Верю, надеюсь, люблю…

7

Ланч прошел в натянутой обстановке. Выражая свое сочувствие Стиву, Анжела постаралась, чтобы ее звучный голос донесся до Лу и Марни:

— Бедняжечка, я вижу, ты здесь слишком одинок. Так неприятно, когда приходится есть вместе с прислугой — и так ограничивает возможности поговорить.

Марни уселась за стол, протестующе поджав губы, а Лу тайком смотрела на хозяина дома. Как могла ему нравиться эта злобная фурия, полная сословных предрассудков? Неужели мужчины никогда не заглядывают под красивую оболочку, где скрывается такое моральное уродство?

Лицо Стива оставалось непроницаемым, голос — вежливым и невыразительным. Он беседовал с гостьей о всяких пустяках, но Лу показалось, что он с каким-то дьявольским удовольствием втягивает в разговор ее с Марни, что ни чуточки не нравилось Анжеле. Когда они поели, она встала из-за стола, лениво потянулась и объявила, что теперь будет отдыхать в своей комнате до вечера, добавив от самой двери:

— В четыре часа я хотела бы выпить чаю. Принесите его мне, хорошо, мисс Стейси? Еды не надо — только чай.

Марни и Лу вымыли посуду и вдвоем закончили приготовление рождественского угощения: начинили индейку, покрыли глазурью окорок и взбили мороженое, которое на подносах отправили в холодильник. Марни объяснила Лу, что в такую жарищу на рождественский обед можно подавать только холодные блюда. Но они всегда стараются придерживаться традиционного меню, только подают все в охлажденном виде, не считая рождественского пудинга, который становится холоднее благодаря щедрым горкам домашнего мороженого.

До сих пор Лу получала огромное удовольствие от предпраздничных хлопот и с нетерпением ждала кульминационного момента. Сегодня это удовольствие совершенно испарилось, и она не могла вернуть то чувство, которым так наслаждалась при мысли о Рождестве в кругу семьи в австралийском буше. У нее так давно не было семьи — с тех пор, как погибли ее родители, — но она еще не забыла волнение и радость осуществления своих детских желаний. Теперь это ощущение улетучилось из-за высокомерного и недружелюбного поведения Анжелы Пул. Лу грустно вздохнула…

Ровно в четыре она изящно сервировала поднос с тонким фарфором. Она вся сжималась при мысли о предстоящем разговоре, но, наверное, лучше будет поскорее объясниться. По крайней мере она будет знать, что ее ожидает.

Ей недолго пришлось оставаться в неведении. Анжела уютно устроилась на кровати: под ее золотистой головкой лежали две подушки, ее стройные ножки были скрещены, вентилятор Марни овевал ее полуобнаженное тело.

— Поставь поднос на тот столик, Луиза.

Лу послушалась, неуверенно улыбнулась ей и, в надежде, что пронесло, направилась обратно к двери.

— Зачем так торопиться? Закрой дверь и присядь на минутку. Мне кажется, нам обеим не повредит небольшой разговор, так ведь? — неспешно протянула девушка из Сиднея. В ее голосе не было дружелюбия, и за тихо произнесенными словами пряталась угроза. Лу закрыла дверь и бессильно опустилась на затянутый ситцем стул.

— Надо полагать, ты считаешь, что я должна была удивиться, увидев тебя здесь, а? — последовал вопрос.

— Я просто не знаю, что и думать, — откровенно ответила Лу. — Такое совпадение казалось мне слишком странным. Казалось, вы не узнали меня, когда нас познакомили, но я поняла, что вы, наверное, знали… вы так и сказали, из какого-то упоминания обо мне в письме мистера Брайента.

— Не просто в письме, лапочка — в письмах: множественное число! — Анжела села и лениво-изящно налила себе чаю. — Не буду притворяться, будто меня не удивило известие о том, что ты оказалась здесь, в Ридли Хиллз. В конце концов, Стив отнюдь не глуп, и следовало бы ожидать, что он будет весьма осторожен, нанимая на работу какую-то незнакомку, как по-твоему? Я могу только сделать вывод, что ему ничего не известно о твоем некрасивом прошлом, Луиза.

Румянец смущения на огорченном лице девушки сказал ей все, что она хотела узнать.

