Вторник и большую часть среды Уилл провалялся в гамаке; на животе у него лежала открытой одна из книг Селины. Ему предстояло многому научиться в области капитального ремонта старых зданий, а времени было в обрез. К счастью, в своей жизни он много работал на строительстве и умел готовить цемент, класть кирпичи, закладывать фундамент, возводить стены, стелить кровлю.
Из всех работ, которыми он занимался в течение шестнадцати лет, строительные работы были ему по вкусу больше всего, так как они давали возможность находиться на свежем воздухе и работать руками. К тому же он строил нечто долговечное, что будет стоять много лет спустя после того, как он покинет город, нечто, чем он будет по праву гордиться. Пусть сам по себе он мало что представляет, зато плоды его труда хороши.
Во вторник утром у него состоялся разговор с мисс Роуз насчет работы и людей, которые будут ее выполнять. Предполагалось поручить ему обязанности старшего на площадке, но главным начальником бригады будет некто Роджер Вудсон. Он и его люди занимались строительными работами много лет. Вудсон слыл многоопытным специалистом и порядочным человеком. Уилл решил про себя, что сделает для себя выводы о его порядочности после того, как они познакомятся в понедельник утром.
Вспомнив про мисс Роуз, Уилл испустил вздох, тяжелый, как жаркий и неподвижный воздух, отложил книгу и стал смотреть на зеленую листву над головой. После того памятного разговора он почти не видел мисс Роуз. И во вторник, и в среду он готовил себе сандвичи на обед в ее отсутствие, а ужинать накануне и вовсе не стал. Должно быть, он больше не сможет с легкостью есть ее хлеб и жить в ее доме, по крайней мере, до тех пор, пока не приступит к работе и не почувствует, что честно отрабатывает свое содержание.
Ты обокрал этих женщин?
Один—единственный вопрос мог бы перевернуть весь мир. Если бы мисс Роуз проявила хотя бы оттенок неуверенности в его вине, если бы где—то в глубине ее души осталось место для сомнения в том, что мальчик, которого она воспитала, способен красть у добрых старух… Но она не усомнилась. Она выслушала Реймонда и шерифа и уверилась в виновности Уилла. И их отношения нарушились. Непоправимо? Ему оставалось только надеяться на лучшее. У него на всей земле осталась только мисс Роуз. А если она не допустит мысли о его невиновности, то Селина — тем более. Как только ей все станет известно, она будет смотреть на него так же, как и мисс Роуз в воскресенье.
А надежды на то, что Селина останется в неведении, нет. Шериф Франклин скорее всего будет держать язык за зубами, зато Реймонд позаботится о том, чтобы информация о постыдных преступлениях Уилла стала всеобщим достоянием. А ведь в городе ему и так никто не верит, за исключением разве что Селины. И то — пока.
Легок на помине!
Шикарный «Линкольн» Реймонда скользнул на площадку между домами. Стекла машины были подняты, значит, внутри работал кондиционер. «Линкольн» — прекрасная машина, роскошь, как и многое другое, что не ценит человек, выбравшийся из—за руля. Все, что принесли ему фамильные капиталы Кендаллов, он считает само собой разумеющимся для человека его положения. Великолепный дом, лимузины, модные костюмы. Ему бы стоило поголодать, не иметь никаких средств передвижения, кроме собственных натруженных ног, сознавать, что необходимо зарабатывать на жизнь трудом, настоящим, физическим трудом, потом и кровью, горбом и мозолями. Тогда, может быть, он научится уважать тех, кто принес ему и его предкам все богатства, научится ценить не им созданные ценности.
— Мисс Роуз нет дома! — крикнул Уилл, прежде чем Реймонд приблизился.
Конечно, Реймонд это уже понял, поскольку машины его матери на стоянке не было. Да он, должно быть, знал, что не застанет мать, еще когда выходил из своего роскошного кабинета в банке. Скорее всего он знал даже, что она отправилась в церковь на собрание женского комитета и вернется только по окончании малой вечерней службы.
Уилл устроился в гамаке поудобнее и перевернул книгу, чтобы Реймонд не прочитал названия на обложке. Он еще не знает, что его мать затеяла ремонт старой фамильной усадьбы, и не Уиллу информировать его. Пусть узнает в свое время: когда работы начнутся и слухи о них поползут по городу или же когда мисс Роуз сама сочтет нужным сообщить сыну.
Реймонд снял пиджак и ослабил узел галстука. Естественно, ему не хочется, чтобы на его легком льняном пиджаке проступили пятна пота. Уилл, одетый в джинсы и футболку, имел перед ним некоторое преимущество.
— Значит, ты еще здесь.
— Как видишь.
— Она просила тебя уехать?
Уилл усмехнулся. Нет сомнений, что Реймонд довел до нее сведения, полученные от шерифа, именно с целью выдворить Уилла из Гармонии и из владений Кендаллов. И его план сработал бы, не вмешайся Селина. Уилл слегка устыдился, когда Селина стала обвинять его в трусости.
— Нет, не просила, — ответил он, и его ухмылка сделалась еще шире. — Я сам сказал, что уеду, но она уговорила меня остаться.
— Как тебе удается водить ее за нос?! — с яростью воскликнул Реймонд. — До сих пор никому не удавалось управлять моей матерью, никому — кроме тебя. Объясни, в чем тут дело?
— Наверное, в том, что она ко мне привязана.
— Скорее она жалеет тебя. Черт побери, да даже мне было жаль тебя, когда умер твой отец, а мать удрала и бросила тебя одного. Тебя тогда жалел весь город. Просто очень скоро до всех дошло то, что давно разглядела твоя мать. Что ты неисправимый негодяй и не заслуживаешь ни капли сочувствия. А моей маме до сих пор не хочется это признать. — Реймонд вынул из кармана носовой платок, утер пот со лба и продолжал: — Скажи мне, Билли Рей, тебя не тяготит, что она и сейчас вынуждена заботиться о тебе так же, как и тогда, когда тебе было десять лет?
Улыбка Уилла померкла.
— Ей не приходится обо мне «заботиться».
— Она поддерживает тебя материально. Кормит тебя, дает жилье, деньги. Как это еще назвать?
Уилл не стал сообщать Реймонду, что отказался от денег в самый первый день, когда мисс Роуз предложила их ему. Денег, оставшихся после последней работы, пока вполне хватало на каждодневные расходы.
— У меня скоро будет работа.
— Только не в Гармонии. Это я тебе гарантирую.
Пожалуй, Реймонд не блефовал. Все предприниматели вели финансовые операции через городской банк Гармонии, и почти каждому рано или поздно могла понадобиться ссуда, так что в руках Реймонда имелся надежный рычаг давления.
Хорошо, что мисс Роуз никогда давлению не уступала.
— Сколько я должен заплатить, чтобы избавиться от тебя? — Улыбка на губах Реймонда была немногим приятнее, чем удар в солнечное сплетение. — В прошлый раз мне удалось купить тебя задешево, но, с другой стороны, ты не исполнил договор до конца. Итак, сколько ты запросишь за то, чтобы убраться из Гармонии и больше никогда не возвращаться сюда?
