Вкус яблочных зёрен (ЛП)

Когда-то моя бабушка начала свои ночные прогулки по саду. Это было тогда, когда она

начала забывать время. Берта ещё долго могла читать часы, но время ничего больше ей не

говорило. Летом она надевала три нижних рубашки друг на друга и ещё шерстяные носки, и

становилась тогда очень нервной, потому что потела, и натягивала ещё одни носки на ноги.

Приблизительно в то же время она потеряла чувство дня и ночи. Ночью Берта вставала и

путешествовала вокруг. Она уже бродила в это время по дому раньше, когда Хиннерк ещё

был жив, и делала так и тогда, когда не могла спать.

Тем не менее, позже Берта бегала снаружи по улице, так как ей вовсе не приходило в

голову, что она должна была спать. В большинстве случаев Харриет замечала, если бабушка

отправлялась гулять ночью, но не всегда. Как только она это обнаруживала, то со стоном

вставала, накидывала на себя купальный халат, проскальзывала в свои сабо, которые были

уже наготове рядом с её кроватью, и выходила. Такими ночами Харриет думала, что не

сможет так делать в течение долгого времени. У неё была профессия. У неё был не

совершеннолетний ребёнок. Стоя в открытых дверях, Харриет понимала, какую дорогу

выбирала Берта — большей частью позади дома, через ворота амбара, на въезд и в сад.

Однажды она обнаружила свою мать, когда та полола грядки со старой жестяной чашкой, в

которой раньше хранила высушенные семена календулы.

В другой раз Берта стояла на коленях между грядками и выщипывала сорняки, но

лучше всего она собирала цветы. Бабушка срывала не стебель с соцветием, а только цветы. У

больших зонтиков она срывала лепестки, которые держала в кулаке до тех пор, пока не шла

дальше. Если Харриет подходила к своей матери, та протягивала ей руку с раздавленными

цветками и лепестками и спрашивала, куда может их пристроить. Четырьмя холодными

ночами ранней весной это заставило Берту оборвать цветки всей сине-белой грядки

трехцветной фиалки. Внутренняя часть её больших рук была ещё несколько недель

выкрашена в фиолетовый цвет.

Когда она была девушкой, то вместе со своей сестрой Анной отрезала увядшие цветки

роз, чтобы из них не получились шипы, и они ещё раз зацвели. Теперь Берта больше не

знала, насколько была старой. Она была так стара, как себя чувствовала, и это могло быть

восемь, если бабушка называла Харриет Анной или, вероятно, тридцать, если говорила о

своём мёртвом супруге и спрашивала нас, вернулся ли он уже из офиса. Тот, кто забывал

время, переставал стареть. Забвение поражало время, противника памяти; потому что, в

конце концов, время лечило все раны тем, что оно объединялась с забвением.

Я стояла за садовой изгородью и ощупывала руками свой лоб, нужно было подумать и

о других ранах. В течение долгих лет я отказывалась это делать. Раны свободно приходили в

дом, который я унаследовала. И, в конце концов, я должна была осмотреть её ещё раз у себя

прежде, чем смогу заклеить пластырем время.

Длинная полоса лейкопластыря удерживала руки за спиной, когда мы играли в игру,

которую выдумала Розмари, и которую называли "ешь или умри". Играть в неё нужно было в

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

саду, а именно в задней его части, которая не просматривалась из дома, между кустами

белой смородины и ежевичной чащей в конце земельного участка. Там также находилась

большая компостная куча; собственно, их было две: одна полная земли, другая с кожурой,

пожелтевшими листьями капусты и коричневой, скошенной травой.

Ворсистые листья и мясистые черенки тыквы, огурца и цукини вились над землёй. У

Берты были цукини в саду, потому что она с удовольствием экспериментировала с новыми

растениями. Бабушка была в восторге от скорости, с которой росли цукини. Только ей было

непонятно, что делать с крупными плодами. При готовке пищи они сразу распадались, а

сырыми вообще не имели вкуса. Итак, растения росли и росли, и росли до тех пор, пока

летом всё там не выглядело как покинутое поле сражения давних времён, когда сильные

деревья-гиганты боролись друг с другом и потом оставили там толстые зеленые дубины.

Здесь разрастались мята и мелисса, и если мы задевали их голыми ногами, те источали

свой свежий аромат, когда пытались скрыть гнилостные запахи этой части сада. Здесь росла

ромашка, но также и крапива, сныть, чертополохи и трава бородавок, которая портила нам

одежду своей жёлтой "кровью", если мы на неё садились.

Одна из нас троих связывалась и получала завязанный платок вокруг глаз. Чаще всего

мы брали белый шёлковый шарф Хиннерка, который имел на одном конце маленькое

прожжённое место и поэтому был отправлен в большой напольный шкаф. Это всегда

происходило по очереди. Чаще всего начинала я, потому что была младшей. Я слепо стояла

на коленях на земле. Мои руки были слабо склеены, я ничего не видела, но резкий запах

сныти, которая раздавливалась подо мной, смешивался с влажными и тёплыми испарениями

компостной кучи. После полудня в саду было тихо, гудели мухи.

Не чёрные сонные из кухни, а синие и зелёные, которые всегда сидели на глазных

яблоках коров и там напивались. Я слышала, как шепчутся Розмари и Мира, которые

удалялись от меня в другую часть сада. Шелест их длинной одежды приближался. Они

останавливались передо мной и одна из двух девочек тогда говорила:

— Ешь или умри.

Затем я должна была открыть свой рот и та, которая так говорила, толкала мне что-то

на язык. Что-то, что она нашла в саду.

Ещё до того, как могла попробовать, я быстро брала это зубами с языка так, чтобы

сначала могла определить, насколько большим оно было; будь то жёсткое или мягкое,

грязное или чистое, в большинстве случаев я могла определить зубами, что это было: ягода,

редис, пучок кудрявой петрушки. Только потом я перекладывала это на язык, раскусывала и

проглатывала. Как только я показывала пустой рот другой девочке, они отрывали мне

пластырь от запястий. Я стягивала шарф с глаз, и мы смеялись. Тогда на очереди была

следующая, которая позволяла связать себя и завязать глаза.

Было удивительно, насколько смущало человека то, когда он не знал, что ел; или

получал что-то иное, когда ожидал другое. Смородину, например, легко можно было узнать.

Всё же, однажды я поверила, нащупала зубами смородину, чтобы потом растерянно и с

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

отвращением содрогнуться от свежего гороха. Я любила горох, и любила смородину, но в

моём мозгу этот горох был смородиной, и как смородина он был отвратительный.

Я задыхалась, но глотала. Так как тот, кто сплёвывал, должен был ещё раз пройти это.

И второй раз был штрафом. Тот, кто потом опять сплёвывал, выгонялся на улицу. Изгнанная

отсылалась из сада под злой смех, и больше не могла играть с другими остаток дня, и

большей частью также на следующий день. Розмари почти никогда не плевала, Мира и я

примерно одинаково часто. Мира, вероятно, даже немного более часто, но позже у меня

появилось подозрение, что, пожалуй, обе меня оберегали. Вероятно, они боялись, что я могла

бы выдать их своей матери или тёте Харриет.

Игра начиналась безобидно и увеличивалась потом от раунда к раунду. Это было во

второй половине дня, мы ели в конце игры дождевых червей, муравьиные яйца и тухлый лук.

Однажды я была убеждена, что маленькая волосатая колючая ягода между моими зубами

должна быть пауком, так как она была уже наказанием за кусок скользкого лука-порея,

который я уронила изо рта. Когда она лопнула и сок потёк по моему языку, я выплюнула её

так, что всё разбрызгалось вокруг меня. Потом, естественно, я оказалась на улице.

В другой раз Розмари не скривила лицо, когда разжевала мокрицу из подвала. После

того, как она её свободно проглотила и освободила руки, то медленно сняла свой платок. Мы

остановили дыхание. Розмари рассматривала Миру и меня трудно определимым взглядом и

задумчиво спросила:

— Сколько вообще есть калорий у мокрицы?

Потом откинула голову и рассмеялась. Мы заверили её, что игра закончилась, и она её

выиграла, потому что мы боялись её мести.

Мы также играли в игру в день перед смертью Розмари. Дождь шёл беспрерывно два

дня, но всё же, во второй половине дня солнце пробилось сквозь облака. Как освобождённые

из плена, Розмари и я выбежали наружу. Там Мира очень медленно спускалась по дороге к

въезду дома, мы не видели её последние пару дней. Она прислонилась спиной к одной из

лип, зевала, поднимая своё лицо к солнцу и сказала с закрытыми глазами:

— Мы играем в "ешь или умри".

Собственно, Розмари определяла наши игры, но она только пожала плечами и

отодвинула руками свои длинные рыжие волосы в обе стороны.

— По мне — так я бы поехала лучше к шлюзу, почему бы нет.

Я бы тоже лучше поехала к шлюзу. Мы были внутри дома так долго, что гонка по

пастбищу мне бы понравилась. Но ещё лучше мне понравилось то, что Розмари в этот раз не

устанавливала правила, и тогда я сказала:

— Да, мы играем в то, что хочет Мира.

Розмари ещё раз передёрнула плечами, повернулась и пошла к саду, она была одета в

золотистую одежду, и при её движении та сверкала на солнце. Я бежал следом. Мира

следовала за нами на определённом расстоянии. Сад испускал пар. На листьях огурца и

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

тыквы лежали большие хрусталики из дождевой воды, через которые можно было

рассмотреть их прожилки и волоски увеличенными. За кустами смородины пахло землёй и

грязью.

— У вас есть платок и пластырь?

Розмари повернулась и осмотрела Миру и меня своими блёклыми глазами. Мира

оглянулась, в её взгляде было что-то вызывающее, чего я не понимала. Её ресницы были ещё

сильнее накрашены тушью, чем обычно, и карандаш для бровей был ещё шире. Тёмная тушь

толсто и тяжело прилипла на кривые волоски. Когда она двигала глазами, всё выглядело так,

будто над девичьим лицом бежали две чёрные гусеницы.

— Нет, у нас нет.

Кожа Миры была в тот день как пепел, такая же, как и голос. Казалось, что жили

только её глаза, и беззвучно извивались чёрные гусеницы.

— Я принесу, — сказала я и побежала внутрь, вверх по лестнице и нашла

лейкопластырь, там было немного, но нам хватало. Я открыла большой шкаф, схватила шарф

Хиннерка, который висел на штанге для галстуков на внутренней стороне двери, подобрала

мою светло-голубую кружевную юбку и прогромыхала снова по лестнице обратно в сад.

Девочки не сдвинулись с места, Розмари беседовала с Мирой, которая смотрела в

землю. Всё же, когда они увидели, как я приближаюсь, обе одновременно отвернулись друг

от друга и пошли дальше. Я догнала их только возле смородиновых кустов.

— Вот вещи.

— Ты хочешь начать, Ирис? — спросила Розмари.

— Нет, на этот раз начинаю я, — сказала Мира.

Я пожала плечами и подала шарф Мире, она повязала его и скрестила руки за спиной. Я

наклеила коричневую полосу лейкопластыря вокруг её запястий, и когда не смогла сразу

оторвать кусок, ко мне присоединилась Розмари, и перекусила его. Мира ничего не говорила.

Мы встали на колени в грязь за кустами.

— Неважно, — сказала Розмари, — постираем одежду до того, как Норны что-то

заметят.

Норнами естественно были Криста, Инга и Харриет. Более того, мы часто тайком

стирали одежду. Розмари и я снова поднялись и стали искать что-нибудь для еды. Я

принесла лист кислого щавеля и показала Розмари. Она кивнула и держала лист высоко над

собой: "зелень для супа". Во всяком случае, так её называла наша бабушка, и если растереть

листья между пальцами, пахло супом и "Магги", а от запаха было не избавиться много дней.