— Значит, ты ему ничего не рассказала? Я так и подумала…

Анжела рассматривала Лу с насмешливым презрением, так что та, не выдержав, парировала:

— А почему я должна была ему что-то рассказывать? Вы знаете, что я не переправляла те цифры и не брала тех денег, так ведь? Вы знаете это, Анжела! И гораздо лучше меня!

— Ни о чем подобном я не знаю! — Открытое отрицание звучало ядовито и насмешливо. — Но я знаю нечто иное, Луиза: что ты изо всех сил стараешься втереться в доверие Стива Брайента, и я попрошу тебя с сего момента от этого воздержаться. Право же, это слишком! Сначала Дик Уоринг, а теперь Стив…

— Но это же неправда, — прошептала Лу. Ей было нестерпимо больно от напрасных подозрений.

— Правда, милая Луиза! Ты думаешь, я не могла читать между строк письма Стива? Сначала он лишь вскользь упомянул о новой гувернанточке, но когда твое имя стало встречаться все чаще, я поняла, что ты затеяла. — Она минуту разглядывала чаинки на дне своей чашки, потом, снова наполнив ее, продолжила: — Конец наступил — я имею в виду конец для тебя, — когда он дал мне поручение купить тебе к Рождеству кофточку-двойку, и даже оговорил, какой оттенок выбрать. — Она невесело рассмеялась. — Ох уж эти мужчины! Они, бедняжки, так мало о нас знают! Как бы то ни было, я решила, что пора мне самой приехать и посмотреть, что тут происходит. И вот я здесь.

Лу хранила упрямое молчание. Анжела заговорила еще суровее.

— Ну, кисонька, игра окончена. Стив мой, слышишь, и моим останется! Не думай, что я считаю тебя соперницей — достаточно только посмотреть на Стива, чтобы убедиться в том, что ты для него ничего не значишь, но ему достаточно неприятно, когда ему все время навязывают эту настырную привязанность. Разве не так? Ты ведь не хочешь поставить его в неловкое положение, демонстрируя свою собачью преданность, которая никогда не получит взаимности? Советую тебе стараться как можно реже попадаться ему на глаза. — Она зевнула и снова откинулась на подушки. — Я уверена, что ты сможешь вдвое сократить эти занудные занятия в его кабинете, — шелковым голосом подсказала она.

Лу чувствовала, что вот-вот расплачется. Достаточно тяжело любить без всякой надежды на то, что на твое чувство ответят взаимностью. Но когда твои сокровенные мысли извлекают на свет Божий, жестоко крутят так и этак, безжалостно осмеивают, это почти невыносимо. Ее вопрос не относился к делу, но ей надо было что-то сказать, и она услышала, что спрашивает:

— А как же Дик? Что же насчет Дика?

Ответ Анжелы был полон презрения:

— Дик? А что насчет него? О, он все еще крутится подле меня и надоедает бесконечными объяснениями в любви. Не то чтобы он мне противен. Нет! Но Дик — мелкая рыбешка. А вот Стив, наоборот, добыча стоящая. Так что не забывай, что я не люблю, когда охотятся в моих угодьях, дорогуша. И закрой за собой дверь, когда будешь уходить. Мне все-таки хотелось бы хоть немного поспать после этого жуткого поезда.

Лу поняла, что ее благосклонно отпускают, и с облегчением вздохнула. Пробираясь в уединение своей комнаты, она вся дрожала.

Настал день Рождества: жаркий и безоблачный. Солнце встало на сияющем оранжевом небе, и к полудню над выжженной и иссушенной землей стояло горячее марево.

Даже присутствие Анжелы не омрачило для Лу веселья этого праздничного дня. В тот вечер мужчины, собравшиеся вечером за столом, были в приподнятом настроении. Трапеза была неспешной и необычайно вкусной, и запивали еду ледяным шампанским: этот сюрприз в последний момент преподнес Стивен Брайент. А потом среди смеха и возгласов начали обмениваться подарками и рассматривать их.

Разноцветная оберточная бумага смешалась с мусором от хлопушек и бумажных маскарадных шляп, разбросанных по всему столу. Бант и Энди все еще не сняли свои шляпы из гофрированной бумаги, и они лихо сидели на их головах, закрепленные под подбородком резинкой. А Джим, полный чувства собственного достоинства, вообще отказался надеть доставшуюся ему шляпу!

