Ведьма и воин

Глава 6

Кто-то сжимал ее руку.

Гвендолин открыла глаза. Дэвид мирно спал; дыхание его было ровным, лоб и щеки бледными, но сухими. Она торопливо возблагодарила Господа, поскольку понимала, что улучшение состояния мальчика никак не связано с ее действиями.

Ей не давала покоя мысль, что она могла каким-либо образом вызвать вчерашний приступ, в чем, похоже, не сомневался весь клан.

Она распрямила затекшую спину и нежно погладила тонкие пальцы мальчика. Возможно, предположила Гвендолин, купание чересчур утомило и без того ослабшего ребенка или явилось слишком сильным потрясением для его истощенного организма. С другой стороны, она предприняла все меры, чтобы он не замерз, и когда укладывала его в кровать перед тем, как отправиться к Макдану, мальчик выглядел усталым, но бодрым. Что же вызвало эти ужасные спазмы? Она терялась в догадках. Затем Гвендолин вспомнила, как перед уходом сказала ему, что он должен попытаться немного поесть из того, что она оставила ему от обеда. Вероятно, приступ начался во время еды, поскольку, когда она вернулась, поднос был опрокинут на пол. Возможно, некий таинственный яд вырабатывается его организмом, заставляя отвергать пищу? Если это действительно так, то что она сможет сделать, чтобы вылечить мальчика?

Слабый утренний свет проникал в комнату сквозь открытое окно. Снаружи шел дождь, отмывая все вокруг и наполняя воздух запахом травы и влажной земли. Забеспокоившись, что в комнате станет сыро, Гвендолин встала, а затем с недоумением посмотрела на теплый плед, соскользнувший с ее тела и упавший к ее ногам на пол. Она поняла, что это один из пледов с кровати Дэвида, но не помнила, что заворачивалась в него, прежде чем заснуть. Решив, что была слишком утомлена и сделала это непроизвольно, Гвендолин подняла плед и осторожно накрыла им Дэвида, стараясь не разбудить его. Затем она подошла к очагу и положила туда еще несколько поленьев. Когда пламя ярко запылало, она бросила взгляд на своего подопечного и, убедившись, что он спокойно спит, тихо выскользнула из комнаты.

В замке стояла неестественная и даже жутковатая тишина. Гвендолин быстро миновала коридор и поднялась по лестнице к себе в комнату, довольная тем, что встала так рано, поскольку ей не хотелось ни с кем встречаться, пока ей не представится возможность привести себя в порядок и переодеться. Спутанные черные пряди, спадавшие ей на плечи, не оставляли сомнений в том, что голова ее выглядит просто ужасно, а ее и так грязное и изодранное платье теперь еще помялось и покрылось пятнами от брызг мыльной воды, попавших на него во время купания Дэвида. Переодеться можно было только в алое платье, которое Гвендолин считала слишком красивым, чтобы ухаживать в нем за Дэвидом, но поскольку другой одежды у нее все равно нет, придется надеть его.

Когда Гвендолин подошла к двери своей комнаты, в нос ей ударил едкий запах гари. Она толчком распахнула дверь и обнаружила, что помещение заполнено серым дымом. Разозлившись, она бросилась к окнам, широко раскрыла их, а затем обвела взглядом комнату в поисках сосудов с курящимися травами. Но столб дыма поднимался от очага. Гвендолин в замешательстве подошла ближе, недоумевая, кто это такой заботливый не поленился подняться в такую рань и разжечь огонь в ее комнате, хотя бы и с дымом. Остановившись у очага, она увидела на поленьях тлеющую груду ткани. Она обгорела до неузнаваемости; сохранился только маленький кусочек, чудом избежавший огня, – клочок алой шерсти с золотой каймой.

Ярость охватила Гвендолин. Как посмели Макданы войти в ее комнату и уничтожить одну из ее самых ценных вещей, более того, ту самую, что ей подарил их лэрд? Низость такого поступка вызывала отвращение. Девушка повернулась к двери, намереваясь разыскать Макдана и сообщить ему об оскорбительном поведении его домочадцев.

Но увидев приколотую к подушке записку, Гвендолин застыла на месте.

Осторожно она двинулась в сторону кровати; гнев ее уступил место осмотрительности. Вытащив маленькую деревянную спицу, которой была пришпилена записка, она взяла в руки измятый лист бумаги, на котором корявым почерком невежды было написано:

Поторопись убраться отсюда, ведьма, иначе тебя ждет та же судьба, что и платье.

Гвендолин с трудом справилась с захлестнувшей ее волной паники. Она знала, что это не пустая угроза. Она провела здесь достаточно времени, чтобы понять, что нежелание Макданов терпеть у себя ведьму еще сильнее, чем у Максуинов. Если благополучие их настоящего и будущего лэрдов подвергнется опасности, эти люди без колебаний привяжут ее к столбу и сожгут, подобно тому как Максуины поступили с ее матерью и собирались поступить с ней самой.

Удивительно только, что сначала они предупреждают ее.

Записка упала на пол, а вслед за ней и остро заточенная спица, казавшаяся теперь зловещей. Она должна бежать прямо сейчас, утром, пока эти ужасные люди не успели причинить ей вред. Макдан обещал защищать ее, но даже он не в состоянии справиться со страхами глупых людей. В замке ее не охраняли, и поэтому не представляет никакого труда незамеченным проникнуть к ней в комнату, поймать ее в темном коридоре или по дороге из кухни всыпать яд в пищу. Можно найти бесконечное число способов, чтобы избавиться от нее. Она не останется здесь и не даст Макданам возможности совершить то, что не удалось людям ее клана.

