Глава 5

— Неизбежный! — пробормотала она на латыни себе под нос. Дело действительно дрянь. Ксавье казался скорее раздраженным, чем злым, но он, конечно, не тянул с ударами. Его прямота, лишенная всякой вежливости, настораживала. Была ли подобная честность чертой характера Дома?

Разве это не стало бы интересной темой для исследования?

Когда он издал угрожающий звук, она переключила свое внимание на него и быстро забралась на стол. Подкладка под простыней на резинке была из черной кожи, словно зловещая версия врачебного стола для осмотра. Только шире. Свисающие ремни и вставные D-кольца ничуть не снижали градус ее неуверенности.

— Ложись, — приказал он. Официантка передала ему кожаную сумку огромного размера.

Слишком неуверенная в себе, чтобы подчиниться, Эбби уставилась на сумку. В ней явно должно было что-то лежать. Когда с другого конца комнаты донесся крик, она посмотрела на сцену, за которой наблюдала, и…

Сильные руки сомкнулись на ее плечах, и Ксавье толкнул ее на спину.

— Я не думаю, что ты намеренно непослушна, Эбби, но ты очень рассеянна, — его губы подергивались. — Этим ты погубишь хрупкое эго Дома, если не будешь обращать на него внимания.

У него действительно было чувство юмора. Оно не было откровенно пошлым, но почти скрытым. И привлекательным.

— Ваше эго совсем не хрупкое. — Даже близко нет.

Опустив ее голову на свою ладонь, он оперся на руку. Он стоял достаточно близко, чтобы она могла почувствовать запах его лосьона после бритья, насыщенный специями с нотками экзотических смол. Крошечные крупинки золота согревали его темные глаза. Его губы казались твердыми, но она помнила их бархатистость.

Он поцеловал ее. Его губы накрыли ее губы, а затем дразняще приоткрыли их. Его язык проник внутрь, неторопливо поглаживая тепло ее рта. Схватив ее за волосы, он оттянул ее голову назад, чтобы лучше захватить ее губы. Его одобрительный рык прошелся по ее позвоночнику, даже когда его рука изогнулась вокруг ее челюсти, фиксируя ее более надежно. Агрессивный — слишком агрессивный — напор, но жар тлел под ее кожей, словно она стояла перед обогревателем.

Боже, этот мужчина умеет целоваться. Не отвлекаться. Восстановив самообладание, она попыталась поэкспериментировать, дразня языком в ответ.

Он поднял голову, посмотрев на нее.

— У тебя очень активный ум, Кудряшка. Сегодня я собираюсь выяснить, что нужно сделать, чтобы отключить твой мозг.

— Вы… что? — Ее мозг и был всем тем, чем она являлась. Она попыталась сесть.

Он усмехнулся и прижал ее к себе, подкрепляя это особенным взглядом, обещающим плохие вещи, если она не останется на месте. Когда она перестала сопротивляться, он застегнул наручник на ее левом запястье и прикрепил кольцо к боковой стенке стола рядом с ее бедром. Затем он проделал то же самое с другим запястьем.

Что ж, такого рода рабство не казалось слишком удручающим. Она все еще была достаточно свободна, и ее ноги не были скованы.

Он начал расстегивать ее корсет.

— Что Вы делаете?

На его лице отразилось веселое недоумение.

— Эбби, как много сабмиссивов ты замечала в одежде во время сцены?

— Эм. Одного.

Улыбка мелькнула на его губах.

— И это было потому, что…?

— Домина хотела разрезать его рубашку своим хлыстом.

Когда ее корсет распахнулся, он вытащил его из-под нее и бросил на стул. Воздух охладил ее влажную кожу, заставляя соски напрячься.

Он снял с нее юбку, и, слава богу, она побаловала себя покупкой сексуального белья. Уголок его рта приподнялся, когда он провел пальцем по кружеву ее темно-красных, дерзких трусиков.

— Мило. Кружево и красный цвет тебе очень идут. — Комплимент привел ее в восторг, но когда он начал стягивать трусики, она инстинктивно сомкнула ноги.

Он резко шлепнул ее по передней части бедра.

— Ой! — Место удара запылало. Осознание того, что он не позволит ей ничего упустить, вызвало дрожь уязвимости… и пробудило возбуждение в ее животе.

