Вечное царствование (Кэролайн Пекхэм) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 5)

Рожденный воином, но ставший монстром,

изменит судьбы порабощенных душ.

Взойдут близнецы солнца и луны,

Когда человек проживет тысячу жизней.

Золотой круг соединит две души,

И уплаченный долг исправит старые ошибки.

На святой горе земля исцелится,

Тогда мертвые оживут, и проклятие исчезнет.

ервобытная потребность выжить заставляла даже самых слабых мышей сражаться со всей яростью бога. Когда тебя прижмут спиной к стене, ты поймешь, из чего сделана твоя душа, а я давным-давно поняла, что моя была выкована в огне и свирепости.

Ледяная капля попала мне на затылок и побежала вниз по позвоночнику, заставляя мурашки пробежать по всему телу. Я изо всех сил боролась с желанием содрогнуться, понимая, к каким последствиям это может привести, если я облажаюсь. Любое движение могло выдать меня, а я не могла рисковать, быть пойманной. Нет, если я хочу, чтобы моя семья пережила зиму.

От этого зависело все. От меня.

Дождь лил не переставая, барабаня по сломанной металлической крыше над моим убежищем в заброшенном здании, запах гнили витал вокруг меня в воздухе. Ледяные капли дождя пробивались сквозь дыры в ржавой крыше, и я изо всех сил старалась не обращать на них внимания, но вторая капля скатилась мне за воротник, забирая то немногое тепло, которое сохранилось у моего тела. Однако я не стала менять позицию, от этого зависело слишком многое.

Заброшенное здание подо мной было наполовину разрушено, от него остались только стальные балки и несколько крошащихся кирпичей, которые цеплялись за них изо всех сил. Деревянные перекрытия в отсутствии стен пострадали сильнее всего: они прогнили так сильно, что в них образовались дыры, а остальная их часть стала мягкой и покосившейся. Влажная погода, которой мы так часто наслаждались в том месте, где когда-то был штат Вашингтон, только способствовала разрушению того, что осталось.

Мне было чертовски неудобно, но я не зря ждала на стропилах и не собиралась выдавать свое местоположение из-за холода. В моей жизни были вещи и похуже, а зимний холод я давно научилась терпеть.

Я прищурилась на внутренний двор за полуразрушенным зданием, которое выбрала в качестве своего укрытия, разглядывая потрескавшиеся каменные плиты четырьмя этажами ниже меня. Остатки декоративного фонтана разлагались в центре открытого пространства, но все было настолько мокрым из-за ливня, что его почти не было видно.

Трудно было представить, что кто-то когда-то жил в этом месте, когда оно было целым, улицы не были покрыты трещинами, а здания — дырами. Теперь здесь живут только грызуны, и даже многие из них не осмеливаются подходить близко к тому, что поселилось по соседству.

Это была пустошь прямо на границе того, что осталось после нее. Единственный вид, который я когда-либо видела за пределами моего крошечного кусочка мира и всего, что с ним связано, был лишен жизни, человечности, того, чего я жаждала, когда лежала без сна глубокой ночью.

Все в моем мире было серым, бесцветным. Кроме крови. Почему-то ее темно-красный цвет всегда так чертовски резко выделялся в этом месте. Может быть, из-за ценности, которую она имела, что равнялось и моей ценности. Да, кровь была единственной вещью, которая придавала смысл моему существованию. По крайней мере, так они это видели. Я была товаром, таким же, как моя семья и любой другой несчастный человек в Сферах Крови.

Я осмотрела окрестности: полуразрушенные здания раскинулись во всех направлениях, единственной яркой вещью в пейзаже был сверкающий серебристый забор, который перекрывал наш выход из Сферы. Он возвышался за дальней стороной двора подо мной и окружал весь наш мир, загоняя нас в угол и обозначая черту, которую мы никогда не сможем пересечь. Сверкающее серебро было острым, как бритва, и заряжено электричеством, достаточным для того, чтобы поджарить любого идиота, рискнувшего приблизиться к нему. Он сверкал в скудном свете, дразня меня своей простотой: тем фактом, что я могла видеть прямо сквозь него здания, расположенные за ним, но никогда не позволял мне подобраться к ним. За ним продолжались руины, но было и несколько зданий, которые казались почти нетронутыми, их окна защищали от дождя, а двери были закрыты от мира.

Я туго заплела свои светлые волосы, чтобы они не лезли в глаза, но мне не хватало их тепла вокруг ушей, когда холодный ветер безжалостно продувал мое укрытие. Мои волосы было тяжело не заметить, их золотистый оттенок бросался в глаза, а это было последнее, чего мне сейчас хотелось, когда я ждала, как кошка у мышиной норки, готовая наброситься.

Наконец Томас вышел во внутренний двор и направился к фонтану, его движения были нервными и встревоженными. Он был большим ублюдком, к тому же злым, но таким же умным, как коробка с камнями. Его темные волосы безвольно свисали вокруг шеи, прилипнув к черепу из-за дождя, клочковатая борода, покрывавшая подбородок, выглядывала из-под шарфа, которым он обмотал лицо. Я не была уверена, зачем он так беспокоился, ведь если бы его поймали здесь, он бы не сбежал. На это не было никаких шансов, поэтому попытки скрыть его личность казались мне совершенно бессмысленными.

Томас остановился, подняв повыше воротник, и воспользовался этим моментом, чтобы смахнуть капли дождя со своих грязно-каштановых волос, пока он хмуро осматривался по сторонам, проверяя, нет ли преследователей или каких-либо признаков чего-то неуместного.

Удовлетворение охватило меня, как живое существо, когда он не заметил меня, и я позволила себе торжествующую ухмылку. Возможно, он и был чертовски туп, когда дело касалось большинства вещей, но у Томаса действительно был один навык: он мог выслеживать и охотиться как зверь. Мне следовало бы знать, в конце концов, я долгое время подражала ему, училась тому, что мне было нужно, а затем требовала от себя большего, превосходя его в этом умении и многих других помимо него. Моя семья зависела от моей способности сделать это, и я отказывалась потерпеть неудачу.

Я глубоко вздохнула, желая, чтобы мое сердце перестало бешено колотиться, чтобы на меня снизошло спокойствие, и чтобы мой разум оставался острым. Если я права насчет этого, то, возможно, все вот-вот изменится для нашей семьи.

Все, что мог бы сделать Томас, я могла бы сделать лучше.

Дождь отскакивал от его плеч, когда он в нерешительности остановился у фонтана, нервно оглядываясь по сторонам, а его волосы прилипли ко лбу и скрыли светло-серые глаза. Я понимала его потребность в секретности. Если бы кто-нибудь понял, что он делает, они либо последовали бы за ним, как я планировала, либо того хуже: они передали бы его существам, которые были самой причиной нашего дальнейшего существования.

Вампиры.

Монстры, которые питались жизненной силой в наших венах, разливали ее по бутылкам и закупоривали для своего удовольствия. Моя верхняя губа скривилась, когда мысли обратились к ним, чудовищам, которые владели моим телом и душой, которые держали нас здесь, в этом свинарнике. Единственном доме, который я когда-либо знала и когда-нибудь узнаю.

Большинство людей в этом месте предпочитали не высовываться, забыть о том, кем мы были, что вампиры обращались с нами хуже, чем со скотом, позволяли нам оставаться голодными, холодными, жить полуживой жизнью, которая никогда не удовлетворяла ни одну из наших основных потребностей. Но мой отец не позволил нам с сестрой забыть об этом. Он вбил в нас правду, и тем самым разжег в нас пылающий огонь ненависти к вампирам, — огонь, который никогда не погаснет.

Они — демоны во плоти.

Слова моего отца заставили мою челюсть сжаться, когда кислотное пламя ненависти лизнуло меня изнутри, несправедливость нашей реальности разъедала меня, как это было всегда, но сейчас было не время для гнева на выпавшую мне долю. Настало время для выживания.

Еще одна капля скатилась по моему позвоночнику, и ее ледяное прикосновение проникло в мои вены. Я уже ждала конца зимы, а она едва началась. Поскольку еды было меньше, чем когда-либо, сезон обещал быть довольно ужасным. Если только я не смогу это провернуть.

Наконец-то поверив в то, что он один, Томас осторожно двинулся через двор, ступая по крошащимся плитам, не задевая сорняки, прорастающие между трещинами. Он не рисковал и не оставлял следов. Это было то место, до которого я смогла проследить за ним до сих пор. Я знала, что он регулярно приходит в этот двор, но, хоть убей, понятия не имела, куда он девался дальше.

Предупреждение моей сестры-близнеца прозвучало у меня в голове. «Он может получать это от вампира. Насколько нам известно, он получает все это, продавая всех нас». Но чутье подсказывало мне, что дело не в этом. Может, он и червяк, но я не считала Томаса крысой. Нет. Каким-то образом он входил в Сферу и выходил из нее. Незамеченным. По крайней мере, до сих пор.

Я улыбнулась про себя, глядя, как он перешагивает через частично разрушенную стену фонтана и входит в более глубокую воду за ним. По мере того, как он шел, вокруг него расходилась рябь, хотя каждое движение он делал медленно, как будто боялся вызвать хоть один всплеск. Всплеск, который могло уловить ухо монстра.

Он в последний раз оглянулся через плечо, прежде чем взобраться на более высокую стену дальней стороны фонтана и спрыгнуть за нее. Я могла разглядеть только его макушку, когда он низко наклонился, и до моих ушей донесся глухой звук, словно что-то тяжелое волокли по бетону.

Мой пульс забился немного быстрее, пока я ждала, слегка вытянув шею, чтобы попытаться снова увидеть его.

Шум прекратился, и Томас снова выпрямился, осматривая местность. Я упорно держалась в своем укрытии на стропилах, несмотря на судорогу, нарастающую в моих мышцах. Тени скрывали меня в своих тисках. Я знала, что он не мог меня видеть, но мое сердце подпрыгнуло, когда его взгляд скользнул по моему укрытию.

Воздух застрял у меня в легких, сердце бешено колотилось, пальцы болезненно сжались на краю металлической стойки, к которой я прислонилась, но он даже не взглянул на меня еще раз, повернувшись, чтобы посмотреть на то, что было у его ног, а затем снова исчез из виду.

Я тихо выругалась и наклонилась на дюйм вперед, прищурившись, пытаясь разглядеть, куда он делся, пока ветер швырял мне в лицо струи дождя. Шум, который он производил, был похож на грохот сам по себе, что было хорошо для девушки, которая хотела скрыть свои движения, но не так хорошо, если кто-то еще окажется здесь в тусклом утреннем свете.

Я ждала, пока не досчитала до шестидесяти, но это было бесполезно. Томас больше не появлялся, и у меня возникло неприятное ощущение, что он и не собирается.

Нерешительность приковала меня к месту. Если это была еще одна попытка избавиться от тех, кто следил за ним, то, двинувшись сейчас, я выдам себя. Если он поймает меня на слежке за ним, он никогда не совершит ошибку, позволив мне сделать это снова. Это мой единственный шанс. Но если я не сдвинусь с места в ближайшее время, то потеряю его. Орел или решка. Буду обречена или облажаюсь. Шансы невелики, но опять же, когда у нас вообще были большие шансы?

— К черту все, — пробормотала я, хватаясь за край толстой балки, на которой сидела, и выбираясь из своего укрытия.

Я на несколько секунд повисла на стали и пальцами ног пыталась нащупать край наполовину обрушившейся стены подо мной. Мой желудок сжался от страха, когда я изо всех сил пыталась найти его, а руки начали дрожать от усилий, с которыми я держалась за скользкий металл. Если бы я умерла здесь, упав с какой-то дерьмовой стальной балки на краю небытия, то никогда бы не простила себя за то, что была такой гребаной идиоткой. Я бы провела загробную жизнь, проклиная свое собственное имя до скончания веков, ругая ветер за свою глупость и позволяя ему выплескивать мой собственный гнев прямо мне в лицо.

Моя правая нога коснулась крошащейся каменной кладки, пульс участился, и я скользнула к ней, пока оба моих ботинка не встали на нее. Я старалась не обращать внимания на разбросанные куски кирпича и известкового раствора, которые падали на землю далеко внизу, сбитые моими ботинками. Если стена простояла здесь так долго, то я должна была надеяться, что веса одной худенькой девушки не хватит, чтобы ее обрушить.

Как только я обрела равновесие, я отпустила балку и присела на корточки на стене, и облегчение захлестнуло меня. Это была самая трудная часть.

Мое внимание привлекло какое-то движение, и я подняла голову: пронзительный писк предупредил меня за полсекунды до того, как черная летучая мышь почти столкнулась с моим лицом, а ее кожистые крылья хлопали так близко от моей кожи, что я почувствовала, как одно из них задело мою щеку.

Мне удалось сдержать крик удивления, когда я отшатнулась назад, чуть не потеряв равновесие. Мой живот скрутило, а правая рука дико дернулась, прежде чем я отшатнулась в сторону и снова ухватилась за кирпичную кладку, больно вцепившись в нее подушечками пальцев изо всех сил.

Маленькое существо, кружась, удалялось от меня, проносясь по небу, пока я пыталась успокоить нервы, а адреналин бурлил в моих венах. Солнце поднималось из-за густых дождевых облаков, близился рассвет, и мое время было на исходе.

Я отправилась сюда так рано, как только осмелилась, небо было лишь чуть светлее полной ночной темноты. Было рискованно ходить по улицам так близко к тому времени, которое вампиры любили больше всего, но я была осторожна, и я предположила, что с приближением восхода солнца их вид все равно исчезнет. По крайней мере, в этом предположении я была права.

