Волшебные крылья

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мина вошла в гостиную маркизы, что-то осторожно держа в руках. Она уже дошла до середины комнаты и только тут обнаружила, что ее светлость не одна. Ей навстречу из глубокого кресла поднялся маркиз. Мина немного смутилась, остановилась в нерешительности и, обращаясь к маркизу, произнесла с виноватым видом:

— Простите, пожалуйста, милорд, я вовсе не собиралась мешать вам. Я не знала, что вы заняты. Просто мне хотелось показать вашей бабушке этого голубя. Я уверена, она будет рада.

Мина подошла к креслу, в котором сидела старая женщина, и показала ей то, что до этого бережно прижимала к груди. Вдовствующая маркиза радостно воскликнула:

— О, так это же один из моих пропавших голубей. Он нашелся, какая радость!

— Его нашел один из садовников, ваша светлость, — сказала Мина. — Вот только у него сломана лапка.

— Бедняжка! Ему можно чем-нибудь помочь? — озабоченно произнесла маркиза.

— Не беспокойтесь, я уже наложила на лапку шину из палочек, — поспешила успокоить ее девушка, — и принесла показать вам. Вот видите, я уверена, кости срастутся, если мы сможем удержать его в покое хотя бы некоторое время.

Голубь спокойно лежал в руках Мины, казалось, он совершенно ничего не боялся. Девушка поближе поднесла его маркизе, и та увидела, что лапка голубя взята в лубок и аккуратно перевязана.

— Вы все прекрасно сделали, дорогая! — Старая леди одобрительно покачала головой. — Это просто замечательно, что вы знаете, что следует делать в таких случаях. Вы так добросердечны, моя милая.

— Мне в моей жизни пришлось много раз оказывать помощь животным и птицам, — объяснила Мина, снова забыв, чью роль она здесь играет.

Произнося это, девушка вспомнила обо всех утках, ржанках и ласточках, которых ее отец лечил у них дома.

Многие из этих птиц, возвращаясь домой из дальних стран, пролетали сотни миль. Они часто бывали полностью истощены и, обессиленные, падали на землю. Отец подбирал их, выхаживал, изучал их повадки и отпускал на волю.

Почувствовав, что снова говорит не совсем то, что от нее ожидали, Мина решила, что не следует заострять их внимание на своих словах. Поэтому она быстро переменила тему:

— Я заберу голубя с собой. Он сейчас чувствует себя гораздо лучше, чем когда мы только нашли его. Он накормлен, и у него есть уютное местечко, где он сможет отлежаться, пока не заживет лапка. Только он не должен прыгать или летать, пока нога не окрепнет.

— Конечно, нет, — улыбнулась девушке пожилая маркиза.

Она не стала даже пытаться дотронуться до голубя, так как понимала, что хотя он и сидит спокойно на ладони у Мины, но может разволноваться, если его будут передавать из рук в руки. Похоже, эта девочка обладала какой-то непонятной властью над животными и птицами.

Мина робко взглянула на маркиза.

— Извините, что помешала вам, милорд.

— Мы увидимся с вами чуть позже, — ответил ей маркиз, и девушка, уходя, приветливо ему улыбнулась.

— Этой девочке Господь послал дивный дар, — заметила маркиза, когда за Миной закрылась дверь. — У нее открытая душа. И это касается не только птиц. Агнес постоянно говорит мне о том, как ее обожают слуги, и я сама слышала, как старый Эбби ни о чем другом не может говорить, кроме как о том, что Мина заставила слушаться норовистого Светлячка.

— Это действительно так, у нее такой же дар общения с лошадьми, как и с птицами. Я едва мог поверить своим глазам, когда она продемонстрировала свою власть над Светлячком.

Тем временем в саду Мина пристроила голубя в маленькую клетку, которую садовник сделал специально по ее просьбе. Она думала о том, как был бы рад и доволен ею отец, если бы видел, с каким умением она смогла наложить шину и позаботиться о раненом голубе.

И еще она с грустью подумала о том, как много в Вент Роял вещей, которые бы очень понравились ее отцу. Она часто сожалела о том, что он не видит этих чудесных птиц, горделивых оленей, потрясающего парка, коллекции картин и собрания книг. Да и много чего еще, чем было богато это замечательное поместье.

А еще Мина подумала, что никогда в своей жизни не была так счастлива, как в эту последнюю неделю, которую провела в Вент Роял. И с внезапной острой болью, пронзившей ее сердце, она поняла, что скоро, совсем скоро она будет вынуждена уехать отсюда навсегда.

Мина заставила себя не думать об этом, но она знала, что, как только получит сообщение от Кристин, что та вышла замуж, она должна будет тут же уехать, причем постараться избежать при этом объяснений с маркизом, потому что не смогла бы выдержать этого разговора.

— Он рассердится… страшно рассердится за то, что я… обманула его, — в отчаянии сказала себе Мина.

Она приказала себе не думать об отъезде. Ей осталось не так уж долго наслаждаться этими восхитительными днями, так стоило ли портить их ненужными сожалениями о том, что должно неизбежно случиться? Лучше полностью насладиться оставшимся временем, ведь ей предстояло увидеть и узнать столько нового и интересного!

У Мины появилось одно желание, которое ей очень хотелось воплотить в жизнь. Она задумала приручить косулю.

Отец говорил ей когда-то, что косуля — самое умное и чуткое животное из всего семейства оленей и что у нее вдвое больше ума и сообразительности, чем даже у благородного оленя.

— Благородный олень — полигамное животное, — сказал он как-то Мине, — у него всегда несколько самок в стаде, а косули живут парами, у самца косули на всю жизнь остается одна подруга, и он сражается за нее со своими соперниками.

