Влюбленный виконт

Глава 23

Снова он занимается этим. И снова ему это не очень-то удается, но, насколько он мог судить, никто не обращает внимания ни на него, ни на его тайную слежку.

И уж конечно, Элизабет не заметила, что он тайком наблюдает за ней.

Майлз незаметно вышел на террасу через французскую дверь, притворяясь, что его чрезвычайно интересует стол с напитками, хотя за всю эту неделю не выпил ни капли, и незаметно бросил взгляд на танцующих. Элизабет изящно кружилась, окруженная серебристым шелком, который в точности повторял цвет ее глаз, и он просто не мог отвести от нее взгляд.

Пусть она и была в объятиях другого. Глупо, наверное, что он пришел на этот бал.

— Виски?

Майлз резко поднял глаза, застигнутый на месте преступления. Перед ним стоял Люк с вкрадчивой улыбкой на губах.

— Нет, спасибо, — пробормотал он.

— А я бы выпил немного, — сказал его кузен сухим тоном.

— Вот как.

Майлз посмотрел вниз, увидел бокал, взял одну из бутылок и налил виски.

— В последнее время я вас почти не видел. — Люк взял у него бокал, но пить не стал. — Ваш камердинер сказал, что вы оделись к вечеру. Я решил, что увижу вас здесь. В последнее время ваше отсутствие стало весьма заметно.

Действительно, они жили в одном доме, но пути их теперь не пересекались. У обоих совершенно изменился распорядок дня, хотя, как ни смешно, причина этих изменений была одна и та же.

Женщина. Люк проводит ночи где-то вне дома, а Майлз взял за правило приходить очень поздно и снова уходить рано утром, чтобы избежать встречи с Элизабет.

— Я держусь на расстоянии. — Майлз старался говорить обычным тоном, чтобы в голосе его не звучали попытки оправдаться. — И не только ради нее. Вы знаете мои чувства. Вы можете в чем-либо упрекнуть меня?

— Нет, не могу, но что же вам делать дальше? Не можете же вы избегать ее вечно.

Это так, подумал Майлз, но он пытается. Звучала музыка, кружились танцующие пары, и Майлз больше, чем когда бы то ни было, жалел, что сезон в полном разгаре и что погода стоит жаркая, потому что он вспотел в своем фраке.

— Как она хороша.

— Она хочет поговорить с вами.

Майлз оторвал взгляд от изящной фигурки Элизабет и посмотрел на Люка.

— О чем?

— О чем? Черт побери, Майлз, вы же ее знаете. Естественно, ей хочется обсудить тот поцелуй у фонтана, свидетелем которого я был на днях, и, насколько я могу судить, ей хочется еще много чего. Элизабет стала взрослой, но она не до конца сбросила личину того товарища по детскими играм, которого вы помните. Я думаю, вам хорошо известно, что она идет к решению проблемы самым прямым путем, когда ей что-то надоедает.

Слова «проблема» и «надоедает» не были особо лестными. Майлз сглотнул и промямлил:

— Я не уверен, что мне хотелось бы вести такой разговор.

— А я совершенно уверен, что выбора у вас почти нет. Она пригрозила, что загонит вас в угол в вашей спальне; такую тактику я не мог одобрить, так почему бы не избавить нас обоих от излишнего беспокойства и просто не поговорить с ней? Это, — бесстрастно добавил Люк, — даст вам возможность сделать ваше дело.

Майлз почувствовал, как в нем что-то расслабилось. Это не было настоящее облегчение, потому что ему еще предстояло узнать, что хочет сказать Элизабет, но он освободился от необходимости держаться на расстоянии от нее, к чему он сам себя приговорил. Он мог вынести многое, но не эту жизнь вдали от нее. Когда она ушла после потрясшего его душу поцелуя, он страдал из-за того, что могло произойти дальше, и — да, он все время сознавал, что просто откладывает окончательное выяснение отношений с Элизабет.

— Она иногда бывает очень упряма.

— Вы говорите это ее опекуну, а он может и оскорбиться, — сухо сказал Люк. — Быть может, вы могли бы избавить ее теперешнего партнера от его обязанностей и увести ее в сад подышать свежим воздухом. Я думаю, что могу доверять вам и что вы не предадитесь страсти на клумбе с розами леди Ротеджер.

Майлз не был уверен, что ей когда-либо захочется предаться страсти с ним, и от этого его душа рвалась на маленькие ленточки.

Но может быть, поскольку она попросила своего брата сообщить Майлзу, что…

Нет, надеяться — это неблагоразумно.

