Было очень поздно, комнату наполняли смутные тени. Мэдлин провела пальцами по его спине.
— Хм.
— Это комплимент? — рассмеялся Люк, и от его дыхания ее растрепанные пряди шевельнулись в такт с биением его пульса, замедленным теперь, после бурных любовных ласк.
Женщина, лежащая под ним, была совершенством — мягким и ароматным, созданным из пылких вздохов и чувственного тепла, и он поцеловал впадинку у нее на шее томным и нежным поцелуем.
— Я отвечу, когда снова смогу думать.
Мэдлин выгнулась под ним, все еще не открывая глаз, ее темные длинные ресницы лежали на высоких скулах.
Он скатился с нее и лег сбоку.
— И может быть, я вас услышу, когда гул в моих ушах ослабнет.
— А это комплимент?
Она пошевелилась и подвинулась ближе к нему. В воздухе стоял вызывающий запах секса.
Так оно и было — и она, без сомнения, знала это, несмотря на шутливый тон, которым задала этот вопрос, а он нарочно не смотрел на золоченые часы, тикающие на каминной полке. Ему нужно идти, это ясно, — но, что удивительно, ему этого не хотелось. А хотелось ему остаться в ее постели и в ее объятиях, но он решил, что потакать себе — опасно:
— Возможно, — ответил Люк нарочито легкомысленна но, хотя ничего легкомысленного в этой ситуации не было.
— Мы делаем друг другу комплименты. — Она потрогала его подбородок робким изучающим жестом, а потом быстро добавила:
— По крайней мере, здесь.
Она имела в виду — в постели. Эта уловка заставила его мысленно поморщиться, но ему не хотелось, чтобы она это заметила. Он взял ее руку и покрыл пальцы нежными поцелуями.
— Да.
Она нахмурилась, слегка сдвинув ровные брови.
— Или может быть, я просто наивна. Быть может, все женщины, с которыми вы спали, чувствуют себя вот так.
Как — вот так? Он чуть было не задал этот вопрос вслух.
Сфера чувств — опасная сфера. Он улыбнулся и, приподнявшись на локте, легко провел ладонью по ее груди и плоскому животу.
— Я думаю, вы анализируете то, что не поддается определению. Насколько мужчина и женщина получают удовольствие от общества друг друга — это всегда субъективные ощущения. Уверяю вас, я действительно получаю очень большое удовольствие, — сказал он.
— Кажется, вы говорите искренне…
Она выгнулась, когда Люк провел пальцем по ее бедру.
Он говорил искренне. И еще ему хотелось, чтобы он мог забыть сладость ее поцелуев, ее необычный вздох, когда он входил в ее хрупкое тело, теплый душистый шелк ее кожи… но он не мог. Оказалось, что он не может этого сделать, и чем бы ни кончилась их связь, у него созревало зловещее ощущение, что воспоминание о Мэдлин будет преследовать его так же, как его прошлое.
Другими словами, он ничему не научился на собственных ошибках, только прибавил к старым новые.
Это было совсем не то, чего он искал, когда поддался своему основному инстинкту и снова уложил ее в постель.
…Летняя ночь, случайная встреча, красивая дама в саду, когда он был о как уязвим и восприимчив, потому что Испания, осталась далеко позади, а он оказался в новой для себя роли виконта, и беспорядок его чувств привел к не вполне безупречному обмену обычными шутками… а потом… а потом Мэдлин посмотрела на него прекрасными глазами, и впервые со смерти Марии другая женщина вызвала у него проблеск желания. Она согласилась, когда он предложил проводить ее домой, и только потом, после ночи незабываемой страсти, он понял, что та, которую он соблазнил, была добродетельной молодой вдовой, только недавно снова начавшей появляться в обществе. Он не хотел этого, он просто хотел случайного соития…
«Или может быть, именно этого ты и хотел», — намекнул коварный голос у него в голове. Случайная связь не вызвала бы у него такого потрясения. Быть может, ему послали рай на земле, не обязав при этом надевать ангельские крылья.
