосами, она пошла вперёд. Юле пришлось прибавить шагу. Мыслей было слишком много, а запас нецензурной лексики быстро сократился до трёх слов. Юля снова шла молча. Всего три шага и они в относительной тишине. Аудитория была в два раза больше предыдущей. Столы тянулись до конца, составляя собой более двадцати рядов. Шагать все двадцать ступеней казалось ей лишь минутной разрядкой состояния, которое было близко к агрессии. Ей хотелось одиночества. Безопасного, такого привычного одиночества, которое за пять месяцев стало родным. Единственным спутником. Она села за последний стол последнего ряда и положила голову на парту. Юля села рядом, и увидев, как Вася с шумом положила голову на парту, потрепала её по плечу.

— Что? — Василиса и не подняла головы.

— С тобой все в порядке?

— Да, — лишь ответила Вася, сжимая скулы. Злость захватила в свои владения ее кулаки, которые сжимались, заставляя оставлять в ладонях ярко-красные следы от ногтей.

Одногруппница промолчала. Василисе даже понравилось, что она не допрашивает ее, чувствуя стену между ними. Юля не могла бы понять, то, что Вася отвыкла от общения. Нет не от общения совсем. С парнями она могла ладить, но после предательства двух подруг, она к себе не подпускает девушек, которые хотели быть ее подругами. Да и не было желающих. Лишь младшая двоюродная сестра тринадцати лет, которая была влюблена в знакомого Васи. Исключением были отношения с Маринкой. Она не раз выручала Васю деньгами, заменой на работе, и не лезла к ней без дела. Это Вася ценила, и уважала Марину за это.

Аудитория за минуты начала заполняться студентами, заполняя ряды цветными пятнами, виднеющимися чрез густой локон белых волос. Повернув голову чтобы поправить волосы, Вася посмотрела на Юлю. Та, снова уткнувшись носом в тетрадь, рисовала.

Гул, слишком громкий, чтобы подсматривать за Юлькой, и сосредоточиться на её руке, угадывая, что она рисует. Вася, заметив за собой неуместный интерес Юле, смутилась от мысли, но все же смотрела дальше.

Стук каблуков не был слышен за шуршанием тетрадей, и грохотом осёдланных стульев. Но вот горячее дыхание обожгло её ухо, и почувствовался знакомый свежий запах духов.

— Ты ещё тут?

Вася медленно подняла голову и встретилась взглядом с кем и предполагала.

— Чего надо? — Вася закатила глаза, терпя усмехающийся взгляд Миры.

— Мне ничего, кроме малой мести, — рассмеялась та.

— Тогда мсти, — белокурая голова снова опустилась на стол.

Мира не вытерпела такого обращения:

— Согласия не спрашивала. А ты запомни, что тут две стороны баррикады.

— Ох, ты и такие слова знаешь? Похвально, — не стерпела Вася, с долей злорадства.

— Ах ты, крыса! — Мира попыталась взять Васю за волосы, но крепкий захват остановил её. Вася подняла голову и увидела друга Ника, который крепко сжал руку Миры.

— Отпусти её, — лишь бросила Вася, опуская голову.

— Убери свои лапы, недоумок! — повысила тон Мира, резко дёргая руку, пытаясь высвободиться.

Парень опустил руку, недоуменно глядя на Васю, которая снова положила голову на стол. Он хотел ей помочь, разобраться, а она вот так просто отпустила девушку, которая только что решила взять Васю за волосы.

Мира застучав каблуками, удалялась, потирая руку от хватки, чертыхаясь. Юля, посмотрела на парня и кивнула ему в знак благодарности. Друг Ника ещё больше пришёл в замешательство, увидев, внезапное появление самого Ника с гитарой и необычным выражением лица.

— Ты чего тут застрял? Идём, — Ник потянул его за наушники свисающих с футболки, но вдруг рассмеялся. — А, это та, что ли?

Одного «эта что ли» заставило поднять голову и злобно улыбнуться.

— Что ли та.

— С тобой все в порядке? — проигнорировав Ника, спросил парень. — Кстати, меня зовут Марат.

— Приятно познакомиться. Да, спасибо, все нормально, — отчеканила Вася, не сводя насмешливого взгляда с Ника.

Ей не нравилась эта игра, кто кого пересмеет, но и отступать она не собиралась.

