В течение нескольких следующих недель жизнь Эммы шла вполне обыденно, хотя и не была лишена приятных сюрпризов и всевозможных развлечений.
Теперь она стала одной из самых приглашаемых представительниц лондонского общества. Правда, особо консервативные матроны осуждали ее, полагая, что Эмма слишком дерзка, но большинство дам считали вполне допустимым говорить с женщиной, способной рассуждать не только о лентах и нижних юбках. В результате кузины вместе посещали один вечер за другим и безмерно наслаждались своим успехом.
Эмма считала это время восхитительной паузой перед возвращением к отцу в Бостон, где она в качестве единственной его наследницы должна была в конце концов бросить вызов обществу и взять его дело в свои руки.
Что до герцога Эшборна, после многих лет добровольного изгнания занявшего принадлежавшее ему по праву место в обществе, ни у кого не возникало сомнений окончательной причины его внезапного возвращения к светской жизни.
– Он просто преследует тебя, дорогая, – ворчала Кэролайн.
– Возможно, однако мне до сих пор неясно, нравлюсь я ему или же он воспринимает меня как привычный объект охоты.
Конечно, это заявление было правдой только наполовину. В последние несколько недель Эмма видела Алекса почти каждый день, и их дружба за это время окрепла. Эмма убедилась, что Алекс и в самом деле ценит ее как личность, а не только как престижный приз. И все же эта дружба была чревата определенного рода напряжением, а приручение неподатливой «дикарки» доставляло Алексу особое удовольствие.
В своих действиях герцог был стремителен, как лев, и часто заставал Эмму врасплох. Однажды она отправилась на музыкальный вечер, который Алекс не собирался почтить своим присутствием. Она праздно стояла у открытого окна, когда чья-то теплая рука завладела ее рукой. Эмма рванулась в сторону, но хватка оказалась слишком крепка, а затем она услышала знакомый шепот:
– Прошу вас, не устраивайте сцен.
– Алекс? – Эмма оглянулась. Конечно, мало кто мог заметить руку, змеей проскользнувшую в окно снаружи, тем более что большинство присутствующих были увлечены собственным флиртом и не замечали волнения Эммы.
– Что вы здесь делаете? – спросила она так же шепотом, стараясь сохранять на лице благожелательную улыбку.
– А то вы не знаете. Прекратите допрос и выходите в сад, – скомандовал Алекс.
– Вы с ума сошли?
– Вовсе нет.
Кляня себя за глупость, Эмма на ходу сочинила историю о том, что порвала платье, и поспешно покинула музыкальную гостиную.
Едва она вышла в садик, герцог тут же снова схватил ее за руку и потянул в тень.
– Я подумал, что вы соскучились без меня, – смеясь, пояснил он.
– С какой стати?
Эмма попыталась вырвать руку, но не тут-то было.
– Да ну же, скажите, что скучали. Нет ничего плохого в том, чтобы признать это.
Эмма сквозь зубы пробормотала что-то невнятное о самоуверенности некоторых аристократов и вдруг неожиданно для себя задала встречный вопрос:
– А вы? Вы обо мне скучали?
– Попробуйте угадать?
– Думаю, да.
Тут Алекс посмотрел на ее рот с таким томлением и страстью, что у Эммы не осталось никаких сомнений в том, что он собирается ее поцеловать. Однако в этот самый момент герцог выпустил ее руку и почти официально произнес:
– До завтра, дорогая.
И в мгновение ока исчез.
Эмму охватило недоумение. Что, собственно, между ними происходит? Несколько ночей она, лежа без сна, думала об этом, но так и не смогла ничего придумать.
С одной стороны, Алекс без конца провоцировал ее своей властностью и пытался верховодить, хотя Эмма догадывалась, что ему уже стало ясно, какое это нелегкое дело. С другой стороны, его присутствие было для нее удобно, потому что он умел отпугнуть самых назойливых поклонников, в чем она очень нуждалась. На званых вечерах ей теперь не приходилось скучать, так как она пользовалась неизменным успехом, но избегать неприятных и неприемлемых для нее предложений брака оказалось не так легко.
Дело усложняло то, что Алекс превратился в постоянный вызов для ее интеллекта. Хотя он изрекал вопиющие вещи, ей никогда не надоедало его общество. Втайне уговаривала себя никогда не произносить слов похвалы в его присутствии. Впрочем, герцог и не нуждался в похвалах.