Он продолжал раздевать ее, будто не сделал ничего необычного. Неужели он бьет женщин каждый день? Трусики упали поверх корсета. Когда он положил свою широкую ладонь на ее голый живот в таком обычном жесте, как другой мужчина мог бы взять ее за руку, непринужденность его прикосновения просто потрясла ее.

— Эбби, до сих пор я потакал тебе, потому что ты новенькая. Ты сказала, что немного читала о БДСМ?

— Да, Сэр.

— Тогда ты, хотя бы теоретически, знаешь, как себя вести.

Его острый взгляд прорвался сквозь ее спутанные мысли.

— Да, Сэр.

— Продолжай в том же духе. Предупреждаю, если ты начнешь смотреть другие сцены, я увеличу интенсивность прямо в этом месте, — он поднял ремень, проведя концом по ее животу. — Мы, Домы, довольно конкурентоспособны, знаешь ли.

Интенсивнее? Это звучало не очень хорошо. И все же она была возбуждена. Ее кожа, казалось, была обработана пескоструйным аппаратом, и каждое касание заставляло нервы возбужденно работать.

Ксавье закрепил ремень под ее грудью, прижав ее к столу.

— Ты можешь дышать?

Она не могла сесть. Не могла вырваться.

— Я… я не… — как полноводная река, тревога ревела в ее голове.

— Сделай медленный вдох, — его ровный голос прорвался сквозь шум и панику. — Еще один, — когда он провел теплой рукой вверх и вниз по ее руке, биение ее сердца замедлилось. И ее разум снова включился.

Почему, черт возьми, она так сорвалась? Она наблюдала за сценами с элементами рабства без всякого страха. И это казалось страшнее, чем быть скованной. Ксавье аккуратно отобрал у нее контроль над ситуацией, а она и не заметила, как это произошло.

С Натаном она всегда отступала, прежде чем он доходил до этой точки. Потому что… потому что отчасти Эбби беспокоилась, что если она разозлит его, то он оставит ее скованной или, что еще хуже, сделает то, чего она не хотела.

Ксавье подкрался к ней незаметно. Он был самым уверенным в себе мужчиной, которого она когда-либо встречала. Он был самым самоуверенным мужчиной, которого она когда-либо встречала, будто он просто ждал, пока она устроится поудобнее. По непонятной ей причине она знала, что он не станет рисковать ее безопасностью, даже если потеряет самообладание во время сцены, в чем она сомневалась. У этого Дома всегда все было под контролем и в зоне полной ответственности.

— Готова?

Вдохнув, будто готовясь к уколу, она кивнула.

Он поднял другой ремень.

— Помни, что твое стоп- слово — «красный». Ты скажешь мне, если ограничители будут неудобны, или если ты будешь слишком волноваться из-за них. Ты поняла, Эбби?

Его голос проникал в самую глубину ее внутреннего «я».

— Да, Милорд.

— Очень мило, — его легкий поцелуй послужил наградой.

Но ее нервозность снова нарастала. Возможно, она доверяла ему — по большей части. Но полностью передать ему весь контроль? Она никогда не позволяла себе такого — особенно в сексе. Но все же чувство безопасности ускользало из-под ее контроля, будто он перевернулся в постели, забрав с собой простыни и оставив ее обнаженной.

— Я не знаю, смогу ли это сделать.

Не отрывая взгляда от ее лица, он закрепил еще один ремень — над ее грудью. Давление стягивало кожу и заставило ее груди выпятиться между ремнями.

— Я вижу, что это пугает тебя, Эбби. Можешь ли ты доверять мне, чтобы я дал тебе то, что тебе нужно?

— Нужно? Я не уверена, что мы трактуем это слово одинаково.

Благодарность за ее ответ озарила его глаза.

— Сабмиссивы и Доминанты часто расходятся во мнениях о том, в чем нуждается сабмиссив, даже при рассмотрении одной и той же проблемы, — опираясь на предплечье, он почти рассеянно ласкал ее грудь. Его нежное пощипывание сосков запустило жар в самом низу, пока ее половые губы и клитор не затрепетали.

Еще один ремень был перекинут через ее бедра.

— Например, — его большая ладонь легла на то место, где выпирал ее уродливый живот. — Ты смотришь на себя и думаешь, что тебе нужно похудеть.

Именно так. Вот почему ей нужно было оставаться в одежде. Ее губы сжались.

