Ведьмина диета (СИ)

Глава третья

Тем временем Еремей с Забавой босиком ходили по гладким камушкам горной реки. В летнюю пору она совсем обмельчала и стала больше похожа на небольшой ручей. В искрящейся на солнце воде можно было увидеть маленьких рыбок. А если замереть на минутку в небольшом углублении стайка мальков начинала щекотать кожу.

Заметив это, сиротка стала забавляться с рыбками, а Еремей уселся на берегу.

— Почему ты увел меня? — спросила девушка, наклоняясь и опуская в приятно прохладную воду руку.

— Ты давно Глашу знаешь?

— Несколько лет, поди. С тех самых пор, как отца медведь задрал, а мама слегла с горя. А что?

— Ничего, просто странно, что не знаешь, как она злиться умеет.

— Так она на меня не серчала никогда. Всегда помогала, да, словом добрым, поддерживала.

— Оно и видно, — вздохнул Еремей. — А мне за не полный месяц досталось от тяжелой руки ведьмы.

— Она тебя побила?! — Забава широко распахнула свои наивные глаза.

— Хуже!

— Что может быть хуже? — удивилась Забава, рассматривая причудливый камешек на дне.

— Например, миленькое заклятие поноса. Или заговор на типун, так что три дня говорить не можешь. Или… нет, пожалуй, тебе рано такие вещи знать.

— Ого, чем же ты ее так прогневил?

От ответа мужчину спас грохот и звук падающих камней, от которых содрогнулась земля под ногами.

— Ох, мамочки! — воскликнула забава и помчалась к пещере забыв новые сапожки на бережку. Ненамного отстал от нее и Еремей.

Сказать, что идти было совсем уж сложно нельзя, да только нет-нет: то запнешься за какой-нибудь камень, то стукнешься плечом или еще лучше лбом обо что-нибудь. Пещера, расширявшаяся вначале, теперь резко пошла на сужение, пока не превратилась в узкую щель.

— Обвал случился? — спросила у рассматривающего насыпь князя. Да, что это со мной, прям как у Забавы писклявые нотки прорезались! Подумаешь пещера, всегда считала, что взрослым паниковать негоже, это только для детей сгодиться!

— Похоже, — отозвался мужчина, пытаясь заглянуть в нору, оставшуюся под потолком. — На, вот, подержи. Я залезу, проверю, пройдем, али нет.

Покорно взяла солнышко, и даже подняла повыше, чтобы, значиться, виднее было. А сама устоять на месте не могу. То с ноги на ногу переступлю, то шаг вперед сделаю, и тут же два назад.

Тяжело вздохнул Гред, да ко мне вернулся.

— Глаша, — сказал, руками за плечи, держа. — Я тебя выведу. Или княжеский венец сам сложу, да по миру в одном исподнем пойду. Веришь?

Покорно кивнула, сама себе удивляясь. Только зубы от страха дрожать не перестали.

— Глаша! — обняли и прижали к широкой груди. — Выведу, ты только не паникуй, ладно? Дай время немного.

Снова кивнула, а у самой слезки на глаза наворачиваются. И хорошо-то как в мужских объятьях, и страшно до жути.

— А ты знаешь? — сначала спросила, потом только вспомнила, что вряд ли. О таком ведьмы даже близким не всем рассказывают, меж собой в секрете держат.

— Что ведьмы чахнут в неволи, если нет солнышка, ветра, да ключевой воды? Знаю, мать рассказывала.

Отстранилась, чтобы удивленно заглянуть в печальные глаза богатыря. Даже дрожать перестала.

— Уже хорошо, — по-доброму улыбнулся молодец. — Раз любопытство сильнее страха, думай о том, что расскажу причину, только когда снова ясно солнышко увидим. По рукам?

— А что еще знаешь? — осторожно так спрашиваю. Мало ли, что успели разболтать родственницы. Его матушка: или полностью сыну доверяет, или безумна. Хотя второго промеж нас не водиться. По крайней мере, долго.

