Глава 8

Солнце в этот день светило так ярко, что на сверкающие рельсы было больно смотреть. По невообразимо голубому небу плыли ослепительно белые облака. Стояла такая тишина, что Селина слышала свое дыхание, дыхание Уилла и звон одинокого комара. Удушающая жара. Ни ветерка, ни намека на спасительный дождь. Ни единого возражения со стороны Уилла.

Уилл подбросил последний камешек, поймал его и опять подбросил. Слова Селины как будто не удивили его, и он не стал спорить. Почему? Не потому ли, что она сказала правду? Потому что он солгал ей в ресторане, и теперь его ложь открылась?

Селина поняла, что уже успела проникнуться к нему доверием. Ей так хотелось поверить ему, что она поверила. А когда его вывели на чистую воду, он даже не смутился. Всего лишь задумался.

— Значит, очень вероятно, что Джеред — твой сын.

Селина не смогла скрыть разочарования.

— Нет.

Она вскинула голову:

— Но ты не отрицаешь, что мисс Роуз видела Мелани и тебя в постели?

— Нет, не отрицаю. Насчет Мелани я никому ни в чем не солгал. Я действительно однажды лег с ней в постель — скорее всего, в ту ночь, когда она забеременела. Но до секса у нас не дошло. — Взгляд его был обращен куда-то далеко, в прошлое. — Да, но мисс Роуз мне не поверила. Она увидела нас раздетыми и решила…

«Она предположила худшее», — подумала Селина. Об Уилле все думают плохо; даже она сама ожидала от него самого худшего. Ни один человек не верил его словам, но недоверие мисс Роуз больно задело его. Не в последнюю очередь из-за ее недоверия он покинул Гармонию.

— Чем же вы тогда занимались? — тихо спросила Селина.

Уилл искоса посмотрел на нее и криво усмехнулся.

— Как будто ты не понимаешь. — Он помолчал. — В тот вечер был баскетбольный матч, Мелани распарилась и вспотела… Вот как ты сейчас. — Он отбросил назад прядь ее волос и погладил по щеке. — Мы до того уже пару раз встречались и делали все, кроме главного. В тот вечер я решил не упускать свой шанс и привел ее в домик для гостей. Присесть там можно было только на старую кровать, да мне и хотелось, чтобы Мелани оказалась на кровати. Мы поцеловались, потом она сняла майку, а я — рубашку.

Селина опять ступила на рельс. Она ясно видела сцену, разыгравшуюся в доме для гостей в тот давний вечер. Она ощущала желание Уилла, желание Мелани и свое собственное желание. Черт возьми, да глупо же ревновать шестнадцать лет спустя!

— Я приласкал ее, не буду врать, — добавил Уилл.

Приласкал. Селине понравилось это слово. Оно старомодное, но очень подходящее. Ей захотелось, чтобы Уилл приласкал ее. Прямо здесь и сейчас.

— Я стремился овладеть ею, но Мелани тянула резину. В ту ночь мы делали только то, что и раньше. Я целовал ее грудь, она ласкала меня…

Селина оступилась. Уилл хотел поддержать ее, но слишком высоко поднял руку, и она легла не на талию, а на грудь. Селина ожидала, что он немедленно отпустит ее, нагло ухмыльнется и выдаст какую—нибудь шуточку о том, как его слова сбивают ее с ног. Но он ее не выпустил. Ухмылка мелькнула на его лице и тут же пропала. И он не произнес ни слова.

Они долго, мучительно долго смотрели друг другу в глаза, а потом пальцы Уилла стали медленно гладить грудь Селины.

Селина напомнила себе, что в любую секунду Уилл может прервать свое занятие и отойти. Он оставит ее одну, трепещущую, пылающую и неудовлетворенную.

Но он поцеловал ее.

Губы их сомкнулись, и рот Селины приоткрылся. Мало—помалу поцелуй делался жадным, горячим, чувственным. Уилл протолкнул язык в рот Селины и с силой прижал к себе ее тело.

Одной рукой он расстегнул ее заколку и отбросил в сторону. Волосы Селины рассыпались по плечам, его рука зарылась в них и запрокинула ее голову. Теперь он целовал ее подбородок, горло, нежную впадинку меж грудей. Другая его рука захватила ее юбку и стала приподнимать ее, обнажая икры, колени, бедра. Затем одна его нога оказалась между ее ног, и она вспыхнула непереносимым пламенем.

— Проклятье!

Его голос слегка дрожал. Уилл не знал, Селину он проклинает или себя самого, да и не задумывался об этом. Большую часть его жизни его проклинали все, кому не лень, и теперь он намеревался получить максимум удовольствия от греха.

Он посмотрел Селине в лицо, и она ответила ему понимающей, манящей улыбкой. Никогда в жизни Уилл не испытывал столь острого желания. Гордость, уважение, родной дом и родной город — все это он, не задумываясь, принес бы в жертву в обмен на эти минуты наедине с Селиной.

— Хочешь вернуться домой? — спросил он.

Он нисколько не скрывал своих намерений и имел в виду, что в ее доме им будет сложнее осуществить свои планы. В доме, где им могут помешать нежданные визитеры, куда может зайти мисс Роуз, чтобы поболтать со своей любимицей, где к Селине может в конце концов вернуться трезвый разум.

Она задумчиво посмотрела в ту сторону, откуда они пришли, и смущенно улыбнулась.

— Я не… готова.

Уилл по вечерам обычно выкладывал содержимое карманов брюк на тумбочку, а утром сгребал все и вновь засовывал в карманы. Так он поступил и этим утром. Несколько мятых долларовых и пятидолларовых купюр, немного мелочи, ключ от дома для гостей — и пара презервативов в пластиковой упаковке; он приобрел их в четверг вечером, когда отправился в бар.