Но куда больше Эмму смущал отклик ее тела на этого человека. Один его вид вызывал у нее ощущение напряженного томительного ожидания. Однажды, когда она открыла свои чувства Белл, та ответила, что единственный способ описать ее реакцию – сказать, что в его присутствии ее охватило «острейшее ощущение жизни».
– Так оно и есть. – Эмма вздохнула. – Знаю, что это звучит как нечто избитое и затасканное, но в его присутствии я действительно все ощущаю острее. Запах цветов становится сильнее, лимонад слаще, а шампанское кажется более опьяняющим. А тут еще эти его зеленые глаза – когда я в них смотрю, у меня прерывается дыхание, а по коже бегут мурашки. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Белл ответила не раздумывая:
– Ему бы следовало быть котом. И думаю, дорогая, ты влюблена в этого кота.
– Ничего подобного! – возмутилась Эмма.
– А я говорю – да. Увы, в наше время трудно найти человека, который верит в любовь: все ищут кого-то с достаточным количеством денег и вступают в брак ради семьи.
– Не говори глупостей! Я вовсе не хочу замуж за герцога. Жить с ним – все равно что попасть в ад. Он непробиваемый, надменный и…
– И все же от него у тебя бегут мурашки по коже.
– Да, но это мои мурашки и моя кожа, а он вообще не хочет жениться.
Хотя это было истинной правдой, отсутствие интереса к браку ничуть не мешало герцогу Эшборну флиртовать с Эммой при каждом удобном случае. Откровенно говоря, Эмма охотно принимала участие во флирте, хотя и вполовину не была так искусна в этом деле, как он. В свете стало чем-то вроде спорта наблюдать за тем, как Эмма и Алекс состязаются в остроумии, и многие даже заключали пари насчет того, когда наконец эта пара поженится.
Тем не менее, если какой-нибудь молодой лорд, заключивший подобное пари, спрашивал Эмму напрямик о положении дел, она с готовностью сообщала ему, что в обозримом будущем для нее не зазвонят свадебные колокола. Во-первых, она не хочет замуж, а во-вторых, Алекс не собирается жениться.
Алекс и правда даже не пытался поцеловать ее с той первой ночи, когда прокрался в спальню, и это вызывало у Эммы недоумение. Она не сомневалась, что он все еще желает ее и теперь осуществляет какой-то заранее придуманный им план.
Время от времени Эмма ловила на себе взгляд герцога, от которого по всему ее телу пробегала дрожь; однако уже через минуту герцог отворачивался, и, когда в следующий раз Эмма видела его лицо, дрожь повторялась, но уже по совсем другой причине. Его холодный, непроницаемый взгляд не допускал никаких вольных мыслей относительно надежд на будущее.
Такие отношения продолжались между ними до ночи, когда состоялся бал у Линдуортов.
Эмма не подозревала, что этот вечер будет чем-то отличаться от остальных; она с нетерпением ожидала его, потому что Нед только что вернулся после месячного путешествия с университетскими друзьями в Амстердам и ей его очень недоставало. Теперь же весь Блайдон-Мэншн был похож на взбудораженный улей – все готовились к чему-то совершенно грандиозному.
– Эмма Данстер, не ты ли взяла мои жемчужные сережки? – Белл внезапно появилась в двери комнаты Эммы, блистательная в своем платье цвета голубого льда.
Эмма, сидя за туалетным столиком, спокойно оглянулась, затем потянулась к флакону с духами.
– Отец тебя убьет, если увидит в этом платье.
Белл не спеша оправила корсаж.
– Ничего подобного: оно ничуть не хуже твоего.
– Да, но поверх своего я надеваю шаль, – снисходительно улыбнулась Эмма.
– Которую ты, несомненно, снимешь, как только мы прибудем в дом Линдуортов.
– Вне всякого сомнения. – Эмма нанесла на шею несколько капель духов.
– Но у меня нет шали, подходящей по цвету к этому платью. А у тебя?
– Только та, что на мне. – Эмма указала на шаль цвета слоновой кости, которой задрапировала обнаженные плечи. Бледная ткань светилась на фоне темно-зеленого шелка платья, которое она надела в этот вечер.
– Гром и молния! – воскликнула Белл, пожалуй, слишком громко.