— Никто из нас не забыл той давнишней ночи, — сказал он с вынужденной честностью, — иначе мы не оказались бы вместе. Не делайте ошибки, полагая, что вы такая же, как все.
Он хотел дать ей понять, что держится на расстоянии от нее по некоторым личным причинам.
— Вот как? — Ее неуверенный взгляд говорил о том, что она не понимает, как важно разобраться в его словах. — Почему я не такая же?
Он уже сказал ей слишком, слишком много и демонстративно скривил губы в едва заметной улыбке.
— С чего мне начать? Ни у кого нет таких грудей, как у вас. Женственные, пышные, но не настолько большие, чтобы не уместиться в моей руке. — Он обхватил ладонью се теплую податливую плоть. — Все мужчины на сегодняшнем балу завидовали мне.
— И каждая светская красавица ревновала меня после того, как мы сегодня появились и ушли вместе.
Мэдлин проговорила это весело, но в ее голосе прозвучала едва заметная тревога.
Он насмешливо фыркнул.
— А каждый молодой денди хотел вырвать мне сердце, потому что я здесь, с вами.
— Но я не хочу… — Она посмотрела ему в глаза и добавила приглушенным голосом: — Быть с ними, я имею в виду.
Плохо, что он поверил ей. Нельзя сказать, что у него было достаточно оснований, чтобы высказать свое мнение, но он ей поверил и был настолько надменен, что спросил, в свою очередь:
— А в чем я не такой?
— Не знаю.
Люк пробежал пальцами по радужным дорожкам, оставленным его семенем на ее бедре.
— Я тоже не знаю, почему я здесь. — После чего он усмехнулся, не желая примешивать ничего серьезного к своему нынешнему состоянию удовлетворенности. — Хотя слишком большое количество размышлений в такое время — вещь опасная. Скажем только, что, по моему мнению, вы немного угрожаете спокойствию моей души, и при этом все-таки я не могу совладать с телесными порывами.
— Вы в этом не одиноки. Логика бессильна в нашем случае, так что давайте не будем делать напрасные попытки и терять время.
Она улыбнулась в ответ, в ее глазах было что-то озорное.
— Могу ли я добавить, что мне нравится то, что делают сейчас ваши пальцы, но лучше бы они переместились на несколько дюймов выше?
Он обрадовался ее желанию прекратить разговор, особенно потому, что прагматическое расследование мотивов и последствий стало просто невозможным, когда она откинулась на тонкие льняные простыни, манящая и доступная для эротической игры. Ее длинные светлые волосы, густые и блестящие, напоминали китайский шелк, они были не цвета золота и не цвета платины, но какого-то ускользающего оттенка, среднего между двумя этими цветами, а необычный разрез глаз вызывал в памяти образы гарема и экзотических запретных вечеров где-то далеко от этого мира. То была фантазия, и он более чем охотно покорился ей — и самому себе.
— Вот так?
Он легко коснулся ее, обвел изящный треугольник волос между ее бедрами, а потом его палец скользнул внутрь для исследования. Конечно, там было влажно от ее желания и так горячо и узко, что он снова начал затвердевать.
Даже он удивился, потому что, хотя у него никогда не было проблем с потенцией, он считал себя уже удовлетворенным.
Лежа на спине, она опустила ресницы и раздвинула ноги.
— Вы никогда не устаете?
— Немного устал. — Он поцеловал ее грудь, ощутил запах кожи, и ее солоноватый привкус подействовал на него как самое сильное возбуждающее средство. — Но явно не готов еще уйти.
— Я вижу.
Она бросила взгляд из-под отяжелевших век на его оживающую плоть.
— Вы не слишком устали, чтобы мне нельзя было остаться еще на некоторое время?
— Совершенно нет.
Спокойный голос подтверждал ее искренность.
— Так я и подумал.
Опираясь на локоть, Люк принялся ласкать ее сначала одним пальцем, потом двумя, от чего она судорожно втянула в себя воздух.
— Да.
Ее бедра двигались в такт с его пальцами.
— Разве я задал вам вопрос?
