8

Больше в этот день Саймон с Рианнон не разговаривал. Он был занят сначала с Ллевелином, потом с Давидом, законным сыном Ллевелина. Давид любил Саймона. Будучи наполовину англичанином – его мать была внебрачной дочерью короля Джона, Давид был свободен от предрассудков, свойственных Граффидду. Он был несколькими годами младше своего сводного брата, и перспектива войны радовала и возбуждала его. Ему очень нравилось обсуждать вопросы политики и стратегии, и Саймон в общем тоже был не прочь, хотя предпочел бы поговорить о других делах со сводной сестрой Давида.

В целом, Саймон мог быть доволен развитием своих отношений с Рианнон. Когда она сошла к обеду, ее глаза нашли его и улыбнулись ему. И хотя она, как обычно, беззаботно болтала с отцом и сводными братьями, Саймон замечал ее постоянные быстрые взгляды в его сторону. Он не считал, однако, что было бы разумно пытаться нарастить успех после обеда. Пусть она подумает, как и собиралась.

Поэтому, когда Давид подошел к нему и предложил отправиться на охоту с группой молодых людей, Саймон согласился без колебаний. Они неплохо развлеклись, уложив после долгой погони красавца-оленя. К тому времени, когда собаки получили свое и олень был освежеван, стало совсем темно, и охотники опоздали к общему столу. Рианнон в зале уже не оказалось, но Саймон не был разочарован. Его радовал состоявшийся разговор о будущих нападениях на обозы короля Генриха, хотя казалось в высшей степени невероятным, что он лично сумеет участвовать в этом доходном развлечении. В чисто мужской компании они по-настоящему празднично поужинали и далеко за полночь, пошатываясь, разбрелись по постелям, распевая, хохоча и шутливо бранясь.

* * *

За несколько часов до этого, как раз перед тем, как женщины разошлись спать, Маллт приблизилась к Рианнон и отвела ее в сторону, бормоча, что ей необходимы какие-то травы, растущие в лесу, которые нужно собирать. Она не знает, где их найти, сказала Маллт, но Рианнон-то должна знать. Рианнон очень хотелось рассмеяться, но она сдержала порыв. Она собирала целебные травы, но не верила в их действенность в сердечных делах. Любовь, учила ее Киква, зарождается только внутри самого человека. Если ее нужно поддерживать настоями или колдовством, то это что-то сродни скорее ненависти, но никак не любви.

Однако Рианнон знала, что Маллт ревновала к ней и немножко побаивалась ее. Если бы она посмеялась и отказалась, Маллт ни за что бы не поверила, что это связано только с тем, что травы в таких делах не помогают. Маллт только еще больше убедилась бы, что Рианнон из эгоизма не хочет делиться с ней секретами. После секундного колебания Рианнон согласилась отправиться с Маллт в лес и помочь ей собрать то, что она желает. Немного времени спустя после того, как Саймон улегся в постель, Рианнон и Маллт уже поднялись, оделись в сумрачном свете ночных свечей, завернулись в теплые плащи и покинули замок. Не успели они дойти до задних ворот, как Маллт воскликнула, что у нее порвались шнурки на обуви. Она попросила Рианнон идти вперед, а она ее догонит. Рианнон предложила подождать ее, но Маллт сказала, что глупо стоять без движения на таком холоде. Она легко догонит Рианнон, если та не станет спешить.

Эти рассуждения показались Рианнон несколько странными, но утро было действительно морозным, да и вообще рассуждения большинства женщин при дворе всегда казались ей странными, как и ее логика им, так что она просто сделала так, как предложила ей Маллт, больше не думая об этом. Часовые у задних ворот пропустили ее без слов. Солнце еще не взошло, но небо уже просветлело. Не было ничего необычного в том, что женщины покидали на рассвете замок, отправляясь за ягодами или травами, а уж что касается леди Рианнон, вообще никогда не знаешь, что взбредет ей в голову.