– Я все слышу! – крикнула Кэролайн из холла этажом ниже.
Белл издала стон:
– Готова поклясться, что у мамы шесть пар ушей, если она так хорошо слышит.
– Я и это слышала!
Белл скорчила гримасу.
– А что касается этих сережек…
– Не понимаю, почему ты вообразила, что я выберу их, когда у меня есть прекрасная пара собственных. Вероятно, ты их сама положила не на место.
Белл вздохнула с подчеркнуто трагическим видом:
– Ума не приложу, куда…
– А, вот вы где! – послышался голос Неда, и он просунул голову в комнату Эммы. – Вы обе выглядите, как всегда, потрясающе!
Внезапно его взгляд остановился на сестре:
– Белл, ты уверена, что тебе стоит выходить в этом платье? Если я вытягиваю шею, – с этими словами он вытянул шею, чтобы наглядно продемонстрировать свою мысль, – мне удается увидеть твой пупок.
Белл сразу сжалась.
– Не может быть! – Она негодующе ударила брата по руке.
– Возможно, я слегка преувеличил, но лишь слегка. – Усмехнулся Нед. – К тому же отец никогда не выпустит тебя из дома в таком виде.
– Большинство светских женщин носят такие платья. Этот стиль вполне приемлем.
– Для нас с тобой возможно, – охотно согласился Нед, – но не для наших родителей.
Белл уперлась руками в бедра:
– Ты явился сюда по какой-нибудь веской причине или специально мучить меня?
– Я хотел удостовериться, действительно ли Кларисса Трент пропустит сегодняшний бал.
– Если она появится, то ты это заслужил. Так тебе и надо, ничтожное создание! – Белл грозно нахмурилась, но вдруг рассмеялась: – Ладно, можешь расслабиться: я совершенно уверена, что Кларисса уехала за город.
– А ты как считаешь, Эмма?
– Насколько мне известно, Клариссы действительно нет в Лондоне, – ответила Эмма с полной искренностью, оглядывая свое отражение в зеркале и пытаясь решить, насколько ей нравится прическа, которую сотворила Мег.
– Должно быть, она отправилась зализывать раны, – высказала догадку Белл, усаживаясь на постель Эммы.
– Что ты хочешь этим сказать? – Нед шагнул в комнату.
– Боюсь, Кларисса уязвлена тем, что Эшборн неравнодушен к Эмме. – Белл фыркнула. – Эта девушка бесстыдно вешалась ему на шею, и должна заметить, что его светлость поначалу был с ней очень учтив, что совсем не в его правилах. Должно быть, он старался поразить Эмму хорошими манерами.
– В чем я очень сомневаюсь, – сухо отозвалась Эмма.
Белл злорадно усмехнулась:
А я говорю, все было именно так. Неделю назад она просто прилипла к нему, и, веришь ли, вырез ее платья был намного больше моего.
– И что случилось потом? – нетерпеливо спросил Нед.
– А потом Эшборн бросил на нее ледяной взгляд, которым он столь славится, и сказал… – Белл понизила голос. – Мисс Трент, я вижу вас всю до пупа.
– Не может быть!
– Ну конечно, нет, но я хотела бы, чтобы так и случилось. – Белл оглушительно расхохоталась.
– Так что он сказал на самом деле? – продолжил допрос Нед.
– Что-то вроде: «Мисс Трент, будьте любезны отлипнуть от меня». И тут мне показалось, что Кларисса сейчас упадет в обморок. Правда, потом она всем говорила, что сама отшила его. Как бы там ни было, тогда она выбежала из зала и с тех пор никто ее не видел. Полагаю, теперь она проведет не менее месяца в сельской глуши, а потом вернется назад, чтобы запустить коготки в герцога Стэнтона.
– Но ему далеко за шестьдесят! – в недоумении воскликнул Нед.
– И к тому же он трижды вдовец, – торжествующе добавила Эмма.
– Вы не знаете Клариссу. – Белл вздохнула. – Эта дура вбила себе в голову, что хочет выйти за герцога. Эшборн стал ее первой целью, но сомневаюсь, что теперь Кларисса сдалась. Она хочет получить титул во что бы то ни стало, и получить его немедленно. Если ей не удастся выйти за герцога, помяните мое слово, она откроет охоту на маркизов и графов. И. тогда, Нед, держись!
– Но я всего лишь виконт.