Я находила "зелень для супа" какой-то безвкусной, но кивнула и засунула щавель себе в рот.

Когда мы возвратились, Мира сидела на земле и казалось, окаменела.

Я сказала:

— Итак, хорошо, Мира, ты так этого хотела. Ешь или умри. Открой рот. Ты даёшь ей

это, Розмари?

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Розмари сильно размяла лист ещё раз. Мира должно быть унюхала его прежде, чем

запах дошёл до её лица. Она открыла рот, громко застонала и сдалась. Её верхняя часть тела

дёрнулась от такого насилия рывком вперёд.

— О, Боже, Мира!

Я была так напугана, что не думала отвязывать лейкопластырь и платок.

— Хорошо. Теперь мне лучше. Розмари знает, что я не люблю любисток.

Я не знала, что "зелень для супа" была как любисток и предполагала, что сестра также

не знала. Розмари молчала. Она стояла на коленях позади Миры и обеими руками обнимала

её. Её подбородок лежал на плече Миры, глаза были закрыты. У Миры всё ещё были

завязаны глаза, от неё пахло рвотой.

— Ну, хорошо, пошли, мы едем к шлюзу.

Я была уверена, что обе приняли бы моё предложение, но Мира медленно качала

головой.

— Ещё раз, моя очередь, — сказала она. Это не считалось, у меня бывало ещё не то на

языке.

И тут Розмари поцеловала Миру в губы. Поцелуй был мне неприятен. Я никогда ещё не

видела, чтобы они целовались, и кроме того, я помнила, что Мира как раз ужасно блевала.

— Вы что, спятили? — сказала я. Мне было жутко от этого здесь в саду, причём я не

знала, то ли из-за игры, то ли от поцелуя.

Розмари провела Миру дальше на пару метров и помогла ей снова сесть, затем

отправилась на поиски, но не очень далеко. Она скоро наклонилась и когда снова поднялась,

я увидела, что сестра взяла цукини, не большую дубину, а один из маленьких. Я увидела, что

небольшой цукини был целым, маленьким и свежим. Но Розмари не отламывала кусок от

него, а бормотала:

— Ешь это или забудь это, моя сладость.

Мира улыбнулась и открыла рот. Розмари присела на корточки очень близко перед ней.

Она щелчком отделила соцветие мокрого от дождя плода и положила его конец в рот

подруги, и тогда прошептала:

— Это пенис твоего возлюбленного.

Тело Миры коротко дёрнулось назад. Потом она стала очень спокойной, отломила

крепким укусом зубов кончик цукини и плюнула вслепую ей в лицо, попав Розмари на

верхнюю губу. Потом Мира сказала:

— Ты проиграла, Розмари.

Мира дёрнула за лейкопластырь и порвала его. Она встала, стянула с головы белый

шарф, бросила ткань на компостную кучу, и пошла.

Розмари и я смотрели ей вслед.

— Скажи-ка, что всё же это было? — спросила я. Розмари развернулась ко мне с

искажённым лицом. Она кричала:

— Только оставь меня в покое, ты — глупое, глупое существо!

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— С удовольствием, — ответила я, — так или иначе, я не играю с людьми, которые

могут терять.

Я сказала так только потому, что заметила, как Миру поразили слова Розмари. Я их не

поняла. Розмари подошла ко мне двумя длинными шагами и дала пощёчину.

— Я ненавижу тебя.

— Черви вообще не могут ненавидеть.

Я побежала в дом.

Розмари с нами не ужинала. Когда я была уже почти в кровати, она появилась в нашей

комнате и вела себя так, как будто бы ничего не было. Я всё ещё была зла на неё, но села на

подоконник и сестра рассказа мне, что было с Мирой. И потом наступила ночь.

Розмари и я всегда спали в старой двуспальной кровати, когда я была там летом. Это

было весело и страшно, мы рассказывали друг другу наши сны, болтали и хихикали. Розмари

говорила о вещах из школы, о Мире и о мальчиках, в которых она была влюблена. Часто

сестра говорила о своём отце — рыжем богатыре с севера. Полярный исследователь, пират

на Ледовитом океане, вероятно, уже мёртв, навсегда замороженный во льдах, и серебристо-

серое небо отражалось в неподвижных глазах, и другие истории такого типа. С Харриет она

никогда не говорила о своём отце, и тётя также не начинала разговор о нём.

В кровати Розмари и я выдумывали для нас языки, тайные языки, мрачные языки, в

течение долгого времени мы говорили задом наперёд. Сначала всё шло очень медленно, всё

же через пару дней у нас появился навык и мы всегда могли выдать пару коротких

предложений, или переворнуть имена всех людей, которых знали. Я была Сири, она была

Ирамзор и конечно была Арим. Когда-то Розмари находила, что противоположность одной

вещи должна бы быть самой вещью, только наоборот. Иногда мы называли еду и прежде

всего манеру есть, как я называла её дома с моими книгами — "нецток" ( прим.пер. — слово

наоборот — kotzen — рвать, вырвать). И действительно, слово было точной

противоположностью от "едят" — только как раз обратное. Когда Розмари, Мира и я

однажды рано утром сидели на подоконнике в комнате Розмари, и выглядывали наружу в

дождь, сестра сказала:

— Вы знаете, что я вмещаю в себя Миру? — Мира смотрела на неё из под тяжёлых век.

Она лениво открыла свой тёмно-красный рот:

— А?

— Розмари вмещает в себя слово "Мира". И ты, Ирис, была бы мне только примерно

как какие-то волосы, но скорее всего, ускользнула какая-то "и".

Мира и я молчали, и проверяли всё в голове. РОЗМАРИ. Через некоторое время я

сказала:

— О, в тебе есть многие вещи.

— Я знаю, — Розмари счастливо хихикнула.

— ОШИБКА, — сказала Мира. И после паузы:

— ОШИБКА и ПОДЛОСТЬ.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— ЛЁД, — сказала я. И после паузы:

— Я голодна.

Мы засмеялись.

Действительно целое множество слов содержалось в Розмари. Ошибка и подлость, роза

и лёд, Морзе и рифма, вагина и Марс.

Во мне не было ничего. Совсем ничего. Только я сама была мной — Ирис. Цветок и

глаз.

Достаточно. Раны, которые попадались мне на доме, я пристально рассматривала

достаточно долго. С улицы я пошла в прихожую, потом через комнату, которая раньше была

прачечной. Стеклянная выдвижная дверь запищала, когда я со всей силы нажала и сдвинула

её в сторону. Каменные плиты на земле делали комнату совершенно прохладной. Несмотря

на большие стеклянные двери в помещении было темно, так как плакучая ива стояла плотно

к террасе и пропускала весь свет только через зелёный фильтр. Я вынесла одно из плетёных

кресел на террасу. Теперь надо мной была крыша зимнего сада, когда-то отец Берты сам его

проектировал. Крестьяне насмешливо называли стеклянную конструкцию "Дат

Пальмхуаус", потому что зимний сад Деельватеров был очень высокий, не только как

маленькая пристройка с маленькими стеклянными окнами. С другой стороны, ветви

плакучей ивы защищали от любопытных взглядов с улицы.

Всё же, прежде чем я стала размышлять дальше о зимнем саде, то захотела вспомнить о

любимом мной Петере Клаазене. Моя мать рассказывала мне эту историю, немного я узнала

сама, разговоры тёти Харриет с тётей Ингой регулярно подслушивались Розмари, которая

тогда мне об этом сообщала. Хотя Петер Клаазен был тогда ещё очень молод, вероятно – 24

года, у него были седые волосы. Он работал на заправочной станции "БП" ( прим.пер. —

"Би—Пи" ("BP", до мая 2001 года — British Petroleum) — британская нефтегазовая

компания, вторая по величине нефтегазовая компания в мире) на местном выезде из

деревни. Инга снова была сейчас часто дома. Вслед за смертью Хиннерка, и годом раньше,

память Берты постоянно распадалась быстрее.

Харриет и Розмари жили в доме, но Инга не могла им обоим передать всю

ответственность за Берту. Криста жила очень далеко. Она приезжала со мной на каникулы,

но большее время в году каникул не было, и Инга пыталась разгрузить своих сестёр хотя бы

на выходные. Каждые выходные она садилась в свой белый "ФВ-кэфер" ( прим.пер. —

Volkswagen Käfer (рус. Жук) — легковой автомобиль, выпускавшийся германской компанией

"Volkswagen AG" с 1938 года по 2003 год. Является самым массовым автомобилем в

истории, производившимся без пересмотра базовой конструкции) и заправлялась на БП-

заправочной станции, прежде чем двигалась дальше в Бремен. Каждый воскресный вечер

ещё несколько часов своего визита она была погружена в собственные мысли, запутывалась

в страхе и скорби, но также испытывала облегчение от того, что может ехать снова назад в

свою жизнь.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

И в чувстве вины по отношению к одной сестре, которая этого не имела, и в чувства

ненависти против другой, которая просто продолжала жить своей жизнью только потому,

что была в браке. Инге было в то время 40 лет, и она была не замужем, у неё не было детей, и

она никогда их также не хотела; но находила, что Кристе всё досталось уж очень просто.

Дитрих был симпатичным мужчиной, и хорошо зарабатывал. Она имела ребёнка, и

преподавала физическую культуры восемь часов в неделю в реальном училище соседнего

поселения. Не потому, что нуждалась в этом, а так как её попросили, и так как сама охотно

это делала. Конечно, Инга знала, что Криста помогала бы больше, если бы жила ближе к

Боотсхафену, но она этого не делала, и так было несправедливо. Всё же, воскресными

вечерами, когда все люди были опечалены, что минуют выходные, Инга сидела в своей

маленькой, заметной машине и пела.

Бензоколонки были не по Инге. Она предпочитала позволять себя обслуживать. И её

обслуживал каждое воскресенье один и тот же мужчина с седыми волосами над гладким

мальчишеским лицом. Каждое воскресенье он желал ей прекрасной недели. Инга также

благодарила его с рассеянной улыбкой своего прекрасно очерченного рта. Через три месяца,

когда молодой человек приветствовал её по имени, она в первый раз посмотрела на него по-

настоящему.

— Извините. Вы знаете моё имя?

— Да. Каждое воскресенье вы приезжаете сюда и заправляетесь у меня. Нужно знать

имена своих постоянных клиентов.

— Так, так. Постоянные клиенты. Но откуда вы знаете кто я?

Инга была сбита с толку, она не знала, настолько старым был мужчина. Он выглядел

очень молодым, но её смущали волосы. Инга не знала, должна ли оставить сейчас свой

материнско-покровительственный тон или просто держаться на расстоянии. Когда

бензозаправщик только коротко ей подмигнул и улыбнулся, Инга поймала себя на том, что

улыбается в ответ. Молодой человек хотел быть только любезным, и она играла себя, как

дива. Когда Инга отъезжала, то видела в зеркало заднего вида, что молодой человек с седыми

волосами смотрит ей вслед, пока другой покупатель пытался с ним поговорить.

В воскресенье молодой человек был снова там и вежливо приветствовал тётю, но не

называл её имя. Инга сказала:

— Ну, да ладно, я — постоянный клиент, — он открыто улыбался.

— Да, госпожа Люншен, Вы им являетесь, но я бы не хотел быть назойлив.

— Нет. Вы не при чём. Я только капризная старая коза.

