Вечная команда

Глава 22

Меня оттаскивают назад за волосы и швыряют на землю. Кто-то испачкал кровью всё моё розовое платье.

— Наконец-то, — выдыхает Селена, присаживаясь надо мной на корточки, её тёмные глаза не лишены эмоций. — Мне жаль, но кровь — это единственный договор, который нельзя нарушить. — Она приставляет свой нож к моему горлу, но я ещё не закончила драться. Я хватаю Селену за запястья, борясь с её гораздо более сильной хваткой. Но моё тело, должно быть, переполнено адреналином, потому что я в состоянии удерживать её на расстоянии, пока две пары рук не хватают её с обеих сторон и не оттаскивают назад, толкая и отправляя в полёт.

Близнецы МакКарти здесь.

— Шарлотта, — говорит Рейнджер, поднимая меня и снова притягивая к своей груди. — У тебя идёт кровь.

— Я думаю… — я вздрагиваю, когда у меня перед глазами всё плывет, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы лес перестал кружиться. — Она ударила меня ножом. — Я кладу руку на поясницу и подношу её к лицу, уставившись на ярко-рубиново-красную кровь.

— Господи Иисусе, — рычит Рейнджер, поднимая меня на руки, в то время как Мика и Тобиас окружают Селену, пытаясь отобрать у неё нож. Другие культисты, похоже, не хотят вмешиваться в дела со мной и Спенсером, но у них нет проблем с остальными. Некоторые из них нападают на близнецов, и какими бы впечатляющими ни были их навыки, какими бы впечатляющими ни были способности Черча, все они люди. У них есть пределы.

— Рейнджер, — говорит мужчина, и я узнаю в этом голосе лидера культа. Он выходит вперёд, из тени деревьев, и поднимает свою маску. Тело Рейнджера напрягается подо мной, пока я моргаю сквозь туман в глазах и пытаюсь понять, кого это я вижу.

Это отец Рейнджера, Эрик.

— Держись от меня нахрен подальше, — рычит Рейнджер, отступая назад, пока мы не прижимаемся к дереву. — Я знал, что ты в этом замешан. Я знал это, но… Дженика… Как ты мог?

— Вини в этом свою мать. Она не хотела, чтобы ты или Дженика были вовлечены в Братство. Она пошла на многое, чтобы бросить мне вызов, даже сбежав в Испанию.

Глаза Рейнджера широко раскрыты, челюсть крепко сжата. Затем он смотрит на меня, и выражение его лица наполняется страхом. Моя рука тянется вверх, чтобы коснуться его лица, размазывая кровь.

— Каждый посвященный должен выбрать человека, который завершит их договор. Рик выбрал Дженику; я ничего не мог с этим поделать. Если бы она была частью Братства…

— Тогда она стала бы убийцей, а не жертвой? Нет, спасибо. — Рейнджер прижимает меня к себе, его взгляд перемещается на Спенсера, Мику, Тобиаса и Черча. Последние трое повалены на землю десятками культистов. Первый всё ещё противостоит Гарету, но, по крайней мере, ни у кого из них нет ножей. То есть до тех пор, пока Селена не передаёт одно из найденных орудий обратно своему брату. — Прекрати это дерьмо, и, возможно, я не буду свидетельствовать против тебя в суде.

Его отец улыбается, но это нехорошая улыбка.

— Сынок, нашим традициям много веков. Когда Братство только начиналось, мы даже получили благословение церкви, которую так любит твоя мать. Богатство и успех наших семей зависят от этих традиций. Только не говори мне, что тебе не нравилось твоё привилегированное детство?

— Мне нравилась моя сестра, — произносит Рейнджер, его сердце бешено колотится под моей ладонью, когда я кладу руку ему на грудь. Я даже не уверена, почему я это делаю, прикасаясь к нему с таким благоговением. Всё становится нечётким, я не буду врать. — И мне нравится моя девушка. Позволь мне отвезти её в больницу.

— Ты знаешь, что я не могу этого сделать, — отвечает Эрик, когда несколько культистов подходят и хватают Рейнджера, вырывая меня из его рук, в то время как он изо всех сил пытается сопротивляться.

Кто-то кладёт меня на лесную подстилку и уходит, оставляя меня с Селеной и её ножом, и мне некуда идти.

«Я умру здесь сегодня ночью?»