Я посмотрела вниз, на двор, об который чуть не разбилась, и прерывисто вздохнула.

Отличная работа, Келли; почему бы тебе не сброситься насмерть из-за того, что существо размером с твою ладонь заставило тебя подпрыгнуть?

Я заставила себя отвлечься от мысленного порицания и вместо этого оглянулась на полуразрушенное здание, из которого мне нужно было выбраться.

Я спустилась по внутренней стороне стены, где половина второго этажа все еще была цела, приземлившись на половицы с мягким стуком, от которого страх подступил к горлу.

Деревянный пол пружинил у меня под ногами. Не очень-то обнадеживающе, особенно в сочетании с запахом гнили, который витал повсюду.

Игнорируя свои опасения по поводу ненадежного этажа и сосредоточившись на своей цели, я побежала к лестнице, стараясь ступать как можно тише и чертовски надеясь, что все еще смогу догнать Томаса.

Четыре деревянные ступеньки повисли в воздухе, а остальные грудой обломков лежали внизу. Грязные остатки ковра покрывали то, что осталось от первого этажа, и два десятилетия проливных дождей не принесли ему никакой пользы.

Дыра, которая раньше была лестницей, тянулась до самой земли, и веревка, с помощью которой я несколько часов назад забралась на здание, все еще свисала с ее края. Я выдернула свой самодельный крюк из мягких досок пола и поискала что-нибудь еще, за что можно было бы закрепить веревку.

На самом деле выбора не было, кроме толстых перил, отмечавших верхнюю часть ветхой лестницы, поэтому я пнула их, пытаясь оценить устойчивость. Они слегка сдвинулись, что было далеко от идеала. Но либо так, либо потерять крюк, а ржавый кусок металла был для меня практически бесценен. Безусловно, незаменим.

Я бросила крюк в маленькую сумку, которую носила за спиной, и обвязала веревкой перила, вверяя свою жизнь этому заплесневелому дереву и надеясь на лучшее.

Вот и все.

Я перевалилась через край и начала сползать вниз так быстро, как только могла.

По веревке пробежала дрожь, и надо мной раздался тяжелый скрип, который с таким же успехом мог быть лаем адских псов, пришедших забрать мою душу.

— Черт, — прошипела я. Мое сердцебиение грохотало в ушах, когда скрип усилился, предупреждая меня, что перила в нескольких секундах от того, чтобы сдаться и отправить меня прямиком в ад.

Мои ладони стали скользкими, когда паника охватила меня. Я перестала трястись и позволила себе скользить, мой живот скрутило узлом, пока я спускалась на скорости. Веревка обожгла ладони, и боль пронзила их, заставив меня выплюнуть проклятие, поскольку я не хотела отпускать ее.

Я миновала второй этаж и поравнялась с первым, когда надо мной раздался треск ломающегося дерева и веревка ослабла.

Крик зародился в моей груди, когда я падала по воздуху, оставаясь пойманным в ловушку только благодаря многолетнему инстинкту, и знанию того, что крики только вызовут монстров.

Я сильно ударилась спиной об пол, воздух со свистом вырвался из моих легких, а боль пронзила все тело.

Я моргнула сквозь агонию и обнаружила, что остатки перил летят прямо на меня — эта гребаная тварь настаивает, чтобы я умерла сегодня. Но я не собиралась покидать этот мир, раздавленная заплесневелой кучей дерева.

Я откатилась в сторону, вскидывая руки над головой, прежде чем дубовая глыба смогла расплющить меня, и пол завибрировал, когда она рухнула рядом со мной, вместо того чтобы обрушиться на мой череп.

Я выглянула из-под своих рук, чтобы посмотреть на разрушения, которые я сотворила, и с моих губ сорвался тяжелый вздох. Не было ни малейшего шанса, что это останется незамеченным. Гребаные кровососы знали все. Во всяком случае, почти все.

Но не было никаких правил держаться подальше от руин, даже так близко к границе Сферы. Не было даже никаких правил о том, чтобы ничего не разрушать здесь. Кого это вообще волнует? Итак, бесполезные перила упали в бесполезном здании. Это не имело значения. Что действительно имело значение, так это то, что они подумают, что я здесь что-то замышляю, что-то такое, ради чего они могли бы просто обескровить меня досуха.

Они не терпели мятежников: любой, кто хотя бы поднимал голову над парапетом, рисковал быть обескровленным. Люди постоянно исчезали из своих постелей. Вот почему мой отец редко спал, а когда это случалось, он опирался спиной на дверь комнаты, которую я делила со своей сестрой, и оставался там на страже, готовый сражаться, если один из вампиров придет забрать нас. Но, несмотря на уверенность в нем, которая была у меня в детстве, сейчас я знала лучше. Мой отец мог быть сильным и диким человеком, когда хотел, но он также был всего лишь человеком. А в этом мире люди стояли твердо ниже вампиров в пищевой цепочке. Даже десять из нас не смогли бы одолеть ни одного из них, и за все мои годы в этой Сфере я никогда не видела, чтобы хоть один человек оставил отметину на кровососе, не говоря уже о том, чтобы победить его в бою.

Я заставила себя подняться на ноги, не обращая внимания на боль в спине и плечах. Я была уверена, что к завтрашнему дню у меня будет несколько внушительных синяков, но ничего не было сломано. Что еще более важно, крови не было. Мне придется тщательно скрывать следы от папы, чтобы он не вышел из себя. Хотя, если все получится, я была уверена, что он согласится, что риск того стоил. Может быть.

Оставалось надеяться, что Томас меня не услышал. Или ушел не слишком далеко. Мне пришлось бы снова искать его.

Я выбежала из полуразрушенного здания под дождь, жалея, что у моей куртки нет капюшона, когда вода окатила меня. У нее была дыра в правом кармане и обтрепанный край на спине из кроваво-красного материала. Несмотря на это, по стандартам большинства людей эта куртка считалась довольно хорошей, и за эти годы мне пришлось отбиваться не от одного придурка, которому пришла в голову мысль, отнять ее у меня.

Но я видела, что носили вампиры. Зимние пальто должны быть толстыми, теплыми и с капюшонами. Хуже всего было то, что им не нужно было согреваться. Они были хладнокровными, как змеи, но не позволяли нам иметь такую же одежду, как у них, и они, черт возьми, прекрасно знали, что мы можем ощутить каждый ледяной поцелуй сезона.

Каждую зиму люди замерзали насмерть. Некоторые даже работали волонтерами в «Банке Крови», предпочитая не сталкиваться с медленной неизбежностью такой судьбы. Бедные засранцы. Я лучше умру тысячью смертей, чем когда-либо попаду туда.

Я заставила себя остановиться и пару раз оглянуться назад, выискивая в тенях кого-нибудь или что-нибудь, что могло бы преследовать меня по пятам, но не раздалось ни звука, ни намека на то, что за мной наблюдают. Мне просто оставалось надеяться, что мои инстинкты были такими острыми, как я верила.

Шлепая по воде, я пересекла двор и забралась в фонтан точно так же, как это сделал Томас. Ледяная вода хлынула прямо в голенища моих ботинок, промочив ноги и заставив меня поморщиться. Идеально.

Перелезть через заднюю стену удалось со второй попытки, так как она была вровень с моим подбородком и скользкой от дождевой воды, но я не собиралась позволить стене остановить меня сейчас. Проклиная ее, я взобралась на грубую кирпичную кладку и перекинула ногу через верх, а затем спрыгнула за нее.

На дальней стороне я сорвала гребаный куш. Томас поднял крышку сливного отверстия, обнажив темную дыру, которая вела… ну, куда бы она там черт возьми ни вела. Дикая мысль пришла мне в голову, когда я прикидывала, действительно ли этот старый водосток может вести за пределы Сферы, и по моей коже пробежал трепет.

Это чувство быстро сменилось чем-то более близким к ужасу, когда я представила, что могло бы произойти, если бы вампиры застукали меня покидающей Сферу. Мне не стоило пытаться бежать: вампиры могли выследить нас там, и не было на свете человека, способного обогнать их с их повышенной силой и чувствами.

Но в старых зданиях могут быть припасы, которые помогут мне, моему отцу и моей близняшке прожить еще одну зиму. В последнее время я заметила, что у Томаса становится все больше и больше вещей. Одежды… еды. Мой желудок заурчал, как зверь, при одной мысли об этом.

Я нервно огляделась. Среди руин поблизости не было никаких признаков присутствия кого-либо, и все было тихо, если не считать непрекращающегося дождя. Если бы вампиры были близко, они бы уже напали на меня. Если только они не выслеживали меня снаружи, как львы, притаившиеся в высокой траве, выжидающие момента для нападения.

Нет времени на дурацкие мысли.

Я прикусила губу и спрыгнула в водосток, темнота поглотила меня, прежде чем я приземлилась на корточки у основания ржавой лестницы. Я прищурилась, приспосабливая глаза ко мраку, и мой пульс участился еще на одну ступеньку, пока я рассматривала открывающийся передо мной туннель.

Все старые водостоки были засыпаны по краям Сферы, чтобы предотвратить именно такую ситуацию, когда возвели ограждения. Нам недвусмысленно сказали, что то, на что я смотрю, невозможно, и все же я могла видеть свет впереди.

Я осторожно двинулась к нему. В тоннеле не было слышно ни звука, и я предположила, что это означало, что Томас ушел. В любом случае, это не имело значения. Если это поможет мне выбраться, то я смогу сделать то, что мне нужно, и вернуться так, чтобы он никогда не понял, что я узнала его секрет. Если только он не был таким же наблюдательным, как я.

В последнее время я заметила, что у него появилось больше возможностей для торговли, хотя он позаботился о том, чтобы распределить все между многими продавцами. Я также заметила здоровый румянец на щеках членов его семьи и едва заметное обновление их одежды. Он вел себя разумно. Но от меня мало что ускользало. Особенно когда я была почти уверена, что еще одна суровая зима может убить мою семью. Я ни за что не позволила бы этому случиться.

И действительно, приближаясь к свету, я наткнулась на обвалившуюся часть туннеля: запах гнили и старых сточных вод освежал ветерок, дувший сверху.

Часть щебня была сдвинута, куски камней и каменной кладки были разбросаны по дорожке, и мне пришлось перешагивать через них, когда я приближалась.

Вздох смеха, облегчения и откровенного ужаса слетел с моих губ, когда я увидела отверстие, расчищенное на вершине груды обломков камней, достаточно большое, чтобы через него мог пролезть крупный человек. А это означало, что оно было более чем достаточно для меня.

Я поднялась к дыре и заколебалась. Если я перейду эту черту, я официально нарушу закон. Покидая Сферу, я могу попасть в «Банк Крови». Если меня поймают и отправят туда, это разлучит меня с моей семьей. Папа и Монтана были всем, что меня волновало в этом мире, и мысль о том, что меня отнимут у них, приковала мои конечности к месту. Не говоря уже об ужасе, который я испытала, подумав о «Банке Крови». Я не знала точно, что происходило в этих стенах, но оттуда никто никогда не возвращался, и слухов, которые ходили по Сфере о потолочных крюках и питательных трубках, было достаточно, чтобы не давать мне спать по ночам.

Но если я не сделаю этого, то не буду уверена, что мы переживем этот суровый сезон. Я неделями не завтракала, позволяя им двоим есть чуть больше, а они и не подозревали об этом. По утрам я выходила из квартиры первой, уходя до того, как они просыпались. Все, что мне нужно было сделать, это оставить миску сушиться на решетке, чтобы все выглядело так, будто я съела свою порцию овсянки перед уходом. И даже при такой жертве я могла сказать, что им этого было недостаточно.

Рационы, которые нам выдавали ежедневно, медленно уменьшались. Постепенно, по мере того как шли недели, мы получали все меньше еды. Мои ребра уже слишком отчетливо проступали сквозь кожу, а бедренные кости торчали, что говорило о тех приемах пищи, которые я пропустила. Нам нужно было больше еды. Это была жизнь или смерть, и если мне придется подвергнуться риску отправки в «Банк Крови», чтобы убедиться, что мы выживем, то так тому и быть.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и полезла в дыру.

Теперь пути назад нет. Я только что переступила черту, из-за которой нет пути назад. Я нарушила закон и покинула Сферу. Мне просто оставалось молиться, чтобы оно того стоило.

По другую сторону завалов я обнаружила оставшуюся часть канализации, ожидающую меня, запах старых нечистот здесь был сильнее, под дорожкой справа от меня растекалась темная лужа.

Я подняла голову и заметила источник света надо мной, тусклый солнечный свет, просачивающийся сквозь другой открытый люк. Ржавая лестница вела наверх, и я встала на нее, пробуя свой вес на перекладинах, прежде чем быстро взобраться по ней, ржавчина отслаивалась от моих ладоней, железный привкус в воздухе наводил на мысль о крови. Всегда кровь. Что-то, что должно было значить так мало, но все же, каким-то образом, имело значение больше, чем все остальное.

Добравшись до верха, я выглянула из-за края открытой крышки люка и замерла. В этом месте не было ничего особенного, вокруг простирались разрушенные улицы и старые, обветшалые здания, но, возможно, вкус воздуха был немного другим. Или, может быть, я просто так долго была пленницей, что мне казалось, что здесь, за электрическими заборами, окаймляющими Сферу, воздух немного слаще. В любом случае, я сделала глубокий вдох и позволила себе насладиться острыми ощущениями от этого, крошечным бунтом моего собственного творения против мерзких тварей, которые владели мной.

