Волшебная сила любви

Глава 14

Та же самая гостиная, то же самое окно, что и час назад. Только на сей раз в него смотрит одна Ребекка. А наблюдает она за тем, как к дому несут тело Эдуарда.

Арман и Дупта несли нечто бесформенное, завернутое в холст, а Жак шел рядом, склонив голову, опустив плечи. Невеселое зрелище, что и говорить. Ребекка отвернулась.

Стоит ли повторять, как она ненавидела Эдуарда? В последние два дня Ребекка то и дело мысленно желала ему смерти. Но сейчас, когда это случилось, она чувствовала себя чуть ли не виноватой. Одно дело – желать чьей-то смерти, а совсем другое – видеть, что твое желание исполнилось.

Почувствовав слабость в коленях, она двинулась к камину, где в кресле сгорбилась Маргарет. Та, узнав о смерти Эдуарда, упала в обморок. Теперь, уже оправившись, она выглядела почти как обычно, только была бледна.

– Они занесли его в дом, – тихо сказала Ребекка, садясь в кресло рядом с Маргарет. – Похоже, что садовый слуга сказал правду. Эдуард… его тело завернуто в холст. – Ребекка с трудом проглотила комок, поднявшийся в горле.

– Выходит, теперь нам незачем уезжать из «Дома мечты», – проронила Маргарет.

Эти слова застали Ребекку совершенно врасплох.

– Что?

– Я говорю, теперь мы отсюда не уезжаем. Зачем, если Эдуард умер?

Ребекка растерянно посмотрела на кузину. Это правда. Конечно, правда, но Ребекке и в голову не пришло говорить об этом сейчас. Ей показалось неуместным обсуждать преимущества, которые появились со смертью Эдуарда. Ведь она ее желала.

– Ты права, мы отсюда не уедем, – медленно произнесла она. – Но, Маргарет, я чувствую за собой какую-то вину! Понимаешь, я желала ему смерти! И теперь…

Маргарет встала, наклонилась и погладила волосы Ребекки.

– Не будь глупой, Ребекка, – проговорила она почти веселым тоном. – Ты и сама не веришь тому, что говоришь. Если бы все пожелания такого рода сбывались, то половина населения земли, если не больше, уже давно была бы на том свете. Тебе не в чем себя упрекать, и поэтому не надо мучиться. Помни, Эдуард был злодеем, слугой дьявола. Тебе ли этого не знать? Без всякого сомнения, его смерть – это Божья кара.

Ребекка смотрела на кузину во все глаза. Маргарет всегда была строгой и правильной, часто она изрекала банальные истины, но это последнее высказывание прозвучало излишне резко. В ней теперь появилось что-то такое, чего, несомненно, еще не было несколько недель назад, – некоторая твердость, вернее, даже жесткость. Ребекке не очень нравились новые черты характера кузины.

Ее размышления прервал приход Жака. Его сапоги и брюки были забрызганы грязью. Он выглядел растерянным.

Перед тем как заговорить, он с минуту, а может, больше, стоял в тяжелой тишине и молча глядел на них.

– Томас говорит, что нашел отца на полу в павильоне.

Ребекка поднялась с кресла, пересекла комнату и взяла его за руку.

– Жак, я так потрясена. Это правда. Но как он умер? Это был апоплексический удар?

Жак смотрел на нее, но, казалось, не видел.

– Нет, он получил удар ножом в сердце. Рукоятку сжимала его собственная рука.

Ребекка шумно вздохнула, чувствуя, как от лица отливает кровь. Чтобы удержаться на ногах, она схватила мужа за руку.

– Ты имеешь в виду – он покончил с собой? Жак покачал головой:

– Не знаю. Никто не знает. Возможно, что и так. Он обхватил голову руками и упал в кресло.

– Как мне сказать об этом матери? – Жак опустил руки и с отчаянием посмотрел на Ребекку. – Понимаешь, я не верил этому до тех пор, пока сам не увидел нож, торчащий из его груди. Я видел немало мертвых на войне, но то совсем другое. Ведь это мой отец!

– Я знаю, Жак, знаю, – пробормотала Ребекка, приблизив его лицо к своему.

Хоронили Эдуарда в дождливый день. По земле стлался легкий туман, и это делало обстановку еще более скорбной.

Фелис, пряча под густой вуалью опухшее от слез лицо, медленно двигалась, тяжело опираясь на руку Жака.

Рядом с Ребеккой и Маргарет с застывшим лицом шел Арман. Процессия приблизилась к мавзолею Молино, где Эдуарда положат рядом с отцом и матерью. Сзади двигался Дупта, а за ним домашние слуги и садовые рабочие. На похоронах присутствовали все жители острова.