Мужчина молчал и смотрел на неё. Немного слишком долго для вкуса Инги

— Нет. Только не Вы. И Вы также об этом знаете, — Инга засмеялась.

— Я думаю, пожалуй, это был комплимент. Большое спасибо.

"Я флиртую с ним", —думала тётя удивлённо пока ехала дальше, — "я флиртую с этим

странным бензозаправщиком". Она покачала головой, но не смогла воздержаться от улыбки.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

В следующие воскресенья Инга также с ним разговаривала, всегда только немного, но

так, что на обратном пути на машине, ловила себя на том, что улыбается. Она думала только

до местного выезда из деревни о Берте и как долго всё может продолжаться. И потом начала

думать о бензозаправке уже на вечернем ужине с Бертой, Харриет и Розмари. Инга

выяснила, что он точно также как и она всегда был здесь только на выходных. Вообще-то

мужчина был машиностроителем, как раз закончил учёбу и временно работал на

бензоколонке, которая принадлежала другу его отца.

Имя Инги он узнал от владельца бензоколонки, который заправлял старый чёрный

"Мерседес", который был у отца Инги. Мужчина был любезен, не особенно красноречив, но

очень уверен в себе; хорошо выглядел, был немного тщеславен и прежде всего — был

слишком молод, ещё молод, как сначала подумала Инга, и не позволяла себе знакомиться с

ним ближе. Очевидно, что он ей восхищался, но для Инги это было привычным. Поэтому она

не должна была интересоваться мужчиной. Но Петер Клаазен тем временем узнал её имя,

был упорный, но не навязчивый.

В один из последних тёплых осенних дней он спросил её о том, любит ли она

копчёного угря. Когда Инга кивнула, мужчина сказал, что сейчас сразу же должен пойти к

своей коптильне, потому что приятель подарил ему ведро зелёных угрей, уже прирезанных и

потрошёных.

Инга засмеялась.

— Интересный подарок.

— Я отремонтировал двигатель его подвесного мотора. У него есть несколько

рыболовных снастей. Вы не хотите пойти вместе?

— Нет!

— Ах, пойдёмте, там так красиво.

— Я знаю, я там выросла.

— Ну, хорошо, тогда сделайте так ради меня.

— Почему я должна это делать?

— Хм. Вероятно, потому что я не могу представить что-то более прекрасное?

После паузы Инга сказала:

— О. Понимаю. Очень мило. Тогда, конечно, я должна пойти.

Инга смеялась над его радостным голдением и села в его машину. Петер поехал к

сараю недалеко от шлюза. Инга не беспокоилась, она точно знала эту местность, прямо

напротив лежало пастбище её семьи. Хотя Петер Клаазен напротив, с удовольствием вёл

себя как дамский обольститель, Инга наслаждалась его радостью и усердием.

Старая ржавая бочка стояла посреди луга. Петер пошёл в сарай и вытащил чёрное

ведро, в котором извивались тёмные спины угрей. Мёртвые животные ещё передвигались.

Он порылся в своих карманах в куртке. Потом поспешно обшарил её. Покачал головой,

выругался и посмотрел на ноги Инги. Когда Петер посмотрел вверх, его ухмылка была

одновременно хитрая и стеснительная.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Госпожа Люншен, нам нужны ваши чулки.

— Что, простите?

— Честно. Я забыл мои. Нам нужны нейлоновые чулки.

— Вы хотите прокоптить мои чулки или мои ноги?

— Нет. Нам нужны чулки, в противном случае мы не получим угря. Я дам вам новые, я

вам обещаю

Он улыбался с такой надеждой, что Инга вздохнула, пошла назад к машине и стянула с

себя тонкие колготки.

— Вот, пожалуйста. Эта история должна стать скоро веселее, иначе я возвращаюсь

пешком к бензоколонке.

Петер Клаазен спросил, разрешает ли она положить ему руку в чулок.

Инга забеспокоилась, но кивнула.

Рука Петера в колготках Инги телесного цвета не выглядела так, как будто бы

принадлежала ещё и телу Петера. Как бесцветные глаза животного глубоководной зоны моря

она передвигалась в воде ведра, и уже схватила своего первого угря. Инга склонилась над

ведром. Мёртвый угорь вздрагивал, но Петер быстро зацепил рыбу крючком. И эти крючки

он вешал в металлические стержни, которые проходили через бочку наверх. Петер вытянул

руку из колготок Инги и подал их ей.

— Теперь ваша очередь.

Инга надела чулок себе на руку, опустила её в ведро и схватила, но угорь ускользнул от

неё.

— Храбрец.

Инга схватила смелее и смогла удержать его. Она кричала, когда тянула рыбу из воды,

и могла чувствовать, как он передвигается. Петер Клаазен ловко забрал угря у неё, проколол

ему крючком челюсть и повесил рядом с другой рыбой. Инга смеялась, немного затаив

дыхание, когда подавала Петеру следующую рыбу. Когда все угри висели в бочке, он зажёг

маленький огонь внизу в печи, но та нуждался только в жаре, а не в горящем пламени. Петер

положил круглую крышку бочки на стержни с рыбами. Потом они сели в машину, болтали и

смеялись, и пили кофе из термоса, который Петер выудил с заднего сидения.

У них был только один бокал, за что Петер Клаазен просил прощения. Инга говорила,

что делать нечего, у неё тоже были только колготки. Затем оба смеялись от души, и Инга

чувствовала себя молодой и озорной и в этот момент забыла о Берте. Когда Петер подавал ей

чашку с кофе, их кончики пальцев соприкоснулись. Он получил удар, вздрогнул и горячий

кофе обжёг Инге руку. Она сжала губы и покачала головой, когда Петер хотел рассмотреть

её руку.

Позже она взяла двух свеже копчёных угря в Бремен.

Петер Клаазен предложил Инге установить кассетный магнитофон в машину и

позвонил в пятницу вечером во входную дверь на Геестештрассе с чемоданом инструментов

под рукой, чтобы тут же начать монтаж, и она смогла слушать музыку уже в воскресенье на

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

обратном пути. Это были пасхальные каникулы, Мира и я также были здесь, моя мать

улаживала какие-то дела в городе.

Инга была смущена, когда открывала ему дверь, однако быстро преодолела своё

смущение, потому что увидела, как был смущён он сам. Она говорила себе, что старше

минимум на 15 лет, чем этот мальчик, и быстро вернула назад свою сдержанность с ним.

Тётя обращалась к нему с тёплым снисхождением, которое было всегда смешано с чем-то

вроде грустной самоиронии.

Его попросили войти и снабдили чаем и пирогом. Харриет разговаривала с ним, она

знала его шефа — владельца бензоколонки. Розмари сидела за столом, перед ней стояла ваза

с одиноким георгином, светло-жёлтым с розовыми кончиками лепестков. Розмари подняла

голову и посмотрела над цветком на Ингу и её посетителя. Она подняла свои тонкие медно-

красные брови и осмотрела молодого человека с седыми волосами с головы до ног. Уже при

первом слове, которым обменялись её тетя Инга и Петер Клаазен за столом, она поднялась со

стула, стала оживлённой и тихой как животное, которое чует запах. Мира наблюдала за

Розмари из-под полузакрытых век.

Харриет тоже почувствовала внимание своей дочери и у неё возникла идея:

— Господин Клаазен, мы давно ищем репетитора по математике для Розмари.

Возможно, Вы захотите принести себя в жертву один, два раза в неделю?

Петер Клаазен посмотрел на Розмари, та оглянулась, однако, ничего не сказала.

— Ты хочешь, Розмари? — спокойно спросил он.

Розмари перевела взгляд от него к Инге, которая начала под её взглядом поправлять

себе волосы. Тогда она посмотрела на Миру и улыбнулась своей улыбкой хищника, которая

была у неё, так как её клыки были немного длиннее, чем резцы.

— Почему нет?

— Точно, — ликовала Харриет, которая не могла понять, почему Розмари была так

покладиста. — Итак! Я плачу Вам 20 ДМ в час.

Берта, которая была занята своим пирогом, взглянула вверх над тарелкой и сказала:

— О, двадцать марок. Это очень много денег. Это может быть... итак? Я имею в виду

ещё? Теперь скажи что-нибудь.

Петер, очевидно, был в курсе дела о Берте, во всяком случае, он не казался даже

удивлённым, а любезно сказал:

— Да, госпожа Люншен, это… это большое количество денег.

Но когда он рассматривал Ингу, то внезапно остановился. Инга отвернулась.

— Хорошо, хорошо, хорошо! О, Инга, он это сделает!

Харриет была радостной.

— Подождите, дорогой господин Клаазен, я должна принести календарь, тогда мы

сможем выбрать один день. Розмари, когда у тебя ещё во второй половине дня гимнастика?

Я быстро. Одну минуту, пожалуйста. Да?

Голос Харриет доносился из кухни и был немного погружённый в панику в поисках

календаря. Наверное, её поспешность была от того, что она была смущена. В конце концов,

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

не каждый день попадаешь на молодых почитателей своей старшей сестры, и уж тем более

на таких, которые также выглядят красивыми и владеют математикой. Мы слышали, как

Харриет рассеянно бормочет, пока перерывает выдвижной ящик кухонного стола.

– По средам, мама.

Розмари закатила глаза.

Харриет вернулась и махала карманным календарём, потом упала на стул.

– Итак, по средам у тебя гимнастика, дитя моё, чтобы ты это знала.

Розмари тяжело вздыхала и смиренно качала головой.

– Итак, что всё же происходит в другие дни?

Харриет держала календарь, вытянув далеко от себя руку и моргала.

— Ах, здесь так темно. Совсем ничего нельзя разобрать.

Петер Клаазен недолго смотрел на обеденный стол, потом подошёл на шаг, взял вазу с

георгином и быстро отодвинул в сторону от календаря Харриет. Потом он снова отступил на

шаг. Толстый жёлто-розовый цветок парил как старомодная настольная лампа над

календарём Харриет.

Харриет пристально озадачено смотрела на цветок, потом взглянула поверх него и

звонко рассмеялась. Её глаза светились, когда она смотрела от Петера Клаазена к своей

сестре, и снова назад к Петеру Клаазену. Берта тоже смеялась, её глаза заполнялись слезами.

Сердце Инги сжималось. Она едва ли могла смотреть на мужчину, так сильно она

любила его в этот момент. Это внушало ей страх.

Даже Мира улыбалась под своей чёрной чёлкой.

Казалось, глаза Розмари становились ещё светлее.

Я тоже должна была смеяться. Потом я внимательно рассматривала лица других

женщин: в этот момент мы были все этим увлечены.

— Всё же это будет по пятницам? — вежливо спросил Петер.

Харриет тепло ему улыбнулась, захлопнула блокнот и сказала:

— По пятницам.

— Отлично, — сказала Инга и поднялась.

Петер также поднялся. Розмари осталась сидеть и напряженно смотрела на обоих.

Мира смотрела только на Ингу и Петера, и иногда на Розмари, и потом, сморщив лоб, налила

себе кофе.

Берта вытянула свой ботинок и показала его мне. Она шептала:

— Это не мой.

— Бабушка, это твой ботинок, надевай его быстро снова, а то ты замёрзнешь.

— Он совершенно прекрасный.

— Да. Харриет купила тебе эти ботинки.

— Но он принадлежит не мне, он твой?

— Нет, бабушка, это твой, надевай его снова.

— Харриет, посмотри разок. Здесь. Где это должно быть, разве тут?

Она беспомощно подняла высоко ботинок.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Да, мама. Подожди, я помогу тебе.

Харриет полезла под стол и снова одела ботинок Берте.

— Как хорошо, Розмари! Вы могли бы начать в ближайшую неделю! — напряжённый

голос Харриет раздавался откуда-то снизу.