Улица была очень похожа на ту, на которой я стояла несколько минут назад, но во многом также была чужой. Я знала каждый уголок Сферы, каждую улицу, переулок, здание и руины, запомнила их до мельчайших деталей, но это место было новым. Я никогда не была так далеко от дома.

Вся моя жизнь проходила за этим забором. Остатки давно умершего города превратились в ферму для таких, как я. Так было всегда. Двадцать один год прожит в четких границах. До сих пор.

Это была неизведанная территория, и мне не терпелось узнать о ней побольше. Я не осознавала, как сильно жаждала этого, но сейчас во мне проснулась глубокая потребность, которая росла так быстро, что почти причиняла боль. Мне хотелось как можно дальше выйти за пределы этой Сферы и увидеть все то, чего я никогда не думала, что увижу. Мне хотелось посмотреть на бескрайние просторы океана, о котором рассказывал нам папа, и окунуть пальцы ног в пенистые волны, набегающие на сушу. Я хотела знать, что такое на самом деле лес, пустыня, озеро, что угодно, абсолютно все, до последнего кусочка.

Выглянув из-за одного из зданий, я на цыпочках вернулась к Сфере и долго разглядывала ограду: серебряные звенья были такими знакомыми и в то же время совершенно новыми с этой стороны. Я никогда не думала, что буду стоять по эту сторону. Никогда не думала, что такая реальность может сбыться. Свобода звала меня по имени, призывая бежать, бежать и никогда не оглядываться назад, несмотря на то, насколько безнадежным, я знала, это было бы. Она былы так близко, так мучительно близко, и все же правда была очевидна. Если бы я побежала, они погнались бы за мной, и, несмотря на то, как сильно я хотела, чтобы это было не так, я знала, кто выйдет победителем в этой охоте, мое будущее было нарисовано с кровавой ясностью под клыками кровососов.

Нет, я не могла убежать. По крайней мере, не сейчас. Но я чертовски уверена, что могла бы какое-то время исследовать окрестности.

Трепет предвкушения пронзил меня, и я ухмыльнулась, отвернувшись от забора и направляясь вниз по улице, а предвкушение сжимало мое сердце.

На прилегающих улицах не было никаких признаков присутствия Томаса, и я надеялась, что так и останется. Я знала его секрет, но предпочла бы сохранить эту информацию при себе. Ему незачем знать, что я в курсе. Я бы предпочла, чтобы он не смог сдать меня вампирам, если у них возникнут подозрения. Если они поймают его, то заставят говорить, и он ни за что на свете не умрет, защищая мою задницу.

Ближайшие жилые дома были разнесены на куски бомбой, которая и разбила руины, в которых я пряталась по другую сторону забора, поэтому я обошла их стороной, ища место, где можно было бы разместить припасы. Ничего хорошего не сохранилось бы в здании без стен.

Я пробежала трусцой весь квартал и повернула на восток, наконец найдя неповрежденный жилой дом. Он был таким же серым, как и все остальное, но имеющиеся двери и окна, а также обещание некоторого укрытия от безжалостного дождя придавали ему чрезвычайно привлекательный вид.

Я направилась ко входу, и вращающаяся дверь протестующе застонала, когда я заставила ее пропустить меня внутрь, отчего мой пульс снова участился, и я оглянулась на улицу, опасаясь чужих взглядов на своей коже, но, к счастью, никого не обнаружила.

Я оглядела старые магазины, стеклянные витрины с выцветшими вывесками, предназначенные для людей, которые когда-то могли ходить по этому месту свободно, с деньгами в карманах, готовые купить все, что могли себе позволить.

Папа рассказывал нам так много историй о том, как это было, и, как бы невероятно все это ни звучало, я чувствовала правдивость этих слов. На секунду я почувствовала себя одной из тех людей из прошлого, ощутив вкус свободы, которую они так глупо принимали как должное, и волнение забурлило в моих жилах. Я не знала, с чего начать, но все сомнения, которые я испытывала по поводу этого плана, быстро развеялись.

Коридор уходил от меня влево, поэтому я приняла поспешное решение и пошла по нему, на цыпочках подойдя к первой попавшейся двери, которая была приоткрыта. Я широко распахнула ее, затаив дыхание, когда от движения двери передо мной закружилась пыль. Квартира выглядела нетронутой, и я сомневалась, что кто-то входил в нее раньше.

Жизнь без вампиров всегда казалась мне сказкой. Нам с Монтаной не повезло родиться в те года, когда они захватили власть, так что я никогда не узнаю ничего о том, что было до них. И все же это было здесь, прошлое маячило прямо за ограждениями, которые удерживали нас, нашептывая правду обо всем, что мы потеряли.

Очевидно, весь человеческий мир находился в состоянии войны, взрывая друг друга гигантскими бомбами, которые сровняли с землей целые города, но как только наше население достаточно сократилось, вампиры выползли из укрытий и перебили последние наши армии, в то время как массы гражданского населения были захвачены и размещены в Сферах.

Мой отец не был солдатом, но он рассказывал мне истории о том, как он боролся за выживание бок о бок с моей беременной матерью, неделями переезжая из одного города в другой, пытаясь найти убежище от нашествия вампиров, распространившихся по земле. Но в конце концов удача отвернулась от них, и они оказались здесь, чтобы никогда больше не вкусить свежего воздуха.

Я направилась дальше в квартиру и нашла спальню, где шкаф нашептывал мне сладкие обещания. Когда я широко распахнула дверь, у меня отвисла челюсть. Я чувствовала себя онемевшей сукой, но так оно и было. Я стояла с приоткрытым ртом, уставившись на одежду, о которой могла только мечтать. Толстые зимние куртки с настоящими, мать их, капюшонами. Я жадно потянулась, срывая с вешалки белую куртку и меняя свою на новую так быстро, как только могла.

Это было лучше, чем я когда-либо могла себе представить, словно я была окутана облаком, которое ласкало каждую частичку меня. Я натянула меховой капюшон на голову и прижала его поближе к лицу, издавая звук, который был чертовски близок к сексуальному.

Мой взгляд упал на зеркало в пол, и мечта о пышной куртке исчезла, даже не успев начаться. Я никак не могла вернуться в этом назад. Я никак не смогла бы этого объяснить. Она было слишком заметной, качество — слишком совершенным, и даже когда я подумала о том, чтобы испачкать ее и попытаться придать ей более поношенный вид, я знала, что это ничем не поможет.

Мое сердце упало, как камень, уплывая куда-то в низ живота и сжалось, смирившись со своей участью. К черту мою жизнь.

Я оставалась завернутой в теплую куртку еще пять секунд, прежде чем снять ее. Я с тоской посмотрела на идеальную вещь, аккуратно повесила ее туда, откуда взяла, и, надув губы, подняла с пола свою поношенную куртку.

Невозможно было игнорировать холодок от влажного материала, так как разочарование скручивалось в моем нутре. Но я не могла позволить себе быть настолько глупой, найдя эту сокровищницу: не было смысла возвращаться в Сферу с чем-либо, что навесило бы мишень на наши головы. Тонкость была ключевым моментом.

Я вздохнула, перебирая остальную одежду, висящую в шкафу, и в глубине нашла то, что могла бы взять с собой. Комплекты плотного термобелья были аккуратно сложены на узкой полке, поэтому я взяла два женских комплекта для себя и своей сестры и мужской комплект для папы. За ними быстро последовали новые носки.

Я аккуратно сложила все в свой рюкзак и повернулась спиной к курткам, которые могли бы нам так пригодиться. Мой взгляд упал на толстое пуховое одеяло, покрывающее кровать, и мне пришлось заставить себя не заплакать. Все это было здесь, так близко и в то же время совершенно недосягаемо. Все, чего только могло пожелать человеческое население нашей Сферы. Зачем вампиры скрывали это от нас? Они явно в этом не нуждались, и оставить это гнить здесь, всего в двух шагах от границы нашей Сферы, было за гранью жестокости.

Я задавалась вопросом, смеялись ли они над нами, когда мы дрожали, забавляло ли их находить людей, замерзших до смерти в своих постелях. Ненависть охватила меня с большей яростью, чем обычно, когда я подумала об этом. Что бы я отдала, чтобы посмотреть, как хотя бы один из них дрожит и умирает с голоду.

Мои ногти впились в ладони почти до крови, и я зашипела от боли, заставляя себя разогнуть пальцы и снять растущее напряжение в моем теле. Я таила в своем сердце столько гнева из-за нашей участи в жизни, что иногда выбегала на край Сферы и кричала до тех пор, пока у меня не разрывалось горло. Ненависть, которую я испытывала к существам, владевшими нами, была ядом, запятнавшим мою душу, моя жажда мести и справедливости — злобной тварью, которая корчилась под моей кожей, оставленная гноиться там без надежды на выход.

Я заставила себя тяжело вздохнуть, напоминая себе, что это была победа, даже если я не могла получить все, что хотела, из этой сокровищницы. Не было смысла беспокоиться о вещах, которые я не могла вынести. Мне нужно было сосредоточиться на тех, которые я могла.

Низкий скребущий звук заставил меня замереть, волосы у меня на затылке встали дыбом, когда я развернулась к двери, нож, который я не должна была носить с собой, казался тяжелым в моем кармане. Я была бы наказана, если бы меня поймали с оружием, но я не могла смириться с мыслью, что не ношу его с собой. Если они когда-нибудь придут за мной, я хотела иметь возможность нанести им удар, или шанс, может быть, просто способ покончить с собой на моих собственных условиях. Как бы то ни было, в тот момент клинок, казалось, взывал ко мне, что-то подсказывало, что я здесь не так одинока, как думала.

Звук не повторился, тишина стала такой плотной, что я начала сомневаться, не почудилось ли мне все это.

Я зря тратила время. Свет за грязными окнами стал ярче, и я не могла позволить себе оставаться здесь надолго.

Я стряхнула с себя парализовавший меня страх и поспешила в маленькую кухню, открывая один за другим шкафы в поисках того, что было нам нужно больше всего на свете. Я и так пробыла здесь дольше, чем следовало, и мне нужно было возвращаться.

Найдя несколько банок с едой, я издала тихий тоскливый стон, и мой желудок отчаянно заурчал в предвкушении долгожданной еды. Я засунула банки в рюкзак, не тратя времени на то, чтобы расшифровать каракули на этикетках, которые, несомненно, говорили о том, что в них находится. Картинки давали мне хорошее представление, и, хотя я не сказала бы, что не умею читать, но и утверждать, что умею, тоже не могла.

В любом случае, мне это никогда не было нужно. Папа пытался научить нас, но у меня никогда не хватало терпения, как у Монтаны. Кроме того, я не понимала, как чтение может пригодиться мне в этой жизни.

В последнем шкафу, который я проверила, стояли стопки тарелок и мисок, но, выглянув за них, я заметила коричневую обертку.

Я вытащила кусок еды в пластиковой упаковке и нахмурилась, глядя на него. Я понятия не имела, на что смотрю, но дети, изображенные на обертке, улыбались, поедая это. Любопытство взяло верх надо мной, и я оторвала уголок упаковки. После отказа от завтрака и страданий из-за все более скудных запасов на обед и ужин, мой желудок был пуст, и он заурчал в нетерпеливом предвкушении, когда я облизнула губы.

Еда внутри была коричневой, и я сморщила нос, решив, что она испортилась, но, прежде чем я успела отбросить ее в сторону, до меня донесся восхитительный запах. Я поднесла ее ближе к носу и снова понюхала. Пахло вкусно. Действительно чертовски вкусно.

Я осторожно отломила кусочек и положила его в рот.

Самое вкусное, что я когда-либо пробовала, начало таять на языке, и я издала стон чистого удовольствия. Я никогда не пробовала ничего подобного и не была уверена, что когда-нибудь смогу насытиться. Сахар взорвался в моих вкусовых рецепторах, энергия, которой я так отчаянно жаждала, проснулась по его зову, и я закрыла глаза, чтобы насладиться его вкусом, пока он медленно таял у меня на языке, а искры застарелой сладости разгорались у меня во рту. Я должна была принести это Монтане.

Аккуратно завернув обертку обратно, я засунула вкусную еду в свою теперь уже набитую сумку, прежде чем закрыть ее и перекинуть через плечо. На этом все. Я не могла взять больше и пронести, не привлекая внимания. Это было больше, чем мы ели за долгое время. Сегодня вечером у нас будет приличная еда и кое-что, что согреет нас, пока мы будем спать. Это было больше, чем я надеялась, когда решила последовать за Томасом.

Я улыбнулась этой мысли, направляясь к выходу. Теперь, когда я знаю этот секрет, все будет намного лучше.

Я проскользнула обратно в дверь и мгновенно замерла, холодок пробежал по моим конечностям, когда я заметила фигуру сквозь грязные окна, которые выходили на улицу.

Томас. Это должен был быть Томас. Эти слова крутились в моей голове снова и снова, пока дождь лил на слишком маленькую фигуру, кем бы она ни была, по крайней мере, на фут ниже того мудака, за которым я сюда последовала. Я оставалась совершенно неподвижной, глядя на нее сквозь грязное стекло, надеясь, что каким-то чудом она меня не заметила, даже когда силуэт, на который я смотрела, охренительно медленно повернулся в мою сторону.

Это должен был быть он. Должен был быть.

Но это было не так.

Моя рука дрожала, когда я застыла на месте, существо подняло голову, и тусклый свет упал на впалые щеки и острые зубы, когда он отвел взгляд от улицы и медленно перевел его на здание, в котором я в данный момент пряталась.

