Посреди стены висел календарь. Подолгу глядя на него, Кассандра напоминала себе о быстротечности времени.
Молодая женщина не всегда так относилась к своей жизни. Но она знала точный день и час, когда в ее сознании был запущен некий докучливый метроном.
Кассандра посмотрела на календарь и на этот раз чуть ли не физически ощутила, как утекла еще одна секунда ее жизни, затем другая и так далее. Она взглянула на большую яркую фотографию календаря, на которой была изображена латинская фиеста — зрелище привлекательное и волнующее. Запечатленный момент, когда жизнь кажется праздником, неподвластным времени.
Она вновь посмотрела на жирные черные и красные числа, выстроенные в столбцы и шеренги, марширующие из месяца в месяц. При взгляде на них, жизнь представлялась размеренным и понятным бытием. Зима, весна, лето и осень; будние дни, выходные и праздники.
Теперь жить ожиданием любой из дат для Кассандры означало приближать конец. Но она ничего с этим не могла поделать. Все всегда зависело от Хоакина. Это он властной рукой отмечал на календаре каждую веху своей жизни.
Он делал это по-разному, в зависимости от настроения. Мог подвести черту, мог обвести кружком, мог перечеркнуть по косой или накрест, мог и зачернить до непроглядности.
— О! Прекрати это! — взмолилась Кэсси и закрыла лицо руками. — Оставь! Сколько можно? Неужели обязательно делать это при мне?
Но он уже старательно рисовал очередной кружочек, не обращая внимания на ее просьбы.
Кассандра не сводила с календаря повлажневших голубых глаз. Она насчитала три недели. Это все, что ей оставалось. А после них — пустота. Она сама приучила себя так думать.
Середина третьей недели июня — день их первой годовщины — день их грядущего расставания.
И что это за нелепая идея? Что за глупые правила? Зачем все рушить, когда еще хорошо? Что за жестокий эксперимент? И как она могла на него согласиться?
Кассандра уже мысленно прощалась с этим домом. А ведь чуть менее года назад она переступала его порог уверенная, что сможет стать счастливым исключением в череде меняющихся каждый год любовей Хоакина.
Каждому хочется чувствовать себя исключительным. Другое дело, что не всем это удается. Хоакин сумел сделать так, что его условия принимались безоговорочно. Даже его необъяснимый страх перед постоянством в любви находил понимание среди его подруг. Каждая из них добровольно соглашалась войти в его жизнь на заранее оговоренный срок. На год…
Почему?
Да только потому, что каждая из них верила: именно я стану счастливым исключением. И скольким это удалось? Ответ очевиден.
— Не понимаю, — произнесла Кассандра. — Хоакин, о чем ты думаешь? Скажи, что ты чувствуешь?
— Кассандра, не надо, — укоризненно проговорил Хоакин.
Только он произносил это «р» так рельефно и яростно и в то же время нежно, ласкающе.
Она сама бы давно ушла, не будь этого нежного взгляда и многообещающего нетерпения в глубине черных глаз. В этом противоречии была его притягательность. Он мог нежно ранить и мучительно осчастливить. Любившим его казалось, что ему подвластно все.
Он был Хоакин Алколар, испанский аристократ, владелец гигантского винодельческого концерна имени себя. В деловых кругах он заслужил уважение, а среди подчиненных — почитание. Ему постоянно приходилось сносить благоговейное отношение к собственной персоне со стороны различных людей. Из этих элементов в значительной степени складывалось и его отношение к самому себе. Помимо того, что с самого рождения он был обласкан любовью близких, еще и дальние норовили преподнести ему свое восхищение.
У него на все был свой закон, свой срок, своя мера.
И поэтому кто-то звал его одиноким волком, а кто-то чокнутым. Справедливости ради следует заметить, что ему льстило и то и другое. Он не старался нравиться, зная, что самое сильное уважение порождается как раз чувствами негативными…
Кэсси с трудом оторвала взгляд от календарных пометок.
— Ты идешь, Кэсси? — спросил ее Хоакин.
— Иду.
Она всегда была так радостно-трогательна в своем послушании. Казалось, ее чувств не задевал ни сухой повелительный тон его голоса, ни безличность приказаний.