Я поворачиваю голову в сторону и вижу Спенсера и Гарета, сцепившихся в битве за свои жизни, нож медленно приближается к животу Спенсера. Селена снова подходит ко мне, опускается на колени с лезвием в руке, пользуясь потерей крови, из-за которой мои конечности кажутся тяжёлыми.

Из последних сил я протягиваю руку и выхватываю мамину заколку для волос, вонзая её Селене в глаз и заставляя её закричать. Она падает назад, и я вскакиваю на ноги, трясясь как сумасшедшая. Я бросаюсь на Гарета, отталкивая его от Спенсера.

Я мгновенно падаю на колени, но даю Спенсеру возможность, в которой он нуждается, чтобы взять нож. Он толкает его в плечо Гарета так сильно, как только может, и направляется ко мне.

— Чак-лет, — шепчет он, оглядываясь назад, чтобы увидеть, как другие парни борются с ордой культистов. Сейчас их, должно быть… больше сотни, они заполняют поляну. Мы выиграли себе несколько дополнительных моментов, но это всё.

Всё кончено.

Спенсер подхватывает меня на руки точно так же, как это ранее сделал Рейнджер, но мы стоим спиной к скалистому склону холма, который окружает фонтан. Нам некуда идти. Селена рыдает и прижимает руки к глазу, в то время как у Гарета идёт кровь. Никто не двигается вперёд, чтобы помочь им. Я понимаю, это часть их ритуала. Но это не будет длиться вечно.

Марк появляется из толпы, Астер рядом с ним.

— Если хочешь, чтобы что-то было сделано правильно, то должен сделать это, блядь, сам. — Они вдвоём идут за нами, но у меня не осталось сил бороться, а Спенсер мало что может сделать, пока держит меня. Остальная часть культа обтекает нас, загораживая стеной из мантий и масок. Остальные четверо парней стоят на коленях, каждого держат по четыре или более сектантов. — Гарет, перестань быть маленькой сучкой. Это всего лишь поверхностная рана.

Гарет вытащил нож из своего плеча, не самый умный поступок в мире, но, похоже, Марк прав. Он не падает на землю, и из него не хлещет кровь, так что, вероятно, Спенсер не задел какие-либо важные вены или артерии. И хотя глаз Селены покраснел и распух, а на щеке появилось немного крови, всего через несколько секунд она уже на ногах.

Они вчетвером окружают нас, вырывая меня из рук Спенсера, пока он кричит.

Марк, Астер и Гарет удерживают его, пока Селена опускает меня на землю и берёт клинок в последний раз.

Острый край ножа прижимается к коже моего горла, и я закрываю глаза, надеясь, что это произойдёт быстро.

Мне невыносимо слышать, как парни вокруг меня выкрикивают моё имя.

— Всем оставаться на своих местах! — раздаётся чей-то голос, и десятки людей в жилетах и масках окружают нас. Селена стискивает зубы, трясясь надо мной от боли, или страха, или адреналина, я не уверена. — Никому не двигаться. Опустите своё оружие.

Селена пристально смотрит на меня, её глаза сверкают фанатичным светом, её рука с крепко зажатым в ней ножом отводится назад. Она замахивается на меня, целясь в горло, но на поляне раздаётся одиночный выстрел, и её рука обмякает, а тело наваливается на меня.

Нож выпадает из её руки на землю, но я слишком запуталась, чтобы по-настоящему осознать, что происходит.

Мгновение спустя чьи-то руки оттаскивают Селену от меня, и я смотрю в лицо Йена Дэйва. У него на шее висит значок ФБР.

— С тобой всё будет хорошо, Шарлотта, — говорит он, когда парни бросаются ко мне. — С тобой всё будет в порядке.

Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, — это Студенческий совет, смотрящий на меня так, словно я — единственное, что имеет значение в мире.

И это, это хорошее последнее воспоминание.

После смерти главного героя в книге всегда остаётся какое-нибудь фиолетовое прозаическое дерьмо, куча цветистой чепухи о хорошо прожитой жизни или обо всех замечательных уроках, которые человек усвоил перед смертью.

Что касается меня, то я мечтаю о том, чтобы ехать верхом на единороге, сидя позади рейнджера Вудраффа, в то время как близнецы маршируют по обе стороны от нас. Мы приезжаем в замок, где Черч — принц, а Спенсер — его красивый серебрянноволосый муж…

Не очень изощрённый похоронный звон, не так ли?

