Глория ушла. Доминик отпустил секретаршу из элементарного чувства сострадания. В последние две недели ей приходилось ходить вокруг него на цыпочках, потому что день ото дня его характер становился все невыносимее. Каждое утро, приходя на работу, она находила Доминика уже у себя в кабинете, погруженного в работу. Он едва поднимал голову, чтобы ответить на ее приветствие, его распоряжения были предельно кратки и отрывисты.
Доминику очень нравилась его секретарша, и он совершенно не хотел испытывать ее терпение. Он понимал, что ведет себя как разбуженный посреди зимы медведь, но не мог с собой справиться. Он никак не мог выбросить из головы Мэтти и их последний разговор. Она выставила его каким-то монстром, своекорыстным пройдохой, использовавшим самые нечестные приемы в своем стремлении затащить ее в постель.
Доминик снова и снова прокручивал в голове их разговор, хотя и понимал, что так и до сумасшествия недалеко. А сколько раз в разгар рабочего дня он застывал у окна, слепо глядя куда-то вдаль и размышляя, стоит ему или не стоит идти к ней, в то время как его компьютер буквально бесновался, а телефонная линия раскалялась от звонков.
Вот и сейчас, в половине седьмого вечера, вместо того чтобы воспользоваться относительным затишьем и просмотреть накопившуюся почту, он снова стоит у окна, проклиная себя за то, что позволил этой женщине проникнуть в самую глубину его души. Бормоча под нос ругательства, Доминик начал мерить шагами свой офис, как леопард, пойманный в клетку.
Ну, явится он к ней в офис, и что? Еще одна ссора с тем же исходом, но только на глазах у ее коллег? Он не мог прийти к ней домой, потому что Мэтти переехала, а куда — он не имел представления. Вполне вероятно, что к своему бывшему, и при этой мысли ругательства сыпались из Доминика, как из рога изобилия.
Конечно, было большой ошибкой звонить Лиз Харрис, начальнице Мэтти, пусть даже под тем предлогом, что он разыскивает Боба Ходжа, и якобы случайно перевести разговор на Мэтти. Как она справляется с работой? Нравится ли ей ее новое жилище?.. Именно так он узнал, что Мэтти переехала.
Это произошло пять дней назад. Пять ужасных дней, в течение которых он окончательно понял, что не видеть ее — все равно что медленно, мучительно умирать, а представлять ее в объятиях Фрэнки — и того хуже. Пять кошмарных бессонных ночей, когда он был вынужден признать, что то, что планировалось как легкая, ни к чему не обязывающая интрижка с девицей из ночного клуба, превратилось в самые глубокие, самые серьезные в его жизни отношения, о чем он, идиот, догадался слишком поздно…
В который раз самобичевание и раскаяние Доминика из-за того, что он с самого начала не рассказал ей о своем вмешательстве, сменились злостью на Мэтти за то, что она так превратно истолковала его поступок.
Распахнув шкаф, где на всякий случай висели несколько его костюмов и рубашек, Доминик схватил пиджак и решительно направился к двери, когда его остановил телефонный звонок.
Прислушавшись к себе, в состоянии ли он сейчас вести очередной бессмысленный разговор с клиентом, а затем сердито напомнив, что работа не должна страдать из-за личных проблем, Доминик схватил трубку.
На том конце провода Мэтти с замиранием сердца прислушивалась к длинным гудкам, страшась и мечтая услышать голос Доминика. Она была уже готова нажать кнопку отбоя на своем мобильном телефоне, когда раздался резкий отрывистый ответ. Мэтти подумала, что наверняка ее звонок застал его у двери, когда он собирался уходить, а вот о том, куда и с кем, лучше было не думать.
— Привет, Доминик. Это Мэтти. — Ее голос был ровным и спокойным в отличие от нее самой.
При звуках этого ледяного голоса раскаяние Доминика и его чувство вины в их размолвке растаяли как дым. Он почувствовал себя оскорбленным, обманутым — и брошенным! — человеком, которому он оказал огромную услугу, устроив на работу и дав тем самым толчок карьере.
Несколькими холодными, но вежливыми фразами он должен дать ей понять, что не хочет больше иметь с ней дела. Именно такой вендетты требовала его раненая гордость.
