Волшебный цветок

Глава 19

После отъезда Гейтсов Клив с Диллоном перебрались в пансион, который рекомендовал им все тот же чернобородый железнодорожник. Рабочие-путейцы были недовольны тем, что их любимое кафе закрылось, по городу поползли тревожные слухи.

В салуне говорили, что шериф «прицепился» к Бонни и даже угрожал посадить ее в тюрьму только за то, что она посмела защищаться от домогательств Майка Брузы. Люди строили предположения насчет убийства Клетуса Фуллера, люди гадали: какой мерзавец опустился до того, что избил одноногого Берни? Каждый боялся, что то же самое может произойти и с ним.

Клив не слышал, чтобы кто-то посочувствовал Грегу Медору или Коротышке Спинксу, которые вернулись в город вдвоем на одной лошади; причем Спинке был изрядно нафарширован картечью. Ни одна душа не поверила их заявлению, что якобы Берни и Тэнди ни с того ни с сего открыли огонь.

Впрочем, обитатели Биг-Тимбера предпочитали держать свое мнение при себе. Основное население города составляли торговцы, процветание которых зависело от мелких землевладельцев и горожан, работающих па железной дороге. Да и как противостоять человеку, который отдавал приказы шерифу и к тому же имел в подчинении банду вооруженных головорезов?

Однажды утром Клив отправил телеграмму своему другу в Канзас-Сити. Он сообщил, что все крупные земельные участки в районе Биг-Тимбера уже разобраны, а также сделал приписку: «Ответа не жду». Клив знал, что друг поймет условный сигнал. После этого они с Диллоном решили просмотреть свежие газеты, доставленные утренним поездом.

Вскоре, как и ожидал Клив, появился какой-то человек; он открыл решетчатую дверь и что-то вполголоса сказал телеграфисту. Несколько секунд спустя тот передал ему листок бумаги. Когда мужчина вышел, Диллон последовал за ним.

Клив подошел к телеграфисту.

— Вы состоите на жалованье у Форсайта? — спросил он напрямую.

Телеграфист от неожиданности чуть не проглотил табачную жвачку. Он беззвучно зашевелил губами, его испуганный взгляд метнулся сначала к окну, потом к двери. Наконец он пробормотал:

— Почему вы спрашиваете?

— Вы отдали этому типу копию моей телеграммы, так?

— Мистер, должен же я как-то… здесь жить.

— Не понял. Ну-ка, ну-ка, поподробнее.

— У меня жена и пятеро детей. Вам это о чем-то говорит?

— О многом.

— Когда люди полковника интересуются содержанием телеграмм, я кое-что рассказываю, но не все. Таким образом мне удается и семью защитить, и гордость не страдает.

— Разумно.

— Я был бы вам благодарен, если бы вы тут не торчали без особой необходимости. Они могут не то подумать.

— Что. уже ходят слухи?

— Уверен, что да. Похоже, вы и ваш приятель взяли не ту сторону…

— Не буду спрашивать, какие телеграммы они отправляли или получали насчет меня.

— Если бы и спросили, я бы вам не сказал.

— Придется раскрыть вам один секрет: я федеральный шериф Соединенных Штатов и пытаюсь разомкнуть тиски, в которых этот человек держит и город, и все окрестные земли.

— Что ж, желаю удачи. Она вам понадобится.

— Сегодня или завтра я приду, чтобы отправить еще две телеграммы одновременно — одну в Шорт-Керни, другую — своему другу в Тринити. Когда вас спросят, покажите им только одну из них — какую именно, оставляю на ваше усмотрение.

— Понял, что вы имеете в виду.

Телеграфист повернулся к Кливу спиной. Тот вышел на улицу и нашел Диллона возле мясного рынка. Они прошли мимо швейной мастерской, перешли через улицу и остановились на тротуаре перед двумя смежными лавками.

— Этот тип направился прямиком в контору адвоката Ли, — доложил Диллон.

