Ведьма и воин

Глава 11

– Алекс! – взволнованно окликнула его Ровена, торопливо пробираясь по слабо освещенному коридору. – Что ты собираешься делать?

– Я намерен сражаться с ним, Ровена, – ответил Алекс, направляясь к лестнице, которая вела на бруствер. – Он не оставил мне выбора.

– Это безумие! – запротестовала она. – Ты не можешь заставить своих людей умирать ради шлюхи!

Алекс остановился.

– Что ты сказала? – Его голос звучал обманывающе мягко.

Сообразив, что зашла слишком далеко, Ровена осторожно отступила.

– Я только хотела сказать, что она ведьма, Алекс. – Смяв в кулаке льняной платок, она продолжала: – Ты привез ее сюда, чтобы помочь сыну, но теперь, похоже, он поправляется. Она нам больше не нужна. Будет лучше для всех, если ты вернешь ее Максуинам.

– Чтобы они убили ее?

– Как они с ней поступят, их дело, а не наше. Она одна из них, и они имеют право наказать ее за совершенные ею ужасные преступления. Ты не обязан защищать ее.

– Ты не права, Ровена. С того момента, как я спас Гвендолин от сожжения на костре, я отвечаю за нее. И я буду защищать ее, как защищал бы любого члена своего клана.

– Но она здесь чужая, – упорствовала женщина. – Разве ты этого не видишь?

– Чужая она или нет, девушка получит защиту.

Ровена прищурилась и высказала догадку:

– Элспет говорила, что ведьма принесет клану несчастья и смерть, и она оказалась права. Ведьма опутала тебя своими грязными чарами, и ты стал настолько слеп, что не можешь видеть правду!

Алекс пристально смотрел на нее, пораженный внезапной переменой в ее поведении. Красивый платок в ее руке превратился в измятый комок, а страх, блестевший в ее глазах минутой раньше, уступил место жгучей ненависти.

– Ты разочаровываешь меня, Ровена, – натянуто произнес он. – Мне казалось, что у тебя, у всех вас, осталось больше веры в меня.

С этими словами он отвернулся от нее.

– Но, Алекс… – начала она, умоляюще положив ладонь ему на плечо.

– Отправляйся вниз. Меня ждет битва.

Он сбросил ее руку и принялся взбираться по ступеням, глубоко расстроенный от сознания того, что Ровена, очевидно, не одинока в своем предубеждении.

– Убирайтесь от нашей стены, вшивые кучи шерсти! – крикнул Мунро, с усилием сбрасывая с бастиона тяжелый камень.

Фаркар, перегнувшись через стену, затуманенным взором смотрел, как огромный булыжник ударился о землю в добрых шести футах от группы воинов Максуина.

– Промазал, – сообщил он, сделал большой глоток эля и громко рыгнул.

– Черт возьми, эти негодяи слишком проворны, – пожаловался Мунро и вытер рукавом пот со лба.

– Теперь они поднимаются по лестнице, – довольно беззаботно сообщил Фаркар. – Почему бы тебе снова не попробовать?

– Сколько их там? – спросил Мунро, окидывая критическим взглядом предоставленную в его распоряжение огромную груду камней.

– Три… нет… четыре… нет… одного подстрелили… но появился другой… и еще один… всего пять… или, скорее, четыре с половиной – последний парень выглядит довольно хилым… – Он умолк и сделал еще один глоток эля.

– Ради Бога, Фаркар, – взмолился Мунро. – Сколько?

Фаркар рыгнул.

– Точно пять.

– Вот этот как раз на пятерых, – решил Мунро, выбирая из кучи огромный булыжник. Громко пыхтя, он взвалил его на стену и сбросил вниз.

– Чистая работа! – похвалил его Фаркар, наблюдая, как пятерых Максуинов смело со стены.

– Это вам хороший урок, вонючие кучи дерьма! – торжествующе воскликнул Мунро. – О-хо! – сказал он, заметив еще одну группу воинов, приближавшихся к стене с лестницей. – Вы хотите того же? Я не разочарую вас!

– Отойди назад, чтобы я мог выстрелить, – приказал Нед, проскальзывая между ними. В руках он держал натянутый лук.

– Послушай, Недди, мы с Фаркаром успешно удерживаем этот небольшой участок, – запротестовал Мунро. – Почему бы тебе не вернуться на свое место?

– Там слишком тесно, – проворчал Нед.

Мунро вздохнул:

– Ладно. Становись здесь. Только целься в тех Максуинов, что находятся дальше, и оставь нам тех, кто карабкается по стене.

Нед послушно прицелился в лучника, собиравшегося пустить в них горящую стрелу.

– Что за глупец, – заметил Камерон, подходя к ним сзади. – Разве он не понимает, что горящая стрела превращает его в прекрасную мишень?

Нед отпустил тетиву, и стрела взвилась в воздух. Воин Максуинов вскрикнул от боли, когда острый наконечник вонзился ему в грудь.

– Держу пари, теперь понимает, – ответил Нед.

– Рассредоточьтесь! – скомандовал Алекс, втыкая свой меч в живот очередного Максуина, который вскарабкался почти на самую верхушку лестницы. – Они поднимаются с восточной стороны!

Макданы мгновенно растянули строй, закрыв опасные места.

– Мы здесь, парень! – возвестил Оуэн, появляясь на самой верхушке стены. Он прищурился, вглядываясь в темноту, и стал неуклюже пробираться вдоль парапета. Внезапно он споткнулся и ухватился за плед Камерона, спустив его на мощные лодыжки воина. – Прошу прощения, парень, – поспешно извинился он. – Здесь не очень-то светло, правда?

– Если не принимать в расчет лунный свет, отражающийся от задницы Камерона, – пошутил Бродик, который только что сшиб одного из Максуинов со стены.

– Стой там, Камерон. Ты помогаешь мне лучше разглядеть эти камни, – захохотал Мунро, согнувшись пополам от смеха.

– Ей-богу, этим Максуинам сейчас достанется! – крикнул Реджинальд, появляясь среди воинов с мечом в дрожащей руке. – Я вспорю им брюхо и скормлю их гнилые вонючие кишки лягушкам!