— Шарлотта, — шепчет чей-то голос, пока я пытаюсь сморгнуть изображение Черча и Спенсера, целующихся на возвышении, короны на их головах, мантии развеваются за ними… О, мечты — это весело, да? — Шарлотта.

Мои глаза открываются, и я понимаю, что смотрю на заплаканное лицо Арчибальда Карсона.

— Папа? — говорю я, или, по крайней мере… Я пытаюсь это сказать. Вместо этого я издаю странный, сдавленный звук, прежде чем начинаю кашлять. Папа предлагает мне немного воды, и я с трудом пытаюсь сесть. Он отставляет чашку в сторону и помогает мне устроиться на подушках, прежде чем снова предложить её. Я делаю большой глоток, вода стекает с моих губ и пропитывает больничный халат, который на мне надет. — Где я нахожусь? — шепчу я, и папино лицо смягчается.

— Ты в больнице, Шарлотта, — выдыхает он как раз перед тем, как дверь распахивается и появляется моя мать, безудержно рыдающая и бросающаяся на мою кровать драматическим движением, достойным какого-нибудь старого южного фильма с женщинами в широкополых шляпах.

— Мама? — спрашиваю я, поднося руку к лицу и пытаясь вспомнить, что, чёрт возьми, произошло и как я могла сюда попасть. — Где парни?

— В комнате ожидания, — отвечает мне папа, заправляя прядь волос мне за ухо. Мой взгляд задерживается на нём. Это действительно один из самых приятных жестов, которые он когда-либо делал для меня. Помните? Мы не проявляем привязанности.

— Что случилось? — спрашиваю я, вспышки поножовщины, лисьих масок и развевающихся мантий мелькают в моём сознании.

— Йен, — говорит мама, поднимая лицо, чтобы посмотреть на меня, слёзы всё ещё текут по её щекам.

«Она выглядит так, будто ей больно так же, как мне, когда я думала, что Спенсер мертв», — думаю я, и горячий румянец заливает мои щёки. — Он руководил спецоперацией по уничтожению Братства. Знаешь, он работал над этим много лет.

— Йен Дэйв, — молвлю я, думая о темноволосом ворчливом засранце-библиотекаре. Теперь всё становится понятным, почему он вытащил ежегодники, почему он пытался помешать нам рыскать вокруг.

— Он в специальной оперативной группе, которая занимается культами, — гордо продолжает мама, сияя и улыбаясь мне.

— Он сказал, что он следователь, — уклоняюсь я, потирая голову. — Значит, они поймали плохих парней?

— Большинство сектантов были арестованы, — отвечает папа, кивая. — Они прочёсывают лес и туннели, чтобы посмотреть, не сбежал ли кто-нибудь ещё. К сожалению, та девушка, которая пыталась убить тебя, всё ещё жива, несмотря на то что в неё стреляли.

Я ёрзаю на кровати, а затем немного съёживаюсь, когда чувствую тянущее ощущение в пояснице.

О, верно.

Меня ударили ножом.

Меня ударили ножом.

— Меня ударили ножом, — повторяю я, и затем лёгкая улыбка озаряет мои губы. — Это делает меня крутой?

— Шарлотта Карсон, — рявкает папа, когда я смотрю на него, понимая в этот момент, что каждый его мудацкий поступок, каждая рявкающая команда и насмешка… это потому, что он мой родитель. Ну а родители, родители — мудаки. Даже хорошие родители. Особенно хорошие родители. Потому что иногда подростки ведут себя как маленькие непослушные свиньи.

— Ты уверен, что с моими парнями всё в порядке? — я повторяю, как раз перед тем, как лёгкий стук в дверь прерывает наш разговор.

— Входите, — говорит папа с покорным вздохом.

Дверь распахивается, и близнецы врываются внутрь, обнимая меня с обеих сторон и заставляя одновременно смеяться и ворчать от удара.

— Мы были уверены, что ты мертва! — воют они, потираясь лицами по обе стороны от меня.

Моя мама давится слезами и подносит ко рту салфетку, чтобы заглушить рыдания. Мой отец просто отступает на несколько шагов, наблюдая за мной, как ястреб.