Он не исполнил своих намерений, но был во всеоружии.

— У меня все есть.

Селина все еще улыбалась, вновь призывно и весело.

— Ты как бойскаут, да?

Он не ответил на ее улыбку. Складка над его переносицей сделалась глубже.

— Предположим. Так ты хочешь вернуться?

— Мы с тобой далеко зашли.

Она проговорила эту фразу очень тихо, и ее голос совершенно околдовал Уилла.

Далеко зашли? Далеко от дома? Или они зашли так далеко, что уже не остановиться? Он не стал переспрашивать; ему было безразлично. Он поцеловал ее, сжал в ладонях ее груди и отдался своему желанию.

Наконец они сошли с железнодорожного полотна и углубились в лес. Там они нашли полянку за небольшим холмом, который скрывал их от чужих взоров. Земля была усыпана сосновыми иглами — замечательная постель.

Медленно, аккуратно он расстегнул ее блузку; она завороженно наблюдала за движениями его пальцев. С каждой пуговицей она все больше открывалась перед ним: гладкая, загорелая шея, светлая полоска между грудями, тонкая талия… На последней пуговице его руки задержались, потом расстегнули и ее и стянули блузку. Ни один из них не глянул в ту сторону, куда она полетела.

Селина стояла перед ним без смущения, позволяя ему разглядывать ее — распущенные волосы, изящные плечи, нежные груди, розовые соски, все еще твердые от его ласк.

Уилл окончательно потерял голову.

Она прекрасна.

А он, вне всякого сомнения, проклят.

Никогда в жизни Селина не стояла обнаженная до пояса перед мужчиной при свете дня, тем более в лесу, освещенная солнцем. Но она уже не помнила себя. Да разве может быть иначе, когда он так смотрит на нее?

Она взяла его за руку, сжала его ладонь, набираясь смелости, потом поднесла его руку к груди. Его пальцы сжали ее грудь, и она прогнулась, чтобы полнее отдаться наслаждению. Дыхание ее прервалось. Его прикосновения жгли ее кожу, горячая кровь пульсировала в венах. Настала пора утолить голод, родившийся у нее в день приезда Уилла в город.

Он наклонил голову, поцеловал ее сосок, слегка прикусил его и втянул в рот. Его удивляло, что такая малость так неотразимо действует на Селину — она разгорячена и вся дрожит от возбуждения.

Уилл отступил на шаг, и она вцепилась в него, словно испугавшись, что он исчезнет; а он намеревался всего—навсего снять рубашку. Тогда он еще раз жарко поцеловал ее, и его язык проник в ее рот. Она искала страсти, и он мог подарить ей удовлетворение. Он заставил ее почувствовать себя живой — и умирающей от желания, от внутреннего огня.

— Пожалуйста, — пробормотала она, не отрываясь от его губ. — Пожалуйста, Уилл…

При звуке этого тихого, беспомощного голоса Уилл ощутил в себе небывалую силу. Если она еще раз произнесет его имя, он приступит к делу немедленно, больше не сдерживая себя.

Но Уилл все-таки оторвался от нее, и на этот раз она его отпустила. Он разложил на земле свою рубашку и ее блузку и опустился перед ней на колени.

Ее широко раскрытые глаза с любопытством смотрели на него сверху. Невинный взгляд, в котором нет робости. Она просто смотрит, как он расстегивает крючок на ее юбке и «молнию».

Она смущенно переступила с ноги на ногу, впервые осознав, что стоит перед ним в одних трусиках.

Он потянул ее вниз, уложил на спину, прижался к ней, коснулся чувствительной кожи на груди и вновь ощутил ненасытный голод.

— У тебя остался последний шанс, девочка. Еще минута, и я не смогу остановиться.

Как и при первой их встрече, она встретила его уверенным взглядом.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался. Я не пожалею.

Ее ответ на мгновение сбил его с толку, и он замер.

— Ладно, — медленно проговорил он и задумчиво улыбнулся. — Я буду жалеть за нас обоих.

Селине хотелось спросить, почему он будет жалеть, но он уже приступил к действиям. Он уже ласкал ее, целовал и гладил. Он не пропустил ни единой точки на ее теле, ни единой эрогенной зоны, он покрывал ее всю горячими, жадными поцелуями. Она извивалась и трепетала под ним. Он утолял ее голод, от которого она умирала. Он был безжалостен, и она была довольна.

Тело Селины блестело от пота, когда он наконец стянул с нее трусики. Его пальцы проникли в нее и принялись колдовать там. Ее легкие сжались так, что она уже не могла дышать.

Она услышала его жаркий шепот:

— Мне остановиться?

— Нет… Нет.

Уилл стал торопливо освобождаться от оставшейся одежды.

Селине было не до скромности, не до смущения — так она была возбуждена. Она смотрела, как он раздевается, смотрела тем же восхищенным взглядом, каким он недавно смотрел на нее.

Много дней она представляла в воображении его тело. Она видела его без рубашки, а облегающие джинсы не скрывали стройных бедер и выпуклых ягодиц, и все же она не была готова увидеть то, что увидела. Поджарый, мускулистый торс, тонкая талия, узкие бедра и…

Уилл не дал ей времени насладиться, изучить его фигуру, погладить его грудь, дотронуться до напрягшихся мускулов. Боже, как ей хотелось трогать его, ласкать и целовать. Но сейчас она была полностью в его власти. Он ловко натянул презерватив, вновь рухнул на импровизированную постель, раздвинул ее ляжки и стал медленно, до боли медленно двигаться, входить в нее дюйм за дюймом.

