Веселый господин Роберт

Глава 3

С того дождливого Вербного воскресенья, когда Роберт услышал от надзирателя, приносившего ему пищу, что совсем недалеко от него теперь находится весьма знатная узница, он пребывал в возбуждении.

Сколько же ему осталось жить? Увы, юного Гилдфорда уже нет. А ведь он провел вместе с ним почти всю свою жизнь. Отец… Гилдфорд… Кто следующий?

Если угроза смерти висит над человеком очень долго, бывают моменты, когда он о ней забывает. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Роберт шел из Гилдхолла обратно в Тауэр, выслушав приговор. Оказавшись опять в камере с двумя слугами, которых благодаря его титулу ему разрешили иметь при себе, он тогда не чувствовал ничего, кроме глухого, бесконечного отчаяния; даже почти хотел, чтобы его поскорее пригласили на последнюю прогулку. Но такие, как Роберт Дадли, не отчаиваются надолго. Он родился удачливым, любимцем Судьбы. Разве она не защитила его, заставив совершить глупый на первый взгляд поступок – жениться на Эми? Если бы Роберт не сделал этого, то не Гилдфорд, а он потерял бы голову вместе с леди Джейн Грей, потому что отец наверняка женил бы его на этой юной трагической леди. Чем больше Роберт думал об этом, тем сильнее убеждался, что предназначен для славного будущего.

Была Пасха – время надежд.

Пришел надзиратель, принес пищу и привел с собой своего маленького сына. Малыш, которому еще не исполнилось четырех лет, напросился сопровождать отца, чтобы посмотреть на лорда Роберта. Ребенок стоял, ничего не говорил и рассматривал узника.

Роберта это позабавило. Он увидел в детских глазах то же восхищение и сочувствие, которое светилось в глазах женщин, стоявших на улице и следивших за его путешествием из Гилдхолла в Тауэр.

Он поклонился мальчику и сказал:

– Ты оказал мне честь своим визитом.

Ребенок улыбнулся и опустил голову.

– Милорд, – сообщил его отец, – он всегда спрашивает, не собираюсь ли я к вам, и, если это так, напрашивается пойти со мной.

– Повторяю, ты оказал мне честь, – произнес Роберт и поднял мальчика на руки так, что их лица оказались напротив друг друга. – И что ты думаешь о том, что видишь, мой маленький? – спросил он. – Как следует посмотри на эту голову, потому что такая возможность очень скоро больше никогда тебе не представится. Однажды, дитя мое, ты придешь в эту камеру и увидишь здесь другого несчастного узника.

Губы малыша задрожали.

– А эта бедная голова, которую ты изучаешь с таким лестным вниманием, уже не будет иметь плеч, чтобы ее поддерживать.

Надзиратель прошептал:

– Милорд, милорд, он понимает, что вы хотите сказать. Вы разбиваете его маленькое сердечко. Он так трепетно относится к вашему лордству.

Роберт немедленно посерьезнел и легонько поцеловал мальчика в щеку.

– Слезы? – удивился он. – Нет, мы не льем слез. Ты думаешь, я позволю им себя обидеть? Никогда!

Ребенок улыбнулся.

– Никогда! – повторил Роберт и опустил его на пол. – Славный малыш, – сказал он. – Я всегда жду его прихода. Надеюсь, он придет снова?

– Придет, милорд. Всегда он просит: «Я хочу повидать лорда Роберта!» Разве не так, сынок?

Мальчик кивнул.

– И для меня большое удовольствие видеться с тобой, – проговорил с улыбкой Роберт.

– У него есть еще один друг в Тауэре, милорд.

– Ха! Я ревную.

– Это леди принцесса, – пояснил мальчик. Роберт насторожился, желая услышать больше.

– Принцесса Елизавета, милорд, – вставил надзиратель. – Бедная леди! Все это печально для нее… Хотя ей дали немного свободы: разрешили гулять в маленьком саду, чтобы дышать свежим воздухом.

– Хотел бы и я иногда гулять в маленьком саду, – хмыкнул Роберт.

– Ах, в самом деле, милорд. Вначале они были очень строги с принцессой, тщательно ее охраняли. Но милорд Суссекс и лейтенант вместе подумали и решили предоставить ей немного свободы.

– Похоже, они мудрые люди.

– Почему, милорд?

– Помнят, что однажды принцесса может стать королевой. Она не будет тогда слишком благосклонна к тем, кто во время ее заключения не проявлял к ней доброты.

Надзиратель выглядел смущенным. Ему не нравились такие лихие разговоры. Для лорда Роберта, может быть, и ничего, потому что этот человек уже все равно приговорен к смерти, но если узнают, что он слушает подобные разговоры от врагов королевы, ему не поздоровится.

Надзиратель взял мальчика за руку, но Роберт сказал:

– Значит, мой маленький друг навещает принцессу в ее саду, да?

– О да. Ее милость обожает детей. Всегда охотно разговаривает с Уиллом, а он предан ей почти так же, как вашему лордству.

Роберт снова подхватил мальчика на руки.

– Похоже, мастер Уильям, что вы весьма проницательный джентльмен.

Мальчик громко засмеялся, когда Роберт подкинул его вверх, но сам он, опустив ребенка на пол, задумался.

На следующий день надзиратель вновь пришел с мальчиком, который на этот раз принес узнику цветы, собранные возле их жилища на территории тюрьмы. Примулы, фиалки и вьюнки составили нежно благоухающий букет.

Мальчик застенчиво вручил его Роберту.

– Надо же! – воскликнул тот. – Это самая приятная вещь, которая приключилась со мной за долгое время. Мне нужна ваза, потому что без воды они быстро увянут. Вы могли бы добыть для меня вазу?