— Не могли бы вы двое отойти и дать ей отдышаться? — рычит Рейнджер, всё ещё явно потрясённый стычкой со своим отцом. Я имею в виду, знать, что твой отец состоит в сумасшедшем культе — это одно, но слышать чушь из первых уст? Это нелегко. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он меня, кладя одну руку на мои покрытые одеялом ступни и сжимая пальцы ног.

— Я в порядке, — отвечаю я, когда близнецы садятся по обе стороны от меня, высвобождая меня из своих маниакальных объятий. — К тому же, отныне я могу рассказывать всем, кого встречаю, что я пережила нападение богатой, могущественной секты.

Губы Черча растягиваются в улыбке, которая на этот раз действительно касается его глаз.

— Я боялся, что никогда не увижу тебя в том свадебном платье, — говорит он, заставляя моего отца ощетиниться.

— То же самое, — соглашается Спенсер, мельком взглянув в сторону Черча, прежде чем снова повернуться ко мне. — Я бы умер, если бы так произошло, Чак.

— Арчи, может быть, нам стоит дать им минутку побыть наедине? — предлагает мама, бросая на моего папу взгляд с другого конца больничной палаты. Его ноздри раздуваются, а лицо приобретает свойственный ему цвет, но он смягчается, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб, прежде чем выйти. Я замечаю, что он не совсем закрывает за собой дверь, но это нормально. Как я уже сказала, родители — мудаки.

— Видеть тебя лежащей на земле в платье, всю в крови… — Тобиас начинает, берёт мою руку в свою и сплетает наши пальцы друг в друга. — Почти уверен, что это зрелище будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

— Ты крутая сучка, Чак Карсон, — говорит Мика, глядя себе на колени. Я могу сказать, что он пытается быть оптимистичным, но в его глазах всё ещё стоят слёзы, когда он поднимает взгляд и улыбается мне. — Боже, мы так сильно возненавидели тебя, когда ты появилась в Адамсоне. А теперь мы все, типа, клинически одержимы. Что ты с нами сделала?

— Я как заноза — как только попаду внутрь, не сможешь вытащить меня без кровотечения! — говорю я, пытаясь быть смешной, но полностью и бесповоротно облажавшись, потому что я отстойный комик. Кроме того, меня ударили ножом. Теперь это отличное оправдание для всего, да? Я могу всё испортить и просто сказать, что меня ударили ножом. Должно проработать не менее шести месяцев или около того.

— Это худшая метафора, которую я когда-либо слышал в своей жизни, — произносит Рейнджер, вздыхая так, словно сбрасывает тонну накопившегося стресса. — После того, как ты чуть не истекла кровью в лесу? Что с тобой не так?

— Меня… ударили ножом? — предлагаю я, и он вздыхает, его лицо смягчается. Ну что ж. Чёрт. Меня бы чаще кололи ножом, если бы это помогало мне выпутываться из подобных неловких ситуаций. А ещё, возможно, достанет мне побольше желе. В больницах всё ещё подают желе, верно? — Я как-то читала, что желе делают из костного мозга… — выпаливаю я, но Тобиас затыкает мне рот поцелуем, прижимаясь своими губами к моим и умудряясь передать все эмоции, которые он испытывает, одними губами. — Ого, вау, — говорю я, когда он отстраняется и смотрит мне в лицо своими мохово-зелёными глазами. — Это… было впечатляюще.

— Мы любим тебя, Шарлотта, — говорит он, а затем замолкает, как будто ему только что что-то пришло в голову. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — произносит Мика, возвращая моё внимание к себе. — Больше, чем мне было бы комфортно признавать. Потому что, ты знаешь, я не хочу связывать себя обязательствами или что-то в этом роде.

— Ты безокончательно влюблён в меня? — спрашиваю я, шмыгая носом. Я чуть не умерла в лесу. Я начинаю плакать.

— Безокончательно — это не слово, — мягко сообщает мне Черч, и я улыбаюсь, глядя поверх него, на Спенсера и Рейнджера, стоящих по обе стороны. — Но также мы очень рады, что ты не умерла.

— Я тоже рада, что ты не умер, — отвечаю я, улыбаясь, а затем делаю паузу, выражение сползает с моего лица. — Подожди, что произошло на выпускном после того, как я потеряла сознание? — Черч наблюдает за мной своими прекрасными янтарными глазами. — И почему на тебя не подействовали наркотики?