— Я смотрю на тебя и думаю, что ты должна принять красоту своего тела и перестать искать недостатки. Его голос звучал с непоколебимой твердостью. Он наклонился, расположил руки по обе стороны от ее талии, поглаживая ее живот. — М-м-м. Вся эта мягкость невероятно соблазнительна, Эбигейл.

Его слова, возможно, и не убедили бы ее, но глаза с потяжелевшим взглядом, выражающим удовольствие, и то, как его руки задерживались и поглаживали ее тело, были тому подтверждением. Кроме того, он был Милордом. Ему не нужно раздавать красивые комплименты, чтобы соблазнить. Любая незамужняя нижняя в клубе умоляла бы, чтобы быть с ним.

Он назвал ее Эбигейл? Она нахмурилась.

— Меня зовут Эбби.

— Но ведь твое полное имя Эбигейл, не так ли? Так написано в бланках, — он обернул поножи вокруг ее левой лодыжки и закрепил их в нижнем углу стола. Широко раздвинув ее ноги, он сковал правую.

— Что Вы делаете?

— Все, что захочу, — Ксавье окинул ее взглядом.

Стол, казалось, опустился на фут, оставив ее желудок позади.

С легкой улыбкой на губах он опустил ладонь на ее киску, и от тепла и давления в клиторе она задрожала.

— Несмотря на то, что я не буду использовать свой рот или член в этом местечке, внизу, я намерен использовать свои пальцы и другие приспособления, Эбигейл. Это проблема?

— Другие? — она замерла. — Неважно, во что верят люди, занимающие высокие посты, это все равно вид секса.

Его усмешка была подобна темному шоколаду.

— Да, это так, — он провел ладонью по ее наружным половым губам и поднял пальцы, чтобы продемонстрировать блестящую влагу. — Опять же, это проблема для тебя? Или ты девственница?

Когда она взглянула на него, он шлепнул ее по бедру. Сильно.

Ее кожу жгло, и она не могла пошевелиться, чтобы потереть саднящее место. Не пялься на Дома, идиотка.

Покачав головой в знак порицания, он терпеливо ждал.

— Мне жаль, — пробормотала она. Легкая боль, казалось, стекала с ее ноги и устремлялась к самой сердцевине, которая начала пульсировать от желания.

— Осмелюсь предположить, что со временем ты научишься хорошим манерам, — его рука снова легла на ее киску, как раз там, где она особенно была мокрой. — А теперь ответь на мои вопросы. Вежливо.

— Я не девственница. О чем, я уверенна, вы знали, — она не думала о прикосновениях. Сексуальных. Она вообще не планировала что-либо делать, и вот она здесь, лежит голая, пристегнутая, и ее открыто ласкают. Разве это не было неправильным? Разве она не любит Натана?

Как может посторонний мужчина возбуждать ее?

Но Натан не хотел ее. Поэтому она была вольна поступать так, как ей заблагорассудится. На самом деле он, вероятно, уже нашел кого-то другого. Это осознание заставило ее почувствовать себя одинокой, даже когда ее гнев нарастал.

Взгляд Ксавье стал более пристальным.

— Слишком много размышлений для простого вопроса.

Секс никогда не бывает чем-то простым.

— Прикосновения и… приспособления… не проблема.

— Очень хорошо.

Теперь, когда она сказала ему, что он может прикасаться к ней, придурок убрал свою руку. Насколько это было извращенно?

Ее попытка сдержаться и не поднять глаза на него, вероятно, почти взорвала клетки мозга во всей черепной коробке.

Его губы сжались, и он явно пытался не рассмеяться.

— Эбби, ты действительно восхитительна, — одним пальцем он отвел прядь волос за ее ухо. — Теперь я могу завязать тебе глаза, чтобы ты оставалась в настоящем, но тебе будет удобнее, если ты будешь видеть меня.

Она кивнула, хотя он не спрашивал разрешения, а просто перечислял ей, что произойдет. Несомненно, это была его версия переговоров. В конце концов, он видел ее список ограничений. Она начала думать, что ей следовало бы отметить «нет» на гораздо большем количеств пунктов.

Какой путь выбирает большинство сабмиссивов — попробовать или отказаться от превалирующего количества вариантов? Разве это не было бы отличной темой для исследования? Она бы предположила, что покорные черты характера приводят людей к…

Ксавье издал предупреждающий звук.

Она моргнула и поняла, что он смотрит на нее. Ох.

