Ветер Безлюдья

Жареная картошка

Утром следующего дня на город упала жара. После дождей воздух превратился в горячий и влажный пласт, в котором труднее дышалось и ходилось. Хотелось скорее занырнуть обратно — в прохладный полихаус, или в прохладную станцию метро.

Я вспотела быстро, но и быстро остыла, пока ехала в вагоне на встречу с Тимуром. Сообщение получила вчера с вариантом, если найду время, встретиться недалеко от больницы, где его жена была на ЛФК, а он как раз располагал часом свободного времени. Я согласилась.

— Извини, что выдернул… я же не сильно помешал планам, что попросил встретиться здесь? У меня бы самого больше времени ушло на дорогу…

Тимуру было неловко, что я подстроилась под него.

— Не смогла бы, не приехала, не переживай.

Он был почти такой же — полный, в костюме, с принт-ноутом в руках. Но в нем чувствовалась энергичная, деятельная струнка, что и рыхлость тела превратилась в плотность. Тимур был собран, суетлив и радостен. Намного здоровее стал выглядеть и моложе. Мы встретились вовремя прямо у больницы и решили, что дойдем до кафе на соседней улице, чтобы не торчать в неуютном зале ожидания.

— У тебя, я вижу, все хорошо?

— Да! Это так сразу даже и не рассказать! Я так… так боялся раньше потерять работу, что до ночи сидел в соцслужбе, трудоголик до мозга костей. А теперь вот, видишь, ушел и занимаюсь тем, чем хочу. Времени больше. С сыном общаюсь… Это все из-за моего отца, он вечно терял работу и мы сидели без денег, вот и привилось, что надо в первую очередь зарабатывать, и не дай бог, если уволят. Страшно повторять его ошибку… Папа был непутевый, выпивал, но тихо. Он бы и мухи не обидел! Его осудили несправедливо.

— И тебя потом как раз бабушка к себе забрала?

— Да. Увезла подальше и в другую школу перевела.

Я еще в метро засунула наушник в одно ухо, чтобы чуть сжульничать подслушиванием — ради интереса. Но его, как и Наталью в последний раз, я уже не слышала. Нашелся второй потеряшка… и это меня очень радовало.

— У тебя какие новости? Есть что-то по поискам?

— Есть.

Еще в феврале Тимур был посвящен во все, и не удивился невероятному. В глаза он не видел ни разу ничего аномального, но поверил следователю. Помочь мало чем мог — раз дело закрыли, то и его расследование по прежней должности тоже быстро свернули. А вне системы — все что он знал, это трущобы и трущобные жители. Все легальные, многие с родней, не многие — очередники в приют. За прошедшие месяцы все события застопорились, так что и Тамерлана не за чем было дергать, — он смог найти новое место, вернуться к семье, наладить свою жизнь.

С жары мы, наконец-то, зашли в кафе и сели не у окна, а в глубине зала, чтобы не слепнуть на солнце.

— Рассказывай свои новости.

Я рассказала о Карине и Тимур закивал головой:

— А я, можно сказать, знаю о таких людях. У меня были дела с одиночками, и они упоминали волонтеров. Трущобные добровольцы или изгои, по-разному старики их называли.

Он заказал кувшин сока, я воду, а больше ничем утяжелять стол не захотели.

— У меня сомнения, — поделилась я. — Илья нашелся, это он, он даже помнит свои настоящие имя и фамилию, раз до сих пор так зовется. Карина подтвердила. Физически его мы еще не нашли, но уже можно сказать как он выглядит… а вот чем занимается… как мне рассказать об этом Андрею? Илья следил за мной, чтобы сдать Гранида колодезным. Не слишком красиво выходит. Вдруг, он преступник?

Тимур покачал головой.

— Не может так быть, уверен, что есть объяснение и оправдание. А Андрею сказать надо.

— От него давно сообщения получал? Мне ответил коротко, и до сих пор не перезвонил.

— И мне. А я ведь тоже кое-что нашел. Не по новому делу, а по нашему делу. Старые связи, пара хороших подарков, и вот… — он открыл принт-ноут, оттопырил внутренний карман футляра и выудил оттуда тонкую папку. — Загляни-ка.

Внутри было три листочка. Старых, по печати видно, и по цвету бумаги. Не разобравшись сразу, мне пришлось усмирить любопытство и прочесть не бегло, а внимательней:

— Это о нас?

— Да. Документ прямо из архива ювеналки. Имен нет, но сам описанный случай, возраст, дата лечения, примененные экспериментальные средства — все про нас. Свидетель номер один, номер два, номер три…

— Четверо. Все сходится.

— А кто четвертый?

— Наталья. Я о ней еще не рассказывала, да и ей о нас всех тоже. Так ведь сразу и не подойдешь с такими признаниями, верно? Тимур, а тут о «незабудке» написано, что это первый опытный образец из ряда других. Впервые испытан на детях от десяти до тринадцати, и вырезать воспоминания он должен был только об одном месяце…

— Что поделать. А стер все четыре. И как же мне жалко, что сейчас я не могу вспомнить ничего…. Простите?