Лу чуть не заплакала от умиления, обнаружив, что каждый из мужчин приготовил крошечный сверточек: скромные, но полные внимания подарки, врученные ей, как было сказано на аккуратно написанных открытках, с любовью и наилучшими пожеланиями. От Марни она получила нарядную блузку бледно-лимонного цвета — было очевидно, что она прислана по заказу: в здешней глуши было просто невозможно купить такого рода вещь. Лу была в полном восторге от подарка и с благодарностью обняла старую леди. Аллан прислал ей неприлично большой флакон дорогих французских духов, красиво упакованный, с бантом из широкой шелковой ленты фиолетового цвета на горлышке.

Тут ее взгляд упал на последний сверток. Когда она потянула за ленту, чтобы развернуть великолепный гарнитур — жакет и джемпер нежнейшего голубого цвета — пальцы ее немного дрожали. Нельзя было отрицать, что он очень красив, но каким-то образом Анжела, которой и была поручена его покупка, лишила этот подарок радости. Вот он лежал перед ней, невольный символ лицемерной натуры этой злобной девицы. Даже сама Лу поняла, как натянуто и неестественно звучит ее собственный голос, когда она повернулась к тому, кто сделал ей этот подарок, чтобы высказать свою благодарность. Стив явно уловил напряженную отстраненность в ее тоне, потому что холодно пробормотал:

— Не стоит благодарности, мисс Стейси, — а сам пристально посмотрел на нее своими проницательными серыми глазами.

После этого Лу почувствовала себя слишком несчастной, чтобы участвовать во всеобщем веселье. Она была так оглушена болью, что едва заметила, когда развернули ее собственные носовые платки, и Анжела снисходительно заметила:

— Боже! Какая же вы, однако, рукодельница, мисс Стейси! Почти незаметно, что они самодельные.

Для Лу рождественская любовь к ближнему обернулась едкой горечью, и она была рада, когда наконец пришло время ложиться спать.

Следующее утро Анжела провела, лежа в постели, и только приняла неспешный душ. Она сообщила Лу, что совершенно изнемогает от этой ужасной жары, и приказала, чтобы ей в комнату подали охлажденный томатный сок и чай. Марни, бросив испытующий взгляд на бледное лицо Лу, взяла поднос и отправилась к Анжеле сама. Вернулась она мрачнее тучи и ледяным голосом высказала пожелание, чтобы «эта девица оставалась в своей комнате целый день — чем дольше, тем лучше!» Хотя Лу полностью разделяла чувства старой нянюшки, она не смогла сдержать улыбки по поводу столь явной неприязни и открытого возмущения, которое Марни не трудилась скрывать.

Лу весь день провела, избегая встречи со Стивом Брайентом. Под пристальным взглядом Анжелы она не проронила ни слова за столом, а после еды была рада поспешно скрыться. Вечером она придумала какой-то малоубедительный предлог, чтобы вернуться на кухню, когда Стив в официальной манере предложил ей пройти с ним на час в кабинет, чтобы сделать кое-какие хозяйственные подсчеты. Услышав ее отказ, он хладнокровно пожал плечами, но взгляд его стал ледяным. Чувствуя себя бесконечно несчастной, Лу постаралась заполнить вечер всякими бытовыми мелочами, так что ей даже не пришлось присоединиться к ежевечернему собранию на веранде: она прошла прямо к себе в комнату.

Спала она крепко, без сновидений, но вдруг, среди ночи ее разбудило чье-то настойчивое прикосновение к плечу.

— Лу, милочка, ты можешь проснуться?

Лу не сразу пришла в себя. Наконец она осознала, что рядом стоит Марни и взволнованно ее трясет. В свете ночника Лу сразу же заметила, какое у той бледное лицо. На лбу у Марни блестели капли пота, губы дрожали. Лу резко вскочила с кровати.

— Марни, милая, что случилось? — встревоженно спросила она. Когда старушка попыталась ответить, ее лицо вдруг исказила гримаса боли, и ей пришлось опуститься на край кровати. С трудом она выговорила:

— Ох, Лу, мне так плохо. Меня тошнит и — у… меня… дикая боль… вот здесь.

Палец Марни подтолкнул руку Лу к больному боку. Когда она осторожно на него надавила, старая леди застонала.