— И ты думаешь, папа, — спросила она его удивленно, — что именно это и делает косулю таким умным животным, умнее, чем все другие олени?

— Как свидетельствуют наблюдения, а я сам изучал многих животных и еще больше читал работы других зоологов, — сказал ей отец, — моногамные виды почти всегда вдвое превосходят по уму тех, у которых не образуется стабильной пары. Именно этот фактор, по моему мнению, является очень важным, когда стоит вопрос о выживании. Моногамная семья имеет преимущества перед полигамной, в частности, именно это помогло выжить косулям.

И он продолжил рассказывать ей о том, как прекрасно приспособлены косули к тем условиям окружающей среды, в которых существуют, а также как могут легко привыкать в случае изменений этих условий за счет сложного поведения и что именно это свидетельствует об их высоких интеллектуальных способностях.

— Косуля, — рассказывал он, — может стоять прямо перед тобой средь бела дня, в зарослях папоротника-орляка, и ты никогда ее не увидишь — так ловко она умеет скрываться, а ночью никогда не услышишь, как бы ни старалась, — так осторожно это животное.

Мина тогда с интересом выслушала рассказ отца, но сейчас она посмотрела на это совсем с другой стороны, думая о том, распространяется ли это правило и на людей.

Хотя ее неприятно удивили рассказы о беспутной жизни маркиза, нельзя было не признать, что он обладал острым умом. Ей казалось, что он — самый умный из всех людей, с которыми ей когда-либо приходилось встречаться, ну, может быть, за исключением ее отца. Маркиз мог ответить на любой ее вопрос, а задавала она ему их в огромном количестве. Его логика была безупречна, а знания в самых разных областях просто неисчерпаемы.

И каждый раз, когда они разговаривали, обсуждая классические теории древнегреческих ученых и философов или литературные произведения классиков либо погружаясь в философские споры о сущности бытия, каждый раз она чувствовала, что он легко ее понимает. И не раз оказывалось, что не только маркиз постоянно заставлял ее задумываться, но и ее вопросы побуждали его к размышлениям, в результате которых они подчас приходили к самым неожиданным выводам, доставлявшим им обоим огромное удовольствие.

Что же касалось косуль, как сказал ей маркиз, в его парке оставалось около десятка этих животных, они были неуловимы и очень пугливы. Только несколько молодых самочек понемногу начинали привыкать к девушке, и с каждым днем ей удавалось подойти к ним чуть ближе. У нее появилась надежда, что ей все же удастся приручить их.

Мина раздумывала об этом, стоя у окна в библиотеке и разглядывая этих прекрасных животных, мирно пасущихся на берегу озера. Тем временем маркиз покинул апартаменты ее светлости и направился в библиотеку.

Он еще раньше договорился с Миной, что после верховой прогулки они, по крайней мере, час будут заниматься историей Персии. Девушка обнаружила в библиотеке несколько книг на эту тему, которые ее очень заинтересовали, и теперь они лежали стопкой у него на столе.

Хотя маркиз пообещал подобрать ей учителей, однако сейчас он сомневался в том, что сможет найти кого-нибудь, кто мог бы соответствовать интересам девушки и обучать ее тем предметам, которые она хотела бы изучать.

Вместо этого он направил все свое внимание на уроки фехтования, доставляющие большое удовольствие как учителю, так и ученице, и на изучение многовековой истории тех стран, которые внесли неоценимый вклад в развитие цивилизации. Они часто и подолгу вели беседы, обсуждая культуру таких удивительных, загадочных стран, как Египет и Индия, Китай и Мексика.

С тех пор как маркиз окончил Кембридж, прошло уже десять лет, и он порой побаивался, что может попасть впросак, однажды обнаружив свое незнание и не ответив на бесчисленные вопросы девушки. Но, к счастью, он постоянно и много читал, и до сих пор ему удавалось удовлетворять ее ненасытную жажду знаний в самых разных областях. Единственное, о чем она его никогда не спрашивала, так это о животных и растениях, но тут она и сама могла многое рассказать своему учителю.

Мина держала маркиза в постоянном напряжении, ему все время приходилось вспоминать то, что, как ему казалось, он давно забыл. И ум девушки был настолько оригинален, что он никогда не знал, о чем она спросит его в следующую минуту. Однако их беседы все больше увлекали его, вызывали желание совершенствовать свои знания, чтобы не ударить перед этой удивительной девушкой в грязь лицом.

С известной долей самоиронии он сравнивал себя со всеобщей энциклопедией, к которой она постоянно обращалась, чтобы получить исчерпывающий ответ на интересующие ее вопросы, иногда самые неожиданные. Порой сам маркиз удивлялся, что может все это вспомнить.

Но что еще более удивляло его и казалось необычным в его юной гостье, так это то, что ни разу за все то время, что они проводили вместе: на верховой ли прогулке, за обедом или когда часами занимались в библиотеке, Мина ни разу не взглянула на него так, как смотрит женщина на привлекательного мужчину, то есть как на него смотрели все без исключения женщины. Он был для нее лишь учителем, которого она уважала и которым восхищалась за его обширные знания, но и только.

Иногда маркиз замечал по ее глазам, как что-то в нем пугало ее. Более того, при любом, самом невинном, упоминании о ее мачехе девушка сразу же замыкалась в себе, и в ее глазах появлялось выражение брезгливости, которое смущало и беспокоило его.

В то же время в его присутствии Мина обычно держалась совершенно естественно и раскованно, как если бы он был настолько стар, что годился ей в отцы. Так же просто она держалась с его бабушкой, с которой у нее завязалась настоящая дружба и очень доверительные отношения, которым маркиз даже завидовал.