Маллт медленно прошла несколько шагов, шаркая туфлей с распустившейся шнуровкой, чтобы она не слетела с ноги. Как только Рианнон исчезла из виду, она наклонилась и крепко завязала шнурки. Затем она быстро побежала к западным воротам и сказала стражникам, что хочет собрать на берегу свежие водоросли. В этом тоже не было ничего необычного. Миновав ворота, она повернула на север к берегу, пока частокол не скрыл ее, после чего повернулась на восток и побежала во весь дух.

Она быстро настигла Рианнон, которая неторопливо шла, наблюдая за игрой света и тени, создаваемой деревьями, настолько очарованная этой красотой, что уже почти забыла, ради чего покинула замок в такую рань. Когда Маллт произнесла ее имя, она испуганно обернулась и вздохнула от досады, что ей помешали, но затем с радостью продолжила путь, чтобы исполнить свое обещание.

* * *

Оставшись в одиночестве в постели Рианнон, Мэт непрестанно ворочался. Шерсть у него была густая, и он был накрыт одеялами, так что холод его не тревожил. Тем не менее он чувствовал себя неуютно. Ему недоставало теплоты тела Рианнон, ощущения ее дыхания – чего-то не хватало. Заурчав, Мэт спрыгнул на пол и зашагал к двери. Здесь он хрипло взвыл, потом еще раз. В следующее мгновение раздраженная женщина торопливо распахнула дверь. Она выругалась, но не ударила кота – Мэт умело пользовался своими острыми когтями и зубами против тех, кто не проявлял к нему должного уважения.

Вой перед дверью зала не имел того же успеха, но уже светало, и люди начинали спускаться вниз ради утреннего туалета, так что дверь достаточно быстро открылась, и Мэт проскользнул в зал. Он со всей осторожностью прокладывал себе путь между еще спящими, пытливо принюхиваясь к свисавшим рукам или поднимаясь на задние лапки, чтобы осмотреть плечо, шею либо лицо. Наконец он нашел то, что искал, – руку Саймона с длинными пальцами, лучше всего знакомую ему часть его тела. Заурчав от удовольствия, Мэт прыгнул вверх и с комфортом устроился на широкой груди Саймона. Спустя минуту глаза его полузакрылись, и он принялся мурлыкать.

За удовольствие шумных вечеров приходится расплачиваться утренним похмельем. Саймон в полудреме связал тяжелый груз, опустившийся ему на грудь, со своим общим недомоганием. Только после того, как до него донеслось мурлыканье, он понял, что произошло. Звуки пилой разрезали распаленный головной болью мозг Саймона. Он пробурчал что-то и протянул руку, спихивая кота. Мэт крепко вцепился когтями в одеяло и повис на нем. Несколько его острых, длинных, крепких когтей пронзили одеяло насквозь, достигнув кожи Саймона. Продолжая мурлыкать, чтобы показать тем самым, что он лишь усмиряет своего слугу, а не сердится по-настоящему, Мэт укусил Саймона за руку. Боль от когтей и зубов заставила Саймона забыть о похмельной слабости и полностью проснуться.

Он не решился поднять голову, опасаясь, что она взорвется подобно бочке с кипящей смолой, но заставил свои глаза открыться и простонал:

– Мэт, уйди. И заткнись!

Результат оказался совсем не тот, на который надеялся Саймон. Мэт поднялся на лапы, но мурлыкать не перестал и вместо того, чтобы спрыгнуть вниз, с достоинством медленно прошелся по туловищу Саймона, чтобы иметь возможность заглянуть своей жертве в лицо. Кроме того, поскольку тело Саймона не было достаточно твердым и плоским, Мэт, чтобы не упасть, при каждом шаге сильно вонзал в него когти.

