Слишком тихо для тех, кто трахается за деньги: картинно стонет, причмокивает, чтобы отработать, как следует.
Сидеть вечно в туалете не могу, а потому, осторожно ступая по паркету, подбираюсь к гостиной. Змей смотрит в мою сторону, всё так же сидя на закруглённом диване, которых здесь целых три, чтобы создать эффект полукруга вокруг шеста.
Понимаю, что замечена, потому выхожу из-за стены, придавая максимальную уверенность своему взгляду.
- Я похож на сучью воспиталку в детской саду? – летит в мою сторону вопрос, и я продолжаю молчать. – Или на пионервожатого, которому доверили сопливых детей?
Сейчас без рубашки, будто настолько жарко, что следовало её снять. Предполагаю, что он так и не поимел, что хотел, а просто отослал шлюху обратно, потому что всё пошло через одно место. Вопрос, где у него спрятана та самая змея, пока открыт. А он продолжает сидеть с раскинутыми по сторонам ногами, смотря на меня с ненавистью.
Раньше я видела похоть в его глазах, теперь отвращение. Алкоголь добрался до мозга, а, может, я пьяна от чужих феромонов, летающих в воздухе, потому что не намерена сбегать. Уже здесь, и хочу заставить его себя желать, потому что это пьянит ещё больше. Будто я могу иметь над этим человеком какую-то власть.
Бросаю взгляд на шест, который здесь установлен для стрипа. Не специалист в подобном деле, но в институте есть комната с такой штукой. Не официальная, в подполье. Кому придёт в голову учить классических балетниц шлюховскому искусству?
Я там была, как и многие другие. Узнай папочка, что его дочь выделывает на пилоне, поседел бы. А вот отдать меня на расстрах – пожалуйста. Вот такие у нас в семье двойные стандарты.
- Какого хера тебе от меня надо? – продолжает рычать Горяев, а между тем на часах уже следующий день. Карета не превратилась в тыкву, а скрылась за горизонтом. И вот теперь перед ним настоящая Золушка.
Походкой от бедра, как учат совсем не в балетной школе, а в домах по вогу, который мне ужасно нравится, отправляюсь к пилону, чтобы…
Да и сама не до конца понимаю, что мне тут надо. Просто пытаюсь быть нереально крутой и сексуальной.
Ладонь ощущает прохладу ледяной стойки. Несмотря на комфортную температуру в гостиной, металл так и не нагрелся. Обхожу вокруг, держась за тонкий стержень, соединённый между полом и потолком, ощущая на своём теле тяжёлый взгляд чужих глаз.
- Я не намерен тебя трахать, - звучит, как вызов. Как плевок в мою сторону, рождая желание доказать обратное, и я резко останавливаюсь напротив, держась за пилон руками и смотря на единственного зрителя.
Молчу. Говорить не с руки. Да и что лучше танца, который может всё сказать без слов?
С самого детства меня поглотил балет, настолько сильным было желание стать лучше, чем все остальные. Бесконечные состязания друг с другом в степени качества, бесчисленные тренировки и неимоверные усилия, чтобы стать той, кого ставят в пример. Своего рода кровавый спорт, в котором пытаешься занять своё место. И для чего?
Чтобы танцевать стриптиз для бандита.
- Включи музыку, - слышу свой тихий уверенный голос, и Горячев подкидывает брови, будто ослышался. А потом принимается ржать.
- Ты меня с диджеем перепутала? – смотрит на меня с вызовом, а я медленно присаживаюсь на корточки. И как только касаюсь задницей пяток, резко развожу ноги в стороны.
- Могу прекратить, - замираю на секунду.
- Вообще похер, - он раскидывает руки по спинке дивана, забрасывая ногу на ногу так, что щиколотка покоится на колене, и продолжает смотреть.
Остановиться и уйти, высоко задрав подбородок, или продолжать? Задача со звёздочкой.
Останавливаюсь, вытаскивая из кармана смартфон, и нахожу нужное.
- Хочешь меня трахнуть? – усмехается Змей.
- Хочу смотреть, как стоит твой член, который хочет меня трахнуть, - скалю зубы. – Только позволю ли? Вот в чём вопрос.
Он запрокидывает голову и закатывается смехом, а я укладываю телефон так, чтобы музыка была слышна хотя бы мне. Плевать, что там слышит он: мудак мирового масштаба. У нас противостояние, в котором я просто обязана одержать победу.
Извиваюсь, закрывая глаза. Так меньше смущает его презрительный взгляд. Скользит по моему телу, будто невзначай, и я понимаю, что не все мы говорим правду. Он лжёт мне про одно, я ему про другое. Каждый хочет казаться иным, чтобы не открывать, какой есть на самом деле.
Музыка играет. Возможно, больше в моей голове, и я отдаюсь на её волю, лаская своё тело ладонями. Откидываю стыд, потому что здесь он излишен. Это игра, это действо для того, кто категорически против. Это танец для Змея-соблазнителя, уверенного в себе.
Становлюсь сбоку, закидывая ногу на пилон так, чтобы продемонстрировать растяжку. Это всегда имело эффект у мужчин. Они сразу представляют себе картины иного рода. Возвращаюсь через время в обычную стойку.
Раздеться? Возможно. Кладу руки на живот, хватая за края футболки, и поднимаю её вверх. Поворачиваюсь, смотря на Горячева через плечо. Даже не мигает, как самая настоящая змея. Просто смотрит ледяным тяжёлым взглядом, ожидая, что будет в конце.
Я приду к нему? Позволю себя взять? Встану на колени, как до этого обычная шлюха? Размышления на полную мощность, а пока футболка отброшена в сторону, и я поворачиваюсь спиной, чтобы снять с себя джинсы. Эффектно добираюсь до самого пола руками, пока ноги - прямые и вытянутые струной с оттопыренной кверху задницей – направлены в его сторону.
Тишина, лишь негромкая мелодия из моего телефона. Я ждала, что он позовёт, только Змей гнёт свою линию, в которой для меня нет места.
Остаюсь в одном белье, выгибаясь так, чтобы он видел мою задницу и часть лица. Горячев неподвижен, и я даже принимаю его за труп.
Оборачиваюсь, пытаясь различить признаки жизни, и всматриваюсь в грудь: вздымается ли она.
- Закончила? – окатывает голосом, от которого исходит лёд. – А теперь вали в кровать.