– Что за выражения! – фыркнул Лахлан, следуя за ним с кувшином в руках, из которого поднимался пар. – Ты слишком много времени провел с Изабеллой.

– Изабелла тут ни при чем, – запротестовал Реджинальд; его руки, державшие меч, дрожали от напряжения. – Это сказал Могучий Торвальд, отправляясь на битву.

– Прошу прощения, Реджинальд, – вставил Оуэн, – но, кажется, это были собаки, а не лягушки.

Реджинальд опустил меч и почесал седую голову.

– Ты уверен? – растерянно спросил он.

– Ради всего святого, как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы скормить одного-единственного человека лягушкам? – раздраженно поинтересовался Лахлан. – Несколько лет!

– Именно это и делает угрозу такой страшной, – объяснил Реджинальд. – Все эти скользкие зеленые твари прыгают туда-сюда…

– Ложись! – крикнул Алекс, подбегая к престарелой троице. – Быстро!

Нед, Камерон и Бродик мгновенно бросились на старейшин, сбили их с ног и прикрыли своими телами. Туча горящих стрел взмыла в воздух и опустилась рядом с ними.

– Черт, чуть не попали! – выругался Камерон, отталкивая ногой одну из пылающих стрел.

– Выливайте первый котел, – скомандовал Алекс, наблюдавший за группой Максуинов, которые приблизились к воротам с огромным бревном.

– Подождите! – крикнул Лахлан, все еще державший в руках кувшин. Он с трудом поднялся на ноги, нетвердой походкой подошел к котлу с кипящей водой и вылил в него жидкость из сосуда. – Еще рано, – сказал он, отмахиваясь от Гаррика, Эвана и Квентина. – Оно должно настояться.

– Ради всего святого, Лахлан, не путайся под ногами! – крикнул Алекс.

– Очень хорошо. Пусть будет так, – сдался старик. – Но не обвиняйте меня, если оно не подействует.

Макданы опрокинули огромный котел набок. Когда кипящая вода полилась на них, испуганные Максуины отпустили бревно и бросились врассыпную. Послышался болезненный вой и изощренные ругательства, но никто, похоже, не был серьезно ранен. С опаской поглядывая на стену, Максуины возвращались, чтобы вновь поднять бревно.

– Смотрите, – сказал Лахлан, осторожно выглядывая из-за бруствера.

За несколько ярдов до бревна Максуины закашлялись.

– Боже всемогущий, – пожаловался один из них. – Что это за отвратительный запах?

– Скоро узнаешь! – весело крикнул Лахлан. – Только подойди поближе!

– Тараньте ворота, идиоты! – раздался откуда-то из темноты раздраженный голос Роберта. – Скорее!

Давясь дымом и кашляя, Максуины мужественно продолжали двигаться к цели.

– Приготовьтесь вылить следующий котел! – приказал Алекс.

– Нет, нет, – запротестовал Лахлан. – Давайте подождем и посмотрим, как подействует мое зелье.

– Лахлан, – начал Алекс, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, – теперь не время…

– Это займет всего секунду, – заверил его Лахлан. – Мы только взглянем.

– Прекрасно, – пробормотал доведенный до белого каления Алекс.

Зажав носы пальцами, Максуины подошли к бревну. Но как только они опустили руки, чтобы поднять бревно, половина из них перегнулась пополам, терзаемая приступами рвоты.

– Яд! – простонал один из них, опускаясь на колени. – Ей-богу, они нас отравили!

– Сработало! – вскрикнул Лахлан, приплясывая от радости, и храбро перегнулся через стену.

– Испортили ваше любимое бревно, правда? – захихикал он. – Теперь вам лучше поискать ручей, чтобы отмыться, пока эта слизь не загорелась, пожирая плоть с ваших несчастных костей!

Максуины, давясь кашлем, с ужасом посмотрели на него.

Затем они развернулись и, толкая друг друга, бросились бежать, чтобы поскорее оказаться у ручья.

– Боже мой, Лахлан, неужели эта гадость действительно загорится? – недоверчиво спросил Алекс.

– Нет, – лукаво признался старик. – Но им не повредит, если они будут считать, что так и будет, правда?

– Какая досада! – пожаловался Реджинальд, опираясь на меч. – Если ты проделаешь этот трюк со всеми, то кто останется мне, чтобы скормить лягушкам?

– Он хотел сказать – собакам, – заверил Алекса Оуэн.

– Макдан! – послышался низкий, полный ярости голос.

Алекс увидел, как из укрытия выехал Роберт в сопровождении всадников с горящими факелами в руках. Он поднял меч, подавая сигнал своим воинам прекратить наступление и выстроиться перед ним в линию, образовав заслон. Всадники двигались с осмотрительностью и ловкой слаженностью хорошо тренированного войска; их мечи и щиты сверкали в желтом колеблющемся свете факелов. Уловив запах зелья Лахлана, Роберт остановился, не доехав тридцати ярдов до стены. Воины с факелами быстро перегруппировались, окружив его для безопасности кольцом лошадьми и огнем.

– Добрый вечер, Роберт, – приветливо поздоровался Алекс. – Как чудесно, что ты решил присоединиться к нам. Я уже начал скучать без твоего приятного общества.

– Отдай ее мне, Макдан! – холодно потребовал Роберт. – У тебя нет на нее прав.

– Верно, – согласился Макдан и вздохнул: – Никаких. Но проблема в том, что она не желает идти с тобой.

– Наплевать мне на ее желания! – огрызнулся Роберт. – Она должна быть возвращена мне, чтобы ее могли сжечь.

– Боже милосердный, – удивленно произнес Алекс. – Ты не думаешь, что это слишком жестоко?

– Она должна быть наказана.

– Пожалуй, я не могу с этим согласиться, – задумчиво произнес Алекс и прищелкнул языком. – Я хочу сказать, если мы будем сжигать каждую девушку, которая отвергла своего ухажера…

– Я имею в виду не Изабеллу! – резко оборвал его Роберт.

Алекс растерянно смотрел на него.

– Разве?