— И об этом расскажу, позже, — снова забираясь по сыпучей круче, сказал князюшка.

Интересно, а о том, что сила наша в мир вплетенная, по крупицам разум уносит, если мира своего не видит, тоже знает? И о том, что душа ведьмина свободой живет да странствиями? Что не только нужда зовет в ближайшие селения, но и просто инстинкты. Как зверь на зиму перебирается в более теплые края, так и мы не можем без помощи людям существовать. В неволе и недели не живем.

— Ползи сюда, — позвал Ольгред. — Только за руку хватайся, а то соскользнешь еще.

Заткнула подол за пояс, чтобы сподручнее по пещерам лазить было. Не до приличий сейчас. Да и схватилась за поданную руку.

— Ничего себе! — ахнула, стоило забраться на верх кручи и увидеть выхватившую светом амулета красоту. Сотни, нет тысячи маленьких звездочек мерцали, переливались и подмигивали нам. — Что это?

— Лед.

Так не бывает!

Лед, словно кружево лучшей мастерицы, покрывает свод, длинные, словно свечки сталагмиты поднимаются вверх. Застывшие в своем беге ручейки и словно зеркало прозрачный пол.

— Мы в сказку попали?

— Идем, — вместо ответа, потянул за руку князь и осторожно выбрался в новый зал.

Аккуратно ступая, чтобы не поскользнуться на гладком полу рассматривала все. Как жаль, что магия иллюзий была утеряна вместе с боевыми ведьмами. Вот бы показать маме с бабушкой эту красоту. Ни один царский дворец с такой не сравниться!

Поежилась и юбку одернула. Холодно!

— Давно пора, — буркнул себе под нос князюшка, пробираясь вперед. Руку мою так и не выпустил. Здесь удобнее идти вместе.

Новый зал оказался не таким огромным, как предыдущий и очень скоро перешел в узкую щель, сквозь которую еле протиснулась я. А для князя пришлось в одном месте выпирающий камень сбивать.

Здесь тоже были ледяные водопады, но уже меньше, все больше обычный камень под ногами, да каменные натеки, красы не виданной.

Немного потеплело.

Так путешествуя из зала в зал, рассматривая природой сделанные коридоры, мы шли очень долго. Пару раз выбирали направления по одному Ольгреду понятным приметам.

Меня стало ощутимо знобить. Болела голова и растертая до крови нога.

— Здесь передохнем и дальше пойдем. — Останавливаясь возле одного из ручейков, сказал князь, да и наклонился, чтобы воды зачерпнуть. Еле по рукам ударить успела, чтобы воду расплескать.

— Ты чего?

— Ничего! Жить надоело?! Али думаешь, что вылечу без трав да силы? — и вдруг устало ухватилась за ближайший сталагнат.

Хорошо, что силу, пока только физическую, теряю. Я сильная, смогу продержаться еще немного. Да и редкие ручейки с землей немного магии дают. Так что сутки еще есть. Может, чуть больше. О том, что будет потом, думать не буду. Страшно.

Бабка сказывала. Ведьма сначала теряет силы, бредить начинает, потом картины ужасные видеть, дальше — кидаться и биться обо все. А коли прожила это, то потом парализованная лежит и только судорогами исходиться.

— Глаш, ты как? — голос-то какой обеспокоенный. Даже ругаться расхотел.

— Хорошо, али не видишь, — усмехнулась в ответ, выравниваясь. — Лучше давай идти не останавливаясь, может быстрей выйдем куда.

— Ладно, — кивнул князь и вперед пробираться стал. — Ты почему мне напиться не дала? — спрашивает.

— Руками воды касался? — тяжело дыша, спросила.

— Касался.

— Так чего спрашиваешь? Студеная она дюже, сразу голос пропадет, коли хуже ничего не приключиться. Стой!

Разговаривая, мы в очередной зал зашли, да я так и застыла.