— Ну, тогда… — не успел Марат закончить как Ник, рассмеялся. — Ты чего?

— Вспомнил, как она между прилавками пряталась, — ответил Ник, впитывая в себя обожающие взгляды сзади стоящих студенток, которые шепчась, наблюдали за сценой у двадцатого ряда.

— Чего так злобно на меня смотришь. Ну, купил я твою гитару, сори, — ехидничал Ник, не замечая злого взгляда Марата.

— Я-то подожду, — съязвила Вася, положив голову на парту, показывая этим, что разговор закончен.

Марат покосился на Ника, сжав его футболку в кулак, но Ник не успокаивался.

— Какая ты грубая. Что-то ты не была груба с Мирой.

Тут терпение Васи закончилось. За все эти дни привычное спокойствие вышло за свои пределы из-за нарастающих конфликтов.

— Может, ты заткнёшь свой рот! — повысила тон она, — и это не вопрос.

Юля заметила, как все студенты на миг обернулись на их ряд. Он приподнял брови, но затем опустил их, вздохнув.

— Разозлилась, — Ник сел на стул максимально рядом с ней.

Ей он напоминал жутко липкого змея, который медленно склизко обвивал её ноги, руки, норовя и задушить.

— Ник, отстань от неё, — встрял Марат, но Нику были его слова нипочём.

Он приблизился к уху Васи, обжигая её шею горячим дыханием. Так делал только Паша, и воспоминания, заставили резко повернуться и встретиться с взглядом Ника.

— Извини… — прошептал он.

Вася с минуту не могла понять этого выражения глаз, виноватого смешанного с чем-то непонятным ей.

— Да ничего, — сама не зная зачем, ответила она.

Она понимала, что ей нужно было встать и уйти, сбежать, опять вернуться в свою комнату и, вдыхая, запах от горячего кофе, забыться. Уснуть. Не видеть всех этих новых людей, которые нагло ворвались в ее жизнь и подбирались к ней. Близко. Она обещала, что больше никогда не подпустит к себе никого.

Юля и Марат, не слыша, о чём разговаривают Вася и Ник, лишь нахмурились.

— Тогда друзья? — он протянул ей руку, Вася сама не понимая, зачем пожала его руку.

Затем он снова приблизился к ее уху и прошептал:

— Я тебе помогу.

Вася недоуменно взглянула на него, его карие глаза были направлены только на неё. Затем он встал, и, потянув Марата за наушники, помахал свободной рукой высокой блондинке с кукольным лицом.

Василиса опустила голову на парту, и снова возводя в памяти бархатные карие глаза, и коротко стриженые волосы, не могла понять значение его слов. Кто он ей, чтобы помогать? Почему он сначала был грубым, а теперь резко переменился? Её размышления прервала Юля.

Вася подняла голову. Сколько раз она за день уже это сделала.

Юля подвинула стул к Васе.

— Не думай, Ник заносчивый, но он не такой, как те… — одного «те» хватило, чтобы понять, что речь идет о Мире и Рэне.

— Спасибо, — Вася слабо улыбнулась. — Спасибо, что пыталась мне помочь, тогда в коридоре.

— Не бери в голову, — на ее щеках заиграли ямочки.

— Поверь, иногда это ценно, — лишь обронила Вася, увидев испепеляющий взгляд направленный ей Мирой.

«Надоело.… Почему люди, которые дают понять, что тебя не существует в их жизнях, не дают сделать мне того же?»

— Не обращай внимания на них, они этого только и ждут, — ответила Юля.

— Знаю. Но это трудно сделать, когда хочется расцарапать ей лицо.

Вася не знала, почему она это говорит человеку, который не проверен временем, но она видела участие Юли, что-то внутри противостояло, пытаясь вырваться наружу. От такого чувства она себя оберегала. Но не сейчас.

— Я могу помочь, — уверенно произнесла Юля.

Вася про себя рассмеялась. Она что такая беспомощная, чтобы ей помогать? И Ник, теперь Юля. Хоть смейся, хоть плачь. Но сейчас ей нужны были союзники, хоть для какого-то пребывания в университете, чтобы не привлекать своим одиночеством внимания.

— Попробуй, — лишь произнесла Вася, и, взглянув на улыбающуюся Юлю, рассмеялась.