– О, ты колдуешь? – вдруг раздался робкий голос.

Гвендолин сделала глубокий вдох, пытаясь унять бешеный стук сердца. В дверях стояла молодая женщина с темными волосами. Она с трудом удерживала поднос перед своим огромным животом. Судя по тонким рукам, женщина была маленькой и хрупкой, а необыкновенных размеров живот указывал на то, что она либо носит в себе не одного ребенка, либо роды должны были наступить совсем скоро.

– Я подумала, что ты, наверное, проголодалась, – сказала женщина.

– Нет, – натянуто ответила Гвендолин.

Неужели это попытка отравить ее? Или Макданы собираются усыпить ее при помощи какого-нибудь зелья, а затем умертвить во сне?

– Ну, тогда я просто оставлю его здесь, – сказала женщина, вперевалку пересекая комнату и ставя поднос на стол. – Еще рано, но потом голод напомнит о себе.

Она вздохнула и прижала руку к пояснице, разминая затекшие мышцы.

– Зачем ты сожгла свое красивое платье? – спросила она, удивленно разглядывая очаг. – Это часть какого-то обряда?

– Не стоит притворяться, что тебе ничего не известно, – коротко бросила Гвендолин.

Женщина растерянно посмотрела на нее. Затем она заметила лежащий на каменном полу лист бумаги, с явным усилием нагнулась и подняла его.

– О, – пробормотала она, прочитав записку.

– Макданы совершенно ясно дают понять, что не намерены терпеть меня здесь, – холодно заметила Гвендолин. – Очевидно, вы ни перед чем не остановитесь, лишь бы избавиться от меня.

– Это справедливо в отношении большинства членов клана, – согласилась женщина. Похоже, ее не очень взволновало замечание Гвендолин. – Макданы боятся, что ты намерена причинить вред маленькому Дэвиду, а они, как ты уже могла убедиться, не такие люди, которые будут молча стоять рядом и смотреть на это. Но я не думаю, что ты хочешь, чтобы мальчик страдал.

– Неужели? – Гвендолин ни на секунду не поверила ей.

– Поначалу мне тоже так казалось, – призналась женщина, не обращая внимания на резкость Гвендолин. – Но только до того момента, пока вчера вечером я не увидела, как ты ухаживаешь за ним. Я знаю, женщина не может с такой нежностью относиться к ребенку, желая ему смерти.

– Весь клан уверен, что я виновата во вчерашнем приступе.

– Не весь, – поправила женщина, опуская свое грузное тело на стул. Ее натянутое платье слегка приподнялось, открыв сильно распухшие ступни и лодыжки. Она сцепила отекшие пальцы на животе и спокойно посмотрела на Гвендолин. – Макдан точно в это не верит: иначе он не позволил бы тебе остаться около сына. И я не верю. У Дэвида все время случаются такие приступы. Прошло уже столько времени с тех пор, как он серьезно заболел.

Гвендолин колебалась. Казалось, женщина говорит искренне, но Гвендолин не была уверена, можно ли верить ей. Возможно, ее послали сюда остальные, чтобы втереться в доверие, а затем воспользоваться им.

– Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь перечил Элспет так, как ты, – заметила женщина, и ее прелестные губки изогнулись в улыбке. – У меня никогда не хватало на это смелости, хотя очень часто хотелось.

– Правда? – Несмотря на твердое решение не терять бдительности, Гвендолин почувствовала, что ей начинает нравиться посетительница.

– Ага, – кивнула молодая женщина. – Больше всего Элспет любит командовать, особенно когда люди больны и беспомощны. Она считает болезнь либо кознями дьявола, либо Божьим наказанием. Но в любом случае, по ее мнению, поправиться можно лишь через страдания и искупление. А также при помощи огромного количества кровопусканий, которые изгоняют дьявола и очищают тело.

– Если посмотреть, сколько шрамов на руке Дэвида, то можно предположить, что к настоящему моменту мальчик безупречно чист.

– Я знаю много случаев, когда это помогало, – заметила молодая женщина. – Но когда яды и дьявол проникают слишком глубоко, даже хорошее кровопускание не в состоянии спасти пропащую душу.

Она задумчиво погладила свой огромный живот, как будто стараясь унять какую-то неясную боль. Гвендолин не сомневалась, что собеседница узнала все это на собственном опыте. Она с удивлением поняла, что гадает, какая болезнь заставила молодую женщину выдержать жестокие процедуры Элспет.

– Мой Камерон говорит, что ты обладаешь способностью снимать боль, – оживленно продолжала женщина. – Он рассказывал, что по дороге домой ты вызывала духов и просила их вылечить рану на его большой и крепкой башке. Это правда?

Гвендолин бросила на нее изумленный взгляд.

– Ты жена Камерона?

– Да, – ответила молодая женщина, забавляясь удивлением Гвендолин. – Я – Кларинда. Большинство людей считают, что такой огромный мужчина, как он, должен был жениться на великанше.

Она усмехнулась и покачала головой.

– Может, я и не вышла ростом, но у меня есть характер и воля, чтобы справиться с любым мужчиной, большим или маленьким. Кроме того, мой Камерон, возможно, в бою и похож на льва, но с женой он кроток как ягненок.

Гвендолин вспомнила, как Камерон прокладывал себе дорогу среди воинов Максуина, чтобы освободить ее. В тот момент он напоминал свирепого медведя. Но, кажется, Кларинда права: огромная грива огненно-рыжих волос делала его скорее похожим на льва.