— Я позову мистера Брайента, — поспешно сказала Лу. — Боюсь, это аппендицит.

— Бога ради, не зови Стива, — взмолилась та. — Ему и так забот хватает. Может, я вчера съела слишком много жирного. Это ведь непохоже на аппендикс… Слишком близко к середине живота. Ох-х-х!

Лу опрометью кинулась через холл к комнате Стива. Тут она резко остановилась. Донесшееся до нее через приоткрытую дверь ровное дыхание сказало ей, что он еще не проснулся, и она секунду колебалась, не решаясь войти. Затем сделала решительный шаг в направлении кровати. Его обнаженный торс на фоне белоснежной простыни казался почти черным, темные волосы прилипли к влажному лбу в удушающей ночной жаре. Он был такой близкий и желанный… Лу вытянула руку и коснулась его смуглого мускулистого плеча.

— Мистер Брайент! — прошептала она. — Мистер Брайент!

— Лу! — Ее имя он произнес совершенно безотчетно. И тут же сердито спросил: — И что вы здесь делаете?..

Лу сглотнула слюну. Она только теперь осознала, что ее тонкая фигурка в ночной рубашке наводит на предосудительные мысли. Она поспешно начала объяснения, а он внимательно слушал. И, как всегда, сразу же овладел ситуацией.

— Возвращайтесь и будьте с Марни. Я сейчас же подойду! — Несколько минут спустя, стоя у кровати старой няни, он говорил: — Я отвезу тебя в больницу, моя дорогая. Доктор Паркер тебя быстренько вылечит. — Его мягкий голос звучал успокаивающе. Лу он быстро приказал: — Пойдите разбудите Банта. Он будет открывать мне ворота. Вы нужны здесь, мисс Стейси.

— Да уж, — с трудом выговорила Марни. — От той, второй, мало толку…

Стив улыбнулся. Выпады Марни против Анжелы его бесконечно забавляли. Лу почувствовала, как он сжал ее руку, а потом направился к гаражу, а сама Лу пошла будить Банта…

Лу ужасно недоставало жизнерадостного общества Марни. Она готова была растерзать Анжелу, когда утром, услышав о драме, развернувшейся ночью, она язвительно заметила:

— Господи, надо же, какое несчастье! Но я не сиделка и не член Армии Спасения, я сюда не за этим приехала.

Подошло время ланча, когда наконец зазвонил телефон. Стивен Брайент сразу же сообщил: Марни удалили аппендикс, и он дождался, когда она пришла в себя после наркоза. Она уже чувствует себя лучше. Они с Бантом уже возвращаются.

Лу готова была прыгать от столь хорошей новости.

Следующие несколько дней были полны хлопот. Она вернулась к тому, с чего начала, когда приехала, только теперь у нее была еще дополнительная обуза — Анжела. Эта вздорная девица предупредила, чтобы Лу не рассчитывала на ее помощь, и сдержала свое слово. Она и близко не подходила к кухне, даже кровать свою по утрам не застилала и целый день валялась на плетеном диване на самой тенистой веранде, лениво полируя свои и без того ухоженные ногти. Лу тем временем металась по дому, пытаясь прибраться. Температура воздуха часто поднималась выше сорока градусов, и в такую убийственную жару невозможно было быть очень уж прилежной, да и к тому же у нее было слишком много дел по кухне. Анжела иногда все же бралась за тряпку — это когда она была уверена, что ее увидит Стив. Тогда она нарочито изящно начинала ходить по комнатам, «наводя блеск» там, где Лу уже побывала, с видом хозяюшки взбивала подушки и, поворачиваясь к Стиву, смущенно спрашивала:

— Я надеюсь, дорогой, ты не против, что я хозяйничаю в твоем доме? Я просто не могу смотреть на то, как все здесь запущено. Удивительно, как мало людей в наше время умеют по-настоящему тщательно убираться… Но, наверное, это во многом зависит от воспитания!

Лу, которая вошла как раз вовремя, чтобы услышать конец ее фразы, в душе кипела. Ей хотелось закричать, но она была слишком усталой для этого. Отрадно было лишь слышать, что милая старушка Марни поправляется — это было самое главное. А пока она без труда доставляла Анжеле удовольствие хотя бы в одном: она в эти дни практически не видела Стивена Брайента и не разговаривала с ним.