Тиан не мог и предположить, что после стольких любовных побед и бесчисленных разочарований он когда-нибудь встретит женщину, которая окажется для него непостижимой загадкой, хотя на первый взгляд будет всего лишь юной девушкой, ну разве что только хорошенькой.

Не проходило дня, чтобы он не открывал для себя какие-то новые черты ее личности, которые прежде не замечал и которые неизменно казались ему необыкновенно привлекательными.

Между тем ее светлость была несказанно удивлена тем, что ее внук отнюдь не спешит, как прежде, к многочисленным развлечениям Лондона и предпочитает проводить дни в Вент Роял с Миной. Такого длительного пребывания маркиза в загородном поместье она не могла припомнить.

Итак, маркиз вошел в библиотеку и обнаружил там девушку, стоящую у окна в потоках солнечного света. Жаркие лучи, врываясь через полуоткрытое окно, сверкали и переливались золотыми искрами в ореоле ее волос. Мина обернулась, и маркизу показалось, что при взгляде на него ярче вспыхнули ее глаза и чуть порозовели щеки.

— Я нашла еще несколько редких книг, — радостно воскликнула она, — и в одной, представляете, милорд, совершенно фантастические рисунки восточной мозаики. Я бы отдала все на свете, чтобы только увидеть их воочию!

— Вам в будущем надо будет обязательно совершить путешествие на Восток, — сказал маркиз так, словно речь шла о поездке в соседнюю деревню.

— Мне бы так этого хотелось, — мечтательно произнесла Мина, понимая, что для нее это лишь пустые фантазии.

Думая о том, что она никогда не сможет попасть туда, девушка нахмурилась. Она вдруг вспомнила, что именно путешествие в восточные страны отняло у нее отца. Заметив набежавшую на ее лицо тень, маркиз понадеялся, что девушка объяснит ему, в чем дело. Слишком часто ее реакции на те или иные его слова сильно озадачивали его.

Инстинктивно он чувствовал, что это часть ее тайны, которой Мина не собирается с ним делиться. Он вопросительно взглянул на нее, надеясь, что девушка объяснит ему, что именно в его словах так огорчило ее, но затем с горечью подумал, что она по-прежнему в его присутствии ведет себя столь же пугливо и недоверчиво, как косуля. Неужели она никогда не научится доверять ему?

Маркиз молча наблюдал, как Мина задумчиво подошла к столу и взяла одну из книг, что лежали там в стопке.

— Посмотрите, милорд, что я нашла, — сказала девушка, обернувшись к маркизу, и он понял, что момент, когда она могла доверить ему свою тайну, безвозвратно потерян.

Он уже собрался сесть, как обычно, за свой письменный стол, как дверь библиотеки отворилась, и дворецкий громогласно объявил, почему-то пряча от хозяина глаза:

— Леди Батлет, милорд!

Элоиза Батлет, словно вихрь, ворвалась в библиотеку, и маркизу сразу стало ясно, каким образом ей удалось проникнуть в дом, несмотря на строжайший наказ, который он дал слугам, что для этой женщины его всегда «нет дома».

Она была необыкновенно хороша в своем платье цвета земляники, с широкой юбкой, заложенной складками, турнюром с широкими кружевами, которое подчеркивало ее изумительную фигуру. Шляпка — дань последней моде, украшенная цветами и небольшими страусовыми перьями, подрагивающими от каждого ее движения, венчала ее прическу, а на шее, запястьях и в ушах сверкали и переливались холодным блеском бриллианты. Казалось, они излучали ту же ярость, что светилась в ее потемневших от гнева глазах.

Резким, решительным шагом она направилась к маркизу, резко вздернув подбородок. От гнева, излучаемого, казалось, каждой клеточкой ее существа, она выглядела сейчас гораздо выше своего среднего роста.

— Я была вынуждена сама приехать в твой дом, чтобы встретиться с тобой, Тиан, — заявила она резким тоном, — потому что мне надоело посылать тебе бесконечные записки и ни слова не получать в ответ. Я желаю знать, почему ты начал меня так откровенно игнорировать?

Не дожидаясь от маркиза ответа, она резко повернула голову и увидела Мину, продолжающую стоять возле письменного стола с книгой в руках. Широко раскрытыми от изумления глазами юная девушка смотрела на разгневанную красавицу.

— Ах, вот как! Значит, это правда, что Надин Лидфорд навязала тебе свою падчерицу! — с неприятным смешком воскликнула визитерша. — До меня доходили слухи, но я не могла этому поверить! С какой это стати, Тиан, ты вздумал устраивать детский сад в Вент Роял?

В язвительном тоне ее голоса слышалась явная издевка, что ужасно не понравилось Мине. Взглянув на маркиза, девушка поняла, что он был просто взбешен, хотя старался ничем этого не выдать.

Все это время он стоял совершенно неподвижно и, казалось, с полным равнодушием взирал на прекрасную фурию, неожиданно ворвавшуюся к нему в дом. Абсолютно спокойным тоном он произнес:

— Доброе утро, Элоиза! Вот уж никак не ожидал увидеть тебя, впрочем, ты очень добра, что вспомнила обо мне и заехала к нам.

— Это вовсе не доброта с моей стороны! — в ярости выпалила леди Батлет. Показная холодность и сдержанность маркиза, казалось, разъярили ее еще больше. — Я желаю получить объяснения, почему ты больше не желаешь иметь со мной дела, и получу их немедленно!

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению вопросов столь деликатного свойства, — произнес маркиз все еще спокойным тихим голосом, — позволь представить тебе Мину, которая, как ты совершенно правильно заметила, является дочерью лорда Лидфорда и моей гостьей.

— И падчерицей Надин Лидфорд! — почти взвизгнула леди Батлет.