Он распластал ее на земле, и ее тело вобрало его в себя. Он приподнялся на локтях, погладил ее волосы и нежно поцеловал.

— Ты по—прежнему ни о чем не жалеешь, а, девочка?

Не дожидаясь ее ответа, он проник в нее еще глубже. Она застонала от наслаждения и закрыла глаза.

«Я буду жалеть за нас обоих», — всплыло в ее памяти. Он боится повредить ее репутации. Она вздохнула, пожалев скорее его, чем себя, обвила руками его шею и притянула к себе так, чтобы ничто их не разделяло.

— Научи меня целоваться, Уилл, — тихо попросила она. — Научи меня сводить с ума одними поцелуями…

Некоторое время Уилл молча смотрел на нее, потом печально улыбнулся.

— Милая моя, ты меня сводишь с ума одним своим видом.

Ему нравилось заниматься любовью, он считал секс лучшим способом провести пару часов. Он знал всякий секс — грубый и необузданный, быстрый и неторопливый, безумный и изматывающий. Всякий, только не такой.

Может быть, все дело в том, что он довольно давно не занимался этим. Наверное, прошло несколько месяцев. Несколько месяцев он не имел женщину. Несколько месяцев он не испытывал такого жгучего желания, такого испепеляющего голода. Может быть, в этом причина.

Она кончила первой. Из ее горла вырвался сдавленный хриплый крик. А потом застонал и он. Его била дрожь, и он с трудом ловил воздух.

Он лежал на ней, все еще оставаясь внутри. Кожа была липкой от пота. Он чувствовал, как колотится под ним ее сердце, слышал ее неровное дыхание. Ее улыбка и расслабленное тело лучше всяких слов свидетельствовали о том, что она находится наверху блаженства. И все же Уилл хотел услышать слова.

Он вышел из нее, выбросил презерватив, повернулся на бок, подпер голову одной рукой, а другой принялся вновь гладить Селину.

— Ну что, девочка? — проговорил Уилл, намеренно растягивая слова.

Селина повернулась на бок и улеглась в той же позе, что и он — подперев голову рукой.

— Спасибо.

Этого Уилл не ожидал.

— За что?

— За лучшие минуты в моей жизни.

Он улыбнулся ей широкой, самодовольной улыбкой завзятого сердцееда.

— Насколько я понимаю, ты осталась довольна.

— Я недовольна тем, что это кончилось. Что мы ждали так долго. — Она окинула его долгим ленивым взглядом. — И что я ничего для тебя не сделала.

Она видела, что он хочет рассмеяться, обратить все в шутку — и не может. Он лишь сглотнул слюну и непривычно низким голосом осведомился:

— Что же ты хотела для меня сделать?

— Наверное, я неточно выразилась. Я хочу что-нибудь сделать тебе — для себя. — Она неуверенно улыбнулась и спросила: — Можно тебя потрогать?

— Валяй, только сама знаешь, чем это кончится, — предупредил он.

— Сейчас проверим. — Селина вновь улыбнулась. — Тебе ничего не придется делать, — заверила она. — Я просто хочу прикоснуться к тебе.

Наконец он пожал плечами, и тогда она потянулась к нему и поцеловала его. А когда Селина прервала поцелуй, он лег на спину, предоставляя свое тело в ее полное распоряжение. У него горячая смуглая и гладкая кожа, шея и грудь слегка темнее, чем живот и ноги. Он худой и мускулистый, на нем сказались долгие годы физического труда. На груди и на животе у него черные вьющиеся волосы.

— Откуда у тебя это? — спросила Селина, когда заметила светлые шрамы вдоль ребер.

— Драка в баре. Ревнивая женщина. В общем, не помню.

— Ты давал ей повод для ревности?

— Должно быть, да.

Селина сглотнула. Ее сестра преподала ей хороший урок на тему ревности, уведя Ричарда. С Уиллом она, вероятно, куда больше узнает об этом предмете. Она не настолько наивна, чтобы думать, будто случившееся сегодня привяжет Уилла к ней. Он, как и прежде, будет проявлять интерес к женщинам. Он не станет приносить себя в жертву единственной.

— Ты часто дерешься в барах?

Она добралась до его живота, покрыла его поцелуями.

— Уже нет. Я для таких дел староват.

— Староват? — Ее пальцы погладили его по бедру и скользнули в темную густую поросль. Как Уилл и предупреждал, он был вновь готов к бою. — Тебе всего тридцать четыре года.

— Мой образ жизни меня состарил.

— Ты стал циником, Уилл. Ты ни во что не веришь. И что я в тебе нашла?

Не дожидаясь ответа, она встала на колени между его ног, склонила голову и впустила его в рот. Темный, горький вкус. Запретный вкус. Ни разу в жизни она не проделывала этого — о, как бедна впечатлениями была ее интимная жизнь до Уилла!

Он застонал, запустил пальцы в ее волосы, сжал ее голову. Прежде чем он вырвался, она успела почувствовать на языке новый, еще более острый вкус. А потом сильные руки, которыми она только что любовалась, подхватили ее и усадили верхом. Она медленно погладила его и потерлась губами о его губы.

— Ты такая сладкая, Сели, — проговорил он нараспев. Ее зубы коснулись его зубов. — Я снова хочу тебя…

Он поцеловал ее, погладил ее грудь, провел ладонью по ее телу, и она задрожала. Внезапно напряжение разрядилось, и Уилл откинулся на спину, вновь насытив Селину.

Вдалеке послышался свисток локомотива.

— Три восемнадцать. Товарняк, — сказал Уилл.