Вверху, словно на мое спасенье большое круглое отверстие зияло. Прямо посередке не очень большого, шагов двадцать, зала. Оттуда лился слабый красноватый свет и, при желании, можно было слабый ветерок почуять. Судя по звуку, где-то рядом с потолка часто капала вода.

— Давай здесь переночуем, — говорю.

— Почему? — удивился богатырь.

Кивнула на дыру в своде.

— Думал, только подняться здесь без веревки не сможем, — не правильно понял мою мысль мужчина.

Где стояла, там и шмякнулась на пятую точку. Сил объяснять что-то не было. В голове шумит, на глаза слезы накатываются. И есть хочется сильно, не сухую же крупу жевать!

— Глашенька! — подскочил ко мне князь сразу. — Что случилось? Где болит? Да, скажи ты уже что-нибудь, глупая! Я же волнуюсь.

— Отстань! — от легкой тряски за плечи перед глазами стали мелькать противные черные мушки. — Сейчас лучше станет.

Близость солнечных лучей и свежего воздуха медленно, но начала восстанавливать внутренний баланс силы и обычной человеческой энергии. Мне теперь несколько часов сна и около двух дней продержаться смогу. Точнее сказать сложно. Все зависит от человека, а свою прочность что-то проверять не хочется.

— Сейчас — сейчас, — засуетился князюшка. Смогла бы — рассмеялась, а так молча, наблюдала, как князь, роняя одеяла и неловко двигаясь, пытается соорудить что-то типа постели.

Уж, не за меня ли волнуется? Что-то раньше неуклюжести в нем не замечала.

— Вот! — представил на суд людской, то есть мой, свой шедевр. А ничего так получилось. Подгреб листья, через дыру в своде нападавшие, сверху тремя одеялами укрыл, так чтобы лежать не слишком твердо было. Если размотать, накрученное на меня, то и укрыться будет чем.

— А ты?

— А я, вот костерок разведу, чтобы воды немного вскипятить, да каши сделать.

Костерок? А ветки откуда?

В уме задала вопрос, но вслух спрашивать не стала. Только кое-как ползком переползла до «удобной кровати», да глаза закрыла, глядишь, и ночь наступила, только весело костер в темноте горит, да каша в помятой железной чашке вариться.

— Откуда дровишки.

— Из леса вестимо, — улыбнулся Ольгред, глядя как я потягиваюсь. — Красавица! — только обрадоваться решила, или попробовать засмущаться, как добавил. — Волосы дыбом, на щеках румянец веснушкам в тон, про царапины вообще молчу.

Хотела высказать, что сама думаю, но не дали! Всунув в руки кусок зачерствевшего хлеба.

— На, вот. Невесть что, но немного подкрепиться поможет.

Сижу и смотрю на зажатую в руке драгоценность. Сколько дней я такого не ела? А он говорит, невесть что!

Даже носом от счастья шмыгнула. Живем-то один раз!

Вгрызлась в такую вожделенную мякоть не успевшую засохнуть как края.

— Офкуда круфка? — с полным ртом спросила.

— Когда собирал, нашел, жаль котелка поблизости, не было.

— А дрова? — уже нормальным голосом. — Неужели наверх забрался?

— Жаль, летать не умею еще пока. Дрова сами насыпались. Правда не очень много и, в основном, тонкие ветки, но часа на два еще хватит.

— Жаль, летать не умею еще пока. Дрова сами насыпались. Правда не очень много и, в основном, тонкие ветки, но часа на два еще хватит.

И сунул мне в руки горячую кашу, только немного постоявшую на камне, чтобы держать сподручнее за ручку было.

— А ты?

— А я потом. Ешь, давай, пока совсем не остыла.

Покрутила головой ничего, да и стала руками есть, осторожно вначале стужа. Правда, прежде чем зачерпнуть первую пригоршню, сходила помыть руки к малюсенькому ручейку, или скорее к частой капели. Силы после сна и первого куска хлеба восстанавливались очень быстро и, при желании, сейчас могла бы бежать. Только желания такого не имелось.

