Влюбиться на максимум (СИ)

Глава 47

— Не волнуйся, не залечу, — почему-то начинаю злиться.

— Я не собираюсь увиливать от ответственности…

Я хочу уйти, убежать, скрыться подальше отсюда. Я чувствую себя слабой, беззащитной и голой. Не ври себе, ты такая и есть. Даже на нём брюки, а я в чём мать родила. Ситуация подбешивает.

Калинин понимает мою неловкость, тянет за полу своё пальто и накрывает меня.

Он не отпускает. Наоборот, устраивает меня на себе, чтобы мне было удобнее. Гладит… Целует…

— Люблю тебя, — шепчет после очередного поцелуя.

Я не отвечаю на его признание, хоть и люблю этого ненормального больше всего на свете и не знаю, как вытравить это чувство из себя. Я молчу. Долго…

— Макс, о чём ты думаешь? — приподнимает голову за подбородок и заглядывает взволнованно в мои глаза.

— Ни о чём, — поёживаюсь и подтягиваю к себе ноги.

Внизу живота неприятно болит и жжёт. Это плата за то, что я родилась женщиной.

— Прости… Я обещал, не делать этого, пока ты не захочешь…

— Ты думаешь, я бы тебе позволила, если бы не хотела? — приподнялась и села, прикрывшись его пальто.

— Сомневаюсь, — обворожительно улыбнулся, вызывая невероятный трепет внутри. — Держи, — сел, собрал мою одежду и протянул мне. — Холодно.

А мне жарко. До сих пор всё тело горит от его ласки. Даже дрожь не проходит. И она не от холода, это от близости Гордея. Какого черта ты так на меня действуешь? И для чего снова ворвался в мою жизнь? Я только новую пытаюсь построить, без тебя.

Трясущимися руками надеваю на себя бельё. Замечаю кровь на бёдрах. Меня немного подташнивает. Это не боязнь крови, а понимание того, что я потеряла бережно хранимое. Надеть лифчик не получается, я так стесняюсь, что не могу опустить обе руки, которыми прикрываю грудь, и застегнуть крючки.

Сзади раздается усмешка, и Гордей помогает справиться с застёжкой. Прикасается губами к шее, снова разгоняя по телу мурашки.

— Я уже всё видел, можешь не прятаться, — дорожка из поцелуев от шеи по плечу.

Снизу снова поднимается тёплая волна и разливается по телу, отчего в промежности обостряется боль.

— Не делай так, — отстраняюсь и быстро надеваю кофту.

— Почему? — трётся носом о мои волосы.

— Мне больно… Внизу больно…

Звучит глупо. Какая связь между шеей и животом? Но тут как в анекдоте, горло промочишь — ноги не работают, ноги промочишь — горло болит. А его прикосновения вызывают вибрацию и желание в теле, которое скапливается внизу, вызывая ломоту и болезненные ощущения.

Он не задаёт уточняющих вопрос, просто прижимает к себе. Даже сквозь толстую ткань худи я чувствую жар его тела. Он пьянит и заставляет томно прикрыть глаза. Я тоже скучала, сейчас понимаю это, как никогда. Но наши чувства — что-то нездоровое. Вечная ревность разъедает. Я так не хочу, подобное только разрушает…

Веду плечами, освобождаясь от его тисков.

— Я домой хочу. Мне ванну надо принять… — натягиваю штаны.

Обуваюсь и выдергиваю куртку из-под него. Снег перестал, но завывание ветра всё ещё доносится снаружи. Погода словно кричит, что я совершила огромную ошибку.

— Я приеду завтра, — обхватывает моё лицо и целует губы.

— Не стоит… Ничего не изменилось… Спасибо тебе, ты открыл мне мир других мужчин, — пытаюсь изобразить полное безразличие и задеть словами, а внутри всё разрывается на части.

Делать больно любимому человеку не просто, но я хочу его ранить, чтобы он почувствовал моё состояние в момент, когда я увидела его с девушкой в кафе. И сегодня с Метлой…

Месть? Да… И жестокая. Женская. Мы умеем бить в слабое место.

Калинин меняется. Улыбка сходит с лица, а глаза становятся почти чёрными, в них столько гнева, что меня передёргивает, а по спине ползёт ледяной холод. Но я не отвела взгляда, выдерживаю… Краешек его губ начинает дёргаться от злости, руки сжимаются в кулаки. Из-за выражения его глаз становится страшно.