– Так это правда? – настаивала Кларинда, явно заинтригованная. – Ты можешь снимать боль?

Гвендолин колебалась. Ей казалось, что молодая женщина беспокоится о том, как пройдут роды. Гвендолин не хотела вводить ее в заблуждение и заставлять думать, что она может избавить ее от мук, неизбежно сопутствующих родам.

– Иногда, – осторожно ответила она. – Это зависит от того, насколько сильна боль… и, кроме того, мои заклинания не всегда действуют.

Кларинда задумалась, рассеянно поглаживая свой огромный живот.

– Какой чудесный дар – способность облегчать страдания, – сказала она. – Особенно если учесть, что некоторые лекари могут только усиливать их. Хотя мне кажется, что все в руках Господа. Если он решит, что пришло твое время, то просто заберет тебя к себе.

Голос ее звучал ровно, но Гвендолин уловила в нем нотку печали.

– Часто именно так и бывает, – согласилась Гвендолин, проникаясь сочувствием к страхам молодой женщины. – Но иногда, если ты действительно борешься изо всех сил, Он может переменить решение и позволить тебе остаться.

Кларинда сидела молча, устремив взгляд в пространство. Затем она внезапно заморгала и передернула плечами, отбросив грустные мысли.

– Ты еще не проголодалась?

Гвендолин с подозрением взглянула на поднос. Вид ломтиков холодного мяса, черного хлеба, сыра и искусно уложенных в виде цветка долек яблока внезапно напомнил ей о том, как она голодна.

– У Лахлана не было возможности подмешать туда одно из своих зелий, – насмешливо заверила ее Кларинда. – Вот, – добавила она, отламывая себе большой кусок сыра, – я сама откушу.

– Подожди!

Кларинда с удивлением смотрела на нее.

– Кто-нибудь мог незаметно отравить пищу, – взволнованно объяснила Гвендолин. – Ты не должна ее есть.

– Не думаю, что ведьма, желающая нанести вред клану, позволит умереть тому, кто пробует для нее пищу, – улыбаясь, заметила она. – Но я собирала этот поднос сама, Гвендолин, и знаю, что все в порядке.

С этими словами она отправила кусок сыра в рот.

Гвендолин несколько секунд с беспокойством наблюдала за Клариндой, размышляя, что следует делать, если Кларинде внезапно станет плохо. Но Кларинда проглотила сыр, затем взяла еще кусок сыра и толстый ломоть мяса, что свидетельствовало о неплохом аппетите беременной женщины и о том, что пища не отравлена.

– Я очень проголодалась, – призналась Гвендолин. Она присела на край кровати и принялась грызть яблоко. – Прости, если я была груба с тобой, когда ты вошла. Просто я была потрясена, обнаружив платье в очаге. Ты не знаешь, кто мог оставить мне записку?

– Это могли сделать многие, – ответила Кларинда, пожимая плечами. – Макданы издавна боятся ведьм, волшебниц, водяных и всяких злых духов. А с тех пор как умерла жена Макдана, мы, естественно, особенно заботимся о том, чтобы держаться подальше от сил зла.

Упоминание о жене Макдана заставило девушку задуматься. Возможно, узнав о ней побольше, Гвендолин сможет выяснить причину того, что происходит с Дэвидом.

– Отчего умерла жена Макдана?

– Говорят, у нее был слабый организм, – ответила Кларинда. – Но когда Макдан впервые привез свою невесту сюда, она выглядела совершенно здоровой. И только после рождения Дэвида Флора начала слабеть. Еще дважды после этого она носила в себе ребенка, но оба младенца умерли, появившись на свет слишком рано, чтобы выжить. – Она положила руки на свой большой живот, как бы пытаясь защитить его. – После второго случая она жаловалась на ужасную боль и была настолько слаба, что не могла встать с постели. Макдан сильно встревожился и послал за лучшими лекарями страны, которые приехали даже из Сконы. Эти самонадеянные негодяи уверяли Макдана, что им известны все болезни на свете. Они отворяли ей кровь, давали слабительное, ставили пиявки, заставляли пить всевозможные отвратительно пахнущие снадобья. Но Флора слабела все больше и больше.

Гвендолин ощутила жалость к бедной женщине. Без сомнения, Флора сильно страдала.

– Естественно, Элспет тоже лечила ее, – продолжала Кларинда. – Она была твердо убеждена, что силы зла отнимают здоровье Флоры, и сказала, что все мы должны помочь прогнать их. Бедная Флора проболела почти год. А потом все-таки умерла. Некоторые считают, что ее убила печаль из-за потери двух младенцев. – Молодая женщина провела ладонью по своему животу. – Это вполне возможно, – согласилась она. – Но Флора обожала Макдана и своего сына. Никогда не поверю, что женщина, у которой есть маленький ребенок, позволит себе умереть, если у нее будет выбор. Кроме того, Флора очень беспокоилась, что станет с Макданом, если она умрет.

– Что ты имеешь в виду?

– На свете много мужчин, которые хорошо относятся к своим женам, – принялась объяснять Кларинда, – но они не станут очень долго страдать, если потеряют жену и будут вынуждены искать себе другую. Жизнь женщины бывает коротка, ведь на нас лежит обязанность рожать детей. Мне кажется, многие мужчины понимают это и соответственно не дают воли своим чувствам.