Никогда бы не подумала, что гречка без соли может быть такой вкусной. Еще с утра давилась с ненавистью на нее глядючи. А тут просто царским угощением показалась. Съела и еще бы попросила, да совесть ни ко времени проснулась, напомнив, что князь-то тоже не кормленный.

Быстро помыла кружку, водицы свежей набрала и отдала богатырю.

— Смотрю, тебе уже лучше, — досыпая крупы, сказал князь с глубоким вздохом. То ли жалеет, что сам не прибил, то ли радуется, что с ума не сошла.

— Гред, расскажи-ка мне голубчик, откуда ты про ведьмину слабость-то знаешь? Что-то уж больно сильно ты волновался сегодня, али влюбился? — на сытый живот, да под теплым одеялом, только разговоры задушевные и вести.

Усмехнулся князь в ответ, короткий взгляд на меня бросив, поверх костра.

— Был у меня случай один. Несколько лет назад, — начал рассказ, а я только сейчас посмотрела на чем он сидит.

— Вместо меня мозги в пещере растерял?! — вызверилась. Удивленно смотрит на злую ведьму. Только была добродушная, и вот уже ругается. Подскочила к нему, да за руку к лежаку потащила. — Нечего на холодном камне сидеть! Чай родительница по головке за это не погладит.

— Больше не буду. — снова улыбнулся князь. Посмотрела на него с подозрением. Что-то сегодня больно добрый. Не к добру это. Точно говорю! — Тебе рассказывать про ведьм? — спросил, а сам на одеяла опустился.

— Рассказывать, — уселась рядом, в собственноручно сделанное гнездо из одеяла.

— Тогда слушай.

Князь замолчал, будто вспоминая что. Пошевелил угли в костре толстой палкой и только после стал дальше сказ свой вести.

— Дело было в тот год, когда я княжить стал. Прилетела к матушке горлица с вестью о беде, с одной из ведьм нашего княжества приключившихся. Провалилась она в волчью яму. Как такое случилось, никто понять не мог. Лес не предупредил, звери не рассказали. Но то, что провалилась полбеды. С ума начала она сходить.

— Как такое, может быть?! — удивилась я. — Пусть провалилась, но в яме и света, и воздуха хватит, а без дождей у нас редко какая неделя проходит.

— Вот это-то и удивило. Пока горлица летела, пока мы добирались, прошло пяток дней. И никто из местных не нашел, хотя недалече от деревни все было.

Подходим к яме, а там, словно зверь лютый бушует. Рычит, рвется из клетки.

Матушка всех в стороне оставила, сама пошла к ведьме потерявшейся. Только связав ее, нас подпустила.

— Умерла? — ахнула, в голове картины одна страшнее другой крутятся.

— Выжила, — ответил Ольгред, снимая свою кашу с огня. — Долго матушка с ней возилась, да смогла помочь. Даже разум вернуть получилось.

От сердца отлегло и как-то разом дышать легче стало.

— Хочешь? — мне протянули руку полную каши.

С сомнением глянула на Греда, а он руки мыл, прежде, чем предлагать такое? А что? Мало что ли оскальзывались да падали пока шли? Вспомнила, что было дело, мыл. Сама видела.

Осторожно взяла губами немножко. Есть-то, все равно хочется, да вздрогнула, теплой кожи коснувшись.

— Спасибо, — прожевав, сказала и, смутившись жаркого взгляда, на костер уставилась. А потом, подумав, легла, с головой в одеяло закутавшись. Как-то жарко внутри стало, словно что-то зовет, а моя душа и тело откликаются.

— Ты, это… — и я заикаться умею? — Ложись рядом. Простынешь ненароком еще.

И себе приказала спать.

Но сон не шел, видно спугнутый возбужденной ведьмой.

Зато мысли уплыли вдаль. Вспомнился рассказ. Что если мы все же не сможем найти выход? Ведь может так случиться. Просто не в ту отворотку свернем или в щель в полу провалимся. Здесь они чуть ли не на каждом ходу попадаются.