Мира поставила кофейную чашку, открыла рот и сказала:

— Я тоже присоединяюсь.

Розмари посмотрела на неё, её глаза казались ещё светлее.

— Почему нет? — сказала Харриет и поднялась. — В таком случае мы можем делить

нашу оплату. Ирис, вероятно, ты тоже хочешь участвовать?

— Нет. У меня сейчас каникулы. И до этого были два класса. Кроме того, я получаю

занятия бесплатно у моего отца по математике. И больше, чем мне бы хотелось.

Я закатила глаза и изобразила тошноту.

— Почему тут были не мои...?

Голос Берты звенел крайне возбуждённо. У неё уже снова был в руке её ботинок, на

этот раз, однако, другой.

— Почему… О, пожалуйста, пожалуйста, Харриет. Почему это не так? Я считаю. Если

это снова, снова? Я этого не сделала, не так ли?

Итак, Розмари и Мира получат во второй половины дня в пятницу математическую

помощь у Петера Клаазена. Затем он поехал на своём "Ситроене" вверх по улице к

бензоколонке.

В течение некоторого времени всё удавалось. Занятие доставляло Петеру удовольствие,

Розмари и Мира вовсе не были такие капризные, как он вероятно, опасался. Когда Розмари

уже в следующей математической работе улучшила свою отметку, это порадовало его почти

ещё больше, чем Харриет. К тому же добавилось то, что мужчина был готов закончить

обучение, потому что мог поменять пару правил с Ингой, которая тогда как раз прибыла из

Бремена. Эти предложения были важны для него, он влюбился в Ингу. Но не просто

влюбился; а хотел жениться на ней, иметь с ней детей и навсегда быть её мужем. Петер

написал Инге письмо, в котором всё описал.

Мы узнали об этом от Розмари, которая тайком прочитала письмо. Когда оно пришло

от него, она нам не раскрыла, а Инга отказывалась размышлять над его чувствами. Она

находила себя старой или его молодым, смотря по тому, как себя чувствовала. Розмари

начала слоняться на бензоколонке, они общались, Петер делал это с удовольствием. Он

чувствовал свою любовь немного ближе, если разговаривал с племянницей Инги. Розмари

становилась всё лучше в математике. Если Петер ей что-то объяснял, она смотрела на него

не моргая, что позволяло ему думать, будто та вовсе его не слушала. Всё же, Розмари

поражала его ясными ответами. У Миры было всё точно противоположно, она казалась

очень сконцентрированной, смотрела в свою тетрадь или морщила лоб, но всё-таки не

получала того, о чём как раз был разговор. Её математические отметки стали хуже, чем они

были до обучения. Все же, Мира настояла на том, чтобы продолжать занятия.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Розмари хотела Петера. Она хотела быть с ним, и сказала ему, что влюблена в него,

сказала прямо в лицо, во время обучения и перед Мирой. Петер ошарашенно на неё смотрел.

Розмари была прекрасной девочкой, высокой и стройной с длинными рыжими волосами. Её

глаза были расставлены далеко друг от друга, цвета глетчерного льда и едва ли отличались

от синеватого белого цвета её глазных яблок, только сильно выделялись зрачки. Если я

сердился на неё, я находила, что она похожа на рептилию. Если мы хорошо понимали друг

друга, она напоминала мне о серебристых волшебных существах. Всё же, так или иначе, я

находила Миру и её захватывающими дух.

Петер запутался. Час занятий закончился раньше, чем обычно. Инга ещё не приехала.

Так как он не хотел сегодня её пропустить, то решил ещё немного подождать тётю на

земельном участке. Он пошёл не к своей машине, а неторопливо прогуливался за домом на

лугу с фруктовыми деревьями. Это было в мае, цветки ещё не опали и яблоки пока ещё не

были видны. Сердце Петера стучало, когда он увидел подходящую к нему издалека Розмари.

У меня не было каникул, и поэтому я только знала, что позже Инга плача позвонила

нам и хотела поговорить с моей матерью. Тётя рыдала в трубку, что видела со двора, как

Петер и Розмари целовались. После этого она развернулась на каблуках и поехала обратно в

Бремен. Мы не знали, видела ли Розмари, что Инга приехала и наблюдала за ними, но мы

предполагали, что сестра точно должна была об этом знать. Розмари должна была слышать

машину Инги, когда та въехала на подъездную дорожку позади них и остановилась под

двумя липами во дворе.

У "ФВ-кэфа" не было тихого мотора. Я также не знала, в курсе ли Розмари, что Мира

была свидетельницей поцелуя. Когда-нибудь, во всяком случае, она должна была всё узнать,

потому что я знала об этом от моей матери и её сестры Харриет, которая смотрела на Миру,

когда та наблюдала поцелуй: Мира была у Харриет на кухне, чтобы принести лимонад, взяла

оба стакана и пошла назад через прихожую. Когда она открыла дверь на луг из фруктовых

деревьев и вышла всего на шаг, Розмари только немного прошла вперёд мимо неё, не

отрывая взгляд от Петера. Краем глаза она должна была видеть Миру, но не обратила на неё

внимания.

Белоснежный лоб Миры блестел под чёрной чёлкой, когда Харриет рассматривала её из

кухни и удивлялась девичьей бледности. "Розмари прошла мимо неё как лунатик", - шептала

Мира больше сама себе, чем Харриет, когда снова была в кухне. И она, Мира, не осмелилась

её окликнуть. И как раз тогда, когда девушка всё же хотела крикнуть, Розмари уже вцепилась

в этого седого бензозаправщика. Капли пота появились над верхней губой Миры, её глаза

казались больше, чем обычно. Так это рассказывала Харриет своей сестре Кристе, которая

после звонка Инги разговаривала с ней по телефону. По крайней мере, часть этого,

оставшуюся часть, я просто подслушала.

Если Розмари знала, что Инга их видела, спрашивала меня растерянно Криста, после

того, как повесила трубку, почему она целовала его тогда перед всем светом? Когда я потом

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

молча смотрела на мою мать, обе её продольные складки над переносицей стали глубже. Она

прохладно на меня посмотрела и сказала:

—Ах. Ты веришь? Ну, я думаю, твоё воображение снова с тобой.

Потом мама надула губы и отвернулась.

Инга также говорила в телефон, что любит Петера, что разница в возрасте ей

безразлична, что это стало ясно, к сожалению, в тот момент, когда он целовался с её

несовершенной племянницей, и она спрашивала себя, сможет ли после этого снова смотреть

ему в глаза. Харриет была огорчена, но беспомощна, во всяком случае, Инга не могла с ней

разговаривать. Криста успокаивала сестру и советовала ей, чтобы та поговорила с Петером.

Инга сказала, что сейчас она нуждается во времени, чтобы всё продумать, поэтому останется

на неделю в Бремене, и тогда захочет разговаривать с Петером. Моя мать нашла, что они

хорошо выслушали друг друга, и телефонный разговор был завершён.

Однако на этой неделе должно было случиться ещё многое. В окончание этого, всё

должно было завершиться между тётей Ингой и Петером Клаазеном, и последнее имело

точку отсчёта где-то в Рурском бассейне ( при.пер.: конгломерат городов в федеральной

земле Северный Рейн—Вестфалия в Германии).

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Глава 11.

Несмотря на тень, на террасе было жарко. Солнце стояло высоко. Я вошла назад в дом,

чтобы выпить стакан воды. Потом пошла в кабинет Хиннерка, села за письменный стол и

вытянула лист бумаги для пишущей машинки из левого нижнего ящика шкафа, которая была

там сложена в высокие стопки для хранения. Потом взяла острый карандаш из ящика и

написала Максу приглашение: "Сегодня вечером, незадолго до захода солнца состоится

маленький, очень костюмированный приём. Ещё добавляю последнее — я не хочу быть

единственной, кто бегает наряженным".

Я положила листок в белый конверт, написала на нём "Макс Омштедт", поместила его

в мою сумку и быстро вышла. Жара хлопнула меня по лицу как пощечина. Я бросила письмо

Максу в почтовый ящик. Там лежала другая почта, следовательно, сегодня он её ещё не

доставал и наверняка получит моё известие. Если Макс уже что-то намеревался делать? Ну,

тогда он мне откажет. В конце концов, я не хотела готовить меню из четырёх блюд.

Я поехала на велосипеде дальше к магазину "Eдека-ладен", купила красный виноград и

из сентиментальности, коробку "Афтер Айгхт" ( прим.пер.: шоколад с мятной начинкой).

Кажется, моё белое платье не вызывало здесь никакого возмущения. Я поместила всё в сумку

и повернула назад к дому, поела кое-что из того, что было в холодильнике и начала

планировать мой вечерний званый вечер.

Где мы должны сидеть? В доме, на террасе под розовыми кустами? Довольно не

торжественно и видно с улицы. На террасе под ивой? Для того, с кем я хотела вместе что-то

обсудить, прежний зимний сад был не подходящим местом для этого. В рощице? Слишком

темно, слишком много острых веток. В курятнике? Тесно, кроме того, свежая покраска. На

лугу с фруктовыми деревьями? Среди лужайки перед домом? Или может быть в доме?

Я решила — за домом под яблоней. Трава была высокая, но вокруг стояла вся эта

садовая мебель, на которую можно было что-то хоть немного поставить. И позади

фруктовых деревьев начинались большие ивы, я пошла в прихожую и принесла косу.

Почему я не должна была это уметь? Я пыталась вспомнить о том, как мой дедушка держал

её, когда шагал легко и медленно по ломающимся стебелькам. То, что выглядело так легко,

на самом деле было очень утомительно, и жара не способствовала улучшению процесса.

Я смело скосила несколько бесформенных участков вокруг большой яблони сорта

"Боскооп", ( прим.пер.: сорт сычужных яблок с плотной мякотью) на которой когда-то у

Берты и Анны было своё убежище. Теперь всё выглядело не так, как будто бы кто-то

приготовил здесь красивое место для пикника, а скорее, как будто бы здесь происходила

борьба, ну что же, так сделала коса. Я повесила эту тупую вещь опять обратно на место. Мне

поможет только чердак. Я пошла наверх, покопалась в сундуках и нашла большой лоскутный

ковёр, несколько грубых шерстяных одеял и коричнево-золотистый занавес из парчи. Я

потащила всё по лестнице вниз, как будто это была моя добыча, а потом из прихожей до луга

позади дома.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Эти сундуки с приданым были чудесные. Я возвратилась и вытащила белую скатерть с

узором "ришелье". Когда я спускалась вниз, мой взгляд зацепился за книжную полку, с

которой на меня смотрели корешки книг. Я остановилась. Там не было никакой системы,

некоторые вещи просто происходили и иногда они просто подходили к ситуации.

Я взяла скатерть, ещё несколько тёмно-зелёных бархатных подушек с золотыми

кистями из жилой комнаты, и вместе с ними вышла. Скатерть вспорхнула на заржавевший

четырёхугольный складной стол. Я сгребла граблями свежую скошенную траву в сторону, и

расстелила ковёр. Поверх него уложила шерстяные одеяла и потом на них штору из парчи.

Бархатные подушки я бросила туда же и была восхищена, когда растянулась на этом

великолепном бивуаке и смотрела вверх на дерево. Но я ничего не смогла увидеть потому,

что смотрела против света, и положила руку на лицо.

Когда я проснулась, солнце уже село. Ошеломлённо я откопалась из подушек. Я не

могла вспомнить — спала ли я так много когда-нибудь в своей жизни. Но я также не могла

вспомнить, махала ли я так много косой когда-нибудь в своей жизни. Итак, я неуверенно

пошла по лестнице вверх, мимоходом воображая себе, что слышу в причитании ступенек

разочарованный, но не недружелюбный оттенок.