Но она вспыхивала всякий раз, когда Хоакин называл ее уменьшительным именем. Так же, как его младшая сестра, Мерседес, которая как и все благоговела перед своим старшим братом и так же была ему послушна.
Кассандра сбежала по ступенькам вниз. Она светилась счастьем, словно не было этих слезных всхлипываний несколько минут назад.
Молодая женщина, как всегда, украдкой любовалась им. Она умудрялась всякий раз выискивать в его хорошо знакомой внешности что-то для себя новое, достойное восхищения.
Черные упругие волосы, которые она хорошо знала на ощупь, как и то, что они всегда пахнут солнцем и ветром… Мускулистая шея с выразительным кадыком… Черные глаза, прямо смотрящие из-под высоких, сходящихся над переносицей бровей, черных и отчетливых, как крылья большой и сильной птицы. Кожа гладкая, как атлас охристого цвета, облюбованная солнцем…
Рост Хоакина был сопоставим с его высоким положением в обществе. Широкая и мускулистая грудь, длинные сильные ноги, стройное статное тело… Ко всему этому великолепию можно было давно привыкнуть, но Кэсси всегда умела разглядеть в нем нечто ранее незамеченное. Так она каждый раз влюблялась в него заново, доказывая себе, что все не напрасно.
Вот и теперь, увидев его в строгом бледно-сером костюме, Кассандра удивилась тому, как тонко он сумел подобрать серебристо-свинцовый оттенок галстука, который так необычно оттенил жемчужно-неуловимый тон его рубашки.
Хоакин определенно обладал врожденным Вкусом и чувством стиля. Ему не требовалось много времени и усилий для того, чтобы для каждого значительного выхода подбирать именно такое сочетание красивых и добротных вещей, которые бы в совокупности выглядели в лучшем смысле консервативно и новаторски одновременно. Его можно было с полным основанием отнести к тем, кого англичане называют «денди».
Хоакин Алколар, видимо заметив ее пристальный взгляд, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, размяв шею.
Кассандра с удовольствием отметила, что даже в демонстративно небрежных проявлениях он смотрится волнующе элегантным.
Ослабив галстук, Хоакин словно переступил черту, которая отделяла его от ипостаси беспечного прожигателя жизни, каким он мог почувствовать себя только дома или в увеселительных поездках. Поскольку все остальное время он отдавал любимому делу.
На этом послабления не закончились. Он расстегнул пиджак, притом сделал это весьма решительно.
Кассандра внимательно наблюдала за каждым его действием, стараясь угадать намерения. Она предпочитала не задавать возлюбленному вопросов, делая это лишь в исключительных случаях.
— Что такое, Кэсси? Почему ты так на меня смотришь?
Кассандра покачала головой.
— Так просто, — тихо ответила она.
— Может быть, ты от меня что-то скрываешь? — прищурившись, спросил Хоакин.
— Что, например?
— Любовника… Признавайся, ты прячешь его под лестницей или в стенном шкафу? — разыгрывал шуточную ревность Хоакин.
— Зачем мне любовник? — невинно спросила Кассандра, отлично понимая, что возлюбленный шутит.
— Действительно, зачем женщине любовник?! — Хоакин рассмеялся. — Полагаю, чтобы коротать с ним часы одиночества. А ведь тебе подолгу приходится бывать одной, — двусмысленно произнес он.
Кассандру обидели его скользкие намеки, но она постаралась воздержаться от комментариев. Женщина опасалась, что на нынешней стадии их отношений любая размолвка может стать последней. Она лишь отвела в сторону грустный взгляд.
— Кассандра?! — строго окликнул ее Хоакин Алколар.
— Прошу тебя, перестань, — тихо проговорила женщина, подняв на возлюбленного нежно голубой взгляд тревожных глаз.
Кассандра потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он сделал резкое движение, и ее губы скользнули лишь по его щеке.
Она и прежде плохо понимала этого человека, в последнее же время он сам старательно усложнял ей эту задачу.
— Пойду сварю кофе, — смиренно произнесла Кассандра. — Или ты предпочитаешь выпить что-то прохладительное? Сегодня жарко.
— Никаких прохладительных напитков. Этим вечером все только горячительное, — сообщил Хоакин Алколар.