Для совершения обряда священника не пригласили. Фелис хотела послать, однако Арман ее убедил, что в данной ситуации это не только нежелательно, но и лицемерно. Эдуард открыто заявлял, что не верит в Бога, и, насколько Арману было известно, в церкви был всего один раз – во время венчания с Фелис. Вместо священника над могилой отца, запинаясь, произнес небольшую речь Жак, и семья возвратилась в дом.

На этой краткой церемонии присутствовал только один посторонний – адвокат Эдуарда Гарольд Френке, высокий угрюмый человек, на лице которого, казалось, навсегда застыла гримаса вечного неодобрения.

Он приехал, чтобы зачитать завещание Эдуарда. Оглашение воли усопшего происходило в кабинете Эдуарда. Присутствовали лены семьи и Дупта.

Ребекку с самого утра не покидало странное ощущение, будто ее завернули в плотное одеяло. Она сидела рядом с Жаком и краем уха слушала, как скучным монотонным голосом читает завещание Гарольд Френке. Ей казалось, что он никогда не кончит.

Завещание не содержало никаких сюрпризов. Был щедро вознагражден «преданнейший слуга Дупта», а все остальное на правах старшего сына унаследовал так.

Будучи англичанкой, Ребекка знала о праве первородства. В Англии по традиции все состояние отца автоматически переходит старшему сыну, так что завещание ее ничем не удивило. Она украдкой посмотрела на Армана, который сидел справа. Он был, как всегда, угрюм и печален.

Когда все закончилось, Жак встал и подошел к брату.

– Я сожалею, Арман, что так получилось. Честное слово, я не знал, что отец все оставит мне. Мне казалось, по крайней мере Ле-Шен должен быть завещан тебе.

– Тебе не о чем сожалеть, Жак, – ответил Арман с каменным лицом. – При чем здесь ты, если так решил отец? Впрочем, я знал, что он мне ничего не оставит. Было бы странно думать иначе.

– Но это все легко исправить, – задумчиво проговорил Жак. – Я сейчас же, в присутствии адвоката, передаю Ле-Шен тебе во владение. Хозяйничай там, как хочешь, и делай изменения, какие хочешь. Ты ведь, кажется, всегда к этому стремился.

Арман недоверчиво посмотрел на него:

– Ты что, действительно собираешься так поступить?

Жак пожал плечами:

– Конечно. Кроме того, ты имеешь на это полное право.

– С твоей стороны это исключительно благородный поступок. – Арман встал и похлопал брата по плечу. – Спасибо, Жак.

Покончив с формальностями, Гарольд Френке отошел от стола Эдуарда.

– Итак, господа, я закончил. Еще раз примите мои соболезнования и позвольте удалиться.

?Как ушел провожать адвоката и вскоре возвратился. После небольшой паузы на середину комнаты вышел Дупта. Он отвесил традиционный индийский поклон, сложив ладони, а затем, выпрямившись, произнес:

– Леди и джентльмены, я покорно прошу вашего внимания.

Все разговоры сразу же стихли.

– Конечно, Дупта, – кивнул Жак. – Говорите. Дупта поклонился снова:

– Благодарю вас, сэр. Вначале я хочу объявить, что собираюсь в скором времени отбыть на родину благодаря наследству, оставленному вашим отцом, господин Жак. Но я не могу уехать, не открыв вам обстоятельств, о которых, пока был жив хозяин, я говорить не мог. Он спас мне жизнь, и я не мог обмануть его доверие.

«Вот это семейка, – подумала Ребекка, криво усмехнувшись. – Тайна на тайне, секрет в секрете, а сверху придавлен третьим. То, что к ним причастен загадочный Дупта, я никогда не сомневалась. Интересно, сколько еще тайн хранит этот дом? Они остаются нераскрытыми, потому что один человек дал слово другому молчать, а тот, в свою очередь, третьему. Сколько вреда от этих обещаний?»

Она обменялась взглядами с Маргарет, попутно заметив, что Фелис нервно поднялась со своего места.

Дупта снова поклонился.

– Мадам, я думаю, то, что я скажу, вас также заинтересует. И вас, молодые леди, – он кивнул в сторону Ребекки и Маргарет, – я прошу остаться. У вас были все основания испытывать гнев по отношению к покойному хозяину, и поэтому, я думаю, вам будет интересно узнать о нем правду.

Фелис выпрямилась и подняла руки, как будто слова Дупты были какими-то вредоносными насекомыми и она пыталась их от себя отогнать.

– Это касается моего покойного супруга – я имею в виду то, что вы намереваетесь сообщить?

– Да, мадам, это касается вашего супруга, так же как и меня, его слуги.

Фелис решительно покачала головой:

– В таком случае я ничего не желаю слушать. Что бы ни было, я не хочу об этом знать. С меня и так достаточно. Вполне. И чем может помочь знание этой, как вы изволили выразиться, «правды» о моем покойном супруге? Если чувствуете потребность, расскажите остальным. А я удаляюсь к себе.

