Владычица морей

Глава первая

1624 год

«Ястреб» спокойно продвигался вперед в водах Атлантического океана.

Отупевшие от боли узники с цепями на лодыжках с трудом передвигались по палубе пиратского корабля. Одни из них были захвачены в плен «Ястребом» во время нападения на их корабли, других Торнхилл заполучил из французских тюрем. Они были со всех концов света: из Африки, Персии, Корсики. Плохо понимая слова, изрыгаемые французскими пиратами, они хорошо понимали, что такое хлыст. Стоило им замешкаться, как безжалостная плеть обрушивалась на них. Некоторых забирали в трюм и приковывали к веслам, и они оставались там до тех пор, пока не падали замертво. Тогда их заменяли другими невольниками, которые до этого на коленях драили палубу при помощи тряпья и ведер с вонючей водой.

Рори Макларен вместе со всеми скреб палубу, стоя на коленях под палящим солнцем. Его лодыжки, сильно израненные цепями, кровоточили и гноились. Он сжимал зубы, стараясь одолеть пульсирующую боль. Здесь, на палубе, он, по крайней мере, может видеть небо и вдыхать привычный соленый воздух.

В отличие от узников, попавших на борт «Ястреба» во время последней остановки во Франции, он никогда не сомневался в том, что выживет. И, хотя он провел больше месяца во французской тюрьме и теперь навечно был отдан в рабство пиратам, в душе всегда знал, что придет день, когда он вернется в милую его сердцу Шотландию. Лишь эта мысль давала ему силы вытерпеть все.

Яркое пятно высоко на рангоуте[1] привлекло его внимание. Вытерев лоб рваным рукавом рубашки, он наблюдал за дочкой капитана, которая с изяществом танцовщицы передвигалась вверху под парусами.

С первого дня на «Ястребе» дочь Торнхилла неотрывно приковывала взор Рори Макларена. Впервые он увидел ее в Париже, разодетую с королевским великолепием в атласное зеленое платье с кружевным корсажем, отделанное по подолу и на манжетах роскошным мехом горностая. Густые соболиные волосы были тщательно уложены в локоны по последней моде, а в ушах и на шее сверкали бриллианты и изумруды. Придворные щеголи прохаживались с самодовольным видом, наперебой оказывая ей знаки внимания. Но она, казалось, не очень интересовалась сердечными делами.

Здесь, на борту «Ястреба», она совсем не походила на придворную даму, а напоминала дикое создание с пышными огненными локонами, распущенными по спине. Одета она была в малиновую рубашку с широкими рукавами, обтягивающие штаны, заправленные в высокие черные сапоги, с ярким поясом вокруг талии. В отличие от тех женщин, которых знал Рори, она не боялась, что на ее волосы и кожу попадет солнце. Зато фигура под яркой одеждой точно была женской, с высокой упругой грудью и такой тонкой талией, что он мог обхватить ее, сомкнув ладони. От этой мысли губы Рори на какое-то мгновение сложились в подобие улыбки. Затем он согнулся над палубой, лишь изредка поднимая голову, чтобы взглянуть на девушку.

– Ей Богу, она точно есть, это не бред сумасшедшего.

Рори повернулся к невольнику у него за спиной.

– Что ты там бормочешь?

– Девушка. – Смуглый невольник слегка приподнял голову. – А ты что думаешь, шотландец? Разве это не знаменитая владычица морей?

Рука Рори крепко сжала грязную тряпку. Потрясенный, он снова посмотрел наверх. Ну конечно. Как же он не догадался? Знаменитая владычица морей. Моряки, которым посчастливилось остаться в живых после нападения пиратского корабля, передавали из уст в уста слухи о поразительной красавице пиратке, отважно вступающей в драку с мужчинами вдвое ее выше и сильнее. Эта женщина владела шпагой и кинжалом с ловкостью мужчины.

Нагнувшись над палубой, Рори незаметно наблюдал за ней. Значит, дочь Торнхилла – владычица морей? Было очевидно, что она не хуже, а может, и лучше умеет делать все то, что делают на борту корабля матросы. Она бесстрашно взбиралась на самую верхушку рангоута, не обращая внимания ни на ветер, ни на дождь. Она явно умела определять путь по звездам, и ей доверяли карту. Часто она стояла рядом с рулевым у штурвала, когда капитан спускался в каюту.