– Отдай мне ведьму, Макдан, или я не успокоюсь, пока все мужчины, женщины и дети твоего клана не превратятся в кровавое месиво.

– Это означает, что тебе не нужна Изабелла? – нахмурился Алекс.

– Забудь про Изабеллу!

– Боюсь, что это легче сказать, чем сделать, – ответил ему Алекс. – Ты, наверное, мог заметить, что девушка любит быть в центре внимания – и она, похоже, получит его от меня…

– Послушайте меня, Макданы! – крикнул Роберт, решив обратиться непосредственно к клану. – Ваш безумный лэрд подвергает всех вас ужасной опасности, приведя в замок злую ведьму и убийцу…

– Чушь! – крикнул в ответ Оуэн, грозя ему узловатым пальцем. – Девочка и мухи не обидит!

– …которая безжалостно умертвила собственного отца, – продолжал Роберт, – с помощью черной магии, высосав его душу и отправив прямо в ад.

– Неужели? – фыркнул Реджинальд. – Тогда, может, нам попросить, чтобы она проделала то же самое с тобой?

Роберт в замешательстве смотрел на ухмыляющегося старика. Почему, черт побери, эта тупая деревенщина не боится Гвендолин, как боялись члены ее собственного клана?

– Ведьма наслала ужасные бедствия на наш народ и наши земли, – с пафосом произнес он, – чтобы наказать нас за попытку положить конец ее злым делам. С того дня, когда ваш сумасшедший лэрд украл ее, многие Максуины умерли в страшных мучениях: зловонные черные язвы пожирали их тела. Наш урожай погиб от сильных бурь, невиданной силы ветер поднимал в воздух дома, деревья, животных и с силой бросал на землю. Она пыталась уничтожить нас…

– Лжец! – раздался дрожащий от ярости женский голос. – Как тебе не стыдно стоять здесь и произносить эту гадкую ложь!

Макданы и Максуины повернулись и изумленно посмотрели на Изабеллу, высунувшуюся из окна замка.

– Изабелла! – крикнул Бродик, пытаясь за гневом скрыть свою тревогу. – Спрячься немедленно!

– Ни за что! – возразила Изабелла. – Пока мой дядя стоит здесь и предлагает вам эти нелепые россказни. – Она высунулась еще дальше, чтобы все могли видеть ее. – Сказать им правду, дорогой дядюшка?

– Затащи ее назад, Бродик, – стиснув зубы, приказал Алекс, – пока она не упала и не сломала себе шею.

– Я сам ее сломаю, когда доберусь до нее, – пробормотал Бродик, быстро удаляясь.

– Изабелла, дитя мое, – ласковым голосом произнес Роберт. – Как я рад видеть, что с тобой все в порядке. Твой отец места себе не находит от беспокойства. Иди ко мне, милая, я заберу тебя домой.

– Ты хочешь отвезти меня туда, где голодающие Максуины умирают от ужасной болезни, а безжалостные ветры уничтожают дома и леса? – саркастически спросила Изабелла. – Какая трогательная забота о моем благополучии!

– Все это звучит несколько странно, – заметил Оуэн, сдвигая седые брови.

– Не было никаких ужасных болезней после бегства Гвендолин, – крикнула Изабелла, – никаких бурь, ветров или других необычных явлений! Он говорит все это, чтобы вы считали ее воплощением дьявола, а на самом деле дьявол сидит в человеке, которого вы видите перед…

Ее тирада внезапно оборвалась. Бродик схватил девушку за талию и втянул в окно.

– Что ты делаешь? – взвизгнула Изабелла, пытаясь высвободиться из его рук. – Я не закончила!

– Нет, закончила, – заверил Бродик, продолжая удерживать ее. – И если я еще раз увижу, что ты, Изабелла, совершаешь такие глупые и опасные поступки, то, клянусь, позабочусь о том, чтобы ты месяц не могла сесть!

– Как ты смеешь! – взорвалась она, не прекращая попыток вырваться. – Я пытаюсь помочь Гвендолин! Роберт забивает им головы ложью!

– Ты уже помогла ей. Ты показала, что обвинения Роберта против нее фальшивы. Тебе больше не нужно подвергать себя опасности выпасть из окна или быть убитой воинами Роберта.

– Нет! – крикнула она, изо всех сил борясь с ним. – Я должна еще помочь ей!

– Остановись, Изабелла! – Он сильно встряхнул ее. – Хватит!

Испуганная его сердитым голосом, она вдруг застыла неподвижно, и ее глаза заблестели от слез.

– Прости меня, Белла, – извинился он, мгновенно ослабив хватку. – Я не хотел причинить тебе боль.

Изабелла с усилием сглотнула и покачала головой.

– Нет, – тихим голосом ответила она. – Не в этом дело.

– Тогда в чем?

Она поколебалась несколько мгновений, затем прерывисто вздохнула и с отчаянием прошептала:

– Я не знаю.

– Что не знаешь? – ласково спросил Бродик, вытирая серебристую каплю, катившуюся по щеке девушки. – Расскажи мне.

– Они были так жестоки с ней, – сказала она прерывающимся голосом. – Все… потому, что они… мы… думали, что она – воплощение зла. Это распространенное мнение, и никому из нас в голову не приходило сомневаться в нем. Когда кто-нибудь из нас заболевал, умирал, когда случался плохой урожай, скисало молоко, не поднимался хлеб – во всех грехах мы обвиняли Гвендолин.

Бродик мрачно смотрел на нее, ничего не говоря.

– Но когда они сказали, что она убила собственного отца… я знала, что это не может быть правдой. – Она прикусила дрожащую губу. – Знаешь, я видела, как они бродили по холмам. Когда мне хотелось побыть одной, я убегала и пряталась в высокой траве. А они гуляли только вдвоем, потому что больше никто не пошел бы с ней. Они держались за руки, и он рассказывал ей чудесные сказки о великом воине по имени Могучий Торвальд. А затем они усаживались на землю, и он рассказывал ей про птиц, облака. Или про целый мир, который открывается тебе, когда перевернешь большой камень… – Ее голос задрожал. – А Гвендолин смотрела на него с такой любовью…

Ее рассказ прервался потоком слез.