Они вошли в одну из лавок. Внутри было сумрачно и прохладно, вдоль стен тянулись длинные ряды полок. По одну сторону располагались галантерейные товары — рулоны ткани, тесьма, швейные принадлежности, готовое платье и лекарства; по другую — продукты. Прямо перед полками с горами консервов тянулся молочный прилавок, в конце которого высилась гордость хозяина — машинка для нарезки сыра. Одним движением маховика огромный золотистый круг сыра поворачивался так, чтобы следующим движением — уже рукоятки — можно было отрезать порцию сыра ровно на пять центов. Рядом с прилавком стояли бочки с крупами, сухими бобами и галетами. Табличка, находившаяся чуть выше, гласила: «Пять центов за горсть».

Диллон направился к прилавку, обогнул его и налетел на даму в широкополой шляпе; лицо дамы было прикрыто темной вуалью. От столкновения женщина отлетела к столу, на котором лежала бакалея: ваниль, пекарский порошок, а также сигары и табак — жевательный и нюхательный. Женщина выронила из рук сверток.

— Прошу прощения, мэм. — Диллон схватил даму за локоть, помогая устоять на ногах, но тотчас же убрал руку, потому что женщина вскрикнула. — Я что, сделал вам больно? Ей-богу, я не нарочно! — Он нагнулся и поднял упавший сверток. — Я, понимаете, очень спешил… за сыром, — в смущении пробормотал молодой человек.

— Не волнуйтесь, все в порядке. Я… сама виновата, нужно было смотреть, куда иду. — Женщина обошла его и заторопилась к выходу.

С ломтем сыра в одной руке и галетами в другой Диллон вернулся к другу, который в этот момент расплачивался за покупки — коробку сигар, иглу и клубок ниток. Диллон бросил на прилавок две пятицентовые монеты.

— Кто эта женщина в шляпе? Она недавно похоронила близкого родственника?

Лавочник чуть слышно прошептал:

— Это миссис де Бери, экономка полковника Форсайта.

Диллон откусил печенье и с набитым ртом повторил свой вопрос:

— Она недавно похоронила близкого родственника?

— Насколько мне известно, у нее нет родственников.

— Тогда почему она носит черную вуаль?

Продавец пожал плечами и отвернулся от прилавка, убирая на место коробку с иголками. Когда он опять повернулся к ним лицом, Диллон и Клив заметили, что у него подергивается веко. Он опасливо покосился на дверь.

— Послушайте, я же не задаю вам вопросов… Да, в последнее время эта дама стала носить вуаль. Если ей хочется скрыть лицо — это ее личное дело.

— Мы уже видели ее в день приезда. Кажется, это было неделю назад, верно, Клив? У нее тогда был синяк на щеке, а один глаз заплыл так, что почти не открывался. Ее кто-то избил, вероятно, тот мерзавец, у которого она работает.

— Молодой человек, на вашем месте я бы не болтал лишнего насчет полковника Форсайта и его дел — если, конечно, вы не хотите, чтобы вам продырявили шкуру.

— Хм, даже так?

— Да уж, можете мне поверить.

— Почему же горожане его терпят?

— Потому что… — Лавочник замялся. — Да вы скоро сами все поймете.

В магазин вошли трое. Один — крепкий молодой парень, которого они уже видели в салуне. Он держался развязно, говорил громко, и, хотя ему еще не было двадцати, юный головорез производил устрашающее впечатление своими габаритами.

Второй из вошедших выглядел так, словно успел принять участие в сотне пьяных драк. Нос его был свернут на сторону, по щеке — от уголка глаза до самых усов — протянулся глубокий шрам. Водянистые глаза покраснели — не то от злости, не то с перепоя.

Третьим был низкорослый усатый мексиканец — один из немногих мексиканцев, которые встретились Кливу и Диллону в Биг-Тимбере. Он носил черную широкополую шляпу, тулья которой была обернута змеиной кожей.

Старший из троицы остановился у самой двери. Юнец же прошел к прилавку с таким важным видом, словно считал себя хозяином заведения, и попытался оттолкнуть Диллона локтем.

— Джимми, мне жевательного табака, да поживее! — потребовал юнец и шлепнул ладонью прямо по кучке галет, которые Диллон положил на прилавок.

Получив удар локтем под ребра, молодой техасец сразу же решил, что стоит всыпать наглому сопляку: во-первых, чтобы преподать урок хорошего тона, а во-вторых, потому что с тех самых пор, как он оказался в этом захолустном городишке, ему не терпелось с кем-нибудь подраться.

