Ты не будешь меня жалеть и играть в долгие прелюдии… Восторженный крик резкой боли в горячие губы, закрывшие мои властным поцелуем. Боль трансформируется в микроскопические разряды чистейшего удовольствия по сжавшимся стеночкам, напряженным внутренним мышцам с последующим толчком на полную длину, а мои бедра толкаются навстречу, уже не замечая стихающей боли, они хотят принять, поглотить до конца… Записать, запечатлеть, сохранить это непередаваемое ощущение. Ничему из этого больше никогда не уйти от моих мыслей. Это уже внутри, в каждом разряде пульса, в клетках бешено несущейся крови и нейронов, которым тоже передалось сейчас сумасшедшее удовольствие их обладательницы.
Это никуда не уйдет до тех пор, пока не остынет мое сердце, сейчас я верю в это, как никогда, это моя личная религия, мой неумолимый идол, мое установившееся мировоззрение! Как долго я буду искать эти отголоски в бездушных отражениях зеркал! Я все все еще боюсь их до безумия, но скоро перестану, как и находить твое отражение в любой беспощадной глянцевой поверхности. До этого далеко. Вечность и… пара шагов.
Боли нет. Есть только прошивающее насквозь гамма-излучение по имени эйфория. От каждого толчка, каждого соприкосновения тел. Неумолимая пружина сжимается до точки критической деформации, неотвратимо и быстро, понимаю только одно – сегодня я не хочу сдерживаться! Удар! В самый эпицентр сосредоточения удовольствия. Откат, легкий шум накатившей волны до новой атаки потрясающего своим великолепием прибоя. Сильнее… Глубже… До упора, до последнего финального сжатия…
Мой крик пронзает темные небеса нашей замкнутой реальности, тугие кольца пружины разрывают диктат сладкого сжатия, выстрел в зависшие временные петли, соединение параллельных вселенных с его именем на губах, в унисон с яркими вспышками огненных извержений, самой неоднозначной и желанной цепной реакции на свете… В унисон два голоса, два неистовых крика – оставим их биться о стены только нашего мира, который, кажется, можно сжать в ладони, но и в то же время не измерить ни одной системой измерения.
Не делай этого! Я тебя умоляю. Не делай шаг вперед! Не дай мне уничтожить тебя, когда все закончится!
О чем ты говоришь, какой шаг вперед?! Я хочу остаться с тобой. Зависнуть в критической точке сплетения двух реальностей, переплетая пальцы, как тогда, помнишь, впервые… Кого ты уничтожать собирался? Я уже уничтожена для всех, кроме тебя!
Ты позволила себе смотреть ему в глаза… Черт с ним, у тебя не было выбора! Просто оттолкни руку помощи. Тебя не от чего спасать! Просто поверь!
Мне не хочется говорить… Мне не хочется даже шевелиться. В таких снах мне всегда хочется уснуть на твоих руках и не возвращаться. Вспомню ли я твои слова, когда проснусь?
Пообещай.
Нет. Я не знаю, о чем ты просишь. Или ты… Боже мой…
Ледяной откат вырывает из цепких объятий приятной истомы. Нет! Ты же… не зовешь меня с собой? О чем ты просишь?! Ты хочешь забрать меня туда?! Чью руку помощи я должна оттолкнуть? Доктора – если у меня вдруг разорвется сердце? Спасателя – если я буду тонуть, не в состоянии выплыть? Случайного прохожего, который вцепится в мои плечи, чтобы не позволить шагнуть навстречу несущемуся на запредельной скорости автомобилю?!
Когда те, кто не с нами, приходят к тебе во снах и просят не просыпаться, это значит только одно!
Приступ забытой паники. Липкие щупальца, неразрывные лианы оплетают страхом сжавшееся сердце. НЕТ! Только не так! Вот почему я вижу эти сны… тебе мало. Ты решил забрать меня с собой!
Толкаю руками, резко, уверенно, понимая лишь одно - мне рано туда! Вижу проблеск отчаяния, боли, безысходности в твоих глазах… Заткнись! Ты все сказал! А меня ничему не научила ни жизнь, ни смерть…
ИСЧЕЗНИ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ! ИЗ МОИХ СНОВ! ИЗ МОЕГО СОЗНАНИЯ! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
Сноп яркого дневного света по глазам. Во сне я даже сдвинула светонепроницаемую повязку. Моргаю… Нет. Больше не плачу. Наверное, я становлюсь сильной после подобных снов-фантазий, снов-кошмаров, перемежающихся явью, когда вроде как совсем не спишь. Да чтоб тебя!
Быстрый взгляд на часы. Твою ж мать! Я еще к тому же чуть не проспала! Мало мне этих сновидений, этой боли, после которой я так натянуто улыбаюсь и делаю вид, что у меня все прекрасно, что я забыла и что я здорова… Тебе надо еще и разрушить мою реальность, поставить в ней все с ног на голову!