— А если я не захочу убираться?
В прошлый раз ему нечего было терять — кроме мисс Роуз, зато он выигрывал кое—что существенное. А сейчас он ничего не выиграет и многое потеряет. Сейчас у него есть мисс Роуз, есть работа по восстановлению старой усадьбы. Есть ощущение родных мест.
И у него есть Селина.
Словно прочитав его мысли, Реймонд снова заговорил:
— Тебе нечего здесь делать, Билли Рей. Моей матери стало кое—что известно, она повидала тебя, и ей будет даже лучше, если ты опять уедешь. Ты здесь никому не нужен. Шериф только ждет удобного повода, чтобы посадить тебя под замок. Никто в городе не осмелится пойти против меня и дать тебе работу. А если ты надеешься получить что—нибудь от женщины, хотя бы от Селины Хантер, то ты просто не в своем уме. Скоро ты примелькаешься и станешь неинтересен, и тогда она даже не взглянет в твою сторону.
Лицо Уилла оставалось равнодушным, но сердце его сжалось. С какой стати Реймонд заговорил о Селине? Неужели до него дошло, что они с Селиной ужинали вместе или что мисс Роуз оставила их вдвоем в субботу? Или же он просто сложил два и два: Селина — красивая женщина, и она живет в тридцати футах от Уилла?
— Так называй сумму. Скажем, пару тысяч? Я готов — при условии, что тебя не будет в Гармонии уже сегодня. Это большие деньги, Билли Рей. Ты столько никогда не держал в руках.
— Мне не нужны большие деньги. Они только заставят всяких там шерифов пристальнее ко мне присматриваться.
— Зато у тебя появится шанс начать новую жизнь.
— По мне и старая хороша.
Реймонд окинул его изучающим взглядом и наконец решился поднять ставки.
— Пять тысяч. Я выдаю тебе их наличными и сам везу тебя в Батон—Руж.
— Спасибо, не нужно.
На мгновение лицо Реймонда перекосилось от злобы, но он тут же взял себя в руки. Он знал, что проиграет, если не совладает с собой.
— Семь тысяч пятьсот, — сказал он спокойно. — Мое последнее слово.
— Оставь свои деньги себе.
— Ты не понял меня, Билли Рей. Больше семи с половиной я тебе предлагать не стану. Если ты откажешься, я все равно найду способ вышвырнуть тебя из города. В этом случае тебе придется значительно хуже. Итак: или ты уезжаешь сейчас с кругленькой суммой, или уезжаешь несколько позже, но без гроша в кармане.
— Реймонд, мне не раз приходилось оставаться без гроша. В любом случае скоро я снова буду не при деньгах. Таким образом, я отвечаю: «Нет».
Реймонд понял, что решение Уилла окончательно.
— Ты еще пожалеешь, Билли Рей. Когда я с тобой разберусь, ты очень пожалеешь о своем отказе.
Реймонд повернулся и зашагал прочь. Уилл знал, что должен бросить ему вслед какую—нибудь язвительную колкость, но ничего подходящего не приходило в голову. Да, этот мерзавец, по всей вероятности, прав. Он сумеет «разобраться» с Уиллом, и тому придется «очень пожалеть» как о приезде в Гармонию, так и об отказе покинуть ее.
Уилл лежал неподвижно до тех пор, пока сверкающий хромом автомобиль не скрылся из вида. Тогда он негромко выругался, вылез из гамака, прихватил библиотечную книгу и пошел в дом для гостей. Часы показывали половину пятого. Если он сейчас наденет чистую рубашку и пойдет в город, то успеет в библиотеку до закрытия. Он должен увидеть Селину. Хотя, наверное, лучше бы ему больше ее не видеть — принимая во внимание намек Реймонда.
Он умылся, переоделся и отшагал полторы мили до центра Гармонии. Городская библиотека была пуста; только Селина сидела за столом и читала детектив в яркой обложке. Заметив Уилла, она закрыла книгу, заложив ее оранжевой закладкой, и поднялась.
— Что тебе понадобилось в городе?
— Я считал, тебе нравятся любовные романы, — вместо ответа сказал он и кивнул на оставленную на столе книгу.
— Ну, нравятся. Я читаю все, кроме технотриллеров. — Селина прошла к стойке и оперлась на нее локтями. — Так что?
— Мне надо кое—что купить.
— Я тоже хотела пройтись по магазинам. Если бы ты позвонил, я бы могла купить то, что тебе нужно.
— И избавить добрых людей от лицезрения меня на улицах их любимого города, так?
Селина мрачно взглянула на него и поджала губы. Ему тотчас же захотелось согнать это выражение с ее лица. Черт возьми, это было бы нетрудно сделать. Один поцелуй, всего один поцелуй — и педантичная библиотекарша исчезнет. Хотя… После той сцены в понедельник вечером — поцелуй в губы, затем смелая реакция на издевательское предложение раздеться — образ педантичной библиотекарши почти развеялся.
— Мы закрываемся через десять минут.
— Я подожду.
Уилл отвернулся и осмотрелся. Главный зал библиотеки был совершенно таким же, каким Уилл запомнил его со школьных лет, когда ему приходилось изредка бывать здесь, если учителя требовали написать доклад или реферат по какому—нибудь предмету. На полу дешевый ковер; сам пол покрыт линолеумом в крупную клетку. На деревянных полках — потрепанные, захватанные книги стоят бок о бок с новенькими томами. Изрезанные дубовые столы и стулья здесь, должно быть, со дня открытия библиотеки. На крышке одного из этих столов снизу должен оставаться след Уилла — ругательство, вырезанное отцовским перочинным ножом.
— Говорят, за много лет здесь мало что изменилось. Это правда?
Селина ходила между столами, поправляла стулья и собирала оставленные посетителями книги.
Одна перемена, безусловно, была налицо. В прежние времена Уилл никогда не воображал, как распластает на одном из этих столов старенькую мисс Рассел и займется с ней чем положено. Впрочем, на этот счет Уиллу не хотелось распространяться.
— В этом городе меняешься только ты.
Прижав стопку книг к груди, Селина принужденно улыбнулась.
— Ну да, я выросла.
Два дня назад она была готова продемонстрировать, насколько она выросла, но он отказался проверять. А может быть, испугался. Он приглашал ее и тут же отступал в сторону. Смотрел на нее нагло и в то же время нежно, а потом отворачивался. Наверное, он был искренен, когда говорил, что может принести ей одно лишь страдание. Наверно, он считал, что она заслуживает лучшей участи. Или просто играл с ней, развлекался в свое удовольствие.
Селина закончила расставлять книги по полкам, а потом принялась гасить свет, хотя было только без нескольких минут пять. А ровно в пять часов Селина и Уилл уже шли к ближайшему овощному магазину.
— Мисс Роуз заезжала сегодня днем в библиотеку до собрания в церкви, — как бы между прочим сообщила Селина, внимательно наблюдая за движением их теней по тротуару.