— Ты — нечто, зверушка, — пробормотал он. Он провел пальцем по ее нижней губе, вниз по подбородку, медленное движение теплого кончика пальца ощущалось мучительно чувственным. Обогнув впадинку на шее, он поцеловал это место, его губы на ее коже были бархатистыми, а затем его палец прошелся по верхней части грудной клетки. Ее груди, и без того плотно зажатые ремнями, напряглись еще сильнее, а соски запульсировали, словно требуя, чтобы он отвлекся и занялся ими.

Его прикосновение скользнуло между грудей, обогнуло левую, затем по спирали двигалось по кругу, прямо к соску.

О, пожалуйста, прикоснись ко мне.

Он осторожно потянул за вершинку, долгожданное прикосновение было словно свет, пробивающийся сквозь витражи и освещающий каждый уголок ее тела. Следующее потягивание было более сильным, заставляя пульсировать и половые губы. Когда он ущипнул, продолжая удерживать сосок пальцами, не отпуская, боль зажгла что-то глубоко внутри нее, вызвав смущающее ощущение удовольствия.

Ее мысли колебались, желание вырваться вступало в противоречие с желанием выгнуться в его объятиях.

Улыбаясь, он отпустил ее сосок, и кровь прилила к нему с новой силой.

— Когда я закончу, они будут красивого насыщенного красного цвета, — сказал он, не поднимая глаз. Его палец обвел ареолу.

Клитор покалывал и горел, но она не хотела, чтобы он… прикасался к ней. Не там. Но в то же время отчаянно желала, чтобы он это сделал. Нет. Да. Стиснув зубы, она отвернулась от него, пытаясь отвлечься. В конце концов, она должна была заниматься исследованиями, а не позволять какому-то… человеку… играть с ней. Какая же она шлюха?

В другом конце комнаты Дом чистил оборудование, в то время как Домина раздавала воду и обнимала завернутых в одеяла сабмиссивов. Каким образом два Доминанта решали, кто из них…

— Ты намеренно отвлекаешься, — заявил Ксавье. Это был не вопрос.

Ее взгляд метнулся вверх.

— Я думал, что тебя отвлекает происходящее вокруг, и что тебе нужно дисциплинировать себя, но это не так. Ты мыслями сбежала, как если бы умчалась на собственных ногах подальше. Почему?

— Я… Там была интересная сцена.

Его черные брови сошлись вместе, а глаза ожесточились.

— Нет. Ты смотрела, чтобы отвлечься. Ты проделала тот же маневр с Сетом, — он оперся бедром о стол, совершенно непринужденно беседуя с ней, пока она была обнажена, а ее ноги широко раскрыты, чтобы все могли видеть ее гениталии. — Я не думаю, что есть сомнения в том, что ты саба, Эбигейл, и что ты возбуждена. Возбуждение доставляет тебе такой дискомфорт, что тебе нужно сбежать?

Когда румянец залил ее лицо, она дернулась и вывернулась, желая освободиться от ремней. Кто он такой, чтобы спрашивать ее о чувствах?

Он обхватил ее грудь, большим пальцем небрежно поглаживая сосок. Ее спина начала выгибаться, и она напряглась. Нет. Ощущение желания было… неправильным. Она не контролировала свои реакции, ее тело сбивало ее с мыслей.

— Ты боишься возбуждения?

— Конечно, нет. — Страх — не то слово, которые описывает ее ощущения. Стеснение… определенно.

Его глаза сузились, взгляд стал пристальным. Он перекатывал ее сосок между пальцами, и ее глаза закрылись от нахлынувших ощущений. Когда он остановился, она попыталась взять себя в руки, чтобы…

— Тебя беспокоит потеря контроля, — пробормотал он. — Не возбуждение, по большей части, но это разрушает твою способность оставаться в трезвом уме и сознании. Думать, — он наклонился, чтобы погладить ее по лицу. — Кудряшка, неужели ты не понимаешь, что именно в этом и заключается покорность? Отказаться от контроля, чтобы не думать и не волноваться? Пока мы вместе разделяем эту сцену, думать — моя работа.

Его слова пронзили ее страхом и одновременно надеждой. Внизу живота зародился тревожный трепет предвкушения, как хлопанье занавески во время свежего шторма.

— Ксавье.

— Попробуй еще раз.

— Милорд, я не хочу… Это не… — она не могла думать в этот момент.