Я не смела пошевелиться, не смела даже вздохнуть, когда увидела его рваную одежду, затравленный, дикий взгляд в его глазах и вспомнила слова, которые я однажды подслушала от кое-каких вампиров, охранявших нашу Сферу.

— На западной границе полно Падальщиков. Нам придется послать охотников, чтобы разобраться с ними.

Один из них поймал мой любопытный взгляд при этих словах и рассмеялся, схватив меня за ворот рубашки и притянув ближе, чтобы он мог говорить мне на ухо, а морозное прикосновение его губ коснулось моей кожи и заставило меня вздрогнуть.

— Ты думаешь, мы плохие, маленький мешок с кровью? Тебе стоило бы познакомиться с теми из нас, кто действительно голоден — там, за этим блестящим забором, который держит вас всех в целости и сохранности, падальщики охотятся, отчаянно желая попробовать такое хорошенькое маленькое создание, как ты. Ты думаешь, почувствовать укус моих клыков было бы плохо? Они сорвут кожу с твоих костей и будут слушать, как ты кричишь, пока сами будут пировать, пока от всего, чем ты когда-либо была, не останется ничего, кроме шелухи.

Я отогнала воспоминание, историю, которую я давным-давно отвергла как очередную их ложь, направленную на то, чтобы держать нас в повиновении, и посмеялась над собой из прошлого.

Это не было ложью. И теперь правда пришла, чтобы попировать мной, как он и обещал.

Дикий взгляд падальщика встретился с моим со звоном, который эхом отозвался в каждой клеточке моего существа, и когда он взвизгнул от восторга и бросился бежать, я обнаружила, что делаю то, чего давным-давно научилась никогда не делать в присутствии кровососа.

Я закричала.

аже в самые черные ночи есть проблеск звездного света.

Мой отец всегда говорил это нам перед сном, пытаясь прогнать демонов, которые часто преследовали нас во сне. Но что-то в этих словах не выходило у меня из головы, пока я стояла в очереди за нашими ежедневными пайками. Может быть, дело было в переменах в воздухе: осень уступила место жестоким укусам зимы и обещала наступление еще более тяжелых времен. Найдем ли мы звездный свет на этот раз… Или тьма поглотит нас целиком?

Я плотнее прижала воротник к шее, поскольку холод пытался проникнуть внутрь. Это был искусственный мех. Ну, вроде того. Материл был колючим, и половина пуха с годами выпала, но это помогало уберечься от ледяного дождя.

Мой взгляд то и дело останавливался на каждом прохожем со светлыми волосами, хотя ни у кого из них не было такого ярко-золотистого цвета, как у моей сестры. Я знала, что она пошла за Томасом, хотя и поклялась, что не сделает этого, и по мере того, как шло время, тревога начала сжимать мою грудь. Ей пришлось бы пройти здесь, чтобы вернуться домой, так что не было ни малейшего шанса, что я ее упущу, но разве она не должна была уже вернуться?

Мой разум скользнул в темный закуток, где я увидела свою сестру, подвешенную в «Банке Крови», и ее жизненная сила была выкачана, чтобы ею наслаждались вампиры, которые правили нами. Если бы ее поймали на нарушении каких-либо правил, они не проявили бы к ней милосердия, и для меня не было судьбы более страшной, чем потерять ее или моего отца. Мы были командой, связанной любовью и необходимостью выживать друг для друга, даже больше, чем для самих себя. Наша маленькая семья уже была омрачена потерей мамы, а ее смерть протянула нити боли через всех нас, превратив нас в единое целое.

Келли, без тебя мы с папой развалимся на части. Так что тащи свою задницу обратно, или я приду за тобой сама.

Там, где люди все утро стояли в очередях, под ногами была глубокая грязь, и каждый раз, когда кто-то двигался, тяжелый ил издавал хлюпающий звук. Дорога в этой части Сферы давным-давно размылась, а несколько сильных бурь этой осенью привели к тому, что земля оказалась подтоплена. Вампиры могли бы перенести продовольственный пункт, но сделали ли они это? Ни хрена подобного. Они никогда не делали ничего, что облегчало бы нам жизнь.

Я оглянулась через плечо на жилые дома вдалеке — несколько громоздких серых фигур, таких же мрачных, как безжизненное небо. Отец отправился на рынок — если можно назвать рынком несколько ветхих зданий, где несколько человек торгуют сомнительными товарами, — но он, скорее всего, уже был дома со свечами, ради которых и отправился в путь. У нас в многоквартирных домах электричество подавалось только в определенное время суток, и то не всегда.

Я добралась сюда позже обычного, так как не спала до рассвета, пытаясь отговорить Келли от следования за Томасом неизвестно куда. Люди не покидали пределы Сферы, это был простой факт, но Келли отказывалась мне верить. Она была непреклонна в том, что он каким-то образом входил и выходил, и покинула нашу комнату ни свет ни заря, чтобы попытаться выследить его, как она и обещала.

Но, несмотря на ее уверенность, я знала, что она, должно быть, ошибается: никто не смог бы выбраться из этой адской дыры. Забор был высотой в десять футов, уходил на три фута под землю и для пущей убедительности был под напряжением.

Это было блестящее ‘пошел ты’, в котором говорилось о технологиях, на которые были способны вампиры, если только они сочтут нас достойными разделить их с ними. Но, конечно, мы не были достойны. Мы были зерном, ожидающим сбора урожая, и для них не имело значения, были ли мы полумертвы, когда они забирали у нас то, что хотели. Кровь есть кровь. Пока мы были живы, наши вены всегда были полны ею, поэтому они делали самый минимум, чтобы мы могли дышать. И я предположила, что те из нас, кто умирал от переохлаждения, голода или болезней, были всего лишь погрешностью, которую они были готовы допустить.

Мои руки сжались в кулаки, а в груди закипала ярость, всегда таившаяся под поверхностью, как крокодил, подстерегающий добычу. Но это было глупо, ведь я не была хищником в этом мире, даже если давным-давно мой вид был правителем всего.

Вампиры были настоящими охотниками, рожденными для того, чтобы охотиться на людей, и все в них, от их клыков до силы, было создано для того, чтобы поиметь нас. Борьба каралась кровавыми наказаниями, я видела это слишком много раз. Я просто хотела, чтобы игровое поле было немного честнее, чтобы я смогла бы нанести несколько собственных жестоких ударов.

Вот, почему несмотря на то, что я опасалась за безопасность Келли, я понимала, что двигало ее сегодняшними действиями. Она хотела найти что-нибудь, что угодно, что дало бы нам преимущество в этой адской жизни, и я просто не могла винить ее за это. Не то чтобы я была счастлива смириться с таким жалким образом жизни, но моя близняшка рисковала всем ради того, чтобы следовать за человеком, который, возможно, не нашел ничего, кроме нескольких банок фасоли. Это просто не стоило того, чтобы быть задержанной, и я не смогла бы вынести того, что ее поймают и закуют в кандалы стражники. Ее выпороли бы, заковали в цепи, сделали бы из нее пример, прежде чем утащить в «Банк Крови». Нет. Я сделаю все, чтобы уберечь ее от такой участи.

Я вздрогнула, когда встала позади Берта и Марты, идущих впереди меня, отгоняя эти мысли и желая, чтобы с Келли все было в порядке. Она была сильной и знала, когда повернуть назад. Я должна была верить в нее.

Волосы Берта поредели, осталось несколько седых прядей над ушами, а Марта убирала свои редеющие локоны под поношенную шапку. Как обычно, мы поприветствовали друг друга короткими кивками и вежливой беседой, не более того.

— Погода сегодня плохая, — пробормотал Берт.

— Дождь, наверное, будет идти весь месяц, как в прошлом году, — проворчала Марта, бегая налитыми кровью глазами по сторонам.

Но именно недосказанные вещи маячили на грани моего разума. Погода была безопасной темой, которой придерживалось большинство людей. Но их запавшие глаза говорили о бессонных ночах, о страхе стать на год старше. Берту и Марте было почти шестьдесят, а пожилые члены нашего общества иногда просто… исчезали. Никто бы даже не упомянул об этом. В один прекрасный день они были бы здесь, а на следующий пуф… и исчезли. И все вели бы себя так, как будто никогда их не знали.

Это была судьба хуже смерти — быть так быстро забытыми, ваши имена больше никогда не произносились, как будто вас никогда и не существовало, и мысль о том, что однажды это случится с моим отцом, была более пугающей, чем я могла бы выразить словами.

Реальность была такова, что завтра любой человек, будь то сосед или кто-либо другой, мог исчезнуть, и именно поэтому вежливый разговор — это было единственное, что мы могли себе позволить из всех наших взаимодействий. Забота о ком-то — была самым простым способом убедиться, что вы почувствуете боль от потери этого человека. Мы держались за свои семьи и сосредотачивались на тех немногих, без кого не могли жить; остальные члены сообщества поступали также. Возможно, это было не то, чего мы хотели, но это было то, что требовалось, чтобы выжить в этом месте. Мы не могли позволить себе друзей, и мы не могли позволить себе жалость. Каждый человек здесь заботился о себе и своих семьях, и это все. Без исключений.

Но проблема была в том, что мое сердце не так легко подчинялось этой идее. Иногда, когда пропадали люди, которые были постоянными в моем мире, это не давало мне спать по ночам. Это заставляло мои мысли трескаться и рассыпаться на осколки, которые я не могла собрать воедино, пока в конце концов я не обнаруживала себя шепчущей благодарность в неумолимый воздух. Потому что это были не мы. Каким-то образом мы все еще были здесь, и, в конце концов, это было все, что имело значение.

Пара повернулась лицом к началу очереди, и я поплелась за ними, разочарованная тем, как медленно она продвигалась к пункту выдачи пайков.

Торговый центр был единственным зданием, в котором проводилось какое-либо регулярное техническое обслуживание в Сфере. Белые стены резко выделялись на фоне дождя, а с покатой крыши потоками стекала вода.

Я наклонила голову, чтобы заглянуть Берту за спину, пытаясь разглядеть их. Вампиров, которые были такими неестественными во всем своем совершенстве. Я презирала их до глубины души, но было в них что-то такое, от чего мой пульс всегда бился в темной и дикой мелодии. Это было больше, чем страх, это было любопытство в его самой опасной форме, интрига, которую я никогда бы не озвучила вслух. Их красота — от жемчужной кожи до манящих глаз — была злым заклинанием, призванным притягивать взгляды их жертв, а иногда они притягивали и мои.

Они были единственным доступным намеком на мир за пределами этого. Их одежда была хорошо сшита. Новая. Это говорило о том, что за пределами Сферы есть место, о котором мы не имеем ни малейшего представления. Город?

Все, что я знала, это то, что вампиры не жили в такой нищете, как мы, но я едва могла представить, на что могло быть похоже то место. Большинство прежних книг были сожжены давным-давно. Несколько из них мы все еще хранили дома под кроватями, но основным источником информации, которым я располагала о жизни за пределами этого места, был папа, и он рисовал ее в моем воображении, как художник мазками.

Папа рассказывал истории о красивых городах, раскинувшихся лугах и сверкающем синем море. То, что мой разум придумал в ответ, вероятно, было неправильным, но все равно это поддерживало меня. Было о чем помечтать, когда дни становились темными, а по ветру разносился запах крови.

И, черт возьми, я мечтала. Я так много мечтала, что мой разум был в другом месте чаще, чем здесь. Даже сейчас, когда я стояла под дождем, под небом цвета бронзы, я была погружена в грезы о солнечном свете и птицах, весело поющих высоко на деревьях, таких же высоких, как унылые здания, отбрасывающие на меня их тень.

Мысленно я могла бы взлететь вместе с этими птицами, расправив крылья и паря в восходящем потоке ветра. Я не знала, как выглядит мир снаружи, но я попыталась представить его, создав в своей голове место, полное радуг вместо дождя, ослепительного поцелуя солнечного света вместо высасывающего душу однообразия облаков.

Я заправила свои длинные темные волосы за уши и сдвинулась вперед в грязи, когда моя очередь наконец приблизилась. Мы с Келли были неидентичными близнецами. Я унаследовала папины черные волосы и такие же темные глаза, в то время как Келли была светленькой, как мама, с зелеными глазами, золотистыми локонами и загорелым цветом лица. Я часто оплакивала ее через свои детские воспоминания и через воспоминания папы о его прошлом с ней, никогда не позволяя себе забыть, кем она была и как сильно она нас любила. В моей груди была дыра на ее месте, и ничто не могло ее заполнить.

— Следующий, — рявкнул вампир впереди.

Перед магазином был прилавок, и пока Берт и Марта забирали свои маленькие полотняные сумки с пайками, я переместилась под навес крыльца, приближаясь к вампиру. Его волосы были черными, как вороново крыло, а кожа влажной в сумрачном свете, как будто в нем было что-то сияющее, чем я никогда не могла обладать.

— Имя, — потребовал он, его светлые глаза переместились с моих промокших от дождя волос на шею и учащенно бьющийся пульс, который он, без сомнения, чувствовал. Мои плечи напряглись, и ненависть поползла по моей коже, пытаясь растянуть губы в усмешку. Но я хорошо умела изображать хорошего маленького человечка, даже если внутри меня жил запертый в клетке бунтарь.

— Монтана, — сказала я. — Из семьи Форд.

— Форд, — прорычал он мою фамилию, глядя на лежащий перед ним список, который был напечатан, а не написан. Он вычеркнул имя там, где нашел его, его идеально наманикюренные ногти впились в ручку, которую он держал в руке.