– Я принесу, когда приду в следующий раз, – пообещал надзиратель.

– Нет, так не пойдет. Я не позволю, чтобы цветы моего друга увяли. Пойдите, будьте добры, раздобудьте мне вазу, а Уилли пока оставьте со мной. – Роберт поднял мальчика. – Ты побудешь со мной… запертым ненадолго в моей камере? Не боишься?

– Я хочу остаться с милордом, – заявил малыш.

Надзиратель с любовью посмотрел на сына и, убедившись, что тот рад побыть в запертой камере вместе с лордом Робертом, согласился сходить за вазой. Затем вышел, тщательно заперев дверь.

Как только он ушел, Роберт, все еще державший мальчика на руках, прошептал ему на ухо:

– Ты мой друг. Ты сделаешь кое-что для меня? Мальчик внимательно на него смотрел.

– Принесешь мне завтра цветы?

– Да, милорд… большие цветы, лучше этих.

– А когда ты принесешь мне новые цветы, я выну из вазы те, которые ты принес сегодня, и отдам их тебе.

– Но они для вас.

– Я хочу, чтобы ты отнес их одной леди. Глаза мальчика насторожились.

– Принцессе, – прошептал Роберт. – Но ты не должен никому ничего рассказывать… ни единому человеку… даже отцу. Никто не должен знать, что ты передашь принцессе подарок от меня.

Мальчик был явно озадачен, но изо всех сил старался сосредоточиться. Ему хотелось выполнить просьбу его героя.

– Помни! Это большой секрет. Никто не должен знать. В букете цветов, который я тебе дам, будет письмо. Ты должен быть осторожен, чтобы его не выронить. И если, когда станешь отдавать принцессе цветы, поблизости никого не будет, можешь ей сказать: «Я принес их от лорда Роберта!» Сможешь так сказать?

Уилл кивнул.

– Я принес их от лорда Роберта, – повторил он.

– Значит, ты сделаешь это для меня? Принеси мне завтра новые цветы. А я отдам тебе эти, которые ты принес сегодня. Это такая игра, в которую мы играем, потому что мы такие большие друзья. Это будет подарок от меня принцессе… но секретный подарок, и никто не должен догадаться. Ты понимаешь?

– Да, милорд.

Роберт поднес палец к губам:

– Больше ни слова. Идет твой отец. Помни. Помни, это наш секрет – твой, мой и принцессы.

Когда надзиратель вернулся, Роберт подивился собственной глупости. Какая неосторожность! Для него самого, приговоренного к смерти, это не имеет значения, а если он втянет принцессу в еще большие неприятности? Ведь можно сказать, доверил ее жизнь в руки маленького ребенка. Но успокоил себя тем, что в этом нет никакой политической интриги, ни мятежа, ни подготовки побега. К тому же Роберт был уверен, что не потерпит неудачи.

Когда надзиратель с мальчиком ушли, он сел и написал:

«Дражайшая леди, моя камера в этой мрачной тюрьме стала светлее с тех пор, как вы находитесь рядом со мной, хотя я и огорчен вашими несчастьями. Если ваши прогулки приведут вас к моей камере, чтобы смог вас увидеть, это будет единственной моей радостью перед смертью. Вам пишет тот, для кого великим счастьем было смеяться с вами, танцевать с вами и кто теперь найдет его в возможности мельком увидеть ваше милое лицо. От того, кто никогда не забывал вас и никогда не забудет.

Р. Д.».

Плотно свернув записку, Роберт спрятал ее в букете и стал с нетерпением ждать следующего дня, гадая, сможет ли ребенок сохранить секрет и не забудет ли принести цветы.

И, только увидев в руках мальчика большой букет цветов, его яркие глаза и крепко сжатые губы, понял, что тот ничего не забыл.

– Ты принес мне подарок? – спросил Роберт. – Сейчас я тоже тебе кое-что подарю.

Он взял новый букет, а Уиллу передал старый. Их глаза встретились, у мальчика они светились от возбуждения.

– Благослови тебя Господь, – сказал Роберт.

– Благослови, Господи, милорда, – ответил мальчик.

– Завидую, что у вас такой прекрасный сын, – обратился Роберт к надзирателю. – Увы, у меня нет ни сыновей, ни дочерей… – И он с отчаянием подумал о жене, ожидающей его в замке, который был их домом, о маленькой Эми, спасшей его от брака с леди Джейн Грей, а теперь вставшей между ним и чем-то таким, о чем он и сам еще не знал.

– Да, он славный мальчик, – согласился надзиратель. – И у него есть братья и сестры.

– Вы счастливый человек.

Надзиратель покачал головой, думая о великолепии семьи Дадли, которое закончилось так трагически и внезапно.

Малыш вышел, крепко прижимая к себе букетик цветов.

С принцессой Елизаветой произошла перемена. На ее щеках появился румянец, в глазах заиграли искорки. Было очевидно, что она с нетерпением ждет своих прогулок в саду Тауэра.

Елизавета улыбалась и целовала маленького сына надзирателя, который так часто приносил ей цветы. Она брала ребенка на руки и что-то шептала ему, а ее слуги и охрана говорили: «Принцесса так любит детей!» И умилялись тому, с какой нетерпеливой радостью она принимает букетики мальчика.

Елизавета повеселела и, казалось, даже забыла, что ее жизнь в опасности, хотя никто не знал об этом лучше нее самой.

– Ах, мой малыш, – восклицала она, увидев мальчика в очередной раз, – значит, ты не забыл обо мне?

– Я никогда не забуду вас, госпожа, – отвечал он.

