Глава 12

С тех пор как Мэдлин снова появилась в обществе через четыре года после смерти Колина, она не испытывала такого волнения, входя в бальный зал. Конечно, теперь все было по-другому, потому что она впервые вступила в ненадежные воды светской жизни в качестве одинокой женщины, которой больше не требуется лицо, постоянно сопровождающее ее, и на этот раз, когда о них доловили, она опиралась о крепкую руку Люка.

Он наклон ил к ней голову, демонстрируя их близость.

— Настоящее столпотворение. Думаю, мы с легкостью достигнем нашей цели.

Его дыхание, горячее и мучительное, омывало ее лицо, губами он почти касался ее уха, темные ресницы затеняли порочную вспышку удовольствия, сверкнувшую в его серебристо-серых глазах.

— Пожалуй, вы правы, милорд, — прошептала она.

На них уже устремились десятки любопытных глаз, гул голосов вокруг стал громче, когда он и дошли до лестничной площадки и оказались в переполненном зале. Последствия их совместного появления не могли не беспокоить Мэдлин — она ведь должна считаться с возможным неодобрением со стороны Марты и ее мужа, и мать могла бы возразить против ее связи с таким человеком, как виконт Олти, хорошо известный своими мимолетными любовными интрижками, хотя этого было недостаточно, чтобы Мэдлин могла отказаться от связи с ним.

— Леди Бруэр. — Хозяйка дома, герцогиня Дебонне, вышла вперед с улыбкой на лице, ее темные волосы были уложены хитроумным завитком, запястья и шею украшали бриллианты, а откровенное декольте — медальон величиной с перепелиное яйцо. — И лорд Олти. Как хорошо, что вы тоже смогли прийти.

— Вара светлость. — Люк отвесил безукоризненный поклон и склонился над рукой герцогини; его ленивая утонченность соответствовала обаянию его утрированной улыбки. — Мы очень рады, что пришли сюда.

«Итак, он говорит от моего имени», — подумала Мэдлин, Ощутив приступ веселого раздражения, хотя и понимая при этом, что на самом деле она ничего не имеет против.

— Виконт был так любезен, что согласился сопроводить меня.

— Если это и любезность, в чем я сомневаюсь, то самого эгоистичного толка, — возразил Люк, с очаровательным видом слегка приподняв брови. — Вы сегодня особенно великолепны, Бесс. Бриллианты Дебонне вам к лицу.

Фамильярность этого обращения не укрылась от Мэдлин, и она с трудом удержалась, чтобы не бросить на него укоризненный взгляд. Герцогиня была старше ее, ей могло быть сорок с небольшим, но она обладала царственной красотой, и даже после рождения четверых детей ее фигуре могла бы позавидовать любая женщина.

Очевидно, они хорошо знали друг друга. Вопрос в том, насколько хорошо.

Комплимент вызвал снисходительную улыбку той, кому был адресован.

— А вы, как всегда, необычайно хороши собой, милорд.

— Как Джордж?

Герцогиня отмахнулась от вопроса маленькой изящной ручкой.

— Хорошо, я думаю. Он в своем клубе. Вы знаете, он презирает такие светские приемы, как этот.

— Но кажется, этот прием имеет сокрушительный успех и все жаждали получить на него приглашение. Здесь собрался весь Лондон, полагаю?

И Люк окинул взглядом зал.

— Похоже на то, не правда л и? — Улыбка герцогини была просто великолепна. — Если устраиваешь такие приемы, нельзя не радоваться, что на них приходит столько народу. Мы с вами станцуем вальс попозже, если только леди Бруэр не будет против, что я одолжу вас у нее на несколько минут.

Как все просто. Мэдлин не очень понимала, что должна чувствовать. Единственное, что от нее потребовалось, — это войти в зал под руку с Люком, и все сразу доняли, что у них роман. Так и было на самом деле, но все равно она пришла в замешательство. До этого вечера на ее репутации не было ни единого пятнышка.

— Как будто я могу не позволить ему то, что ему хочется, — сказала Мэдлин, надеясь, что улыбка у нее получилась строгая. — Поскольку вы, кажется, хорошо знакомы, я уверена, что вы знаете — он весьма неподатлив.

— Как это верно. — Герцогиня рассмеялась и игриво похлопала Люка веером по плечу. Она хотя бы понимает вас, дорогой. — Я велела выставить бренди Джорджа, на тот случай если вы с Лонгхейвеном решите появиться здесь.