— Ваш жареный картофель с чесноком и весенний салат с редиской. Холодный чай…

— Ошиблись столиком.

Официант, молодой парень, едва выставил все перед ним, как с досадой полез за мини планшетом. Перепроверил.

— Извините. Сейчас… — и начал составлять все обратно.

А Тимур вдруг вытаращился на тарелки с таким видом, будто случилась не рядовая ошибка, а важное событие. Несколько секунд после он смотрел в пространство над моей головой, потом на меня и его глаза совсем округлились:

— Эльса!

Попытавшись резко подняться, Тимур ударился ногами о столешницу, та поехала на меня, и я испуганно схватилась за принт-ноут и бумаги, удержав от падения. Порыв привел его обратно на диванчик, а я только и смогла воскликнуть:

— Что?

— Я вспомнил тебя! Это была ты… да-да-да! «Мальчик, помоги донести рюкзак»! Это ты меня в тот день попросила! Я вспомнил!

Люди на нас стали оборачиваться. Он понизил голос, но волнение открытием так и вырывалось из торопливости жестов и, загоревшегося детским восторгом, взгляда.

— Что вспомнил?

— Как мы познакомились!

— Тамерлан, умоляю, тише… От такого крика мне становится страшно, что в дверях появится твоя жена и поймет все не правильно. — Добавила шепотом: — Расскажи.

— Конечно. Я хотел есть… — он немного запнулся, поднял брови и вытер салфеткой проступивший на лбу пот. — Я… был слишком горд, чтобы попрошайничать, но мысль о том, чтобы украсть не смущала. Очень хотелось есть, до ужаса. Я ушел подальше от своего квартала, где меня знали, и торчал у входа в магазин, думая — как же зайти, не вызывая подозрений, и пронести через кассу хотя бы яблоко. Еду без магнитных датчиков. Я торчал там слишком долго, так что на меня уже косо посмотрел охранник, который дежурил внутри. Заметил даже через двойные стеклянные двери. Миссия провалилась… — он хмыкнул, а потом указал на меня пальцем, как указывала и Наталья, — я собрался искать другое место, как появляешься ты. Маленькая такая, застегиваешь карточку в кармашек на рюкзаке и пытаешься накинуть его себе на плечи. Школьный, большой, только не с тетрадями, а с продуктами. Это было самое начало июня, начало каникул. Он тяжелый. Ты ставишь его у ног, смотришь на меня почему-то грустными глазами и просишь: «Мальчик, помоги донести рюкзак. Пожалуйста».

Я не могла смотреть на взрослого Тимура и не улыбаться. Да вот же он — тощий, как жердь, парнишка со смуглой кожей, раскосыми глазами и черными волосами. Опять мое воображение меня подкололо этим образом. Или ослепшая память?

— Вот я тебе говорю, будто это было прямо вчера… Что с головой? Так ясно! Я взялся за лямки, пошел за тобой. У подъезда хотел оставить, неудобно дальше, но ты сказала: «Я Эльса. А тебя как зовут?» Я ответил. А ты: «Поднимайся, зайдешь в гости, Тимур. Попьешь, а то жарко». Дома ты была одна. Усадила меня на кухне, достала из холодильника сок и разбавила его водой из чайника… меня отбросило в прошлое! Веришь?

— Верю, — я покрылась мурашками, зная, каково ощущать эти погружения. — А дальше?

— Ты болтала, чистила картошку. Я чувствовал себя неловко и удивлялся, что ты собираешься готовить как взрослая, а всего-то в третьем классе училась, лет десять от силы на вид. Неудобно, — торчал в гостях у незнакомой девочки, а ты вела себя так, словно я приятель с твоего двора, а не беспризорник с улицы. Потом запахла картошка — на масле, с чесноком. Желудок после сока, пустой больше суток, стал петь затяжные печальные песни… — тут Тимур рассмеялся и похлопал себя по бокам, — с тех пор и отъедался! Я бессовестно умял все, что ты мне положила. И четыре куска хлеба съел, и редиску под сметаной, что из холодильника достала. А потом и чай. Одурел, стал сонным от сытости… в пять ты сказала, что скоро вернутся родители, и, если я хочу, то могу прийти завтра к полудню. Обещала познакомить с друзьями, что пойдем на речку или к холмам…

Он выдохся, замолчал надолго. И я поняла, что эпизод кончился.

— Я даже помню, что скатерть на твоей кухне бледно-зеленая в мелкий горошек, тарелки белые, полупрозрачные. А картошка хранилась у окна в плетеной корзине с ручками. Это было целую вечность назад… Почему я помню такие мелочи, но не могу вспомнить всего остального? Ведь я пришел на следующий день, да?

— Да.