Принцесса брала его за маленькую ручку и уходила от тех, кто ей прислуживал. Ей нравилось гулять в саду наедине с ее маленьким другом.

– Как милорд? – спрашивала она его шепотом.

– Говорит, что он в отличном здравии с тех пор, как получил весточку от вашей милости.

– Не сомневаюсь, он ждет от меня письма?

– Нет, мистрис. Говорит, что вы не должны писать. Я передам ему все, что вы скажете.

– Ты милый, хороший ребенок, и ты мне очень нравишься.

Вернувшись в свои апартаменты – такое печальное место в другой ситуации, – Елизавета вспоминала обаяние Роберта Дадли и представляла, что будет, если они встретятся.

Вслед за маленьким сыном надзирателя в сад стали приходить и другие дети. О принцессе было столько разговоров, многие хотели ее увидеть и сказать ей, как им жаль, что она пленница.

Среди них был сын хранителя нарядов королевы и маленькая Сюзанна, дочь еще одного надзирателя. Они вбегали в сад и останавливались перед принцессой, у которой всегда находились для них улыбки и слова приветствия. Но маленький Уилл был ее любимцем.

Многие важные персоны старались продемонстрировать принцессе доброе к ней отношение. Было бы безумием, сказал лейтенант Тауэра Бриджес, унижать больше необходимого леди, занимающую такое высокое положение. Ведь один поворот колеса Фортуны, и она будет королевой. Он был человеком мягким, и мольбы Елизаветы вызывали у него сострадание. Бриджес поклялся себе проявлять к плененной принцессе столько почтения, сколько только возможно в условиях тюрьмы.

Поэтому довольно скоро ей разрешили ходить по территории Тауэра везде, где она пожелает. Таким образом Елизавета увидела Роберта.

Она знала, что он находится в нижней камере башни Бошамп и что, если она пройдет мимо, он сможет увидеть ее через решетки окна. В тот первый день обретенной свободы Елизавета подавила свое нетерпение, но на второй нарядилась самым тщательным образом и вместе со своими прислужникам и охраной, держащейся неподалеку, двинулась, словно бы бесцельно, в направлении башни Бошамп. А приблизившись к ней, велела слугам:

– Подождите меня здесь. Я хочу немного побыть одна.

Сочувствующие стражники разрешили ей идти одной, но попросили не удаляться из поля их зрения, иначе им придется последовать за ней.

Елизавета остановилась возле башни Бошамп и прошептала:

– Роберт, Роберт Дадли! Вы здесь?

Он стоял у окна, глядя на нее через решетки.

– Моя… принцесса! – пробормотал узник. Он был бледен от долгого заключения, но эта бледность, казалось, только усилила красоту его несравненных черт; плоть опала, подчеркнув четкие контуры лица. «Как же он красив!» – подумала принцесса и прошептала:

– Я не могу тут задерживаться долго. Моя стража следит за мной. Будьте осторожны.

– Вы пришли… повидаться со мной? Я буду это помнить до самой смерти.

– Роберт… что они сделают с нами?

– Время покажет.

– Вам все равно?

– Жизнь должна когда-то закончиться, милая принцесса. Я восстал против своей судьбы. Но, поскольку я узник и вы узница, как-нибудь расскажу вам о том, что у меня на сердце.

– Вы слишком смелы, – проговорила она с притворной суровостью.

– Быть может, хорошо, что нас разделяют тюремные стены, потому что, если бы их не было, мне, завороженному вашей красотой, было бы трудно сдержать порыв, который мог бы вам показаться дерзким.

Елизавета притворилась, будто рассматривает апрельское небо, и ее глаза, казалось, впитали всю его голубизну. С отдаленных лугов доносился крик кукушки. Весна была в воздухе и в ее сердце. Она не могла думать о смерти в такую минуту. Они оба так молоды! И пусть сейчас она пленница, все равно это один из счастливейших моментов ее жизни. И тогда Елизавета дала обет, что никогда не забудет мужчину, который дал ей возможность почувствовать себя такой счастливой в этой мрачной тюрьме.

– Я сделаю еще несколько шагов вперед и поверну обратно, – прошептала она. – Я вижу, они следят за мной.

– Если завтра меня отправят на эшафот, я не стану жаловаться. Я узник, приговоренный к смерти, и все же радуюсь… потому что мимо меня прошла принцесса.

Боже, как он красив! Какие у него настойчивые глаза! Елизавета знала, что его называют неотразимым. И все же, поскольку она принцесса, ее королевское достоинство позволит ей устоять. Только какая необходимость об этом думать? Они разделены неразрушимыми преградами: ее королевским происхождением, тюремными стенами, его браком с деревенской девчонкой. Нет, ей не мешали эти преграды – они ей даже нравились. Она представляла себя самой желанной женщиной в Англии – молодой, прекрасной, но недоступной. Елизавета хотела быть такой.

Она еще раз медленно прошла мимо его окна и прошептала:

– Я опечалилась, услышав о вашем аресте. Я помню вас и знаю, по каким причинам вы здесь.

В письмах Роберт не упоминал о политике, он писал только о любви и преданности.

– Я сын моего отца, – сказал Роберт. – У меня не было другого выбора, как только сражаться за его дело. Я был молод… неопытен, весь во власти отца.

– А в чьей власти вы окажетесь теперь?

– Принцессы Елизаветы. Она вольна приказывать мне, моему телу и душе.

Елизавета пришла в восторг, но настороженно спросила:

– Ваша присяга на верность леди Джейн Грей закончилась тогда, когда ее отправили на эшафот?

– Я могу только повторить, что служил моему отцу.

– Роберт, вы глупец. И я тоже, коли нахожусь здесь.