Гвендолин задумалась над ее словами. Много женщин из клана Максуинов умерли во время родов или вскоре после них. Не было ничего необычного в том, что их скорбящие мужья через несколько месяцев женились вновь, особенно если ребенок оставался жив. Причиной таких поспешных браков была не любовь, а практические соображения. Младенцу нужна мать, а мужчине жена.

– Чувства Макдана к Флоре были гораздо глубже, – продолжала Кларинда. – Чем дольше длилась ее болезнь, тем больше времени он посвящал ей, пока наконец почти перестал выполнять свои обязанности лэрда. А когда Флора умерла, душа Макдана была совсем пуста. И вот в этот момент его охватило безумие.

– Что произошло? – спросила Гвендолин.

– Он долго бушевал. Во весь голос проклинал Бога и дьявола, осыпая их самыми ужасными оскорблениями и всевозможными страшными угрозами. Понимаешь, он насмехался над ними, потому что хотел, чтобы они взяли и его.

Вот, значит, какая боль пряталась внутри Макдана. Несколько раз Гвендолин замечала в его глазах искры безудержной ярости, но не могла определить ее причину. Любимый сын, единственная ниточка, связывавшая его с памятью жены, теперь тоже умирает. Жестокость такого поворота судьбы была почти невыносима.

Неудивительно, что он рисковал собой, своими лучшими воинами и благополучием всего клана, чтобы выкрасть Гвендолин и привезти сюда.

– И сколько длилась его ярость?

– Она никогда не покидала его, – ответила Кларинда. – Он просто научился лучше контролировать себя, чтобы скрыть ее от нас. Но затем он начал странно себя вести, мы поняли, что наш лэрд изменился.

– И что же он делал? – нахмурилась Гвендолин.

– Почти целый год он каждый вечер напивался до бесчувственного состояния. Само по себе это не было необычным, но раньше никто из нас не видел Макдана пьяным. Он был гордым человеком и никогда не пренебрегал своими обязанностями. А пьяница не может быть хорошим воином, отцом или лэрдом. Макдан понимал это. Он запирался в своей комнате или вскакивал на лошадь и исчезал на несколько дней, напиваясь и забывая об обязанностях по отношению к клану, не говоря уже о сыне. А кроме того, – тихо добавила она, – люди слышали, как он разговаривал с Флорой.

– Со своей умершей женой?

Молодая женщина кивнула.

– Он долго беседовал с ней, часами, днем и ночью. Мы надеялись, что таким образом он дает выход своей скорби и что со временем это пройдет. Но мы ошибались. Каждый раз, когда кто-нибудь приходил к нему, чтобы посоветоваться по какому-либо делу, он отсылал их, говоря, что его нельзя беспокоить во время разговора с женой. – Ее голос дрогнул. – Мы знали, что его охватывает безумие. Скоро об этом стало известно и другим кланам, и они стали называть его Безумным Макданом.

– Клан по-прежнему считает его сумасшедшим? – спросила Гвендолин.

Кларинда некоторое время колебалась, но потом произнесла:

– Примерно через год после смерти Флоры что-то произошло с ним, и Макдан перестал напиваться до бесчувствия. Он продолжал беседовать с Флорой, но поскольку в остальном он был почти нормален, мы перестали обращать на это внимание. В конце концов, может, она находится рядом и отвечает ему. Некоторое время нам казалось, что Макдан выздоровел. Но потом заболел Дэвид. И опять лэрд послал за лучшими лекарями, и опять они не смогли вылечить мальчика. Наконец он отослал их всех прочь. Мы все боимся, что, если Дэвид умрет, этого Макдан может просто не перенести.

– А теперь Макдан привез сюда ведьму, чтобы она вылечила его сына, – продолжила Гвендолин. – И это заставляет клан еще больше сомневаться, в здравом ли он уме?

– Потому что люди боятся того, чего они не понимают, – раздался чей-то бодрый голос. – Только знание рассеивает тревогу. Но этот урок ты еще не усвоила, правда, милая?

Гвендолин повернулась и увидела стоящую в дверях Мораг. Старая колдунья была одета в пышное платье из светло-зеленого бархата. Ее длинные волосы серебристым потоком спускались на мягкую ткань. Одна ее рука сжимала украшенный богатой резьбой посох, а через другую была перекинута груда одежды из изумрудной, золотистой и темно-пурпурной ткани.

– Похоже, тебе нужно платье, – заявила Мораг, входя в комнату; в ее глазах цвета морской волны сверкали искорки. – Когда я была в твоем возрасте, это были мои любимые. Мне будет приятно, если их снова станут носить.

Брови Гвендолин от удивления поползли вверх.

– Откуда ты знаешь, что мне понадобится другое платье?

– Просто мне так показалось, – беззаботно ответила Мораг, опуская свои подарки на кровать. – Тебе они нравятся?

Гвендолин протянула руку и неуверенно потрогала мягкие складки ткани.

– Они прекрасны, – согласилась она, проводя пальцем по искусной вышивке одного из нарядов. Если Мораг действительно носила их в молодости, значит, им уже больше пятидесяти лет. Но ткань и нитки казались почти новыми, цвета сохранили яркость, и с трудом верилось, что платьям может быть столько лет.

– Я всегда тщательно ухаживала за своей одеждой, – объяснила Мораг, как будто прочитав ее мысли. – Как ты можешь заметить, классический фасон переходит из поколения в поколение.

– Я тоже всегда так считала, – заметила Кларинда, поднимаясь со стула и становясь у кровати рядом с Гвендолин. – Что очень удобно, когда в семье девять братьев и сестер, – с кривой улыбкой добавила она.

