Верный пламени

16. О пророчествах на площади

Люси приняла решение. Наблюдая за любовными танцами василисков в прояснившемся с утра небе, она набралась стойкости для протеста. Эдвил вывел их с Иветтой из Эйрингдаля до рассвета, и к часу Рыб голод дал о себе знать. Люси всякий раз дивились этой своей особенности. Как бы скверно на душе ей не было, на аппетите это никак не сказывалось. По счастливой случайности дорога в Авен вела через рощу акаций, где в тени их взросли немаленькие баранцы. Овечьи тушки высились над сорной травой на тонких ножках — срезай да свежуй — и Люси дома пару раз под руководством матери проделывала это. Эдвил же поступил по-своему.

Залп огня — и тушка подпалена, наполовину дожарена, правда, с требухой, но что поделать, не королевская кухня, а поход. Люси не хотелось его благодарить, но стоило. Присев на поваленное ветром дерево, она подкармливала Иви кусочками баранины и косилась на обнявшего угловатые колени Эда.

— Спасибо тебе.

— Не за что. — Он взирал на неё с преданной грустью.

— Ты намерен сжечь Авен?

— Они стали алчными за столетие. Им мало было моей прошлой науки. Впрочем, проверим их. Если дадут достаточно солариев за выступление, мы их пощадим.

Люси прикусила щёку, думая, как спасти город. Эдвил готовил новую мистерию и попросил её выбрать хороший стих.

— Из тьмы веков, — спустя два часа на главной площади Авена вещала звонко и вдохновенно Люси для собравшейся толпы зевак, — твоё вдруг воскресает имя. Да, помню, были мы другими, наш долг и голубая кровь — из тьмы веков!

Слова, написанные в прошлом году, внезапно обретали новый, ныне понятный ей смысл. Неужели уже тогда она предрекала себе встречу с Эдвилом? И знала, что некогда была его невестой… Которую он вверил огню. Эд парил над площадью, распуская над головами очарованных зрителей жёлтые ленты пламени. Те горели бездымно и волшебно, реяли знамёнами и облетали вязью ветхих писаний. Люси не могла прочесть ни значка, но знала, что Эдвил повторяет, ведомый её голосом:

Внезапно он взмахнул руками и сам рассыпался тлеющими буквами признания.

— Иди ко мне, — подавляя слёзы, докончила Люси. — Незримый, но причастный, ты стал проклятием и счастьем в любом прожитом мною дне. Иди ко мне.

«Ты стал проклятием и счастьем…»

Слова ещё звенели в душе и напитанном энергией воздухе, когда публика взорвалась хлопками. Люди радовались внезапной потехе, но Люси тревожилась: о мощёную гранитом площадку не звякнуло ни единой монеты.

Эдвил был прав. Авенцев отличала алчность. И тогда в отчаянном порыве спасти жизни человеческие Люси, перекрикивая шум рукоплесканий, воззвала к собравшимся:

— Бегите! Спасайте ваше добро, детей, скотину! Сегодня вечером ваш город сгорит! Весь сгорит! Бегите! Скажите всем! Что вы смотрите, несчастные?! Не медлите, покидайте дома!

Хлопки стали потише, люди обескураженно переглядывались, пока у Люси от собственной дерзости тряслись поджилки. Она ждала, что Эдвил при желании одним махом изжарит ей мозги, но тот стоял, оперевшись на шест у края их импровизированной сцены, и улыбался.

Улыбался! И глядел на бунт Люси, как на проказы несмышлёного дитя!

Горожане переводили взгляды то на неистово пророчащую Люси, то друг на друга, пока некто не крикнул в обрат:

— Это что же мне бежать, если мне Марта дать обещала на сеновале? Держи карман шире! Я её два года добивался!

В толпе послышался хохот и насмешки.

— Блаженная дурочка! Ты лучше скажи, когда мне лавка начнёт прибыль приносить!

— И когда король налоги понизит, а то житья не стало после мора!

— Беги ты сама, раз боишься, а мы смелые! Нас поветрие не выкосило!

Люди всё больше смеялись. Люси стало горько от их беспечности, и она, стиснув кулаки, крикнула:

— Вы что, не боитесь Поджигателя? А он грядёт! Вы утонете в огне! Можете не сомневаться! — Она махнула рукой с агатовым браслетом на умиляющегося Эдвила и вызвала только новый взрыв шуточек.

— Поджигатель это твой оборванец, что ли?

— Или ты сама возьмёшь спички и спалишь нам все дома? Кишка тонка, замарашка! Поди-ка ты прочь!

Мимо лица Люси свистнул камень. Тут Эд не выдержал. Обнял её, загородив от возбуждённой толпы, и воскликнул на всю площадь:

— Она у меня глупенькая! Сама иной раз не знает, что несёт! То стихи читает, то пророчествами сыплет!

— Так научи её предрекать годное! — посоветовал кто-то.

— Пока нас не разозлила!

— Просим прощения! — Эдвил закрыл чуть не плачущей Люси рот ладонью. — И всего вам доброго!

Дать себя увести было сродни горькому поражению. Они ей не поверили. Люси со всех сторон освистали, пока она покидала площадь в объятьях Поджигателя и чувствовала себя — гаже некуда.

— Им не нужны пророки, Элли, — утешал Люси Эд, пока та еле переставляла ноги. — Они не готовы бросить насиженное даже перед угрозой смерти. Они глухи и заскорузлы. И, как видишь, заслужили пришествие Феникса.

— Никто не заслуживает этого, — промямлила своё Люси.

— Ты привыкнешь, — Эд обнял её крепче, растёр плечи и поцеловал в шею. — И ты станешь со мной заодно. Ты выступила потрясающе, Элли, я горд тобой!

Люси была готова сгореть от разочарования.

Но горел Авен.

Той ночью.

Эдвил улетел на жатву, оставив Люси у городских врат в безопасном отдалении. Но она опять видела всё. Люди, так высокомерно смеявшиеся над её словами днём, теперь носились с визгами и криками о помощи, пытаясь выбраться из огненного плена. Противостоять мощи Феникса у Люси не было сил и — в этом городе — почти желания. Она не знала, будь она способна повлиять на судьбы несчастных гордецов, стала бы она это делать после услышанного?

«Конечно, да, что за рассуждения?» — мутно думала Люси. Но беда была в том, что от неё ничего не зависело. Кованые решётки ворот, к которым Люси бессильно припала лбом, ощущались прохладными. А за ними полыхал город и бесчинствовал Эдвил.

— Стой-ка, Фрэм! Не та ли это краля, что днём вопила про пожар? — услышала вдруг Люси близкое.

— Она самая, гадина! У, ведьма! И тебе не жить!

Люси не успела пискнуть, как незнакомые крепкие руки перехватили её, зажав рот, и потащили во тьму.