— Вы, Бесс, как всегда, слишком щедры.

— А вы, Олти, обладаете в избытке порочным шармом.

Да, Люк умеет быть очаровательным, умеет быть чувственным и соблазнительным. И еще он может быть недоступным и отчужденным. И всегда изыскан и красив.

Герцогиня направилась к другим гостям, и Мэдлин бросила на своего высокого спутника язвительный взгляд.

— Неужели с вами флиртуют все женщины?

Он пожал плечами.

— Я никогда не обращал на это особого внимания.

— Я спрашиваю только на тот случай, если ее светлость не единственная из присутствующих женщин, которая знает, какой сорт бренди вы предпочитаете.

— И знает также предпочтения Майкла, как вы слышали. Джордж, ее муж, мой друг. — Рост позволял ему смотреть поверх толпящихся гостей, и он кивнул в сторону одного угла огромного зала. — Господи, как здесь жарко. Давайте посмотрим, не сумеем ли мы пробраться к столу с напитками. Может быть, нас спасет бокал холодного шампанского.

Игристое вино для нее, думала Мэдлин, пока он вел ее через толпу, приобнимая за талию, и бренди герцога — для него. Она никогда раньше не сомневалась в своей искушенности, но внезапно усомнилась в ней, чувствуя на себе руку скандально известного лорда Олти.

Ревность была для нее незнакомым чувством.

— Я никогда не прикасался к жене Джорджа, — пробормотал он так тихо, чтобы его могла услышать только она. — Так что вам не следует думать о герцогине дурно, поскольку мы действительно не более чем друзья.

Откуда же он узнал, о чем она думает? Мэдлин помаралась придать своему лицу равнодушное выражение.

— Вам незачем защищаться от меня.

— Я и не защищаюсь. Я защищаю ее.

— А это раздражает еще больше.

Как это бестактно с ее стороны — признаться в своем раздражении.

— Вы бы предпочли, чтобы я держался не так рыцарски?

Предпочла бы она? Нет, и все равно она была смешна, потому что на Люка у нее нет никаких прав. Он подошел к ней, и хотя ее неопытность в случайных любовных интрижках затрудняла их отношения, Мэдлин была достаточно умна — если она правильно разбирается в создавшемся положении — и понимала, что затруднения испытывает именно она.

Они прошли мимо группы матрон, которые даже не постарались скрыть свой интерес, а некоторые нагло подняли к глазам свои монокли.

— Прошу прощения, — сказала она сбивчиво и почти так же тихо. — Я не могу, как вы, хладнокровно относиться к нашей… к нашим обстоятельствам.

Лицо его смягчилось.

— Дорогая Мэджи, я все понимаю. В противном случае вы нравились бы мне гораздо меньше.

Она ему нравится. Ну что же, она полагает, что любовники должны нравиться друг другу. Большее осложнило бы дело.

Два следующих часа прошли, слившись в одно расплывшееся пятно. Она танцевала, пила шампанское, слушала гул голосов, поднимающийся над музыкой, то удивляясь, сколько человек говорят о ней, то решая, что это тщеславие — полагать, что ее жизнь вызывает такой интерес. Люк действительно танцевал с герцогиней, его белокурая красота контрастировала с ее темной элегантностью, и когда они пролетали мимо друг друга среди кружившихся пар, Люк улыбался Мэдлин, порочно изогнув губы, и от этого напряжение спадало с нее. Казалось, что их объединяет особая тайна, обещание того, что произойдет, когда они останутся одни, в объятиях друг друга.

«То же я чувствовала с Колином», — поняла она с тоской, кружась в такт с музыкой, держа руку на плече какого-то молодого человека, чьего имени не запомнила.

Только вот то, что у нее было с Люком, совсем не походило на ее супружескую жизнь.

— И тогда я решил, что изъятие дневника положит конец всему этому делу. — Майкл говорил своим обычным спокойным тоном, его карие глаза смотрели испытующе. — По крайней мере ты так сказал.

Мэдлин все еще танцевала, ее светлые волосы нельзя было не узнать, как и струящиеся движения тела, и Люк смотрел, как она вальсирует с задумчивым вниманием. Она выбрала для этого вечера платье из тафты цвета индиго, контрастирующее с ее кожей цвета слоновой кости.

