Зачем я это сделала?
Зачем сама поцеловала его?
И вопрос этот идиотский задала. Он же не ответил, а я полезла с поцелуями.
До сих пор чувствую его губы и руки на себе. И сердце бьётся, как у воробья от страха.
Касаюсь пальцами губ, они припухли от поцелуев. Жёстких и требовательных.
Этот всё алкоголь! Он виноват! Сделал более смелой и распущенной.
Я ведь перед ним почти разделась.
Боже, как стыдно!
Закрываю глаза руками, чувствую, как они трясутся.
Что он теперь обо мне подумает? Не скажет, знаю, но подумает.
Он ведь мог не реагировать, отстраниться, оттолкнуть. Но сделал всё совершенно наоборот. Я чувствовала бедром его желание.
Дышать тяжело, горло спирает, а внутри горит и давит. Душно… Жадно хватают ртом воздух.
Прислоняюсь к дереву и пытаюсь успокоить ритм сердца. Не получается.
Стекаю вниз по стволу на траву, она сырая и прохладная от росы. По коже пробегают мурашки. Хватаюсь за голову и застываю в этом положении.
Вот я дел натворила! Как в глаза ему теперь смотреть?!
Твою мать!
Отрываю руки от головы.
Птицы…
Там кто-то был?..
А если нас сняли? Если тот, кто там был, скинет фотки или видео в интернет?
Пипец!
Его ж с работы попрут. Родители меня убьют — отец так точно.
С трудом поднимаюсь и плетусь в корпус. По дороге молю бога, чтобы не пересечься с Гордеем. Он меня услышал, на пути не попалось ни души.
Все спят. Подкрадываюсь к своей кровати, так, чтобы никого не разбудить, но Макарова, которая спит на соседней койке всё равно просыпается. Заспанными глазами смотрит на часы.
— Макс, — шепотом. — Ты только пришла? Где ты была так долго? Уже светло. Солнце вот-вот встанет.
— Нигде. На реке купалась, — это, в общем-то, правда. — Спи!
— Одна? — поднимается на локтях.
— Одна…
Снимаю мокрую одежду, быстро надеваю сухую футболку и шорты от пижамы, забираюсь под одеяло с головой.
Сон приходит не сразу.
В голове раз за разом прокручиваю случившееся, а до подъёма пара часов.
Я не смогу больше рядом с ним находиться. Утром позвоню матери, попрошу, чтобы забрала меня отсюда.
Впервые за долгое время стыдно за свой поступок.
Просыпаюсь от оглушительного свиста в ухо. Подпрыгиваю с кровати и встаю в стойку, готовая всечь нарушителю тишины.
Вокруг хихиканье.
— Долго спишь, Макс, — смотрит на меня мой " мучитель", упираясь руками в бока.
Вокруг собрался весь отряд. Стоят и смотрят, как я спросонья непонятливо хлопаю глазёнками, пытаясь собрать мысли и внимание в кучу.
— Я же могла и с ноги…
— Не бойся, я умею ставить блок, — ухмыляется Гордей Петрович.
Сволочь, ведёт себя так, как будто ночью ничего не было.
Чего удивляться, я у него не первая и не последняя. Популярностью у девушек точно пользуется, а он ими. Не хочется встать в один ряд с такими.
— На зарядку быстро! — приказывает мне. — Вас это тоже касается! — рявкает на остальных.
Осматриваюсь кругом. Все тихонько смеются или лыбятся.
Черти!
Могли бы и толкнуть, когда он пришёл. А они просто наблюдали. Хотели увидеть меня в унизительном положении?
Мол, не такая ты и крутая.
Взгляд падает на Селезнёву. На её лице странная ухмылка.
— Чё тебе, пернатая? — делаю в её сторону выпад.
— Ни-че-го, — тянет.
Но противная усмешка с лица так и не пропала.
Через пять минут мы на площадке. Вожатый гоняет, как зверь. Мне достаётся больше всех. Я думала, что не смогу смотреть на него, а нет. Готова взглядом его порвать, как Тузик грелку.
Макс, выше ноги! Макс, шевели задницей! Макс то, Макс сё. Ааа!
Ещё и голова болит. Время от времени подкатывает к горлу тошнота. Останавливаюсь и делаю глубокие вдохи. Помогает, но ненадолго.
— Макс, не тормози! — очередной свисток в спину.
Сжимаю от злости кулаки. Врезать бы этому Гордею… Петровичу по самодовольной роже, подправить красивый фэйс.
Опять свисток.
Делаю несколько вдохов и выдохов. Внутри злость. Надо успокоиться.
Ещё бег вокруг лагеря. Да твою же!
Перед финишем мне сводит желудок, останавливаюсь у ближайшего дерева. Меня выворачивает наизнанку. Голова кружится, а тело покрывается холодным и липким потом.
Я последняя. Впервые. Всегда была впереди, а сегодня в жопе. Все уже разошлись, остались только трое таких же задохликов как я, и Гордей.
— Держи, — подаёт мне бутылку с водой и достаёт из кармана две таблетки аспирина.
Смотрю на него снизу вверх, загибаясь у берёзы. Таблетки? Специально взял?
— Специально, — прочитал в моих глазах немой вопрос. — Знал, что у тебя похмелье будет.
— Спасибо! — лепечу еле слышно, сил просто нет.
— Можешь выспаться до обеда, толку от тебя сейчас всё равно мало. Но в следующий раз я тебя покрывать не буду, — возвращается к остальным, подгоняя их на завтрак.
Обед я тоже проспала. Никто не попытался меня разбудить, всем здоровье дороже.
— Ну, ты даёшь, Макс! Так долго подушку топтать, — подкалывает Кирюха.
В голове присутствует лёгкий послепохмельный туман, но головной боли больше нет.
— Я бы ещё сутки поспала, — откидываю тяжелую голову на перила, мы сидим на ступеньках порога.
— Линка сказала, что ты под утро явилась, — крутит в руках травинку. — Где пропадала?
— Я же сказала…
— С трудом верится. Торчать два часа на реке в компании комаров — не про тебя, — скабрёзно улыбается, как будто в курсе.
А если это он был там? И видел нас?
Нет.
Кирилл бы не молчал, а если бы намекал, то более пошло. Я его, как облупленного знаю.
— Они хорошо поют в компании с лягушками, — отшучиваюсь. — Купалась я.
— Может, сегодня опять рванём купаться ночью?
— Не, я пас, — отказываюсь. — Мне вчера хватило.