– Мама! – Жак сделал движение к ней. Фелис отмахнулась:

– Нет, Жак, с меня довольно. Ты посиди, послушай, что расскажет Дупта. Поскольку он считает это важным, тебе следует остаться. А мне нужно отдохнуть. Я очень устала.

Мать покинула кабинет, и Жак вопросительно посмотрел на Ребекку и Маргарет:

– Вы уверены, что хотите выслушать то, что собирается рассказать Дупта?

– Да, – быстро кивнула Ребекка. – Я всегда предпочитаю раскрытые карты. Прошу позволить нам с Маргарет остаться. – Она посмотрела на Маргарет, сидящую неподвижно, сцепив руки на коленях. – Ты согласна?

Маргарет едва заметно кивнула.

– Благодарю вас, – сказал Дупта. – Я могу начинать? Это история довольно сложная и запутанная. Ее не так-то легко будет рассказывать. – Он посмотрел на Ребекку и Маргарет. – Вначале я хочу извиниться перед молодыми леди, у которых, кажется, сложилось обо мне неблагоприятное впечатление. Если это так, то очень жаль, поскольку никаких враждебных чувств по отношению к вам я не испытывал, несмотря на то что вы англичанки, а я индус. Ваши соотечественники действительно принесли моей родине много вреда, но обвинять вас в этом я не имею никакого права, тем более что сам совершил гораздо худшее. Если я казался вам холодным и недружелюбным, то это только потому, что я постоянно находился в напряжении. В напряжении меня держал хозяин. Соглашение требовало, чтобы я беспрекословно ему подчинялся.

– Соглашение? – хрипло спросил Арман. – И в чем же оно состояло?

– Как я уже упоминал, ваш отец спас мне жизнь. Мне бы не хотелось удлинять свой рассказ излишними подробностями своей жизни, но кое-что об этом сказать обязан. Я был единственным сыном богатого и знатного брахмана. Не сомневаюсь, молодые леди знают, что это такое. Наша семья была одной из самых могущественных в городе Хаши, или Варанаси, который вы, англичане, называете Бенаресом.

Опять же, не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что однажды я совершил, мягко выражаясь, очень большую глупость. В чем она заключалась, не стану описывать, упомяну только, что это было оскорбление бога Шивы, которое легло позорным пятном на честь и репутацию нашей семьи. Имя, которое я здесь ношу, не подлинное. Я был опозорен и обесчещен и, поддавшись панике, бежал из Индии. После долгих странствий судьба наконец прибила меня к этим далеким берегам.

У меня абсолютно не было никаких средств, но не это главное. Я, потомок раджей, аристократ в десятом поколении, из-за цвета кожи оказался здесь парией и неминуемо должен был погибнуть. Вопрос состоял только в том, когда и как. И в этот момент меня нашел Эдуард Молино. Будучи человеком образованным, он сразу же распознал во мне того, кем я являюсь на самом деле, и предложил сделку. Он взял с меня слово быть ему абсолютно преданным. Взамен он давал мне убежище в своем доме и работу в качестве слуги, но не обычного. Во всяком случае, он обещал, что рабом я считаться не буду. Вот каким образом я появился в этом доме.

Он замолк.

– Но это определенно не все из того, что вы намеревались нам рассказать! – нарушил тишину Арман.

– Нет, сэр, – вздохнул Дупта. – Далеко не все. Поэтому, с вашего разрешения, я продолжу. Следует начать с того, что ваш отец очень мне доверял, и я был посвящен во все его тайны – вернее, почти во все, – о которых больше не знал никто. Он был уверен, что я никогда его не выдам, и поэтому говорил без опаски. Известно, что каждому человеку необходимо выговориться, особенно когда он несет такую тяжелую ношу, какую тащил на себе Эдуард Молино.

Он часто рассказывал о своем детстве, которое было у него… хм… весьма необычным. Он много страдал, и причиной этих страданий были его родители. В детали он не вдавался, но главное я понял: эти ужасы, которые он пережил в детстве, все еще витали над ним, являясь в снах. Именно из-за этого он пристрастился к гашишу, а потом начал употреблять и другие, более сильные наркотики. Все для того, чтобы забыться.

Причем если гашиш его умиротворял, успокаивал, в общем действовал почти благотворно, то другие средства, к которым, к глубокому сожалению, он пристрастился в последнее время, делали его диким, необузданным, подвигая порой на грань безумия. Именно под влиянием наркотиков он предпринимал походы по тайной галерее, этому темному лабиринту своего детства. Он уверял меня, что в семье о тайном ходе больше никому не известно.

– Значит, вы знали, что это был он! – вырвалось у Ребекки.