— Тебе не нужно анализировать в этот самый момент. Доверишь ли ты мне контроль над сценой и собой прямо сейчас на следующие полчаса или час?

Если бы она сказала «нет», то ранила бы его чувства. А она ему доверяла. В основном. Может ли она позволить ему сделать то, что он хочет?

— Вы не заткнете мне рот?

— Нет, Эбби, — его улыбка была нежной. — Ты еще не готова к этому.

Но что он конкретно сделает? Она хотела выяснить… вроде того.

— Хорошо.

— Хорошая девочка, — к ее замешательству, он снял с нее очки.

— Нет!

Он прищурился сквозь линзы.

— Они для расстояния, да? Ты видишь мое лицо?

— Немного, но не так хорошо, когда они на мне.

— А другую сцену?

Она повернула голову. Все, что находилось дальше трех футов, стало размытым.

— Нет, — быть полуслепой было слишком страшно. — Мне нужны очки.

— Нет, — то, как рассеянно он это сказал, будто у нее не было выбора, вызвало странное покалывание в ее мышцах. Он посмотрел на нее.

— Тебе страшно без них? Больше, чем быть привязанной к столу?

— Я стараюсь не думать о рабстве, — ворчливо ответила она.

Он усмехнулся, коротко и потрясающе.

— И, да, мне страшно. Что если что-нибудь случится, например, пожар? — Она бы не смогла найти выход. — Или террористическая атака. Или зомби.

Он усмехнулся.

— Мне нравятся сабмиссивы с воображением.

Это было не воображение — просто готовность ко всему.

— Во-первых, я бы никогда не оставил того, кто скован, — он опустил руку на ее лицо, словно обещая. — Однако мы можем пойти на компромисс. Тебе разрешено держать их рядом, — он положил ее очки на бедро, где ее пальцы могли проследить за металлом. — Но не в руке, потому что ты можешь сломать их, не осознавая этого.

Каким образом это может произойти? Когда ее волнение возросло до уровня защиты диссертации, его губы дрогнули.

Из своей сумки он достал восьмидюймовую коробку, бутылку с водой, крошечные салфетки для рук… Это, что, йогурт? Наконец, он вытащил все еще запакованный вибратор.

— Это твоя первая игрушка от меня.

Она не просила никакую игрушку.

Он провел рукой между ее ног, обводя ее складочки, посылая по ее телу радостное предвкушение. Ее клитор пульсировал от желания. Пальцем он очертил его по кругу, словно измеряя, а затем толкнулся внутрь, почти как на медицинском осмотре… только ни один врач никогда не заставлял ее чувствовать себя так.

Осознание того, что она не может избежать его интимных прикосновений — или чего бы то ни было, что он решил сделать, — пронизывало ее волнами жара. И что еще хуже, она не могла направить его руки в нужное ей место. Она попыталась приподнять бедра вверх, чтобы он обратил внимание на ее клитор, но ремень, удерживающий ее в области нижней части живота, препятствовал любому движению. Ее кожа словно горела.

Он добавил еще один палец, растягивая ее. Трепетание в животе усиливалось, пока он исследовал и наблюдал за ней, словно приучая к своим прикосновениям. Когда он погладил то место внутри нее, она почувствовала, что ее клитор отреагировал, и издала булькающий звук.

— О? — он задерживался, поглаживая это место снова и снова, неустанно усиливая ее голод, пока даже пальчики ног не свело напряжением.

— Хорошая девочка, — похвалил он и ввел игрушку в ее влагалище. Она ощущалась прохладной, мягкой, гладкой, но гораздо толще, чем два пальца. Эбби вздрогнула, когда он растянул ее изнутри.

Ксавье щелкнул переключателем, и легкая вибрация не задевала ничего важного, например, клитор, но ее тело почувствовало, как усилилось давление.

Когда он натянул пару перчаток, она напряглась.

— Что… Я отказалась от игр с кровью.

— Эбигейл.

Он все знает. Она тяжело сглотнула и повернула шею, чтобы проверить предметы, которые он положил на стол. Никаких ножей. Никаких игл. Хорошо. Наверное.

Вибрация заставляла ее клитор гореть от потребности. Ее тело ощущалось… странным. Незнакомым. Когда ее взгляд переместился на сцену по соседству, она поймала себя на этом. Она действительно пыталась сбежать, не так ли?