— Не знаю.
Она задыхалась, а он продолжал:
— Вы хотите, чтобы я снова вас взял?
Она посмотрела на него, испуганная и не совсем уверенная, понял ли Люк, что они с мужем никогда не занимались в постели любовными играми. Он продолжал возбуждать ее, медленно растягивая губы в усмешке.
— Простите мою откровенность, но мой статус мальчика-певчего уже давно отменен.
— Это меня не удивляет. Вы не имеете права ни на что, хотя бы отдаленно относящееся к божественным рудам…
Мэдлин могла бы сказать и больше, но он нова пошевелил пальцем и она только быстро втянула в себя воздух и задрожала, при этом ее лицо сильно покраснело.
— О Боже…
— Попросите меня вежливо, и я перестану.
— Люк…
— Достаточно будет простого «пожалуйста».
Он понимал, что она вот-вот кончит.
— Хорошо… да, пожалуйста.
Он угодил ей и с удовлетворением почувствовал, как сжались ее мышцы вокруг его пальцев, когда она достигла оргазма. Он держал ее в этом состоянии долго и томительно, пока она не оттолкнула его руку и не легла, задыхающаяся, дрожащая всем своим роскошным телом.
— Животное, — сказала она коротко.
Он рассмеялся и вытянулся рядом с ней, его плоть опять была в полной готовности.
— Вы меня просили.
— Вероятно, Олти, в ваших развлечениях могут участвовать двое.
Сказав это, Мэдлин стала на колени, откинув волосы назад.
Было приятно видеть удивление в его глазах, потому то его обычная холодная искушенность часто заставляла ее чувствовать себя юной простушкой. Она хорошо понимала, что он может в любое время оказать сопротивление, и с этим ничего не поделаешь, но когда она положила руки ему на плечи и приказала ему лечь навзничь, он подчинился, выразив свое возражение, всего лишь тем, что слегка выгнул брови.
Красоты его тела было достаточно, чтобы она остановилась и восхитилась крепкими очертаниями этого мускулистого торса, длинными ногами, плоским животом и, разумеется, размером его пениса. По натуре она не была дерзкой, но эти постельные схватки с Люком были совершенно новы для нее. Она больше не была покорной женой, узнающей об интимной жизни супругов урывками и по мелочам; она была теперь именно любовницей.
Как ни странно, это вызывало у нее особое ощущение собственной просвещенности и власти. Она сама выбрала все это. И если завтра ей захочется уйти, она уйдет. Он отпустит ее — она это знала, — и может быть, благодаря этому их плавание казалось ей… безопасным.
Оказывается, власть может опьянять.
Она протянула руку и обхватила его напряженный член, удивляясь, что ее испытующие пальцы ощущают удары его пульса.
— Что, если я теперь извинюсь за то, что поступал так деспотически? — спросил Люк сдавленным голосом.
— Вам это не нравится?
Ее пальцы скользнули по напряженной, разгоряченной плоти и сжали ее у основания.
— Мне это очень нравится, но у меня такое ощущение, что вы вознамерились как-то отомстить мне. — Его глаза под тяжелыми веками смотрели настороженно. — А мое положение в данный момент весьма уязвимо.
Он слишком красив, подумала она, со спутанными волосами и патрицианскими чертами лица, не говоря уже о летучей улыбке, которая появлялась редко, разве только он нарочно старался быть очаровательным. Он опирался о ее кружевные подушки и казался более мужественным, чем когда-либо.
— Я не сделаю вам больно, — пообещала она.
Потом наклонила голову. Колина она ублажала ртом всего один раз, и произошло это, когда они уже были женаты больше года; он тогда шепотом попросил ее об этом, чем и потряс до глубины души. Но если она помнила правильно, ему это понравилось до необычайности, и Люк, конечно же, заслуживал того, чтобы ему доставили такое же бесстыдное удовольствие, какое испытала она от манипуляций его пальцев.