Уилл не попался на приманку и ловко переменил тему:
— А ты по средам ходишь в церковь, а, Сели?
— Нет. Только в воскресенье утром.
Он ухмыльнулся.
— Значит, в тебе тоже есть что—то от грешницы.
Она холодно взглянула на него.
— В тебе тоже есть что—то от праведника, Уилл.
— Увы, нет, мисс Селина, — отозвался он со смешком. — Я насквозь черен.
— Человек не может быть весь хорош или весь плох.
— А как же я? Или ты? — И бросил, опережая ее возражения: — Можешь назвать хоть один свой греховный поступок?
Они уже дошли до магазина, и Селина задержалась у двери.
— Я соблазняла тебя. — Ее простодушная улыбка совершенно не соответствовала ее словам. — У меня в мыслях было такое, от чего покраснела бы и шлюха. А еще знаешь что я тебе скажу? — Она шагнула к нему и прикоснулась к его плечу; ничего интимного, обыкновенный дружеский жест. Улыбка сошла с ее лица. — Настанет день, когда тебе будет легче уступить и сделать меня счастливой, чем отвергать меня.
С этими словами Селина повернулась и вошла в магазин. В дверях она поздоровалась с соседкой матери, потом взяла тележку и поклонилась сидящей на контроле покупок жене пастора. Уилл нагнал ее уже в торговом зале. Он хмурился, а глаза его горели нехорошим блеском.
— Возможно, настанет день, когда я уступлю, — согласился он, возобновляя прерванный разговор. — Молись, девочка, чтобы потом не жалеть, если это произойдет.
Селина положила в тележку сеточку с яблоками и подняла голову.
— Я не девочка, Уилл, — тихо, но отчетливо произнесла она. — Если ты намекаешь на мою неопытность, то зря. А если ты этим напоминаешь себе… — Она смерила его с головы до ног жарким, вызывающим взглядом. — Тоже напрасно.
Видя, что он уже вспыхнул, она одарила его безобидной дружеской улыбкой и поинтересовалась:
— Что ты собирался покупать?
Если бы Джеред Робинсон был таким, как Уилл Бомонт, с брезгливостью думал мальчик, если бы он прожил жизнь Бомонта, то вел бы себя на улицах города поосторожнее. Если бы он был не таким прожженным самовлюбленным негодяем, то оглядывался бы время от времени, чтобы убедиться, что его не преследуют.
Но Бомонта интересовала только мисс Селина. И у него на ее счет были дурные мысли, это заметно. Он смотрел на мисс Селину так, что Джеред в ярости сжимал кулаки. Большинству женщин, однако, польстили бы такие взгляды. А мисс Селина их как будто бы даже не замечала.
Наконец Джеред отвел глаза от парочки, посмотрел на список покупок, который нес в руке, и принялся наполнять пластиковую корзину. До сих пор все его внимание занимал Бомонт. А ведь нужно спешить и купить все, что ему поручено, иначе деду надоест ждать в грузовике, и он зайдет в магазин. А когда он заметит Бомонта…
Джереду не нравилось, как переменился его дед с появлением в городе Бомонта. Его бесконечные ссоры с бабушкой прекратились, но прекратилось и все остальное. Он ходил на работу и возвращался домой. Больше ничего. Он был постоянно угрюм и рассеян. По вечерам он долго засиживался у себя в комнате и вновь и вновь листал альбом с фотографиями Мелани. Он уже не ходил с Джередом по субботам на рыбалку, как бывало, не играл с ним в мяч и не возился со стареньким «Шевроле—65», который Робинсоны намеревались подарить Джереду в следующем году. Короче говоря, дед сник.
Джеред свернул в соседний ряд, чтобы прихватить с полки бумажные полотенца, и застыл как вкопанный. Прямо перед ним стояли мисс Селина — и он. И он смотрел на Джереда, но не узнавал. Даже не узнавал! Мисс Сели его, конечно, узнала, улыбнулась и хотела было поздороваться, но запнулась, осознав, насколько неловко он должен себя чувствовать. Улыбка ее пропала. Она перевела взгляд на Бомонта, потом опять посмотрела на Джереда и наконец выговорила:
— Привет, Джеред.
Джеред не ответил. Молчал и Бомонт, и тогда мисс Селина сказала:
— Уилл, это Джеред. Сын Мелани Робинсон.
«Твой сын, — подумал про себя Джеред, и краска гнева стала заливать его щеки. — Но не могла же она, в самом деле, сказать: «Уилл, это Джеред, твой сын. Джеред, познакомься, это твой отец». Человек, которого нужно знакомить с собственным сыном, заслуживает только виселицы, сказал бы дед, и Джеред был с ним совершенно согласен.
Несколько мгновений они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Джереду говорили, что он ни капли не похож на отца, и теперь он воочию убедился в том, что это правда. У Бомонта волосы темные, у Джереда — светлые. Бомонт поджар и мускулист, Джеред — нет. Глаза у Бомонта темно—карие. И пустые, словно эта встреча не означала для него ровным счетом ничего. И неудивительно. Сын был нужен ему еще меньше, чем Мелани. Он предпочел сбежать из родного города, лишь бы не иметь сына. И шестнадцать лет ничего не изменили. Он не намерен признавать Джереда.
После долгой паузы Бомонт протянул руку и представился. Голос его прозвучал равнодушно, словно он позабудет имя Джереда, как только расстанется с ним.
Джеред не протянул ему руки. И не заговорил с ним. Он должен был сказать что—нибудь мисс Селине — ведь нельзя же было игнорировать ее только потому, что она, по—видимому, не составила себе правильного представления о Бомонте, — а потом сразу отойти. Но нужные слова не приходили на ум, а мисс Селина вдруг сказала с деланной беззаботностью:
— Подождите—ка, я кое—что забыла.
Она обошла Джереда, тронув его за плечо, и прошла в другой ряд, оставив его наедине с Бомонтом.
Бомонт встал на место Селины и положил руки на ручку тележки. Джеред понял, что Бомонт смущен. Все признаки были налицо: он переминался с ноги на ногу, отводил глаза. Все это было слишком хорошо знакомо Джереду. Но он не ожидал, что такой человек, как Бомонт, способен смутиться.
— Ты похож на мать, — произнес наконец Бомонт.
Это означало, что мальчик не похож на него.
— Значит, вы еще помните, как она выглядит? — ядовито заметил Джеред.
— Да, помню. Как у нее дела?
— Она живет в Новом Орлеане и продает себя всем, кто готов ее купить.
Джеред без смущения подбирал жесткие, даже грубые слова. Он любил свою мать, но не заблуждался на ее счет. Она была все равно что проститутка, с той лишь разницей, что цепляла клиентов не на улицах и, как правило, не на час в дешевой гостинице, а на пару недель или месяцев.
Но этот человек в ответе за то, какой стала Мелани.