— Подумайте о возможных царапинах, — согласился он с деланым спокойствием. — Положитесь на нас. Я верю, что мы просто все обсудим, как два взрослых человека.

— Взрослых?

— Да, сосредоточьтесь, пожалуйста, на этом новом подходе к вашим отношениям. — Люк внимательно смотрел на него. — Это не детские игры. Будьте благоразумны и приведите ее обратно прежде, чем люди начнут шептаться.

— Приведу, — пообещал Майлз.

— Музыка кончается, — заметил Люк, — и у меня много дел сегодня вечером, так что, если вы не возражаете, теперь самое время.

Майлз понимал, когда ему делают подарок.

Он ушел.

— Как вы раскраснелись.

При звуке такого знакомого голоса Элизабет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Майлз стоял всего в нескольких шагах, материализовавшись из толпы танцующих, высокий и неотразимый в вечернем костюме. Он продолжал обычным голосом, с ничего не выражающим лицом:

— Я не хочу сказать, что это вам не идет, но, может быть, вам не помешает немного подышать свежим воздухом, Эл.

Ее партнер, молодой человек, чьи необычайного размера бакенбарды и напомаженные волосы в сочетании с бриллиантовыми пряжками на ботинках придавали ему вид денди, очевидно, услышал, как кто-то окликнул его по имени, поклонился и скрылся.

Майлз смотрел ему вслед с раздражающе довольным видом. Элизабет сказала едко:

— На самом деле он просто очарователен и прекрасно танцует вальс.

— Я уверен, что он истинный образец модного джентльмена. — Майлз снова перевел взгляд на девушку. — Не хотите ли выйти со мной в сад на пару минут?

Он снова настал, один из тех моментов, когда ее пульс убыстряется и она как будто забывает все остальное в мире просто потому, что Майлз смотрит на нее.

Или может быть, дело в том, как он смотрит.

Он ждал, приподняв брови.

В конце концов она ведь хотела поговорить с ним, хотела все уладить, но до сих пор не поняла, что собирается ему сказать, и это было действительно трудно. Она найдет что сказать; оставалось только надеяться на это единственное, что она знала наверняка — что жизнь ее станет невыносимой, если Майлз будет избегать ее.

Жизнь без него станет невыносимой. Элизабет кивнула, и когда он предложил ей руку, она оперлась на нее и позволила провести себя через толпу и вывести на террасу. Они оказались не единственными, кто захотел удалиться из душного зала, и несколько других пар или стояли, прислонившись к балюстраде, или сидели на каменных скамьях. Майлз решил спуститься вниз по ступеням и повел ее к мощенной камнем аллее. Никто из них не сказал ни слова.

Было облачно и немного душно, непрестанно двигающаяся пелена облаков то и дело скрывала луну, налетал легкий ветерок. В этом меняющемся свете было трудно понять, какое лицо у Майлза, и Элизабет пыталась подражать его самообладанию и не поддаваться желанию начать разговор. Поцеловав ее, он взял на себя инициативу изменить их жизнь.

Навсегда.

Он пошел медленней, и наконец они остановились на погруженной в тень дорожке. Ветерок теребил его волосы.

— Люк сказал, что вы хотите поговорить со мной.

Его официальный тон раздражал ее, но если говорить честно, она была рада этому тону. Приходить в раздражение в обществе Майлза было не ново для нее, но теперь ее беспокоило, как сильно бьется у нее сердце в сто присутствии. И она сказала, собравшись с духом:

— Я думала, что нам, наверное, нужно обсудить то, что произошло.

— Произошло?

— Майлз, не притворяйся тупицей. Ты меня поцеловал.

— Вот так?

Его рука обхватила ее щеку, и он неожиданно приблизил губы к ее губам так быстро, что она ахнула, а другая его рука легко пробежала по ее обнаженному предплечью, и он поцеловал ее… он целовал ее… оттенки поцелуя смещались, как зыбучий песок. Он сплел пальцы с ее пальцами; сначала он был почти отчаянно нежным, потом настойчивым, а потом снова восхитительно щедрым, и вот он наконец поднял голову.

— Так что ты сказала?

Если бы не легкая неуверенность в его голосе, она страшно разозлилась бы. В конце концов, ей было прежде всего нужно спокойное разумное объяснение причины, по которой он поцеловал ее, а он вместо этого взял и опять ее поцеловал.

И проделал это весьма старательно.

И от этого она лишилась всякой возможности рассуждать здраво.

— Да, именно так. Ну нет, — поправилась она, — на этот раз это было немного по-другому… Ах, Майлз, почему?