Больно? Мне было тоже… Но я нашла способ заштопать раненое сердце, мне помогает друг, который своим вниманием и любовью каждый день стежок за стежком исцеляет разорванный на клочки орган. Возможно, когда-нибудь я смогу забыть тебя и полюбить его. А возможно и нет… Но мы с тобой точно не пойдём одним путём.

Я выхожу из машины и словно пьяная, пошатываясь, плетусь к своей. Глаза застилают слёзы.

Какая же я дура! Как могла разрешить минутной слабости перевернуть мой мир с ног на голову? Сейчас я словно возвращаюсь в тот лес, в машину Мерзликина и он делает своё ужасное дело. Чувствую себя гадкой и грязной, будто окунули с головой в засранный унитаз.

Вытерев слёзы, я выдыхаю, беру себя в руки и уезжаю, оставляя Калинина одного в этой завывающей пустоте.

Круглосуточная аптека… Как же трудно и стыдно покупать что-то, касающееся интима. Но у меня нет выхода — нужно.

За прилавком совсем молодая фармацевт, наверняка только из училища.

— Что хотите? — внимательно осматривает меня, задерживаясь на опухших от слёз глазах.

— Мне… таблетки… для… экстренной контрацепции, — произношу с трудом.

— Какие?

Без понятия! Которые помогут.

— Не знаю… А какие лучше?

— Не в курсе. Я не принимала, — вроде грубит, но с каким-то волнением.

Можно подумать я их раньше горстями ела.

— Давайте самые популярные, — мямлю в ответ.

Она открывает один из ящиков, достаёт упаковку лекарств и кладёт на прилавок.

— С вас шестьсот пять рублей.

— Офигеть! Это за одну таблетку? — удивляюсь цене.

— Лучше столько, чем потом всю жизнь на детей пахать. Берёте?

— Да… — достаю с кармана карту и расплачиваюсь.

Она всё это время смотрит на меня, не отрывая глаз.

— Может полицию вызвать? — меняет вдруг свой тон на заботливый.

Что? Зачем?

Она думает, меня изнасиловали.

— Нет… Я по согласию, — зачем-то откровенничаю с ней.

— Первый раз?

Качаю головой утвердительно.

Она наклоняется под прилавок, достает и ставит на стол коробочку с Мирамистином.

— Это ещё возьми, обработаешь.

— Спасибо! Но у меня дома есть, — отказываюсь.

— Тогда это, — берёт с полки упаковку презервативов и подаёт мне. — Подарок.

Беру и прячу в карман.

— Благодарю…

Мама встречает в дверях. Взволнованная.

— Почему так долго? Я уже вся извелась.

— Мам, я не маленькая. Не нужно за меня переживать, — с трудом скидываю ботинки, нагибаться больно.

— Погоду видела? Аварий по городу пруд пруди. Это что кровь? — поворачивает мою руку к свету.

На рукаве белой куртки здоровое кровавое пятно. Видимо я испачкала, когда ставила руку на сиденье.

Как я его раньше не заметила?..

— Егор открывал банку с чипсами зубами и порезал губу, — вру. — Представляешь, оказывается, можно бумагой порезаться. Я помогала ему кровь остановить, вот и вымазала рукав.

— Руками открыть нельзя было? — хмурится мама.

— Да, понтовался просто, — улыбаюсь. — Я пойду приму ванну и спать. Устала…

Сегодня я принимаю именно ванну, а не душ. Набираю полную и лежу, пытаясь смыть с себя придуманную грязь. Теперь я понимаю, почему женщин раньше такими считали, после потери девственности. Ты действительно чувствуешь себя будто вывалянным в чем-то отвратительном. Это на уровне подсознания. Это грех…

Но поздно раскаиваться — дело сделано. Оттерев, всё тело как следует, я обрабатываю свою рану, как и посоветовала девушка в аптеке, Мирамистином. Закидываю в рот таблетку. Она права, это гораздо дешевле, чем воспитать ребёнка. Пустую упаковку кидаю в ведро для мусора, на дно, чтобы мама не заметила.

Мои сны этой ночью кошмарны. Они раз за разом отправляют меня в машину к Гордею. Заставляют всё пережить снова и снова.

Ненавижу тебя, Калинин! Ты меня сломал и уже не починить.