— Выслушай меня, парень, — наконец заговорил Бомонт. — Я знаю, тебе всю жизнь говорили, что твоя мать забеременела от меня, а я отказался на ней жениться и разрушил ее жизнь. Но… — Уилл отвернулся, потом нашел в себе силы продолжить: — Это неправда. Я не твой отец.
Джеред тупо смотрел на него. Его мозг отказывался воспринимать услышанное.
— Дедушка говорит, что вы будете лгать сейчас, как солгали тогда. Он говорит, что вы бессовестный негодяй, который не знает, что такое благородство и честь. Он говорит…
— Пойми, мне очень жаль, что твоя мать забеременела так рано и ты вырос без отца, но…
Джеред оборвал его:
— У меня есть мать, дед и бабушка. Отец мне не нужен.
Уилл Бомонт улыбнулся. Так же улыбалась Мелани, когда уезжала в Новый Орлеан без сына. С такой же горечью и грустью.
— Нет, парень. Мальчику всегда нужен отец.
Джеред взглянул ему в глаза, повернулся на каблуках и пошел прочь. Он чувствовал, что Бомонт стоит и смотрит на него. Обернувшись, он увидел, что Уилл не сдвинулся с места.
Когда Джеред расплатился за покупки и вернулся к грузовику деда, в ушах у него все еще звучали последние слова Бомонта: «Мальчику всегда нужен отец».
Он забрался в кабину, захлопнул дверь и устроил пакеты с покупками на полу между ног. Дед удивленно взглянул на него, но Джеред смотрел прямо перед собой, стараясь, чтобы дед не заметил его смятения. Иначе расспросов не избежать.
— Ты в порядке, сынок?
«Сынок». Так всегда его называла бабушка, с тех пор, как он перерос «малыша» и «моего сладкого», как называл его дед. Он не был их сыном. Только два человека имели право называть его так… Мать звала его «деткой», хотя он уже вырос, и «пупсиком», если была пьяна. А отец…
Он поспешно оборвал себя. Человек, который отрицает свое отцовство, назвал его «парнем». Джеред возненавидел это слово.
— Сынок! — снова окликнул его дед.
Повернув голову, Джеред увидел сквозь витрину мисс Селину и Уилла Бомонта. Они подходили к столу контроля покупок. Вот—вот они выйдут из магазина.
Сделав над собой усилие, он улыбнулся и повернулся к деду.
— Я просто думал, не забыл ли чего. Поехали, дедушка. Бабушка еще должна успеть приготовить обед.
— Расскажи мне про Мелани Робинсон.
После прохлады торгового зала Селина почувствовала себя на улице как в парной. На ее платье немедленно выступили влажные пятна.
— Она уехала отсюда вскоре после тебя. Когда Джеред был совсем маленький, она привезла его к родителям погостить и больше за ним не возвращалась. Сейчас она живет в Новом Орлеане.
— Чем она занимается?
— То есть где работает? — Селина забросила волосы за левое плечо. — Даже не знаю, есть ли у нее постоянная работа. Некоторое время назад она работала в клубе во Французском квартале; одна подруга Викки случайно ее там встретила. А в основном… ну, говорят, она в основном живет за счет мужчин. За пятнадцать лет она их много перевидала.
— Что значит «перевидала»? Она что, проститутка?
Селина сорвала на газоне одуванчик и принялась мять стебель в руках. Ей не нравился этот разговор. Она не хотела передавать слухи и сплетни, тем более о незнакомой ей женщине, которую к тому же Уилл знал слишком хорошо.
— Я имею в виду, что она зарабатывает на жизнь, продавая единственное, что у нее есть, то есть свое тело. — И, помолчав, Селина добавила: — Так же поступал и ты.
Они стояли на тротуаре, ожидая, пока проедет мимо тяжелый грузовик. Селина кожей чувствовала на себе взгляд Уилла. Не глядя на него, она пересекла улицу и оказалась в спасительной тени дубов.
Уилл перебросил вторую сумку с продуктами в правую руку, а левой взял Селину за локоть.
— Так же поступал и я? — переспросил он.
Наконец она решилась посмотреть на него, и взгляды их скрестились.
— Ты чистил бассейны у богачей и время от времени трахал их жен и дочек, когда им был нужен кто—нибудь в постели. Точнее, когда тебе была нужна женщина, — процитировала она слова Уилла, сказанные им на прошлой неделе. — По слухам, Мелани занимается примерно тем же самым. Это означает, что она проститутка?
Его темные глаза долго и внимательно смотрели на Селину. Наконец его горячие пальцы отпустили ее локоть.
— Не знаю, — коротко бросил он.
Неужели в самом деле не знает? Или боится припечатать Мелани клеймом презрения, так как такое же клеймо можно будет отнести к нему самому.
— Лично я так не считаю, — негромко, но твердо сказала Селина. — Просто она борется за выживание как может.
Человек, как правило, делает то, что вынужден делать. Кто она такая, чтобы судить Уилла и Мелани? Ее жизнь течет безоблачно. Ей не приходилось голодать, спать на голой земле, она не знает, что такое настоящее отчаяние. Самым большим несчастьем в ее жизни было предательство Ричарда, но и тогда у нее была крыша над головой, вдоволь еды, родные и друзья. Может быть, сердце ее тогда было разбито, но она сохранила гордость и чувство собственного достоинства. И у нее осталась надежда.
Мелани надежду утратила. Да, она не погибла окончательно, но и радостной ее жизнь назвать было нельзя. Наверное, она не знала счастья с пятнадцати лет, когда ее считали самой хорошенькой девушкой в городе. У нее осталась ее красота, любящие родители, прекрасный сын, который нуждался в ее ласке и заботе, но она оказалась не способна проститься с той жизнью, в которую однажды окунулась. Даже ради сына она не смогла отказаться от мужчин, алкоголя и всего прочего.
Ради сына Уилла?
Они миновали тенистый участок. Асфальт тротуара кончился, дальше шла грунтовая дорога.
— Ты поговорил с Джередом? — поинтересовалась Селина.
— Злобный мальчишка.
— У него есть на то право. Ты сказал ему, что не считаешь себя его отцом?
Уилл нахмурился.
— Я ему действительно не отец. Да, я ему об этом сказал. Я не отвечаю за этого парня. Я ничего ему не должен.
Селина тихо вздохнула. Бедный Джеред. Из всех участников драмы он один ни в чем не виноват, и ему—то приходится страдать больше всех. Если Уилл — его отец, значит, все эти годы он лелеял в сердце ненависть к родному отцу. А если Уилл говорит правду, значит, Джеред всю жизнь ненавидел человека, который не причинил ему зла. Если Уилл говорит правду, Джереду, возможно, не суждено узнать даже имени своего отца.
Если Уилл говорит правду… Селина все еще ни в чем не была уверена. Она так и не смогла всем сердцем поверить Уиллу.
У крыльца коттеджа Селины Уилл остановился и протянул ей сумку с яблоками и отрезом ткани.
— Мисс Роуз не будет еще часа два. Может быть, поужинаем вместе? — предложила Селина.