– Но… вы еще будете здесь прогуливаться? Принцесса остановилась, сделав вид, будто снимает с туфельки травинку.

– Должна ли я менять мой путь, чтобы слушать вас?

– Если вы милосердны, то да.

– Милосердна? – Она огляделась вокруг. Те, кто следил за ней, начали что-то подозревать. Елизавета не смела дольше задерживаться, но обнаружила, что ей трудно уйти. Подобный флирт был для нее игрой, которая ей нравилась больше всего. – Как я, бедная узница, могу быть милосердной?

– Нет больше никого, о чьем милосердии я стал бы просить. Я жажду видеть вашу улыбку. Воспоминания о вашей красоте останутся со мной, озаряя мою камеру светом. Если завтра я умру, то умру счастливым… потому что вы пришли повидаться со мной, моя дражайшая принцесса.

– Я всего лишь пошла этой дорогой.

– Значит, ваша милость недовольны, что я писал вам?

– Это было несколько нагло с вашей стороны.

– Если мои письма вызывают ваше неудовольствие, я должен буду отказать себе в великой радости их писать.

– Это как вам будет угодно.

– Мне было бы угодно писать их целыми днями. Вы будете гулять здесь опять?

– Милорд, не думаете же вы, что я изменю маршрут, чтобы избежать встречи с вами? – В ее голосе чувствовалось возбуждение. Она знала, что ей надо уходить, но никак не могла устоять перед соблазном побыть здесь еще немного.

– Видеть вас – самое чудесное, что могло случиться со мной, – сказал Роберт.

– Я должна идти.

– Буду жить завтрашней встречей.

– Мои стражи что-то заподозрили. Я больше не могу задерживаться.

– Можно ли мне поцеловать вашу руку… Елизавета?

– Я не смею дольше тут оставаться.

– Я буду ждать… и надеяться.

– Это хорошо – ждать и надеяться. Увы, это все, что остается нам, бедным узникам.

Она подняла лицо к небу, так что свет упал на него, тряхнула волосами и дотронулась до горла хрупкой белой рукой. Это была замечательная картина, которую Роберт хотел сохранить в памяти.

– Вы так прекрасны, – услышала принцесса его шепот. – Еще прекраснее, чем я вас помнил.

Улыбаясь, она прошла мимо.

Знали ли стражи и друзья Елизаветы, почему по утрам она всегда прогуливалась в одном направлении? Знали, кто тот узник, который смотрел на нее из-за решетки? Если и знали, то притворялись неосведомленными.

Она сидела на траве под окном камеры, прислонившись к стене, смотрела в небо и разговаривала с Робертом Дадли.

Елизавета бранила его, но с нежностью и была так же возбуждена, как когда-то во время самых волнующих встреч с Томасом Сеймуром.

– Итак, Роберт Дадли, вы изменили нашей самой милостивой королеве?

– Принцесса, я служу только одной королеве.

– Тогда, должно быть, это королева Мария.

– Нет, королева моего сердца, королева, которую я всегда буду боготворить до конца моих дней, не Мария.

– Может быть, Эми?

– Ах, не говорите о бедной Эми.

– Не говорить, в самом деле? Бедняжка, мне жаль ее. Ей случилось оказаться вашей женой.

– Я говорю о королеве, – уточнил он. – О единственной в мире, которую я люблю, но которая, боюсь, для меня недосягаема.

– Как ее имя?

– Елизавета.

– Надо же, такое же, как и у меня!

– Вы смеетесь надо мной?

– Роберт, вы распутник. Многие в этом убедились на своем опыте.

– А что мне остается делать, если я знаю, что никогда не приближусь к моей любви? Приходится в отчаянии искать других, похожих на нее.

– Значит, эти другие… эти деревенские девушки… напоминают вам ее?

– Может быть, чуть-чуть. У одной голубые глаза, но волосы не того же цвета. У другой волосы приобретают отдаленное сходство с волосами Елизаветы лишь тогда, когда на них падают лучи солнца. У третьей, как и у нее, белые и хрупкие пальцы, но им недостает совершенства…

– Роберт Дадли, – с вызовом произнесла принцесса, – женщина должна быть совсем глупой, чтобы довериться вам.

– Но только не она. Кто я такой, чтобы надеяться, что она посмотрит в мою сторону?

– Вам вынесен смертный приговор, – тихо произнесла она.

– Я почти рад этому. Потому что он позволяет мне быть отчаянным: я могу сказать той, которую люблю, то, что в других обстоятельствах никогда не осмелился бы.

– Продолжайте, – прошептала Елизавета.

– Я люблю вас… никого, кроме вас. Мне нет в жизни другого места, только рядом с вами. Хорошо, что за мной скоро придут и я отправлюсь на эшафот, потому что мне нельзя надеяться на ответную любовь…

– Глуп человек, отказывающийся от надежды.

– Вы так думаете?

– Надежда – то, чем мы живем…

– На что же мне надеяться?

– На жизнь.

– Но что стоит жизнь, в которой нет любви?

– Тогда надейтесь и на жизнь, и на любовь.

– Елизавета… любовь моя!

– Знайте, это правда, вы мне нравитесь, – призналась она.

– Я самый счастливый человек из всех живущих на свете!

– Чудесно, Роберт, что вы можете говорить об этом в такое время.

– Как бы мне хотелось сидеть рядом с вами на траве!

– Полагаю, тогда вы чересчур осмелели бы, и мне пришлось бы держаться с вами холодно.

– Я растопил бы вашу холодность.

– Не сомневаюсь. Я слышала, вы обладаете способностью заставлять женщин таять.

