Влюбленный астроном

* * *

Песок был мелким, как мука. Море цветом напоминало бирюзу – ювелир, державший лавку неподалеку от Академии, однажды показывал ему такую. Он снял черные кожаные туфли с серебряными пряжками, стянул носки и почувствовал под ступнями горячий мягкий песок.

«Ле Беррье» причалил накануне. Настала пора проститься с капитаном де Вокуа и его командой. Остров Франции[1] стал первой остановкой на пути Гийома к Венере. Здесь ему предстояло дождаться другого корабля, который доставит его в конечный пункт его путешествия – в Пондишери. «Для меня и моего корабля было честью принимать вас у себя на борту, и я желаю вам удачи в ваших наблюдениях за звездами», – сказал капитан. Его скворец сейчас же выдал: «Прохождение Венеры!» Гийом улыбнулся и, в свою очередь, горячо поблагодарил капитана и весь экипаж. Матросы снесли на берег его вещи – главным образом сундуки с одеждой и ящики с инструментами – и перетащили их в жилище, предоставленное ему губернатором острова Франции. Губернатор принял его к концу дня, а его помощник Амедей – худощавый парень с почти наголо бритой головой, не носивший парика и когда-то служивший в королевском флоте – показал ему его апартаменты, расположенные на втором этаже большого дома, выкрашенного в светло-голубой и белый. Вдоль всего фасада шли большие балконы; жилище Гийома представляло собой анфиладу из трех просторных светлых комнат; на всех окнах и даже над кроватью под балдахином были натянуты тонкие тюлевые сетки, предназначенные для защиты от кусачих насекомых. Также астронома ждали корзина экзотических фруктов, ни одного из которых он раньше не пробовал, и клавесин. Амедей познакомил Гийома с крепким смуглокожим мужчиной, отзывавшимся на имя Туссен, и пояснил, что тот будет во всем помогать астроному во время жизни на острове и, как он выразился, «всегда будет поблизости». Гийом склонил голову в знак признательности, и мужчина молча сделал то же.

– Я должен разобрать свои сундуки и разложить вещи.

– О нет, господин академик! – возразил Амедей. – На то есть специальные люди.

Амедей упорно называл его академиком, и Гийом уже пожалел, что он больше не на «Ле Беррье», матросы которого обращались к нему не иначе как «господин астроном».

– Возможно, господин интендант, – ответил он, – но я предпочитаю заняться этим сам. Никто не будет налаживать линзы моих телескопов и никто не будет развешивать мои сорочки и жилеты. В прежней жизни я намеревался стать священником, а служители Церкви, как и солдаты, умеют самостоятельно заботиться о своем имуществе. Я сохранил эту привычку.

– Понимаю, – пробормотал интендант.

– У меня к вам одна просьба, – продолжал Гийом.

– Она будет немедленно исполнена, господин академик.

– Мне хотелось бы посетить один из ваших пляжей. Кажется, они очень красивы, а я до сих пор видел такие только на черно-белых гравюрах.

– Что ж, пора взглянуть на них в цвете, – кивнул Амедей и повернулся к Туссену.

Тот улыбнулся:

– Вы проделали сюда долгий путь, и я отведу вас на очень красивый пляж.

Голубизна и свет. Все вокруг утопало в голубизне, и вода была такой же неподвижной, как небо. Гийом бывал на пляжах Ла-Манша, куда его ребенком и подростком возили родители, и видел подступавшие к безбрежному морю песчаные дюны, по которым ветер гонял клубки сухой травы. Море чаще всего было темно-синего, местами коричневатого цвета и накатывало опасными бурунами, нестрашными только для опытных моряков. В отлив вода отступала на километры, и, чтобы добраться до кромки моря, приходилось долго шагать по влажному песку, то и дело попадая ногой в холодные как лед, тинистые лужицы. Еще через несколько десятков метров вода поднималась до середины бедер. Дальше никто не заходил. Плавать никто не умел. Все осторожничали. Потом задувал ветер, набегали волны, в небе начинали чернеть тучи, и это служило знаком, что пора возвращаться назад.

– Какая красота… – шептал Гийом, ступая по песку.

Все вокруг приводило его в восторг. Странные деревья, какие он видел на гравюрах: их похожие на трубы стволы изгибались, а заостренные на концах листья на вершине раскрывались, образуя нечто вроде зеленого салюта, – их называли пальмами. Они росли вдоль всего побережья, а горячий белый песок так слепил глаза, что Гийом пожалел, что не прихватил с собой очки с темными стеклами. Под теплым ветерком, ласкающим лицо, он повернулся лицом к морю. Цветом оно в точности напоминало драгоценные камни, которые ему показывал старый ювелир. Гийому стало жарко, и он стянул с головы завитой парик. Провел рукой по волосам и приблизился к воде. В ней сновали разноцветные рыбы – желтые, розовые, голубые, белые… У берега лагуны громоздились большие круглые камни, и Гийом вскарабкался на один из них. Его провожатый наблюдал за ним с улыбкой, скрестив на груди руки. Стоя на вершине камня, Гийом старался охватить взглядом небо и море. Прежде подобными пейзажами, неотличимыми от земного рая, он восхищался только на полотнах великих мастеров. Пожалуй, здесь не хватало только животных, часто изображаемых художниками на картинах. Но тут камень как будто пошевелился и вдруг приподнялся. Гийом упал на корточки и схватился за камень. Вытянув вперед голову, он обнаружил, что у камня появились ноги и даже голова, и эта морщинистая голова, наводящая на мысль об очень старой и мудрой змее, поворачивалась к нему и даже как будто улыбалась. Гийом не удержался и навзничь упал на песок, а гигантская черепаха медленно и величаво двинулась прочь, к стоящим поодаль деревьям.

– Вы не ушиблись? – Мужчина, которому поручили заботиться об астрономе, подбежал к нему и опустился рядом с ним на колени.

– Нет, со мной все в порядке, – улыбнулся Гийом, стряхивая с себя песок. – Я раньше думал, что черепахи бывают размером с ладонь.

– О, эти очень старые, – объяснил провожатый, помогая ему подняться. – Им по двести, а то и по триста лет.

– Триста лет… – задумчиво пробормотал Гийом. – Значит, они могут увидеть четыре, даже пять прохождений Венеры… – Он перевел взгляд на море. – Мне очень хотелось бы искупаться.

– Так пойдемте!

– Но я не умею плавать, – вздохнул астроном.

– Это не беда. Я вас научу.