Я вымыла себя с головы до ног в тазу, высоко заколов свои волосы, и проскользнула в

тёмно-синее гипюровое платье, которое когда-то принадлежало тёте Инге. Юбки этого

платья состояли из бесчисленных сот ничем не ограниченной синей нити. И чем больше этих

отверстий располагалось друг на друге, тем расплывчатей было то, что скрывалось под ними.

Во время игр с Розмари и Мирой оно всегда было моим.

Я подумала о том, как мы познакомились с Мирой, Макс тоже при этом присутствовал.

Розмари и я играли с мячом перед домом на подъездной дорожке, мы бросали его к стене

дома и потом отбивали, один раз, потом два раза, потом три и так далее. Тот, кто ронял или

забывал отбить, терял мяч. Мы играли с поворотами и со скороговорками, и что нам ещё

приходило в голову. Внезапно посреди дорожки возникли девочка с чёрными волосами и её

маленький брат. Розмари знала, кто была эта девочка и где жила. Она училась в той же самой

школе, но классом старше, чем Розмари.

Брат был определённо немного младше, чем я, как минимум на год, это можно было

сразу увидеть. Девочка с невозмутимым лицом подняла маленький камень с земли и бросила

Розмари. Я уже радовалась тому, что моя агрессивная кузина сейчас сделает. Но к моему

удивлению, та не сделала ничего. Да, она, кажется, была польщена, и показывала свои

отверстия между зубами, пока у неё ещё были заострённые клыки, зато не хватало всех

верхних резцов. Её манера выражаться из—за этого становилась ещё более дикой, а также

несколько злой. Я взяла камень и бросила его в девочку, но попала в её маленького брата и

он сразу начал реветь. И вот так оба к нам присоединились.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Я спрашивала себя, о чём вспоминал Макс. Ему в то время было шесть лет, его сестре

девять, мне семь и Розмари восемь. Теперь мы были старше на 20 лет. Конечно, без Розмари.

Ей всегда будет шестнадцать. Я подобрала мои гипюровые юбки и спустилась, чтобы

принести хрустальные бокалы из застеклённого шкафа в гостиной. Как раз когда я опять

размышляла над тем, что должна буду делать, если он совсем не придёт, если сразу после

работы с радостью пойдёт из- или в кино, я услышала звонок во входную дверь. Бокалы

задребезжали в моих руках. Я побежала к двери и открыла, там стоял Макс и держал в руке

букет маргариток. Он надел белую рубашку и чёрные джинсы, и смущённо улыбался.

— Спасибо за приглашение.

— Входи.

— Ты видишь... значит, ты...

— Спасибо. Давай, иди сюда и помоги мне.

— Что это за приглашение? Всё нужно делать самому.

Всё же он выглядел вполне довольным, когда следовал за мной на кухню. Я разместила

цветы и передала ему полную вазу в одну, а бутылку вина в другую руку. Потом взяла

корзинку из кухонного шкафа и положила стаканы, тарелки, ножи, сыр, хлеб, морковь сорта

"каротель", арбуз, шоколад, "Афтер Айгхт", и большие полотняные салфетки. И мы

двинулись из прихожей на луг с фруктовыми деревьями.

— Эй, что это?

Очевидно, он имел в виду одеяла под деревом.

— Я должна была здесь постелить ткань, потому что решила, что мы будем находиться

тут, но косой скосила кусок пашни. Но сегодня здесь я уже сладко спала.

— Ага. Итак, ты расположилась здесь и потягивалась на этом одеяле твоим греховным

телом.

— Для кого-то, кто сразу панически бежит при взгляде на моё грешное тело в чёрное

озеро, ты довольно смел.

— Туше. Ирис, я…

— Молчи и наливай вино.

— Конечно, мадам.

Мы выпили стоя только несколько глотков и опустились под яблоню на одеяла.

— Немного скромно, но ты бы не согласился здесь есть.

Макс бросил мне долгий взгляд.

— Нет? Я нет?

— Прекращай. Я должна поговорить с тобой.

— Хорошо. Я слушаю.

— О доме. Что произойдёт, если я не вступлю в наследство?

— Лучше мы поговорим об этом в моём офисе.

— Но то, что произошло бы теоретически.

— Твоя мать и твой отец получили бы его. И потом ты, когда-нибудь однажды снова.

Ты хотела не дом? Я признавал решение Берты завещать это тебе, прямо-таки удачный ход.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Я люблю дом, но это тяжёлое наследство.

— Я могу представить, что ты подразумеваешь.

— Твоя сестра знает, что я нахожусь здесь?

— Да. Я позвонил ей.

— Она спрашивала обо мне?

— Немного. Она хотела знать, говорили ли мы о Розмари.

— Нет, мы не станем.

— Нет.

— Если только ты хотел поговорить о ней.

— Я уловил всё только с краю, я был моложе, чем она и тогда ещё мальчик. И ты

знаешь, вероятно, как это было тогда у нас. Я думаю, с моей матерью. После смерти Розмари

Мира больше не была собой. Она больше не говорила ни с кем, даже с моими родителями,

прежде всего не с моими родителями.

— И с тобой?

— Со мной тоже. Во всяком случае, иногда.

— Ты поэтому остался здесь? Как переговорная трубка между твоими родителями и

твоей сестрой

— Ерунда.

— Я только спросила.

— Представь, Ирис, у тебя нет монополии на любовь к болотному озеру и берёзовым

лесам, к шлюзу и к дождливым облакам над пастбищем. Да, представь хоть раз.

— Ты романтичный.

— Ты тоже. Во всяком случае, кое что я хотел сказать. Итак, о Мире. После смерти

твоей кузины она не сбилась с пути, не принимала никакие наркотики и также не опустилась.

Мира сидела целый день в своей комнате и училась, чтобы сдать выпускные экзамены. Она

сдала лучший математический аттестат зрелости школы и имела ноль целых каких-то

десятых, и изучила юриспруденцию в рекордное время. Мира имеет учёную степень.

— Почему? Параграф 218? ( прим.пер.: УК ФРГ параграф 218 "Аборт" )

Это у меня вырвалось неожиданно. Макс прищурил глаза. Он пронизывающе

рассматривал меня.

— Нет. Право застройки.

Возникла неприятная пауза. Макс провёл рукой по своему лицу. Потом он немного

небрежно сказал:

— У меня есть с собой короткая статья о ней. Заметка больше о том, что она теперь

партнёрша в Берлинской канцелярии, которая была несколько недель назад в юридическом

журнале. Ты хочешь взглянуть?

Я кивнула.

Макс неловко вытащил из своего заднего кармана две вырванные и вдвое сложенные

страницы. Следовательно, он намеревался поговорить о своей сестре. Имеются ли у него ещё

дальнейшие планы на вечер?

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Э... в этом есть также фотография.

— Фотография Миры? Показывай!

Я схватила страницу и увидела фотографию.

Всё начало вращаться. Лицо на странице приближалось, и потом снова удалялось. Я

вспотела. В моих ушах стучал этот безобразный уродливый грохот. Только не упасть сейчас

в обморок, падение будет концом. Я взяла себя в руки.

Лицо на странице. Лицо Миры. Я ожидала увидеть светскую стрижку, чёрную и

блестящую как шлем, элегантный костюм, если уж не чёрного цвета, тогда, вероятно, серого

или если по мне, так эксцентрического тёмно-фиолетового. Сексуальная и утончённая, и

немного ещё звезда немого кино.

Но то, что я держала в руках, был портрет прекрасной женщины с длинными медно-

красными волосами и медно-красными бровями, которая носила жёлто-ванильную одежду из

сатина, сверкающую почти как золото. Её глаза выглядели совсем другими без толстого

карандаша для подведения глаз. Ресницы были нарисованы тёмной тушью. Она смотрела на

меня с ленивой улыбкой на тёмно-красных накрашенных губах.

Я опустила портрет и недружелюбно посмотрела на Макса.

— Что... что это? Она больна или у неё больное чувство юмора?

— Мира отрастила волосы и покрасила в рыжий цвет вместо чёрного. По моим

сведениям — так делают многие люди.

Макс рассматривал меня. Мне показалось, немного прохладно. Он ещё не простил мне

218 параграф.

— Но, Макс! Посмотри туда!

— С волосами так уже давно. Волосы не растут в одночасье. Мира сразу же перестала

красить их в чёрный, когда всё случилось с Розмари. Потом она отрастила их, красный

появился позднее.

— Но всё же, ты посмотри, что...

—... что она выглядит как Розмари. Да. Я видел, но только на этом портрете. Вероятно,

также и золотое платье. Понятия не имею, что это значит. Почему ты так сильно выходишь

из себя?

Я не знала точно. В конце концов, мы все должны были как-то справиться с вопросом

Розмари. Харриет ушла в секту. Мира передела себя. Возможно, её способ был даже честнее,

чем мой. Я передёрнула плечами и избегала взгляда Макса. Тёмное вино сверкало в высоком

стакане, у него был цвет губной помады Миры. Я больше не могла его пить, оно делало меня

глупой. И забывчивой.

Мать Миры и Макса, госпожа Омштедт была пьяницей. Когда её дети приходили из

школы и звонили в дверь, они могли приблизительно определить, насколько она была

пьяной по времени, которое это продолжалось, до тех пока мать не открывала им дверь. "Чем

дольше, тем сильнее", — объясняла нам Мира не выразительным голосом. Таким образом,

Мира проводила дома как можно меньше времени. Она носила свои чёрные вещи, которые

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

её родители находили ужасными. В день устного экзамена на аттестат зрелости Мира

переехала к одной подруге, и потом в Берлин. У Макса дело обстояло по-другому. Потому

что Мире было так трудно, он должен был любить. Макс убирал подальше пустые бутылки,

укладывал свою мать с дивана на кровать, если ей не удавалось это сделать самой.

Господин Омштедт редко бывал дома, он строил мосты и водоподъёмные плотины, и

находился большей частью в Турции, в Греции или в Испании. Госпожа Омштедт была там с

ним раньше, они жили более трёх лет в Стамбуле. Госпожа Омштедт любила турецкие

базары, праздники и известия о проведении мероприятий других немецких женщин, климат,

прекрасный большой дом. Когда она была беременной Максом, они решили снова вернуться.

В конце концов, они не планировали, что эмигрируют, кроме того, дети должны были расти

в Германии. Но было то, чего они не знали — намного проще уйти, чем вернуться.

Господин Омштедт работал и должен был путешествовать дальше, но Хайде Омштедт

осталась здесь, в Боотсхавене. Они не переехали в город из-за детей. Она жалела об

отсутствии общины немок, оставленных за границей. Тем не менее, здесь все жили в своих

домах, никто не проявлял любопытства по поводу них. Своё безразличие к местным она

называла деликатностью и была этим горда. А свою неучтивость называла откровенностью,

прямолинейностью или честностью, и также была этим горда. Госпожу Омштедт

расценивали как возбуждённую, утомительную, эксцентричную и поверхностную. Она

говорила такие вещи как "ах, я плюю на людей здесь, плюю на них, как на мягкую косточку

в шершавой кожуре". Всё же, это был только предлог, который она находила, чтобы быть

наглой и безмятежной. Госпожа Омштедт очень скоро стала одинокой, и плюнула на это.

Особенно хорошо она могла об этом свистеть, когда выпивала, тогда она свистела так гадко

и радостно, как птичка.

Господин Омштедт был разочарован. И беспомощен. И прежде всего, его тут не было.