– Я не могу принять этого, – сказала Гвендолин, проводя ладонью по шелестящему шелку золотистого платья.

– Конечно, можешь. – Мораг взмахнула испещренной голубыми венами рукой. – Времена, когда я носила такую одежду, уверяю тебя, давно миновали. Эти платья ждали тебя.

Гвендолин замерла, борясь с соблазном, а затем покачала головой.

– Это слишком щедрый подарок. И я не переживу, если с ними что-нибудь случится, – добавила она, бросив взгляд на обгоревшую черную груду ткани в очаге.

– Какой позор! – заметила Мораг, даже не посмотрев в ту сторону. – Мне кажется, тебе очень идет алый цвет. Может, я найду что-нибудь похожее в одном из своих сундуков. Но до той поры, думаю, эти платья прекрасно послужат тебе.

Гвендолин колебалась. Она понимала, что неправильно было бы принять этот подарок. Она не беспокоилась по поводу платья, что подарил ей Макдан, поскольку он украл ее и был виноват в том, что ее собственная одежда превратилась в лохмотья. Но Мораг преподносила ей дар в знак дружбы. Гвендолин не привыкла к подобной щедрости и не имела никакого желания оказаться в долгу у старой колдуньи.

– Настоящий подарок вручается без намерения получить что-либо взамен, – прозорливо заметила Мораг.

Гвендолин удивленно взглянула на нее, смущенная тем, что Мораг как будто прочла ее мысли.

– Сегодня ты наденешь изумрудное платье, – решила Мораг. – Оно шерстяное и прекрасно защитит тебя, когда ты выйдешь во двор.

– Гвендолин сегодня не сможет выйти, – запротестовала Кларинда. – На улице проливной дождь. Он не прекращается со вчерашнего вечера.

Мораг весело взглянула на Гвендолин.

– Это потому, что дождь соответствует ее настроению. Если ведьме не нравится погода, она может изменить ее.

Гвендолин едва удержалась от улыбки. Очевидно, рассказы Бродика и Камерона о буре, которую она якобы вызвала во время их возвращения домой, убедили весь клан, что погода находится в ее власти.

– Я люблю дождь, – заявила она, как будто действительно была его творцом.

– Я тоже, – весело прощебетала Мораг. – Отмывает все вокруг и предоставляет возможность многое начать заново. – Она повернулась и направилась к двери. – Тем не менее, мне кажется, ты скоро обнаружишь, что остальные Макданы не испытывают такой любви к нему.

Уходя, Мораг рассмеялась звонким мелодичным смехом, заполнившим всю комнату.

– Ужасное зло проникло в наш клан.

Макданы угрюмо кивнули, соглашаясь с мрачным заявлением Лахлана.

– Я предупреждал Макдана, чтобы он не привозил ее, – сказал Реджинальд. – Я говорил ему, что ведьма среди нас принесет только неприятности.

– Неприятности я бы пережил, – заверил собравшихся Гаррик. – Меня бы не беспокоил даже странный летающий горшок, если бы дело ограничилось только этим.

– Тебе легко говорить, – проворчал Мунро. – Это не за тобой проклятая штуковина гонялась по всему двору, прежде чем ринуться вниз и треснуть прямо по твоей дурацкой голове! Мне еще повезло, что я остался жив и могу рассказывать об этом!

– Прошу прощения, Мунро, но сбросить горшок на голову человеку – очень странный способ убийства для ведьмы, – заметил Оуэн. – Может, она просто подшутила над тобой?

Лицо Мунро побагровело от гнева.

– Она превратила мои ноги в камень, чтобы я не мог убежать! – взревел он. – Вне всякого сомнения, это была попытка убить меня!

– Зачем ей убивать тебя? – спросил Реджинальд.

– Потому что ей известно, что я способен видеть ее суть под красивой внешностью, – с угрозой в голосе объяснил Мунро.

Глаза Оуэна широко раскрылись.

– Ты хочешь сказать, что внешность девушки ненастоящая?

– Она старая и уродливая, как сморщенный башмак, – ответил Мунро. – С отвратительными шишковатыми наростами на лице.

– Я знал это! – воскликнул Лахлан, радостно потирая свои костлявые руки. – Вечером я начну составлять новое зелье, которое откроет всем ее настоящую сущность. – Он упрямо сдвинул белые брови и добавил: – Говоришь, она выглядит, как старый башмак?

– Если она действительно хотела тебя убить, почему же ты еще жив? – настаивал все еще сомневающийся Реджинальд.

– Чтобы справиться с Макданом, недостаточно одной тощей ведьмы, – хвастливо заявил Мунро. – Кроме того, моя голова тверда, как скала.

Он ударил себя по макушке пухлым кулаком и нахмурился.

– Не могу поверить, что Макдан рискнул ввязаться в войну с Максуинами, чтобы просто привезти ее сюда! – раздраженно воскликнул Лахлан. – Вероятно, целая армия уже направляется сюда, чтобы истребить нас, пока мы спим! Неужели вы думаете, что я могу спокойно спать ночью?

– Эти трусливые Максуины для нас не противник, – фыркнул Реджинальд. – Лэрд Максуин – безвольный дурак. Пусть только явятся, – громко заявил он, потянувшись за мечом, – и вот что они встретят! – Он ухватил пальцами пустой ремень, затем нахмурился и опустил глаза, как будто собирался отыскать оружие в складках пледа. – Вот странно… я был уверен, что надел его.