— Совершенно верно. Это отнюдь не секрет.

— Но почему-то ты скрыл от меня, что собираешься принимать ее у себя в доме! А я-то поверила, хоть ты и не слишком пытался в этом меня убедить, что ты покончил с Надин Лидфорд, когда она уехала в Индию!

Это уже был даже не намек, а прямое обвинение. В первый раз с момента появления леди Батлет маркиз нахмурился и начал проявлять первые признаки гнева, который уже давно бушевал у него в груди.

Он обернулся к Мине.

— Мне кажется, — сказал он, — что нам следует отложить наши занятия, скажем, на час. Мне необходимо поговорить с леди Батлет наедине.

Эти слова, сказанные спокойным тоном, вывели Мину из странного полуобморочного состояния, в котором она находилась все это время, будучи не в силах шевельнуться.

Не глядя ни на маркиза, ни на взбешенную красавицу, Мина положила на стол книгу и почти бегом бросилась к выходу. Дойдя до двери библиотеки, она открыла ее и уже выходя услышала слова леди Батлет, сказанные с язвительной насмешкой:

— Не могу понять, Тиан, зачем ты тратишь время на этого неоперившегося птенца, в то время, как мы могли бы…

Мина не хотела ничего больше слышать. Она захлопнула за собой дверь библиотеки, а затем помчалась со всех ног через холл прямо к двери, ведущей в парк.

Она бежала по дорожкам парка, затем по мосту над озером на другую сторону, стремясь как можно быстрее спрятаться среди деревьев и стараясь не думать об этой омерзительной сцене, разыгравшейся в библиотеке, свидетельницей которой она только что стала.

Когда за девушкой захлопнулась дверь, на какое-то время в комнате повисла тишина, так как леди Батлет ждала ответа на свой вопрос.

А затем маркиз произнес медленно, очень холодно, не повышая голоса, однако слова его прозвучали для леди Батлет как удар хлыста:

— Я нахожу ваше поведение более чем странным, Элоиза. Как вы, моя соседка и замужняя женщина, могли явиться сюда без приглашения да еще устраивать мне столь безобразную сцену. Это, по меньшей мере, неблагоразумно, если не сказать больше.

Леди Батлет слабо вскрикнула и в отчаянии заломила руки.

— Тиан, как вы можете? Откуда этот тон? Неужели вы можете говорить со мной так холодно, так отчужденно! Ведь это же я, ваша Элоиза!

— Я просто думаю сейчас о вашей репутации, а также о своей собственной, — все тем же ледяным тоном продолжал маркиз. — Я полагал, Элоиза, что вы должны были бы понять, я действую в ваших собственных интересах. Позволю себе напомнить, что здесь в деревне слухи распространяются со скоростью ветра, а ваш муж занимает слишком видное положение, чтобы вы так легкомысленно вели себя…

Как только леди Батлет поняла, что допустила непростительную ошибку, набросившись на маркиза с претензиями, она мгновенно постаралась изменить свою тактику. Она ближе придвинулась к нему и произнесла самым нежным тоном, на который была способна:

— Ах, Тиан, прости меня! Я знаю, мне не следовало разговаривать с тобой таким образом. Но пойми, я была так несчастна, так одинока без тебя, а ты столько времени не давал о себе знать!

Ее голос звучал так нежно, и сама она была так восхитительно хороша, когда со страстной мольбой и смирением смотрела на маркиза, что было воистину удивительно, как мог он устоять перед этим умоляющим взглядом, перед этими нежными, как лепесток розы, губами, зовущими к поцелуям. И тем не менее маркиз взирал на нее с полнейшим равнодушием и прежней холодностью. В его глазах не появилось даже искорки интереса или сочувствия.

— Я ждала тебя, так ждала, — продолжала Элоиза Батлет. — Я молила небеса, чтобы ты прислал мне записку, а вечерами сидела в нашей любимой беседке в тщетной надежде, что ты все-таки вспомнишь обо мне и придешь!

Последние слова она произнесла со слезами на глазах, но маркиза это нисколько не тронуло. Он продолжал все так же равнодушно смотреть на нее.

— Тем более вы должны были понять, что у меня появились достаточно веские причины больше не встречаться с вами, — холодно произнес он. — К тому же я думал, Элоиза, что мы с вами достаточно взрослые и опытные люди, чтобы понять такую простую истину, что никакими взаимными упреками или обвинениями ничего нельзя добиться.

После этой отповеди в комнате повисло продолжительное молчание. Затем леди Батлет тихо спросила:

— Вы хотите сказать, что я совсем потеряла для вас привлекательность?

Она произнесла это таким тоном, словно сама не верила столь абсурдному предположению, а затем выразительно взглянула на маркиза, ожидая, что он начнет с жаром опровергать ее слова.

Однако вместо этого маркиз прямо взглянул ей в глаза и твердо произнес, как бы ставя окончательную точку в их отношениях:

— Вы очень красивы, Элоиза, вы сами это очень хорошо знаете, и я всегда буду вам благодарен за то счастье, которое вы мне подарили.

— Вы хотите сказать… что это конец? — чуть задохнувшись, произнесла Элоиза Батлет. — Я не верю этому! Этого просто не может быть!

С этими словами она протянула к нему руки, но маркиз каким-то совершенно непонятным образом вдруг оказался за своим письменным столом, вне досягаемости ее объятий.

— Могу я предложить вам выпить что-нибудь освежающего, прежде чем вы отправитесь домой? — осведомился он тоном любезного хозяина.