Селина приподнялась, но Уилл уложил ее обратно.

— Нас тут никто не увидит. — Он погладил ее по волосам. — Когда умер папа, я стал строить планы побега от Полетты. Я представлял себе, что вскочу на товарный поезд и уеду куда—нибудь далеко—далеко. Полетта не скрывала своей неприязни ко мне, и я сразу понял, что она недолго будет меня терпеть. Я решил, что пора начинать жить самостоятельно и не дожидаться, пока она вышвырнет меня. Я пару раз приходил к железной дороге — я знал место, где поезда замедляют ход, но у меня не хватало духу.

Селина хотела что-то сказать, но передумала и поцеловала его грудь.

Она никогда не видела Полетту, зато знала то, что знал весь город: эта женщина бросила десятилетнего сына без средств к существованию, поскольку заботилась о нем меньше, чем о собаке или кошке.

— Мне повезло. Полетта уехала сама.

— А на Мелани твое везение закончилось.

Уилл с улыбкой взглянул на Селину.

— Точно. Если бы я знал, чего мне придется натерпеться из-за нее, то оставался бы девственником лет до двадцати пяти.

— Подумай, сколько бы потеряли те женщины, с которыми ты был до двадцати пяти.

Он уже не улыбался. Его серьезность тронула Селину.

— Их было не так уж много. Хотя, наверное, в твоих глазах это много, но поверь, я не ложился со всеми без разбора. Вот и в четверг… Я всего лишь выпил несколько кружек пива. Я не…

Он умолк и только пожал плечами.

Селина прижалась щекой к его груди. Может быть, то, что произошло между ними, все—таки имеет для него какое—то значение. Он совершенно не обязан перед ней оправдываться.

Еще один свисток донесся до них, и земля слегка задрожала под приближающимся составом. Через несколько минут поезд прогрохотал мимо, а когда он скрылся, вернулись тишина и покой.

Через несколько минут Уилл встал, поднял трусы и джинсы и стряхнул с них муравьев. Одеваясь, он не стал отворачиваться от Селины.

— В одном Викки была права.

Уилл вскинул голову.

— Викки?

— Она как-то сказала, что ты и мертвую разбудишь. Я с ней полностью согласна. Меня ты здорово разбудил.

Он исподлобья взглянул на Селину.

— Если Викки что-нибудь и знает обо мне, то с чьих-то слов. Клянусь тебе, она никогда со мной не была.

— То есть ты с ней не спал?

— Я уже сказал тебе, Сели: у меня было меньше женщин, чем ты думаешь. — Он изо всех сил сдерживал раздражение. — Ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?

Она поднялась и подошла к нему вплотную, ничуть не стесняясь своей наготы.

— Насчет Мелани я тебе верю, — прошептала она. — Я верю, что не ты отец Джереда.

Он молча смотрел на нее, словно желая прочесть на лице доказательство ее искренности. Потом он сжал ее голову обеими руками и поцеловал так, словно они не удовлетворили только что своих желаний, не насытили друг друга.

Столь же неожиданно он отпустил ее, нагнулся и протянул ей ее одежду. Она надела юбку, блузку и только потом натянула трусики, как будто к ней почему—то вернулась толика скромности. Ей не удалось сразу застегнуть блузку как следует. Справившись наконец с пуговицами, она поправила волосы.

— Найти твою заколку? — спросил Уилл, завязывая шнурок.

— Да, будь добр.

Селина обулась, привела в порядок одежду, но выглядеть так же, как обычно, ей не удалось. Лицо ее горело, кожа блестела от пота. Легко можно было догадаться, чем они с Уиллом занимались несколько минут назад. А ее довольная улыбка говорила лучше всяких слов.

Уилл вскоре вернулся с заколкой в руках. Селина подобрала волосы и заколола их.

— Как—нибудь я их остригу, — пообещала она.

— Не надо. У тебя замечательные волосы.

Он нежно коснулся их, и Селина поняла, что не приведет свою угрозу в исполнение.

По крайней мере, пока он здесь.

Они молча дошли вдоль железнодорожного полотна до грунтовой дороги. Дом мисс Роуз был слева, старинная усадьба Кендаллов — справа. Когда они побывали здесь неделю назад, Селина не заметила на этой дороге следов транспорта; сейчас же ей показалось, что трава примята, а кусты кое—где поломаны. Значит, с тех пор по этой дороге ездили.

В полном молчании они дошли почти до самого дома. И тут Уилл остановил ее и очень серьезно сказал, что все было хорошо, но это ничего не значит. У него своя жизнь, в которой нет места для нее. Ей не на что рассчитывать.

Селина почувствовала пустоту внутри. Она была права.

— Сели, это не может повториться.

— Почему? — Она засунула руки в карманы и сжала кулаки. — Мне казалось, тебе понравилось.

— Удовольствие здесь ни при чем, — резко возразил он. — Мне многое приятно — например, курить, драться и напиваться, но я отказался от этих занятий, потому что ничего хорошего из них не выходит.

— Ты хочешь сказать, что я для тебя не гожусь?

Она задала свой вопрос спокойно. Не равнодушно, нет, но и без дрожи в голосе. Без намека на подступившие слезы.

— Нет, — раздраженно бросил он. — Я хочу сказать, что это я для тебя не гожусь.

Он повернулся и зашагал к домику для гостей, не оборачиваясь.

Селина не побежала за ним. Она стояла неподвижно среди высоких стволов.

— Зачем ты так? — закричала она ему вслед и обрадовалась, когда он остановился, но тут же почувствовала досаду, когда он не обернулся. — Уилл, тебе не придется брать на себя ответственность. Я уже взрослая. Я имею право сама принимать решения. И я сама знаю, что мне нужно.