– Не будь таким тупицей: когда-нибудь ты станешь графом, и Кларисса это знает.
– Да, но теперь я тоже про нее кое-что знаю и стану избегать ее всеми силами.
– Следовательно, – объявила Эмма, – ты мне обязан. Кстати, ты все еще сох бы по ней, если бы я не послала тебе фальшивую любовную записку.
При напоминании о том, что он у Эммы в долгу, Нед поморщился.
– Как ни неприятно это признавать, но, похоже, ты права. Только не вздумай снова вмешиваться в мои дела.
– Что ты, что ты, я даже и не помышляю об этом! – воскликнула Эмма с притворным возмущением. – Ладно, нам пора отправляться. – Она поднялась.
Как бы в ответ на ее слова в комнату впорхнула Кэролайн. Она была одета в платье цвета синей полуночи, удачно сочетавшееся с ослепительно-синими глазами, унаследованными обоими ее детьми. Каштановые волосы ее были зачесаны наверх, и она никак не выглядела матерью двух взрослых детей.
– Нам в самом деле пора, – подтвердила она.
Кэролайн оглядела комнату, и ее взгляд задержался на дочери.
– Арабелла Блайдон! – воскликнула она в ужасе. – Что, ради всего святого, ты на себя нацепила? Не припоминаю, чтобы я тебе разрешала носить платья со столь низким вырезом.
– Разве тебе не нравится? – невольно спросила Белл. – По-моему, этот фасон льстит моей внешности.
– Я сказал ей, что особо желающие сумеют увидеть ее прелести до самого пупа, – отчаянно пытался не расхохотаться Нед.
– Эдвард! – одернула его Кэролайн, а Эмма толкнула кузена в плечо ридикюлем. Кэролайн снова принялась отчитывать дочь: – Не знаю, о чем ты думаешь. Это платье может внушить мужчинам ложные надежды.
– Мама, теперь все носят такие платья.
– Все, кроме моей дочери. Откуда оно у тебя?
– Я купила его в магазине мадам Ламбер.
Кэролайн обернулась к племяннице и беспомощно развела руками:
– Эмма, тебе тоже следовало бы вести себя разумнее.
– Но я и правда считаю, что Белл платье очень идет. – Произнося эти слова, Эмма ничуть не кривила душой.
Кэролайн тут же повернулась к дочери.
– Ты сможешь его носить, когда выйдешь замуж, – решительно вынесла она свой вердикт.
– Но, мама! – запротестовала Белл.
– Нечего валить все на меня, – откликнулась Кэролайн. – Сейчас мы спросим у отца. Генри!
– Сейчас я упаду в обморок, – пробормотала Белл.
– Да, дорогая? – В комнату не спеша вошел Генри Блайдон, граф Уэрт, темно-каштановые волосы которого были щедро усеяны серебряными нитями. Тем не менее ему все еще был присущ тот дух элегантности и благодушия, который помог завоевать сердце Кэролайн четверть века назад.
Граф нежно улыбнулся жене, затем перевел взгляд на дочь.
– Белл, – сказал он строго, – ты почти голая.
– Ах так? Прекрасно! Я сейчас переоденусь! – Шурша оборками, Белл выбежала из комнаты.
– Ну вот, как ты видишь, это оказалось совсем нетрудно. – Генри посмотрел на жену и улыбнулся: – Жду тебя внизу.
Повернувшись, граф не оглядываясь направился к двери, и Кэролайн не мешкая последовала за ним.
– Могу я сопровождать тебя, дорогая? – спросил Нед у Эммы и тут же предложил ей руку.
– Разумеется, Эдвард.
Они начали спускаться вниз по лестнице, а вскоре их догнала Белл, которая уже ухитрилась молниеносно сменить платье.
Через пятнадцать минут вся семья была на пути к дому Линдуортов, а когда они прибыли, Белл, одетая теперь в розовый шелк, увлекла Эмму в сторону.
– Лучше тебе держаться подальше от мамы и папы, когда ты снимешь шаль, – посоветовала она.
– Мне ли этого не знать!
Эмма подождала, пока Генри и Кэролайн исчезнут из поля зрения, и только потом повернулась к Неду:
– Дорогой Эдвард, не поможешь ли ты мне снять шаль.
– Ну разумеется…
Нед ловко освободил Эмму от шали и передал шаль одному из лакеев Линдуортов.