И сейчас она не обращала внимания на Дома. Она заставила свой взгляд вернуться к нему.

— Не волнуйся, зверушка, — его темные глаза были слишком проницательны. — Через минуту у тебя не будет выбора, о чем думать. Я этого не допущу, — он вставил ватный тампон в один флакон и смазал жидкостью ее левый сосок. Она пахла так же, как то, что он вчера намазал ей на руку. Как рождественские свечи. Или корицей. Он хотел, чтобы ее грудь пахла пирогом? Существует ли такая вещь, как фетиш на запахи?

Он покачал головой.

— Твой ум занят, — он принялся за другую ареолу.

Когда прохладный воздух коснулся ее влажных сосков, те сжались в твердые пики.

Ничего не говоря, он бросил ватный тампон в корзину, за ним последовали перчатки. Ксавье двигался медленно, целенаправленно, словно в ритуальном танце, затягивая фиксаторы на ее лодыжках и проводя руками по ее подтянутым икрам. Когда он продолжил движение вверх, к ее аккуратным коленям, ей захотелось спрятаться.

— У тебя красивые ноги, Эбби.

И толстые белые бедра. Еще бы.

— Бледная кожа имеет очаровательную текстуру, — его улыбка мелькнула на мгновение. — Как простыни из египетского хлопка в шестьсот нитей или около того.

Восторг, вызванный комплиментом, растекся по ней патокой, усиливая ощущение поглаживанием ее бедра, явно демонстрируя, что он получает удовольствие от своих действий. Она затаила дыхание, когда его мозолистые ладони обвились вокруг ее бедер, а большие пальцы погладили складку у половых губ. Так близко.

Он наклонился и поцеловал ее живот, и в ней вспыхнуло желание, чтобы его губы спустились ниже. Почему она установила ограничения, например, по поводу никакого секса? Она определенно хотела секса.

Его поцелуи спускались ниже, пока его дыхание не взъерошило тонкие вьющиеся волоски, покрывающие ее лобок.

— Я… я не брею там, — сказала она. — Я..

— Иногда я настаиваю на этом. Иногда нет, — ответил он. Ксавье взъерошил ее кудряшки, вызвав прилив тепла. — В данный момент я не хочу, чтобы ты брилась. Мне нравится белый участок на фоне всего этого розового великолепия.

Его палец безучастно обвел ее пупок, будто убивая время, ожидая…

О-о-о, ее грудь. Каждый сосок словно обхватил влажный рот, и тепло неуклонно перерастало в жар. У нее перехватило дыхание. Он намазал ее этой мазью. Неудивительно, что он надел перчатки.

— Ты…

— Я, — его голос приобрел оттенок стали. — Ты больше не заговоришь, если только не используешь свое стоп-слово или «желтый», чтобы показать, что ты напугана.

— «Желтый» был, как только я вошла в эту дверь.

Его смех был таким же глубоким и мужским, как и его голос.

— Тогда скажи мне, когда достигнешь «оранжевого».

Надев новые перчатки, он взял другой флакон и смазал внешнюю сторону ее внутренних половых губ. Через минуту кожа стала ощущаться прохладной, словно под действием ледяного мятного дыхания, оставившего решительные укусы. Но в это время ее соски горели все сильнее.

Ее пронизывали необычные ощущения: холод здесь, тепло там, вибрации внутри. Ей нужно было больше. Что-то еще. Когда он поднял еще один пузырек, она напряглась. Она не хотела этого. Она хотела секса.

Он держал смоченный ватный тампон так, чтобы она могла его видеть, и чем дольше он ждал, тем сильнее она чувствовала все, что он уже успел сотворить с ее телом. С ужасающей ее интенсивностью в ее венах закипало предвкушение.

Слегка улыбнувшись, он медленно и тщательно провел тампоном по клитору.

О, о, о. Шероховатость хлопка была изысканной мукой. Она тяжело вдохнула и затем выдохнула. Вдох. Выдох. Ничего не происходило. Она сделала еще один вдох. Было не так уж плохо.

Отложив тампон и перчатки, он огладил внешние стороны ее грудей, а затем провел пальцем по центру туловища до самого лобка. Играя с ней, лаская ее, позволяя вибратору и мазям поддерживать ее возбуждение на некомфортном уровне. Но почему…

Мазь на клиторе словно стала нагреваться. В отличие от жара, тлеющего на сосках, этот ощущался тысячью раскаленных игл, атакующих нервный узелок. Нет. Пот выступил на ее верхней губе, а затем и по всему телу. Это было слишком. Вибрация внутри. Ее соски тлели, складочки были ледяными, но самое чувствительное место горело огнем.