Я не умела особенно хорошо читать, но папа рассказывал мне о технологиях, применявшихся раньше. Единственный раз, когда я была свидетелем этого, был здесь, в Торговом центре, и это всегда казалось чем-то потусторонним, почти волшебным по своим возможностям. За вампиром располагался ряд экранов, на которых в реальном времени отображались кадры со всей территории Сферы, в том числе с рынка и из жилых кварталов, которые воспроизводились прямо у меня на глазах.

За общественными местами велось тщательное наблюдение с помощью камер видеонаблюдения, но это все еще не объясняло, как вампиры всегда знали все. Это было похоже на то, что их глаза могли видеть дальше того, что было прямо перед ними, и мы с Келли придумывали всевозможные дикие теории о том, как они это делали. Однажды мы придумали, что вампиры стоят возле нашего дома, вытянув уши, как слизни, а потом прилипают к стене и забираются наверх, чтобы проскользнуть в наше окно. Мы кричали и смеялись, затем проверяли, плотно ли заперто окно, прежде чем снова погрузиться в свои дикие фантазии. Келли всегда возвращалась к реальности первой, в то время как я пыталась задержаться в своих иллюзиях, желая быть где угодно, только не здесь.

Вампир швырнул передо мной тканевый пакет, и я сморщила нос. Он был маленьким. Меньше обычного. Я притянула его к себе, заглядывая внутрь, в то время как мое сердце выбивало бешеную мелодию.

— Только один кусок хлеба? У нас семья из трех человек, — выпалила я, едва сдерживая резкий тон. Сокращение наших пайков квалифицировалось как угроза моей семье, и будь я проклята, если уйду отсюда без всех наших припасов.

Вампир посмотрел на меня свысока с явным презрением. — Сокращение, — объявил он, затем посмотрел через мое плечо с холодным равнодушием. — Следующий.

Я застыла как вкопанная, мои пальцы дрожали от ярости, когда я сжимала пакет.

— Мы и так едва сводим концы с концами, — настаивала я, стараясь говорить ровным тоном.

Повышать голос на вампира было наказуемым преступлением. Предполагалось, что мы должны склонять головы перед каждой их прихотью, но даже они должны были понимать, что морить нас голодом — значит губить и самих себя. Им нужна была единственная вещь, которую мы им предоставляли. Единственная ценность нашего существования. Кровь. Сколько смертей они действительно могли допустить, если мы были их самым ценным ресурсом?

— Будь благодарна за то, что тебе дано, человек, — прорычал вампир, и предупреждение сверкнуло в его глазах подобно молнии.

Гнев клокотал в моей груди, и я прикусила язык, пытаясь сдержать голодного волка внутри себя. Потому что я действительно была голодна, на самом деле умирала с голоду, и люди, которых я любила, тоже были голодны. От нас ожидали, что мы заткнем рты и будем благодарны за все, что нам предложат, но мы уже с трудом выживали в эту суровую зиму, и это могло стать для нас концом, если они продолжат урезать наши пайки.

Когда вампир опустил взгляд на список, а кто-то попытался подойти к стойке, я хлопнула ладонью под его носом.

— Нам нужно больше, чем это, — потребовала я.

Мой пульс грохотал у меня в ушах, когда я смотрела на монстра передо мной, который мог бы снести мне голову с плеч, если бы захотел. Но эти пайки сами по себе означали смерть. В эти дни моя душа всегда была залита бензином, и одна искра могла воспламенить меня.

В прошлом моя горячая голова приводила меня к неприятностям, и, держа ее в узде, я была уверена, что нахожусь в безопасности. Но если моя семья станет слишком слабой, чтобы функционировать, нас всех отправят в «Банк Крови», а я просто не могла этого допустить.

Верхняя губа вампира скривилась, черты лица исказились в смертельном предупреждении. — Отойди, человек.

Кто-то снова попытался пройти мимо меня, но я не сдвинулась с места, зарываясь пятками в грязь и фокусируя взгляд вампира на себе. Я заставила себя сделать вдох, как учил меня отец, подавила в себе дикого зверя, который так отчаянно пытался вырваться на свободу, и сменила тактику, пока совсем не лишилась наших пайков.

— Пожалуйста, — я понизила тон, меня затошнило от мольбы в собственном голосе.

Люди, стоявшие в очереди, начали перешептываться, мое имя переходило из уст в уста.

— Монтана Форд. Что она делает? Она только что выдвинула требование вампиру? Ее наверняка выпорют.

В ответ на мою невыносимую мольбу губы вампира растянулись в ухмылке, и он показал блестящие часы на своем запястье.

— Ты знаешь, что это такое? — он замурлыкал, и мое сердце забилось сильнее от его бархатистого тона, подразумевающего, что в нем была какая-то угроза, которую я не уловила.

— Эм… часы? — Я видела их раньше, и нам разрешалось иметь часы в наших домах, хотя он смотрел на меня так, как будто у меня было две клетки мозга, и я не знала, что с ними делать.

— Да. И эти часы — разница между тобой и мной. Они ценны. Как и я. Как и все мне подобные. Но ты… — Он наклонился ближе, и мой нос наполнился ароматом свежего белья. Запахом, который я узнала только благодаря им. — Ты — пища. Бродячий скот. Когда урожай не растет, животным приходится голодать. А посевы не процветают, человек. — Он отвернулся от меня, и мой пульс участился так сильно, что я почувствовала, что достигаю предела, давление в груди было таким, словно вот-вот взорвется вулкан.

Кто-то тронул меня за руку, я обернулась и увидела свою соседку Лилиан. Она была на год старше меня и такая худая, что я поняла: она голодает еще больше, чтобы прокормить своих троих детей. От этого факта у меня защемило в груди, и я постаралась заглушить это чувство. Забота о ком-то — слишком скользкая дорожка, чтобы с нее упасть, но в некоторые дни отгораживаться от людей было сложнее, чем в другие, особенно когда я видела, как Лилиан пытается прокормить своих детей.

Нас поощряли к размножению, но одной из немногих вещей, которые я все еще контролировала в своей жизни, было мое тело, и последнее, что я когда-либо сделала бы в этом жестоком мире, — это привела бы в него детей. Это были бы просто еще одни пакеты с кровью, которые вампиры могли бы высосать досуха, а я бы никого не стала обрекать на такую жизнь.

— Оставь это, Монтана. Иди домой, — настаивала Лилиан.

В ее водянистых глазах я увидела решимость. У нас дела обстоят лучше, чем у ее семьи. Хотя, похоже, на ужин всю неделю будет только свекла. Но для нас этого было достаточно. Должно было быть. Но, черт возьми, я ненавидела свеклу. Папа всегда говорил: «Ешь свеклу, чтобы не переедать». Это заставляло меня смеяться, и свекла заходила на ура, а сладость в моем рту вызвала во мне удовлетворение. В любом случае, я не собиралась отказываться от нее.

Я кивнула Лилиан, затем бросила хмурый взгляд через плечо на вампира и направилась прочь по грязной местности, а дождь кружил в воздухе.

Я успела пройти три фута, прежде чем что-то ударило меня в спину, и меня словно пронзило электрическим разрядом в тысячу вольт. Я с криком рухнула на мокрую землю, и перед глазами замелькали белые звездочки, пока я дергалась и корчилась от боли.

Держись, просто продержись еще секунду. Никакая боль не длится вечно.

Я была на грани того, чтобы меня вырвало моим жалким подобием завтрака, когда пытка прекратилась, агония в моем теле улетучилась, как тысяча испуганных бабочек.

Мои глаза прояснились, и я обнаружила, что смотрю на вампира из Торгового центра, и мое дыхание тяжело вырывалось из груди, когда мир снова обрел четкость: в его кулаке свободно болтался хлыст для скота, а в его холодных глазах плясало дикое веселье.

Вязкая ненависть когтями впилась в мое нутро, разрывая внутренности и прося выхода. Я стиснула зубы, заставляя себя не произносить больше ни слова, несмотря на поток проклятий, которые так и хотелось обрушить на него, но в его взгляде сверкнула угроза, и будет некрасиво, если я подтолкну его к ее исполнению.

Его лицо исказилось в усмешке. — Тебе лучше держать свой рот на замке. Еще один шаг за грань, и я прикажу вздернуть тебя и опустошить на глазах у всей Сферы.

Я задрожала под ним, и мои вены превратились в лед, когда лужа вокруг меня пропитала всю одежду, а дневная прохлада пробрала до самых костей.

Это была пустая угроза. Вампиры редко убивали людей в открытую. Наша кровь была слишком ценной. Но у них было множество способов причинить мне боль, не лишая жизни.

Я стиснула зубы, проглатывая свою гордость, и кивнула ему, заставляя себя отвести от него глаза в знак покорности.

Он зашагал прочь, по пути забрызгав меня грязью, а я встала на колени и обнаружила, что сумка с пайком утопает в грязи, и половина содержимого высыпалась на землю.

Мое сердце дрогнуло, и я сдержала проклятия, вертевшиеся у меня на языке, пока собирала испорченную еду, зная, что только ухудшила положение своей семьи.

Почему ты никогда не можешь промолчать и принять то, что тебе дают?

Потому что, если я это сделаю, я умру внутри. Я стану такой же, как другие, которые потеряли свет в своих глазах.

Если папа и делал что-то для нас ежедневно, так это разжигал пламя в наших сердцах, чтобы мы никогда не сдавались, как бы безнадежно все ни было. Но в такие дни, как этот, это становилось только тяжелее, больше бременем, чем чем-то, за что можно ухватиться. Мы были заперты в этой Сфере, в этой жизни, и никакие надежды и любовь друг к другу не могли этого изменить.

Пробегая мимо однообразных рядов многоквартирных домов, я заметила своего отца, спешащего ко мне по потрескавшемуся тротуару с беспокойством в глазах. Его пальто было слишком большим, но слишком большое всегда лучше, чем слишком маленькое.

Его глаза метались влево и вправо, пока он пробегал последние шаги между нами, его темные волосы рассыпались по лбу, когда он оглядел меня, хмурясь от грязи и стыда, которые прилипли ко мне.

— Что случилось? — Он оглядел мою грязную одежду и растрепанные волосы, оглядываясь в поисках неприятностей, которые, к счастью, не последовали за мной.

— Ничего. Я упала, — солгала я, не желая взваливать на него бремя моего дурацкого мини-восстания у Торгового центра.

Я знала, что лучше не вести себя подобным образом. Мое сердце отягощало чувство вины, а вены горели от нескончаемого жара моего гнева. Мы всю неделю ложились спать с урчащими животами из-за этих жалких пайков, и я ничего не могла с этим поделать.

— Где Келли? — Требовательно спросил он.

— Она еще не вернулась? — Я ахнула, затем мои щеки запылали, когда я выдала, что точно знаю, где она.

— Вернулась откуда? — Папа зарычал, его тон был сердитым, но глаза выдавали страх.

Он так же хорошо, как и я, знал, что Келли и проблемы были смесью, которая слишком часто сочеталась. Она была импульсивной и, что хуже всего, бесстрашной. А в мире, в котором мы жили, страх был не тем, без чего мы могли позволить себе обойтись.

— Она отправилась на свалку, — быстро соврала я.

В основном это было кладбище ненужных электрических предметов прошлого, наряду со всем мусором, который выносили из квартир людей. Там редко можно было что-то спасти, но иногда попадались мелочи, с помощью которых можно было починить вещи дома.

Папа, казалось, расслабился, хотя я могла сказать, что он не почувствует полного облегчения, пока не увидит мою сестру собственными глазами. Мои плечи тоже поникли, но я не могла не задаться вопросом, что, черт возьми, задумала Келли и почему это заняло так много времени. Она была выносливой и стойкой, но эти качества не всегда совпадали с умом, особенно когда она шла на один из своих якобы просчитанных рисков.

— Они урезали наши пайки, — сказала я, открывая пакет и показывая грязное содержимое, мою кожу покалывало от реальности нашей ситуации, раскаяние жгло основание моего горла, когда я смотрела на пропитанный грязью хлеб.

Лоб папы наморщился от беспокойства, но он быстро скрыл его, подперев кулаком мой подбородок и подняв мой взгляд, чтобы встретиться с его. — С нами все будет в порядке, маленькая луна. У меня есть кое-что, припасенное со вчерашнего дня.

Он подмигнул, как будто мы делились секретом, но его красивая ложь не обманула ни одного из нас. Я не могла не опасаться того, что случится с нашей семьей, если рационы будут такими и дальше. Я думала, что хуже уже быть не может, но это…

Он опустил руку мне на плечи, крепко сжимая меня и целуя в лоб, прежде чем направить меня обратно по улице тем путем, которым он пришел.

Я глубоко вздохнула, прислонившись головой к его плечу и наслаждаясь этим моментом, украденным под дождем, теплом его тела, притягивающимся к моему и помогающем прогнать холод из-под моей промокшей одежды. Рядом с папой все всегда казалось в порядке. Он был стеной, которая держала демонов на расстоянии, и в его кирпичах не было ни единой трещинки.

Мы шли по серым улицам и проходили мимо еще более серых лиц, так как глубокий и унылый цвет грозовых туч, казалось, лишал все и всех блеска и жизни.

— Я придумала новый, — сказала я, и папа посмотрел на меня, приподняв бровь, точно зная, что я имела в виду. Это была наша маленькая игра, которая всегда поднимала нам настроение. Мне нравилось называть это «Тысяча способов убить вампира».