Проухала где-то вверху сова, запищала противно мышка, шныряющая по пещере.

Поежилась. Не люблю эту серую братию.

Осторожно, чтобы не побеспокоить лег рядом князь. Прижался к спине, носом в шею уткнулся и ровнехонько засопел.

А мои-то мысли с грустных картин на совсем другие перескочили. Вот жила, людям помогала, себя не жалея. На гульбища не ходила: то теля принять надо то дитя, то заболеет кто, а мне сиди, выхаживай.

И мужика не знала, все единственного ждала, того с кем жизнь прожить бок о бок не страшно. Не хотела так, как мать с бабкой, одной оставаться. И что теперь? Род наш на мне прервется? Сила только нам присущая мир покинет? Хотя мамка может еще и родит. Молодая она у меня. Но вряд ли кого к себе подпустит, больно сильно отца любила. Не говорит, но по глазам видно, когда вспоминает.

Вот и дождалась радости в этой жизни, не знала никакой окромя работы.

Повернулась резко, да и прижалась теплым устам. Помирать так хоть не девкой.

— Чего творишь?! — скорее удивленно промычал князь, а я уже руками застежки кафтана расстегиваю.

— Замерзла! Греться будем, — отвечаю, и снова целоваться лезу.

Тут словно по заказу небо тучками заволокло, да костер почти погас. Но нам свет-то и не нужен, чай не поэмы сочинять собрались в ночи.

Проснулась с осознанием огромной катастрофы. Рядом никого. В пещере никого, только кафтан заботливо поверх одеяла брошенный напоминает о жаркой ночке.

Вылезла с нагретого места, пошевелила угли. Еще есть горячие, значит попробовать можно и кашу сварить. Главное каких-нибудь веток раздобыть. Заняла руки делом, чтобы голову разгрузить. Но не получается. Мысли на то какая я дура скатываются. Не хотела быть как бабка с мамой. Стала! Влюбилась бестолочь рыжая. В мужчину другой женщине обещанного!

Еще вчера не знала, да не понимала, а вот теперь четко вижу. Запал князюшка в сердце, глубоко запал. Как я без него-то дальше буду?

В одной из небольших ям за валунами нашла несколько тонких веток и одну толстую. Если повезет, каша поспеет, а нет, на углях воду немного нагрею. Все лучше, чем ничего.

— Чего хмурая сидишь? — спросил вернувшийся откуда-то князь. Весь сияет, как медный тазик. Аж противно!

— Не выспалась, — буркнула в ответ и на закипающую кашу смотреть стала.

Сел рядом Ольгред, да и легонько поцеловав в висок. Вздрогнула и в сторону подвинулась.

— Жалеешь?

Неопределенно пожала плечами, не правду же говорить.

— Значит, жалеешь, — а голос-то, какой обиженный. Даже смотреть не стала, мне сейчас хуже. Нет у нас судьбы вместе, так лучше сразу прекратить мучения. Не поверю, что царь клятву жениться не на Камне правды брал, а значит, не будет у Греда другого пути, как царевну за себя брать.

— Ешь свою кашу, я в следующей пещере ждать буду. Не знаю, что помнишь, а что маговым дурманом навеяно было. — Гред что-то пнул носком сапога — Но не было у нас ничего… почти.

Маговым дурманом? Здесь, что мох этот растет? Точно! Неужели в костер попал?

Только от этого все равно не легче. Сердце болит, а его так просто не излечишь.

Развернулся князь и ушел, я даже голову не повернула, только слезы тихо потекли по щекам. А потом и вовсе разрыдалась. Так моя каша и сгорела.

Где-то через час, умывшись, чтобы следы слез хоть немного убрать и упаковав одеяла, как давеча князь. Пролезла в круглое отверстие следующей пещеры.

Хмуро глянув на меня и отобрав сверток, Ольгред пошел куда-то, зажимая в руке, вновь светящийся амулет.