— Он провёл всю ночь, попивая эту дурацкую газированную воду, ту, что с пробками, которую разносили официанты, и ничего не ел, — говорит Спенсер, поглядывая на своего друга, как будто они могли это обсудить, пока я была в отключке. — Мы предполагаем, что Астер подсыпала наркотики в наши десерты. Теперь понятно, почему она была так решительно настроена вступить в Кулинарный клуб.

— А я-то надеялась, что пунш будет с приправами, — говорю я, качая головой. — Просто… не с теми, что они нам дали.

— Со всеми всё в порядке, — добавляет Мика, — но если ты думала, что, будучи единственной девушкой, привлечёшь к себе много внимания в Адамсоне, то сейчас это никак не сравнится с твоим статусом выжившей после нападения сумасшедшей секты.

— Это всё ещё не объясняет, почему Черч был под землёй в маске и мантии, — говорю я, слегка морщась и протягивая ладони в знак извинения. — Я ни в чём тебя не обвиняю — я усвоила урок, но… Я должна знать.

Черч вздыхает и на мгновение опускает взгляд в пол, как будто хочет что-то сказать, но не уверен, как это будет воспринято. Когда он поднимает глаза, в его взгляде ужасающая доля вины.

— Йен Дэйв и Натан, они попросили меня помочь. Операция по задержанию планировалась уже некоторое время; они знали, что придут за Братством в ту ночь, независимо от того, чтобы произошло.

— Ты… знал, что всё это должно было произойти? — я задыхаюсь, думая о том, как он смотрел на меня, когда сопровождал на выпускной, как он смотрел мне в глаза. Как он мог знать, что происходит, и позволить нам попасть прямо в ловушку?

— Не про то, что десерты с наркотиком или тайную церковь, — признаёт он, слегка съёживаясь и стискивая зубы.

— Ты не телепат, не фокусник и не агент ФБР, братан, расслабься, — мягко отчитывает Рейнджер.

— Когда Марк и Селена выбежали после ссоры, я последовал за ними. — Черч вздыхает, как будто он тоже устал. Я думаю, мы все устали. — После того, как я позвонил Йену, я последовал за ними, затем отключил культиста, который наблюдал за дверью, через которую они вошли.

— Йен позволил тебе следить за этими психами? — спрашиваю я, моргая от удивления, но Черч только качает головой.

— Вовсе нет. На самом деле, он обругал меня, но я не собирался позволять, чтобы с вами двоими что-нибудь случилось.

— Мы безмерно благодарны, — отвечает Спенсер, и выражение его лица слегка мрачнеет. Я не знаю, как мы раньше не догадались, что он тоже был целью.

— Остальные из нас лежали в наших оставшихся салатах, — говорит Рейнджер с лёгким рычанием, и на его щеках появляется тёплый румянец. Черч бросает на него взгляд и слегка улыбается.

— Марк вошёл в туннели тем же путем, что и мы. Я следовал за ним на расстоянии и без особого освещения. Иначе я бы раньше понял, что мы прошли через другую дверь в канализационную систему. Если бы я только понял это раньше…

— Это не имеет значения, — говорю я, думая о том моменте, когда я лежала на алтаре, эти жуткие психи пели вокруг меня, мерцали свечи. Я была уверена, что умру там. Уверена в этом. — Я рада, что вы, парни, здесь. Что будет с твоим отцом, Рейнджер? — спрашиваю я, но он только качает головой.

— Мне всё равно, лишь бы я никогда больше его не видел. Они с Риком забрали у меня Дженику, и пути назад нет. Они оба могут гнить в тюрьме, мне всё равно.

Интересно, задумается ли когда-нибудь Рейнджер о том, что произошло на самом деле, и сломается ли он. Но если он это сделает, всё будет в порядке, потому что мы будем здесь.

Мы все будем здесь.

— Означает ли это, что мы сможем наслаждаться оставшейся частью года без попыток Астер сорвать заседания нашего Кулинарного клуба? — спрашиваю я, и близнецы ухмыляются.

— Говорили же вам, что она виновна, — говорят они, скрещивая руки на груди.