– Сейчас наша главная забота – Дэвид, – перебила его Элспет. – Случившийся вчера вечером приступ не оставляет сомнений: ведьма пришла сюда для того, чтобы убить его.

– Странная погода установилась у нас после ее появления, – заметил Оуэн, с внезапным удивлением глядя на блестевшие от дождя окна. – До этого стояли погожие деньки. – Он почесал свою седую голову и добавил: – Или это было прошлым летом?

– Случилось много странных вещей с тех пор, как у нас появилась ведьма, – сказала Летиция, хорошенькая девушка с темными, вьющимися волосами. – Прошлой ночью мой малютка Гарет плакал, не переставая, а обычно он спит тихо как мышь.

– Ради бога, Летти, ведь на прошлой неделе он кричал всю ночь, до самого рассвета, – возразил ее муж Эван. – Чуть не свел меня с ума.

– Тогда у него резался зубик, – не сдавалась Летти. – А теперь все в порядке. У него не было никакой причины плакать этой ночью.

– Если не считать необходимости разбудить соседей, – проворчал Квентин, живший в соседнем домике.

– Я слышал жуткий вой этой ночью, – сказал Гаррик, меняя тему разговора.

– Это был ребенок Летти, – пошутил Квентин, заставив всех рассмеяться.

– Крик был какой-то нечеловеческий, – возразил Гаррик. – Я искал свою собаку Лэдди во время бури, но от этого кровь застыла у меня в жилах, и я побежал домой, запер дверь на засов, моля Господа о милосердии.

– А что потом? – полюбопытствовал Реджинальд, оставивший наконец попытки нащупать свой меч.

Гаррик пожал плечами, смущенно признаваясь:

– Я выпил кувшин эля и заснул.

– Интересно, сколько кувшинов ты выпил до того, как услышал этот вой? – с подозрением спросил Лахлан.

– Два или три, – честно ответил Гаррик.

– Ты нашел собаку? – поинтересовался Оуэн.

Гаррик покачал головой, живописуя свои подозрения:

– Ее забрала ведьма для своих черных обрядов.

Все сочувственно вздохнули.

Внезапно кто-то громко рыгнул и стукнул пустой кружкой о столешницу.

– Эль выдохся, – сообщил Фаркар, вытирая рукавом мокрый рот. – Я с трудом пью его.

Нетвердой рукой он взял кувшин и снова наполнил до краев свою кружку.

– Я тоже заметил это, – согласился Квентин, – с тех пор как приехала ведьма. И мясо подгорает каждый вечер.

– Вот уж неправда! – вспыхнула кухарка Алиса.

– Я же не говорю, что это твоя вина, Алиса, – торопливо стал успокаивать ее Квентин. – Просто после появления ведьмы все стало немного подгорать. Вне всякого сомнения, это ее проделки, – смиренно добавил он, – а не твои.

– Если еда была такой ужасной, почему ты вчера вечером набивал свое брюхо, как будто это пустой мешок? – с издевкой спросила кухарка.

– Думаю, мы все согласимся, что после приезда ведьмы здесь случилось много необычного, – прервал их перебранку Лахлан.

– Даже Макдан ведет себя странно, – вставила Ровена.

– Ведьма каким-то образом сумела околдовать его, – сделала вывод Элспет. – Вот почему он разрешил вчера вечером ей остаться с Дэвидом, когда ему следовало запереть это дьявольское отродье в темнице!

– Макдан всегда ведет себя странно, – заметил Реджинальд. – Не стоит придавать этому особого значения.

– Да, это правда, – согласился Лахлан. – С тех пор как умерла Флора, он немного не в себе.

– Бедняга, – вздохнул Оуэн. – Это разбило его сердце. И вдобавок повредило разум.

– Неужели он снова разговаривал с ней? – с беспокойством спросила Марджори.

– Нет, – послышался низкий грозный голос. – Я не разговаривал.

Алекс вошел в зал, и в зале повисло неловкое молчание. За лэрдом следовали Камерон, Бродик и Нед; на их напряженных лицах было написано неодобрение.

– Если у кого-нибудь из вас возникло беспокойство относительно благополучия клана, – заговорил Алекс, обводя взглядом испытывающих неловкость собравшихся, – то я предпочел бы, чтобы вы открыто высказали его мне.

– Правильно, парень, правильно, – согласился Оуэн, кивая седой головой. – Совершенно верно. Мы так и собирались поступить.

– Поэтому мы и собрались здесь, – с невинным видом добавил Лахлан. – Чтобы поговорить с тобой.

– И вот теперь ты пришел, – закончил Реджинальд. – Чертовски вовремя, должен заметить.

Алекс скрестил руки на груди.

– Ну?

– Понимаешь, парень, – нерешительно заговорил Оуэн, – у нас тут состоялся небольшой разговор по поводу красивой ведьмы, которую ты привез в замок.

– Мунро утверждает, что на самом деле она выглядит, как сморщенный старый башмак, – сообщил Лахлан.

– Ради бога, Лахлан, – проворчал Реджинальд. – Макдану это совершенно безразлично!

– Почему это? – спросил Лахлан. – На его месте я предпочел бы знать правду, пока ее фальшивая красота не ввела и меня в заблуждение.

– Если ее внешность действительно так безобразна, – ответил Алекс, стараясь сохранять спокойствие, – то я благодарен ей, что она скрывает это от меня. Что еще?

– Она собирается убить твоего сына, Макдан, – предупредила Элспет. – Именно поэтому она здесь.