Только теперь он повернулся к ней, но она тут же пожалела об этом. Она увидела перед собой не того мужчину, который недавно так страстно ласкал ее. Перед ней стоял рассерженный, злой и чужой человек.

— А чего тебе, собственно, надо, Селина? Ты скучаешь и ищешь развлечений? Хочешь, чтобы тебе пощекотали нервы? Хочешь, чтобы ублюдок Бомонт скрасил тебе тоскливое лето? — Он улыбался, но за его улыбкой таилась жестокость. — Это я могу тебе обеспечить. Мне уже приходилось оказывать услуги такого рода. Тебе стоит только заплатить, и я исполню все твои желания. За хорошую плату я даже могу сделать вид, что ты что—то для меня значишь.

Она уговаривала себя, что это все неправда.

Уилл отвернулся, но тут же бросил через плечо:

— Селина, не заставляй меня делать тебе больно.

— Мне от тебя ничего не нужно, кроме того, что уже было между нами, — солгала она. — Мне не нужно от тебя обязательств, обещаний. Я хочу, чтобы мы остались друзьями.

— Друзьями? — Уилл фыркнул. — Если ты так трахаешься со всеми друзьями, то им можно только позавидовать.

На этот раз она нашла в себе силы сдвинуться с места и подойти к нему.

— В чем дело, Уилл? — услышал он обманчиво мягкий голос. — Неужели ты настолько не любишь себя, что боишься кому—то понравиться?

Он бросил на нее мрачный взгляд и зашагал прочь.

Радость, владевшая ею, мгновенно испарилась. Она вдруг почувствовала, что совершенно измучена, что ей жарко, что влажная одежда пристает к липкому телу. Ей нужен холодный душ. И отдых. Ей нужно быть подальше от него.


Джеред хлопнул себя по затылку и убил комара.

Он сидел на бревне в лесу за домом мисс Роуз уже двадцать минут, и за это время ничего не произошло. Уилл Бомонт у себя: окна его дома освещены и распахнуты, из них доносится музыка. Пару раз Джеред покидал свой наблюдательный пункт и подходил ближе, чтобы убедиться, что мисс Селины дома нет. Джеред был очень рад, что ее нет, несмотря на поздний час. Он радовался главным образом потому, что ее отсутствие действовало на нервы Билли Рею.

Ни единой живой душе, даже матери, Джеред не рассказал о своей встрече с мисс Селиной и Уиллом. Бабушка расплакалась бы, а дед, возможно, явился бы сюда и устроил скандал. А мама… Джеред горько вздохнул. Мелани пустилась бы рассказывать о том, каким красивым он был в юности, расспрашивать, говорили ли они о ней и захочет ли он ее видеть. Даже сейчас она думала бы только о себе. Джеред не знал, пробовала ли она когда—нибудь одолеть свой эгоизм.

Он прихлопнул еще одного комара.

С той встречи прошло уже три дня. Джеред без конца воспроизводил в памяти те несколько минут нечаянной встречи и не мог разобраться в своих чувствах. Почему мисс Селина оказалась в магазине вдвоем с Бомонтом? Неужели он ей нравится? Может быть, они спят вместе?

Джеред очень любил мисс Селину. Разумеется, его чувства не могли означать ничего серьезного. Она почти вдвое старше его. Как она может смотреть на такого мальчишку, как он? Джеред просто любил смотреть на мисс Селину, разговаривать с ней, быть с ней рядом. Больше он ни на что не претендовал. Считать себя ее другом — разве этого недостаточно?

А с Бомонтом их, должно быть, связывает не только дружба. Недавно Джеред услышал, как его бабушка говорит миссис Кроуфорд, соседке, что Бомонт спит с Селиной Хантер. А миссис Кроуфорд отвечала, что едва ли не все молодые женщины в городе мечтают лечь в постель с Билли Реем Бомонтом, и она не удивилась бы, если бы оказалось, что с ним спит старшая дочка Хантеров. Но только не Селина. Она слишком разумна и рассудительна, чтобы связаться с таким подонком, как Билли Рей.

Джеред подавил смешок. Неужели миссис Кроуфорд всерьез считает, что у разумных и рассудительных женщин не бывает желаний? Он своими глазами видел, как смотрел Бомонт на мисс Селину, а та как будто ничего не имела против. Да, скорее всего, она с ним спит.

Джеред не был бы разочарован, если бы у мисс Селины появился поклонник. Просто ему хотелось, чтобы этот поклонник был более достойным человеком.

Бомонт опять подошел к окну. Несомненно, он ждет возвращения мисс Селины. Может быть, они поссорились. Может быть, он нужен ей только как партнер по сексу, а сейчас она отправилась на свидание с каким—то мужчиной. И Бомонт ревнует. Джереду хотелось верить, что так оно и есть.

Он соскользнул с бревна и уселся на землю, опираясь на бревно спиной. День выдался жарким. Его мать провела в Гармонии всего сутки и уехала в Новый Орлеан в превосходном настроении. Больше всего он любил ее в такие часы, когда она по—детски радовалась жизни и ничто не могло ее расстроить. Но такие периоды в ее жизни никогда не длились долго. Что—нибудь обязательно случалось. Она напивалась; ее бросал очередной мужчина; она теряла работу — если у нее была работа. И тогда она ходила подавленная и несчастная, в любую минуту готовая расплакаться. Тогда Джеред едва выносил ее.

И все же он был рад, что ее увидел; правда, она могла бы побыть с ним и подольше. И дед с бабушкой были расстроены ее поспешным отъездом. Кроме того, она снова не взяла его с собой.