Он криво усмехнулся, он всегда так усмехался, когда делал что-то особенно раздражающее ее.

— Потому что я тебя обожаю. Ты поверишь мне, если я так скажу? Потому что ты, возможно, самая красивая женщина на свете… Постой, неужели я сказал «возможно»? Нет. Самая красивая женщина на свете, и что даже когда ты сказала мне, что я жалкий и что у меня дурные манеры, и пожелала мне вечных мук по этой причине, я и тогда так считал.

Утратив дар речи, она молча смотрела на него, на эти мучительно знакомые черты — слегка удлиненный нос, четкие очертания подбородка, глаза с золотистым оттенком, потемневшие при слабом освещении, и она поняла, что это и есть биение сердца, флирт и фанфары.

Это любовь. Господи, она любит Майлза. Конечно, отчасти она понимала, что любила его всегда, но не так. То была нежная любовь, а теперь та самая.

— Когда ты уехал в университет, я… я была такая несчастная из-за твоего отъезда. — Она остановилась на середине фразы — больше для того, чтобы самой все понять, а не чтобы объяснить ему. — Я не могла в это поверить.

Он крепче сжал ее пальцы.

— Подумай обо мне. Я уже знал, что люблю тебя. Мне не хотелось уезжать, я знал, что буду видеть тебя раз в несколько месяцев, но Чез настоял и моя мать согласилась, и я думаю, что они уже тогда знали о моих чувствах. Но я согласен с ними — ты была слишком молода, но мне было трудно. Я не думал, что мне будет так трудно.

Кажется, об этом знали все, кроме нее, подумала Элизабет.

— Тебе следовало сказать мне.

— Отнюдь. — Он покачал головой. — Совсем нет. Нельзя было по многим причинам, самая важная из которых: тебе нужно было начать выезжать, тебе нужно было, чтобы за тобой ухаживали, посылали тебе цветы, и чтобы ты сама решила, хочешь ли ты выйти замуж за человека, который не имеет высокого положения в обществе и не обладает большим состоянием и вообще ничем особенным, за человека, который не может предложить тебе ничего, кроме своей любви.

Вдруг она задрожала, разом вспыхнув и похолодев, и прижалась к его руке, словно решив никогда ее не отпускать.

— Я думаю, у тебя гораздо больше хороших качеств, больше, чем ты думаешь — пробормотала она, почти утратив контроль над своими чувствами. — Из тех, кого я знаю, ты умеешь выше всех залезть на дерево.

— Это качество очень помогает стать хорошим мужем.

Его губы кривились.

Мужем. Она вздрогнула. Неужели она действительно собирается выйти замуж за Майлза?

О да.

— Но у тебя много недостатков, — заметила она, очарованная его взглядом, устремленным на нее.

Как будто он действительно обожает ее… и как же она могла быть настолько слепа?

— Десятки, — согласился он, немного опустив ресницы и устремляя взгляд на ее губы. — Может быть, даже, сотни, но взгляни на положительную сторону этой ситуации. Ты уже знаешь их все.

— Я не знаю, говорит ли это в твою пользу или нет.

— А вот это? — Он привлек ее к себе, и его губы сделали что-то мучительное у нее под ухом. — Обещаю удовлетворить твое любопытство полностью, Эл. Отвечу на каждый вопрос, на который раньше не мог тебе ответить. Открою все тайны, о которых твоя мать не хочет говорить тебе, расскажу о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Тебе интересно?

Ведь он знает, что ей интересно, черт бы его побрал, но он еще не задал ей положенный вопрос. Ее руки обвили его шею.

— Быть может, тебе следует сделать мне предложение самыми четкими словами? Иначе, как мне кажется, ты скоро окажешься под прицелом дуэльного пистолета Люка.

— Согласны ли вы стать моей женой? — прошептал он пылко и обольстительно, и в ответ она вздрогнула. — Клянусь, что буду брать вас на рыбалку и на запретные прогулки по лесу под луной, и мы сможем лежать на берегу реки солнечными днями и мечтать до бесконечности. Я понимаю, это не много, но…

Она остановила его, притянув к себе и поцеловав томительным красноречивым поцелуем, все еще изучая, все еще дивясь, как такое простое прикосновение может быть таким воспламеняющим.

— Будь спокоен, Майлз, — прошептала она ему в губы. — Ты иногда бываешь таким глупым. Разве это не много? Это все, дурачок.

— Значит ли это «да»? — Теперь он смеялся, она помнила этот глубокий смех, и он ей очень нравился. — Нельзя же принять предложение и называть своего будущего мужа дурачком в одно и то же мгновение.