Программа утренних сборов сжимается до минимума. Душ. Никакого спорта, не успеваю! Выбор «макияж или завтрак» вообще не подлежит обсуждению, есть много вредно! Срываю с плечиков очередную версию little black dress, в спешке – наизнанку и, повинуясь примете, топчусь по ни в чем не повинному платью босыми ногами… Драка? В нашем варианте возиожна только ссора… Такси. У меня меньше десяти минут! Вот черт! Очередной чулок бежит под пальцами длинными стрелками, потеря двух минут, чтобы найти другой. Стайлером по непослушным волосам, сегодня никаких локонов, дождь, и нет времени – только выпрямление. Я собиралась с такой хаотичной резкостью, что офигел бы даже он, если б увидел! Плащ, едва не разрывая по швам, шнуровка высоких сапожек, шарф на обычный узел. Долбаный октябрь, аномальные холода! Служба такси атакует эсэмэками, сбрасываю звонок диспетчера – иду я, иду! И ты, Лекси, катись к черту! Очередной поступок твоего бойфренда обсудим после пар, мир не рухнет!..
Нет времени даже на заезд в «Макдональдс», чтобы купить кофе. Как я высижу эту пару? Еще и пробки! Кусаю пальцы, сдерживая желание послать разговорчивого таксиста, вздыхаю с облегчением, оказавшись на парковке академии… У меня ровно две минуты! Сумасшедший кросс по этажам в направлении нужной аудитории, влетаю в кабинет за тридцать секунд до появления Миранды Пристли – хвала историку, который ее задержал в коридоре.
- Мы думали, капец! – Элька встревожена, но и неприлично довольна, судя по всему, выходными с секси-Денисом. Лекси надула губки. Потом с ними разберусь. – Мы думали, все. Опоздаешь, и вся доброжелательность Пристли за три года вылетит в трубу…
- Как я выгляжу? – это единственное, что меня сейчас волнует. Киваю окружающим, выдавливая улыбку, не дождавшись ответа, втайне надеясь, что макияж не растекся.
- Как Моника Белуччи!
- Отлично. Все потом, после пар!
Мне нужно отвлечься. Все что угодно, только бы вычеркнуть из памяти сон, в котором он предпринял попытку забрать меня с собой. Это ненормально, я только сейчас, автоматически конспектируя лекцию, понимаю, что ни разу мне не стало легче. Ощущение, что заканчивается черная полоса и скоро произойдет что-то хорошее, похоронено под обрывками реалистичного сновидения. Ничего не изменится, страх не уйдет, ему так комфортно в железобетонном бункере моего сознания, что он ни за что его не покинет, пока не иссушит изнутри. Только тогда, возможно, пойдет искать себе новую жертву взамен выпитой до капли…
Сухая наука о методах инновационного ребрендинга проходит мимо, я очень удивлюсь потом, перечитав конспект. То, что я приняла за одышку от быстрого кросса по лестницам, на самом деле – нервная аритмия, паническая атака, непрекращающаяся тревога. Мне нужно в церковь… Точно. После пар, нет, даже раньше, во время получасовой перемены, можно отпроситься с полупары Скляренко, неизвестно, как долго я там пробуду. Мне никогда не было комфортно в церкви, это ощущение давления на плечи и поясницу не проходит… Я даже не знаю, к какой иконе идти со своей болью. Исповедоваться? Боже упаси… Нет у нас гуманной практики тайны исповеди в кабинке, как у католиков. Может, не стоит даже и пытаться? Может, проще отслужить черную мессу, чтобы навсегда прогнать его из мыслей? Если б еще я не была так уверена, что Дьявол ему не покровительствует…
Мне не удалось отвлечься на парах. Удалось только проснуться. Я вполуха слушала рассказ Эльки о шикарных выходных в компании Дениса, кивала на возмущения Лекси, которую преследует настойчивый МЧ из недалекого прошлого, не понимающий слова «нет», пила вторую чашку кофе за последние полчаса и с ужасом думала о том, что придется возвращаться в четыре стены пустой квартиры. Предлагать мне разнообразить досуг никто из девчонок не спешил – то ли из-за дождя и серого смога за окном, то ли у них были на то более романтические основания. Если день не задался с утра, он и закончиться не сможет ничем хорошим.
Очередной удар поджидал меня на крыльце кофейни – я все-таки уговорила подруг уделить мне минут сорок. Лекси, оценив мое состояние, все порывалась дозвониться маман и презентовать мне стоун-массаж в ее спа-салоне, но одной идти туда не хотелось. Пришлось перенести на завтра, с Лекси на соседнем массажном столике хоть поболтать можно будет. Мы уже прощались, когда я получила очередной пинок судьбы-садистки в виде молодого человека нашей супер-блондинки.
Конечно, как же я не вспомнила о нем при фразе «недалекое прошлое»! Ленка и понятие «однолюб» плохо сочетаются, но парней за последние полгода у нее было не так уж и много. Широкую спину Владимира я увидела сразу. Даже если б я его не узнала, догадалась бы по маске стервы на кукольном лице подруги.