– Ш-ш, Белла, – принялся утешать девушку Бродик, обняв ее. – Все в порядке.

– Нет. Я знала: там что-то не так, но, когда Роберт обвинил ее в убийстве отца, я ничего не сделала. Я позволила им признать ее виновной. Разве могла Гвендолин убить единственного родного во всем мире человека, которого любила?

– Конечно, не могла, – согласился Бродик.

– Я верила, что она ведьма, и говорила себе, что все остальное не имеет значения, – призналась она, и в голосе ее сквозило презрение к себе. – Я думала: даже если Гвендолин не убивала отца, то все равно несет ответственность за другие ужасные вещи и заслуживает смерти. А потом я просто выбросила все это из головы. Я надела красивое платье, смеялась, флиртовала с тобой, а они тем временем привязывали ее к этому ужасному столбу… зажигали огонь…

Она опять начала всхлипывать.

– Ш-ш, Белла, – успокаивал ее Бродик, ласково гладя по голове. – Ты не могла спасти ее. Ваши люди много лет испытывали перед ней страх и были полны решимости сжечь ее. Ты ничего не могла сделать, чтобы изменить это.

– И все же я должна была попытаться. Я обязана была что-нибудь сказать в ее защиту. Но я промолчала. – Изабелла уткнулась лицом в мягкие складки его плаща и разразилась безудержными рыданиями.

– Зато сегодня ты высунулась из башни в самый разгар битвы и опровергла лживые обвинения Роберта. – Бродик взял ее за подбородок, приподнял ей голову и заглянул в глаза. – Ты понимаешь, что Роберт мог подстрелить тебя только ради того, чтобы заставить замолчать.

– Мне все равно, – с жаром ответила она. – По крайней мере Макданы узнали бы правду о Гвендолин.

Бродик изумленно взглянул на Изабеллу, ошеломленный ее неожиданной смелостью.

А затем он наклонился и прижался губами к ее губам.

– …и тогда я буду вынужден уничтожить этот замок вместе со всеми находящимися в нем людьми, – угрожающе закончил Роберт.

Наступило долгое молчание.

– Ты слышишь меня, Макдан? – громовым голосом крикнул он.

Алекс глянул вниз, вежливо сдерживая зевок.

– Прошу меня простить, Роберт, – извинился он, потягиваясь. – Но ты так долго говорил, что я немного отвлекся. Что ты сказал?

Лицо Роберта исказилось от ярости:

– Убейте их!

Туча горящих стрел взвилась в воздух, описала красивую дугу на фоне черного бархатистого неба, а затем устремилась вниз и обрушилась на зубчатые стены замка.

– Господи Иисусе! – вскрикнул Мунро, схватившись за вспыхнувшее плечо. – В меня попали!

Камерон быстро сорвал с себя плед и набросил на плечо Мунро, погасив огонь.

– Боже, Камерон, – сказал Мунро сквозь крепко стиснутые зубы. – Как это благородно с твоей стороны – снова обнажить ради меня свою белую задницу.

– Скажи спасибо, что ночь теплая, – пошутил Камерон. – А то я дважды подумал бы, прежде чем сделать это. А теперь успокойся, – скомандовал он, осторожно укладывая Мунро на каменные плиты. – Дыши глубже. Мы не скоро сможем извлечь стрелу.

– Ты собираешься отдать мне Гвендолин, Макдан? – крикнул Роберт.

Алекс сжал рукоять меча, устремив взгляд на его блестящую сталь, зажатую в разгоряченной ладони.

– Никогда, – поклялся он. – Я собираюсь убить тебя, ублюдок.

– Тогда готовься к смерти! – крикнул Роберт. Он поднял меч, подавая сигнал выпустить новую порцию стрел.

– Остановитесь! – выкрикнул высокий отчаянный голос.

Алекс в раздражении оторвал взгляд от Роберта, удивляясь, почему Бродик все еще не справился с Изабеллой.

Сердце его замерло.

Это была Гвендолин, с трудом балансировавшая на одном из зубцов башни. Несколько Макданов в волнении бросились к ней.

– Назад! Еще один шаг, и я прыгну!

– Никому не двигаться! – приказал Алекс, придя в ужас от того, что она может поскользнуться и упасть, если они испугают ее. Он сделал глубокий вдох, пытаясь справиться с волнением. – Гвендолин, – заговорил он нарочито беспечным тоном, скрывавшим его тревогу. – Что, по-твоему, ты сейчас делаешь?

– Я этого не могу вынести, – ответила Гвендолин дрожащим голосом. – Я не вынесу, если кто-нибудь из твоих людей погибнет.

– Мы будем рады сделать это, – важно ответил Оуэн. – Этим негодяям Максуинам следует преподнести урок, какой мог бы им дать Могучий Торвальд!

– Я собираюсь вылить на них еще одну порцию своего зелья, – добавил Лахлан, – только на этот раз я сделаю его таким сильным, что у них кишки полезут из глаз!

– А потом мы скормим их лягушкам! – с воодушевлением закончил Реджинальд.

– Спускайся, Гвендолин, – вставил Алекс. – Нам лучше обсудить это, когда ты будешь здесь, внизу.

– Ты не понимаешь, – возразила она, качая головой. – Он никогда не отступит.

– Может, и не понимаю. – Алекс медленно двигался вдоль стены по направлению к башне. – Но я не отдам тебя ему.

– А сколько из-за меня прольется крови? – Она с грустью смотрела на него, и ее глаза серебристыми озерами блестели на бледном лице.

– Я знал, что рисковал, когда выкрал тебя, Гвендолин.

– Нет, Макдан, – с болью в голосе ответила она. – Ты не знал.

Внезапно она отвернулась, и сердце Алекса сжалось от ужаса.

– Стреляй в меня, Роберт, – крикнула она и широко раскинула руки. – Давай покончим с этим!

– Стойте! – вскричал Роберт, увидев, что его воины прицелились в нее. – Я убью первого, кто осмелится выстрелить!

Туго натянув луки, воины изумленно смотрели на него.