Она осторожно лизнула распухший кончик его члена и услышала в ответ довольный стон. Он хрипло прошептал:
— Мэджи…
Его крепкие бедра были напряжены под ее ладонями, и она осторожно двигала языком по его члену, сознавая, что не очень-то умеет делать то, что делает, но с каждым моментом совершенствуясь. Если его прерывистое дыхание о чем-то говорило, то недостаток у нее практики не имел значения.
— Вы… не стоит.
Его пальцы впились ей в волосы, что не соответствовало его словам.
Хотел ли он сказать, что истинная леди не должна так поступать? Может быть, но она обнаружила, что в постели быть леди не значит обладать какими-то реальными преимуществами, а вот делать то, что тебе нравится — и что нравится твоему партнеру, — гораздо приятнее. Например в данный момент Люк находится всецело в ее власти, его шея выгнулась на подушках, грудь часто вздымалась, и было слышно, как из нее с шипением вылетает дыхание.
Как приятно поставить на колени человека с таким необычайным самообладанием, пусть даже только в фигуральном смысле.
— Я почти… почти кончил… перестаньте. — Голос у него звучал отрывисто, но руки настойчиво отвели ее голову вверх, он уложил ее на спину и сказал, блестя главами в свете лампы:
— Дерзкая девчонка.
И поцеловал ее, а потом раздвинул ей ноги коленом да пылко вошел в нее. Она ахнула, но не от боли — скорее от потрясающего ощущения.
— Это не будет длиться долго, — прошептал он ей на ухо.
Дыхание его было горячим, кожа под ее ладонями казалась охваченной огнем.
Соитие было лихорадочным, неистовым, эротически удовлетворяющим и, как он и обещал, кончилось быстро. Оба были настолько возбуждены, что вздохнули от взаимного сильнейшего наслаждения и одновременно содрогнулись, прижавшись друг к другу.
— Я считаю, что вы полностью виноваты в моей юношеской импульсивности, — наконец пробормотал Люк голосом, полным изумления.
Он откинул ей волосы со лба, его улыбка едва мерцала. Жест был нежный и осторожный по контрасту с его настойчивой властностью.
— Вот как? — Она рассмеялась, ей нравилось ощущать его, такого крупного и влажного, и он так распределил свой вес, что не давил на нее. — Не следует ли мне извиниться?
— За то, что вы были так великолепно чувственны и раскованны? Думаю, что нет.
— Вы сами, милорд, были немного беспечны.
Она провела пальцами по его мускулистому плечу.
— Кстати, о беспечности. Я должен идти. — Он повернул голову и посмотрел в окно, где между раздвинутыми занавесями были видны первые бледные красноватые полоски рассвета. — Разрешите мне поправиться: мне следовало уйти часом раньше.
Мэдлин могла бы возразить — ей снова хотелось уснуть в его объятиях, — но он был прав. Тревор вставал довольно рано, а ей нужно поспать хотя бы несколько часов. Ей не хотелось пропускать завтрак с сыном.
Поэтому она молча кивнула и стала смотреть, как Люк встал с кровати, быстро умылся над тазиком, стоявшим у ее туалетной комнаты, и оделся — проворно и умело. Высокая фигура в полутемной спальне… он помедлил мгновение, а потом подошел и быстро поцеловал ее на прощание. Поцелуй был восхитителен, его губы долго прижимались к ней, вызвав предательский вздох.
А потом он ушел. Никаких обещаний, подумала молодая женщина. Она ощущала себя телесно удовлетворенной и приятно утомленной, но от душевного равновесия была довольно далека. Люк не дает обещаний. Он специально сказал ей, что никаких обещаний не будет.
«Я знала это все время», — упрекнула она себя, все еще ощущая его запах на своей коже.
Она пустилась в это плавание по собственному выбору, и если под конец плавание само по себе окажется наградой, этого достаточно. Люк может защищать ее, может желать се, но она знала еще до того, как зазвала его к себе в постель, что он не скрывает отсутствия у него интереса к женитьбе.
Однако при этом она понимала, что какая-то порочная часть ее сознания упрямо размышляла о том, не сможет ли она изменить ход его мыслей.