— Значит, кофе? — робко уточнила женщина.
— Нет. — Он покачал головой.
— Что я могу тебе предложить? — вновь переиначила свой вопрос услужливая Кассандра.
— А ты не догадываешься?
— Нет. — На сей раз покачала головой она. Хоакин прошел мимо нее, направляясь в свой
кабинет
— Хоакин?! — безнадежно окликнула его Кассандра.
— В ближайшее время я занят, — сухо сказал он.
Но Кассандру не удовлетворил этот ответ. Она догнала Хоакина и пролепетала:
— Хорошо. Ты не хочешь кофе. Но почему ты так холоден со мной?
— Тебе показалось, — отмахнулся он.
— Нет, не показалось. Прекрати так себя вести. Намеренно взялся меня мучить… — надломленным голосом произнесла Кассандра.
— Ты очень мнительная, — коротко ответил он на ее обвинение.
— Ты сознательно провоцируешь меня на всяческие подозрения своим жестокосердием. Твое обхождение становится все хуже и хуже с каждым днем. Как я должна это принимать? — истерически спросила она.
— Что ты называешь моим жестокосердием, Кэсси? — смягчил тон Хоакин, но взгляд его сделался еще более колючим.
— Жестокосердие — оно и есть жестокосердие, — пролепетала Кассандра. — Жестокосердие — это то, как ты поступаешь со мной.
— Я отказываюсь тебя понимать, Кэсси, — подытожил Хоакин и зашагал дальше.
— Почему ты не позволил мне поцеловать тебя? Раньше тебе нравились мои ласки, — слезливо напомнила ему оскорбленная женщина, семеня вслед за ним подлинному коридору.
— Нравились, — скупо согласился мужчина.
— Значит, все уже было? — чуть не в ужасе спросила Кассандра. — Хоакин, я надеялась, наша любовь еще не в прошлом…
— Кэсси, ответь искренне. Я хоть раз обидел тебя, обманул, оскорбил, предал? — требовательно спросил ее Хоакин.
— Нет, — ответила она, испуганно распахнув синие влажные глаза. А подумав, добавила: — Ничего такого… Но я ведь не об этом говорю. Не о крайностях.
— Значит, это пустые придирки, — хладнокровно подытожил он, не удостоив женщину взглядом.
— Вот как все у тебя просто?! И тебе не интересно знать, почему я так переживаю? — в отчаянии воскликнула Кассандра.
Хоакин резко остановился и повернулся к женщине лицом.
— Дорогая Кассандра, мне невыносимо видеть тебя в таком состоянии, но я не терплю истерик. Тебе должно быть это хорошо известно. Поэтому я отказываюсь вести какие бы то ни было дискуссии до тех пор, пока ты не возьмешь себя в руки. Поостынь. Вот увидишь, эта мнительность связана лишь с твоим дурным настроением, — самоуверенно отчеканил он, склонившись над ней.
— Значит, по-твоему, я придирчивая истеричка?!
— Успокойся, дорогая, — миротворческим тоном проговорил он и положил руки на плечи Кассандры.
— Не смей прикасаться ко мне! — Она резко дернула плечами и сбросила его руки. — И не называй меня «дорогая»! Я не чувствую, что дорога тебе.
— Ты ошибаешься, Кэсси. Давай не будем ссориться, — ласково промурлыкал Хоакин. — Если я с тобой, то я буду прикасаться к тебе. — В подтверждение сказанного он обнял взволнованную женщину, приник губами к ее шее и пробормотал: — Буду ласкать тебя… — Он провел рукой по спине Кассандры, которая отозвалась сладострастным изгибом. — Целовать тебя… — Он притронулся губами к ее приопущенным векам. Слегка, еле ощутимо, сначала к одному, затем к другому, но этого оказалось достаточно, чтобы напряженное лицо страдающей женщины просияло улыбкой упоения. — Кассандра, что ж ты делаешь со мной, бесстыдница? — упрекнул ее мужчина.
— Хоакин… — сладостно пролепетала она.
— Так я по-прежнему жестокосерд? — спросил он Кассандру, отпустив ее от себя.
Но ее лицо было красноречивее всяческих ответов.