— Что? — сквозь смех, выдавила Юля.

— Давно я не видела искренне улыбающихся людей. Мне, — рассмеялась Василиса, на что Юля опустила глаза, и спустила улыбку.

Вася поняла, что ее опять жалеют. Зря она это сказала. Зря, что, вообще, начала разговаривать с этой Юлей. Зря рассмеялась, открывая улыбку бывшим подругам. Зря дала другим понять, насколько она одичала в своем одиночестве. Нельзя это доверять всем и каждому. Как она могла это допустить? Нужно брать себя в руки, так решила Василиса, впервые встав за все это время, как и другие, в приветствие учителя.

Она начала писать лекцию. Как и тогда, когда она писала на листке объяснение директору, ее руки сильно чесались, их нужно было разрядить. Взгляды Миры, и коварные улыбки, Василиса пыталась пропускать мимо, но не заметить их было невозможно. Ник опять смеялся с рядом сидящими девчонками. Несмотря на это, лектор лишь набавляла темп лекции, так что Василиса еле за ней успевала. Как ни странно, при такой спешке, пара пролетела незаметно.

Эта пара оказалась последней. В гардеробе сидела другая гардеробщица, и она, без проблем взяв куртку из гардероба, накинула её и поспешила к выходу.

Ступенька за ступенькой. На крыльце вновь Мира со своей компанией, что-то громко обсуждавшие и смеющиеся. Но заметив Васю, снова закричали оскорбления. Василиса, пытаясь не замечать их, лишь прибавляла уверенности в шаг. Студенты, разместившиеся на газоне, откровенно пялились: кто с сожалением или с улыбкой на губах, повторяли за Мирой новое прозвище «Торговка». Опять пальцы тянулись прибавить громкость, но она сопротивлялась желанию. «Не всегда музыка должна скрывать от нас реальность, нужно смотреть правде в глаза, нужно смириться» — думала Вася, выходя из ворот университета. Снова крик, но уже не Мирин. Она, не придав ему значения, уставившись в одну точку, шла. Ей хотелось просто раздавить этот мир с никчёмными людьми. Для неё не существовало родных людей, и, кажется, уже не будет существовать. Родители это другое — это похороненная в детстве любовь. А кто ещё? Нет никого. Жить и никого не любить, значить жить без смысла жизни. «Ради чего?» — думала она. Были и критические дни, когда крыша высотки была единственным местом, где она могла быть наедине. Время, когда родители снова были недовольны ей, доводили до истерики своими убеждениями, и Мира доставала ее звонками с угрозами. Урывками, когда она еще страдала от одиночества. Тогда она хотела просто встать на край крыши, и стать кровавым пятном на асфальте. Вася думала, этим все будет решено. Так будет легче. Всем. Но вставая на этот край, она не могла себе этого позволить. Слишком легко для ее врагов, слишком легко для себя. И что измениться? Родители не будут работать дня три, устраивая похороны, поплачут, затем все равно забудут. Враги же найдут другую жертву для унижения. Кому легче? Зимой также будет идти снег, а летом зеленеть трава. Что изменится?

Она шла мимо пригнездившегося недалеко от университета музея.

«Кто-то сильно схватил за руку» — чувствуя боль, подумала Вася и обернулась. Рядом стоял Ник и Марат. Оба улыбающиеся на неё сверху вниз.

— Шли бы отсюда, — лишь сказала она, прибавляя шаг, и стряхнула руку Ника.

Марат встал посреди дороги, закрывая собой дорогу. Его руки напряглись, чуть согнувшись вдоль тела, что Вася не решилась пройти на таран. Сам Марат казался ей гигантом по сравнению с ней: он был выше на две головы, хотя Вася не была маленького роста; у него была хорошо развита мускулатура. И сейчас увидев его в обычном образе без галстука, рубашки, а в джинсах и борцовке, она слегка смутилась. Ещё и Ник, который хоть и не был таким высоким, но был помечен в ее мыслях как «опасен», то чуть ли не скидывал её вещи с парты, то нарушал личное пространство.

— Чего надо? — выдохнула она, перекинув сумку-сову на другое плечо.

— Тебя, — улыбнулся Ник, взяв ее под руку.