– Что, черт побери, с тобой происходит? – спросил Дерек. – Мы пришли сюда, чтобы убить ведьму, или нет?

– Заткнись! – рявкнул Роберт.

– Почему ты не позволяешь им убить меня, Роберт? – с издевкой поинтересовалась Гвендолин. – Ты ведь за этим сюда пришел, правда? Чтобы покончить с моими злыми чарами? Тебе предоставляется шанс избавить Максуинов от всех бед, которые я наслала на них, и одновременно наказать меня за убийство отца. Почему ты медлишь?

– Тебя следует сжечь, ведьма, – ответил Роберт, подыскивая хоть какое-нибудь разумное объяснение своему поведению. – Твоя проклятая плоть должна быть поглощена огнем.

– Тогда прикажи одному из своих храбрых воинов пронзить меня горящей стрелой. Думаю, этого будет достаточно. Когда я упаду, вы можете собрать сухие ветки и сложить вокруг меня, чтобы быть уверенными, что я сгорю дотла. – Она еще выше подняла руки, покачнувшись на крошечной площадке.

Алекс застыл на месте, боясь, что, если он двинется с места, Гвендолин соскользнет вниз, навстречу своей смерти. Подул холодный ветер, и черные шелковистые волосы девушки взметнулись за ее спиной, подобно огромным крыльям. Она выглядела невообразимо прекрасной, ее маленькая стройная фигурка, балансировавшая на зубце, черной тенью выделялась на фоне освещенного серебристым лунным светом неба. Его люди хотели защитить ее, но она предпочла в одиночку противостоять армии Роберта, храбро жертвуя своей жизнью в обмен на безопасность клана, который с самого первого дня проявлял к ней враждебность. Она была великолепна – храбрая и гордая, как самый лучший из всех известных ему воинов. Алекс с трудом сглотнул, покоренный ее величием.

Он был полон решимости снять ее с бастиона.

– Ты заблуждаешься, Гвендолин, – сказал Роберт, и уголки его рта растянулись в хищной улыбке. – Ты только что показала свою слабость.

– Мне нечего терять, Роберт, – возразила Гвендолин. – Ты и так отнял у меня все.

– Неужели? – протянул он. – Тогда тебя не должно беспокоить то, что я намерен сделать.

С этими словами он поднял меч и указал им в сторону рассыпанных по склону холма маленьких ветхих домиков.

– Сожгите их! – отрывисто приказал он. – Уничтожьте поля и сады. И убейте все живое, будь то человек или животное.

Окружавшие его воины с факелами мгновенно бросились выполнять приказ.

– Боже мой! – в ужасе пробормотал Камерон. – Он собирается сжечь наши дома и зарезать скот.

– Трусы! – крикнул Оуэн и погрозил им своим шишковатым кулаком. – Вернитесь и сражайтесь, как подобает воинам!

– Мой дом построил еще дед, – произнес Эван дрожащим от отчаяния голосом. – И я, и мой сын родились в нем.

– Все будет в порядке, – сказал Квентин, положив руку на плечо друга. – Мы снова отстроим его.

Крик ужаса вырвался из груди Гвендолин, когда она увидела, как люди Роберта подносят факелы к крышам домов Макданов. Пламя жадно набросилось на пышные соломенные крыши и принялось с ненасытной алчностью пожирать сладкую, сухую солому. В мгновение ока запылал десяток домов, и оранжево-желтый огонь выглядел неестественно прекрасным на фоне угольно-черного купола неба. Она закрыла глаза, не в силах наблюдать эту ужасную картину. Откуда-то из темноты истерически залаяла собака.

– Это моя Лэдди, – сказал Гаррик. – Она, наверное, думает, что я заперт в своем доме.

– Убейте эту проклятую собаку! – приказал Роберт, разворачивая коня.

– Беги, Лэдди! – крикнул Гаррик, перегнувшись через стену. – Беги!

Лай стих. Затем собака залаяла снова, на этот раз ближе.

– Нет, Лэдди! – хриплым от волнения голосом возразил Гаррик. – Убегай! Беги, черт бы тебя побрал, беги!

– Я вижу ее! – воскликнул Роберт. – Она поднимается на холм. Стреляйте в это проклятое животное!

Гвендолин, не открывая глаз, вскинула руки к черному небу. В уши ей ударил громоподобный рев, в котором утонули собачий лай, треск горящих домов и отчаянные крики Макданов, наблюдавших, как гибнут их родные дома.

«Ты этого не сделаешь, Роберт. Я не позволю тебе».

Безоблачное небо вдруг прорезала ослепительная огненная лента, расколов небесный свод и открыв дорогу сплошному дождевому потоку. Он устремился вниз, разя всех и вся ледяными иглами, заливая пылающие домики, загасив горящие стрелы и факелы в руках Максуинов. Вода с такой силой обрушилась на атакующих воинов, что они с трудом разлепили глаза. В ночи сверкнул еще один зигзаг молнии, затем еще и еще, и эти вспышки ослепляли так же, как дождь. Над горами прокатились оглушительные раскаты грома, от которых лошади Максуинов заржали и в страхе попятились, так что всадники вынуждены были прикрикнуть на них, чтобы удержать на месте. От лившего с неба непрерывного потока на земле образовались лужи, а твердый, поросший травой склон мгновенно превратился в скользкую грязь.

– Будь ты проклят, Макдан! – взвыл Роберт, как будто почувствовал, что Алекс имеет какое-то отношение к этому внезапному шквалу. – Все равно это будет моим!

Он поднял голову и несколько долгих мгновений пристально смотрел на Алекса; струи дождя хлестали его по искаженному яростью лицу.

Затем он резко развернул своего коня и умчался в громыхающую тьму.

Воины Максуинов поспешили вслед за своим командиром, низко пригнув головы, тщетно пытаясь укрыться от бьющего прямо в лицо дождя.

Макданы вскинули свое оружие и разразились торжествующими криками.

– Это было просто блестяще! – воскликнул Оуэн, вытирая с лица влагу промокшей насквозь накидкой. – За всю свою жизнь я не помню такого дикого шторма.