Крепко прижимая к уху телефонную трубку, Доминик опустился в свое рабочее кресло и развернулся так, чтобы смотреть в окно.
— Слушаю тебя. — Его голос был так же холоден и ровен, как и ее.
— Ты куда-то собирался? Я тебя задерживаю? — спросила Мэтти, и когда он безразличным тоном ответил, что вообще-то да, ревность, как кислота, снова стала разъедать ее сердце. А этого допускать было никак нельзя, поскольку для предстоящего разговора ей потребуется вся ее выдержка и здравый смысл.
— Что ты хотела, Мэтти?
— Нам нужно поговорить, Доминик.
— О чем? — Он смотрел в пустоту за окном и чувствовал прилив огромной радости оттого, что слышит ее голос. А если учесть, что не он первый пошел на контакт… Его гордость может успокоиться. — Разве ты не все сказала в последнюю нашу встречу? Или ты пришла в себя и поняла наконец, что напрасно обвинила меня во всех грехах?
— Ты занят вечером? Что-то важное? Не мог бы ты отменить встречу, мне действительно нужно увидеть тебя как можно скорее. — Она говорила все торопливее, а когда замолчала, поняла, что все это время удерживала дыхание.
— Что ж, я постараюсь отменить запланированную встречу… — Какую встречу?! С кем? С уже традиционной бутылкой виски и телевизором с выключенным звуком в своей пустой квартире? — Я могу зайти к тебе…
— Я переехала, Доминик.
— Переехала? — Он изобразил удивление. Проклятая гордость не позволяла ему признаться, что он звонил Лиз и справлялся о ней. — Куда? Нет, постой! Позволь, я сам догадаюсь. Назад к этому жалкому неудачнику, твоему бывшему любовнику. Приползла назад, несмотря на то что прекрасно знаешь, что он тебе не подходит…
Тут Мэтти не сдержалась.
— Как оказалось, ты тоже не подходил мне, Доминик. Твое мошенничество… Ты предпринял все, лишь бы уложить меня в постель.
— Ты об этом хочешь поговорить, Мэтти? Ты еще не все обвинения бросила мне в лицо? Если это так… — Даже если так, он все равно сгорает от желания увидеть ее, с отвращением к собственной слабости подумал Доминик.
— Нет, — поспешно ответила Мэтти, пожалев о своей несдержанности. Самой себе она не могла не признаться, хотя все еще и была зла на Доминика, что он очень ей помог. Помог, как никто и никогда, помог в самый переломный момент жизни. Кроме того, он был прав, когда сказал, что, предложи он ей эту помощь прямо, она бы с негодованием ее отвергла.
Ей очень нравилась ее работа. Она была трудной, но очень интересной и хорошо оплачиваемой. Ей очень нравились коллеги и люди, с которыми приходилось сталкиваться по работе. Мэтти прекрасно понимала, что никогда бы не нашла такой работы и не встала на ноги без его помощи. Кроме того, нравится ей это или нет, Доминик был прав, говоря, что если бы захотел ею манипулировать, он бы стал махать у нее перед носом этой работой, как морковкой.
— Итак… Ты не ответила на вопрос. — Доминик не собирался отступать.
— На какой?
— Куда ты переехала?
— К Фрэнки я не вернулась, — с неохотой призналась Мэтти. — Я нашла квартиру рядом с Уимблдоном. Она маленькая и расположена не в самом престижном районе, но это все, что я могу себе сейчас позволить.
Доминик облегченно расслабился, только сейчас почувствовав, в каком пребывал напряжении, ожидая ее ответа.
— А где ты сейчас? — Теперь, когда рассеялся главный его ночной кошмар, в котором Мэтти снова была в объятиях Фрэнки, он мог позволить себе быть великодушным.
— По правде говоря, недалеко от тебя. Я в том бистро, которое в двух кварталах от твоего офиса. Ну, ты знаешь…
Доминик был удивлен. Он отвернулся от окна и придвинулся к своему столу.
— Ты решила прийти в бистро, даже не будучи уверенной, смогу я встретиться с тобой или нет?
— Это место не лучше и не хуже других. Если ты не можешь… — Мэтти огляделась вокруг. Народу ни много и ни мало, большинство явно зашли сюда прямо после работы. — Я заняла столик в глубине. Если сможешь, приходи…
— Я буду через десять минут.