Стараясь ни о чем не думать, побрела следом.

Прыжок с одного камня на другой, перебраться через ребро натека, обогнуть величественную колонну сталагмата. А потом, вдруг солнышко на пол упало, прочертив яркую дорожку к выходу.

Бросилась вперед, чтобы скорее на волю попасть, да, и поймана была в охапку.

— Куда?! Жить надоело?

И правда выходит пещера к обрыву, не очень высокому, но убиться хватит. Только звериная тропка, петляя, ведет вниз. Как мы еще ни с кем из обитателей не встретились?

Тем временем…

— Ерёмушка, правда их вытащить смогут? — в который раз дергая за рукав кафтана, спрашивала Забава.

Вот уже несколько часов работали нанятые в ближайшей деревне мужики, пытаясь расчистить завал. Сам же купец, только-только присел отдохнуть, всю ночь вопреки заверениям работал, пытаясь расчистить завал.

Только бы Глаша осталась цела. Плевать, что там с князем, но, как там ведьмочка огненная моя? Может, ранена, может, плачет от страха или замерзает в подземном холоде.

— Держи горемычный, — подошла дородная женщина с кружкой горячего сладкого чая. — Чай, жена твоя там осталась, али невеста, что так извелся?

Вздрогнул от этих слов Еремей, да недопитый чай отставил, идти дальше работать собрался.

— Э, нет, — начала наседать толстушка. — Пока не подкрепишься никуда не пущу. Думаешь, баба твоя рада будет, если себя в гроб вгонишь? Лучше еще пирожок с капусткой скушай.

Слушавшая разговор Забава удивленный взгляд переводила с купца, да на женщину и обратно. А потом что-то для себя решив, тряхнула головой.

Пусть Ерёмушка, Глашу любит, пущай даже женятся и детишек заводят, лишь бы подруга любимая жива осталась!

Спускаться по горной тропе, али просто такому узкому уступу было неудобно, если не сказать больше. Но ведь я девушка воспитанная, поэтому таких слов не знаю. Зато знаю, что ободранные до крови ладошки — это неприятно, но ни в какое сравнение не идут с пережитым в пещерах ужасом и дикой безысходностью.

Даже мысли о князе сами пропали, словно туман под яркими лучами солнышка. Только предвкушение встречи с добрыми друзьями и любимыми амулетами осталось.

— Подорожник приложи, — хмуро сказал Гред, глянув на кровоточащие ссадины на моих руках. Послушно попробовала отыскать растение, но как специально ни одного не нашла. Жаль, водицы рядом нет, хоть немного умыться.

Словно подслушав, Ольгред показал рукой куда-то вправо.

— Там вода должна быть, слышишь шум?

Не стала отвечать, просто шагнула в указанном направлении. Издалека пришел зов Охты. Птичка моя радовалась, что снова может дозваться хозяйку. Послала в ответ ей улыбку, чтобы не беспокоилась и попросила прилететь, дорогу показать к друзьям.

— Чего улыбаешься, — подозрительно покосился Гред.

— Охта сейчас прилетит, дорогу назад покажет.

Почему-то с облегчением вздохнул князь, а я шагу прибавила. Чем дальше, тем лучше, народная мудрость грозит. Значит, нужно поскорее царевну найти, да сбежать к себе домой. Время расставит все по местам.

Не успела умыться, косу переплести, да платье почистить, как прилетела Охта, радостным криком приветствуя мое освобождение из подземного царства.

Дорога назад заняла не так много времени, как путешествие по подземным владениям Тяпуна. Только вот открывшаяся взору картина не радовала.

На небольшой возвышенности, там, где раньше вход в пещеру был, сейчас Еремей с каким-то мужиком ругался. Широко распахнула глаза от этакой невидали. Купец-то у нас спокойный, мужик обстоятельный, зря голосу не повысит. А тут кричит, руками размахивает, да нет-нет слова матерные говорит.

— … с меня хватит. Забираю своих мужиков. Сколько можно, поля не убранные стоят, а мы тут развлекаемся. Нет там живых!