Саймон взвыл, но не повторил попытки согнать кота. Искаженным мукой взором он смотрел в загадочные зеленые глаза Мэта. Кот тоже пристально смотрел на него. Саймон снова закрыл глаза, тихо застонав от болезненной вспышки утреннего света в его голове. Живот его отяжелел. Мэт грузно уселся на солнечное сплетение Саймона и начал лапами поглаживать ему грудь. Как ни странно, вместо того, чтобы усугубить страдания Саймона, это помогло ему. Внезапная тяжесть на его груди успокоила боль, а ритмичные уколы утихомирили бурю в голове. Он опять открыл глаза.

– Какого черта ты тут делаешь? – спросил он кота.

Вопрос, естественно, остался без ответа. Рианнон, видимо, не было в замке. Саймон знал, что она не принимала участия в утренней домашней суматохе, знал также, что солнце еще не совсем взошло, хотя это могло случиться с минуты на минуту. Его не обеспокоило, что Рианнон в такую рань покинула Абер. Она очень любила встречать восход на приволье. Мысли его в общем-то занимала не столько Рианнон, сколько Мэт.

– Ты не должен сидеть на мне, – строго произнес он. – Ты слишком тяжелый. Ты знаешь, что леди Рианнон не позволила бы этого. Слезай, – очень осторожно он начал сталкивать кота в сторону. – Я дам тебе место, – пообещал он, поворачиваясь на бок.

Саймон не был уверен, понимал ли Мэт, что ему говорят, или просто реагировал на интонацию голоса, выражение лица и движение. Так или иначе, кот на этот раз ответил на обращенную к нему прямую речь так, как Саймон ожидал. Он перестал мурлыкать и переместился с неторопливой надменностью в ложбинку на постели, которую Саймон создал, повернувшись на бок и подогнув колени. Саймон облегченно вздохнул и закрыл глаза. В эту минуту он не мог думать, почему Мэт сделал то, что от него хотели. Главное, вернулся покой. Полный благодарности, Саймон снова погрузился в сон.

* * *

Приблизившись к краю леса, Маллт вдруг принялась рассказывать Рианнон печальную историю своей жизни. Она была четвертой дочерью в стесненном в средствах семействе, и приданого у нее не было. Ее едва не вынудили посвятить свою жизнь Богу, отправив в монастырь, но, к счастью, обнаружилось местечко в доме Ллевелина, и ее приняли туда. Но это было несправедливо, жаловалась она Рианнон. Каждая капля ее крови ничуть не хуже, чем у других, но она вынуждена прятать глаза, поскольку у нее нет ни приличных нарядов, ни приданого. Разве не разумно, сказала она, что она пытается найти какое-нибудь средство добыть себе мужа и занять прочное, достойное ее происхождения место в жизни?

Будучи совершенно уверенной, что травы, на которые рассчитывала Маллт, не произведут никакого эффекта ни на одного мужчину, Рианнон в ответ что-то неопределенно пробурчала. Она горько раскаивалась, что вообще согласилась на эту прогулку. Громкий щебет Маллт нарушал покой леса, разгоняя птиц и мелких животных, которые доставляли Рианнон столько радости. Рианнон пару раз пыталась приглушить непрерывный поток громких жалоб Маллт. Маллт в этих случаях лишь с фальшивым недоумением поглядывала на нее, возражая, что в лесу нет никого, кто мог бы их услышать, а если и есть, ей нечего стыдиться своего положения и своих целей.

Рианнон в отчаянии пыталась поторопить Маллт, чтобы поскорее избавиться от нее. Это привело лишь к еще более громким причитаниям насчет того, что она устала, что она задыхается, а под конец Маллт оступилась – не совсем умышленно – и надолго застряла, хныча и потирая лодыжку. Рианнон вздохнула, частично раздраженно, частично облегченно, и предложила вернуться в Абер, поскольку Маллт едва ли сможет идти дальше. Маллт отказалась, зарыдав еще громче и напомнив Рианнон, что она обещала найти нужные травы.