Мир снова обрел краски и звуки и… новые надежды. Схватив пиджак, Доминик ринулся к лифту. Он решил не брать машину со стоянки и дойти — дойти, а не добежать! — пешком.
Мэтти ждет его! Пусть ее голос показался ему холодным, это вполне мог быть дефект телефонной связи — мобильные телефоны искажают голос. А она звонила ему по мобильному, единственному подарку, который она приняла от него после долгих уговоров. Его сводило с ума, когда Мэтти пользовалась подземкой, упрямо отказываясь от такси, и ему требовалось в любую минуту знать, где она и что с ней. Доминик вспомнил выражение ее лица, когда он вложил в ее руку маленький телефончик, и детское любопытство, с которым она училась им пользоваться.
Но сейчас самое главное было то, что она сама позвонила ему и предложила встретиться. На этот раз они поговорят спокойно, без взаимных обид и обвинений, как это было в последнюю их встречу, и уладят все разногласия. Доминик был готов уладить их любой ценой, потому что не представлял своей жизни без Мэтти.
Он дошел до бара за рекордно короткое время.
Мэтти была там, в темно-сером платье и черном жакете. Доминик не сразу обнаружил свое присутствие, позволив себе несколько секунд полюбоваться ею. Мэтти задумчиво смотрела на стоящий перед ней стакан, снова и снова водя пальчиком по его краю.
Неожиданно она подняла глаза и увидела Доминика. Их взгляды встретилась всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы он понял, что бросаться в его объятия она не собирается. Доминик сбавил темп и приблизился к столику неторопливой, небрежной походкой.
— Быстро ты добрался, — с напряженной улыбкой заметила Мэтти. — Я не ожидала тебя так скоро.
— Я же сказал, что буду через десять минут.
— Я просто подумала, что на то, чтобы связаться с тем человеком, с которым у тебя была назначена встреча, отменить ее и добраться сюда, потребуется больше времени.
Доминика выводила из себя эта отчужденная вежливость — по правде говоря, он ожидал совсем другого. Не садясь, он бросил взгляд в сторону барной стойки, затем снова на Мэтти.
— Я собираюсь выпить чего-нибудь. Что ты пьешь? Заказать еще?
— Я пью минеральную воду, и, спасибо, мне больше не нужно.
— Что-нибудь поесть? Принести меню? — Они разговаривают как незнакомцы! Он с трудом выдерживал это, но решил, что первый шаг должна сделать Мэтти. Наверняка она позвала его, чтобы помириться, просто никак не наберется храбрости.
— Почему бы и нет? — Мэтти пожала плечами и отвела взгляд. — Можешь сам заказать мне что-нибудь рыбное…
Спустя несколько минут, сделав заказ, Доминик со стаканом в руке вернулся к столу. Его настроение стремительно портилось.
— Итак, как поживаешь? — убийственно вежливым голосом спросил он, усаживаясь напротив нее за столиком и делая большой глоток из своего стакана.
— Мне по-прежнему очень нравится работа. — Мэтти оторвала взгляд от своего стакана с водой, посмотрела на Доминика и снова уставилась в стакан. Она знала, что будет трудно, и готовилась к этой встрече, но все оказалось намного труднее. Увидеть его оказалось еще хуже, чем услышать в трубке его голос.
— Почему ты отказалась от квартиры?
— Ты знаешь ответ.
— Тогда почему ты не ушла с работы?
— Доминик, давай проясним ситуацию. Что бы ни двигало тобой, когда ты нашел мне эту работу, я очень люблю ее…
— То есть я больше не монстр?
— Я не хочу об этом говорить.
— Тогда о чем ты хочешь поговорить? — Его терпение грозило лопнуть в любую минуту.
— А чем ты занимался в последнее время? — спросила вежливо Мэтти, не слишком ловко меня тему. Она так тосковала по нему, так хотела увидеть снова, так страстно желала всем своим глупым, безнадежно влюбленным существом. И еще ей было страшно. Очень страшно. Что он будет думать о ней через час, когда она скажет то, что должна? Мэтти изо всех сил оттягивала неизбежное.
— Много работал. — Доминик допил свой напиток и попросил официанта, принесшего их еду, повторить.
— И так же много развлекался?
— О чем ты?
— Ладно, забудь.