Уилл задумался. Вариант первый: он отказывается, идет в дом для гостей, вынимает покупки и разогревает себе ужин на плитке, которую нашел в хозяйстве мисс Роуз, а потом читает книги по реставрации зданий. Этот вариант сулит скучный вечер, но получение некоторой полезной информации.
Вариант номер два: он остается и делит с Селиной ее трапезу. Это означает самый обыкновенный вечер. Он болтает с Селиной, точнее, слушает ее мягкий южный говорок, предается грезам о ней. Ему не будет скучно, а получение полезной информации откладывается. И его мужские чувства не будут спать, это точно.
Он принял приглашение и проследовал за Селиной в ее коттедж. Комната показалась ему чересчур мрачной, но это впечатление развеялось, когда Селина раздернула шторы и открыла жалюзи. Затем она извинилась и прошла в ванную.
Коттедж был невелик. Гостиная комната располагалась в центре, и из нее одна дверь вела в кухню, противоположная — в спальню. Спальня соседствовала с ванной комнатой и небольшой кладовкой. Вот и все помещения. Но для одинокой женщины этого более чем достаточно.
В гостиной стояла темная тяжелая мебель, которая служила мисс Роуз по меньшей мере пятьдесят лет. Обивка стульев показалась Уиллу чудовищной — огромные светло—зеленые розы на темном фоне. Диван был покрыт пледом, похоже, относительно новым. Уилл помнил, что в его детстве стены этого домика были обшиты темными панелями. Сейчас их украшали обои — светло—розовые в комнате, кремово—желтые в кухне и бледно—зеленые в спальне.
Фотографии в рамках, вязаные салфетки на столах, журналы, книги — повсюду случайный посетитель обнаружил бы свидетельства, по которым мог бы судить о характере обитательницы комнаты. Фотографии в основном представляли собой семейные снимки. Книги, расставленные в алфавитном порядке, занимали несколько полок над камином. Среди них во множестве расположились фарфоровые фигурки, вазочки и подсвечники.
Услышав шаги Селины, Уилл осведомился, не оборачиваясь:
— Зачем библиотекарю иметь столько книг дома?
— Библиотекари любят читать.
— У тебя на работе тысячи книг.
— А здесь мои любимые. Я хочу, чтобы они постоянно были со мной. — Селина подошла к двери в кухню. — У меня в холодильнике есть соус, так что мы можем поесть спагетти и салат. А еще у меня со вчерашнего дня остался горшочек джамбалайи.
Отец Уилла готовил бесподобную джамбалайю с курицей, колбасой и креветками, луком и перцем, рисом и сельдереем. К ней полагался ржаной хлеб и перечный соус.
Воспоминание об отце определило выбор Уилла.
— Джамбалайя — это замечательно.
Он наконец отвернулся от полок с книгами, проследовал за Селиной и остановился в дверях.
На ней было все то же синее платье, что и днем, но теперь она была босиком, а волосы успела заплести в косу. Она была молода, прекрасна и — чертовски невинна. Не может такая красивая женщина казаться столь невинной.
Конечно, внешность бывает обманчива. Разве она не говорила ему недавно: «У меня в мыслях было такое, от чего покраснела бы и шлюха»? Если он когда—нибудь позволит себе лечь с ней в постель, то не исключено, что она сумеет его удивить. Она хотела, чтобы он унял ее зуд.
Уилл прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.
— Почему ты не выходишь замуж и не готовишь ужин мужу каждый вечер, а, Сели?
Уилл чувствовал, что его голос звучит слишком напряженно, так как чрезвычайно важен для него ее ответ.
Селина резко повернула голову. Конечно, она знала, что Уилл слышал ее воскресный разговор с Викки о человеке, за которого Селина должна была выйти замуж. Но Уилл ни разу не упоминал об этом разговоре, и ей не хотелось поднимать эту тему. Измена жениха с ее родной сестрой — не самый приятный предмет для беседы. Тем более — для беседы с Уиллом.
Она поставила на стол горшочек с джамбалайей, нарезала ржаной хлеб, завернула его в фольгу и сунула в микро—волновку.
— Я уже выбрала подвенечное платье и разослала приглашения, — откликнулась она, словно говоря о пустяковом событии, не стоящем упоминания. — А он решил, что ему приятнее спать с Викки.
— И что теперь?
— Теперь он женат, отец семейства, хотя его брак скорее всего нельзя назвать удачным.
Уилл не понял, прозвучало ли в словах «скорее всего нельзя назвать удачным» удовлетворение. Едва ли.
— Я его знаю?
— Нет.
Селина вынула из холодильника кувшин с ледяным чаем, наполнила стаканы и отнесла их на небольшой столик у стены. Уилл присел напротив нее и взял в руки стакан.
— А второй?
— Второй?
— Ты сказала, что у тебя было двое мужчин.
В самом деле, она это говорила. А положение Уилла в самом деле плачевно, если он так вспыхивает при одной мысли о том, что Селина имела дело с мужчинами и до него.
Она взяла бумажную салфетку, сложила ее и провела по сгибу ногтем.
— Это был не слишком удачный эксперимент, — равнодушно ответила она, пожимая плечами. — Я просто хотела разобраться, во мне дело или… — Она умолкла, не зная, стоит ли называть имена. — Или в моем бывшем женихе. Трудно было понять.
— Если ты до сих пор не понимаешь, значит, ты выбирала не тех мужчин.
Селина глянула на него с откровенным любопытством.
— Следовательно, ты думаешь, что и ты для меня не тот?
Уилл ответил очень мягко:
— Я не думаю, Сели. Я знаю.
— Но почему?
— Потому что я знаю тебя и знаю себя.
— А если мне безразлично? — Селина нервно облизнула верхнюю губу. — А если я все равно хочу… хочу тебя?
Желание, жившее в нем уже давно, с каждой секундой делалось сильнее, настойчивее, жарче. Как легко ему поддаться! Селина была права, сказав в магазине, что уступить куда легче. Можно прямо сейчас отнести ее в постель, и к черту последствия. Потом придется платить, зато одна ночь — эта ночь — будет принадлежать ему. Он будет близок с Селиной. Он узнает, что такое наслаждение и страсть, желание и насыщение. И она поймет, что ее прежняя неудовлетворенность на совести бывших с ней мужчин, а сама она ни при чем.
Но она познает и другое, то, чему он не хочет обучать ее. Она узнает, что такое быть использованной и брошенной. Обыватели будут кидать на нее двусмысленные взгляды только за то, что она спуталась с ним. Но учение будет ей сладко.
Так почему бы не лечь с ней? Она уже взрослая, пусть и слишком наивная для своих лет, искренняя, наверное, слишком, но как—никак совершеннолетняя. Она знает, что ей нужно. Знает, чем она рискует. Так почему бы не уложить ее на кровать и не дать ответы на все ее вопросы? Почему бы не разрешить все ее сомнения? Показать, как хороша может быть жизнь?