– Вы чересчур много слышали обо мне. Но я польщен, что вы обращаете свой слух на то, что говорится обо мне… даже если это направлено против меня.

– Я никогда не забывала о вас. Вы были таким надменным мальчиком!

– Помните, как мы с вами танцевали? Как соприкасались наши руки?

– Не говорите о прошлом. Говорите о будущем.

– Какое у меня может быть будущее?

– Тогда о моем.

– О, вас ждет великое будущее. Вы станете королевой.

– Стану ли, Роберт?

– Конечно! А вашим мужем будет иностранный принц, обладающий большой властью и богатством. Ваши министры выберут его для вас.

– Если я когда-нибудь стану королевой, то сама выберу себе мужа.

Эти слова его обнадежили, хотя он понимал, такая надежда абсурдна. Впрочем… Она так горда, так отважна, так решительна. А главное – дочь своего отца. Роберт много раз слышал, что об Елизавете именно так говорили. А ее отец женился па женщинах не королевского происхождения. Правда, две его жены потеряли головы; но Роберт был уверен в своих силах.

– Если я когда-нибудь выйду отсюда живым… – начал он.

– Да, Роберт? – подтолкнула она его.

– Я посвящу мою жизнь служению вам.

– Другие тоже это обещали.

– Я буду служить вам с любовью подданного… и мужчины.

– Подданного?

– Когда вы станете королевой…

– Вы ведете изменнические речи. Если кто-то услышит, это немедленно будет стоить вам головы.

– Мое сердце задето так сильно, что голова не кажется столь важной.

– Я не могу оставаться дольше.

Ей так не хотелось уходить! Игра, которую Елизавета вела под стенами башни Бошамп, была такой приятной!

Конец этой игре, не желая того, положили дети.

Однажды, когда Елизавета гуляла в саду, к ней подошла маленькая Сюзанна. Девочка где-то нашла какие-то ключи и принесла их принцессе. Малютка слышала разговоры старших, и ей захотелось сделать для милой молодой леди что-нибудь приятное. Маленький Уилл приносил узнице цветы, а Сюзанна придумала кое-что получше цветов. На букеты приятно смотреть, но ключи – вещь гораздо более полезная. Она протянула пухлую ладошку, на которой лежали ключи, принцессе и сказала:

– Это для вас, госпожа. Теперь вы сможете отпереть ворота и пойти домой.

Елизавета наклонилась к девочке, но стражники выступили вперед.

– Ваша милость понимает, – сказал один из них, – что я должен забрать эти ключи, и мне необходимо доложить о том, что произошло.

– Вы вольны поступить так, как считаете нужным, – ответила Елизавета. – Это невинное дитя всего лишь играет.

Сюзанна расплакалась:

– Но это ключи для леди! Они ей нужны, чтобы она могла открыть ворота и пойти домой.

Елизавета постаралась утешить ребенка:

– Очень мило с твоей стороны принести мне ключи, Сюзанна. Но понимаешь, моя дорогая малышка, мне не позволят их взять.

Девочка захныкала:

– Значит, я сделала что-то дурное, госпожа?

– Нет. Ты хотела доставить мне удовольствие. В этом нет ничего дурного.

– Но они теперь злятся.

– Нет. Они забрали ключи, потому что я их узница и должна ею оставаться.

– Но я хотела помочь вам убежать.

– Знаю, малышка. Но этому не бывать. Ты должна держаться молодцом. Я счастлива, что ты принесла мне ключи – не потому, что могла бы убежать, я не могу отсюда уйти, пока мне этого не позволят, – а потому, что это показывает – ты меня любишь.

Сюзанна утешилась.

Но инцидент встревожил начальников Тауэра. Они собрались на совещание.

– Ребенок принес ключи принцессе! Это очень опасно. Таким путем принцессе могут тайком передать настоящие ключи.

– Но эти-то совершенно бесполезные. Кто-то их выкинул.

– Это так. Но ключи! А что там за история с цветами?

– Ничего особенного. Просто мальчик одного из надзирателей приносит ей время от времени букеты. Собирает цветы в своем садике и относит любимой узнице.

– Послания… записки… их вполне можно спрятать в букете. Не будем забывать, что у нас тут сидит важный государственный преступник. Его побег будет стоить нам голов.

В результате этого совещания перед представительными джентльменами во главе с лейтенантом Тауэра предстал маленький Уилл.

Уилл немного испугался, почувствовав угрозу, нависшую над отцом, который ждал его за дверью, пока он стоял перед грозными джентльменами.

Однако хорошо помнил: нельзя рассказывать, что в букетах цветов он передавал записки. Лорд Роберт на этом очень настаивал. Именно поэтому эти джентльмены так и злятся. Но он все равно сделает так, как хотел лорд Роберт.

Уилл стоял, широко расставив ноги, с упрямым выражением на лице, помня о том, что он друг лорда Роберта.

– Ну, мой мальчик, ты относил цветы принцессе, не так ли?

– Да, сэр.

– А где ты их брал?

– В нашем саду, сэр.

Это была правда; цветы он рвал в саду.

– Теперь послушай, мой мальчик. Давал ли тебе кто-то из пленников что-нибудь, чтобы положить среди цветов?

– Нет, сэр.

Это тоже была правда. Лорд Роберт сам прятал записки среди цветов.

– Подумай хорошенько. Ты уверен, что никто не давал тебе письма, чтобы передать принцессе?

– Я и думаю хорошенько, – ответил мальчик. – Никто не давал мне писем, сэр.

Мужчины переглянулись.

– Он когда-нибудь был в апартаментах Куртенэя? – спросил лейтенант.

– Надо позвать его отца и спросить у него. Вошел отец Уилла.