— Эй, молокосос, ты разве не заметил, что лавочник сейчас обслуживает нас? Подожди своей очереди.

Юнец развернулся к Диллону. Он походил на разъяренного быка, готового броситься на красную тряпку. Маленькие черные глазки были злобными и налились кровью. Парень согнул руку в локте, словно собирался выхватить из кобуры револьвер.

— Какого…

Закончить фразу ему не удалось — кулак Диллона врезался ему в челюсть, и Юнец как подкошенный рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.

Диллон посмотрел на поверженного бандита. Потом на его спутников.

— Вы тоже желаете принять участие?..

— Мы еще подумаем, — ответил мужчина со шрамом.

— Решайте быстрее.

— Вы крепко деретесь, сеньор, — заметил мексиканец. Диллон мельком взглянул на него и ответил на прекрасном испанском:

— Могу и покрепче. С удовольствием продемонстрирую.

Мексиканец вскинул брови.

— В этом нет необходимости, сеньор.

— О чем это вы толкуете? — прорычал бандит со шрамом. Мексиканец ответил ему по-английски:

— Да об этом гринго, что растянулся на полу. — Он опустился на колени над нокаутированным юнцом и, словно разговаривая сам с собой, тихо пробормотал по-испански: — Ай-ай-ай, сеньор, они пришли вас убить.

Пропойца со шрамом повернулся к Диллону. Клив, небрежно облокотившийся о прилавок, пристально следил за руками бандита.

— Значит, говоришь, драться ты умеешь? А насколько ты ловок, когда доходит до стрельбы?

Диллон ответил не сразу. Смерив бандита взглядом с головы до ног, он чуть отступил от прилавка.

— Ты вооружен. Если хочешь знать ответ, придется за него заплатить.

Наступила тишина. Никто из присутствующих не шелохнулся. Диллон насмешливо взглянул на бандита. Атмосфера явно накалялась. И вдруг пропойца со шрамом совершенно ясно осознал: стоит ему только шелохнуться — и этот светловолосый техасский ковбой тотчас же пристрелит его.

— Да я так, просто спросил, — пробормотал бандит, судя по всему, прекрасно понимавший, что ступает по самому краю пропасти.

Юнец на полу все еще не приходил в сознание. Диллон небрежно пнул его носком сапога.

— Сеньор, он умер?

— Нет, — ответил Диллон по-испански. — У него башка крепкая как камень и полна дерьма.

— Да, сеньор, так оно и есть.

Мексиканец приподнял голову юнца, затем отпустил — голова с гулким стуком ударилась об пол. После того как эта процедура повторилась несколько раз, юнец открыл глаза, застонал и с трудом приподнялся.

— Заберите у него револьвер, — предложил лавочник. — Этот сукин сын совсем ни черта не соображает, вообразил себя суперменом.

— Пусть себе ходит с револьвером, — ответил Диллон. — Если вздумает направить его на меня — что ж, в этом городе станет одной дурьей башкой меньше.

Мексиканец помог юнцу подняться на ноги. Тот стоял, пошатываясь и держась рукой за челюсть, пытаясь сфокусировать взгляд. Наконец он вспомнил, что произошло, и повернулся к Диллону.

— Если ты надумал пустить в ход оружие — что ж, валяй, если нет — убирайся отсюда к чертовой матери, — сказал техасец.

Юнец вырвал свою руку из руки мексиканца и, пошатываясь, побрел к двери. Бандит со шрамом последовал за ним. Мексиканец тоже направился к выходу, но у порога оглянулся и подмигнул Диллону.

Диллон, встав в дверях, посмотрел вслед троице. Бандиты пошли в направлении салуна, Клив остался в лавке. Заметив, что лавочник спрятал под прилавок дробовик, он посмотрел на него с некоторым уважением.

— А вы легко взрываетесь, сэр, — заметил продавец, когда Диллон вернулся за своим сыром.

— Не буду же я миндальничать, когда какой-то надутый поганец раздавил мои галеты.

Он захватил из бочки еще несколько галет и бросил на прилавок мелкую монету. Лавочник отодвинул ее от себя.