— Так я думал. Фитч по-прежнему остается проблемой. Я не хочу, чтобы он навлек на нее неприятности.

— И поэтому ты решил из галантности погубить ее репутацию?

То не было порицание. Майкл никого никогда не осуждал. Он всегда смотрел на жизнь не прямо, он никогда не исходил из таких прямых концепций, как моральное осуждение. Его замечание казалось достаточно точным, если исходить из жадного внимания, выпавшего на долю Мэдлин и Люка в этот вечер. Люк грустно улыбнулся.

— У меня были смягчающие обстоятельства.

— Например ее бесспорное очарование, которое ты явно находишь неотразимым.

— Я думаю, большинство здоровых особей мужского пола не устояли бы перед таким соблазном.

— Она красива. — Взгляд Майкла следил за кружившейся в танце Мэдлин. — Но этого для тебя никогда не было достаточно, Я никогда не видел, чтобы ты показывался в обществе с кем-то, кроме матери и сестры.

Они стояли у греческой колонны, которая с величественным видом вздымалась вверх и диаметру которой был по меньшей мере футов пять. Колонна упиралась в куполообразный, расписанный фресками потолок. Нарисованные херувимчики парили у них лад головой. Люк потер подбородок.

— Это не было необдуманным решением. Мы оба люди взрослые и свободные. Мы можем поступать так, как нам нравится. Она знает мое мнение насчет более достоянных связей.

Он перевел взгляд на друга.

— Я не могу позволить себе роскошь поступать как-то иначе. Мэдлин женщина страстная, красивая, которая в данный момент нуждается в моем покровительстве. Эти отношения удовлетворяют нас обоих. Поверь мне.

— Я бы поверил тебе, даже если бы речь шла о моей Джулиане, — пробормотал маркиз Лонгхейвен. — Это не подлежит сомнению и, полагаю, уже доказано.

Они доверяли друг другу тогда, в Испании, и никто из них не выжил бы там, если бы это доверие было необоснованным.

— Но?.. — небрежная поза Люка была надуманной. Он всегда ценил мнение Майкла.

— Ты читал «Венецианского купца»?

Если бы Люк не привык к прыжкам, которые совершают мысли Майкла, то заморгал бы при таком неожиданном повороте разговора.

— Шекспира? Конечно.

— «Чтобы сделать большое добро, сделай малое», — тихо процитировал Майкл.

— Эго что, нотация? — Люк скорчил гримасу. — Итак, перестань сыпать цитатами и говори понятно.

— Я никогда не читаю нотаций.

С этими словами загадочный маркиз Лонгхейвен неторопливо направился к толпе гостей.

Что он имеет в виду, черт побери?

Проклятие. Люк не желал чувствовать себя виноватым во всем этом. Если бы Мэдлин не ушла вслед за ним после званого обеда, он с удовольствием сохранял бы с ней прохладные отношения. Больше чем с удовольствием — он сделал бы все возможное, чтобы держаться от нее подальше, ради них обоих. Если память ему не изменяет, это она сделала ему предложение, и…

— Кажется, мне снова придется проводить на рассвете домой Элизабет и тетю Сьюзетт.

Шутливый голос, прервавший его молчаливые размышления, принадлежал Майлзу, тоже одетому в безупречный темный вечерний костюм. Глаза его смотрели с плохо скрываемым любопытством.

— А у вас были другие планы? — спросил Люк, с огорчением осознав, что впервые за этот сезон не учел планы сестры, когда решил посетить Мэдлин и предложить ей появиться на балу вместе.

Его молодой кузен покачал головой, прислонился к колонне там, где только что стоял Майкл, и неспешно поднес к губам бокал с шампанским.

— Ничего более серьезного, чем визит к Брукам. Это можно будет сделать и в другой раз.

Люк сопровождал сестру бег особого удовольствия, но обычно не уклонялся от выполнения своих обязанностей. У них не было заведено, что он должен сопровождать мать и сестру на все светские приемы, но ему пришлось взять это за правило с тех пор, как Элизабет начала выезжать этой весной. Будущее сестры было для него важно. Но на Майлза можно положиться. Урок, который он дал Элизабет насчет того, что ей не следует оставаться наедине с Майлзом, был вызван тем, что подумают другие, а не его личными сомнениями. Кроме того, с ними будет мать, и это совершенно приемлемо.

— Я буду весьма признателен. Сегодня вечером я занят.