– Я могу идти, если только вы поможете мне и не будете идти так быстро, – воскликнула она.

Терпение не значилось в числе достоинств Рианнон, но и слова своего она никогда не нарушала. Если они вернутся сейчас, придется тащиться с Маллт в другой раз. Она помогла Маллт подняться на ноги и идти вперед, изо всех сил стараясь пропускать мимо ушей поток слов, срывавшихся с губ Маллт. Эти попытки ничего не слышать, однако, оказались даже чересчур успешными. Рианнон не расслышала резкого хруста ветвей позади себя, а не сбоку, что было бы нормально, не заметила и того, что слова из уст Маллт в одно мгновение потекли еще быстрее и еще громче. Она так глубоко ушла в себя, что вообще не замечала ничего необычного, пока на голове у нее вдруг не оказался плотный, плохо пахнущий мешок, крепко закрывший ее рот.

Ослепив и лишив дара речи Рианнон, Мадог удачно осуществил первую часть своего плана, постоянно менявшегося в его испуганном мозгу. Поначалу он собирался подкрасться к Рианнон сзади и ударить ее по голове. Потом понял, что делать этого не стоит. Если он ударит ее недостаточно сильно, она наверняка поймет, кто напал на нее, и у нее хватит времени сделать так, чтобы ее проклятие сохранило силу и после ее смерти. Мадог не имел понятия, сколько времени на это может понадобиться, возможно, хватит одного-единственного слова. С другой стороны, если он ударит ее слишком сильно, она может умереть от удара, а прямое убийство ведьмы, Мадог знал это, делает ее проклятия еще более действенными.

Всю ночь Мадог размышлял над тем, как, не убивая Рианнон, помешать ей произнести заклятие или околдовать его своим взглядом, – он слышал, что некоторые ведьмы способны на такое. Ответ он нашел, вспомнив боевую практику тихих нападений. Чтобы бесшумно убрать часового, нападают сзади и набрасывают ему через голову полосу плотной ткани, зажимая рот. Затем в полной тишине достаточно вонзить ему нож между ребер или перерезать горло.

Мысль перерезать Рианнон горло приятно взволновала Мадога, но вскоре он почувствовал возобновившиеся симптомы проклятия – схватило живот, заколотилось сердце, закружилась голова. Мадог вспотел от страха. Если одна мысль о том, чтобы причинить ей зло, производила такой эффект, то что случится, когда он действительно поднимет на нее руку? Дрожа, он полез за пазуху, вытащил маленький рожок со святой водой, купленный у священника, и, отхлебнув глоток, сразу же почувствовал себя лучше. Может быть, ему и не следует… нет, он же не может всю оставшуюся жизнь покупать и пить святую воду. С Рианнон следует что-то сделать.

Затем он понял, что ему вовсе и не нужно причинять ей вред. Ему достаточно только завязать ей глаза и рот, связать ее покрепче и надежно спрятать в лесу. А остальное предоставить в руки Господа. За этой мыслью не последовало ни болезненных ощущений, ни головокружения, ни тошноты, и Мадог облегченно вздохнул. На то будет Божья воля, если Рианнон умрет от голода и жажды, или погибнет в зубах диких зверей, или, может быть, промокнет, замерзнет и умрет от лихорадки. Он-то сам ничего не сделает этой ведьме, и ее проклятие умрет вместе с ней.

Перед рассветом, пока он ждал женщин из Абера, проклятие вновь настигло Мадога. Этот приступ был настолько силен, что его трясущиеся руки едва откупорили рожок с целебной водой. Когда ему удалось сделать глоток, вода настолько укрепила его, что симптомы не повторились, даже когда Рианнон прошла в лесу мимо него на расстоянии полета копья. Он двинулся вслед, медленно, но неуклонно приближаясь, пока не удостоверился, что в Абере ничего не смогут услышать. Тут он и напал.