С первого дня на «Ястребе» Рори Макларен не упускал возможностей понаблюдать за девушкой. Она интересовала его все больше и больше. Она смеялась и свободно говорила с моряками на французском, испанском и английском языках – видимо, она могла объясниться с кем угодно в мире. Моряки во время работы обменивались грубыми шутками, но к ней относились с уважением, как к члену команды.

Рори, однако, отметил, что, несмотря на дружескую симпатию, никто никогда не дотрагивался до нее. Никто. Моряки «Ястреба» старались даже близко не подходить к ней. Никто никогда не брал ее за руку, не касался рукава рубашки. Странно, словно она прокаженная.

Рори повернулся и, щурясь от солнца, изучал высокую фигуру угрюмого капитана, стоявшего рядом с рулевым. Торнхилл смотрел на девушку и, как обычно, хмурил брови, что придавало ему сходство с самим дьяволом. И Рори подумал, что у капитана черные не только волосы и глаза, но и душа тоже. Для всякого, кто видел его, это было ясно. Такой человек не сможет жить без кровавых битв, он получает удовольствие от убийства. Глядя на капитана, Рори спрашивал себя, что за темные дела ожесточили сердце и душу этого человека.

– Пошел в трюм, английский пес! – Один из матросов, щелкнув хлыстом, ударил Рори по спине – вереницу невольников повели вдоль отмытой до блеска палубы.

Спускавшаяся по рангоуту Кортни услышала щелканье хлыста и поморщилась. Хотя она более десяти лет своей жизни провела на борту этого корабля, но так и не смогла привыкнуть к жестокости. Люди, вынужденные жить скученно в течение долгого времени, вымещали злобу и раздражение друг на друге, а еще чаще – на невольниках, которые были удобной мишенью для беспричинной ярости.

Она заметила, что высокий, широкоплечий невольник весь напрягся, чтобы не закричать от боли. Он привлек ее внимание с первого дня своего появления на борту корабля. Высокий, выше даже Торнхилла, он, несмотря на тюремную бледность, источал силу и энергию. Хотя он был невольником, одетым в тюремные лохмотья и позвякивающим цепями, его окружала аура властности. Она попристальнее пригляделась к нему. Его можно назвать даже, красивым. Широкие плечи и мускулистое тело. Волосы, даже спутанные и грязные, отливают рыжеватым блеском. Отросшая на подбородке щетина тоже рыжая. На лице ярко выделяются голубые глаза – более глубокого оттенка, чем океан. Голубее, чем небеса. Именно его глаза притягивали ее, когда она замечала, что он смотрит на нее. Они, казалось, заглядывали ей в душу.

Она удивлялась сама себе – ее привлекает мужчина, да к тому же невольник. Кортни избороздила морские воды по всему миру, испробовала вкус индийских пряностей и спелых сладких африканских фруктов. Носила китайские шелка и бродила по благоухающим берегам таинственных островов Карибского моря. Наблюдала восход солнца в Индийском океане, которое, подобно сверкающему оранжевому шару, поднималось из вод. Плавала под звездным куполом черного бархатного неба Средиземноморья. За эти годы она успела превратиться в красивую, образованную девушку, уверенно и непринужденно чувствующую себя в мужском мире. Ни разу ни один мужчина не заинтересовал ее.

Кортни вдруг сообразила, что она беззастенчиво уставилась на невольника. Покраснев, она в смятении отвернулась, а когда обернулась снова, то увидела, что он продолжает, прищурившись, изучать ее. Ей показалось, что она больше ни минуты не вынесет его взгляда. Вскинув голову, она решительно прошла мимо вереницы невольников, направляясь в камбуз, чтобы провести часок со своим единственным другом – Бони.

Костлявый маленький человечек по имени Бони ходил среди невольников, раздавая мазь, которая воняла хуже трюмного смрада и жгла так, что лучше было попасть сразу в ад. Мазь была собственного приготовления Бони и, несмотря на отвратительный запах, помогала – язвы затягивались и покрывались коркой, кровоточащая плоть заживала. Сгорбленный старикашка делал это не из человеколюбия, а по необходимости, во всяком случае, так он говорил себе. Ведь он сам выбрал участь пирата, по собственной воле последовал с Торнхиллом в изгнание. И хотя ему были известны все жестокости, совершенные этим человеком, его преданность Торнхиллу не знала границ. Он был рядом с ним с детства и никогда не покидал его. Поэтому он оправдывал свою доброту необходимостью.