– Послушай, – обратился он к кузине шепотом, – ты хоть сознаешь, что вырез твоего платья такой же глубокий, как у Белл?
– Разумеется. Мы купили наши платья одновременно. А теперь скажи: видишь ли ты меня всю до пупка? – спросила она дерзко.
– Даже опасаюсь взглянуть. Если Эшборн вдруг материализуется откуда-нибудь из тени, он свернет мне шею.
– Да ладно тебе! Джон Миллвуд. Пойдем поздороваемся с ним.
Эмма, Нед и Белл направились к Джону, и вскоре их уже трудно было различить в толпе гостей.
Герцог прибыл почти сразу после них, он, как обычно, мысленно негодовал, поскольку снова подверг себя пытке, посещая пышный лондонский бал. Такие вечера можно было терпеть только в надежде и без помех насладиться обществом Эммы; однако Эмму постоянно окружали поклонники, и это становилось чертовски раздражающим. Каждый день Алекс клялся себе покончить с нелепыми поисками Эммы и каждый раз испытывал непреодолимое желание ее видеть, ощущать ее аромат, прикасаться к ней. Разумеется, ему приходилось-таки снова облачаться в черный вечерний костюм и принимать участие в бесконечном круговороте приемов и вечеров.
При этом он дал себе обет не пытаться ее поцеловать. После того как в течение нескольких последних месяцев герцог видел Эмму почти каждый вечер, ему становилось все труднее не прикасаться к ней. Он запоминал каждое движение ее губ, каждую гримасу, и все равно каждый раз она удивляла его какой-нибудь новой улыбкой. Его тотчас же охватывало труднопреодолимое желание схватить ее в объятия и целовать, пока она не потеряет сознание. Алекс, просыпаясь среди ночи, сознавал, что грезит о ней, охваченный желанием.
Никакая другая женщина не могла утолить эту жажду. Алекс давно перестал видеться с любовницей, и она любезно сообщила ему, что нашла другого покровителя.
Сначала он старался сохранять дистанцию между Эммой и собой, чтобы дать ей время научиться доверять ему. Когда они начнут заниматься любовью, а герцог не сомневался, что это вскоре произойдет, он хотел, чтобы Эмма пришла к нему по доброй воле, желая только его одного. Он твердо знал, что она просыпается среди ночи, истомленная желанием.
– Эшборн!
Алекс обернулся и увидел Данфорда, пробиравшегося к нему сквозь толпу.
– Привет, дружище, рад, что ты сегодня здесь. Ты видел Эмму?
– Ради Бога, Эшборн, когда ты соберешься жениться на этой девочке? Сделай ее своей герцогиней и любуйся ею двадцать четыре часа в сутки.
– Хорошо, но я не уверен, что до этого дойдет. Ты ведь знаешь мое отношение к браку.
Данфорд недоверчиво поднял брови:
– Все равно когда-нибудь тебе придется жениться, и ты это отлично знаешь. Твой отец перевернется в могиле, если ваша семья утратит титул из-за отсутствия наследника.
Алекс поморщился:
– На крайний случай у нас есть Чарли. Хоть он и не Риджли, но все-таки приходится близким родственником моему отцу.
– Но все равно Эмма в какой-то момент выйдет замуж, и если ее мужем будешь не ты…
Алекс тут же попытался подавить охватившую его ярость: стоило лишь ему представить, что Эмма лежит в объятиях другого, как с ним происходило что-то совершенно невероятное.
И все же он решил сохранить лицо.
– Если это случится, я справлюсь.
Уильям покачал головой. Герцог был влюблен в Эмму, а разве может быть что-либо более удачное для брака?
– Я видел Эмму несколько минут назад, – медленно произнес он. – И опять в окружении мужчин. Но все же ты должен быть благодарен тому факту, что большинство из них боится тебя.
– Вот как?
– Да. Если я правильно помню, она была вон там. – Уильям указал в дальнюю часть зала. – Возле стола с лимонадом.
Алекс коротко кивнул и, повернувшись, стал пробираться сквозь толпу. Он не останавливался до тех пор, пока не углядел пламенеющие волосы Эммы, явственно выделявшие ее среди гостей. Она и ее кузина вместе отбивались от молодых людей, чьей единственной целью, казалось, стало решение непростой задачи: которой из двух кузин предложить свою неувядаемую любовь.