— В другой раз, — сказал он, улыбнувшись. — Я слушаю крики этого осла с того самого дня, как сюда приехал. В следующий раз я сверну шею или ему, или ублюдку, на которого он работает.

Клив усмехнулся и покачал головой.

— Не вижу ничего смешного, — пробурчал Диллон. — Я чуть руку не сломал о его челюсть.

— Честное слово, Диллон, ты с каждым днем все больше походишь на Джона Толлмена.

— Черт побери! Я сын Джона Толлмена! Не советую никому об этом забывать!

Лавочник смотрел вслед уходившим мужчинам и недоумевал: с какой стати молодой гигант так рассердился? Ведь о Джоне Толлмене и его не менее легендарном отце, Рейне Толлмене, слышали даже в Монтане.

Выходит, в Биг-Тимбере появился сын Джона Толлмена. И пробыл здесь уже неделю. Почему же он ничего об этом не слышал? Видно, техасцы держали сей факт в секрете. Интересно, не нарочно ли старший проболтался? Если и так, размышлял лавочник, то через него эта новость не распространится, уж это точно.

Парень, по-видимому, слишком много выпил, потому что смог спуститься по лестнице только с помощью приятеля, решили две женщины, стоявшие на веранде. Они поспешно расступились, пропуская мужчин. Несколькими минутами позже они проводили испуганными взглядами еще двоих мужчин, которые вышли через ту же дверь. Клив и Диллон поприветствовали дам, прикоснувшись к полям шляп, и остановились на веранде. Женщины поспешно скрылись в лавке.

Клив откусил кончик только что купленной сигары и чиркнул спичкой о столб, окидывая взглядом пыльную улицу. Троицы нигде не было видно.

— Я уже встречал этого мексиканца. — Клив поднес огонек к кончику сигары.

— Он был первым, кого я встретил в этом городе. Ты слышал, он предупредил, что урод со шрамом хочет меня убить?

— Слышал, — кивнул Клив.

— Меня уже тошнит от этого городишка.

— Ничего, мы уедем в «Аконит» сразу же, как только выясним, что именно намерен предпринять Форсайт.

— Не понимаю, почему он так жаждет завладеть именно этим участком. Смотри, он сфабриковал ложное обвинение против старика.

чтобы только убрать его с дороги. И рискнул подделать документ о продаже… Ради чего все это?

— Думаю, у Бака найдется на это ответ. За этим что-то кроется. Бак жил у индейцев племени сиу, он знает их язык. Если люди Форсайта попытаются завладеть «Аконитом», индейцы поддержат Бака. Прольется много крови. Боюсь, как бы не началась новая воина с индейцами, как случилось в Колорадо после бойни у Песчаного Ручья. Могут погибнуть сотни поселенцев.

— Наверняка Форсайт все понимает. Мерзавцу просто на это наплевать! — воскликнул Диллон.

— Прежде чем его арестовать, мы должны добыть против него неопровержимые улики. В письме я просил Бака присматривать за мисс Андерсон. Если ее убьют, нам будет трудно доказать, что подпись поддельная.

— Что там у тебя с телеграфистом?

— По-моему, он человек неплохой, только очень запуган. Телеграмму в форт машинист поезда отправит по моей просьбе со следующей станции.

В этот момент по улице проехал фургон, в котором сидели мужчина, женщина и трое ребятишек. Несколько человек мирно беседовали, стоя на тротуаре перед отелем. Внешне Биг-Тимбер производил впечатление спокойного и тихого городка.

Полковник Форсайт беседовал в номере отеля с мужчиной в помятом коричневом костюме. Собеседник полковника положил на кровать конверт. Форсайт взял его и спрятал во внутренний карман сюртука.

— Я всегда знал, что в этих краях нефть — все равно, что золотая жила, — с довольным видом произнес Форсайт. Потом добавил, похлопывая себя по нагрудному карману: — И вот доказательство.

— Все зависит от того, каковы запасы.

— Говорят, что тут повсюду попадаются карстовые провалы.

— В таком случае мне не придется глубоко бурить.

— Сколько времени уйдет на установку буровых вышек?

— Дайте мне два месяца после того, как я приеду и определю, где будем бурить. И еще через два месяца мы будем отгружать нефть. Форсайт потирал руки.