По необходимости он подружился и с маленькой девочкой, заброшенной в незнакомый жестокий мир. Для выживания ей требовался опекун. Грубоватый с другими, с девочкой Бони всегда был ласков. Он души в Кортни не чаял и стал не только ее единственным другом, но и воспитателем. Он заменил ей если не отца, то деда. В это не вмешивался никто, даже сам капитан.

И с раздачей мази происходила та же история. Добрый или недобрый, Бони точно знал, что это лекарство необходимо, иначе на борту корабля не останется невольников. Поэтому каждый вечер, когда невольники возвращались в трюм и их приковывали к стене, он ходил и раздавал мазь.

– Старик!

Бони повернулся – голос прозвучал глухо, но требовательно. Прищурившись в неясном свете, проникающем в трюм, он разглядел голубые глаза шотландца. Старика часто удивляла поразительная способность этого человека выносить боль. Мощная спина и плечи были исполосованы шрамами от побоев, полученных им во французской тюрьме, а запястья и щиколотки навсегда сохранят отметины от цепей. Но у шотландца была осанка принца крови. Он жалел своих товарищей по несчастью, часто принимая на себя побои, предназначенные другому, и заботился о больных.

– Да?

– Расскажи мне об этой девушке.

Бони пристально посмотрел на него, прежде чем обмакнуть пальцы в ведерко с мазью и растереть ее на руке шотландца.

– Попридержи язык. Я ни за что не стану говорить о Кортни среди этого грязного сброда.

– Кортни. – Рори произнес это имя и нашел, что оно ей подходит. – Почему Торнхилл не оставил ее при дворе короля? Жизнь там, несомненно, безопаснее, чем на борту пиратского корабля.

– Дела капитана меня не касаются. – Бони пошел дальше, раздавая драгоценную мазь. Когда все получили свою долю, он перешагнул через распростертые тела и снова остановился около шотландца. – Кортни – лучший матрос на этом судне.

– Понятно. – Рори увидел на лице старика гордость и нежность. – Держу пари – у нее прекрасный учитель.

Польщенный, Бони кивнул головой и дал шотландцу лишнюю порцию мази. Пока Рори смазывал ею раны, старик продолжил разговор:

– Капитана я знавал еще парнишкой, всю жизнь состою при нем. Нрав у него тяжелый, но девочка упряма и не боится его. Только ей он и спускает дерзости, остальные за это расплачиваются жизнью.

Бони понимал, что слишком разболтался с этим незнакомцем, но ему редко удавалось похвастаться воспитанницей, которой он так гордился, потому он не мог остановиться.

– Я видел, как она скребла палубу, раздирая руки до крови, но ни разу не пожаловалась. – Глаза Бони заблестели от воспоминаний. – И никогда она не хныкала, как это водится у девчонок. – Понизив голос и оглянувшись, чтобы убедиться, что все вокруг спят, он сказал: – Только раз она плакала.

– И когда это было?

Попав на это судно, Рори обдумывал план, как освободиться от цепей и, забрав старика в заложники, устроить побег, но он отбросил эти мысли. Даже его немалая сила не смогла бы разбить эти цепи. Да и Бони не носил на себе никаких ключей – он в этом убедился очень скоро. Но все равно старик был полезен, так как кое-что знал, и Рори со вниманием слушал его.

– Это произошло в ту ночь, когда дружок ее, юнга Йэн Горн, спас ее во время шторма – она чуть не упала за борт.

Что-то в голосе старика насторожило Рори.

– И почему же она от этого заплакала?

– Потому что капитан строго приказал ни одному из мужчин не прикасаться к Кортни. Что бы ни случилось. – Бони наклонился к Рори, боясь, что его могут услышать. – Они с парнишкой очень дружили, все было безобидно – ей восемь или девять лет, а ему около тринадцати. Когда разыгрался шторм, она оказалась около поручней, и ее смыло бы за борт, если бы Йэн не дотянулся и не схватил ее. Когда капитан это увидел, он приказал Горну положить руку на поручень. И тут же, на глазах у Кортни и всей команды, отрубил парню кисть руки своей шпагой.

Рори проглотил горький ком, подступивший к горлу. Что же это за человек, который вознаградил спасителя собственной дочери таким образом? Сколько еще жестокостей была вынуждена наблюдать эта девочка?