Рианнон сопротивлялась так яростно, что Мадог, несмотря на свою большую силу, едва удерживал ее. Слишком поздно он сообразил, что одно дело – заткнуть рот человеку и тут же ударить его ножом – тогда жертва умирает, еще не успев прийти в себя от неожиданности, и совсем другое дело – удерживать сильную, сражающуюся с яростью дикой кошки женщину. Мадогу хватало сил только держать ее за пояс, не отпуская ее рот.

Рианнон сама своей борьбой нанесла себе поражение. Извиваясь, изгибаясь, мотая головой, чтобы высвободиться, она поскользнулась на неровной земле и сильно ударилась ногой о большой камень. От жгучей боли колени ее подогнулись. Последнее конвульсивное усилие спастись привело лишь к тому, что она еще и вывихнула лодыжку больной ноги. Она упала вперед, и Мадог навалился на нее сверху.

От тяжести навалившегося тела у Рианнон перехватило дыхание, и она едва не потеряла сознание. Плотный мешок, обернувший ее голову и рот, мешал ей дышать. Рианнон погрузилась в удушающую тьму, где уже ничего не имело значения, кроме жажды наполнить легкие. Она больше не чувствовала сжимавших ее рук Мадога и не сопротивлялась, лишь слабо мотая головой, чтобы освободить рот.

Ее падение не было совсем случайным. У Мадога хватило сил, чтобы удержать Рианнон на ногах, когда она оступилась, но он был достаточно опытным воином, чтобы знать, что произойдет, если она упадет. Поэтому он подтолкнул ее вперед и навалился на нее всем своим весом, одновременно приготовив свое собственное тело к удару. Ее хромота несколько обеспокоила его. Если она получила серьезную травму, не будет ли это означать, что именно он причина ее смерти? Симптомы проклятия, однако, не повторились, и Мадог воодушевился. Он вытащил из-за пояса один из ремней, которые висели там наготове, и мгновенно стянул им голову Рианнон, пропустив его между ее зубами. Ремень лишил ее языка еще эффективнее, чем ладонь Мадога, и закрепил мешок на ее голове.

Остальное было просто. Рианнон не могла даже пошевелиться, пока Мадог сидел на ее спине. Боль и давление еще более затрудняли ей дыхание, и она полностью потеряла сознание. Мадог оттянул ее руки назад, связал их, потом связал ноги. Убедившись, что Рианнон совершенно беспомощна, он огляделся по сторонам в поисках Маллт и в ярости стиснул зубы, поняв, что она сбежала. Маллт должна была умереть, чтобы никто не узнал о его, Мадога, связи с исчезновением Рианнон.

Возможно, она и не собиралась выдавать его, но, когда начнутся расспросы, мужество может изменить ей. Мадог намеревался зарезать Маллт здесь же и бросить ее труп. Если на нее наткнутся, разыскивая Рианнон, в преступлении наверняка обвинят каких-нибудь врагов или банду разбойников, шатающихся по лесам.

Потом он вспомнил, что Маллт покинула Абер без Рианнон. Это несколько смутило его, но ему не стоило слишком волноваться по этому поводу. Он доберется до Маллт сегодня же, но позже. Однако, взвалив связанную Рианнон на плечи, он понял, что у него не так уж и много времени, чтобы разобраться с Маллт. Он должен добраться до нее сразу же, как только вернется. Когда поднимется шум насчет Рианнон, всех женщин запрут в Абере на много дней. Это означало, что он должен поскорее избавиться от Рианнон, и поэтому Мадог решил отказаться от намеченного ранее тайника, расположенного в нескольких милях дальше в лесу.

Проклиная Маллт на чем свет стоит, Мадог обшаривал глазами окрестности. Не было ничего, что можно было бы назвать укромным местечком, – только заросли папоротника, где деревья редели, а одно лежало на земле. Злобно ругаясь, Мадог направился в сторону известного ему тайника, но продолжал выискивать по пути подходящее местечко поближе и был наконец вознагражден.