— Отчего же? Я не успел переспать с армией женщин, если ты об этом. Жаль, но к списку моих грехов тебе не удастся добавить роль записного донжуана. Я не из тех мужчин, кто выпускает через черный ход одну женщину и спешит открыть парадную другой.
Все шло совсем не так, как рассчитывал Доминик. Его оптимистичная надежда на то, что они уладят все свои разногласия, таяла с каждой минутой, и он все больше злился, снова чувствуя себя дураком.
— Я не хочу ссориться с тобой. — Мэтти опустила глаза. Нечто подобное она и ожидала, но не могла не позвонить и не прийти.
— Это снова возвращает нас к вопросу о том, зачем ты позвонила? Давай прекратим ходить вокруг да около. Мы уже выяснили, что я много работал, а тебе по-прежнему нравится твоя работа. Итак, зачем ты хотела меня видеть?
— Доминик, если бы я не позвонила тебе, ты бы сам связался со мной? — не удержалась Мэтти от мучившего ее вопроса. Ведь не хотела спрашивать, заранее зная, что ответ ей не понравится, и все-таки спросила.
— В последнюю нашу встречу ты очень четко изложила свою позицию. — Доминик отложил вилку и нож, потому что начисто лишился аппетита. — Если ты думала, что я продолжу преследовать тебя, ты глубоко ошибалась.
— Я так и думала, — ровно заметила Мэтти. Ее слова разозлили его еще больше.
— А чего ты ожидала? — Ее спокойствие довело его до белого каления, как и неспособность восстановить свой легендарный самоконтроль, которым он гордился.
— Ничего. Вернее, именно этого. Того, о чем ты сейчас честно сказал. — Мэтти подняла свой стакан, но быстро поставила его обратно, почувствовав, как сильно дрожит ее рука. — Хорошо, что мы понимаем друг друга. — Она посмотрела ему в глаза и невероятным усилием воли не отвела взгляд. — Значит, мы сможем все обсудить как цивилизованные люди.
— Обсудить что? — Беспокойство Доминика росло с каждым мгновением.
— Я беременна.
Наступившая тишина была оглушительной, осязаемой на ощупь. Она длилась и длилась. Мэтти казалось, что прошли часы. Если бы все не было так серьезно, она рассмеялась бы, увидев, как этот опасно красивый и самоуверенный мужчина, никогда не теряющий самообладания, лишился дара речи.
Впрочем, нечто подобное она и предвидела. Потому что сама была точно в таком же состоянии всего лишь несколько часов назад, когда врач подтвердил ее беременность. Ей это даже и в голову не приходило, и к врачу она не пошла бы, если бы не начала поправляться, несмотря на то что практически ничего не ела.
Сейчас, спустя несколько часов, ей казалось, что с того момента прошли месяцы. Паника прошла, на все мысленные вопросы она дала ответы и приняла свою беременность как свершившийся факт. Хотя забеременеть она не должна была бы! Она принимала противозачаточные таблетки и не представляла себе, как доказать Доминику, что она его не обманывала и не заманивала в ловушку.
— Прошу прощения? — Доминик бросил эти два слова, как камни в стоячую воду.
— Ты слышал меня, Доминик. Я беременна.
— Ты позвала меня сюда, чтобы сообщить об этом?! — Он резко отодвинул свою тарелку, чтобы иметь возможность чуть ли не грудью лечь на стол и максимально приблизить свое лицо к лицу Мэтти.
— Ты бы предпочел не знать? — вопросом на вопрос ответила она. — Вообще-то мысль не говорить тебе приходила мне в голову, но потом я посчитала. Ты можешь мне не поверить, но пара-тройка моральных принципов у меня все-таки имеется. Я посчитала, что ты имеешь право знать о своем ребенке.
Мэтти никогда не представляла себе, что станет чувствовать, если вдруг забеременеет. Она просто никогда не задумывалась об этом, но все-таки понимала, что все должно происходить не так. Она не должна сидеть в бистро и наблюдать за тем, как будущий отец ее ребенка с ужасом выслушивает ее сообщение о беременности, как будто ему сказали, что он заразился бубонной чумой. В идеальном мире она должна была бы с легким и радостным сердцем поделиться с любимым этой новостью, а в ответ он бы крепко обнял ее и сказал, что это лучшая новость на свете.