– Девочка отлично управляется с погодой! – громко крикнул Реджинальд, стараясь перекричать раскаты грома. – Вызвала бурю как раз вовремя.

– Немного перестаралась, на мой взгляд, – так же громко ответил Лахлан, беспокойно щурясь от вспышек. – Хватило бы и половины этой мощи.

Алекс почти не слышал их замечаний, осторожно пробираясь к Гвендолин. Ее фигурка возвышалась на стене подобно величественной каменной статуе. Она простерла руки к небу, покачиваясь над гибельной пропастью, и, очевидно, не замечала, что Максуины отступили. Проливной дождь превратил ее платье в мокрый черный чехол, плотно облепивший округлости ее грудей и бедер и сделавший ее похожей на зыбкую тень, выделявшуюся на фоне сверкающих вокруг зигзагов молний. Алекс приближался к ней, не отрывая взгляда от девушки и молясь, чтобы она не упала.

– Гвендолин. – Он потянулся к ней. – Дай мне руку.

Ее веки, затрепетав, открылись. Даже сквозь плотную пелену дождя он видел, что ее серые глаза затуманены, как у человека, только что очнувшегося от долгого сна. Она с удивлением смотрела на него, как будто не понимала, кто он такой и как сюда попал.

А затем она вздохнула и провалилась в непроглядную тьму.

Алекс закричал и, вытянув руки, рванулся вперед. В этот краткий миг, показавшийся ему вечностью, он не ощущал ничего, кроме дождя, темноты и смерти, и его разум стал распадаться на части, как в ту ночь, когда Флора навсегда покинула его.

«Нет, ради Бога, нет».

Он бросился вперед, в ночь, вытянувшись так, что кожа его, казалось, лопнет под напором мышц, костей и сухожилий. И он поймал Гвендолин, целую и невредимую: хрупкое тело девушки беспомощно повисло на его ноющих от боли руках. Он зарычал, как дикий зверь, поднял ее и перетащил в безопасное место, от волнения забыв об осторожности. Крепко прижав ее к себе, он опустился на колени, борясь с раскалывавшей голову болью, которая паутиной опутывала его череп.

«С ней все в порядке, – снова и снова говорил он себе. – Она не умрет».

Жалящие струи дождя пропитывали влагой их волосы, кожу, одежду, и он наклонился над девушкой, тщетно пытаясь защитить ее от потоков воды и холода, от ночи и темных сил, которые могут погубить Гвендолин, отняв ее у него.

Он не знал, как долго оставался в таком положении, склонившись над ней. Когда наконец голос Бродика проник сквозь пелену боли, застилавшую его мозг, на крепостной стене уже почти никого не было.

– Давай внесем ее внутрь, Алекс, – сказал Камерон, кладя руку на его плечо. – Пойдем.

– Сражение, – пробормотал Алекс.

– Бой закончен, – сообщил Бродик. – Все целы и невредимы, включая собаку Гаррика. Я расставил людей на башнях, чтобы они следили за возможным нападением, хотя Роберт вряд ли что-нибудь сможет сделать, пока бушует шторм. Для большей безопасности весь клан проведет ночь под защитой стен замка. Сегодня больше ничего нельзя предпринять, Алекс. Пойдем.

Алекс поднялся на ноги, по-прежнему крепко прижимая к себе драгоценную ношу. Голова его кружилась, и он с трудом понимал, где находится. Глаза Гвендолин были закрыты, а тело безвольно обмякло.

– Она жива, – словно в прострации произнес он.

– Думаю, она без сознания. Ты слишком долго держал ее там.

– Да, – согласилась Гвендолин, с трудом шевеля побелевшими губами. – Я ужасно замерзла, Макдан. – Ее серые глаза открылись, и взгляд их был осмысленным и ясным – совсем не таким, как раньше, перед самым падением. – Теперь нам можно войти внутрь?

Еще крепче прижав девушку к груди, он прошел с ней вдоль стены, спустился по лестнице и двинулся по коридору. Ни Камерон, ни Бродик не проронили ни слова, следуя за ним по освещенному факелами проходу. Слышно было только хлюпанье воды, стекавшей с их промокшей насквозь одежды на каменный пол. Алекс не остановился у двери комнаты, где раньше лежала больная Флора, а двинулся дальше, прямо к себе. Он внес Гвендолин внутрь и захлопнул дверь прямо перед смущенными лицами Камерона и Бродика. Ему наплевать, что они подумают, увидев, что он принес Гвендолин к себе в спальню. Ему наплевать, что подумают все остальные.

Она стала частью этого дома и частью его самого, Алекса Макдана.

Он посадил ее на стул возле очага, затем быстро сложил пирамиду из сухих веток и поленьев, поджег ее при помощи мерцающей свечи и с нетерпением устремил взгляд на издававший шипение и треск огонь. Когда пламя разгорелось, он добавил еще несколько поленьев, чтобы тепла хватило на несколько часов. И только после этого он повернулся к Гвендолин.

– Тебе нужно снять мокрое платье, пока не подхватила простуду.

Гвендолин послушно встала и принялась снимать платье. Алекс подошел к кровати, сдернул плед и завернул в него девушку, когда мокрое черное платье и сорочка упали к ее босым ногам.

– Ну вот. – Он стал растирать ее через мягкую ткань, стараясь восстановить кровообращение и согреть ее окоченевшее тело. – Так лучше?

Она в оцепенении смотрела на него, не произнося ни слова. Мерцающий огонь камина сделал более резкими черты его красивого лица, и он казался старше своих лет. Светлые волосы, подобно влажному шелку, рассыпались по его плечам, и он, казалось, не замечал, что его собственные рубашка и плащ, мокрые и холодные, прилипли к телу. Прикосновения его рук, пытавшихся согреть ее, были необыкновенно нежными – уверенные движения человека, хорошо знавшего, как обращаться со слабыми и больными. Она вспомнила о Флоре. О том, как Флора лежала, запертая в темной душной комнате, но в чистой постели, заботливо украшенной пологом с цветами, солнцем и водопадами. В кровати, куда Алекс каждую ночь ложился рядом с умирающей женой, чтобы ей не было так одиноко. В кровати, которую он приказал сжечь после ее смерти, чтобы избавиться от мучений, которые он испытывал, когда смотрел на нее и вспоминал о Флоре.