– Ты ошибаешься, Элспет, – покачал головой Алекс. – Гвендолин Максуин находится здесь потому, что я пригласил ее приехать, после того как спас от костра, и она великодушно согласилась.

Это было явным преувеличением. Но Алекс подумал, что, рассказав клану, как он притащил Гвендолин в замок против ее воли, только усугубит опасения своих людей.

– Она здесь, чтобы помочь Дэвиду, – заверил он женщину, – а не навредить ему.

– Ты не можешь в это верить, Алекс, – возразила Ровена. – Ведьме нельзя доверять. Она была приговорена к сожжению на костре собственным кланом. Должно быть, она совершила что-то ужасное, чтобы заслужить такое наказание. Вне всякого сомнения, она убила еще кого-то!

– Ее осудили за колдовство, – ответил Алекс, делая вид, что это ее единственное преступление, и не очень серьезное. Он не любил обманывать своих людей и чувствовал особую вину перед Ровеной, чья дружба на протяжении многих лет оставалась неизменной. Но его сын умирал, и способности Гвендолин, откуда бы они ни взялись и какова бы ни была их природа, остались его единственной надеждой. Он должен заставить клан смириться с ее присутствием, пока Дэвид опять не будет здоров.

– Не могу представить себе, что такая хорошенькая девушка кого-нибудь убивает, – заметил Оуэн. – Во всяком случае, намеренно.

– Это потому, что ты не видишь ее настоящей наружности, – возразил Лахлан. – Глоток моего зелья – и один взгляд на эту покрытую бородавками старую каргу заставит твой завтрак выскочить обратно!

– Почему это я должен пить подобный напиток? – смущенно нахмурился Оуэн.

– Не ты! – нетерпеливо воскликнул Лахлан. – Она!

– Если она не желает зла Дэвиду, то почему впускает в комнату мальчика холодный воздух и заставляет его принимать ледяные ванны? – не отступала Элспет. – Зачем она выбросила из комнаты все горшки с благовониями и заставила его лежать в постели почти голым, едва прикрыв одним пледом? И почему она не дала мне пустить ему кровь вчера вечером, когда его тело было пропитано ядами, которые нужно было удалить?

– Потому что ее методы лечения отличаются от тех, к которым ты привыкла, – ответил Алекс. – Как я понял, вы боитесь ее. С этим я ничего не могу поделать. Но Гвендолин Максуин – опытный и искусный лекарь, и она использовала свои способности, чтобы вылечить десятки людей, считавшихся почти мертвыми. А кроме того, – мрачно добавил он, – она поклялась спасением своей души, что вылечит моего сына.

Конечно, это была абсолютная ложь. Он понятия не имел, сколько людей действительно вылечила Гвендолин. Став его пленницей, она была вынуждена согласиться попытаться вылечить его сына, и ничего больше. Но никто из клана не стал спорить с ним. Вместо этого они с неожиданным интересом, но молча смотрели на него. Воспользовавшись этой переменой настроения, Алекс смело продолжил свою речь:

– Это не произойдет за один день и не будет результатом одного-единственного заклинания. Поэтому я прошу вас проявить терпение и всячески помогать ей. Возможно, Гвендолин Максуин и ведьма, но сверхъестественные способности сделали ее превосходным лекарем. Более того, – заключил он, – она моя единственная надежда вновь увидеть сына здоровым и сильным.

– Это тяжелая роль, Макдан, – произнес тихий голос, – быть чьей-то последней надеждой.

Макдан медленно повернулся и увидел стоящую позади него Гвендолин. Выражение лица девушки оставалось сдержанным, и по нему нельзя было определить ее настроение. Ее серые глаза пристально смотрели на него, говоря о том, что она слышала все его измышления и знала, что он обманывает своих людей. В этот момент Алекс испугался, что Гвендолин опровергнет его фальшивые заявления и опозорит перед лицом всего клана. Она отчаянно хотела уехать, а его люди, в свою очередь, жаждали избавиться от нее. Ей нужно только сказать, что она не может вылечить Дэвида, и клан с радостью отошлет ее обратно. Они усомнятся в здравом уме лэрда и освободят его от исполнения своих обязанностей в полной уверенности, что действуют в интересах его сына и всего клана. И тогда разум окончательно покинет Алекса.

Он смотрел в неподвижном молчании, ожидая, что она очернит его перед лицом всего клана. «Я был глупцом, – холодно подумал Алекс. – Только глупец способен надеяться, что Господь смилостивится и сохранит моего сына».

Бог проклял его и твердо решил разрушить последнее, что связывало его с жизнью.

– Макдан, сегодня утром твой сын чувствует себя лучше, – сообщила Гвендолин. – Сейчас он спит, а когда проснется, то будет готов выпить немного бульона. Нам нужно подождать и посмотреть, что будет дальше.

Алекс пристально смотрел на девушку, не вполне уверенный, что правильно ее понял. Неужели она хочет сказать, что остается?

Гвендолин чувствовала смущение Макдана, но вряд ли оно могло сравниться с ее собственным. Никто, кроме отца, никогда не вставал на ее защиту, не удостаивал даже нежного и ласкового слова. Ни один человек не верил, что она способна совершить что-нибудь доброе и бескорыстное, например, спасти жизнь беспомощному ребенку. С самого раннего детства ее винили во всех бедах и неприятностях, которые обрушивались на клан, пока наконец она сама не начала задумываться: нет ли в этих гадких обвинениях доли правды? Только любовь к отцу и забота о нем давали ей возможность проявить способность к состраданию. Откровенно говоря, Максуины не вызывали у нее нежных чувств, да и Макданы тоже, за исключением Дэвида.