Рори постарался говорить спокойным голосом:

– Твой капитан – жестокий человек.

– Да. – Бони выпрямился, тут же пожалев, что разоткровенничался с шотландцем. Если капитан об этом узнает, то не сносить ему головы. – Он держит свое слово. С тех пор ни один мужчина не осмеливается дотронуться до нее.

Когда старик вскарабкался по лестнице и дверь в трюм захлопнулась, Рори Макларен, лежа в темноте, размышлял о только что услышанном. Кортни. Имя такое же красивое, как и она сама. Однако эта красавица навидалась в своей жизни ужасов. Странная история и странная девушка.

«Ястреб» не приставал к берегу уже несколько месяцев. Плавание было долгим и прибыльным. Из спокойных вод Истмуса корабль приплыл в штормовые, бурные воды около побережья Уэльса. «Ястребу» встречались суда под разными флагами, даже под персидскими и османскими.[2] И все они, если не находились под покровительством Франции, терпели поражение от рук опытных пиратов Торнхилла.

Команда была на взводе, всем хотелось снова ступить на твердую землю. Кортни не разделяла их нетерпения. Хотя в Париже, среди дворцовой суеты и интриг, было даже забавно, Кортни лучше всего чувствовала себя в море. Девушка была вынуждена проводить длительное время на суше, дабы получить «надлежащее образование», как это называл Торнхилл, но лишь на борту «Ястреба» она ощущала себя дома. Она привыкла к зловещим воплям морских птиц и крикам матросов. Даже ночью, лежа на своей койке, она слышала знакомые звуки – скрип рангоута, плеск волн о корпус корабля. Жизнь вне «Ястреба» была для нее немыслима.

Кортни стояла у поручней, наблюдая удивительный заход солнца. Паруса были опущены, якоря брошены. Корабль умиротворенно неритмично покачивался на волнах. Снизу доносился грохот цепей – это невольников отвязывали от весел и они возвращались в трюм. Скоро жизнь замрет, и все на борту погрузятся в сон после изнурительного дня.

Это время было любимым у Кортни. Она могла побыть немного в камбузе с Бони, прежде чем уйти в свою каюту, где ее ждали морские карты и немногочисленные, но любимые книги.

Она вошла в камбуз и с удивлением обнаружила там высокого рыжебородого невольника, стоящего возле согбенного старика. При виде Кортни невольник сощурился.

Бони даже не взглянул на нее.

– Подержи. – Он передал ей ведерко.

Сделав знак невольнику повернуться, Бони стал мазать ему спину. Тот аж зашипел от боли, затем распрямил плечи и сжал ладони в кулаки.

Спина невольника была разодрана плетью, и кожа вместе с мышцами висела клочьями, разорванная рубашка промокла от крови.

При виде этого у Кортни перехватило дыхание. Затем, чтобы не показаться слабой, она сказала ледяным голосом:

– Должно быть, он слишком непокорный, раз заслужил такое наказание.

– Да. Или дурак, – ответил старик, смазывая раны толстым слоем мази. – Он принял побои за другого, тот слишком слаб и не выжил бы.

Неожиданно у Кортни на глаза навернулись слезы, но она сморгнула их.

Старик забрал у нее ведерко и поставил его на ободранный деревянный стол. Он уже собрался выпроводить невольника вон, когда чей-то голос прокричал:

– Бони, иди сюда скорей – тут матрос харкает кровью.

Старик, казалось, не знал, как ему поступить – то ли идти на помощь матросу, то ли остаться стеречь невольника.

Видя его нерешительность, Кортни вытащила из-за пояса кинжал.

– Я посторожу невольника, Бони. Иди к матросу.

– Хорошо. – Старик скосил глаза на возвышающуюся над ним фигуру. – Не вздумай ослушаться леди. Те, что сдуру не поверили в ее силу, теперь лежат на дне морском.

Рори наблюдал за стариком. Тот ушел, и если когда-либо и было подходящее время удрать из этого ада, то оно пришло. Он мысленно измерил расстояние между девушкой и матросами, снующими около корабельных поручней. Шанс был. Он посмотрел на кинжал, который она держала в руке, – он видел оружие и поопаснее и в руках не столь хрупкого создания. Рори призвал себя к терпению. Если появится возможность убежать, то он ею воспользуется. Повернувшись спиной, он тихо сказал:

– Старик не смазал несколько ран. Вы не будете столь добры, чтобы помазать еще?