Дупта с достоинством кивнул:

– Да. Не могу отрицать. Но вмешаться во что-либо я был бессилен. Мне бы очень хотелось, чтобы вы это поняли. Договор требовал от меня абсолютной преданности и беспрекословного подчинения только ему, Эдуарду Молино. Я сожалею, что вам пришлось из-за этого пережить несколько неприятных моментов, но ничего сделать было нельзя.

– А если бы он нас с Маргарет убил? – вспыхнула Ребекка. – А если бы той ужасной ночью у меня в спальне он добился успеха? Вы что, сочли бы сейчас достаточным просто извиниться – и все?

Во время этой тирады Дупта стоял с опущенной головой, не двигаясь. Ребекка почувствовала на своей руке ладонь Жака и успокоилась, поняв, что любые слова сейчас не имеют никакого смысла.

Дупта поднял голову и продолжил, как если бы она ничего не говорила.

– В такие моменты он обычно не спал всю ночь и очень любил слушать игру на старинных инструментах, которые его отец привез из Китая. В молодости мне довелось изучать музыку, и я обнаружил, что эти инструменты не сильно отличаются от нашего ситара. Поэтому освоить их мне было нетрудно.

– Выходит, вот что это была за музыка, которую мы тогда слышали! – воскликнула Маргарет. – Значит, Ребекка была права, когда подозревала, что играете вы!

– Да, моя леди.

– Но почему все держалось в таком секрете? – спросил Арман. – Зачем отцу было нужно скрывать, что вы умеете играть на этих инструментах?

Дупта пожал плечами:

– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, сэр. Эдуард Молино был очень сложным человеком. Может быть, это имело какое-то отношение к его детству, может быть, потому, что на этих инструментах играл его отец… Не знаю. Вообще Эдуард Молино любил игры. Он забавлялся ими, как ребенок.

– Игры! – усмехнулась Ребекка. Дупта спокойно посмотрел на нее:

– Я убежден, моя леди, что, несмотря на все его действия, слугой дьявола он не был. Напротив, это был слабый человек с изуродованной психикой, с жуткими воспоминаниями детства. Это был глубоко несчастный человек. Таково мое мнение. В мои обязанности входило следить за ним, особенно в эти темные периоды, когда его душа странствовала по лабиринтам детства. Но даже мне он не открыл всех своих тайн. Иногда он вдруг начинал избегать встреч со мной, но чаще удалялся в какое-то неизвестное мне место, которое называл своим потайным кабинетом.

– Потайной кабинет? – проронил Жак. – Что это такое?

– К сожалению, я не знаю, сэр. Думаю, это должно быть в той галерее, по которой он путешествовал; возможно, там есть какая-то потайная комната. Мне известно только, что он туда ходил. Один. А когда возвращался, ему надо было выкурить несколько трубок с гашишем, чтобы успокоиться. Я много раз спрашивал его, почему он продолжает ходить туда, з это место, которое доставляет его душе так много боли, но он отметал все мои вопросы. Видимо, в его натуре все же было что-то темное, приводимое в движение неведомой силой. Оно-то и принуждало его к подобного рода действиям. Впрочем, все мы влекомы своей судьбой.

Наступило долгое молчание, в течение которого Дупта стоял, как будто чего-то ожидая.

– Спасибо Дупта, – проговорил наконец Жак, – и за то, что вы были отцу верны, и за то, что рассказали нам все это. В конце концов ваш рассказ облагородил образ отца, и теперь его поведение стало более понятным.

Дупта улыбнулся:

– У нас говорят: понять – значит простить.

– Вы сказали, что желаете возвратиться на родину. Выходит, проблема, из-за которой вы были вынуждены скрываться, уже разрешена?

Дупта снова улыбнулся, но на этот раз только слегка скривив губы.

– Увы, нет, сэр. Проблема не изменилась, изменился я. Это моя судьба – возвратиться и искупить свою вину. И совершенно не важно, что со мной будет после возвращения. Самое главное – город Хаши, что в переводе означает «город света», будет спасением моей души.

– Спасением вашей души? – спросил Жак.

– Да. Понимаете, мы, индусы, верим, что человек, умерший в городе Хаши, или Варанаси, достигает освобождения и заканчивает цикл реинкарнации путем соединения с вечным. Смерть в Варанаси означает достижение абсолюта. Я возвращусь, чтобы совершить погружение в воды Ганга, нашей святой реки. Затем я безропотно приму судьбу, какую для меня уготовил Шива. Имя Бога – правда.

– Но надеюсь, вы еще какое-то время пробудете у нас, чтобы мы могли найти человека на место управляющего? – спросил Жак. – Боюсь, мама некоторое время вообще будет не в состоянии заниматься хозяйством.

Дупта поклонился, сложив руки:

– Не стоит говорить об этом, сэр. Я останусь здесь столько, сколько потребуется. Мать Индия очень терпелива.