— О да? Вообще-то, я тоже. Ты первая, — подбодрил он.

— Итак, представь, что вампир прогуливается по Сфере, радостно насвистывая свою чокнутую мелодию, — начала я, и папа кивнул, в уголках его рта уже появилась усмешка. У него так сильно отросла щетина, что я была почти уверена, что он собирался снова отрастить бороду к зиме. Ножницы, которыми он подстригал волосы, все равно были чертовски тупыми и на грани того, чтобы сломаться, поэтому, заточить их было не вариантом. — Он веселится от души, вертя в руках свой хлыст для скота, на конце которого потрескивает электричество, высматривая изголодавшегося человека, которого можно ткнуть им и приготовить себе на ужин.

— Отвратительно. Продолжай, — усмехнулся папа.

— Но… о нет, — притворно ахнула я. — Он споткнулся о бродячего Мурадака…

— Муравьеда, — поправил он, фыркнув.

— Точно, да, эта штуковина. И он перевернулся в воздухе через задницу, клыки щелкнули, а его модные туфли слетают с его ног только для того, чтобы ударить его по лицу, прежде чем он со шлепком приземляется в грязь. Он пытается подняться, когда Мурадак…

— Вьед.

— Верно, да. Тогда муравьед в ярости кусает его за задницу, начисто разрывая его штаны. Но потом он понимает, что у него пропал хлыст для скота, и когда он поднимает глаза, то обнаруживает, что он падает с неба только для того, чтобы приземлиться прямо у него между ягодиц, так что тысяча разрядов адского пламени взрывают его задницу и поджаривают его внутренности до дерьма. — Я повернулась к папе с торжествующей ухмылкой, и он расхохотался.

— Ладно, это было наполовину прилично, — сказал он, сдерживая свое веселье. — Но у меня лучше.

Я прищурилась, глядя на него, продолжая улыбаться. — Тогда продолжай, но тебе не так-то просто будет переплюнуть хлыст для скота в заднице.

— Нет, только моя дочь может быть настолько изобретательной, но ты получила свое воображение от короля фантазий. — Он ткнул большим пальцем себе в грудь. — Итак, представь, что вампир пыжиться в туалете, пытаясь высрать самое лучшее дерьмо в своей жизни.

— Неужели из-за этого снова начнутся дебаты о наваливании кучи дерма? Потому что я все еще не верю, что они срут, — упрямо сказала я, и он захихикал.

— Ну, в этой стране также нет мурадаков, так что, если мы становимся педантичными, я буду обязан снять баллы и с тебя, — сказал он.

— Хорошо, прочь сомнения. — Я ткнула его локтем в бок, поощряя продолжать.

— Хорошо. Итак, он крупный парень, изо всех сил старающийся справить свою ежедневную нужду, но чего он не понимает, так это того, что целая стая пираний заплыла по водосточной трубе в унитаз.

— Это те самые рыбы-монстры, верно? — Заинтересованно спросила я.

— Да, у них острые зубы и они предпочитают мясо. — Он заскрежетал на меня зубами, и я отпрянула назад, чтобы избежать фальшивого укуса, веселье пронзило меня. — Итак, пока граф Думпсула тяжело дышит и стонет, пытаясь вытащить человеческую голову, которую он съел на завтрак, из своей лоснящейся задницы, пираньи подкрадываются к нему, и тогда — бульк!

— Он насрал на них?

— Нет! Пираньи схватили его за задницу, понимаешь? Потом они измельчили его так быстро, как в блендере…

— Блендере?

— Как для приготовления смузи.

— Смузи? — Я нахмурилась.

— Это когда ты измельчаешь кучу фруктов в кашицу, которую можно пить. Раньше можно было купить такое устройство для кухни, которое это делало, — он объяснил, и я добавила это к своему предыдущему запасу знаний.

— Мило, — сказала я, рассмеявшись над образом, который он нарисовал, но настроение отца, казалось, было немного испорчено.

— Хотел бы я показать тебе все, что было в старом мире, Монтана, — тяжело произнес он. Он говорил это и раньше, и мне было больно, когда он это говорил, потому что я могла видеть ту другую жизнь в его глазах, которая была полна всего, что у нас могло бы быть, если бы только все было по-другому. Если бы только, если бы только, если бы только.

Мы наконец добрались до многоквартирного дома, который называли своим домом, прямоугольного здания, выглядевшего точно так же, как и все остальные в Сфере: высокое, непритязательное и простое.

Папа рывком распахнул деревянную дверь, которая разбухла под дождем, — ее заклинивало каждый раз, когда ею кто-нибудь пользовался. Ступив на ледяную лестничную клетку, мы направились вверх по сырым каменным ступенькам на первый уровень. Я ходила по этому пути каждый день, всегда одному и тому же, бесконечно вечному, моя жизнь — одно вращающееся колесо повторяющегося, предсказуемого ничего. Мы не жили здесь, мы просто выживали в этом пространстве, и под стук дождя в окна и завывание ветра на заброшенных улицах я не могла не задаться вопросом, как долго еще может продолжаться это выживание.

Я отперла шаткую дверь в наш дом, подергав ее, чтобы она сдвинулась с места, и открыла наши скудные жилые помещения, когда она широко распахнулась.

— Ты достал свечи? — Спросила я.

— Еще бы, — сказал папа. — Старина Боб дал мне хорошую цену. Мне пришлось обменять всего две сигареты на десять.

Я улыбнулась, переступая порог нашей квартиры, благодарная за то, что хотя бы внесла свой вклад в эту часть, хотя причина, по которой у нас вообще были эти сигареты, заключалась в том, что на прошлой неделе пропал Дин Паркер. Как только кто-то исчезал, его квартира превращалась в тушу, ожидающую, когда ее обчистят. Я добралась туда в числе первых стервятников и принесла нам редкую пачку сигарет вместе с запасом туалетной бумаги. Это было похоже на ту еще халяву для всех, но, эй, такова была жизнь в Сфере, и я знала, что, если мы трое когда-нибудь пропадем, это место будет разгромлено также быстро, наши вещи разграблены, а все ценное украдено толпами.

По всей Сфере громко прозвучал сигнал, резкий и пронзительный, как звон колокола, возвещающий о прибытии Дьявола, и я замерла, — ужас пробежал по моему позвоночнику, потрясая меня до глубины души. Этот звук означал одно, и только одно.

Раз в год — хотя мы никогда не знали, когда именно — группа Элитных вампиров приезжала в Сферу и проверяла кровь людей. Они ходили от двери к двери, казалось бы, наугад, а затем забирали тех, кто, по их мнению, не прошел их «тест», как только результаты приходили через день. Никто не знал, куда они отправлялись, и никто не хотел это выяснять. Единственное, что мы знали наверняка, это то, что те, кого забирали, так и не возвращались.

До сих пор нас с Келли не проверяли, но каждый раз, когда раздавался сигнал, он звучал зловеще, как надвигающаяся буря, как шепот бога, обещающего нежелательное будущее, еще более ужасное, чем то, с которым мы столкнулись в этом месте.

— Иди внутрь, — пробормотал папа, у него перехватило горло, когда он выглянул в пустой коридор за нашей входной дверью, и я поспешила подчиниться. — Они здесь не из-за тебя. Не волнуйся, малышка.

— У нас все будет в порядке, — согласилась я. — Как и всегда. — Это было похоже на ложь, слова оставили кислый привкус у меня во рту, как привкус будущего, которое приближалось к нам.

Сегодня наш дом почему-то казался меньше. На обоях были обычные влажные пятна, выцветшие коричневые цветы смотрели на меня со всех сторон, пытаясь внушить счастье и надежду, но на деле только угнетали и подавляли. Я знала каждый лепесток и листок как свои пять пальцев и не была уверена, люблю я их или ненавижу сейчас. Эти цветы были фоном в моей жизни, каждое воспоминание, которым я дорожила со своей семьей, было создано на фоне этих пятнистых обоев, тусклых цветов, наблюдающих за каждым мгновением, пролетающим мимо нас.

Я положила мешок с пайком на единственную деревянную столешницу на мини-кухне, которая составляла половину нашего жилого пространства за пределами двух крошечных спален. На стойке была белая плитка, пожелтевшая от времени, а раковина из нержавеющей стали сияла ярче всего остального, что у нас было.

В другом конце комнаты стояли коричневый диван, ширины которого едва хватало для двух человек, стол на трех шатких ножках и единственное потрепанное кресло, которое всегда принадлежало папе. Вот и все. Дом. От одной стены в коричневых цветах до другой. Только наш, и все же такой временный из-за того, как легко все это могло быть у нас отнято.

Мой позвоночник покалывало от нервов, а сигнал продолжал звенеть, снова и снова.

Сигналы, казалось, нашептывали угрозы в адрес моей семьи, обещания, которые они давали, наполняли воздух и заставляли меня дрожать от чего-то гораздо худшего, чем холод. Но я боялась не за себя, а за девушку, которую любила всем сердцем, за свою вторую половину, которая была где-то там, когда худшие из вампиров собирались вторгнуться в нашу Сферу.

Келли, тащи свою тощую задницу обратно.

ои ботинки стучали по покрытым ковром полам многоквартирного дома за пределами Сферы, пока я бежала, спасая свою гребаную жизнь, а отчаянное рычание падальщика преследовало меня в глубине здания.

Я мчалась сворачивая наугад, избегая дверей в сами квартиры, опасаясь оказаться в ловушке внутри одной из них, темнота здесь стала гуще теперь, когда я была в стороне от пыльных окон. Мое сердце воспрянуло, когда в тусклом свете я заметила указатель на лестницу, и я рывком распахнула дверь, проскочив через нее с невероятной скоростью.

Мой пульс грохотал в ушах, адреналин наполнял мое тело и заставлял меня бежать быстрее, чем когда-либо в жизни. Я была быстра, но эта штука была быстрее. Моим единственным преимуществом было небольшое количество времени, которое потребовалось вампиру, чтобы проникнуть в здание, пока я уже бежала. Но теперь он догонял меня.

Я замешкалась, встретившись взглядом с лестницей, и перевела глаза с лестницы, ведущей наверх, на лестницу, ведущую вниз.

Громкий хлопок в коридоре за моей спиной заставил меня вздрогнуть и начать действовать: инстинкт, безумие или просто случайная удача побудили меня направиться к лестнице, которая могла вести только в подвал.

Я с грохотом понеслась по ней, мои ботинки эхом отдавались в открытом пространстве, надеясь, что преследующий меня вампир не сможет определить, куда я направляюсь — вверх или вниз, и может ошибиться.

Я споткнулась, когда снова достигла ровной площадки, света почти не было теперь, когда я была в недрах здания, мой внутренний голос проклинал меня за то, что я спустилась вниз. О чем, черт возьми, я думала? Если здесь нет ни дверей, ни окон, значит, я действительно оказалась в ловушке.

Я двинулась вперед вслепую, протягивая руки, и наткнулась на каменную стену и три двери.

Я дернула одну из них наугад, чуть не упав, когда обнаружила еще одну лестницу, ведущую на следующий подуровень.

Это показалось мне ужасной идеей, поэтому я отвернулась, схватилась за другую дверь и широко распахнула ее.

Тяжелое шлепанье босых ног эхом донеслось до меня, что говорило о том, что падальщик уже близко, его хрюкающие, отчаянные звуки заставляли его казаться не более чем зверем, который охотится на меня. Не было ни слов, ни смеха, ни насмешек, каких я могла бы ожидать от вампиров в Сфере. Это существо было настолько за пределами человеческого, что я сомневалась, что оно вообще помнило, как говорить, как вообще что-либо делать, кроме того, как питаться.

Ужас сжал мое сердце, но я отказалась поддаваться ему, поспешив в темноту комнаты и едва сумев сдержать крик, когда над моей головой внезапно вспыхнул свет.

Вслед за ним раздался низкий гул генератора, и я решила, что мое присутствие каким-то образом активировало его.

Я обернулась, разглядывая машины, стоящие вдоль стен, их круглые дверцы были открыты, на них стояли корзины, наполненные одеждой.

В Сфере была прачечная, куда мы сдавали нашу одежду в чистку, и это напомнило мне об этом месте. Когда я осмотрела полки с чистящими средствами и одежду, развешанную на вешалках в дальнем конце комнаты, у меня екнуло сердце.

Здесь не было ни окон, ни дверей, вообще ничего, кроме бледных стен и единственной мерцающей лампочки.

Падальщик громко зарычал откуда-то слишком близко, и я рванула в дальний конец комнаты, на ходу хватая утюг с полки и свободно обматывая шнур вокруг запястья.

Я нырнула под скудное прикрытие из простыни, свисающей с перекладины на потолке, и прикрыла рот рукой, чтобы не дышать, услышав звук открывающейся двери.

Свет над головой замерцал, затем погас.

Последовало молчание, моя рука, которую я прижала ко рту, дрожала, легкие горели от желания сделать большой глоток воздуха.

Падальщик снова зарычал, шлепанье его ног отметило его движение в темном пространстве.

Мои конечности задрожали, но я оставалась на месте, молясь всему сущему на этой земле и за ее пределами, чтобы каким-нибудь чудом он не нашел меня.

Мой разум наполнился мыслями о Монтане и отце, осознанием того, что они никогда не поймут, что со мной случилось. Или еще хуже. Возможно, мои останки найдут вампиры, которые правят нашей Сферой. Возможно, они узнают то, что осталось от меня, и поймут, что я выбралась за ограду. И я просто знала, что они накажут за это мою семью. Они отвезут их в «Банк Крови» и заставят столкнуться с судьбой гораздо худшей, чем та, что ожидала меня в этой комнате. Все потому, что я пришла сюда, все потому, что я плохо рассчитала свои риски.