– Ходил ли с вами мальчик когда-нибудь в апартаменты герцога Девонширского?

– Нет, сэр. Я и сам там никогда не был.

– Посещали ли вы когда-нибудь узников, недавно посаженных в Тауэр… тех, кто связан с мятежом Уайетта?

– Нет, сэр.

Мужчины снова посмотрели друг на друга, потом на маленького мальчика, который выглядел самой невинностью. Говорили, что принцесса любит детей, а они ее; возможно, здесь действительно нет ничего, кроме чистой дружбы между взрослой женщиной и ребенком. Ведь до сих пор ничего страшного не случилось, Елизавета по-прежнему узница.

– Я удвою стражу принцессы, – решил лейтенант. – Надо ограничить ее свободу. Пусть гуляет только в саду, незачем ей бродить по территории. И, надзиратель, ваш сын не должен больше носить цветы заключенным. Ясно?

– Да, сэр.

– А ты, мой мальчик, ты понимаешь? Ты не должен больше носить цветы принцессе.

Мальчик кивнул с несчастным видом.

Когда он в следующий раз увидел принцессу, она гуляла в маленьком саду, но ворота в него были заперты, он не мог к ней подойти. Он окликнул ее через ограду.

Елизавета не подошла к мальчику, потому что ее окружала стража, но помахала ему рукой и улыбнулась.

– Я не могу больше приносить вам цветы, госпожа, – печально сообщил он.

Королева заболела, и те, кто преследовал Елизавету, встревожились. Главой их был Стивен Гардинер, епископ Винчестерский – самый ярый враг принцессы. Он ясно себе представлял, что произойдет с ним, если Мария умрет, а королевой станет ее сестра.

Гардинер был любимым епископом королевы и государственным деятелем, а потому время от времени позволял себе поступки, не согласовывая их с Марией. Сейчас он решил, что если нечего не предпримет, то переживет королеву не более чем на одну-две недели. И принялся действовать с исключительной смелостью.

Епископ подписал смертный приговор Елизавете и отправил его со специальным гонцом в Тауэр к лейтенанту Бриджесу. Приговор должен был быть исполнен безотлагательно.

Получив его, Бриджес пришел в ужас.

Доказательств против Елизаветы не было, хотя она и находилась в тюрьме. Можно ли казнить ее до суда? Честному Бриджесу это казалось неправильным. Он гордился своей работой и хотел, чтобы в его владениях торжествовала справедливость. Больше того, лейтенант не остался равнодушным к чарам Елизаветы. Ее молодость, красота, хорошее настроение и храбрость во время заключения производили на него самое приятное впечатление. Кроме того, он не забывал, что может принести будущее.

Смертный приговор! Указание поспешить с его исполнением, отвести принцессу из тюрьмы на эшафот ранним утром и обезглавить ее втайне от всей страны показалось Бриджесу подозрительным.

– Мне это не нравится! – пробормотал он.

Королева по природе своей не была жестокой женщиной, а принцесса давала понять, что очень желает обратиться в католическую веру. Бриджес не верил, что Мария хочет лишить жизни сестру, разве только по религиозным соображениям или, разумеется, если ее измена будет доказана, но это было не так.

Он еще раз внимательно изучил смертный приговор. Да, Гардинер подписал его за королеву во время ее болезни.

И тогда лейтенант решился рискнуть. Лучше вызвать недовольство епископа, чем отправить на смерть молодую девушку.

Он взял перо и написал Гардинеру:

«Я вижу, что на этом приговоре нет подписи ее величества, и считаю, что нарушил бы пределы своих полномочий, если бы допустил совершение казни столь важного государственного преступника без специальных на то указаний ее величества королевы».

Епископ пришел в ярость, получив это письмо, и понял, что его план провалился. Несколько дней он размышлял, не приказать ли Бриджесу все же исполнить его желание. Но тем временем королева выздоровела, а когда услышала о том, что произошло, пришла в ужас.

Все ее сентиментальные чувства вышли на поверхность. Она помнила малютку Елизавету, которая завоевала ее привязанность. Елизавету неверно воспитывали; она выросла в неправильной вере; правда и то, что принцесса конечно же имеет амбиции и претендует на трон, однако никаких доказательств против нее не было. А главное – она ее сестра.

Мария не стала наказывать Гардинера, ибо была о нем слишком высокого мнения. Она знала, что он убежденный католик, и уже поэтому дорожила им. Епископ хотел наказать Елизавету-еретичку, и королева не была уверена, что в этом он не прав. И напомнила себе, что ее долг – спасти сестру от ереси.

Мария призвала к себе человека, которому полностью доверяла, – старого друга сэра Генри Бедингфелда.

– У меня есть для вас поручение, – сказала она, – которое я не могу доверить никому другому.

– Приложу к его выполнению все имеющиеся у меня силы, ваше величество.

– Знаю, дорогой Бедингфелд, поэтому я и даю его вам. Речь идет о моей сестре. Прошу вас постоянно наблюдать за ней и при этом быть равно справедливым и к ней, и ко мне.

Бедингфелд был разочарован.

– Да, мой дорогой друг, – продолжала королева, – я решила поручить вам надзор за принцессой. Следить за ней денно и нощно. Записывайте все ее действия и при необходимости докладывайте мне. Я даю вам трудное поручение, но, милорд, поступаю так потому, что знаю: вы один из тех немногих людей в моем окружении, кому можно полностью доверять.

– Я покорный и смиренный слуга вашего величества.

Однако было видно, что Бедингфелд озадачен. Мария удивилась, что такой мужественный человек разволновался из-за того, что ему поручают сторожить молодую девушку.