— Так я и понял.

Люк, без сомнения, заслужил этот сухой тон, но он никогда не просил прощения за свой образ жизни и не намерен делать это теперь. И потом, непохоже, что Майлз намерен что-то добавить к своей фразе. Конечно, Люка тревожило беззаботное, невинное признание Элизабет, что они с Майлзом наслаждаются теми же товарищескими отношениями, что и в детстве, но при этом Люк был рад, что в Лондоне у них есть еще один член семьи мужского пола.

— Кстати, мне нужно привлечь к себе внимание леди Бруэр, нам пришло время откланяться.

Люк шел сквозь толпу гостей, его то и дело останавливали друзья, желавшие с ним поздороваться, и к тому времени, когда он добрался до танцпола, новый вальс уже был в разгаре. Люк ждал довольно терпеливо, но, едва музыка кончилась, целеустремленно пробрался между танцующими, с тем чтобы не дать очередному партнеру пригласить Мэдлин; по дороге он перехватывал злые взгляды неизвестных ему молодых мужчин. Люк с трудом не поддался желанию с властным видом обнять ее за талию и увести из зала; вместо этого он в последний момент предложил ей опереться о его руку.

— Мне кажется, у вас усталый вид.

— А вам скучно, — сказала она, проявив тонкое понимание.

— Да, если учесть, что нам придется и дальше быть среди всех этих людей. Мы достигли нашей цели, и я бы предпочел остаться с вами наедине.

Тонкие пальчики легли на его рукав, и хотя она уже раскраснелась от того, что танцевала без устали с тех пор, как они приехали, ему показалось, что румянец ее стал еще ярче.

— Я готова уйти, если вы этого хотите.

— При этом весь Лондон будет смотреть на нас, предупреждаю.

Он устремил взгляд на двери и на толпу гостей, через которую им придется пройти, чтобы быстро покинуть зал.

— Да, видимо, так. — Они двигались сквозь толпу. Мэдлин казалась совершенно невозмутимой. — Но все же вам не нужно вести себя так, будто вы осуществляете права сеньора лишь для того, чтобы отпугнуть лорда Фитча. Я уйду с величайшей охотой. Если я споткнусь запутавшись в подоле платья, это, вероятно, привлечет к нам еще больше внимания, а внимания с нас уже достаточно. Стоит ли бежать сломя голову?

Конечно, она права: он держится непростительно бесцеремонно и не скрывает, что торопится. Люк замедлил шаг, удивился самому себе и в то же время почувствовал необъяснимое смущение.

— Прошу прощения.

Вскоре, когда они добрались до выхода и по его просьбе им подали экипаж, он подсадил ее, уже в достаточной степени овладев собой, хотя за остальную часть ночи поручиться не мог. Он уселся напротив нее и постучал в потолок кареты, подавая знак кучеру.

— Быть может, завтра я займусь поисками нейтральной почвы.

Мэдлин выглядела потрясающе даже, при смутном освещении; в ушах у нее сверкали сапфиры под цвет платья. Голос ее прозвучал сдавленно:

— Прошу прощения?

Роскошные выпуклости ее грудей сбивали его с толку. Он перевел взгляд на ее лицо и пояснил:

— Место, где мы могли бы встречаться и быть вместе, помимо наших домов и домов наших соседей.

Густые ресницы слетка опустились на прекрасные глаза.

— Нет. Я ценю ваше предложение — поскольку понимаю, что вы сделали его ради меня. Лично вы, полагаю, много лет назад покончили с приличиями и смущением. Но уверяю вас, в этом нет необходимости.

Ему хотелось бы пообещать ей, что свет забудет об их неосторожном поведении или не станет расценивать его как таковое, но свет, в котором они вращаются, не склонен прощать. Однако он все же постарается уйти утром. Множество незаконных связей вызывают разговоры, и слуги часто знают больше, чем самые законченные сплетники, но его желание защитить ее не ограничивалось намерением положить конец непристойным предложениям Фитча.

— Там будет больше возможностей побыть наедине.

— Я очень редко провожу ночь вдалеке от Тревора. Мы всегда завтракаем вместе. Он иногда нуждается в моем присутствии ночью, если ему приснится страшный сон или он заболеет. Хотя он становится старше и теперь это бывает не так часто. Прошу вас, поймите меня правильно.

— Это мне не пришло в голову.