Жалость пронзила сердце Гвендолин. Она поняла, что сегодня ночью Макдан ради нее рисковал всем, и была ошеломлена невероятной самоотверженностью его поступков. Он был готов пожертвовать своими людьми, замком, даже собственной жизнью – и это все ради того, чтобы спасти ее. А она точно так же была готова умереть, чтобы его клан мог избежать зверств Роберта. В те мгновения на бруствере, когда она, дрожа, застыла в предчувствии темных объятий смерти, она внезапно осознала всю глубину своих чувств к этому безумному, исстрадавшемуся лэрду.

Ей стало страшно.

Негромко вскрикнув, она обвила его руками, в отчаянии прильнула к нему и прижала дрожащие губы к его губам. Ей хотелось завернуться в него, как в плед, раствориться в его необыкновенной силе и мужестве, отбросить все мысли о Дэвиде и Кларинде, о Камероне, Бродике и Неде, даже о глупой, испорченной Изабелле, которая с такой неожиданной смелостью высунулась из окна и во весь голос возвестила о невиновности Гвендолин. Хотелось выбросить из головы их всех и даже тот неумолимый и жестокий факт, что своим присутствием здесь она подвергает опасности всех и каждого. Она прижималась к сильному телу Алекса, к его мокрой от дождя одежде и страстно целовала его. Плед, который он обернул вокруг нее, соскользнул и измятым комком опустился к ее ногам.

Алекс застонал, и его язык глубоко проник в ее рот. Одновременно он приподнял ее и подхватил на руки. У него и в мыслях этого не было, убеждал он себя, пересекая комнату и опуская Гвендолин на кровать. Но он не мог справиться с охватившим его чувством, как не мог успокоить все еще бушевавший снаружи шторм. Желание было настолько сильным, что ноги его подкосились. Несколько недель она внушала ему страх. И не потому, что обладала сверхъестественными способностями, постичь которые он был не в состоянии, а из-за физической хрупкости, которая делала эту девушку похожей на нежный цветок, который непременно завянет под палящими лучами солнца или будет сметен даже слабым порывом ветра.

Страдания Флоры были еще свежи в его памяти, и он стал бояться за Гвендолин с той самой минуты, когда увидел ее у столба, полагая, что такая хрупкая девушка не вынесет даже тягостей обычной жизни. Но он ошибался. Она выдержала злобу его соплеменников с упрямой решимостью, которая сделала бы честь самому закаленному воину. Она выдержала костер, ненависть, коварные нападения, поджог и даже горькое сознание того, что все вокруг презирают или боятся ее. Тем не менее она осталась, окружив его сына заботой и нежностью, отбросив все свои чувства, чтобы только помочь умирающему мальчику. А потом, когда ее миссия была почти закончена, она взобралась на бруствер и предложила обменять свою жизнь на жизни тех, кто так жаждал избавиться от нее.

В этой маленькой груди билось благородное сердце.

Он сбросил мокрую одежду и лег на Гвендолин, укрыв ее своим теплым, сильным телом. Он хотел обладать ею, крепко прижать ее к себе, погрузиться в нее, чтобы их тела, мысли и души соединились навек, чтобы она никогда не покидала его, чтобы не знала прикосновений другого мужчины и, главное, чтобы ей больше никогда не пришлось рисковать жизнью, как сегодня. Гвендолин принадлежала ему, и он хотел дать ей понять это не на словах, а тяжестью прижатых к ней бедер, резким ударом языка по ее отвердевшему соску, движением бронзовой от загара ладони, сжавшей ее молочно-белое бедро. Хрипло застонав, он погрузил свою плоть в ее влажное бархатистое лоно. С губ Гвендолин слетел испуганный вскрик, и он почувствовал, как она впилась ногтями ему в спину, еще крепче прижимая его к своему маленькому, шелковистому телу. Войдя в нее, он жадно прильнул к ее рту, губами и зубами ощущая вибрирующие крики наслаждения, вырывавшиеся из ее груди.

Вновь и вновь он погружался в нее, пил ее красоту, силу и смелость, с каждым проникновением все больше ощущая себя частью ее, наполняя ее своим неудержимым желанием, пока наконец не перестал понимать, где кончается он и начинается она. В голове у него все закружилось, и он обрушился на нее, гладя и целуя, сжимая ее в объятиях, остро ощущая ее влажное горячее лоно, плотно сомкнувшееся вокруг его плоти, трепет ее сердца у своей груди, прикосновение ее стройных ног, обвивших его бедра, сладкую боль, когда он проникал в нее, пытаясь привязать к себе, но чувствуя, что вместо этого сам становится ее пленником. Он не мог дышать, не мог думать, не мог остановиться, а был способен лишь снова и снова погружаться в нее, все быстрее и сильнее, и его напряженное тело жаждало наконец избавиться от этой сладкой муки. А затем он внезапно провалился в темноту, в отчаянии повторяя ее имя. Он хотел, чтобы это никогда не кончалось, но его тело больше не могло вынести этого, и он вонзил в нее свою плоть так глубоко, как только мог, отдавая ей свое тело и свою душу, а затем обессиленно застыл.

Гвендолин лежала совершенно неподвижно, прислушиваясь, как бьется сердце Макдана рядом с ее грудью, ощущая ласку его теплого дыхания на шее. Она обхватила руками его плечи, на короткое мгновение почувствовав себя в абсолютной безопасности, как будто мускулистый щит его тела и непреклонная воля могли защитить ее от любой беды. Снаружи по-прежнему яростно завывала буря, делая невозможной новую атаку на замок. Недолговечные, украденные секунды, которые никогда не вернутся, подумала она, еще крепче обнимая Макдана.