Он наклонился и выпустил струю воздуха прямо в ее киску. Ее спина выгнулась дугой, когда ощущения в раз усилились. Холодно. Горячо. Она стонала.

— Вот это хорошая девочка, — с негромким смехом он усилил вибрацию на один уровень.

Ее внутренности сжались вокруг гладкой поверхности, когда ощущения волной захлестнули ее. Горячие, холодные, обжигающе горячие, и ее сердцевина подрагивала вокруг жужжащего вибратора.

В томлении она услышала чей-то смех неподалеку, шлепок паддла и крик. Она вдохнула аромат корицы. Мяты. Воздух, казалось, клубился вокруг нее, и она не могла сосредоточиться. Слишком жарко, и в то же время нет, и с каждой секундой потребность кончить впивалась в нее когтями, пока ее тело не задрожало.

— Я… Пожалуйста…

Нет, она не должна была говорить. Она сдерживала слова, чувствуя, как под ней содрогается земля.

Звук поблизости заставил ее поднять глаза. Ксавье натянул новые перчатки и выдавил на нее смазку. Стоя у ее бедра, он наблюдал за ней, проводя скользкими пальцами по ее горящим соскам. Медленные, горячие круги. Внизу ее складочки были словно холодными, но клитор ощущался так, будто крошечные зубки осторожно впивались в него, а теперь… Смазка охладила ее ареолы, а затем еще сильнее нагрела их.

Когда он перекатывал ее соски между твердыми пальцами, к чувственной палитре добавилась острая боль, и ее тело содрогнулось. Вся ее сущность превратилась в один гигантский нерв.

— Хорошенькая маленькая Эбби. Мне нравится видеть, как твои глаза теряют фокус, — его голос растекался вокруг нее тихим журчанием, оказывая успокаивающее воздействие на ее потрясенное состояние.

Она хотела что-то сказать, но не могла освободиться от власти своего тела. Слишком многие вещи лишали ее мозг способности к мышлению. Ее внутренности словно скручивало по мере того, как давление все нарастало, но все же было недостаточным.

Она попыталась свести ноги вместе, чтобы успокоить свой горящий, ноющий клитор. Но не могла сдвинуться ни на дюйм. Ее пальцы сжались в кулаки, когда по ней прокатилась очередная волна жара. Эбби беспомощно смотрела на него.

Он наклонился вперед, и его взгляд поймал ее в ловушку, такой темный, прямой и полный довольствия, что у нее вырвалось хныканье.

— Это хороший звук. Ты готова, не так ли? — он переместил левую руку между ее ног, и его скользкие пальцы легкими движениями приласкали ее клитор. Даже самое невесомое трение… Она застонала, когда ее сердцевина сжалась вокруг вибратора так сильно, что вибрации волнами охватили все ее тело. Давление росло с каждым медленным движением его скользких пальцев, стягиваясь в тугую спираль все сильнее и сильнее. Ее спина выгнулась дугой, удерживая ее на самой грани.

Затем его палец с силой надавил на клитор, покачивая вибратор внутри нее. Внешняя и внутренняя стимуляции слились в одном великолепном звучании, затягиваясь в узел и, в конце концов, разрываясь на части. Приливная волна наслаждения обрушилась на нее. Ее внутренности конвульсивно сжимались вокруг вибратора, а ощущение заполненной глубины возносило ее все выше и выше.

Пальцы Ксавье скользнули по клитору, и последовала еще одна вспышка, толкнувшая ее за пределы реальности, окунув в океан ощущений. Утопив ее в нем. Она задыхалась и дрожала, когда затяжные волны накатывали на нее снова и снова.

Ее тело ослабло в содрогающихся толчках, пока она не смогла почувствовать биение своего сердца и услышать свое дыхание.

— Очень хорошо, — сказал Ксавье, и его низкий, сиплый голос был полон одобрения. — Давай еще раз, — он наклонился и дунул.

Порыв воздуха скользнул сначала по ее киске, охлаждая мазь, а затем по клитору, который все еще был объят жаром, словно из вспыхивающего лавой вулкана. Ее тело выгнулось дугой в пугающей судороге удовольствия, прежде чем она обессиленно упала спиной на стол.