Он невольно улыбнулся. Мэдлин, с соблазнительными голыми плечами и прекрасными волосами, с близкой, теплой, ароматной роскошной плотью, была для него только привлекающим телом. Он никогда не думал о ней как о матери.

— Я договорился, что Элизабет проводят домой, но моя ответственность перед девушкой девятнадцати лет это совсем не то, что ваша перед маленьким мальчиком. Простите мою неосведомленность.

— Прощать здесь нечего. Когда у вас будут свои дети, вы, вероятно, поймете, как…

Голос ее замер, и она на мгновение отвела глаза.

Она не могла знать, как ранят его эти слова. Он сказал только:

— Ваше независимое положение, как мне кажется, увеличивает меру его потребности в вас.

Он всячески старался сгладить неловкий момент. Не хочет ли она иметь еще детей? Это тоже не приходило ему в голову. Она подарила мужу наследника, но, быть может, ей хочется иметь большую семью. Может быть, женщины хотят иметь дочерей так же, как мужчины — сыновей?

Этого Люк не знал. Он представил себе Мэдлин, беременную его ребенком, и тут же отогнал это видение. Он уже потерял однажды женщину, которую любил, и дитя, которое она носила. И знал, что не выдержит этого во второй раз. У Мэдлин хотя бы есть сын.

— Да. — Ответ состоял всего из одного слова, произнесенного с твердостью и уверенностью. — Он не помнит, как потерял отца, потому что был тогда совсем маленьким.

— Возможно, я исхожу только из собственного опыта, но пережить такое бывает не намного легче, когда вы старше и всё помните. — Люк мрачно созерцал дома, мимо которых проезжала карета, шторки на окнах были подняты, поскольку ночь была приятной. — Я был в Испании, когда получил письмо из дому. Мы только что выбрались из кровавой перестрелки, полегли сотни наших, но это я мог понять — ведь то была война, но я не мог осознать, как совершенно здоровый человек, каким был мой отец, может внезапно умереть от того, что врачи считали чем-то вроде легкого кашля.

— Как жаль.

— Со мной было так. Представьте себе взрослого человека, привыкшего, иметь дело с разрушениями, которые приносит война, потрясенного до такой степени, что он уходит в свою палатку и рыдает как покинутое дитя. Думаю, что к этому никак нельзя быть готовым.

— Никто не считает, милорд, что вы сделаны из камня.

Она говорила очень тихо.

Может быть, но временами ему хотелось, чтобы его чувства не были так глубоки. За его внешней холодностью скрывался совсем другой человек.

— Как бы мы ни выглядели, у нас у всех есть свои демоны.

— Согласна. — Мэдлин немного помешкала и добавила: — Мне было до крайности неприятно, что лорд Фитч манипулировал мной. Я все время спрашивала себя — что еще может он сделать, кроме как унизить меня публично, и тут поняла, когда он начал приставать ко мне, что он может сделать кое-что и похуже.

— И вы ловко ударили его кочергой по голове, — заметил Люк бесстрастно, радуясь, что их разговор перешел на другую тему.

Кроме их безрассудного взаимного притяжения, они оба пережили слишком много потерь. He стоило сосредоточивать на этом внимания.

Она ответила укоризненным взглядом, но губы ее скривились.

— Я хотела сказать, что эта катастрофа заставила меня пересмотреть мою жизнь.

— Как это?

Колеса кареты громыхали по булыжной мостовой, ночь была теплая, момент мучительный. Он уже бывал именно в таком определяющем месте, где всё решается, где обстоятельства встречаются с судьбой, и все ж ничего не сказал. Он не был готов давать объяснения. Возможно, никогда не будет к этому готов.

Мэдлин неторопливым жестом поправила юбку и откашлялась.

— Как я уже сказала, Олти, вы — воплощенная снисходительность, и хотя мне очень не хочется в этом признаваться, вы, быть может, даже необходимы мне в качестве защиты от лорда Фитча. Я не стремлюсь скрывать нашу связь, если эта связь защищает меня и в определенном смысле моего сына. Я не хочу поддаваться шантажу только для того, чтобы избежать скандала.

В ней и без того было достаточно качеств, вызывающих восхищение, а теперь к ним добавилось еще спокойное достоинство и храбрость. И Люк сказал с порочной улыбкой:

— Не беспокойтесь, миледи. Я сделаю так, что этот скандал вознаградит вас.

Загрузка...