Глаза леди Батлет впились ему в лицо так, словно перед ней стоял незнакомец, которого она увидела первый раз в своей жизни. А затем сказала сдавленным голосом:

— Вы… отправляете меня… прочь, а я все еще не могу… поверить в это! Что случилось? Кто мог так настроить вас против меня? Как вы можете обращаться со мной так… так холодно, после всего, что было… что мы значили друг для друга все это время?

— Было бы непростительной ошибкой, — тихо сказал маркиз после непродолжительного молчания, — портить сейчас те прекрасные воспоминания, которые так дороги нам обоим.

Огромным усилием леди Батлет удалось сдержать все те гневные, яростные слова, которые готовы были сорваться у нее с языка. Она молча стояла перед ним, сверкая глазами и тяжело дыша от ярости. В какой-то момент она уже готова была закричать на маркиза, но вовремя одумалась, так как знала, что вызовет у него лишь высокомерное презрение. Неумение владеть собой считалось в высшем обществе вульгарным качеством, достойным всяческого осуждения.

Так что леди Батлет сдержала свой гнев и, достав маленький вышитый платочек из-за корсажа платья, приложила его к глазам.

— Вы… так жестоки со мной, Тиан, — сказала она безжизненным голосом. — Я так любила вас… как никого никогда не любила за всю свою жизнь!.. Я не могла даже представить себе, что вы сможете так быстро… разлюбить меня. Неужели в вас не осталось ни капли нежности?

С этими словами она без сил опустилась на кушетку, возле которой стояла, с таким видом, словно ноги отказывались ее держать.

Возможно, это могло бы тронуть сердце Тиана, если бы она не переигрывала в своем усердии выглядеть такой несчастной и сломленной.

Маркиз даже не подумал выйти из-за своего стола. Он просто молча наблюдал за тем, как она подносит к глазам свой платочек, отметив с циничной улыбкой, что на тонком слое пудры, который она так умело накладывала на свои щеки, не осталось ни малейшего следа от слез.

Вскоре маркиз нарушил затянувшееся молчание:

— Позвольте предложить вам бокал шампанского, прежде чем вы меня покинете, Элоиза. Оно поможет вам прийти в себя после столь ужасной трагической сцены. К тому же, я полагаю, моим слугам не стоит знать, что вы плакали.

Леди Батлет резким движением отняла от глаз платок.

— Вы ведете себя со мной просто возмутительно, Тиан! Неужели вы так бессердечны? — гневно воскликнула она, вновь засверкав глазами и отбросив личину сломленной горем женщины. — Но я обязательно дознаюсь, по какой причине вы так переменились ко мне. И когда я найду ее, обещаю вам, что выцарапаю у нее глаза!

Маркиз насмешливо усмехнулся.

— Браво, Элоиза! Вот теперь вы действительно такая, какая вы есть, и мне вы такой больше нравитесь. Вы гораздо более привлекательны в роли Брунгильды, бросающейся в битву, чем в роли рыдающей Фебы, оплакивающей свою невосполнимую утрату!

Произнося эти имена, маркиз не мог не подумать о том, что Элоизе Батлет скорее всего они ничего не скажут, так как она представления не имеет ни о скандинавской, ни о греческой мифологии. А вот Мина, без сомнения, сразу бы оценила, с какой точностью выбраны типажи для сравнения.

Леди Батлет засунула вышитый платочек за корсаж платья и поднялась с кушетки, осознав свое поражение и понимая, что ни криками, ни слезами она ничего не добьется.

— Раз ты позволяешь себе насмехаться надо мной, я ухожу, — с холодной яростью произнесла она, — но придет день, Тиан, — а я в этом уверена и буду денно и нощно молиться всю свою оставшуюся жизнь, чтобы это произошло, — однажды придет день, когда тебя заставят страдать так же, как ты заставляешь меня сейчас страдать, как, без сомнения, ты заставлял страдать многих женщин до меня.

Она подняла голову и с достоинством, которое маркиз признал достойным уважения, не спеша направилась к двери.

Элоиза шла достаточно медленно для того, чтобы он мог подойти к двери первым. Маркиз открыл перед ней дверь, и леди Батлет, гордо выпрямившись, медленно прошла мимо него, покачивая перьями на шляпе и тихо шелестя пышными шелковыми юбками.

Маркиз молча сопровождал ее до парадной двери, но, когда она уже стала спускаться по ступеням, он произнес достаточно громко, чтобы его могли услышать его дворецкий, лакеи и кучер леди Батлет:

— Пожалуйста, леди Батлет, передайте мои наилучшие пожелания его светлости, а также поблагодарите от меня за те сведения, которые он просил мне сообщить. Это именно то, что я с таким нетерпением жаждал услышать, и я ему за это весьма благодарен.

Однако леди Батлет не сделала никаких попыток поддержать выдумку маркиза, объясняющую ее неожиданный приезд в Вент Роял.

Вместо этого она позволила ему помочь ей сесть в экипаж и, задержав свои пальцы на его руке чуть дольше, чем было необходимо, с внезапной горечью поняла, что это прикосновение нисколько не волнует его.

Маркиз отступил с легким поклоном, лакей закрыл дверцу, и карета тронулась, увозя леди Батлет из его жизни навсегда.

Маркиз поднял руку в прощальном приветствии, но Элоиза с каменным выражением лица продолжала смотреть вперед и даже не оглянулась. Она тоже поняла наконец, что все кончено.

Больше не сдерживая своих чувств, маркиз поднимался по лестнице, и его серые глаза потемнели от гнева.

Если и было на свете то, что он действительно не выносил, так это сцены. Элоиза Батлет невероятно разочаровала его. Он всегда считал, что в ней больше гордости, и вообразить себе не мог, что она способна унизиться до чего-нибудь подобного.

Она могла быть рассержена, возмущена, она могла страдать, но при этом должна была сохранять достоинство.