Впрочем, Джеред бы с ней не поехал. Гармония — его дом. Здесь его друзья. Здесь ему хорошо. Но он иногда думал с досадой о том, как хорошо быть нужным родной матери. Он даже вообразить не мог тот удивительный день, когда он будет ей нужен.

Его жизнь и жизнь Мелани могла бы сложиться совсем иначе, если бы Уилл Бомонт нашел в себе мужество взять на себя ответственность за своего ребенка. Он рос бы с родителями, и отец, а не дед учил бы его быть мужчиной. И мать исполняла бы тогда свой материнский долг — готовила обеды, убирала дом, лечила бы его, мать, а не бабушка. А если бы она пила, несмотря ни на что? Если бы она употребляла наркотики, от которых предостерегала его? Если бы семья не помешала ей пить, менять любовников — одним словом, губить себя?

Да, если бы Бомонт женился на Мелани, это едва ли изменило бы ее. Разве что он был бы тогда законным сыном законного отца. Брак быстро бы распался, и Мелани все равно с головой окунулась бы в удовольствия. Бомонт и в этом случае не задержался бы в Гармонии, и Джеред так или иначе остался бы на руках старых Робинсонов. Остался бы безотцовщиной.

Мальчику всегда нужен отец. Эти слова Бомонт произнес при их встрече. Уилл потерял отца еще ребенком — Джеред не раз слышал об этом. Но это еще не означает, что Бомонт знает, о чем говорит. Он как—никак жил с отцом до самой его смерти. А Джеред познакомился со своим отцом всего три дня назад. Как может быть ему нужен отец, которого никогда у него не было?

Внезапно его накрыла тень. Он не успел даже вскочить, не успел выдумать подходящего оправдания, как темная фигура склонилась над ним. Чья—то рука схватила его за ворот и рывком подняла на ноги.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Уилл Бомонт приподнял его за шиворот, так что носки его ботинок едва касались земли. — Шпионишь за мной?

Сердце Джереда бешено колотилось, а в горле пересохло так, что он не мог глотнуть. Он до смерти испугался, но сумел это скрыть.

— А если и так? Что вы мне можете сделать? — с вызовом спросил Джеред.

Бомонт отпустил его. Теперь он твердо стоял на земле.

— Я могу позвонить шерифу и сообщить, что задержал в частном владении постороннего. Тебе известно, что будет дальше? Полицейские поднимут с постели твоего деда, и он явится за тобой. Как ты думаешь, он будет рад?

— Нет. Скорее всего, он явится сюда и пристрелит вас, — дерзко возразил Джеред.

Очень может быть, что так Джок Робинсон и поступит после того, как он спустит с Джереда семь шкур, объясняя ему, насколько он недоволен поведением единственного внука.

Джеред одернул на себе рубашку и заправил ее в джинсы. Несколько секунд они с вызовом смотрели друг на друга, но Бомонт находился в лучшем положении: его лицо скрывала тень, тогда как Джереда освещала луна.

— На Реймонда работаешь?

Бомонт вышел из тени и прислонился к стволу дерева, обвитому толстыми лианами. Ранней весной на лианах расцветали бледно—лиловые цветы, в остальное время они походили на грязные канаты.

Он стоял в непринужденной позе, как будто привык болтать по ночам в лесу с чужаками, вторгшимися без спроса на его территорию. Если справедливы слухи о нем, то он сам отлично умел вторгаться в чужие владения.

— Я по возрасту не могу работать в банке, — насмешливо отозвался Джеред. Ему вспомнился второй вопрос Уилла: «Шпионишь за мной?» Он изобразил улыбку, от души надеясь, что она выйдет хоть сколько—нибудь естественной. — Полагаю, что мистер Кендалл не очень обрадовался вашему приезду.

— Правильно. Тебе нужны деньги на колледж? Так пойди к нему. Он заплатит тебе за то, что ты будешь шнырять вокруг меня. — Бомонт скрестил руки на груди. — Если тебя не Реймонд прислал, что тогда ты здесь делаешь?

Джеред переступил с ноги на ногу.

— А, теперь я понял. Ты пришел проведать своего старика. — Голос его звучал откровенно издевательски, и Джереду захотелось заехать ему по физиономии. — Я уже сказал тебе, парень: я не твой отец. Ты не мой сын.

— Да, конечно, — пробормотал Джеред. — Тогда зачем моей матери понадобилось лгать?

— Об этом я должен тебя спросить. Ты знаешь ее лучше, чем я. Я с ней пару раз погулял, только и всего.

Уилл оттолкнулся от дерева, и Джеред напрягся, готовясь увернуться, может быть, убежать. Но Уилл не приблизился к нему. Он потянулся и сделал несколько шагов в сторону своего жилища.

— Хочешь попить?

Поскольку Джеред не отвечал, Уилл пожал плечами и отошел. Его шаги затихли, и в лесу опять наступила тишина. Вскоре лягушки, которых вспугнул Бомонт, опять запели свою вечную песню.

Я не твой отец. Ты не мой сын.

Тогда зачем моей матери понадобилось лгать?

Об этом я должен тебя спросить.

Джеред вынужден был признать, что его мать лгала не раз. Он лгала, когда ей было нехорошо, когда она злилась или чувствовала себя виноватой. Лгала насчет выпивки, наркотиков, мужчин. Она лгала родителям насчет работы, торговли своим телом, своего образа жизни. Она лгала домовладельцу, когда не платила вовремя за квартиру; лгала начальнику, когда ей не хотелось идти на работу; лгала любовнику, когда путалась с другим. Она лгала, чтобы избежать неприятностей и навлечь на себя новые.