Почему бы и нет? Потому что она не принадлежит к числу тех женщин, с которыми легко вступить в случайную связь. Потому что он впервые в жизни хочет совершить действительно благородный, достойный настоящего мужчины поступок. Потому, черт возьми, что она заслуживает кого—то лучшего, не такого, как он.
Он послал ей улыбку, такую откровенную, что она ни за что бы не догадалась, насколько эта улыбка искусственна.
— Что сказали бы благочестивые прихожане Первой баптистской церкви, если бы услышали твои речи?
Селина холодно усмехнулась в ответ.
— Кое—кто сказал бы, что я проклята навек и обречена на адский огонь. — Она поднялась. — Большинство пришло бы к выводу, что виновата не я, просто я попала под влияние величайшего грешника. — Подойдя к плите, она добавила: — А некоторым захотелось бы пройти тем же путем.
Мелани Робинсон взбила волосы, тронула губы ярко—красной помадой и глянула на себя в зеркало. Отражение ее, увы, мало соответствовало комнате, в которой прошло ее детство. Обои в бледно—лиловый цветочек, белая с золотыми узорами обивка мебели, балдахин над кроватью, полки с куклами и детскими фотоснимками — все это куда больше напоминало о юной школьнице, перед которой открывалась вся жизнь, чем о женщине, уже усвоившей множество жестоких уроков.
Комната была в точности такой, какой была шестнадцать лет назад, когда Мелани оставила родительский дом. Время словно бы остановилось в этих четырех стенах. Форменное платье, давно выцветшее, все еще висело на дверце шкафа. На письменном столе у окна лежала стопка тетрадок. Фотография Мелани в предвыпускном классе по—прежнему была засунута под рамку зеркала.
В детстве она любила эту комнату, а сейчас ей вдруг стало грустно. Она вспомнила рассказы о жилищах умерших, где обстановка сохранялась такой же, как при жизни обитателей.
Правда, она не умерла. Или?..
Лицо, глядевшее на нее из зеркала, мало напоминало торчащую рядом фотографию. Измученная, обессиленная, смирившаяся с чередой поражений, Мелани мало напоминала ту счастливую, влюбленную и исполненную надежд девушку, которой она когда—то была. Наверное, та Мелани в самом деле умерла, и ее место заняла жалкая копия.
Она расчесала волосы и сбрызнула духами блузку, волосы и шею. Она была одета скромнее, чем обычно одевалась в Новом Орлеане: красная прямая юбка и очень скромная блузка. Мелани предпочитала что—нибудь более яркое, бросающееся в глаза, но она все же прибыла в Гармонию по делу.
Ей нужно встретиться с отцом Джереда и получить от него деньги, которых ей хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
Она сунула ноги в красные туфли на высоких каблуках, вышла из комнаты и осторожно спустилась по лестнице. Ее мать сидела внизу перед телевизором и вполглаза смотрела какое—то сентиментальное шоу. Основное ее внимание — осуждающее — было приковано к Мелани.
— Где Джеред? — спросила Мелани, добравшись до нижней ступеньки.
— Он у Джоя.
— Отлично. Не знаю, когда я вернусь, так что к ужину меня не ждите.
— Ты могла бы хоть дождаться отца и поздороваться с ним.
Мелани преувеличенно шумно вздохнула. Они с матерью уже переговорили обо всем. Мать считала, что Мелани не должна просить денег. Она считала, что Мелани незачем представать жадной в чьих бы то ни было глазах, и была уверена, что Джок согласится с ее мнением. Но Мелани было безразлично, как она будет выглядеть в чьих—то глазах. Мужчина имеет определенные обязательства перед своим сыном и его матерью, и эти обязательства не могут ограничиваться несколькими баксами, выданными до рождения ребенка.
— Мама, я еще успею с ним поздороваться.
Она взяла сумочку и вышла. Хотя машину Мелани оставила в тени дерева, виниловые сиденья буквально раскалились. В машине Мелани не было даже кондиционера — он сдох уже сколько—то месяцев назад. «Наверное, — подумала она рассеянно, — надо первым делом купить новый кондиционер, как только появятся деньги. А потом она купит новенькую машину, со всеми прибамбасами, «Кадиллак», например, или «Корвет», и умчится на ней в новую жизнь».
В последние шестнадцать лет она старалась проводить в Гармонии как можно меньше времени, приезжая только затем, чтобы повидать Джереда или попросить у отца денег. Тем не менее дорогу к дому мисс Роуз она помнила. Она побывала там лишь однажды, в тот злополучный вечер, когда судьба Билли Рея определилась бесповоротно, а шкура отца Джереда была спасена. Это было после баскетбольного матча в школьном спортивном зале. Билли Рей не любил баскетбола, но ему нравилось смотреть на Мелани в короткой форменной юбочке в складку.
После игры они съели по гамбургеру в «Дневной королеве», а потом Билли Рей отвез ее во владения Кендаллов и провел в дом для гостей; он рассчитывал, что сможет уговорить ее снять свой бело—голубой спортивный костюм. Там имелось все, что нужно для приятного времяпрепровождения: кровать, свеча в латунном подсвечнике и маленький радиоприемник — на случай, если им захочется послушать музыку. И он частично исполнил свое намерение. Мелани разделась до пояса, когда появилась мисс Роуз, привлеченная то ли светом в окне, то ли звуками музыки, то ли просто любопытством.
Билли Рей так и не узнал, что она побывала там. Он не слышал, как открывается дверь, не видел смущенного и укоризненного выражения на лице старухи, не видел, как она повернулась и ушла, не сказав ни слова. Зато Мелани ее видела.
И полтора месяца спустя, когда ее беременность подтвердилась, она использовала этот факт против Билли Рея.
Она сама не знала, зачем ей сейчас нужен Билли Рей. Может быть, она хотела попросить у него прощения, объяснить, что не желала ему зла. А может быть, посмотреть, такой ли он красивый, необузданный и страстный, как в былые времена.
Подъехав к дому мисс Роуз, она сбросила скорость, не зная, как вести себя дальше. Возле коттеджа стояла одна машина, а вторая, старинная развалина, была припаркована возле большого дома. Если Билли Рей живет в коттедже — тем лучше.
А если нет? Если она постучится и ей откроет незнакомый человек? Нет, лучше пойти в большой дом… где старуха встретит ее холодным, презрительным взглядом. Старая мисс Роуз никогда не любила Мелани и не пыталась этого скрыть. Даже когда она предлагала Билли Рею поступить по справедливости, всему городу было ясно, что она винит в случившемся только Мелани.
Она остановила машину на противоположной обочине, поправила волосы, в последний раз тронула губы помадой и вышла. Возле крыльца коттеджа высокая изящная молодая женщина поливала ярко—красную герань. Неужели Билли Рей женат?
Мелани почувствовала, как испаряется ее надежда позабавиться часок—другой. Нет, мать Мелани не упоминала ни про какую жену. Разумеется, если бы Билли Рей Бомонт привез с собой жену, об этом знал бы весь город.
— Вы кого—нибудь ищете? — спросила женщина, когда Мелани приблизилась.