Поэтому Лу была совершенно ошеломлена, когда однажды вечером шла мимо двери кабинета, и та вдруг резко распахнулась, и ее бесцеремонно втащили внутрь. Хозяин дома не отпускал ее запястий, пока решительно не усадил в коричневое кожаное кресло. Тут он наклонился над ней и сказал негромким, но настойчивым голосом:

— Давайте-ка, мисс Стейси, поговорим начистоту.

Лу была изумлена, но постаралась не потеряться и, окружив себя убедительной невинностью, ответила:

— Боюсь, что я просто не понимаю, что вы от меня хотите.

— Тогда мне придется вам все объяснить. Почему вы в последнее время меня избегаете? Можно подумать, я заразный, так вы от меня шарахаетесь, когда мы встречаемся. Почему? Не так давно нам было хорошо в обществе друг друга. Это не моя фантазия, как не фантазия и то, что вы вдруг изменились. Я не могу понять, что на вас нашло, но намерен это узнать — немедленно! Почему вы ходите с затравленным, несчастным видом? Вы бледны, у вас лицо осунулось, и вы сейчас еще худее, чем когда только приехали сюда. Это не только из-за Марни — это что-то посерьезнее, правда?

Он замолчал, чтобы перевести дыхание, ожидая ее ответа.

Лу застыла на месте, не отводя взгляда от бронзовой чернильницы, сверкающей на письменном столе. Она не могла говорить — да и что можно было сказать? Она моргнула, продолжая смотреть на чернильницу.

Он понизил голос и заговорил мягко, убеждающе:

— Ну же, мисс Стейси! Почему бы вам не рассказать мне о причинах вашего поведения. Может быть, я даже смогу вам помочь. Все становится не так страшно, когда поделишься с кем-нибудь. — Ответа по-прежнему не было. Он продолжил: — Если это из-за чего-то, что я не так сделал, вы должны дать мне возможность оправдаться. Я знаю, что со мной не всегда легко и просто, и в последнее время…

Лу прервала его: она ничего не могла с собой поделать. Его голос был таким добрым, таким искренне озабоченным — она не могла допустить, чтобы он винил себя за то, в чем не было его вины, о чем он ничего не знал — и о чем ему не суждено было узнать. Она подняла на него полные слез глаза и дрожащим голосом воскликнула:

— О, нет, мистер Брайент! Дело совсем не в вас. Пожалуйста, поверьте мне! Вы всегда были очень добры и снисходительны к моему неумению… что я не умела готовить, а сделала вид, что могу… и вообще…

Он сразу же ухватился за ее слова.

— Значит, вы и правда чем-то обеспокоены, мисс Стейси! — сказал он с удовлетворением. Присев на корточки, чтобы ближе видеть ее лицо, он взял ее за руку и ласково предложил: — А теперь вы расскажете мне о том, что вас тревожит и не будете из-за этого плакать. — Стив вытащил из кармана большой белоснежный платок, чтобы утереть одинокую слезинку, готовую сорваться из ее глаз.

И в этот самый момент дверь неожиданно отворилась, и в проеме появилась Анжела. Она нарочито вздрогнула от «удивления», но глаза ее злобно прищурились при виде сцены, представшей перед нею. Стивен Брайент не спеша выпрямился во весь свой внушительный рост и решительно засунул платок к себе в карман. Луиза тоже встала, сжав руки в защищающемся жесте. Лицо ее было печальным.

Анжела нарушила гнетущее молчание:

— А, ты здесь, Стивен, милый! А я всюду ищу мисс Стейси. Она просила аспирина от головной боли. У нее же весь день голова просто раскалывается. — Она повернулась к Лу. — Пузырек у меня на туалетном столике. Выпей две таблетки перед сном, моя прелесть! — Голос ее звучал сладко-сочувствующе. Пока Лу выходила из комнаты, она продолжала ворковать: — Твою бедненькую мисс Стейси уже несколько дней мучает головная боль. Я, конечно, помогаю ей, чем могу, и все время твержу, что Марни поправляется, но, мне кажется, она втайне тревожится…

Когда Лу наконец вышла из комнаты, чтобы не слышать Анжелу, то почувствовала глубокое облегчение.