— С нетерпением жду, когда можно будет объявить всему свету, что главное богатство Монтаны — не крупный рогатый скот, не овцы, а нефть.

В дверь постучали.

— Это адвокат Ли. Он принес ваш чек.

— Доброе утро. — Ли пожал нефтянику руку и протянул ему конверт.

— Благодарю вас, джентльмены. Буду держать вас в курсе дела. Надеюсь, вы меня извините, у меня поезд на Боузмен в три сорок, хотелось бы до этого несколько часов поспать.

Марк проводил гостя и закрыл за ним дверь. Однако прежде чем заговорить, он дождался, когда хлопнет входная дверь отеля.

— Как скоро он сможет начать?

— Он попросил два месяца.

— Сделка о передаче «Аконита» будет зарегистрирована через одну-две недели.

— Почему так долго?

— Я не хочу приезжать в Хелину лично — не стоит привлекать излишнего внимания к этому делу. Чтобы сделка выглядела как заурядная купля-продажа, я послал бумаги по почте. — Ли нервно подергал ус. — Боюсь, эта женщина может появиться на сцене в самый неподходящий момент.

— На сей счет можешь не волноваться. Если она в «Аконите», тем лучше. Как только на документ поставят штамп о регистрации, мои люди нагрянут на ранчо и наведут там порядок.

Форсайт оглядел комнату, проверяя, не оставил ли чего-нибудь. Затем направился к двери.

— Что там стряслось с Медором и Коротышкой Спинксом? Говорят, их подстрелили?

— Они повстречали на старой дороге, милях в двадцати от города, обоих Гейтсов и старика, который у них работает. По словам Медора, еще до того как он разобрался, кто это, Гейтсы открыли по ним огонь из дробовика. Спинке тяжело ранен.

— Наверняка они направились в «Аконит», больше некуда. Что ж, отлично. Заодно мы избавимся и от этой девчонки, а Дел наконец займется чем-то стоящим.

— Я не хочу думать об убийстве…

— Ну и не думай.

В голосе Форсайта прозвучали нотки, которые всегда настораживали Ли. Полковник был бесчувственным, как камень, и Ли прекрасно понимал: Форсайт, если понадобится, в любой момент может наброситься и на него. За последние недели Марк Ли уже сотни раз пожалел, что вообще познакомился с этим человеком. Но адвокат знал: теперь он увяз настолько, что либо должен идти до конца, либо ему не жить.

Они пересекли вестибюль, вышли на улицу и нос к носу столкнулись с Кливом и Диллоном. Форсайт остановился.

— Здравствуйте, мистер Старк. — Диллона полковник намеренно игнорировал. — Ну как, нашли землю для вашего инвестора из Канзас-Сити?

— Пока нет, но продолжаю искать.

— Не тратьте попусту время, все равно не найдете. Если бы между Биллингсом и Боузменом имелся хоть клочок невостребованной земли, я бы обязательно об этом знал.

Диллон стоял, широко расставив ноги, засунув большие пальцы под ремень. Однако небрежность его позы была обманчивой — прищур глаз и плотно сжатые губы выдавали внутреннее напряжение. Больше всего на свете ему хотелось уничтожить высокомерного мерзавца, стоящего перед ним, и Диллон лишь неимоверным усилием воли сумел удержаться — он все же не набросился на Форсайта и не свернул его поганую шею, хотя и полагал, что смерть от пули слишком легка для такого негодяя.

— А-а, господин полковник, здравствуйте! — проговорил он, намеренно утрируя манеру южан растягивать слова. — Как успехи? Уже убили какого-нибудь старика? Много женщин избили? Ах, простите, сэр, я совсем забыл, день-то еще не закончился!

Форсайт окинул Диллона ледяным взглядом. Потом посмотрел на Клива.

— Вы бы лучше накинули узду на этого остряка, не то в один прекрасный день ему оторвут голову.

— Он человек самостоятельный, я не вправе указывать ему, что делать и что говорить. Но одно могу сказать точно: если вам вздумается его убить, лучше сразу приказывайте своим головорезам убить нас обоих. Только запомните: я везде вас отыщу и убью так, как убивают апачи. Что это такое, думаю, вам известно.