В прошлом маркизу не раз пришлось переживать подобные сцены, которые ему устраивали отвергнутые им женщины, однако это обычно происходило в Лондоне, где было гораздо меньше риска быть замеченными и дать повод для сплетен, чем в деревне, на виду у всех.

Он мог лишь надеяться, что слова, произнесенные им при отъезде Элоизы о важных сведениях, полученных им от лорда Батлета, будут повторены кучером, когда Элоиза приедет домой, и что в самом Вент Роял это умерит любопытство его собственных слуг.

Однако оставалась еще одна самая важная проблема — Мина!

Трудно было бы себе представить более неблагоприятную ситуацию, и как раз тогда, когда она начала немного доверять ему, не вспоминая об отношениях между ним и ее мачехой. Он не мог простить Элоизе то, что она так безобразно повела себя в присутствии девушки. Это было просто отвратительно. Что теперь будет думать о нем Мина?

Конечно, ему очень бы хотелось свалить всю вину за происшедшее на Элоизу и ее несдержанность, однако маркиз отдавал себе отчет, что в не меньшей степени виноват он сам.

Прежде всего он нарушил свое главное правило и сблизился с женой своего соседа. Единственное, что могло его оправдать, это редкая красота этой женщины, а также то, что она сама сделала все возможное, чтобы соблазнить его.

— Женщина искушала меня, — процитировал он сам себе вслух, криво при этом улыбаясь.

Он прекрасно понимал, что самую трудную задачу по исправлению ущерба, нанесенного их отношениям с Миной появлением Элоизы Батлет, было необходимо решать прямо сейчас.

Маркиз должен был найти Мину и поговорить с ней. Он был уверен, что девушка сейчас не в доме, а скорее всего убежала в парк, к своим птицам и оленям. Поэтому он направился прямо туда.

Прежде всего он наведался на лужайку, где высились голубятни и клетки с птицами, однако здесь Мины не было.

Это его нисколько не удивило. Он подумал, что, если Мина действительно была потрясена всем тем, что услышала от Элоизы Батлет, она должна была бы сейчас убежать от него как можно дальше, в глубь парка.

Маркиз знал одно самое ее любимое место в парке, где девушка пыталась приручить косуль, поэтому с голубиной площадки он направился прямо туда. Он перешел по мосту на другую сторону озера и повернул налево, пробираясь по еле заметной тропинке среди кустарника и высокой поросли молодой липы.

Здесь, за кустарником и деревьями, скрывалась тихая, заросшая цветами и травой поляна. Это был один из самых изолированных, отдаленных участков парка, куда редко кто забредал. Здесь-то Мина и облюбовала себе укромное местечко и часто уходила сюда, желая побыть одна, послушать пение птиц и поговорить с ними, как она одна это умела.

Сюда приходили пугливые косули.

Маркиз старался двигаться очень тихо по густой высокой траве, высматривая девушку. Наконец, как и ожидал, он заметил ее на другом конце поляны.

Она сидела на земле, среди травы, белая юбка ее платья светлым пятном выделялась на темно-зеленом фоне. А рядом, всего в шести футах от нее, стояла косуля.

Животное было совсем небольшим, не выше его пояса, но поражало красотой и грациозным изяществом, неожиданно напомнившим маркизу саму девушку.

Он видел, как Мина не отрываясь смотрит на косулю, и понимал, что в эти мгновения она посылает животному мысли, используя то, что она называла своей «магией», чтобы привлечь его к себе, заставляя подходить к ней все ближе и ближе.

Она использовала колдовство, которое существовало со дня сотворения мира и было, возможно, известно еще тогда, когда первый человек только-только появился на земле.

Маркиз продолжал молча наблюдать за ними. Он не шевелился, но, видимо, одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы косуля почувствовала присутствие чужого.

Она повернула свою изящную голову в его сторону и принюхалась, ноздри ее затрепетали, и спустя мгновение животное умчалось прочь быстрее ветра и тут же растворилось среди деревьев, словно существовало всего лишь в его воображении.

Маркиз двинулся вперед, и, хотя Мина даже не повернула головы в его сторону, он знал, что она слышит его шаги и догадывается о том, кто к ней приближается.

Подойдя к девушке, он сел возле нее, а затем растянулся во весь рост на траве, облокотясь и подперев рукой щеку.

Девушка сидела опустив голову и уставившись неподвижным взглядом на свои руки, стиснутые на коленях. Она даже не шелохнулась, как сделал бы любой на ее месте.

Маркиз, не произнося ни слова, долго смотрел на нее. Какое-то время был слышен лишь шелест листьев на деревьях над их головами да треск цикад в траве. Наконец маркиз заговорил:

— Простите меня, Мина!

Девушка ничего не ответила, но он догадывался, о чем она думала, поэтому через мгновение продолжил:

— Я знаю, вы потрясены и огорчены всем тем, что услышали из уст леди Батлет, но вы ведь очень много читаете и должны знать, что подобные вещи случались всегда с незапамятных времен.

Вновь повисла тишина. А затем с трудом, словно он вынуждал ее отвечать ему, Мина еле слышно произнесла:

— Она ведь… замужем!

И маркиз понял, что она сейчас думает не только о леди Батлет, но также и о своей мачехе.

— Так же как и королева Гуинивер, жена короля Артура, — сказал он тихо, — и Клеопатра или Елена Троянская. Нет необходимости продолжать этот список, вы и сами можете его легко дополнить.

На какое-то короткое мгновение она подняла на него глаза, и он понял, что ей никогда не приходило в голову рассматривать все это с такой точки зрения, но, подумав немного, Мина сказала:

— Но ведь это… дурно.