Она не выдержала такого нахальства и подняла руку, чтобы ударить его по щеке, но Марат остановил ее.

— Да что вам от меня надо?!

Марат ослабил хватку, но держал её за руку. Она посмотрела на него снизу вверх и увидела слишком добрый взгляд. Увидела и миндальные волосы, с которыми играло солнце.

— Ничего криминального, — улыбнулся Ник. — Лишь одно маленькое дельце.

В его глазах заиграли блики света, отчего в душе становилось тепло. Странно тепло, как и от взгляда Марата. Эти двое явно, что-то меняли в ней. Меняли то, что больше всего боялась потерять Вася — холод. Холод ко всем, который руку об руку с одиночеством спасали её.

— Какое? — не спуская нахмуренного взгляда с Ника, фыркнула она. Волосы лезли в глаза, и ей пришлось одной рукой кое-как поправлять копну волос. Тут-то ей и пришёл на помощь до того молчавший Марат. Он бережно поправил Васины волосы. Одно касание, снова заставило упасть в бездну воспоминаний. Паша, его тёплые пальцы, которые постоянно убирали с её шеи волосы. Его тёмные волосы, ментоловый аромат парфюма.

— Мы хотим тебе помочь, — произнёс Марат, выводя её из ленты воспоминаний.

Теперь она нахмурилась глядя на него.

— Зачем?

Ник спустил улыбку, а затем приблизился к ней на пару шагов. Между ними осталось всего-навсего полметра.

— Затем, что с тобой поступают незаслуженно, — серьёзно ответил Ник.

— Да что ты знаешь? — усмехнулась Вася, но строгий взгляд Марата, выветрил из неё насмешку.

— Дело не в этом, Вась. Дело в том, что она тебя пытается унизить. Ты это заслужила? — спросил он, находившийся всего в десятке сантиметрах от её тела.

«Заслужила? Да кто вы все? Почему вы лезете в мою жизнь?» — кипели вопросы, которые Вася с усердием постаралась не выболтнуть.

— Разговор окончен, — она развернулась, и, прибавив шаг, стремительно ушла.

Марат взглянул на Ника, и одним взглядом дал понять, что не надо за ней бежать.

В её голове не укладывалось, почему ей уделяют столько ненужного внимания. Она могла сама всё уладить. Зачем вмешиваться? Не было в те горькие пять месяца, когда она все исправляла, плотно запихивала в голову ледяное отношение ко всем.

Ноги уж упрямо несли к торговому центру. Сегодня смена Васи и сегодня пятница — один из загруженных дней недели. Маринка, как всегда, была у кассы. Её правильная улыбка и добрый взгляд почему-то на минуту сбили пыл, с которым Василиса мчалась в бутик.

Апрель 2012.

Настал вечер. Глухой, спокойный. Уже второй вечер дома. Одна, а кругом разбросаны обёртки от конфет, таблетки валерьянки, изорванная пачка сигарет, которая мозаикой украсила плед. За окном садилось солнце, окрашивая небо в красный цвет.

Пальцы до сих пор дрожали. Она не могла забыть взгляд Рэны, с которой они были ближе даже чем с Миркой. Как она могла так поступить? Как она могла отмолчаться? … Но это был её выбор, может, сложный, может, и нет. К сожалению, это не могло убрать привкуса предательства на губах Васи. А ещё и не убрать разочарование. Василиса знала о решении Рэны, но до последнего верила, что она не окажется той змеёй, которую пригрела Вася в своё время. Когда именно Василиса первая начала общаться с Миркой, а уже потом к ним прибавилась Рэна, не без помощи Васи.

А теперь что? А теперь все иначе. Первый шаг уже сделан, дальше по логике, должно быть, легче. Она была в этом уверенна. Васю и не смутило то, что за драку могли исключить из университета. Для неё было бы так даже лучше. Тогда она бы смогла начать жить заново, перевернув исчёрканную страницу. Но какое решение приняли в кабинете директрисы, Василиса не знала, и не хотела.

В коридоре послышались стуки каблуков. Это означало одно — вернулась мать. Вася рассмеялась, вспоминая, как мама бегала к директору школы, когда она с мальчишками в коридоре играла в сифу и разбила окно, и, убегая, врезалась в завуча. Тогда Вася так хохотала, что мальчишки, которые с ней стояли вдоль стены в директорском кабинете, залились смехом, заставив родителей грозно на них покоситься. Сейчас она себя чувствовала в таком же положении, и почему-то хотелось вернуться в ту пору и снова поиграть в сифу, как раньше.