По спине Форсайта пробежал неприятный холодок. Он попытался проникнуть под непроницаемую маску, застывшую на лице Клива, но безуспешно.

— Старк, вы играете в опасную игру.

— Что ж, иногда карты ложатся именно так. Марк Ли счел за благо вмешаться:

— Пойдемте, полковник, мы опаздываем на встречу.

Он попытался провести полковника в обход Клива и Диллона, но Диллон сделал шаг в сторону, преграждая им путь. Усмехнувшись такой усмешкой, от которой у адвоката мурашки по спине пробежали, Диллон достал из кармана листок бумаги.

— В следующий раз, когда вам захочется прочесть нашу телеграмму, попросите об этом нас самих. А того болвана, которого вы за ней послали, можете подобрать в переулке позади вашей конторы. Правда, узнать его будет трудновато — физиономия чуток пострадала, парень оказался несговорчивым.

Диллон сдернул с головы адвоката шляпу, сунул в нее бумагу и снова нахлобучил шляпу ему на голову. Потом похлопал ладонью по высокой тулье.

— Что я тебе говорил, Клив, шляпа у пего первоклассная. Я знаю только одного человека, который носил такую же, — это Эйб Линкольн.

Форсайт искоса взглянул на мужчин, собравшихся на веранде. Откровенно улыбались немногие, но большинство явно старались сдержать улыбки. Не хватало еще, чтобы этот остряк выставил его на посмешище перед горожанами!

— Черт вас возьми, кто вы такой?

— Я? Мужчина. Мужчина, который не убивает стариков, не избивает женщин и не сгоняет поселенцев с их земель. — Диллон усмехнулся. — А вы-то, полковник, знаете, кто вы такой? Вы заурядный прохвост, мелкий жулик и не более того!

Форсайт в ярости заорал:

— Уйди с дороги, сукин сын! Попридержи язык, не то тебя найдут в придорожной канаве с пулей в твоей глупой башке!

Клив молниеносным движением перехватил руку Диллона, метнувшуюся к револьверу.

— Подожди. Это не выход.

В эту минуту только один человек на свете, не считая Клива, смог бы удержать Диллона от убийства — таким человеком был Джон Толлмен. Клив оттеснил в сторону разъяренного Диллона. Форсайт с адвокатом поспешно перешли улицу и, поднявшись по лестнице, скрылись в конторе полковника.

— Думаешь, я все испортил? — спросил Диллон, все еще тяжело дыша.

— Нет. Возможно, это даже к лучшему. Когда враг выходит из себя, он совершает ошибки. Пока мы в городе, он не рискнет натравить на нас свою свору — слишком многие слышали его угрозы. По-моему, у него в городе больше противников, чем сторонников. Ты заработал несколько улыбок.

— Дьявол! Как же я его ненавижу! Иногда мне кажется, что ненависть жжет меня изнутри.

Оказавшись у себя в конторе, расположенной на втором этаже, над банком, полковник Форсайт сорвал с головы шляпу, швырнул ее на стол и принялся нервно мерить шагами комнату.

— Этот молокосос хотел меня убить! Какого черта он на меня взъелся? Что я ему сделал?

— Полковник, возможно, он родственник тех, кого вы заставили уехать, — или Эллингтонов, или Спенсеров, или Готвортов, или Джонсонов…

С тех пор как убили старика Фуллера, Марк Ли все чаще клял себя за то, что связался с Форсайтом. Полковник отдавал приказы об убийствах с такой же легкостью, с какой заказывал обед в ресторане. Ли не сомневался; если земельная афера провалится, Форсайт свалит всю вину на него, а сам выйдет сухим из воды. Более того, ничто не помешает ему через некоторое время затеять очередную махинацию.

Полковник же никак не мог успокоиться. Внезапно вспомнив слова Диллона, он выпалил:

— Избиваю женщин — что этот сукин сын имел в виду? Если это Рут распускает язык, я сверну ей шею. И вот что я еще тебе скажу… — Форсайт все больше распалялся. — Когда Дел вернется, он получит еще одно задание. Никто — понимаешь, никто! — не смеет безнаказанно разговаривать со мной в таком топе! Этот щенок перестанет острить, когда ему всадят пулю между глаз.