«Это будет моим», – поклялся Роберт. Роберт не успокоится, пока не заставит Гвендолин отдать ему камень. А этого она никогда не сделает. Не потому, что он обязательно убьет ее, как только возьмет в руки могущественный талисман. Ее беспокоило то, что он использует камень, чтобы получить власть, которой он так жаждал, и волшебная сила талисмана позволит ему победить всех, кто поднимется против него. Пока она остается в замке, Алекс и его люди подвергаются смертельной опасности. Роберт дал ясно понять, что, не задумываясь, жестоко расправится с ними и уничтожит их дома. И хотя Макданы храбро противостояли Максуинам в бою, она чувствовала их страдания, как свои собственные, когда смотрела, как они наблюдают за огнем, пожиравшим их родные дома. Она не сомневалась, что Алекс будет сражаться до последнего, чтобы защитить ее. В отчаянной попытке спасти жизнь сыну он невольно принес страдания и смерть своим людям.

И все из-за нее.

Она проглотила подступивший к горлу ком и тщетно попыталась обрести чувство холодной отстраненности, которое так хорошо помогало ей в прошлом. Но сейчас оно почему-то покинуло ее, и Гвендолин чувствовала себя потрясенной и испуганной.

Не подлежало сомнению, что она должна немедленно уйти. Как только буря утихнет, Роберт вновь приведет сюда войско. А до той поры Макданы будут пленниками в собственном замке. Только уведя отсюда Роберта, она сможет восстановить мир, в котором пребывали Макданы до ее появления, и защитить людей, которые теперь стали так дороги ей. Когда Роберт обнаружит, что она исчезла, то не станет терять времени и выжидать. Жажда получить камень вынудит его тут же броситься на ее поиски.

А когда он найдет ее, она его убьет.

Она заморгала, чтобы прогнать застилающие глаза слезы, и слегка удивилась, почему эта мысль не приносит ей мрачного удовлетворения, как бывало раньше. Почему-то она могла думать с удовольствием только о юном Дэвиде, который восхищенно таращился на нее, когда она рассказывала ему одну из своих сказок, или о мило улыбающейся Кларинде, прижимающей ее руку к своему большому пульсирующему животу, и, конечно, о суровом старом Лахлане с его страстными клятвами приготовить зелье, чтобы у Максуинов кишки полезли из глаз. И всех их она должна покинуть? Тяжелее всего будет оставить Макдана, пробудившего в ней чувства, которых она никогда ранее не испытывала. Он по-прежнему лежал сверху, соединившись с ней, и его колючая щека царапала нежный изгиб ее шеи. Она судорожно вздохнула, не в силах справиться с пронзившей ее сердце мукой.

Алекс приподнялся на локтях и нахмурился. Гвендолин отвернулась от него, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он обхватил пальцами изящный подбородок девушки и повернул ее голову, заставив посмотреть прямо на него. В ее серых глазах притаилась абсолютная безнадежность, а одинокая слеза стекала по бледной щеке и терялась в темном водопаде волос. Он считал себя закаленным воином, который видел в жизни много страданий, как в глазах Флоры, так и в своих собственных. Тем не менее мучения Гвендолин терзали его, добавив новые раны к тем, которые никогда уже не заживут.

– Не бойся, Гвендолин, – пробормотал он, снимая пальцем слезу, блестевшую на ее щеке. – Я позабочусь о твоей безопасности.

Она сглотнула и печально покачала головой.

– Нет, – прошептала она; ее слабый голос был еле слышен из-за дождя и ветра. – Ты не сможешь.

– Смогу, – резко ответил он. – Я сделаю это. Ты моя.

Он с силой впился в губы Гвендолин, заглушив возражения.

Язык Алекса проник глубоко ей в рот, исследуя самые потаенные уголки, и она почувствовала, как его естество внутри нее стало твердым. Его бедра ритмично задвигались, и его могучая плоть с намеренной медлительностью принялась заполнять ее. Гвендолин обвила его руками и ногами, с безумством отчаяния отвечая на его поцелуи и почти захлебываясь горячими слезами, которые текли по ее щекам.

«Я люблю тебя, – беззвучно шептала она, и сердце ее разрывалось от этого мучительного признания. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Она стонала и двигалась в одном ритме с ним, зная, что больше никогда не ощутит его внутри своего пылающего жаром тела.

«Я люблю тебя», – всхлипывала она, запуская пальцы в золотистые пряди его волос.

Он погружался в нее со страстной нежностью, не переставая целовать ее, пытаясь овладеть и телом, и душой девушки. Его руки в непрерывной ласке скользили по ее телу. Затем его пальцы принялись гладить ее горячее влажное лоно, и она почувствовала, как сама начала изгибаться под его рукой, слезы ее высохли, и она уже не чувствовала ничего, кроме безмерного счастья от его прикосновений, поцелуев, от ощущения его плоти внутри себя. «Я люблю тебя». Она не осмеливалась произнести свое признание вслух, боясь, что Алекс отвергнет его. Тихий мучительный стон вырвался откуда-то из глубин его груди как ответ на ее собственные приглушенные вздохи.

Внезапно она закричала, ощутив, будто распадается на тысячу сверкающих осколков: Алекс глубоко погрузился в нее, снова издав хриплый стон. Волны экстаза накатывали одна за другой, а его мускулистое тело все глубже вдавливало ее в постельный матрас. Она снова пережила мгновение абсолютного, всепоглощающего счастья.

Но это мгновение миновало так же быстро, как и пришло, и радость опять сменилась наводящим страх чувством утраты. Алекс скатился с нее, обнял, крепко прижал к себе и ласково поправил прядь ее влажных волос.

– Ты останешься со мной, – тихим голосом приказал он. – И я позабочусь о твоей безопасности, Гвендолин. – Он провел пальцами вдоль тонкой руки девушки, затем взял ее ладонь и прижал к своему сердцу. – Клянусь!

Несколько мгновений Гвендолин пристально смотрела в его пронизывающие голубые глаза. Затем она прислонилась щекой к теплому мрамору его груди и сощурила веки, борясь со слезами, готовыми вновь дождем хлынуть из самой ее груди. Под ее ладонью ровно билось его сердце. Она молчала. Ей нечего было сказать.

Она любит его.

Но завтра она покинет его навсегда.