Справа от него журчал крошечный ручей. Возле него лежало гигантское дерево, упавшее, должно быть, много лет назад. Избыток влаги и света стимулировал бурный рост подлеска. Мадог повернул туда, осторожно продираясь сквозь густые заросли, ступая по толстому ковру из мха, который тут же выпрямлялся, так что следы ног быстро исчезали, и отводя ветви в сторону, не ломая их, чтобы не оставалось никаких свидетельств того, что он прошел здесь.

С обращенной к ручью стороны давно погибшего дерева земля осыпалась. Мадог опустил Рианнон на землю и принялся расширять и углублять впадину. Удовлетворившись сделанным, он положил Рианнон в эту яму и присыпал ее выкопанной землей и хворостом, внимательно следя за тем, чтобы Рианнон не задохнулась, поскольку это было бы прямым убийством. Затем он по возможности восстановил все вокруг так, как было изначально. Удостоверившись, что посторонний взгляд не сможет распознать следов его работы, он осторожно вышел из зарослей, уничтожая за собой несколько оставшихся отпечатков ступней.

Едва сдерживая желание прыгать и танцевать от радости, Мадог отправился в обратный путь, к Аберу. Как только Рианнон оказалась связанной и беспомощной, возможно, даже без сознания, он почувствовал, что заклятие отлетело от него. Теперь он был уверен, что поступил правильно, что, как только Рианнон умрет, он навсегда избавится от ее дьявольского влияния. Он знал, что пока еще она жива, так как ощущал ее дыхание, пока нес на себе и прятал. Однако не без основания он был убежден, что она серьезно ранена, когда он упал на нее, и скоро умрет, – дыхание ее поначалу было глубоким, но потом становилось все слабее. Теперь ему остается только разыскать Маллт, затащить ее обратно в лес и там убить. Тогда он будет в полной безопасности.

* * *

Как только Мадог набросил мешок на голову Рианнон, Маллт бросилась прочь так быстро, как только могли ее нести ноги. Она не боялась Мадога и была бы не прочь посмотреть, как он убьет Рианнон, но собственная безопасность казалась ей важнее. Ей хотелось быть уверенной, что Мадог не сможет ничего противопоставить ее угрозе выдать его, которой она собиралась припугнуть его, если он не объявит о желании жениться на ней, или самой выдаче. Ей нужно было теперь материально подкрепить свое оправдание, чего ради она ушла утром из замка.

Она вернулась той же тропинкой, по которой только что шла с Рианнон, пока не оказалась на краю леса. Тут она повернула на север и вышла к мысу, возвышавшемуся над океаном. Разыскав путь вниз, на скалистый берег, она торопливо наполнила свою корзинку разными водорослями, попадавшимися под руку. Дойдя до края бухты, она поняла, что сделала удачный выбор, так как обнаружила широкую пологую тропу на вершину мыса, а потом ясно очерченную дорогу, которая вела сначала в маленькую рыбацкую деревушку, а затем поворачивала к Аберу. Она весело зашагала по дороге, громко распевая и размахивая корзинкой с водорослями. Все шло в точности, как она запланировала, и даже лучше. Рыбачки, которые выглядывали из своих хижин, безусловно, запомнят ее и подтвердят ее рассказ. Воодушевленная успехом, Маллт принялась размышлять, не сможет ли она завоевать Мадога без шантажа. Она могла бы завести легкий и вроде бы ни к чему не обязывающий разговор о том, как она восхищена его мужеством и решимостью так основательно разделаться с Рианнон. В конце концов ей же придется жить с этим человеком, если она выйдет за него замуж. Было бы лучше, если бы он более-менее добровольно принял эту идею. Кроме того, это позволило бы ей сохранить свой кнут для других случаев.

Загрузка...