— Я вдвое больше заплачу!

— А есть мы зимой, что будем? Твои монетки?

Кто знает, сколько бы еще мужики ругались, да Забава нас увидела.

— Глашка! — раздался девичий крик, распугав всю дичь версты на три.

Словно ураган на ножках пронеслась, да к нам подбежала.

— Живая? Жи-и-и-вая!!! — неожиданно на попу плюхнулась, да зарыдала.

Гляжу, Еремей-то тоже сел, на валун большущий, да устало так на нас глядит. Круги-то, какие под глазами. Ночью, не спал что ли? И все кто на поляне был, на нас смотрят, аки на диво дивное.

— Живые и ладненько. — Первым опомнился мужик, с которым спорил Еремей. — Вы тут разбирайтесь, а у нас дело стоит. Деньги-то не забудь выложить. Как обещал.

Полез, Еремей за пазуху, а я не выдержала да говорю.

— Вы же их, есть зимой не сможете, так зачем вам монетки?

Смутился мужик, поскреб пятерней бок, да все же ответил.

— Ты, девка-то не серчай. Сколько обвалов было, а вы почитай первые живыми выбрались. Вот мы и не ждали. Сама видишь, сколько раскидали, да сколько осталось.

Хмыкнула я, да больше говорить ничего не стала. Мужиков-то понять можно.

— Забава, — позвала девчушку. — Хватит рыдать.

Не умею утешать, хоть ведьмам и положено.

— Ты же у меня одна на свете осталась, — сквозь всхлипы просветила сиротка. -

— Как сестрица старшая всегда мне помогала. Я знаешь, как испугалась.

Присела рядом, у самой глаза мокрые, ведь и для меня Забавушка, как сестричка, только младшенькая. Та, о которой в детстве мечтала, пока бабка про род ведьминский не рассказала. Потом брата просить стала, да мама все отшучивалась.

— А знаешь я как испугалась, когда за нами монстр трехголовый погнался? Думала, голову там сложим. Да, князюшка мечом раз-раз, и убил злодеюку, жизнь нам спас.

— Как мечом? — забыла о том, что плакала девушка. — У него же меча нету.

— Так в монстре окаянном остался, не смогли вытащить. — тут же нашла что соврать.

— Правда?

— Правда!

Деревенские стали расходиться, а одна баба, шикнув на мужа переваливаясь, подошла ко мне.

— Ты это, — говорит, — девка, мужа-то своего не обижай. Нечего шастать с чужими мужиками по пещерам. Он тебя знаешь, как любит?! Ух!

Покачала головой, князя рассматривая. А тот зубы сжал, глядишь того и заскрипят. Чего это он?

— Ладный мужик, но свой завсегда лучше, — припечатала, да не прощаясь, ушла. Оставив меня смотреть удивленно вослед. Какого мужа? Это она что Еремея записала?

Купец тем временем на камушке посидел — посидел, да и к нам решил подойти. К тому времени, полянка уж совсем опустела. только кони-то и остались привязанные стоять.

Подошел значиться к нам, да как обнимет меня. Даже дышать сложно стало. Только рукой вяло колотить по спине и начала, чтобы воздуха дал.

— Еще раз такое выкинешь, сам убью, — пообещал. Да так глянул, отпустив, что у меня от страха мурашки по спине пробежались.

А потом, повернувшись к Ольгреду, как ударит!

Прям в глаз!

Думала, подерутся, уж приготовилась за помощью бежать. А князь как огорошит:

— Моя вина, что голову потерял. Но если еще раз руки распустишь… — не сказанная угроза так и повисла в воздухе, да все на меня посмотрели.

А я что? Крайняя?

— Я понял. — кивнул Еремей. — Только не отступлюсь. Лучше о своей невесте думай. Как вертать будешь, чай не просто из-под венца сбежала.

Нахмурился князь, а купец подхватил нас с Забавой под руки и потащил к лошадям.