— Мне нужен Билли Рей.
Голос Мелани выдавал ее неуверенность. Эта красивая женщина окончательно смутила ее. У нее длинные роскошные волосы, которые никогда не знали краски, без которой Мелани уже не могла поддерживать нормальный цвет. На этой женщине было длинное платье; Мелани нравился такой фасон, но она не могла себе его позволить, так как при росте в пять футов два дюйма она выглядела бы в таком платье коротышкой. А эта женщина коротышкой не была.
— Он там.
Она кивнула в сторону домика для гостей, и ее волосы заблестели на солнце.
Мелани двинулась было в указанном направлении, но остановилась.
— Я вас не знаю?
Женщина внимательно посмотрела на нее. В ее глазах не было никаких чувств, но Мелани поняла, что незнакомка не одобряет ее появления. Она не понравилась молодой красавице; женщины обычно чувствуют подобные оттенки отношений.
— Мы не встречались, — вежливо ответила женщина. — Меня зовут Селина Хантер, я младшая сестра Викки Хантер.
— Селина… Ах да, вы из библиотеки. Джеред много о вас говорит. Какое облегчение… — Перехватив вопросительный взгляд Селины, Мелани пояснила: — Как—то в письме мама сообщила мне, что Джеред без ума от библиотекарши. Поскольку я знала в своей жизни только одну библиотекаршу, старую мисс Рассел, то мне стало тревожно за сына. А теперь я вижу, что у него безупречный вкус. — Она протянула руку. — Мелани Робинсон.
Селина перехватила шланг левой рукой, и они обменялись рукопожатиями. Ладонь Селины была прохладной и влажной.
— Кстати, вы совсем не похожи на вашу сестрицу. Вы же знаете, мы с ней вместе учились в школе. Вы куда красивей ее.
Смущенная собственной неловкостью, Мелани криво улыбнулась и пошла к домику для гостей. Остановившись у крыльца, она поправила прическу, одернула блузку и только после этого постучала в дверь.
Дверь была приоткрыта, и Мелани вошла в дом. В комнате было темно, оттуда слышались негромкая музыка и шум вентилятора. Мелани ничего не могла разглядеть до той секунды, когда перед ней предстал Билли Рей собственной персоной.
Она не могла догадаться заранее, как он воспримет ее появление, будет ли он рад ее видеть. В последнем она изрядно сомневалась. Поэтому она молча стояла и ждала, пока он заговорит.
Рубашки на нем не было, и Мелани сразу увидела, что он красив и сексуален, все так же сексуален, черт возьми. Не сводя с нее глаз, он поднес к губам стакан с прозрачной жидкостью и сделал большой глоток. Мелани не могла не поинтересоваться про себя, вода это или спиртное. Наверное, водка помогает ему выносить эту смертную жару. Лично она всему на свете предпочитала водку. При одной мысли об этом напитке Мелани сглотнула.
— Нынче в Гармонии месяц возвращений, — проговорил Уилл после долгого молчания и прислонился к дверному косяку, загораживая Мелани вход. — Мелани, как твои дела?
— Все лучше и лучше, — ослепительно улыбнувшись, ответила она и тут же честно призналась себе, что ее уста произнесли величайшую ложь. — А ты как поживаешь, Билли Рей?
— Бывало лучше, бывало и хуже. — Вторым глотком он осушил стакан и зачем—то пристально посмотрел на него. — Каким ветром тебя сюда занесло?
— Я приехала по делу.
— Да? Я полагал, делами ты занимаешься в дешевых гостиницах. Я и не знал, что в Гармонии открылась гостиница.
Неожиданно язвительная реплика задела Мелани. Не один год жители города, особенно те, у кого подрастали легковерные дочери, считали Билли Рея дьяволом в человеческом обличье, но обвинять его в жестокости никому не приходило в голову. Конечно, после того, как она обошлась с ним шестнадцать лет назад, он имеет право и на большее. Просто Мелани не ожидала такого выпада.
— Я могу войти?
Он не посторонился, а проследил взглядом за Селиной, которая занялась теперь прополкой клумбы. Только потом он отступил и небрежным жестом пригласил Мелани в комнату.
Месяц возвращений. И вот Мелани, с которой начались все его горести, снова здесь. Просторная комната была как бы разделена на две части; в одной Билли Рей жил, другая служила складом. Мелани не понимала, почему Билли Рей выбрал для себя дом без кондиционеров, без большой ванны и нормальной плиты. Неужели мисс Роуз пригласила его к себе, но не позволила поселиться в доме?
— Так какие же дела привели тебя в Гармонию?
Он скрылся на минуту в ванной комнате, где вновь наполнил стакан. Мелани с разочарованием поняла, что он пил воду. Она—то не отказалась бы сейчас от доброго глотка водки.
Сначала ей захотелось солгать, что она приехала к сыну или что ей настолько не терпелось увидеть его, Билли Рея, что она примчалась сюда из Нового Орлеана. Но если кто и заслуживал откровенности, так это Билли Рей. Никто другой, за исключением разве что Джереда, не пострадал больше от ее лжи.
— Я приехала, чтобы попросить денег у отца Джереда. — Она вымученно улыбнулась. — Для сына.
Уилл поставил стакан на груду картонных коробок и вывернул карманы джинсов.
— Тридцать два доллара с мелочью, — безучастно произнес он. — Вот все, что ты можешь от меня получить.
Она отвернулась и подошла к окну.
— Мне очень жаль, Билли Рей, — негромко проговорила Мелани. — Я никогда не думала, что для тебя все может вот так обернуться. Я попала в беду… И выходом для меня был ты.
— Лучше называй меня Уиллом, — сказал он достаточно холодно, но уже не так враждебно.
Мелани повернула голову и взглянула на него. Ну да, ему очень подходит имя Уилл. Билли Реем звали дерзкого юношу с насмешкой во взгляде и недоброй улыбкой. А теперь перед ней взрослый мужчина по имени Уилл.
— Я сожалею, Уилл.
— Я тоже. — Он присел на старинный деревянный сундук с покатой крышкой. — Вчера я видел твоего сына.
На губах Мелани тут же появилась невольная улыбка; так бывало всякий раз, когда ей говорили про Джереда.
— Хороший мальчик, правда?
— Он считает, что я его отец, и не очень доволен этим обстоятельством.
Мелани огляделась. Сесть в этой комнате было не на что, только на кровать. Еще пятнадцать минут назад она не сомневалась, что кровать Билли Рея Бомонта — это как раз то, что ей надо в убийственно жаркий день. И вот… Это уже не тот мальчик, с которым она могла поиграть и разделаться. Которого она предала без колебаний. Это мужчина. Он впустил ее в дом, вежливо выслушал все, что она имела сказать, — и только. Он ее не простил. Он не доверится ей вновь, потому что не повторяет ошибок. И он не подарит ей часок—другой.
— Куда ты отсюда поехал? — поинтересовалась Мелани, пытаясь найти такой предмет, о котором они могли бы говорить как старые друзья.