— Конечно, говорили, — отвечаю я, улыбаясь в ответ и жалея, что не могу вырвать эту капельницу из руки и пойти домой. Только я большой ребёнок, и это было бы очень больно, и я не настолько глупа, чтобы связываться с медицинским дерьмом, в котором я не разбираюсь. — Итак, кто будет первым парнем, который принесёт мне клубничный молочный коктейль из «Щелкунчика»? Первый, кто это сделает, будет обниматься со мной в постели.

— Ты думаешь, мы действительно должны утруждать себя ссорой из-за чего-то подобного? — говорит Рейнджер и замолкает. — Всё же я лучше пойду принесу тебе что-нибудь поесть.

— О, ни за что, чувак, этот коктейль мой, — говорит Спенсер, и они ухмыляются друг другу, в то время как близнецы изо всех сил пытаются оттолкнуть друг друга.

— Я возьму коктейль, — произносит Черч, выскальзывая за дверь, но перед этим останавливается, чтобы улыбнуться мне. — И всё остальное, что ты захочешь. Что угодно. — Он выходит и закрывает дверь, а я смеюсь, закрывая лицо руками, когда папа заходит в комнату и начинает орать на парней что-то по-директорски.

Ах, жизнь прекрасна, не так ли?

Ветер развевает мои юбки вокруг бёдер, когда я стою перед внушительными каменными стенами Академии Адамсон (ранее известной как Академия Адамсон для парней).

— Она меньше похоже на школу, а больше на замок, — говорю я, ухмыляясь и повторяя вслух первую мысль, которая пришла мне в голову об этом месте.

— Больше похоже на церковь, которая раньше скрывала жуткую подземную камеру для культистов, — произносит Спенсер, приподнимая обе брови. Я смеюсь и толкаю его плечом, направляясь в коридор под одобрительные возгласы других студентов. Честно говоря, я ничего не сделала, кроме того, что меня пырнули ножом. Но в выпускной год средней школы? Это полностью делает тебя крутой.

— Для моей будущей невесты, — говорит Черч, появляясь слева от меня и протягивая кофе со льдом, в то время как Рейнджер засовывает свежеиспечённый и тщательно завёрнутый маффин в передний карман моей сумки.

— Что ж, спасибо вам, господа, — говорю я, беря Спенсера под руку.

— И так как я знал, что они попытаются умаслить тебя этим утром… — молвит он, залезая в свою сумку и доставая книгу. Он вкладывает её в мою руку, когда я приподнимаю бровь, глядя на него. Достав книгу и открыв её, я вижу, что это манга — японский аниме-комикс — и что в ней есть… в ней есть… Мой глаз дёргается. — В этой книге так много секса, — выдыхаю я, пытаясь вернуть ему книгу, и он, танцуя, убирается с моего пути, смеясь и скрещивая руки за головой.

— Боже, Чак, прекрати, мне не нужен твой журнал с грязным гей-порно!

— Спенсер Харгроув! — отчитываю его я, когда появляются близнецы, засунув по одной руке в карманы каждого из них.

— Мы предупреждали его, чтобы он не смущал тебя в твой первый день возвращения, — говорит Мика, а затем бросает взгляд на Тобиаса, и они оба ухмыляются.

— Мы думали, ты могла соскучится по нему, — произносят они вместе, и я понимаю, что другие их руки были спрятаны за спинами, держа что-то подозрительное за сумками с книгами. Вместе они представляют печально известный пенис прямо посреди коридора. А потом они бросают его мне. Он попадает мне прямо в грудь, отскакивает и, пролетев по воздуху, попадает моему отцу в лицо.

— Шарлотта Карсон, — произносит он, когда вялый пенис со шлепком падает на пол. — Это замечание.

— Подожди, нет! — кричу я, но он уже уходит, в то время как Спенсер воет от смеха. Рейнджер и Черч оба смеются, а близнецы ухмыляются и наклоняются, чтобы запечатлеть одинаковые поцелуи на обеих моих щеках.

— Я люблю тебя, Шарлотта, — говорят они одновременно, но каждый по-своему. Не думаю, что кто-то из них даже подумал, что это должна была быть их близнецовая штука.

— Я тоже люблю вас, ребята, — отвечаю я, выдыхая и поднимая подбородок. — Всех вас. А теперь, если позволите, я бы хотела, чтобы прославленный Студенческий совет проводил меня на урок.

И, к моему большому удовольствию, они это делают.