Я не могла этого допустить. И не допущу.

Звук шагов падальщика приближался, его отчаянное рычание сковывало меня, пока я крепче сжимала утюг и ждала, поднимая его, готовясь нанести удар.

Свет снова вспыхнул, и сквозь тонкую ткань простыни проступил силуэт.

Я зарычала в знак вызова и бросилась вперед, замахиваясь железом изо всех сил.

Тяжелый металл врезался в череп ублюдка, треск кости и брызги крови на белой простыне наполнили меня отвращением.

Но я не останавливалась, по инерции мы пролетели через всю комнату, простыня запуталась вокруг него, он закричал в яростном отчаянии, и мы врезались в стену.

Я отшатнулась от него, изо всех сил швырнула в него утюг и помчалась к двери.

У меня были секунды. Даже меньше. Передо мной маячил открытый дверной проем, обещание побега было так близко и в то же время чертовски далеко.

Я закричала, когда падальщик схватил меня за лодыжку, вырывая ногу из-под меня и швыряя на пол с такой силой, что я вскрикнула от боли. Обжигающий жар опалил внутреннюю сторону моей правой руки, затем исчез, не оставив после себя ничего, кроме адреналина.

Я перекатилась, брыкаясь, плюясь и шипя, как загнанная в угол уличная кошка, в то время как полуголодное чудовище корчилось на простыне, которая обвилась вокруг его тела, свободной была только его рука, его ногти впивались в мою кожу через ткань леггинсов. Он был сильным, сильнее меня, но если падальщик не чувствовал ничего, кроме бесконечного голода, то логично предположить, что в этом состоянии он был наиболее слаб, и это означало, что у меня был шанс.

Я брыкалась и брыкалась, свет снова погас, как раз в тот момент, когда мой ботинок врезался в его запястье достаточно сильно, чтобы оторвать его от меня.

Я, не колеблясь, вскочила на ноги и снова слепо бросилась к двери, крик сорвался с моих губ, когда я проскользнула сквозь нее, моя рука сомкнулась на ручке, несмотря на темноту.

Я захлопнула ее за спиной с такой силой, что звук эхом разнесся по лестничной клетке, а моя рука потянулась к замку и резко повернула.

Падальщик врезался в заднюю ее часть, и я вскрикнула, отпрыгивая назад, петли задребезжали от силы его атаки, но дверь не поддалась.

Снова и снова он бил в нее, а дверь продолжала держаться, когда я попятилась, затем повернулась и побежала, звук его попыток прорваться преследовал меня всю дорогу вверх по лестнице и заставлял бешено биться мой пульс.

Я захлопнула и следующую дверь, бросилась через холл в ближайшую квартиру и, вытащив оттуда тяжелый письменный стол, забаррикадировалась им, втиснув его между дверью и стеной, чтобы он никак не смог его сдвинуть.

Я рухнула на стол в тот момент, когда дело было сделано, тяжело дыша и смеясь, тяжесть моей сумки на спине была желанным другом, когда несколько слез облегчения брызнули из моих глаз, и мой смех перерос в маниакальный.

Я понятия не имела, как, черт возьми, мне удалось это пережить, но мне было все равно. Я все еще дышала, это существо осталось там, внизу, умирать с голоду, а у моей семьи была теплая одежда на зиму.

— Черт, — выдохнула я, выпрямляясь и проводя рукой по лицу, пытаясь избавиться от оставшегося адреналина, который заставлял мое сердце бешено колотиться в груди.

Я сделала это. Улыбка на моем лице не сошла бы до самого завтрашнего дня.

Мы хорошо поужинаем сегодня.

В этом я не была уверена уже несколько месяцев. Одна только мысль об этом заставила мой желудок перестать урчать впервые за долгое время.

Я рванула по тускло освещенному коридору, побежала обратно к выходу и ступила под дождь, ледяные капли снова полились на меня, но мне было наплевать.

Я тщательно осмотрела окрестности, понимая, что падальщик, возможно, не единственный, кто прячется на окраинах Сферы, но я не обнаружила никого, кто прятался бы между зданиями или следил за мной, когда я возвращалась к водостоку, который привел меня сюда. Томаса по-прежнему не было видно, так что, похоже, его тайна была моей тайной, и он ничего не узнал.

Я спрыгнула в темноту водостока, мой разум был полностью занят мыслями о том, что мы будем есть сегодня вечером, пока я пробиралась через дыру в обломках и проходила под оградой обратно в Сферу.

Запах здесь, внизу, был резким, но почему-то стал еще сильнее по возвращении, аромат свободы все еще витал на моей коже, когда я добралась до лестницы и быстро взобралась по ней. Я хотела бежать всю дорогу домой и показать папе и Монтане, что я нашла — хотя, наверное, я бы не стала упоминать об этом падальщике, иначе они бы никогда больше не позволили мне сюда сунуться.

Монтана точно взбеситься. Я рассказала ей, что задумал Томас, а она мне не поверила. Теперь она смогла бы проглотить свои слова вместе с едой.

Я рассмеялась от чистого самодовольства, как только добралась до верха лестницы и выбралась под дождь.

— Сука! — Я едва узнала Томаса, прежде чем его кулак коснулся моей челюсти.

От удара меня отбросило назад, я тяжело приземлилась на бок и ударилась локтем о бетон.

Я вздрогнула от внезапного нападения, моргая сквозь сумятицу своих мыслей и капель дождя, бьющих по моему лицу, когда мой разум осознал, что происходит.

Я перекатилась, вставая на четвереньки, но его нога ударила меня прямо в живот прежде, чем я смогла подняться на ноги. Я закричала от боли, упала спиной на бетон и откатилась в сторону, прежде чем он успел ударить меня снова.

Мой тяжелый рюкзак врезался мне в плечо, одна из консервных банок больно врезалась мне в ребра.

— Подожди, — выдохнула я, поднимая руку, чтобы остановить его, но в его глазах не было ничего, кроме крайней жестокости, когда он насмехался надо мной, лежащей перед ним в грязных лужах.

Томас снова двинулся на меня, ярость сверкала в его взгляде, его ярость была слишком сильной, чтобы ее можно было сдержать простыми словами. Я всегда считала его злобным сукиным сыном, но теперь я поняла, что недооценила его. Он был не просто злым: этот взгляд заставил меня подумать, что он мог бы просто убить меня, если бы думал, что это сойдет ему с рук, и я знала, что он не остановится, пока я не буду истекать кровью у его ног.

Я отползала назад, держась вне пределов его досягаемости, пока он приближался, шок от его атаки прошел, и мой инстинкт самосохранения включился. Я не собиралась позволять ему выбить из меня все дерьмо за это, хотя и не была до конца уверена, как я собираюсь его остановить. Единственным оружием, которое у меня было, был мой нож, но, если бы я пырнула его, кто-нибудь узнал бы, что он у меня есть, а это означало для меня поездку в «Банк Крови» в один конец. К черту это.

Томас был вдвое выше меня ростом и вдвое тяжелее, хотя скудный рацион несколько уменьшил его мышечную массу. Если бы он захотел убить меня, я была бы мертва, но я чертовски уверена, что не стала бы облегчать ему задачу. Какого хрена я позволила ему поймать меня?

Я бы ругала себя за то, что не проверила свое окружение более тщательно, если бы выжила после этого, но прямо сейчас единственное, на чем я могла сосредоточиться, был кровожадный ублюдок, который крался ко мне.

Я выплюнула комок крови изо рта и сумела подняться на ноги, отступая еще дальше.

— Я больше никому не скажу, — поклялась я, выставив руку в защитном жесте. Я была рада, что она не дрожала, несмотря на страх, пробирающийся по моему позвоночнику.

— Ты и не сможешь, когда я закончу с тобой, — прорычал Томас. — Как ты вообще узнала?

Ладно, значит, переубедить его не получилось, возможно, подразнить его поможет.

— Ты не так умен, как думаешь. — Я пожала плечами, снимая сумку со спины, когда он приблизился ко мне, а я продолжала отступать, как будто это был танец, и мы просто повторяли шаги. Пространство за фонтаном было не таким уж большим, и я смогла отступить лишь немного, прежде чем уперлась спиной в стену.

— Я тот, кто проложил этот туннель, — прошипел он. — Он мой, маленькая воришка.

— Возможно, тогда тебе следовало быть немного менее очевидным по этому поводу, — сказала я, мой рюкзак соскользнул вниз по руке, пока я крепко не сжала ремень в кулаке. — Было легко понять, что ты делаешь, как только я начала обращать на это внимание. Ты был похож на неуклюжего людоеда, шатающегося здесь. Я видела тебя здесь сотни раз, но ты ни разу не видел меня. Неудивительно, что я разгадала твой плохо хранимый секрет — с таким же успехом ты мог прокричать об этом с рушащихся крыш.

Губы Томаса скривились в диком рычании, когда он бросился на меня, но на этот раз я была готова. Я нырнула в сторону и использовала свою инерцию, чтобы размахнуться рюкзаком так сильно, как только могла, целясь в его твердолобую голову и ту копну волос, с которой капала вода.

Рюкзак врезался с глухим стуком. Одиннадцать банок еды врезались в череп Томаса сбоку и опрокинули его, как мешок с дерьмом.

Мои губы приоткрылись, когда я в шоке уставилась на его распростертое тело, ревущую тишину в моем черепе нарушал лишь стук дождевых капель по цементу. Томас лежал в растущей луже крови, которая просачивалась в окружающие его мутные лужи. Я выпустила свой рюкзак, и он упал рядом со мной, забрызгав водой мои ботинки.

Мое сердце бешено заколотилось в груди.

Я убила его. Срань господня, я, блядь, убила его.

Я начала пятиться, потом остановилась. Если бы я действительно убила его, мне пришлось бы признаться в этом. Если бы вампиры нашли его… Они ненавидели мертвые тела, это означало впустую потраченную кровь. Может быть, я смогла бы придумать оправдание или еще какую-нибудь причину, чтобы они меня отпустили. Сказать им, что он напал на меня, или… Возьми себя в руки, Келли. Проверь его гребаный пульс.

Я боролась со своим страхом и подошла ближе к распластавшемуся телу Томаса. Я медленно наклонилась, встав подальше от крови, собирающейся возле его головы. Мои пальцы слегка дрожали, когда я протянула их к его шее, наполовину ожидая, что он выпрямится и снова нападет на меня в любой момент, моя свободная рука на всякий случай сжала нож в кармане.

Его кожа была теплой под моими холодными пальцами. Сначала я ничего не почувствовала, но затем слабое биение его пульса ожило под моим прикосновением. Я вздохнула с облегчением. Он был мудаком, и с этого момента мне придется обходить его стороной, но лучше живой мудак, чем мертвый. И теперь он знал, что я могу защитить себя, если он меня вынудит.

Томас застонал и пошевелился подо мной, заставляя меня отшатнуться. Я быстро попятилась и чуть не споткнулась о свой рюкзак, валявшийся на земле, но сумела удержаться на ногах.

Томас открыл глаза на шум, и я уставилась на него, когда он встретился со мной взглядом, проклятие сопровождало движение руки к ране на его голове.

— Я знаю твой секрет, и теперь он мой тоже, — сказала я смелее, чем чувствовала, но к черту его и к черту этот дерьмовый жребий, выпавший нам в жизни. Я не собиралась позволять ему лишать меня этой возможности, я не собиралась позволять ему запугивать меня, когда все эти припасы лежали прямо там, за забором, больше, чем требовалось моей семье, чтобы пережить эту зиму. — Так что просто держи рот на замке, и я буду тоже. Они никогда не узнают.

Они. Вампиры. Единственное, чего он должен был бояться, независимо от того, что он думал обо мне. Правда заключалась в том, что он не смог бы убить меня, даже если бы захотел. Никто из нас не мог рисковать таким вниманием, и позволить мне воспользоваться его драгоценным туннелем было гораздо лучше, чем пытаться избежать наказания за убийство их домашнего скота.

Его лицо исказилось от гнева, но я не дала ему возможности ответить. Я сказала ему все, что было важно, и показала, как я реагировала на его угрозы. Дело сделано.

Я схватила свой рюкзак из лужи рядом со мной и повернулась, чтобы перемахнуть через заднюю стенку фонтана. Я тяжело приземлилась на дальней стороне, зашлепала по воде, перелезла через нижнюю стенку за ней, затем сорвалась с места, чтобы убраться как можно дальше от этого придурка.

Банки загремели, натыкаясь друг на друга, и, несмотря на вкус крови на разбитой губе, двух диких зверей, покушавшихся на мою жизнь, и тот факт, что я промокла до нитки, я не могла не чувствовать себя легче, чем за последние месяцы.

Я продолжала бежать к захваченной части Сферы, петляя между обломками каменной кладки и по разрушающимся улицам, которые зигзагами петляли между полуразрушенными зданиями. Не было никаких правил, запрещающих исследовать руины, но вряд ли кто-то беспокоился. Здесь не осталось ничего, что стоило бы взять, и большинство людей не видели смысла тратить свою энергию.

Однако мне нравилось в руинах. Это было единственное место, где было по-настоящему тихо, где мои мысли не были заперты в клетке и где я могла мельком взглянуть на мир за оградой.