Елизавета услышала приближение сэра Генри Бедингфелда с сотней солдат. Потом увидела их из окна, поняла, что они окружили ее апартаменты, и испугалась. Все это могло означать только одно, так что все ее страхи немедленно вернулись. Она прижалась к своей любимой прислужнице, Изабелле Маркхэм, и заплакала:

– Изабелла, это конец. Я думала, мне будет все равно, но мне не все равно. Моя сестра послала Бедингфелда проследить, чтобы ее приказ был исполнен. Скажи… эшафот для леди Джейн все еще стоит?

– Тише, дорогая принцесса. Умоляю вас сохранять спокойствие, как вы всегда умели это делать. Подождите и сначала выясните, что все это означает, прежде чем предполагать худшее.

– Бедингфелд доверенный рыцарь моей сестры. Она послала его уничтожить меня. Я знала, когда входила в это мрачное место, что никогда отсюда не выйду. – Елизавета истерически разрыдалась. – Но я не допущу, чтобы это был топор! Это будет меч из Франции!

Ее дамы склонили головы и тоже заплакали, понимая, что она думает о трагической судьбе своей матери.

Однако Елизавета не умела долго скорбеть. Очень быстро она превратилась в величественную принцессу и крикнула:

– Пошлите за Бриджесом! Прикажите ему немедленно явиться ко мне. – А когда лейтенант вошел, высокомерно проговорила требовательным тоном: – Что это значит? Разве у вас здесь недостаточно стражников, что вы попросили мою сестру о подкреплении?

– Ваша милость говорит о сэре Генри Бедингфелде и его людях?

– Именно так.

– Ваша милость, это повод не для тревоги, а для радости. Сэр Генри скоро предстанет перед вами и расскажет о данных ему указаниях. Вы покидаете Тауэр.

– Я буду свободна?

– Вы останетесь под надзором сэра Генри, но больше не будете узницей Тауэра.

Елизавета вздохнула с облегчением. Конечно, ей придется всего лишь поменять одного тюремщика на другого, по Тауэр – уж слишком мрачное место. Однако через некоторое время, вспомнив о Роберте Дадли, огорчилась – он оставался здесь.

Баржа повезла ее от Тауэрской верфи в Ричмондский дворец, под охраной большой группы стражников.

Когда Елизавета прибыла во дворец, ее позвали к королеве.

Мария, недавно оправившаяся от болезни, которая многим казалась смертельной, выглядела утомленной. Она ожидала прибытия своего жениха и сильно нервничала, разрываясь между желанием увидеться с ним и опасением предстать перед ним еще не до конца выздоровевшей.

Вид младшей сестры – вполне здоровой, несмотря на тюремное заключение, – вызвал у нее зависть. Что подумает Филипп, когда увидит Елизавету? Не захочется ли ему, чтобы именно она была королевой Англии и его невестой?

Хотя завидовать Елизавете, чья жизнь постоянно находилась в величайшей опасности, было нелепостью. Если бы Мария была мудрее, то давно и без колебаний отправила бы это молодое тело на плаху, как советовали Гардинер и Ренар.

– Итак, вы недавно прибыли из Тауэра? – холодно спросила Мария.

– Да, ваше величество. По вашей великой милости я нахожусь здесь.

– Многие говорили против вас, – сказала королева.

– Они лгали, оговаривая меня, – ответила Елизавета. – Но ваше величество мудры и принимаете ложь лжеца, как и жалкие признания несчастного под пыткой, так, как они того стоят.

– Я не убеждена в вашей верности. Елизавета широко раскрыла голубые глаза:

– Не может быть, чтобы ваше величество так думали.

– Я не имею привычки говорить то, чего не думаю. Итак, дорогая сестра, я хорошо вас знаю. Мы провели вместе много лет. Когда в вашей детской случались неприятности, помнится, вы без особого труда доказывали свою невиновность.

– Ваше величество, невиновному нетрудно доказать свою невиновность. Только виновные видят в этом непосильную задачу.

Королева нетерпеливо взмахнула рукой:

– У меня есть для вас муж.

Елизавета побледнела и вся напряглась в ожидании.

– Это Филиберт Эммануэль, герцог Савойский.

– Герцог Савойский! – растерянно повторила Елизавета.

Она ожидала смерти, а ей предлагают герцога. Смерть означала бы конец всей ее жизни, но выйти замуж за иностранного принца и покинуть Англию – это значит отказаться от всего, на что она надеялась. Только сейчас Елизавета полностью осознала, как сильно ей хочется стать королевой Англии. Лишиться этой надежды – все равно что умереть.

Она твердо ответила:

– Ваше величество, я никогда не дам согласия на этот брак.

– Не дадите согласия?

– Я не дам согласия, ваше величество. Королева наклонилась вперед и холодно спросила:

– Какое право вы имеете возражать против супруга, которого я для вас избрала?

Елизавета подумала о Роберте Дадли, таком, каким видела его через решетки камеры, – высоком, смуглом, красивом, – о его страстных, откровенных глазах. Если бы это был Роберт! Нет, даже ради него она не отказалась бы от своей мечты. Но ей предлагают не Роберта. Ей навязывают в мужья иностранного принца, потому что он вассал Испании; а все, что связано с Испанией, в глазах Марии прекрасно с тех пор, как она посмотрела на портрет невысокого, аккуратного молодого человека, предназначенного в мужья ей.

– Существует только одна причина, по которой я могу возражать против вашего выбора, ваше величество. Она заключается в том, что я очень четко знаю: жизнь в браке – не для меня.

Мария цинично взглянула на сестру:

– Вы… в качестве старой девы?! Когда же вы приняли такое решение?

– Думаю, ваше величество, это нечто такое, что мне всегда было известно.