Стуки заменились шарканьем тапочек, и вот мать открыла дверь и застала Васю, которая лежала на кровати и давилась хохотом.

— Ты что-то принимала?! — с безумными от гнева глазами ринулась она к ней и взяла за шиворот футболки. — Слышишь меня! Я с тобой разговариваю!

Вася на миг застыла от такого напора, приподняв бровь от удивления. Она знала, что мать придет и будет её отчитывать. Но тот факт, что мама будет подозревать Васю в употреблении наркотиков, снова заставило Васю рассмеяться. Мать не выдержала и, замахнувшись, ударила дочь по щеке. Хлыст кнута. Тогда Вася именно почувствовала это. И роль палача сыграла её же мать. Вася на миг застыла, щека зарделась и глухо запульсировала током. Она, проведя по щеке рукой, поползла к другому углу кровати, словно побитый щенок, но жестоко смотрящий на своего обидчика.

Мать взглянула на свою руку, а затем на щёку дочери, но не сменила взгляда. Наряду с запоминающимся на всю жизнь кабинетом директрисы, стуком каблуков, она и запомнила этот взгляд, наполненный стыдом, жалостью, и злом.

— Ты что-то принимала, Василиса? — снова спросила она, как и подобает ей, от напряжения выгнув спину.

— Принимала! И ещё я Мирославу всем любимую искалечила, и Рэне нанесла травму всей жизни! — крикнула, Вася и, встав, рыком обогнула мать, что та не успела её остановить.

Ноги её несли сами по себе. Ступеньки. Снова ступеньки. Небольшая лестница. И вот уже свежий воздух, который наполнил лёгкие, заставляя слезам вырваться наружу. Мутно, кругом все мутно. Вот нога ступает на край, ещё одно движение и воздух вольётся с ней воедино в полёте. Ещё одно движение. А душа наизнанку. Хотелось умереть. Она стояла, расставив руки на выступе у края, из-за которого виделись далёкие леса, это была задняя часть дома, её не могли увидеть, там были лишь гаражи, и думала: «Хватит! Хватит. С меня хватит. Больно!.., - она сглотнула новый перчащий комок, подошедший к горлу, — Больно, чёрт возьми! За что? За что все это разом на меня свалилось? Почему я? Скажите почему? — она пододвинулась к краю, в глазах все плыло, — Боже, за что? Почему хотя бы она меня не понимает? Мы же родные.…Были, — ветер с силой дунул в лицо, заставив волосы отлететь назад. — Я не знаю, что делать, — оставалось ещё движение, и все могло закончиться. — Хватит… Больше не могу…» — она протянула руки ветру, отдаваясь ему, и резко распахнула глаза от шума. Это был детский крик. Истошный, слышный даже на высоте девятнадцатиэтажки. Она посмотрела вниз и увидела, как маленькая девочка упала на асфальт ведущей тонкой змейкой от гаражей, и громко заплакала. К ней подбежала мама, и быстро вытирая коленку белым платком, гладила дочь по голове. Такой плач она услышала впервые, истошный, так как будто ударили ремнём, сильно. Вася взялась за голову и, смахивая слёзы села на выступ громко рыдая. В её ушах раздавался громкий детский крик, так что с каждым разом от эха в голове, ей хотелось стучать ногами по крыше. Ей хотелось взять эту малышку и укрыть от этого злого мира. И взглянув на серое небо, она только сейчас поняла, что эта девочка спасла ей жизнь…

Вокруг суета. Людей сделалось в несколько раз больше чем в обычные дни. Кругом бегают коллеги — консультанты, подыскивая одежду все новым и новым покупателям. Прошло несколько минут, как Вася уже в красной рабочей майке стояла за кассой с Маринкой. Сегодня её волосы были распущены, а на голове покоился ярко-красная кепка, под цвет майки. Её лицо, как всегда, озарено улыбкой, что заставляло Васю в ответ ей улыбнуться. Кругом незнакомые люди, которые — либо с усердием пытались отыскать себе нужную вещицу либо же бесцельно бродящие, убивающие время впустую.