Днём, когда Макс пришёл из школы, и нашёл мать лежащей на террасе в пижаме при

минус семи градусах, её увезли в больницу на машине "скорой помощи" с мигалками. Она не

замёрзла от холода, но легла в больницу и прошла четырёх недельное лечение от

алкогольной зависимости. Максу тогда было шестнадцать, Мира была уже в Берлине.

Каменная стена в то время ещё там стояла и дорога в Берлин предполагалась долгой.

Госпожа Омштедт справилась с этим. Она начала много работать для церкви, не

потому что неожиданно нашла Иисуса Христа, но потому что труд в церковной общине

напомнил ей о тесной связи немцев в Стамбуле. Женщина организовывала проведение

мероприятий, загородные прогулки, доклады, проводы на пенсию, турпоходы и посещала

женщин в округе. Она пыталась не так много времени проводить дома в одиночестве.

В настоящее время в этом доме жил только Макс и приходил на кладбище, чтобы пить.

И у него также больше не было женщины. В сущности, он должен был выглядеть

сломанным. Я подумала об этом и отыскивала на его лице эти следы. Макс наблюдал за

мной и прищуривался.

— И? — спросил он. — Что, нашла?

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Мне стало стыдно.

— Почему? Что ты имеешь ввиду?

— Ну, я же вижу, что ты сейчас ловишь меня на слове, ищешь улики, чтобы обличить

меня как соучастника.

Теперь я сильно покраснела. Я могла это почувствовать.

— Ты сумасшедший.

— Итак, я бы так сделал на твоём месте.

Он пожал плечами и отпил глоток. Я осторожно спросила:

— По какой причине ты должен был захотеть пить?

— Что ты хочешь услышать? А если я скажу "чтобы забыть", да?

Я укусила щёку с внутренней стороны и посмотрела вдаль. Неожиданно я захотела,

чтобы мужчина пошёл домой. Я хотела завтра утром отказаться от наследства и тоже

поехать домой. Я не хотела быть здесь и сейчас. Я также больше не хотела говорить. Он

должен уйти.

Макс снова провёл ладонью по лицу.

— Мне жаль, Ирис. Ты права, я — сумасшедший. Я не хотел делать тебе больно, тебе

меньше всего. Это просто, я здесь хорошо устроился. В моей жизни, я думаю. Я ни в чём не

провинился. Это было не волнующе, но я не хотел ничего волнующего. Я не хотел этого. Я

хотел спокойствия. Без неожиданностей. Я хорошо ухватился за всё это, я не причинил

никому боли, никто не болит у меня. Я ни перед кем не виноват, никто передо мной. Я не

разбиваю сердца и никто мне. И когда ты вернулась сюда, после не знаю скольких лет… Ты

выныриваешь везде – и я говорю это с нырянием в прямом смысле, и я каждый раз

испытываю огромный ужас. И, поистине, я даже начинаю радоваться этому! И я также знаю,

что через пару дней ты, вероятно, снова исчезнешь навсегда. И теперь я больше не могу

спать, я даже больше не могу поехать плавать без падения с велосипеда из-за острой

сердечной аритмии. Чёрт, я красил ночью курятник! Так я всё таки тебя спрашиваю, что

может быть хуже?

Я хотела засмеяться, но Макс покачал головой:

— Нет. Не-е-е-е-ет. Избавь меня от этого. Собственно, чего ты хочешь?

Солнце почти зашло. Оттуда, где мы сидели, мы могли видеть липы впереди на

подъездной дорожке к дому. Последний золотисто-зелёный свет дрожал в их листьях.

Когда Мира тогда стояла и видела, как Инга смотрела на то, как Розмари целовала в

губы Петера Клаазена, она выплеснула весь лимонад. Девушка поставила оба стакана, свой и

для Розмари, рядом с собой на траву и прикусывала зубами своего маленького красного рта

тыльную часть правой руки до тех пор, пока та не стала кровоточить. Глаза Розмари

серебристо поблёскивали, когда она мне об этом рассказывала.

На следующий день после поцелуя, Мира пошла к бензоколонке и ждала до тех пор,

пока Петер Клаазен освободиться. Он давно её увидел и не хотел говорить с ней. Мужчина

мучил себя упрёками и не осмеливался говорить с Ингой от страха, что она могла бы

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

окончательно его прогнать. Розмари просто захватила Петера врасплох. Он ничего не хотел

от неё, он хотел Ингу.

Мира прислонилась к его машине, когда Петер хотел сесть в неё и уехать домой. Она

сказала, что он должен взять её с собой потому, что она знала нечто, что может его

заинтересовать, и это должно подействовать в истории с Ингой. Что мужчина мог сделать

другого, кроме как открыть ей пассажирскую дверь?

— Мы едем к тебе, — приказала Мира, и он кивнул.

Дома Петер провёл её в комнату. Мира села на диван и сказала ему то, что тот уже

знал: Инга видела, как он целовал Розмари и хотела бы, чтобы Петер не приходил снова в их

дом, ни для дополнительных уроков, ни для каких-то встреч. Инга дальше добавила, что едва

ли разумные люди станут соблазнять несовершеннолетних школьниц, которых обучают.

Таких людей она глубоко презирает. Для Петера всё рухнуло. Он склонил голову на стол и

заплакал. Мира ничего не сказала. Она наблюдала за ним глазами, которые выглядели так,

как будто у неё в голове всё перевернулось вверх ногами, и думала о Розмари. Потом думала,

что Розмари целовала этого мужчину. Итак, Мира сняла своё чёрное платье. Петер Клаазен

смотрел на неё, но не видел. Девушка носила чёрный бюстгальтер, её кожа была очень

белой. Она расстегнула его рубашку, но он еда это заметил. Когда Мира положила ему на

плечо свою руку, мужчина думал об Инге и о том, что эта странная чёрно-белая девочка

перед ним была последним, что его связывало с Ингой.

Мира взглянула на его рот, которого касался рот Розмари. Слишком поздно Петер

Клаазен понял, что Мира была девственницей, но возможно, на самом деле, он не хотел

замечать этого раньше. Мужчина отвёз её домой, она была бледная и не сказала ни слова.

Когда Петер Клаазен зашёл назад в свою комнату, его взгляд упал на письмо с

предложением работы недалеко от Вупперталя. Когда оно пришло, Петер даже не принял его

во внимание. Всё же, теперь ничего больше не было так, как раньше. Той же ночью он

письменно ответил на него и согласился. Неделей позже мужчина двинулся в Вупперталь. С

Ингой Петер никогда больше не разговаривал.

Мира забеременела. С первого раза. При этом она ненавидела Петера Клаазена. И, так

или иначе, он уже давно исчез. Она рассказала это Розмари, когда они сидели в кухне и пили

яблочный сок. Это было как всегда — яблочный сок, красная клеёнка на столе, и в то же

время ничего больше не было как раньше.

Розмари сказала:

— Ты сделала всё из-за меня, правильно?

Мира только смотрела на неё, Розмари сказала Мире:

— Это нужно удалить.

Мира молчала и качала головой.

— Пусть это исчезнет, Мира, — говорила Розмари. — Ты должна. — Та качала

головой, она смотрела на подругу, и можно было видеть белый цвет между нижним веком и

карей радужной оболочкой глаза.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Мира. Ты должна. Ты должна!

Розмари наклонилась над кухонным столом и крепко поцеловала Миру в губы.

Поцелуй продолжался долго, обе задыхались, когда Розмари снова села на своё место. Мира

всё ещё ничего не говорила, теперь её лицо было очень белое, и она перестала качать

головой. Девушка пристально смотрела на Розмари, которая оглянулась, открыла рот, чтобы

что-то сказать, но потом запрокинула голову и засмеялась.

Розмари также смеялась, когда тем вечером мне всё рассказывала. Был август, близился

конец моих летних каникул. Хотя было уже почти десять часов вечера, ещё было не очень

темно, когда она пришла наверх. Мы сидели на широком подоконнике нашей комнаты,

которая была когда-то девичьей комнатой её матери. Кабинет Харриет находился рядом. Для

спальни она использовала вторую столовую, рядом с входной дверью. Так тётя могла лучше

слышать, бегала ли Берта внизу.

Я спросила Розмари:

— Когда вы говорили об этом? Только что?

— Нет, уже несколько дней назад.

— А только что? Ты была у Миры?

Розмари коротко кивнула и отвернулась.

Я замерзла, и мне в голову также ничего не приходило, что ещё я должна была бы

сказать. Мой мозг был абсолютно пуст. Вероятно, я также надеялась, что Розмари лжёт,

чтобы отомстить за сегодняшний спор в саду, когда мы втроём играли в "ешь или умри".

Наконец, я также ещё ходила с её пощечиной. Всё же, в принципе, я знала, что она говорила

правду. Самое лучшее, что я могла бы сделать — это побежать тогда к моей матери и

рассказать ей всё, но не пошла. Теперь уже нет. Вскоре после этого мы ещё раз спустились

вниз, чтобы пожелать всем спокойной ночи.

Инга тоже была здесь, три сестры и их мать сидели в гостиной. Инга и Розмари больше

не говорили друг с другом о деле Петера Клаазена. Однако в ту ночь Инга поднялась и

встала перед своей племянницей. Они обе были одинакового роста. Инга подняла обе руки и

погладила плавным движением своих рук от пробора в волосах Розмари вдоль всё их длины,

раздвигая в стороны. Через всё пространство комнаты мы слышали треск электрических

разрядов. Розмари не двигалась, Инга улыбалась.

— Так. И теперь хорошо спи, дитя.

Мы молча поднялись в комнату. Этой ночью мы не рассказывали друг другу историй

об отце Розмари. Я повернулась к сестре спиной и пыталась заснуть, однако я намеревалась

рассказать всё моей матери на следующий день. Сон приходил ко мне медленно, но наконец,

я заснула.

Мне снилось, что будто бы Розмари стояла позади меня и шептала мне на ухо, и в

конце концов, я проснулась. Розмари стояла на коленях за моей спиной на кровати и шептала

мне на ухо:

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Ирис, ты не спишь? Ирис. Просыпайся. Ты не спишь, Ирис? Ирис. Вставай уже.

Просыпайся, наконец. Живо. Ирис. Пожалуйста.

Я не думала о том, чтобы опять не спать. У Розмари больше не было нас всех. Сначала

она ударила меня в саду, потом делала все эти вещи с Петером Клаазеном и с Мирой. И

Мира делала их с Петером Клаазеном. И я не хотела всё это знать. Она должна была оставить

меня в покое.

Шептание Розмари становилось ещё напористее, почти умоляющим. Она должна была

меня спокойно попросить. Я получала удовольствие от того, что сестра сильно просила, хотя

я ничего такого не делала, разве что спала. И мне почти даже как будто не пришлось делать

вид. Она должна пойти к Мире. Или к седому математическому гению с цветочной вазой. Во

всяком случае, я не находилась в её распоряжении.

Хотя я и лежала к ней спиной, но могла чувствовать напряжение Розмари. Мое тело

ощущало, как будто оно имело шипы, которые росли под кожей. Я больше не могла

оставаться так долго в неподвижном положении. Я чувствовала, как Розмари недолго меня

трясла, её руки схватили меня за плечо. Определённо, я тут же должна была закричать,

колебания Розмари были почти невыносимыми. Она склонилась надо мной, и я чувствовала

её дыхание на моих закрытых веках. Я собрала всю свою силу, чтобы не открыть глаза и не

подмигнуть ей.

Я чувствовала, как во мне поднималось хихиканье. Когда оно достигло моей шеи, я как

раз хотела открыть рот и выпустить его, но заметила движение на матраце, Розмари

отвернулась от меня и встала с кровати. Я слышала, как она кругами ходила по комнате.