К сожалению, жизнь никогда не бывает идеальной, а ее — особенно. Вся жизнь Мэтти — непрерывная борьба, в которой судьба посылает ей все новые испытания.
Но несмотря ни на что, вопреки страхам и сомнениям, внутри нее зародилась и начала расти маленькая крупица счастья. Мэтти хотела и уже любила это маленькое существо, зачатое в любви, пусть и односторонней.
— Ты неправильно расставила акценты. Как ты могла пригласить меня сюда, чтобы сообщить об этом? В бистро?! Как мы можем разговаривать об этом здесь, в шуме и гаме? — Доминик огляделся вокруг, затем его взгляд снова впился в ее лицо.
— Я рассчитывала, что быстро сообщу тебе…
— Быстро?
— А когда ты переваришь эту новость, мы могли бы еще раз встретиться и обсудить все… более детально. — Мэтти отвела взгляд, не в силах смотреть в эти пылающие черные глаза.
— Как, ты предполагала, я поступлю?
— Доминик, я понимаю, для тебя это как гром с ясного неба… Для меня эта новость тоже оказалось шоком.
Доминик вполне допускал это, ведь Мэтти только-только начала свое успешное восхождение по карьерной лестнице, занимаясь интересной работой в коллективе, где все очень хорошо ее приняли. Обнаружить, что беременна, — настоящее потрясение для нее.
Но ее способность выдерживать удары просто поразительна. Глядя на Мэтти, никто бы не предположил, что она пребывает в шоке или потеряла самообладание. Она была спокойна, холодна и очень сдержанна.
— Как это могло случиться? — спросил Доминик. — Послушай, я хочу еще выпить. Принести тебе что-нибудь?
Мэтти покачала головой. Она наблюдала за тем, как Доминик подошел к бару, присел на высокий табурет, заказал выпивку и стал нетерпеливо барабанить пальцами по стойке в ожидании напитка. Она была права, решив встретиться с ним в людном месте. Она немного трусила, а в общественном месте Доминик вряд ли дал бы выход своим эмоциям. Если же он все-таки осмелится поднять на нее голос, она имеет возможность тут же встать и уйти. Впрочем, вряд ли он сделает подобное в людном месте.
По правде говоря, Мэтти была на пределе. Одного слова Доминика было бы достаточно, чтобы она сорвалась. Под внешним спокойствием ее эмоции бурлили, как горная река в наводнение, грозя в любую минуту выйти из берегов, и только Бог знает, что тогда она наговорит ему. И еще она все время ждала, что он обвинит ее в том, что она намеренно забеременела, чтобы заманить его в ловушку, связать обязательствами, которые сам он никогда бы не взял на себя добровольно.
— Твой вопрос вполне закономерен, — спокойно сказала Мэтти, когда Доминик вернулся. Сказала вежливо, по-деловому. Потому что для него это будет всего лишь дело, даже повинность. — Последние полгода я не принимала таблеток. Мы с Фрэнки… Одним словом, в них давно отпала необходимость, и я решила дать своему организму отдых от гормонов. Поэтому, когда мы с тобой занимались… этим впервые, я оказалась без предохранения. Глупо, я понимаю, но в тот момент я ни о чем не могла думать. После первого раза я снова начала принимать таблетки, но, по-видимому, было уже поздно. Я и подумать не могла…
— Так, картина ясна.
— Послушай, Доминик, я очень сожалею. — Мысли Мэтти стали путаться, все происходящее стало терять реальность, и она испугалась. — Ты не думай, что из-за того, что случилось со мной, твоя жизнь должна как-то измениться… Ты можешь продолжать жить, как будто ничего не случилось…
— Ну-ну… И как ты себе это представляешь?
— Это не налагает на тебя никаких обязательств. Просто мне подумалось, что ты должен знать, но это формальность…
— Формальность?! — Доминик из всех сих грохнул кулаком по столу.
— Тише!
— И не подумаю! Ты сама выбрала самое неподходящее место для того, чтобы сообщить свою новость, так что теперь терпи!
— Крик нас ни к чему не приведет.
— А к чему мы должны прийти, по-твоему?
— Пожалуй, действительно не стоило встречаться здесь, — прошептала Мэтти и закусила губу. Когда кулак Доминика обрушился на стол, многие посетители повернули головы в их сторону в ожидании скандального шоу.