— Я дурно с тобой обращаюсь? — продолжил выяснения Хоакин.
Кассандра отрицательно повела головой, откровенно любуясь им томными глазами.
— Тираню тебя?
Она вновь покачала головой и потупилась.
— Так ты позволишь мне прикасаться к тебе? — спросил он в заключение.
— К чему все эти вопросы? — прошептала осчастливленная женщина.
Хоакин оттеснил Кассандру к стене и прижал ее руки вдоль ее торса. Она не могла ни пошевелить руками, ни пошевелиться сама. Она смотрела на него как крольчиха на удава. Затаив дыхание, заворожено, благоговейно. Ее сердце приготовилось выпрыгнуть из груди от восторга, вызванного близостью любимого мужчины.
Он склонился к ее губам словно для поцелуя. Меньше дюйма отделяло их лица друг от друга.
Кассандра попыталась приподняться на цыпочках, чтобы дотянуться до вожделенных губ. Но Хоакин без труда удержал ее от этого. Дразнящая волна его жаркого дыхания скользнула по ее лицу и растаяла.
Он вновь предпринял обманное движение ей навстречу. На этот раз их губы едва не соприкоснулись, но Хоакин откинул голову и захохотал.
Кассандра простонала от муки и закусила нижнюю губу, послушно застыв в тисках его рук.
— И все-таки я жесток. Признавайся, — потребовал он.
— Это сладкие муки, — пролепетала женщина.
Хоакин в очередной раз склонился к ней. Его губы скользнули по губам Кассандры и остановились на ее груди. Он стиснул ее еще крепче и проговорил гортанно:
— Сегодня я хочу быть очень жестоким со своей женщиной.
Кассандра с наслаждением услышала самые сладкие слова. Своей женщиной! Быть его женщиной — так можно было бы обозначить ее величайшую мечту.
— Но даже для жестоких игр требуется комфорт, — продолжил он. — Не перебраться ли нам в место поудобнее? Что скажешь, страдалица?
Кассандра вздрогнула в его руках от предвкушения. Она блаженно безмолвствовала, и это было признаком абсолютной покорности.
— Так что скажешь? — испытывал ее Хоакин. Кассандра приоткрыла рот, чтобы ответить,
но издала лишь томный вздох.
— Что это было? — переспросил ее Хоакин.
Она слабо улыбнулась и, набравшись сил, проговорила:
— Но я на всякий случай уже сварила кофе. Он стынет…
Хоакин отошел к противоположной стене коридора и прислонился к ней.
— Ты устал? — сочувственно спросила его Кассандра.
Он сорвал с себя галстук и перекинул его через плечо.
— Я вымотан… Я обессилен… Я полностью истощен, — эмоционально признался мужчина.
Кассандра понимающе кивнула. В такие минуты ей казалось, что только она способна ему помочь своей чуткостью, терпением, преданной женской любовью.
— Так, значит, ты будешь пить кофе? — трепещущим материнским тоном вновь спросила она его.
Хоакин нахмурился и покраснел. Казалось, он вот-вот взорвется.
— Ты издеваешься надо мной, Кассандра?!
— Ты что? Нет, конечно, — изумленно заверила его Кассандра.
Она всегда пугалась как школьница, когда он так строго произносил ее имя.
— Кэсси, — тотчас смягчился Хоакин, к ее умилению. Он подошел к двери своей комнаты и приоткрыл ее. — Кэсси? — вопросительно повторил он. — Так ты идешь?
Но в этот момент входная дверь с шумом творилась и на пороге появился почти такой же высокий, как и Хоакин, мужчина.
— Рамон, входи! — пригласила Кассандра в дом единокровного брата своего возлюбленного.
— Рамон? Что ты здесь делаешь и откуда у тебя ключи от дома? — возмутился такому неожиданному появлению Хоакин.
— А разве я не был приглашен? — жизнерадостно спросил тот. — А ключи мне одолжила Кассандра. Чтобы я не ждал на улице, если мы разминемся.
— Проходи в гостиную, Рамон. Мы сейчас будем пить кофе. К сожалению, я не успела предупредить Хоакина, что пригласила тебя к нам на ужин, — радушно сообщила Кассандра.