Длинная молния взвизгнула, когда Розмари застегнула её решительным рывком, как я позже

поняла — это было фиолетовое платье с прозрачными рукавами. Она хотела уйти? Всё же

сестра пойдёт к Мире. Наверное, они хотели встретиться, чтобы вязать маленькие чёрные

шапочки и маленькие чёрные жакетики для младенцев с седыми волосами.

Я слышала, как Розмари прокрадывалась вниз по лестнице. Я была уверена, что прежде

чем она достигнет последней ступеньки, весь дом сбежится на этот шум и станет ждать её

внизу. Однако ничего не происходило. Я ещё слышала шум кухонной двери, значит, сестра

вышла на улицу со двора. Это было умно, так как латунный колокольчик, конечно, разбудил

бы тетю Харриет. Потом тишина.

Я должно быть снова заснула, потому что испугалась, когда на моё плечо мягко, но

настойчиво легла рука. Я подумала, что вернулась Розмари, но это была моя бабушка,

которая стояла у моей кровати. Розмари не было. Я сонно щурилась на Берту. Обычно она не

поднималась в верхние комнаты в своих ночных путешествиях. Моя мать спала внизу и

должна была что-нибудь заметить.

— Пойдёмте, — шептала Берта.

Её белые распущенные волосы свисали вниз. Она не надела вставные зубы, поэтому её

рот выглядел так, как будто он проглотил сам себя. Я постаралась разговаривать с ней

дружелюбно.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Бабушка, я провожу тебя снова в кровать, да?

— Кто Вы всё же, моя маленькая фрейлейн?

— Это я, Ирис. Твоя внучка.

— Это правда? Я должна поймать.

— Стоп, подожди. Я пойду с тобой.

Я спотыкалась за Бертой по лестнице вниз, она была быстрой.

— Нет, бабушка, не выходи на улицу. Пойдём в постель!

Но Берта уже сняла ключ с крючка, вставила в замок, повернула и нажала щеколду,

задребезжал латунный колокольчик. Моя мать спала, Инга ещё должна была быть наверху.

Берта вышла. Здесь снаружи было теплее, чем в старом доме, и светлее. Луна светилась

под тёмно-синим небом. Она была большой и почти полной, и разрезала острые тени от

травы. Берта сбежала на ступеньку вниз и резко остановилась, как будто наткнулась на

невидимую каменную стену. Она на что-то смотрела, что было впереди неё в воздухе, а не

витало над головой. Я присмотрелась. Вообще-то, её взгляд всегда блуждал вокруг, как

будто искал на чём задержаться. Но теперь она что-то видела. И тогда я тоже это увидела.

Высоко в иве сидела какая-то фигура.

Только после более долгого рассмотрения я смогла различить Миру и Розмари. Они

сидели так близко друг к другу, что невозможно было воспринимать их контуры отдельно.

Потом одна фигура отделилась, это была Розмари, и медленно соскользнула с ивовой ветки

на плоскую, но лёгкую крышу зимнего сада. Нам не разрешали так делать, зимний сад был

старый. Кровля была не плотной, каждое второе стекло было выпрыгнувшим или частично

выдвинутым из своей рамки. Розмари балансировала наверху вдоль металлической рамы.

Рукава её одежды надувались на ночном ветру, руки белоснежно мерцали. Я не могла

кричать. Рот и язык ощущались так, как будто на них легла толстая серая паутина. Берта

рядом со мной начала дрожать.

Мира закричала. Мне понадобилось несколько секунд чтобы понять — эти крики

действительно исходили от человеческого существа. На один момент я отключилась, и когда

снова взглянула на Розмари, она смотрела мне прямо в лицо. Я испугалась. Её глаза в лунном

свете были почти белыми. Казалось, что сестра улыбается своей хищной улыбкой, но,

вероятно, только потому, что её верхняя губа над резцами была так вдавлена. Внезапно она

отбросила голову назад, встала ногой на металлическую раму и перепрыгнула на стекло.

Ничего не произошло, оно только хрустнуло. Мира замолчала. Протянула руку. Розмари её

схватила.

И потом всё случилось: Мира дёрнулась назад. Розмари ударила её электрическим

током. Она потеряла руку своей подруги. Грохот и хруст. Какой-то глухой удар и какой-то

не заканчивающийся вынужденный пронзительный лязг: оконное стекло отделилось из

крепления от других стёкол и упало на землю. Стекло раскололось о камень. Стекло

раскололось. Стекло. Лунный летний ночной воздух искрился от пыли осколков и черепков.

Я закричала и побежала в дом, чтобы позвать мою маму и Харриет. Когда я вбежала в

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

прихожую, все три сестры уже встречали меня. Инга была не в ночной пижаме. Мы вместе

побежали в сад. Мира слезла с ивы, стояла на коленях рядом с Розмари и кричала.

Розмари лежала спиной на светлых камнях. Ночной ветер играл с рукавами её одежды.

Осколки стекла окружали их как кристаллы. Маленький кровавый ручеёк вытекал из её носа.

Харриет бросилась к своей дочери и начала делать искусственное дыхание рот-в-рот.

Моя мать и тетя Инга побежали в дом и вызвали машину скорой помощи. Она приехала и

забрал с собой Розмари, Миру и Харриет.

Когда они уехали, осталась тёмная лужа крови.

Выяснилось, что Розмари умерла от повреждения головного мозга. Она потеряла

немного крови.

Лужа крови была от Миры.

Таким образом, мы узнали о прерывании беременности, которое Мира предприняла за

день до того.

Берта исчезла. Мы должны были её найти. Криста, Инга и я радовались, что должны

были что-то делать. Вместе мы бродили посреди сада. Она стояла возле смородиновых

кустов.

— Анна однажды меня приклеила.

Берта неуверенно мне улыбалась.

— Ты — не Анна.

Я покачала головой.

— Где Анна? Скажи-ка. Я не маленькая, чтобы шлёпать этими шариками.

Она указывала на ягоды.

— Мы не должны хандрить? Я думаю, это не лучше. Или как? Говори уже. Нужно

быстро прыгать. Если мы хотим. Я бедное дитя. Я бедное дитя.

Берта стала еще беспокойнее. Она снова и снова наклонялась, чтобы поднимать

упавшие ягоды с земли.

— И там всё ещё танцевала и танцевала. Здесь только молот. Только всё таки не могут.

Так же как это было однажды. Пост часового здесь. Тра-ла-ла. И теперь всё.

Она заплакала.

Кроме того, она наложила в пижамные брюки. Я бы тоже с удовольствием поплакала.

Но не стала. Я взяла Берту за руку, но она злилась и вырывалась. Я повернулась и ушла, это

должны были делать Криста и Инга. Я этого не умела. Берта пошла следом за мной, когда

увидела Кристу и Ингу, то замахала руками и бросилась им на шею.

— Здесь будет моя мать! Это такая радость. Ваша милость.

Инга и Криста подхватили Берту под руки, я медленно поплелась за ними. Собственно,

здесь не нужно было понимать, кто кого поддерживал.

С той ночи я отказывалась каждую последующую ночь задавать себе вопросы:

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Что Розмари хотела мне сказать? Почему хотела меня разбудить? Хотела ли она

поговорить со мной? Хотела ли, чтобы я поговорила с Мирой? Хотела ли, чтобы я

сопровождала её? И если да, где она первоначально хотела оказаться? Вероятно, в шлюзе

или у озера, чтобы плавать? Может просто на яблоне за домом? Может даже с тётей

Харриет? Видела ли она, как я и Берта стояли там в темноте? Почему я не кричала? Почему я

не могу понять? Знала ли она, что Мира сделала аборт?

Если нет, то, что Мира рассказала ей тогда вечером, и не потому ли Розмари прыгнула?

Жизнь для жизни? Если да, то она, вероятно, хотела рассказывать мне об этом? Если да,

стало ли ей легче? Если да, испугалась ли она? И почему туда залезла? Зачем прыгнула? Это

было одолжение? Это была прихоть? Она это запланировала? Мира отпустила её случайно?

Намеренно? Она заставила Миру её отпустить? Что должно было значить электризующие

высказывание-спокойной-ночи? Хотела ли тётя Инга отомстить? Хотела ли Розмари

попрощаться со мной? Может быть, она хотела рассказать мне секрет? Может быть, хотела

со мной помириться? Может, хотела попросить прощения? Может хотела, чтобы я

извинилась? Что бы случилось, если бы я моргнула?

Что было бы, если бы я не играла в оскорблённое лицо? Что было бы, если бы я тайно

за ней прокралась? Что было бы, если бы я окрикнула её на улице? Что Розмари этой ночью

хотела сказать мне? Почему пыталась разбудить меня? Возможно, она хотела уйти с самого

начала, потому что я не хотела просыпаться? Что Розмари хотела сказать мне, что, что? Что

Розмари хотела сказать мне? Почему я притворилась спящей? Что было бы, если бы я

хихикнула? Что было бы, если бы я моргнула? Что было бы, если бы я услышала то, что она

хотела мне рассказать? Что она хотела сказать мне? Что?

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Глава 12.

Макс не ушел домой. Этой ночью мы любили друг друга под яблоней.

Когда взошло солнце, мы выехали на велосипедах из дома и поехали плавать в озере.

Вода была мягкая и холодная, и где она не было серебряной, там озеро было чёрным. Потом

я проводила его домой, и он спросил, может ли прийти после работы, я согласилась.

Когда я тяжело ступала через влажную траву к лугу с фруктовыми деревьями, вначале

ничего не бросилось мне в глаза. Только после того, как я растянулась на нашем ночном

привале и посмотрела вверх на дерево, я увидела, что ночью яблоки созрели. Тяжёлые

яблоки "Боскоп" с грубой зелёной красно-коричневой кожурой висели в ветвях. Был июнь. Я

встала, сорвала одно и откусила, оно было сладким и кислым на вкус, с немного горькой

кожурой.

Я пошла в дом, и достала ведро и корзину. По дороге в прихожую кое-что мне пришло

в голову, и я сделала ещё небольшой крюк, чтобы взглянуть на кусты смородины. Но здесь

всё было как всегда, только белые и черные ягоды.

Я целый день собирала яблоки.

Становилось жарко, дерево было большое и дало большой урожай. Я поставила себе

возле ствола алюминиевую лестницу. У вёдер и корзин, и тазов, которые я собрала вместе,

были изогнутые металлические скобы в виде буквы "s", которые только с одной стороны

вешались над ветвью. На другой стороне на крюк закреплялась ручка от ведра. С этим

ведром я много раз поднималась по стремянке вверх и вниз. Сбор яблок был утомительным,

но дерево облегчало мне задачу. Его ветки были сильные и выступающие, я могла на них

стоять и карабкаться по ним, и хорошо доставала яблоки.

Была ли это та яблоня, которая когда-то приходилась по вкусу Берте, прежде чем она

снова стала женщиной? Я этого не знала, и это было также не важно. После падения

Розмари, Харриет расклеилась. Инга искала для Берты место в доме для престарелых. Но это

продолжалось почти два года, пока Харриет не выехала из дома и не нашла себе квартиру в

Гамбурге. В это время Инга заботилась о своей матери, она часто проводила вторую

половину дня в доме, и при этом одновременно заботилась о Харриет. Моя мать чаще всего

ездила в Боотсхавен, когда заканчивались мои школьные каникулы. Это было облегчение,

так как я больше не хотела там бывать. Несколько раз я приезжала туда ненадолго на

каникулах, или посещала Ингу в Бремене. Если она посещала Берту, я не ходила с ней, кроме

одного раза за всё время. Я замечала, что разочаровывала мою тётю и мою мать, но не

поступала по-другому.