— Ты сама выбрала это место! — бушевал Доминик, ни на тон не понизив голос.
— Не мог бы ты все-таки говорить чуть потише?
— Я буду говорить так, как захочу! — Он намеренно еще больше повысил голос и был вознагражден установившейся в бистро тишиной. Он с победоносным видом откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и уставился на Мэтти.
Неужели она действительно думала, что его участие в жизни собственного ребенка сведется к пустой формальности?! Мэтти выглядела бледной и очень напряженной, и Доминику вдруг захотелось вскочить, обойти стол, поднять ее на ноги, крепко обнять и не отпускать, пока напряжение не отпустит ее.
— Мы уходим отсюда! — рявкнул он. — Это не место для обсуждения столь серьезного вопроса, и ты понимаешь это не хуже меня. Пойдем ко мне, до моей квартиры всего десять минут ходьбы. Там мы сможем наконец остаться наедине.
— Нет! — При мысли о том, чтобы оказаться один на один с Домиником в его квартире, там, где им было когда-то так хорошо вместе, там, где пустила корни и проросла в ее сердце безнадежная любовь к нему, Мэтти пришла в панику. — Если так, то лучше… ко мне домой. Хотя и там мы вряд ли сможем сказать друг другу что-то, чего не могли бы сказать здесь.
— Отлично.
* * *
Мэтти показалось, что прошла целая вечность прежде, чем такси остановилось у мрачного старого дома, где она теперь обитала.
— Ты живешь здесь? — угрожающим тоном уточнил Доминик. — Ты этому предпочла комфортабельную квартиру в престижном районе?
— Это то, что я могу себе позволить, — коротко ответила Мэтти, отпирая входную дверь.
— Ты понимаешь, — сказал он, как только они оказались в ее квартире, — что это недопустимо? — Доминик презрительно оглядел комнатушку.
— Меня все здесь устраивает.
— Одна комната, служащая и спальней и гостиной, ванная, пригодная только для дистрофика, и кухня… — Доминик решительно прошел в кухню, — способная вместить полстола и один стул.
На глазах Мэтти вскипели слезы, и она поспешила отвернуться, но сделала это недостаточно быстро.
Крепкое объятие Доминика было надежным убежищем, и она бросилась в него, забыв обо всем на свете. Повернувшись в кольце его рук, она прильнула щекой к его груди и услышала, как он говорит куда-то ей в макушку:
— Мэтти, ты не можешь жить в таких условиях, особенно теперь. Ты носишь моего ребенка, и я не позволю тебе справляться с этим в одиночку, жить в этой дыре…
— Ты мне не позволишь? — Мэтти вывернулась из его вероломных объятий и отошла к окну. — Я попросила тебя о встрече вовсе не затем, чтобы позволить снова манипулировать мною!
— Да мне плевать, зачем ты мне позвонила, Мэтти! Теперь все изменилось. Послушай меня, дорогая, и послушай очень внимательно — повторять я не стану… Ты не будешь вынашивать, рожать и воспитывать моего ребенка в таких условиях. Каждый день подниматься по этой чертовой лестнице, рискуя оступиться и потерять ребенка. Можешь называть это как хочешь, но отныне правила устанавливаю я, понятно? И прежде всего, мы узаконим наши отношения.
От потрясения рот Мэтти непроизвольно приоткрылся.
— Мы… что? — заикаясь, спросила она. — Но зачем? — Она умудрилась взять себя в руки. — Доминик, ты неправильно понял причины, побудившие меня позвонить тебе. Я понимаю, ты вовсе не собирался становиться отцом… — Господи, да он при слове «отношения» вздрагивал! — Я понимаю, чувство долга, благородство и все такое, но я не собираюсь становиться их жертвой.
Доминик в два широких шага приблизился к тому месту, где она стояла, облокотившись о подоконник, но вместо того, чтобы обнять ее или как-то еще показать свою силу и решимость, он встал рядом с ней, но лицом к окну и стал смотреть вниз. Мэтти не могла оторвать взгляда от его чеканного гордого профиля.
— Теперь дело уже не в тебе, Мэтти. — Он повернулся к ней, лицо его было очень серьезным. — И не в том, хочу я или не хочу становиться отцом. Реальность такова, что ты беременна моим ребенком и нам необходимо пожениться. И как можно скорее.