До этого момента.

– Это… хорошие новости. – Глядя на девушку, Алекс ощущал себя странно уязвимым, как будто нечаянно открыл ей какую-то личную тайну, о которой ей не следовало знать. Смущенный, он отвел взгляд, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом: изящной линии щеки, водопаде иссиня-черных волос, на неглубоком вырезе ее изумрудного платья.

Макдан нахмурился.

– Это не то платье, что я тебе подарил.

По рядам собравшихся пробежал нервный ропот, который не остался незамеченным для Гвендолин. Она спустилась сюда с намерением рассказать Макдану о недостойном поведении его людей. Гвендолин не собиралась терпеть издевательства и искренне надеялась, что Макдан призовет их к порядку. Но, глядя на их испуганные лица, она внезапно почувствовала, что не хочет сообщать об их трусливом поступке. Макдан придет в ярость, когда узнает, что они сделали. Несомненно, он захочет покарать виновных, а если они добровольно не признаются, то даже может решить, что нужно наказать весь клан.

– Гвендолин, – настаивал Алекс, подозрения которого все усиливались, – что случилось с твоим платьем?

Несколько человек закашлялись. Другие почему-то сильно заинтересовались своими ногами. Почувствовав их смущение, Алекс вопросительно обвел взглядом собравшихся в зале людей.

– Ну?

– Макдан, – нерешительно начал Гаррик, – боюсь, что мы должны тебе кое в чем признаться…

– Я сожгла его, – выпалила Гвендолин.

Алекс ошеломленно посмотрел на нее.

– Что ты сделала?

– Случайно, разумеется, – поспешно пояснила она. – Я подошла слишком близко к огню и не заметила, как оттуда вылетел горячий уголек и поджег платье. Когда я поняла, что произошло, платье уже было окончательно испорчено. Мораг была настолько добра, что отдала мне несколько платьев, которые она больше не носит. Вот откуда у меня это.

Она нервно провела рукой по ткани, смахивая несуществующие пылинки.

– Тебе оно нравится?

Алекс скептически посмотрел на нее, а затем повернулся к членам клана. Страх на их лицах подсказал ему, что услышанная история о судьбе платья Гвендолин далека от истины.

– Может, кто-нибудь расскажет, что произошло на самом деле?

– Я сожгла его, – настаивала Гвендолин, надеясь, что он оставит эту тему. – Больше здесь не о чем говорить.

– Понятно, – произнес Алекс. – Ну, будем надеяться, что больше ничего не случится ни с тобой, ни с твоими платьями. В противном случае я буду очень недоволен. – Он строго взглянул на своих людей.

– Тебе очень идет новое платье, – заметил Оуэн, нарушая напряженное молчание. – Мне всегда особенно нравился зеленый цвет.

– Или по крайней мере ты выглядишь в нем очень красивой, – уточнил Лахлан и прищурился, как будто старался получше разглядеть ее.

Гвендолин не знала, как понять это странное замечание.

– Я собиралась пойти в лес сегодня утром, чтобы собрать травы и коренья и сделать из них лекарство для Дэвида, – сказала она, поворачиваясь к Алексу. – Поскольку ты не разрешил мне одной покидать замок, то я прошу у тебя провожатого.

Алекс обвел неуверенным взглядом зал. Принимая во внимание всеобщую враждебность к Гвендолин, он сомневался, что кто-нибудь захочет оказаться наедине с ней.

– Камерон проводит тебя, – объявила Кларинда. – Правда, милый?

– Угу, – сказал Камерон и, тяжело ступая, подошел к Гвендолин.

Нед молча встал с другой стороны девушки.

– Ты не можешь пойти прямо сейчас, – запротестовал Оуэн.

– Почему же? – спросила Гвендолин.

– Там сильный дождь, – объяснил Реджинальд. – Льет как из ведра.

– Но ты, конечно, знаешь об этом, – вставил Лахлан, и в голосе его слышалось обвинение.

– Дождь сейчас прекратится, – сказала Гвендолин и показала на окна. – Смотрите – уже выглядывает солнце.

Весь клан в изумлении смотрел, как потоки льющейся с неба воды внезапно иссякли, небо очистилось и засверкали солнечные лучи.

– Боже милосердный, – с благоговейным ужасом пробормотал Оуэн. – Вы видели, что сделала эта девушка?

– Просто потрясающе! – с воодушевлением воскликнул Реджинальд. – А ты не могла бы сделать следующую зиму потеплее? От холода у меня болят суставы.

– Откуда мы знаем, что погода действительно изменилась? – таинственно произнес Лахлан. – Может быть, она всех околдовала, и нам только кажется, что дождь прекратился.

– Солнце греет, Лахлан, – сказал Оуэн, поворачивая свою морщинистую щеку к свету. – Если мне это просто кажется, тогда это чертовски искусный трюк!

– Это не трюк, – заверила их Гвендолин и в сопровождении Камерона и Неда направилась в коридор.

Камерон распахнул тяжелую дверь и с опаской вышел наружу, как будто до конца не поверил, что небо на самом деле прояснилось. Гвендолин заморгала, ступив в полосу яркого золотистого света. Она недоумевала, почему никто не заметил, что погода явно менялась к лучшему. Очевидно, внимание Макданов было сосредоточено на чем-то другом. Она вспомнила внезапно налетевшую бурю, когда она в лесу делала вид, что колдует, и едва сдержала улыбку.

Просто удивительно, как погода помогает ей.