— Конечно, можно. — Она улыбнулась ему с озорным видом. — Я прекрасно умею нарушать правила, когда я с тобой, ты помнишь?

Напрасно он попросил Майлза привести Элизабет обратно прежде, чем все заметят их длительное отсутствие. Люк вытащил часы, снова посмотрел, на них и подумал, что, наверное, все идет прекрасно, учитывая, сколько времени прошло.

— Так я и думал, что найду тебя здесь.

При звуках этого холодного, четкого голоса Люк отвел глаза от ведущей на террасу двери, на которую он смотрел с неодобрительным видом, и увидел Майкла.

— Я получил твою записку.

И он сделал правильный вывод о том, куда нужно отправиться а этот вечер, хотя вряд ли это могло быть тайной, потому что Люк должен сопровождать Элизабет на все самые интересные приемы. На нынешнем балу было столько гостей, что это даже причиняло им неудобства; хозяйка дома пользовалась широкой известностью в свете.

Мэдлин на балу не было, она прислала сообщение, что едет за город, чтобы побыть несколько дней в имении своей невестки, прежде чем привезти домой Тревора. Это Люку не понравилось. В ее присутствии отступало ощущение беспокойной скуки, которая жестоко терзала его весь этот год. Короче говоря, он понял, что будет по ней скучать.

И он боялся, что скучать будет очень сильно.

— Мне было просто любопытно, нет ли у тебя кое-каких идей, — медленно проговорил Люк, удивляясь внезапному появлению друга. — Поскольку ты достал для меня этот дневник, я решил, что тебе может показаться интересным новый поворот этих таинственных событий. Что скажешь?

Люк послал Майклу короткое сообщение, в котором излагал рассказ Фитча о том, как тот завладел дневником, но он никак не думал, что его другу этот рассказ покажется каким-то особенно интересным и он явится на бал, чтобы поговорить о нем. Майкл редко показывался на светских сборищах, разве только когда его к этому принуждали.

— Значит, Фитч сказал, что нашел дневник? — В карих глазах Майкла появился внимательный блеск. — Это объясняет, как дневник мог попасть в руки такого человека, как Фитч, совершенно лишенного воображения, но больше ничего нам не говорит. Поскольку призрак лорда Бруэра вряд ли станет красть дневник через много лет после его смерти и посещать наш клуб, только чтобы беспечно забыть там дневник с записями своих самых интимных мыслей, мы можем исключить мужа твоей прекрасной дамы как беспечного преступника. Равно никто из слуг не мог иметь доступ в клуб, и если Фитч не солгал тебе, они продали бы его, после того как украли, или скорее всего стали бы шантажировать леди Бруэр.

— Я расспросил клубную прислугу, чтобы выяснить, не помнит ли кто-нибудь из них об этом инциденте, но это произошло несколько месяцев назад. Никто не смог сообщить мне ничего полезного.

— Я мог бы сам заняться этим.

Люк отошел немного дальше в угол, чтобы уклониться от встречи с группой молодых леди, которые шествовали мимо, болтая и перешептываясь, прикрыв рты руками в перчатках. Майкл в качестве маркиза и холостяка вполне мог быть целью этой обдуманной прогулки, или то мог быть Люк — виконт, конечно, не такая ценная добыча, но и виконтом тоже не стоит бросаться. Как бы то ни было, молодые люди любезно наклонили головы, а потом вернулись к своему разговору.

— Я вижу, ты думал об этом. Почему?

— У меня есть на то причины.

Конечно, есть. У Майкла всегда есть причины. Он даже глазом не моргнет без причины.

— И что это за причины? — Люк задал свой вопрос напрямик, сбитый с толку этой историей с дневником и дальнейшими событиями, в результате которых изменилась вся его жизнь. Мэдлин была всегда средоточием его мыслей.

— Этот дневник, возможно, связан с другим расследованием.

— Как это?

Майкл посмотрел на него прямо, его вопрошающий взгляд был кристально ясен.

— Ты служил под началом лорда Веллингтона. Ты не мог не слышать о Роже.

Он слышал, но это было в Испании. Здесь, в Лондоне, в модном бальном зале, разговор об этом известном шпионе казался странным и неуместным. Люк спросил осторожно:

— Что общего может иметь такой человек, как он, с дневником мужа Мэдлин?

— Я думаю, он мог быть связан с первой кражей, — сказал Майкл своим обычным бесстрастным тоном, — а потом дневник бросил, чтобы его нашли. Я спрашиваю — почему? Расскажи мне еще раз о вашем разговоре с Фитчем. Слово за словом, если можно.