В пламени свечей фиалковые глаза Эммы оживленно блестели. Она откинула голову и рассмеялась в ответ на чью-то шутку, что позволило Алексу видеть ее длинную бледную шею, кремовые плечи и кусочек обнаженной кожи.
Алекс нахмурился. Определенно он мог созерцать даже больше, чем часть ее обнаженной груди. Ее платье, конечно, нельзя было счесть непристойным: Эмма имела слишком хороший вкус, чтобы позволить себе выглядеть вульгарно. Но если он мог видеть ее полную грудь, то и другие мужчины тоже.
Эта мысль еще более усугубила скверное настроение герцога, и он стал с удвоенной энергией протискиваться сквозь толпу.
– Привет, Эмма, – сказал он, подойдя ближе.
– Алекс, наконец-то! – Глаза Эммы наполнились искренней радостью.
Подойдя к ней и не обращая внимания на ее собеседников, герцог завладел ее рукой и почти насильно увлек на площадку для танцев.
– Право, Алекс, вам следовало бы перестать столь открыто проявлять свой характер, – добродушно заметила Эмма.
– Я подумаю над этим, а пока вальс. – Герцог прислушался к звукам оркестра, и они медленно закружились по залу.
На этот раз Эмма решила ни о чем не думать, просто наслаждаться благодатным теплом, исходившим от его объятий. Одна рука герцога легко покоилась на ее бедре, и от ее жара пламя распространялось по всему телу Эммы. Другая его рука сжимала ее руку, отчего тысяча крошечных молний ударяла в нее, проникая в самое сердце.
Эмма закрыла глаза и невольно издала звук, зародившийся где-то глубоко в горле и походивший на довольное мяуканье: теперь она чувствовала себя совершенно довольной.
Алекс внимательно посмотрел на нее сверху вниз: ее лицо было слегка поднято к нему, глаза закрыты. Эмма выглядела так, как выглядит женщина, только что испытавшая радость любовных объятий.
Тело Алекса тотчас же прореагировало на это, каждый его мускул откликнулся легкой судорогой.
– Вы что-то сказали? – спросила Эмма, открывая глаза.
– Ничего, что можно было бы повторить публично, – усмехнулся Алекс и начал оттеснять партнершу к французским дверям, ведущим в сад Линдуортов.
– О, это уже интересно… Что с вами такое сегодня? Что-то, несомненно, происходит.
Прежде чем Алекс успел ответить, оркестр перестал играть, и им пришлось отойти в сторону.
– Вы в самом деле хотите знать? – спросил герцог вкрадчиво. – Хотите?
Эмма кивнула, вовсе не уверенная, что выбрала наилучший способ действий.
– А вам не кажется, что каждый мужчина в этой комнате глазеет на вас? – Алекс потянул ее к дверям.
– Вы сообщаете мне об этом каждый вечер!
– Но на этот раз я имею право так говорить: вы вот-вот выпадете из платья!
– А вы устраиваете мне сцену! Не понимаю, что вас так разгневало. По крайней мере половина женщин в возрасте до тридцати в платьях, гораздо более откровенных, чем мое.
– Мне нет дела до других женщин, черт бы их побрал! И я не хочу, чтобы вы демонстрировали свои прелести всему свету!
– Не смейте меня оскорблять и говорить со мной, как с легкомысленной женщиной! – предупредила Эмма тоном, отнюдь не обещавшим ничего хорошего.
– А вы не искушайте меня. Вы уже два месяца водите меня за нос, и теперь я просто схожу с ума.
В этот момент тень высокой изгороди укрывала их от взглядов танцующих.
– Не пытайтесь обвинять меня. Вы проявляете повышенную чувствительность к фасону моего платья, а это просто глупо.
Внезапно Алекс схватил Эмму за плечи и привлек к себе.
– Черт возьми, вы моя, и вам пора это понять.
Эмма озадаченно уставилась на него. Хотя все действия герцога на протяжении последних недель, несомненно, обнаруживали в нем властную натуру, впервые он так откровенно выразил свои чувства. Его зеленые глаза сверкали гневом и желанием, но Эмма прочла в его взгляде и нечто еще – отчаяние. Немудрено, что она вдруг почувствовала себя неловко.
– Алекс, вы сами не понимаете, что говорите.