Она лгала по поводу и без повода. Неужели она солгала и тогда? Неужели она пятнадцать лет лгала сыну про отца?

Ему не хотелось в это верить. Нет, нужно заставить Уилла признаться, что он — отец, и тем самым доказать себе, что Мелани говорила правду. Себе, не другим, поскольку другие и так не сомневаются. Доказать себе.

Ноги сами несли его, и не домой, а к домику для гостей, где поселился Уилл Бомонт.

Дверь была открыта. Бомонт сидел на кровати, облокотясь на подушку. В руке он держал жестяную банку. На полу у его ног стояло ведерко со льдом, в котором стояли еще две такие же банки. Пиво? Выходит, он собирался предложить пятнадцатилетнему мальчику пиво?

Присмотревшись, Джеред понял, что Бомонт пьет не пиво, а колу.

Итак, прожженный негодяй, годный только на то, чтобы обманывать женщин, сидит в субботний вечер в одиночестве дома и потягивает колу?

— Входи.

Джеред нерешительно ступил за порог. Сначала ему показалось, что в комнате так же жарко, как и снаружи, но, приблизившись к кровати Уилла, он ощутил ветерок, создаваемый вентиляторами. Бомонт предложил ему колы, и он взял из ведерка банку.

— Твоя мать уехала в Новый Орлеан?

— Еще в пятницу.

— Она получила то, что хотела?

— Об этом я должен спросить вас.

Уилл — нет, Бомонт, поправил себя Джеред; его злость ослабевала, но ему не хотелось называть этого человека по имени, — усмехнулся.

— Все—таки не веришь? Хотя, наверное, трудно признать правду, если всю жизнь верил лжи.

— Откуда вы знаете про колледж?

— Мне рассказала Селина. Она считает тебя умным парнем.

Джеред оглянулся. Света в коттедже Селины по—прежнему не было.

— Ее нет дома.

Бомонт молчал.

— Похоже, она не придет ночевать.

Джеред заметил, как дрогнула рука Бомонта и как ревнивый огонек вспыхнул в его глазах. Итак, он подозревает, что Селина проведет эту ночь в обществе мужчины, и ему это крайне не нравится.

— Где ты хочешь учиться?

Джереду не хотелось отвечать. Он не считал, что сидящий перед ним человек имеет право знать о нем что—либо, но дедушка и бабушка слишком долго обучали его хорошим манерам. Уважай старших, а если не можешь, то делай вид, что уважаешь. Конечно, старики сказали бы, что с Уиллом Бомонтом хорошие манеры ни к чему. Тем не менее он нехотя ответил:

— В Техасском университете.

— Почему именно там?

— Потому что далеко отсюда.

Бомонт насмешливо улыбнулся, и у Джереда возникло неприятное ощущение, что он понял смысл этих слов. Ему не понравилось, что Уилл Бомонт понимает его, возможно, лучше, чем он сам понимает себя.

— И чем ты думаешь заняться?

— Делом. Наверное, стану юристом. — Он помолчал, набираясь храбрости. — Вы, кажется, не закончили школу?

— Не закончил. По милости твоей матери и твоего деда. — Он допил остатки своей колы и смял банку. — Хотя будь у меня школьный аттестат, это бы мало что изменило. Все равно я бы зарабатывал на жизнь горбом, а не головой.

Наступило напряженное, неловкое молчание. Джеред оглядел комнату. Коробки в углах, кровать, платяной шкаф, карточный столик, плитка. Здесь было так же чисто, как в доме бабушки Джереда, но обстановка казалась чересчур спартанской. В доме мисс Роуз Уилл жил когда—то в большем комфорте, но если правда то, что рассказывали в городе о похождениях Уилла, за последние шестнадцать лет он должен был привыкнуть к куда более убогой меблировке.

Джеред допил колу, бросил банку в картонную коробку, служившую мусорной корзиной, и двинулся к двери.

— Мне нужно домой.

Уилл поднялся.

— Я тебя подвезу.

— Нет.

Если бабушка или дед заметят, что он приехал домой на машине Бомонта, поднимется скандал.

— Уже первый час.

— Я сам доберусь.

Не дав Бомонту возможности возразить, он выскользнул за дверь и побежал через двор.

Всю дорогу — больше мили — Джеред бежал, не оглядываясь, и замедлил шаг только метрах в ста от своего дома.

Он не стал заходить внутрь, а плюхнулся в шезлонг на веранде. Он сильно вспотел, а принять душ, не разбудив стариков, было немыслимо. Дед засыпал бы его вопросами, а у него не было ответов. Ни единого.


Селина сидела на веранде родительского дома и раскачивалась в качалке, когда распахнулась дверь. Она натянуто улыбнулась, ожидая услышать оживленные голоса племянников и требовательные вопросы Эми или — хуже того — Викки. Но на веранду вышел ее зять.

Ричард присел на стул рядом с ней и поставил ногу так, чтобы заблокировать качалку.

— Ты сегодня не была в церкви.

Селина сказала родителям, что опоздала к началу службы и заняла место в задних рядах, и они ей поверили, поскольку она никогда их не обманывала. Поверила и Викки. А вот Ричард, выходит, не поверил. Но ей на это наплевать.

— Я вывел Эми на улицу, — пояснил Ричард. — И увидел, как ты проезжала мимо.

Селина молчала.

— Селина, у тебя все в порядке? Ты всегда ходишь в церковь по воскресеньям. И ты соврала родителям, а на тебя это не похоже.

Она расправила складки на воскресном платье, которое надела специально для того, чтобы ввести в заблуждение родителей.