— Начал я с Нового Орлеана. С тех пор побывал во всех дырах южных штатов.
Она улыбнулась.
— А я начала в какой—то дыре в Джорджии, где жила старшая сестра матери. А сейчас осела в Новом Орлеане.
Наступила пауза. Мелани неловко переминалась с ноги на ногу. Ей было жарко, несмотря на вентиляторы, и неудобно в туфлях на каблуках, и она уже стала выдумывать, какой—нибудь предлог, чтобы попрощаться и уйти, но тут Билли — то есть Уилл — нарушил молчание:
— Мелани, кто он?
Ей не нужно было переспрашивать. Из всех ее мужчин его мог интересовать только один.
— Я не могу тебе сказать.
— Шестнадцать лет назад меня обвинили в том, что совершил он. Мне пришлось оставить дом, который стал для меня родным. А когда я вернулся, на меня показывали пальцами, а за моей спиной перешептывались и плевались. Я имею право знать.
Мелани сцепила пальцы.
— Я бы сказала тебе, Уилл, клянусь. Но он заставил меня дать слово. Мое молчание было частью нашей сделки, когда он дал мне денег. Я обещала, что никто никогда не узнает. И сейчас я договорюсь с ним на тех же условиях.
— Итак, ты приехала, чтобы получить деньги, — саркастически произнес Уилл. — Ты намерена его шантажировать.
— Господи, Уилл, что у тебя за язык! — Шутливый тон не удался ей. — Сначала ты назвал меня шлюхой, теперь еще и это.
Но это была правда. Она в самом деле замыслила шантаж. Она даже заучила слова, которые скажет этому человеку. «Как тебе известно, Билли Рей вернулся, и, можешь мне поверить, я раскаиваюсь в том, что причинила ему немало зла своей ложью. Пора очистить его имя от грязи, пусть все эти самонадеянные людишки поймут, что напрасно осудили Бомонта в свое время. Да, мои слова могут их не убедить, но в наше время существуют научные методы определения отцовства. Сейчас возможно точно установить, кто отец Джереда».
— Но почему ты солгала тогда? Почему ты, обнаружив беременность, назвала виновным меня, а не его?
Почему? Да потому, что ей было шестнадцать лет и она была испугана. Потому что человек, которого Мелани любила тогда больше жизни, пригрозил, что прогонит ее, если она когда—либо произнесет его имя вслух. Потому что ее отец, в свою очередь, угрожал ей. Потому что она знала, в конце концов, что никто ей не поверит, даже если она назовет имя отца Джереда. И тесты на отцовство в те времена были ненадежными, так же как и средства предохранения.
Да если бы она и назвала его имя, что бы она выиграла? Стала бы его женой? Смешно. Деньги? Так он дал ей денег. Любовь?
Она тяжело вздохнула. Много времени прошло, чтобы понять, что его отношение к ней не имело ничего общего с любовью. Все было куда проще. Ему были нужны ее юность и невинность.
— Проще всего было взвалить все на тебя. Весь город знал, что мы с тобой гуляли какое—то время. А ты, как известно, тащил в постель всех девушек, с кем встречался. — Мелани пожала плечами. — Ты хвастался, что удовлетворишь любую, и отцы семейств запрещали своим дочуркам с тобой встречаться. Мисс Роуз слышала со всех сторон, какую ошибку она допустила, когда привела тебя в свой дом.
Уилл поднялся с сундука и выглянул в окно.
— Значит, ты и сейчас не расскажешь правду? Ты не объяснишь Джереду, что он всю жизнь ненавидел не того, кто заслужил его ненависть? И не признаешься родителям во лжи? — Он понизил голос: — Ты, конечно, не упустишь возможности высосать из этого типа все соки?
Мелани медленно подошла к нему.
— Да. Прости меня, Уилл, но ты прав. Это мой единственный шанс. Сейчас, когда ты здесь, он боится. Боится, что я пожалею о своем поступке и захочу расставить точки над i. И он согласится заплатить хорошую сумму, чтобы избавиться от меня.
Уилл по—прежнему смотрел в окно.
— Даже одному человеку ты не захочешь рассказать всю правду?
— Нет, Уилл, я не могу рассказать мисс Роуз.
Конечно же, Мелани знала, что Уилл любит мисс Роуз как родную и ему непереносимо больно от того, что она не верила ему долгие годы. Естественно, что он хочет, чтобы мисс Роуз узнала правду, чтобы он получил право сказать ей: «Вот видите, я не солгал вам тогда». Но этой услуги Мелани не может оказать Уиллу. Она не расскажет правду даже Джереду. Неужели Уилл надеялся, что она откроется мисс Роуз?
— Извини меня, Уилл.
Он как будто не слышал ее слов. Мелани тронула его за руку, но он и этого не заметил. Со вздохом она сказала:
— Пожалуй, я пойду.
Уилл повернул голову и сурово посмотрел ей в глаза.
— Я провожу тебя до машины.
Только когда они поравнялись с коттеджем, Мелани поняла, отчего Уиллу вдруг пришло в голову проявить галантность. Она перехватила его взгляд, брошенный на Селину, которая возилась с цветами на клумбе.
Может быть, он имел в виду вовсе не мисс Роуз, когда просил ее открыть истину одному человеку? Может быть, он думал о Селине Хантер?
— Ты долго пробудешь в городе?
— Столько, сколько потребуется. Пока он не поймет, что у него только один выход. — Она неуверенно улыбнулась. — Ему есть что терять. Так что решение он примет быстро.
— А как ты распорядишься деньгами? Заберешь сына с собой и будешь его растить? Наконец станешь ему матерью?
Мелани открыла дверцу машины и оперлась на нее руками.
— Нет. На эти деньги я уеду куда—нибудь очень далеко. Я не нужна Джереду. У него есть близкие люди помимо меня. У него здесь друзья, здесь его родной дом. Ему не придется делить со мной мои беды.
— Да, у него все это есть, но у него нет тебя. Мелани, ты его мать.
От последних слов Уилла, произнесенных очень тихо, Мелани почувствовала невыразимую грусть.
— Ну да, я его мать, но я реально смотрю на вещи. Мне нужны крутые парни и грубый секс. Выпивка, наркотики, мужчины, иногда даже женщины — вот это мое. Я знаю, это дурно, так нельзя, но это моя жизнь. Я не в состоянии от этого уйти. Поверь мне, я не раз пыталась. А все это не для подростка, тем более такого симпатичного и смышленого, как Джеред. Здесь ему лучше. Ему будет лучше без меня.
Она бросила сумочку на сиденье.
— Наверное, мы с тобой больше не увидимся, Уилл. Как ты думаешь, Селина не рассердится, если я поцелую тебя напоследок?
Он слегка улыбнулся. Мелани наклонила его голову и поцеловала в щеку, потом стерла пятно помады и проговорила:
— Береги себя. Будь счастлив.
Она уселась за руль, завела мотор и, отъезжая, крикнула из открытого окна:
— Я тоже хочу быть счастливой.