– Не замечала, чтобы вы демонстрировали особую склонность к девичеству в отношениях с противоположным полом.

– Ваше величество, именно потому, что я всегда так чувствовала, временами, возможно, и выглядела незащищенной.

– Стало быть, вы решительно настроены сохранить свою девственность любой ценой?

– Ваше величество, необходимость охранять возникает лишь тогда, когда возникает опасность что-то потерять. Моя склонность сохранить мою девственность настолько велика, что я не испытываю необходимости сдерживаться, как это свойственно многим девицам.

– Не ожидала, что вы придете ко мне в таком фривольном настроении.

– Ваше величество, я серьезна, как никогда.

– Следовательно, мы обручим вас с герцогом Савойским.

Елизавета сложила руки на груди:

– Ваше величество, я настроена так, что предпочту браку смерть.

– Я не стала бы с такой легкостью говорить о смерти. Это безответственные, отчаянные речи.

– Ваше величество, а я и нахожусь в отчаянном положении. Поэтому предпочитаю смерть помолвке с герцогом Савойским.

– Ну, посмотрим, – отрезала Мария и вызвала стражу.

Елизавету увели обратно в ее апартаменты. Она была абсолютно уверена, что конец ее близок.

Принцесса лежала на постели, уставившись в потолок. Ее дамы всхлипывали, потому что, вернувшись от королевы, она сказала:

– Думаю, я скоро умру.

Но неужели действительно предпочитала смерть браку с герцогом Савойским?

Не может быть! После стольких лет ожидания короны, после того, как карты Кэт Эшли множество раз ее пророчили…

Ночью Елизавета неожиданно вскочила и сама себе сказала: «Завтра же к королеве. И приму Савойю. Я не настолько глупа, чтобы смиренно отправиться на плаху».

Подожди, посоветовал ей здравый смысл. Твой лучший друг – время.

На следующий день Елизавета покинула дворец, но отправилась не в Тауэр. Королева не могла решить, что делать с сестрой, а потому повелела ей вернуться в Вудсток, что выглядело тем же заточением, но по крайней мере с условиями, соответствующими высокому положению принцессы. Народ, рассудила Мария, будет умиротворен, если Елизавета окажется в одном из своих загородных поместий. Уж очень все беспокоились, пока она была в Тауэре. Им казалось, что коварная и хитрая Елизавета достойна сочувствия. И почему это народ всегда на ее стороне?

Когда принцесса плыла вверх по реке, люди стояли на берегах, чтобы посмотреть на нее, выкрикивали приветственные слова, передавали ей подарки. В Уайкомбе принесли ей пироги, да так много, что она не смогла все принять. Елизавета мило благодарила людей, а вдоль реки неслись крики: «Господи, благослови принцессу! Боже, храни ее милость!»

Теперь она чувствовала себя счастливой. И правильно сделала, что отказалась от Савойи. Все еще впереди: она молода, а королева – стара.

В Вудстоке ее поместили не в королевских апартаментах, а в сторожке привратника, окруженной стражей. Сэр Генри Бедингфелд объяснил принцессе, что по приказанию королевы она будет находиться под неусыпным наблюдением.

Елизавета даже слегка всплакнула.

– Меня ведут словно овцу на бойню, – сказала она своим дамам, помогавшим ей приготовиться ко сну.

В ту ночь принцесса долго не могла уснуть и вдруг услышала, что дверь в ее комнату тихонько отворилась. Затем раздвинулись занавеси кровати, и в следующий момент ее обняли любящие руки.

– Кэт! – всхлипнула Елизавета с облегчением. – Как ты сюда попала?

– Тише, любовь моя! Тише, моя маленькая леди! Я снова на свободе – меня отпустили. А как только я услышала, что моя леди направляется сюда, оказалась здесь раньше. Приехала еще до того, как появились мастер Бедингфелд и его веселые ребята. И какое нам до них дело, милая, если мы снова вместе?

– Какое нам дело! – повторила Елизавета и рассмеялась.

Кэт легла рядом с ней на постель; и всю ночь напролет они говорили о том, что произошло.

Елизавета призналась:

– Кэт, у меня было приключение, когда я была в Тауэре. Ты помнишь Роберта Дадли?

– «Помнишь»! Кто же может его забыть? Самый красивый мужчина из всех, каких я когда-либо видела… за исключением одного.

– Исключая всех! – уточнила принцесса. Они натянули на головы одеяло, чтобы никто не подслушал их сплетен и смеха.

Заточение Елизаветы в Вудстоке проходило довольно весело – с ней была Кэт. Сэр Генри Бедингфелд не счел нужным сообщить об этом королеве. Возможно, он понимал, что если это сделает, то Кэт уберут, чем нанесут смертельное оскорбление принцессе, а сам он не видел большого вреда в том, что Кэт находится с ней.

Итак, они были вместе, как в старые времена. Смеялись, сплетничали и вели разговоры, которые вполне можно было бы назвать изменническими, если бы их кто-то подслушал.

Когда они оставались одни, Кэт шептала:

– Ваше величество!

Для Елизаветы это звучало как сладкая музыка. Кэт с прежней ловкостью гадала на картах, вызывая у нее много смеха.

– Вот снова тот смуглый, красивый мужчина! Сморите, как близко он от вашего величества. Мы еще услышим о нем, не сомневаюсь!

Все было как в старые времена, когда Кэт видела в картах другого красавца мужчину, узнавая в нем Томаса Сеймура. Кстати, она напомнила Елизавете, как та говорила, что никогда уже не будет такого, как он, обаятельного.

– Но тогда, – возразила принцесса, – я еще не знала по-настоящему Роберта Дадли.