— Ричард, мне этим утром не захотелось быть святой, понятно?

Он усмехнулся:

— Ну да, понятно. Если этим утром тебе не хотелось быть святой, означает ли это, что ночью ты была грешницей?

Селина холодно взглянула на него, оттолкнула ногой его ногу и качнулась назад. Она не считала себя обязанной объяснять Ричарду, что грешила не ночью, а во второй половине дня. Ночь она провела в полном одиночестве в Батон—Руже, в дешевом мотеле. Она обижалась на Уилла, злилась, а больше всего жалела себя. Заснула она с мыслями о нем, а утром проснулась и сразу же спросила себя, заметил ли он вообще ее отсутствие.

— Селина, мне нужно поговорить с тобой.

Голос Ричарда был настолько серьезен, что Селина повернула голову и внимательно посмотрела на него. Она почти не обращала на него внимания с тех пор, как он бросил ее и женился на Викки. Вначале ей было тяжело видеть, как он обнимает ее сестру, тяжело видеть на его пальце кольцо, подаренное Викки. А потом она научилась попросту не замечать его. Он стал для нее просто Ричардом, мужем сестры.

Несмотря на раннюю полноту, он все еще был привлекательным мужчиной — светлые волосы, голубые глаза, очаровательная улыбка. Он много работал и зарабатывал неплохие деньги, которые Викки весьма успешно транжирила. По субботам он играл в гольф, а весной тренировал местную юношескую команду, участвующую в соревнованиях Малой лиги. В годовщину свадьбы он обычно увозил Викки на выходные в Новый Орлеан. Их семейная жизнь не была безоблачной, но Селина имела основания полагать, что Ричард был лучшим супругом, чем Викки.

А Селине он давно бы надоел.

— Что случилось, Ричард? — спросила Селина, хотя ей вовсе не хотелось выслушивать его; у нее самой было о чем подумать.

Ричард ослабил узел галстука.

— Что ты думаешь о своем новом соседе?

Селина невольно напряглась.

— Он тихо себя ведет. Постоянно один. И мисс Роуз счастлива, что он вновь с ней.

— Гости у него бывают?

— Я не знаю.

— Насколько мне известно, дочь Джока Робинсона была у него и требовала денег. Будто бы у него есть какие—то деньги.

— Да, она приезжала, — осторожно подтвердила Селина. — Зачем — представления не имею.

— А еще кто—нибудь у него был?

Селина перебрала в уме всех, кто навещал Уилла. Реймонд, шериф Франклин и Мелани. Уилл прожил в Гармонии большую часть жизни, но только трое — точнее, пятеро, если считать ее и мисс Роуз, — соизволили побеседовать с ним, когда он вернулся.

— Я не знаю, — соврала Селина. — Почему ты спрашиваешь?

Ричард ответил не сразу. Он колебался, стоит ли говорить ей о своих подозрениях.

— Мне кажется, что у Викки роман с Билли Реем, — выпалил он наконец.

Ему сразу же стало легче, едва эти слова были произнесены. Высказанное вслух часто представляется абсурдным. И Селина знала, чего он ждет от нее. Он хочет, чтобы она уверила его, что у Викки нет никакого романа, потому что Викки любит своего Ричарда и не станет рисковать семьей ради сомнительного удовольствия провести время в обществе Билли Рея Бомонта.

Но подобные уверения были бы очередной ложью. Селина верила, что он не спал с Викки ни шестнадцать лет назад, ни сейчас. Она была в этом убеждена не меньше, чем в том, что ее зовут Селина Хантер. Почти так же твердо она была уверена и в том, что у Викки нет никакого романа на стороне. Но причиной тому не любовь к Ричарду и не уважение к семейным устоям. Викки любит беспроигрышные игры. Она считает, что рано или поздно Уиллу понадобится женщина, и тогда он вспомнит о ней.

«Нет, сестричка», — злорадно подумала Селина.

— Ты ничего не слышала по этому поводу?

Селина вымученно улыбнулась.

— Ричард, уверяю тебя, у Викки с Уиллом ничего нет.

— Почему ты так уверена? Викки ведет себя очень странно с того самого дня, как здесь появился Бомонт. У нее появились какие—то секреты. Она оставляет детей с бабушкой на то время, пока я на работе, а сама пропадает неизвестно где.

— Может быть, она сидит в парикмахерской или ходит по магазинам? — не слишком уверенно предположила она.

— Она бросает детей на весь день! Чем она занимается?

— Не знаю. Ты ее спрашивал?

Ричард помрачнел еще больше.

— Не могу я ее спросить. А если она скажет, что встречается с ним?

— А если она скажет, что ходит на заседания местного клуба? — парировала Селина.

Значительные доходы Ричарда и его положение в обществе, безусловно, позволяли Викки наслаждаться преимуществами членства в местном клубе.

— Не знаю, что мне делать, — со вздохом признался Ричард.

— Ричард, пойми, я не знаю, в чем тут дело, но я ничуть не сомневаюсь, что Уилл здесь ни при чем. Мисс Роуз постоянно дома. А ты сам знаешь, как она относится к Викки.

Он ухмыльнулся:

— Старушка ее никогда не любила. Между прочим, из—за тебя. Мисс Роуз полагает, что солнце всходит и заходит только для тебя. Она так и не простила нам с Викки.

По его небрежному тону Селина поняла, что Ричард давно себя простил.

— То, что сделали вы с Викки, обернулось к лучшему — по крайней мере, для меня. Потому что, Ричард… — Она встала с качалки, подошла к двери и остановилась. — Потому что я давно развелась бы с тобой.

Загрузка...