Харриет не осталась надолго в Гамбурге и уехала на несколько месяцев путешествовать

по Индии, и посетила там семинар Ашрам ( прим.пер.:санскр. — обитель мудрецов и

отшельников в древней Индии. В контексте современного индуизма, термин "ашрам" часто

используется для обозначения духовной или религиозной общины, куда человек приходит для

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

медитации, молитвы, совершения ритуала и духовного обновления. ) Кажется, это принесло

ей пользу. Семинары дорого стоили, поэтому потом она переехала в меньшую квартиру и

работала ещё больше. В конце концов, тётя только носила деревянное ожерелье с лицом

Брагавана ( прим.пер.:санскр. — является эпитетом для Бога в индуизме) и подписывала

свои письма именем Мохани. Но в остальном мы не видели больших изменений.

Промывание мозгов, которого так боялись моя мать и Инга, отсутствовало. Иногда Харриет

говорила о духовности и карме, но она и раньше говорила что-то подобное. Когда Розмари

была ещё жива, Криста говорила, что хорошо всё то, что принесёт Харриет пользу. Ибо если

ты был неизлечим — ты был неуязвим.

В то время Инга чисто случайно пробегала мимо вывески о практике Фридриха Каста и

позвонила своей сестре. Несколькими днями позже Хэрриет приехала на поезде в Бремен.

Тётя села в полной приёмной. Так как ей не было назначено время и у неё не было карты, она

должна была ждать, пока не пройдут все посетители. Харриет спокойно ждала свою очередь.

Она ничего не ждала и ничего не ожидала. Господин доктор Каст, наконец, подал ей знак

пройти в его личный кабинет.

Он увидел женщину средних лет с немного растрёпанными красными от хны волосами.

Не накрашенное, круглое плоское лицо, морщины вокруг глаз и две глубокие складки возле

носа. Доктор смотрел на её одежду цвета шафрана, корицы и других приправ, которую она с

удовольствием носила, и ко всему этому были ещё кроссовки. И мужчина, вероятно, сразу

немедленно определил её как эзотерическую старую хиппи с налётом разочарования,

вероятно, в разводе.

Он безразлично спросил, что привело её к нему.

Она сказала, что у неё болит сердце, день и ночь.

Доктор кивнул и поднял брови, приглашая говорить дальше.

Харриет ему улыбнулась.

— У меня была дочь. Она умерла. У вас есть дочь? Сын?

Фридрих Каст посмотрел на неё и покачал головой. Харриет говорила дальше

спокойно, но не отводила от него глаз:

— У меня была дочь. У неё были рыжие волосы как у вас и веснушчатые руки как у

вас.

Фридрих Каст положил на стол свои руки, которые всё время находились в карманах

его халата.

Доктор ничего не говорил, но его правое веко совсем слегка вздрагивало, когда он

пристально смотрел на Харриет.

— Сколько лет?

Мужчина откашлялся.

— Извините. Сколько лет было вашей дочери?

— Пятнадцать, скоро должно было быть шестнадцать. Не ребёнок, не женщина,

сегодня ей как раз было бы двадцать один.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Фридрих Каст сглотнул и кивнул.

Харриет снова улыбнулась.

— Я была молодой и любила студента с рыжими волосами. Мне его очень жаль, он

никогда не имел дочери. Она также никогда не хотела узнать, где её отец, хотя я поддержала

бы вас, если бы вы захотели об этом узнать. Иногда согласиться с чем-то не так тяжело. Но

вы знаете, это разбивает мне сердце, потому что он никогда не будет иметь эту дочь. И это

также сломало бы его, если бы он об этом знал.

Харриет встала, слёзы текли по её щекам, Фридрих Каст был белым. Он только смотрел

на неё и прерывисто дышал. Казалось, Харриет совсем не замечала его слёз и говорила на

ходу:

— Мне жаль, господин доктор Каст, я знаю, вы не можете мне помочь. Вы мне нет, но

знаете что? Я вам тоже нет.

Харриет подошла к дверям:

— Нет. Нет. Не уходите. Как её звали? Как её звали!

Харриет посмотрела на него. Её красные глаза ничего не выражали. Она никогда не

сказала бы ему имя Розмари, он не должен был получить даже кусочек от неё.

Тётя сказала:

— Мне пора.

Харриет открыла дверь и тихо закрыла за собой. Помощник врача на приёме бросил на

неё подозрительный взгляд, когда Харриет с прямыми плечами прошла мимо и рассеянно

ему кивнула.

Когда неделей позже Инга в очередной раз прошла по улице, то посмотрела туда, где

раньше была вывеска о медицинской практике, но она там больше не висела. Другой врач

получил разрешение здесь практиковать. Инга вошла внутрь и спросила у стойки о докторе

Касте. Ей ответили, что он больше здесь не практикует и больше нигде в этом городе.

Инга оставалась в Бремене. У неё всегда был любовник, всегда очень привлекательный,

чаще всего моложе, чем она, но ничего серьёзного. Тётя держала людей на расстоянии

вытянутой руки, удерживая прочно возле себя на мгновение. Её фотографии хорошо

продавались. За фоторепортаж с портретами своей матери она получила в этом году премию

German Portrait Award 1997 ( прим.пер.: премия Портрет в Национальной портретной

галерее является самым престижным ежегодным международным конкурсом портретной

живописи). Между тем Инга использовала свою электростатику для работы. На похоронах

Берты она рассказала мне, как заряжает плёнку через изменение температуры и получает

осветительную вспышку. Из-за этих погрешностей возникают совершенно новые

возможности и взгляды.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Тем временем я заполнила яблоками две корзины для белья и пластиковую ванну,

принесла их в дом и оставила на кухне. Я должна их хранить в подвале или в прихожей? Где

было прохладнее и суше? Для начала я оставила их стоять на кухонном полу.

Я опёрлась на корзину с яблоками и смотрела на чёрно-белые четырехугольные

камушки на полу. Возможно, сегодня это у меня получится. Как раз когда я задумалась, то

услышала за спиной шаги. Макс вошёл в кухню и резко остановился, когда увидел как меня

согнувшейся на полу.

— С тобой всё хорошо?

Я растерянно посмотрела вверх.

— Ну, конечно.

Я быстро взяла себя в руки и сказала:

— Ты знаешь, как варят яблочный мусс?

— Я никогда ещё этого не делал. Но это не может быть сложно.

— Хорошо. Итак, нет. Ты знаешь, как чистить яблоки?

— Да, боюсь, что знаю.

— Отлично. Вот нож.

— Откуда взялись эти яблоки?

— С дерева, под которым мы спали.

— Я не спал.

— Я знаю.

— Яблоки? Но сейчас...

— ... июнь. Я знаю.

— Так как ты всё знаешь, то возможно объяснишь это даже мне?

Я пожала плечами.

— В вашем саду растёт дерево познания? Это вздует цену на продажу твоего дома.

Если ты не возьмёшь наследство.

Я ещё не задумывалась о продаже. Я посмотрела на Макса, его губы сжались в тонкую

полоску.

— Что случилось?

— Ничего. Я только подумал о том, что ты скоро опять уедешь. Что ты продашь дом, и

потом никогда снова сюда не вернёшься или может быть, только однажды, через сто лет в

инвалидной коляске, которую будут толкать твои правнуки. И что они прикатят тебя на

кладбище, и ты бросишь яблоко на мою могилу и пробормочешь: "Кто это был, как он

выглядел? Ах да, я вспоминаю, он был парнем, которого я всегда подкарауливала голым!" И

потом из твоей всё ещё величественно поднятой шеи станет просачиваться поющее

фальцетом хихиканье. И твои правнуки испугаются, и как раз в тот миг перестанут тебя

удерживать, когда захотят транспортировать тебя назад к отвесной плотине позади шлюза. И

ты покатишься обратно и грохнешься в воду, но как раз в это мгновение откроются ворота

шлюза и ...

— Макс.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Мне жаль, я всегда так много говорю, когда боюсь. Ладно. Иди и поцелуй меня.

Мы почистили яблоки и сварили двадцать три банки яблочного мусса. Больше банок я

найти не смогла. У нас были спазмы мышц и мозоли от вращения их по тёрке. К счастью, в

этом доме имелись две тёрки, одна большая и одна маленькая, так что мы оба могли их

перетирать. Мы попробовали пюре с корицей и с небольшим количеством муската. Я взяла

три яблочных семечка, очистила от кожуры и разрубила на куски, потом бросила их в пюре.

Тёплый, сладко-земляной запах сваренных яблок наполнил каждый угол дома, и даже

кровати и занавески так пахли. Это был чудесный яблочный мусс.

Следующие дни я провела в саду. Я осторожно вырвала горы сныти и травы бородавки,

и стебли флоксов, и маргариток из живой изгороди. Водосбор обыкновенный, который был

засеян на дороге, я выкопала и посадила в клумбы. Я срезала побеги сирени и жасмина,

чтобы колючие кусты крыжовника снова получили солнце. Маленькие жёсткие отростки

горошка я осторожно отделила от не надёжных стебельков и подвела к забору, или привязала

к палке. Незабудки почти засохли, только тут и там ещё моргали синим цветом поверх

растительности. Большим и указательным пальцами я вытягивала снизу вверх тонкие

стебельки, чтобы очистить семена, потом подняла руки к ветру и позволила разлететься

маленьким серым зёрнышкам.

В день моего отъезда Макс проводил меня к остановке.

Когда автобус завернул в улицу, я сказала:

— Спасибо за всё.

Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

— Забудь.

Я вошла в автобус и села на свободное место. Когда автобус дёрнулся с места, меня

отбросило назад на спинку кресла.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Эпилог.

Я сижу за письменным столом Хиннерка, и смотрю во двор на голые липы. Вообще-то

я знаю, как сад выглядит зимой. Уже одиннадцатый раз я защищаю его от мороза:

укладываю сосновые ветки на клумбы, обёртываю кокосовые циновки вокруг подрезанных

чувствительных кустарников многолетника и розы. В феврале пастбище перед домом

полностью покрыто подснежниками.

На письменном столе лежат записи Бременского архитектора и автора эссе, который

отмечал события и феномены Бременской художественной сцены в двадцатые годы, и

эмигрировал позже в Америку. Я редактирую его архив.

Карстен Лексов умер через год после Берты. Просто упал, с ножницами для роз в руке.

Мой сын ездит на скейтборде между липами во дворе со своими друзьями. Я должна

сдерживаться, и не стучать в стекло, чтобы попросить его подтянуть выше брюки, и

застегнуть куртку. Но, пожалуй, я долго не выдержу.

Он замёрзнет.

Уже несколько дней я готовлю верхние комнаты к приезду моих родителей. Мой отец

решил уехать из Южной Германии потому, что возросла тоска моей матери по родине. Она

много плачет и мало ест. Она удаляется.

Она забывает.

Иногда Криста не знает, готовила ли она уже или нет. Иногда также забывает, как что-

то варят. Возможно, здесь в доме это станет для неё проще, но я этому не верю. И я также не

думаю, что мой отец в это верит.

Я всё ещё не видела Миру, хотя она теперь и принадлежит к семье, время от времени

она нам звонит. У Макса есть большой контракт. Она всё ещё партнёр в канцелярии и живёт

уже одиннадцать лет с преподавательницей в одной квартире в старом берлинском доме.

Когда я ей звоню, мы не говорим о Розмари. Мы так стараемся о ней не говорить, что можем

слышать свои дыхания в телефонной линии. И шум ночного ветра в ветвях ивы.