Кортни взглянула на окровавленную спину и быстро отвела глаза.

– Я не могу.

Рори повернулся к ней лицом.

– Старик говорил, что вы добрая и сострадательная. Он пошутил?

Кортни проглотила обиду, стараясь не смотреть на него.

– Я не могу дотрагиваться до тебя.

Он сделал шаг вперед, а она отступила. Рори протянул к ней руку и удивился, что она съежилась, прежде чем занести кинжал.

– Не прикасайся ко мне.

– А что будет, если я прикоснусь? Вы вонзите кинжал мне в сердце?

– Ты должен бояться не моего кинжала, а гнева моего отца.

Улыбка Рори была холодной и угрожающей. Он сделал еще один опасный шаг в ее сторону.

– Я знаю о приказе капитана Торнхилла – старый Бони мне рассказал. Я также знаю, какая участь постигла вашего друга, когда он ослушался этого приказа. – Он понизил голос. – Но я не юнга. – Он холодно улыбнулся. – Да и вы уже не ребенок.

Он окинул ее взглядом, задержавшись на выпуклостях груди под малиновой шелковой рубашкой. Когда он снова поднял глаза, то отметил румянец у нее на щеках.

Одно быстрое движение – и его рука схватила ее запястье, а кинжал со стуком упал на пол. Она широко раскрыла глаза от изумления.

Никто после случая с Йэном Горном, который передавался из уст в уста, не осмелился дотронуться до нее. Но этот невольник и не был похож ни на кого. Его пальцы могли переломить ей кости, словно это были прутики. Не успела она об этом подумать, как его хватка ослабла, а прикосновение сделалось мягким.

– Ты не должен…

– Шшш…

Не отпуская руки девушки, он прижал палец к ее губам, призывая к молчанию, и, сделав шаг вперед, заглянул ей в глаза. Эти глаза были необычны, бледно-янтарные с зелеными крапинками. В них он мог прочесть все чувства, пронизывающие ее: удивление, потрясение, гнев, страх.

Дурак, ругал он себя. Надо было бежать, не теряя времени. А теперь, попытайся он рвануть к поручням, кто-нибудь из команды тут же его заметит. Но разве свобода не стоила риска? Тем не менее, он не двинулся с места, зачарованный этой странной девушкой. Ее губы были такие мягкие под его мозолистыми пальцами, а пульс бился так сильно под его рукой, все еще сжимавшей ее запястье. Да и его собственный не был слишком ровным. Кортни ощущала жар в том месте, где он касался ее кожи. Когда его пальцы дотронулись до ее рта, она сжала губы и отшатнулась. От руки, сжавшей ее запястье, огненные струйки побежали по телу – ей казалось, что она вся горит. Он держал ее так осторожно, что она свободно могла отодвинуться, но почему-то была не в состоянии шевельнуться. Взгляд его голубых глаз гипнотизировал, притягивал, и она теряла способность трезво мыслить.

Ей хотелось еще на мгновение продлить ощущение его теплых пальцев у себя на теле. А что бы она почувствовала, если бы эти сильные руки обняли ее и прижали к своей груди? А искушающие губы поцеловали ее? Боже милостивый, откуда у нее подобные мысли?

Она глубоко вздохнула и, вздрогнув, отпрянула назад.

– Никогда больше не дотрагивайся до меня.

Почему ей так трудно говорить? В горле пересохло, так что слова прозвучали едва слышным шепотом.

– Вы боитесь за меня? – Губы Рори сложились в улыбку, от которой у нее по спине пробежал ледяной холодок. – Или за себя?

Его насмешка была недалека от истины, поэтому она решила ничего не отвечать и нагнулась за кинжалом. В этот момент двое матросов вошли в камбуз.

Стараясь говорить властно, она произнесла:

– Ты, Симпсон, отведешь этого человека в трюм.

Она отошла к поручню и глубоко вдохнула ночной воздух. Повернувшись, она увидела, что невольник следит за ней. За его спиной матрос держал наготове шпагу. Невольник словно приковал Кортни к себе взглядом, который она ощущала как прикосновение. Неужели возможно, чтобы грязный оборванец так ее взволновал? Наверное, это колдовство. Вскинув голову, она направилась в свою каюту, чтобы в одиночестве собраться с мыслями.