— Разумеется, если смотреть с точки зрения морали, — согласился он, — но жизнь так коротка, и человеку свойственно искать счастья там, где только он может его найти, так же, как это делают и животные.

Маркиз почувствовал, что она уже не так напряжена, как была еще несколько минут назад, и поспешно продолжил:

— Я думаю, вы не станете осуждать фазана, у которого полдюжины жен, или многих других птиц, у которых весьма беспорядочные отношения и которые, с вашей точки зрения, ужасно безнравственны.

Маркиз знал, как задеть Мину за живое. Тут уж она никак не могла промолчать и не внести свою лепту в рассуждения, касающиеся животных, тем более что совсем недавно она думала об этом. Они так часто спорили и разговаривали на самые разные темы, что она помимо своей воли включилась в разговор:

— Грачи… редко имеют больше одной жены. Только, если что-нибудь случается… да и то…

Решив, что ему все-таки удалось разрушить невидимый барьер, который она воздвигла вокруг себя, маркиз с облегчением улыбнулся.

— Это правда. Один старый лесник рассказывал мне, когда я был еще совсем мальчишкой, что если некий повеса из грачиного племени, или, может быть, вы бы назвали его распутником, пытался соблазнить жену своего соседа, то целая колония набрасывалась на него и задавала жару этому прохвосту.

— У них есть настоящий… трибунал.

— Точно, — с улыбкой согласился маркиз. — И я даже слышал, что в случае ссоры одного грача с другим суд выносит свой вердикт, на подсудимого набрасывается вся стая, его клюют, гоняют и иногда даже забивают насмерть!

Он знал, что Мина внимательно его слушает, поэтому очень мягко спросил у нее:

— Это именно то, что вы бы хотели со мной сделать?

Маркиз замолчал, ожидая ее ответа, надеясь и в то же самое время страшась, какой вердикт она ему вынесет. Он знал ее доброту, но знал и то, насколько Мина чиста и невинна. И еще он знал, как порой упряма она была в своих суждениях, которые считала правильными.

И вдруг в наступившей тишине раздался громкий выстрел. Стреляли где-то совсем близко.

Это было так неожиданно и так страшно — услышать звук, предвещавший смерть в этом мире, где царили красота и покой, что и Мина, и маркиз мгновенно вскочили на ноги, еще не успев как следует понять, что произошло.

Не сказав ни слова друг другу, они оба бросились бежать в том направлении, откуда раздался выстрел. Не сделав и десятка шагов, они увидели стадо пятнистых оленей, несущихся огромными прыжками по высокой траве. Животные были охвачены паникой.

Маркизу и Мине пришлось пробежать еще совсем немного, когда они увидели, что произошло.

За толстыми стволами деревьев стоял человек со старым длинноствольным ружьем в руках, а возле его ног в густой высокой траве лежал мертвый олень.

В ту же секунду, едва их увидев, охотник тут же бросился прочь. Он бежал, перепрыгивая через поваленные стволы деревьев, почти с такой же скоростью, что и вспугнутые им олени, и поэтому маркиз решил, что человек был молод и очень хорошо развит физически.

К тому времени, когда Мина и маркиз подбежали к лежащему на земле оленю, человек уже скрылся из виду.

А затем они увидели, что убитой оказалась молодая стельная олениха. Пуля угодила несчастному животному прямо в грудь, но мышцы еще подергивались, и длинные, чуть дрожащие ресницы медленно опустились, закрывая по-детски огромные испуганные глаза.

— Браконьер! — в ярости прошипел маркиз.

Мина тем временем опустилась на колени возле убитой оленихи и провела рукой по ее шее.

Она ничего не могла тут сделать и понимала это. Поэтому так же молча девушка снова поднялась на ноги. Когда она заговорила, голос ее дрожал.

— К-как мог… кто-то сделать такое… как можно быть таким безжалостным! — воскликнула она сквозь слезы.

А затем в безотчетном стремлении найти утешение Мина повернулась к маркизу и, прижавшись к нему, спрятала лицо у него на груди. В эту минуту ей казалось, что он — такой сильный и умный — может сделать все, даже оживить мертвую олениху.

Маркиз почувствовал, как дрожит девушка, и прижал ее к себе еще крепче, одной рукой обхватив за плечи, а другой — за тонкую талию. И невольно поразившись ее изяществу, он подумал, что такого хрупкого нежного тела ему ни разу не приходилось обнимать в своей жизни.

И вслед за этой мыслью пришло неожиданное, словно удар молнии, прозрение, ошеломившее его своей откровенной простотой. Он любит ее! Любит глубоко, по-настоящему, всем сердцем, любит впервые в своей жизни!

Ему хотелось защищать Мину, заботиться о ней, оберегать ее от грубости и отвратительной жестокости окружающего мира, от лжи и подлости, от всех бед и неприятностей, которые могут встретиться на пути этой юной девушки.

Он и сам себе не мог бы объяснить, каким образом его захлестнуло, словно приливной волной, это новое для него чувство. Но ни минуты не раздумывая, не сомневаясь, маркиз мгновенно понял, что это именно то, чего он ждал, о чем всегда мечтал и уже не надеялся встретить в своей жизни.

И от сознания того, что на него снизошло такое счастье, Тиана охватил восторг. Это чувство поднималось внутри его, охватывая душу, что было для маркиза почти совсем неизведанным ощущением. Прежде все его увлечения были для него приятным развлечением для глаз и тела, не более того. Чувство, рожденное в нем этой юной девушкой, почти ребенком, затрагивало в нем какие-то неизвестные ему, молчавшие прежде струны его души.