– О Господи, если бы только это было так!
Внезапно Алекс с силой прижал Эмму к себе, будто хотел раздавить, а его пальцы крепко вцепились в ее огненные волосы, и несколько бесконечно долгих секунд он держал ее не отпуская. Дыхание его было хриплым и неровным, будто он проиграл в мучительной внутренней борьбе.
– Ах, Эмма, – сказал он наконец прерывающимся голосом, – если бы вы только знали, что делаете со мной!
С этими словами Алекс еще больше приблизил к ней губы. Первое прикосновение его губ было неописуемо сладостным, и Эмма ощутила дрожь его тела, пытавшегося преодолеть страсть. Он явно ожидал ответа.
Эмма невольно обвила его шею руками. Он нуждался в этом поощрении. И тут же его руки поползли вниз по ее спине.
– Я так долго этого ждал, – прошептал он возле самых ее губ.
Эмма потонула в неизведанной прежде страсти.
– Я… я думаю, мне это нравится, – прошептала она робко, и ее пальцы словно невзначай заблудились в его густых черных волосах.
Алекс издал звук, похожий на рычание, звук, означавший чисто мужское удовлетворение.
– Я знал, что это будет восхитительно. Я знал, что вы мне ответите, – говорил он между поцелуями.
Потом его губы спустились ниже, и Эмма откинула голову, еще не понимая своих чувств, но и не имея желания положить этому конец.
– О Алекс! – послышался ее стон, и она крепче прижала его к себе.
Герцог не преминул воспользоваться этим и снова принялся целовать ее. Его язык проник в ее рот и принялся пробовать его на вкус. Эта столь интимная ласка доставила Эмме такое чистое наслаждение, что она сама удивилась, как ей удается все еще держаться на ногах. До сих пор ей не приходило в голову, что она способна так сильно чувствовать; даже прежние поцелуи, незаконно похищенные у нее в ее спальне, и отдаленно не походили на эти. Первый поцелуй был волнующим, потому что она еще не знала Алекса, но теперь все изменилось: они оказались так близко друг от друга, что это придавало неповторимость их ласкам. Эмма хотела прикасаться к Алексу так же, как он прикасался к ней.
Робко и нерешительно она провела языком по его нёбу, и, к ее восторгу, ответ с его стороны последовал незамедлительно. Ее имя в его устах прозвучало как хриплый стон, и Алекс мгновенно так сильно прижал ее к себе, что она ощутила его возбуждение.
Это свидетельство его растущего желания тут же проникло в ее затуманенное страстью сознание, и Эмма поняла, что стремительно низвергается в бездну и что едва ли сможет контролировать это падение.
– Алекс… – произнесла она едва слышно.
Герцог принял ее призыв как новое доказательство желания.
– Да, Эмма, да.
Его губы уже ласкали мочку ее уха, а рука накрыла грудь. Все, что исходило от герцога, было совершенством, и Эмма могла только снова произнести его имя, на этот раз более внятно.
– Да, дорогая?
– Думаю, нам пора остановиться.
Алекс испытывал муку неудовлетворенного желания. Он понимал, что Эмма права, но страсть его требовала выхода. Разумеется, они не могли заниматься любовью в саду Линдуортов, и Алекс медленно выпустил Эмму из объятий, отвернулся, стараясь овладеть собой.
– Скажи, ты сердишься на меня?
– Конечно, нет. – Его дыхание все еще оставалось неровным. – Только на себя.
Эмма осторожно положила руку ему на плечо:
– Не осуждай себя: я не меньше виновата. Я ведь могла в любой момент положить этому конец.
Алекс вздрогнул:
– Неужели? Разве ты не понимаешь: это все изменило.
Эмма почувствовала, что в словах герцога кроется тайный смысл. Но все же не понимала, каким образом все может измениться.
– Пожалуй, тебе стоит привести себя в порядок, прежде чем мы вернемся в зад, – заметил Алекс, понимая, что им обоим скандал не нужен. – Если ты завернешь за угол, то увидишь там дверь, через которую без труда сможешь добраться до ванной.
Рука Эммы непроизвольно притронулась к голове.
– Ладно. Ты иди, а я поправлю прическу и не покажусь раньше чем через четверть часа. – Голос ее звучал едва слышно. – Это поможет предотвратить сплетни. – Эмма быстро повернулась и скрылась за углом.