Конечно, ни о чем другом в данный момент Кудряшка не думала.

Довольный результатом, Ксавье наблюдал, как она ловит ртом воздух. Влажные от пота волосы прилипли к вискам, а лицо приобрело великолепный розовый оттенок. Она смотрела на него расфокусированными серыми глазами. Он снова сменил перчатки и потянулся к вибратору. Она издала восхищенный вздох, и ее киска сжалась, пытаясь удержать его внутри.

Жаль, что он не мог заменить игрушку своим членом.

Он следил за выражением ее лица, пока удалял мазь из мяты, корицы и жгучего перца с помощью различных средств, которые он считал лучшими. Но ничто из этого не срабатывало на сто процентов, поэтому она все еще будет ощущать легкое жжение. С другой стороны, ему нравилось знать, что сцена останется не только в памяти сабы, но и на ее теле.

Он снял ограничители и снова надел ей очки. Не то чтобы она много видела. Он осторожно усадил ее на пол у своих ног и подоткнул вокруг нее одеяло. Она облокотилась о ножку стола, пока он убирал место сцены и передавал свою сумку сотруднику.

Взяв воду в бутылках у ближайшей стойки обслуживания, он поднял Эбби на руки.

Она пискнула и замерла.

Он усмехнулся. У сабмиссивов самые приятные рефлексы на испуг.

— Тише, — он потерся подбородком о ее шелковистые волосы. — Я держу тебя, Эбби. Сделай вдох.

Не двигаясь, он ждал, готовый простоять всю ночь, пока она не расслабится. Пока она физически не продемонстрирует ему доверие, которого он хотел. Покорность, которую он требовал.

Ее маленькое тело оставалось неподвижным, и он знал, что ее инстинкты кричат, что он может позволить ей упасть. После оргазма она была очень уязвима, и открыта для эмоций. Удерживая ее в этом положении, в зависимости от него и в безопасности, можно начать укреплять доверие между ними, которое должно было установиться в этот момент.

Минута. Две. Ее измученное тело постепенно расслаблялось.

— Вот так, — он поцеловал ее волосы, притягивая ближе к себе. Она была такой мягкой. Не легкая, но тяжесть в ней была приятной, дающей ему понимание, что он держит женщину. Которая не сломается под его весом и габаритами.

Нет, не следует идти по этому пути. Она была его секретаршей, а не сабой. Но даже в то время, когда он втягивал ее в игру, она увлекала его за собой на ту же глубину.

Конечно, он мог сказать себе, что сегодняшняя сцена была просто уроком для сотрудника.

Но он старался не лгать себе. Он получил гораздо больше удовольствия от этой сцены, чем можно ожидать от простого инструктажа. Он хотел поиграть с ней снова, посмотреть, как далеко может завести ее. Слышать и чувствовать ее реакцию, когда он войдет в нее. Когда он возьмет ее нежно. Или грубо.

Он устроился в одном из огромных кожаных кресел в центре комнаты. Неписаные, иногда идиотские правила Дома гласили, что он должен поставить ее на пол между своих ног, чтобы усилить ощущение ее покорности. Пожав плечами, он удовлетворил себя тем, что устроил ее на коленях настолько удобно, как только это было возможно, учитывая, что ее мягкая попка покоилась на его твердом члене.

Ее влажная кожа хранила легкий аромат миндального лосьона и приторной корицы. В сочетании с ароматом ее возбуждения это делало ее похожей на сексуальное пирожное.

Никакого траха на десерт, Ледюк.

Вместо этого он снова завладел ее губами, жестко и грубо, и почувствовал по реакциям ее тела, что инстинктивно она становится еще более покорной ему.

Она была загадкой — хотела подчиниться и в то же время сопротивлялась.

Опытный Дом часто играет с сабмиссивами, чей стиль противоречит ему. Ксавье предпочитал быть на одной волне, испытывая кайф от предвидения реакций сабмиссива, и точно зная, что дать ей, чтобы вызвать нужные ему реакции.

Но Кудряшка была противоречива. Работа с ней похожа на поиск любимой радиостанции в горах. Музыка между ними звучала идеально… когда ему удавалось настроить ее в нужной тональности.

Ему давно не было так весело. Разве не жаль, что он не может забрать ее домой и оставить себе?

Загрузка...