Он уже хотел произнести эти слова: «Я люблю вас! И никогда больше не позволю никому, мужчине ли, женщине или животному, причинить вам боль и страдание». Но он сдержался, понимая, что этим только еще больше огорчит ее, а Мина и так сегодня вынесла немало.

Все, что Тиан мог себе позволить, это крепко держать ее в своих объятиях, пытаясь утешить и успокоить, понимая, что она изо всех сил борется со слезами, готовыми уже хлынуть у нее из глаз.

И снова, непонятно откуда взявшимся чутьем, прежде ему совершенно незнакомым, маркиз понял, что она думала сейчас не столько о своих переживаниях, сколько о бедной оленихе, так и не родившей олененка.

Спустя несколько минут маркиз сказал тихо:

— Она хотя бы совсем не страдала. Он попал ей прямо в сердце. Это произошло практически мгновенно.

— Она была такая… красивая…

— Браконьеры думают только о деньгах, которые они смогут получить за убитых животных, до остального им нет дела, — с горечью сказал маркиз, который готов был сейчас» растерзать этого браконьера, совершившего злодейское убийство практически на глазах ранимой, чувствительной девушки. — Однако я должен буду предупредить егерей, которые следят за моими угодьями, чтобы они выследили этого негодяя и вообще лучше следили за порядком.

Его голос дрогнул от едва сдерживаемого гнева.

— Такого не случалось у меня в парке уже довольно давно, думаю, что, если бы этот браконьер был из местных, он, по крайней мере, дождался бы, когда я уеду из поместья.

Маркиз специально изъяснялся так пространно, чтобы дать возможность Мине прийти в себя. Он все еще продолжал держать ее, крепко прижимая к груди.

Она казалась ему такой хрупкой и маленькой, но он знал также и то, что, хотя пока она почти ребенок, в то же время это — женщина, о которой он давно мечтал и наконец встретил. И Тиан почему-то не сомневался, что однажды она будет принадлежать ему!

«Я нашел тебя. Я наконец тебя нашел! — хотелось воскликнуть ему. — И в жизни ты именно такая, о какой я мечтал!»

Однако он промолчал, понимая, что не может сейчас сказать ей всего, что хотел бы. Она была еще слишком юной и совершенно не готовой к тому, чтобы слушать пламенные объяснения в любви. А кроме того, на сегодня ей хватит переживаний.

Сначала она пережила потрясение, а возможно, даже и отвращение к нему, услышав о его отношениях с ее мачехой, а потом узнав, что и Элоиза Батлет была эдакой Барбарой Кастлмейн в его жизни.

Почему-то он вспомнил о том, какие страдания пришлось пережить Катарине де Браганца, когда она, приехав в Англию, впервые встретилась с королевскими любовницами.

Когда всем известная Барбара была впервые представлена ей, глаза королевы наполнились слезами, она побелела от гнева как мел и упала на пол, забившись в истерике.

Король, узнав об этом, пожал плечами и отправил лорда Кэррингтона урезонить свою супругу. И очень скоро она поняла, что ни слезы, ни истерики не могут помочь ей добиться любви и уважения своего царственного супруга.

Крепче прижимая к себе девушку, маркиз внезапно подумал о том, что в подобной ситуации поведение Мины полностью отличалось бы от поведения знаменитой королевы.

Несмотря на свою молодость, Мина обладала способностью сдерживать свои эмоции, а также чувством собственного достоинства, что неизменно вызывало восхищение маркиза.

Тиан знал, что, как бы он ни повел себя, она никогда не станет устраивать ему безобразных сцен, пылая яростью, так же, как сейчас, несмотря на то, что убили одного из ее любимых животных, Мина не рыдала и даже старалась не плакать, мужественно и сдержанно переживая боль утраты.

Она проявила силу духа, подтвердив еще раз то, что он уже и так хорошо знал, а именно, что у этой хрупкой, изящной девушки сильный, мужественный характер. В это трудно было поверить, но юная и неопытная девочка обладала невероятным мужеством и стойкостью.

Осторожно, так чтобы не испугать ее, он нежно коснулся губами мягких волос, говоря себе, что он самый счастливый человек на свете, потому что нашел свой идеал, хотя никогда особенно не верил в то, что он на самом деле может существовать.

Он чувствовал себя сейчас, как Язон, нашедший наконец Золотое руно, или как сэр Галахад, увидевший Святой Грааль.

И сейчас ему хотелось объявить не только Мине, но и всему свету, что она принадлежит ему отныне и навсегда.

Однако маркизу удалось снова взять под контроль свои эмоции. Он понимал, девушка осторожна и недоверчива, как и ее любимые косули, и ему нельзя прежде времени пугать ее, поэтому он тихо сказал ей:

— Может быть, пойдем назад и найдем егерей? Мне надо отдать им распоряжения.

Мина чуть отстранилась от него и подняла на него глаза.

— Хорошо.

Она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на мертвую олениху. Глаза ее были теперь закрыты. Казалось, олениха просто мирно спит среди высокой травы и пестрого ковра полевых цветов.

Маркиз взял ее за руку.

— Идем, — сказал он тихо, но настойчиво. — Она теперь пасется на чудесных пастбищах, там, где сочная трава всегда зелена и где нет злых людей со своей страстью к убийствам.

Он почувствовал, как Мина сжала пальцами его руку.

— Говорят, что… у животных и у птиц… нет души, поэтому они не попадают на небеса.

— Но мы-то с вами знаем, что это на самом деле не так, — ласково ответил маркиз. — Ведь в таком случае для вас это уже не было бы небесами. Вы согласны со мной, Мина?

Она улыбнулась, и ему показалось, что солнце выглянуло из-за облаков после грозы.

— Нет, разумеется, нет! — ответила она, улыбаясь. — Знаете, это ответ, который я так давно хотела услышать!