— Чего не в духе? — Маринка осторожно пихнула Ваську вбок, отчего та повернулась и невозмутимо ответила: — Не бери в голову.

Маринка промолчала, но все же осторожно пододвинула к её кончикам пальцев дольку шоколада. Вася улыбнулась, и тут же засунула его в рот. Шоколад растаял во рту, отчего она улыбнулась, зажмурив глаза.

— Это та торговка? — кто-то достаточно громко спросил писклявым голосом, отчего Василиса невольно повернулась и заметила двух девушек с параллельного факультета. Она их не знала, но видела их довольно часто на вечеринках, где раньше присутствовала. Одна из них встречалась с другом Паши. Была она редкостной сплетницей.

Подслушивать ей не хотелось, но тогда надо было либо крепко-накрепко закрыть уши, либо убежать. Слабость — слишком дорогая вещь. Она, ужесточив взгляд, снова посмотрела на студенток.

— Да, это она, — тихо одёрнула её подруга.

Тут началась маленькая перебранка, и вскоре к ним присоединились ещё три девушки, которые образовав круг, принялись громко перешёптываться в семи шагах от кассы, где стояла Вася.

«А ничего что здесь я? Может, я им мешаю?» — усмехнулась Вася, и чтобы пресечь громкое обсуждение Васиной фигуры, работы, и их отношений с Мирой, подошла к ним.

Этого девушки никак не ожидали, но повели себя невозмутимо. Вася была уже в шаге от них, как они замолчали. Натянув милую улыбку, за которой крылся оскал, Вася приблизилась к ним.

— Кхм. Кхм. Я вам не помешала? — её глаза выражали лишь детское наивное любопытство, затем они поменяли цвет. Стали яростнее, и улыбка спустилась, дав волю напряжённым скулам.

— А ты, вообще, кто? — спросила та, что смелее, та, что встречалась с Пашиным другом.

Вася громко рассмеялась, заставив подружек переглянуться. Ей было все равно, смех не хотел уходить, хотелось смеяться, схватившись за живот. Затем она резко замолчала и с ухмылкой уставилась на них.

— Наверное, та, кого вы так бурно обсуждали. Не так ли?

Покупатели как будто и не замечали их, а, может, это и так было. Васе это было на руку. И поднявшийся шум, заглушали их голоса.

— С чего ты взяла? — снова спросила та, поумерив тон. Теперь она, кажется, стушевалась.

На кассе толпилось много народу, и бедная Маринка управлялась одна со всей длинной лентой, которая образовалась у кассы. Вася могла бы сейчас бросить этих подпевал Миры, но сдаваться не желала, и бороться тоже. Было и всё равно, но и что-то тяжелело в груди от мысли, что она их просто так отпустит.

— Не уворачивайся. Я всё слышала. И впредь говори тише, когда шипишь у кого-то за спиной. И да. Ещё раз что-то услышу подобное, мне будет плевать выкинут меня с университета, посадят, или ещё что-то. Я расцарапаю тебе твоё не милое личико. Усекла? Можешь передать то же самое всем тем, кто будет вести себя подобным образом, — девушки молча её, слушали, но под конец речи, начали возмущаться и отнекиваться — Васю это уже не волновало.

— А теперь выметайтесь отсюда, а то вызову охрану, — мило проворковала она в лицо самой наглой. Та, что-то фыркнув, потянула подруг за собой.

Да Вася чувствовала победу над ними, но ей не хотелось смеяться. Все что она услышала до того не огорчило её, но солило вкус победы.

Маринка со скоростью, так что лишь сверкали руки, пробивала вещи. Вася быстро побежала, вспомнив о напарнице, и присоединилась к работе.

Мысль о том, что она разгорячилась, не давала ей покоя. Она не должна была к ним подходить, она сама хотела начать новую жизнь, спокойную, умеренную, где нет никого лишнего. И что же она сделала? Она дала волю слабости. Дала волю гневу, образовавшемуся неоткуда, но то, что было не вернуть. И все что ни делается, делается к лучшему, подумала она, рассеянно обслуживая покупателей.

Остаток дня пролетел незаметно. Работа изнуряла и, проходя в свою комнату, Вася, не раздеваясь, влетела на застеленную кровать и заснула.