Я побежала дальше, но внезапно стук дождя стал не единственным звуком, который я слышала. Из центра города доносился пронзительный звон, который повторялся снова и снова, вызывая трепет, закручивающийся спиралью в моей душе. Я знала этот звук. И это означало, что я должна была вернуться домой прямо сейчас.

Я прибавила темп и перешла на спринт. Рюкзак за моей спиной внезапно показался намного более заметным, чем минуту назад. Я не знала, должна ли я попытаться спрятать его до того, как вернусь, или мне лучше спрятать его в безопасности нашего дома. Не было никакого объяснения, которое я могла бы дать содержимому этого рюкзака, ничего, что я могла бы сказать, что могло бы скрыть правду, если бы его нашли.

Звон становился все громче, когда я добралась до окраины обитаемой части Сферы. Дороги были пустынны. Все уже разошлись по домам, следуя правилам, которые мы все так хорошо знали. У меня не было времени пытаться спрятать свой драгоценный рюкзак. Мне просто нужно было отнести его в нашу квартиру и спрятать там. При условии, что я вообще успею вернуться вовремя.

Блядь, блядь.

Почему из всех дней, когда это должно было произойти, именно этот был тем, когда мне нужно было больше времени, когда у меня на лбу было написано, что я что-то скрываю?

Я мчалась по заброшенной улице за заброшенной улицей, от пустоты у меня мурашки бежали по коже. Я опоздала. Я не знала, что бы значило, если бы они постучали в нашу дверь до того, как я вернусь, но это не могло быть к добру. Они не потерпят нарушения правил, и я знала, что кровососам насрать, какое у меня оправдание. Звенит сигнал, и ты тащишь свою задницу домой. Все это знали, а я была просто тупой сукой, которая забралась так далеко в руины, что не услышала его звона.

Наконец я добралась до перекрестка с нашей улицей и свернула на нее, низко опустив голову и твердо помня направление, в то время как окна окружающих меня зданий, казалось, стали ближе. Сколько из них обратили внимание на полный рюкзак на моей спине или на грязь, которая не успела полностью смыться с моей одежды под дождем? Хуже того, как насчет крови, которая все еще окрашивала мою нижнюю губу?

Я резко затормозила, мои ботинки заскользили по грязи, когда я заметила группу вампиров, направляющихся прямо к дверям нашего многоквартирного дома, мое дыхание застряло в легких, удача отвернулась от меня, как от отвергнутого любовника.

Дерьмо.

Я не двигалась, просто стояла там, как гребаная статуя, уставившись на них, каким-то образом оставаясь незамеченной, пока я дрожала под дождем и наблюдала. Я никогда не видела, чтобы они вот так бродили по Сфере. Не группой. Иногда стражи порядка разгуливали по улицам, когда чувствовали себя мстительными, выслеживая мелких нарушителей правил и сурово наказывая тех, кого ловили, но они всегда были по одиночке. Это была насмешка сама по себе. Выставлять напоказ тот факт, что один из них легко мог справиться со многими из нас.

Но сейчас там была группа, всего их было пятеро: четверо стояли в форме наконечника стрелы вокруг того, кто был в центре, который явно был намного важнее любого из кровососов, которые регулярно патрулировали нашу Сферу. Все они двигались с кошачьей грацией, их движения были такими плавными, что бросали вызов природе и заставляли волосы у меня на затылке вставать дыбом. Это было неестественно. Ничто в них не казалось мне даже отдаленно человеческим, кроме смутных очертаний их тел. Они были чудовищны в своем совершенстве, нечестивы в своем существовании и совершенно ужасающи в своей силе.

Четверо стражников были одеты в толстые красные плащи, подбитые золотой нитью, подолы которых волочились по грязи — явно какая-то униформа. За спинами у них были длинные мечи, но они выглядели скорее декоративно, чем практично, металл блестел, когда дождь попадал на их ножны. В любом случае, им не нужно было оружие, чтобы одолеть нас.

Их кожа сияла в слабых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь дождевые облака. Я знала, что этого недостаточно, чтобы причинить им вред в такой день, как этот, но если тучи просто разойдутся, то пуф. Или, может быть, не «пуф», может быть, медленное горение, тление, переходящее в мерцание, а затем в пламя, испепеляющее их на глазах у всех.

Я не была уверена точно, как это их убьет, но подозревала, что убьет, и папа сказал, что именно так говорилось в старых историях о них. Один шаг на солнце, и с ними будет покончено. Возможно, нам было бы даровано чудо, и тучи разошлись бы именно с этой целью. Я с надеждой посмотрела на густые дождевые тучи, но если судить по их зловещему серому цвету, то шансов на это не было. И, честно говоря, никто не знал наверняка, убьет ли их солнце. Единственное, в чем я могла быть уверена, так это в том, что они по тем или иным причинам не могут находиться под прямыми солнечными лучами; если солнце светило, мы их не видели. Не то чтобы во время этого шторма на это было много надежды.

Вампир в центре группы, словно почувствовав мое внимание, замер и повернулся ко мне. Его движения были такими неестественными. Мне даже показалось, что он не дышит. Да и нужно ли им вообще дышать?

Его ледяные голубые глаза встретились с моими, и его слишком совершенный рот изогнулся в насмешливой улыбке. Он был сногсшибателен, его волосы отливали гладким серебром, зачесанные назад без единой выбившейся пряди, его лицо с идеальными углами и высокими скулами было создано из мечты соблазнять и заманивать в ловушку, но я ни разу не смотрела ни на одного из них с какой-либо похотью или чувством влечения. Их внешность была просто еще одним оружием, способом заманить нас, прежде чем они вонзят в нас свои зубы, и это меня не обманывало.

Я знала, что он принадлежал к Элите, и без того, чтобы мне об этом говорили. Я не многих из них видела в своей жизни, но даже среди других вампиров они выделялись как нечто… большее.

Их красота бросалась в глаза, от нее почти перехватывало дыхание, и другие вампиры в их присутствии становились почти ничтожными, несмотря на их точеную внешность и неискоренимую привлекательность. Все, что связано с Элитой, притягивало тебя ближе, заставляло людей раскрывать секреты и сходить с ума от желания, но чувство в глубине моего нутра всегда предостерегало меня от этого. Это было так, словно я могла чувствовать, насколько они были опасны. Как будто какая-то укоренившаяся, первобытная часть моего характера распознала хищника, который скрывался за их потрясающей внешностью.

Его одежда напоминала что-то из старых сказок нашего отца. На нем был плащ. Изумрудный плащ и бриджи с золотыми пряжками. Что за хуйня? Это было бы почти комично, если бы я не видела свою смерть, сверкавшую в его глазах.

Вампиры, охранявшие его, шагнули вперед, и он отвернулся от меня, пока они вели его внутрь. Он отвернулся от меня, как будто я была никем, ничтожной, как пылинка, и я, конечно, надеялась, что была такой для него и ему подобных.

Как будто с меня сняли заклятие, я вновь обрела способность владеть своими конечностями, вздохнула с дрожью в легких, стряхивая с себя ощущение ползающих по мне насекомых, и повернула обратно в ту сторону, откуда пришла. Я ни за что не последовала бы за ними внутрь, но я могла бы войти через черный ход и оказаться в нашей квартире задолго до того, как они приблизятся к нашему этажу.

Мусорные контейнеры за многоквартирным домом, как обычно, были переполнены, и я запрыгнула на ближайший. Пожарная лестница висела в нескольких футах над моей головой, и я подпрыгнула, ухватившись за нее. Мои плечи пульсировали от боли, напоминая мне о многочисленных травмах, которые я получила сегодня, но у меня не было времени прислушиваться к протестам своего тела, я была сосредоточена только на том, чтобы вернуться внутрь, пока мое время не истекло.

Я вскарабкалась на лестницу и начала подниматься, тяжесть моего рюкзака давила на меня и напоминала о всей той великолепной еде, которую я достала для нашей семьи.

Я добралась до верхней части ржавых перекладин и соскользнула на металлическую дорожку, которая вела на первый этаж. Быстро пройдя по ней на цыпочках, я вздрогнула от того, как металл заскрипел под моим весом, прежде чем слезть с другой стороны и ухватиться за тонкий бетонный выступ, обрамлявший кирпичную кладку. Я отказывалась смотреть вниз, пока пробиралась к нашему окну: благодаря тому, что я исследовала руины, задача оказалась достаточно простой, хотя перспектива падения меня никогда не радовала.

Я настойчиво постучала по стеклу, когда добралась до него, и мгновение спустя в окне появилось встревоженное лицо Монтаны, ее каштановые глаза были широко раскрыты от беспокойства, темные волосы все еще влажные от дождя прилипли к щекам.

Она распахнула окно, и я перекинула ногу через подоконник, а затем наполовину провалилась внутрь.

— Келли, что случилось, ты… — начала она, но я шикнула на нее и повернулась, чтобы снова закрыть окно, слишком хорошо осознавая, что вампиры рыщут по нашему зданию.

— Смотри, — взволнованно прошептала я, снимая сумку со спины и открывая ее, чтобы показать содержимое.

Глаза Монтаны загорелись, когда она заметила добычу с едой и одеждой. — Ты была права? — выдохнула она, ее удивление было явным, и я ухмыльнулась ей.

— Никогда не сомневайся во мне, — поддразнила я. — Ты бы видела это, Монти, там столько всего осталось гнить: еда, одежда, одеяла — это безумие. Я хотела взять гораздо больше, чем это, но нам придется быть осторожными.

Она открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но, прежде чем успела, раздался резкий стук во входную дверь.

Мы обе замерли, в ужасе глядя на дверь нашей спальни.

— Группа вампиров вошла в наше здание прямо перед моим возвращением, — выдохнула я. — А именно Элита.

— Ты думаешь, мы в их списке? — Монтана зашипела в тревоге, страх на ее лице повторял то, что бурлило в моих венах.

Дверь в нашу комнату внезапно открылась, и я чуть не наложила в штаны, прежде чем мой взгляд встретился с папиным. Его тревога сменилась облегчением, когда он заметил меня, промокшую насквозь в небольшом пространстве между моей и Монтаны кроватями.

— Минуточку, — обратился он к монстрам за нашей входной дверью и махнул рукой, призывая меня поторопиться.

Нас никогда раньше не проверяли. С чего бы им приходить за нами сейчас?

Мое сердце бешено заколотилось, когда я начала рассматривать альтернативный вариант — что все дело в том, что я ускользнула из Сферы, а вовсе не в тестировании. Но, с другой стороны, они бы не стали просто стучать, если бы пришли, чтобы увести меня отсюда. Притворная вежливость всегда сопровождала только их официальную чушь, а от этого разило помпезностью и секретностью, которые окружали тестирование.

Папа захлопнул дверь спальни, чтобы выиграть нам еще несколько мгновений, и Монтана выхватила у меня рюкзак, бросив его под свою кровать, прежде чем накинуть потертое одеяло, чтобы прикрыть его. Я выхватила нож из кармана и сунула его в щель, которую прорезала в краю матраса, зная, что ничего хорошего не будет, если меня поймают с ним.

— Что, черт возьми, случилось с твоим лицом? — Настойчиво прошептала Монтана, и я виновато поднесла пальцы к разбитой губе, все еще ощущая вкус крови, и это действительно было нехорошо, когда я собиралась встретиться лицом к лицу со стаей кровососов.

— Я объясню позже. Насколько плохо это выглядит? — Прошипела я.

Она пожала плечами и закусила губу, давая мне понять, что это было довольно ужасно, но сейчас мы мало что могли с этим поделать. Я быстро сбросила куртку и скинула заляпанные грязью ботинки, услышав, как папа направляется к входной двери, его шаги были настолько медленными, насколько это было возможно, но секунды шли.

Монтана схватила чистую рубашку из моего шкафа и швырнула ее в меня, когда я сбросила свою промокшую рубашку на пол. Мы повторили процесс с чистыми штанами, и я отбросила свою промокшую одежду в угол, прежде чем схватить другую свежую рубашку и попытаться оттереть большую часть грязи с лица и рук. Монтана ободряюще посмотрела на меня, но я могу догадаться, что по большей части я все еще выглядела дерьмово. Хотя я должна была предположить, что мы все выглядели дерьмово в глазах этих монстров, и не то, чтобы я надеялась произвести на них впечатление. Я просто надеялась пережить этот визит и старалась не обращать внимания на кровь из разбитой губы, когда железный привкус снова коснулся моего языка.

Они пьют кровь бутылками, один маленький порез их не заинтересует.

Конечно, продолжай говорить себе это.

Черт.

Я подошла и встала рядом со своей сестрой-близнецом у шаткой двери нашей спальни. Она была последним барьером между нами и той судьбой, что уготовили нам эти существа, и я ничего так не хотела, как остаться прямо здесь, по другую сторону от нее, с ней. Мы обменялись взглядом, который гудел от нашей связи, и это напомнило мне о бесчисленных ночах, когда мы вместе в этой комнате придумывали новые реальности, рисуя красивые картины в сознании друг друга, пытаясь отгородиться от правды, которая лежала за этими стенами. Но, конечно, она снова пришла за нами. Она всегда приходила.

Звук того, как папа отодвигает засов, прогремел в тишине, наполнив мой разум образами вампиров, которые ждали за ней. Ледяной голубой взгляд одного из Элиты оставил свой отпечаток на моей сетчатке, и меня не прельщала перспектива встретиться с ним снова.

Глубоко вздохнув, я придвинулась ближе к Монтане, и мы медленно двинулись к двери, готовясь вместе встретить нашу судьбу. Я просто надеялась, что мы переживем это вместе.