Неуместные, совсем не нужные сейчас воспоминания! Все началось на этой гребаной вечеринке в его доме. Как я не хотела на нее тогда ехать, как я боролась с желанием попросить у него защиты от его же лучшего друга – это сейчас казалось глупостью, а тогда… Он же, по сути, единственный, кто мог меня от всего этого уберечь, если бы я не раздумывала, а прямо попросила… Я не знаю, о чем именно, да хоть о предоставлении койко-места на ночь – тогда бы никакой инсценировки аварии не было и в помине! Но, с другой стороны, я ведь даже не знала, какова его роль во всем этом, и была ли она вообще.
Я пытаюсь улыбнуться, когда наши глаза встречаются, но в тот же момент атакована, ударена, нокаутирована стрелами испепеляющей ненависти и ярости черного цвета. Он может напугать, и очень сильно – сочетание светлых волос и темно-карих глаз и без того вызывает дрожь, а когда такие люди злятся… Я очень хорошо помню, чем это заканчивается!
Он просто смотрит на меня, забыв напрочь про Лекси, а потом делает шаг навстречу… И я с ужасом осознаю разницу наших весовых категорий. Если б в его голове родился Димкин план мероприятий, я бы не сопротивлялась и не играла. Я бы сделала все, чтобы выжить и оставить его довольным – с ним мог бы показывать характер только безумец. Это счастье, что он оказался не похожим на своего лучшего друга!
Он сводит брови на переносице, глаза смотрят прямо, я такой прием видела в боксе при обмене взглядами двух противников. Хочется сделать шаг назад, но я, задержав дыхание, выпрямляю спину и выдерживаю атаку двух черных угольков. Кто ты такой, чтобы я тебя боялась, повторяю сама себе, не замечая, как сбивается дыхание и плывут перед глазами черты его лица. Наконец он решается заговорить, а я уже близка к обмороку.
- Черная Вдова собственной персоной, - кажется, вздрагиваю от ледяного презрения в его низком голосе. У Лекси вырывается протестующий вздох, а Эля, перестав что-то искать в телефоне, подходит ближе. Не из-за любопытства, мне кажется, что она готова защитить меня от любого, кто посмеет причинить боль после моего откровения о тех двух неделях. Ленка, на удивление быстро сообразив, становится между нами, закрыв собой два портала бьющего черного презрения.
- Или закрой рот, или повежливее с моей подругой. Ты меня понял?
- Понял, только разреши дать тебе совет, Лена, - осторожнее. Все, кто с ней трахались или дружили, имеют свойство заканчивать свой путь в сосновом гробу!
Я должна это проигнорировать, не обратить внимания - мне не нужен никакой скандал на пороге кафе и любопытные взгляды прохожих. Только его слова бьют наотмашь самыми хлесткими пощечинами из всех, что мне доставались. Не задумываясь о последствиях, отталкиваю Лекси – мне не страшно перед испепеляющим огнем его взгляда. Мне вообще в последнее время не страшно.
- Тварь ты перекачанная.
Я не планировала этого говорить. Мне забавно наблюдать, как дергается его ладонь. Он может свернуть мне шею одним таким ударом, если до этого дойдет, но я уверена, что нет, может, поэтому мне не страшно. Или я по тому же сценарию планирую убить одну боль другой. Пусть расплющит словами, хуже уже не будет точно. Еще один гвоздь в крышку гроба, только я поогрызаюсь, ты сильно плохо меня знаешь!
- Довыделывалась? – Я рассматриваю его пальцы, сжавшиеся в кулаки, ловлю себя на не вполне уместной мысли – реально ли выдержать подобный удар. – Ты вообще теряла в этой жизни лучшего друга? Ты знаешь, что это такое, когда не можешь быть с ним даже в день похорон? Да теряла ли ты когда-нибудь что-то, кроме… - ему трудно совладать с эмоциями. – Кроме совести и девственности?
Он в ярости, я все понимаю. Сдерживаю желание ухмыльнуться от такого сравнения, потому что его слова не веселят. Они избивают своим пугающим смыслом.
Теряла ли я кого-нибудь? Да, «мистер лучший друг», я потеряла человека, которого любила настолько сильно, что автоматически списала все его грехи, что стала получать удовольствие от вещей, которые бы у тебя вызвали моментальный спазм всех дыхательных путей. Я любила его до такой степени, что не испугалась высоты в попытке шагнуть следом за ним, не испугалась смерти, когда меня пришли убивать, потому что это была единственная возможность вновь быть рядом с ним. Что это, если не любовь: желание уснуть навсегда в его руках, отдаться этому безумию, переиграть все, пусть не в свою пользу, только бы он остался жив! Я дышала только им, только его присутствие, прикосновения и слова зажигали мой внутренний огонь, который даже до сих пор не погас – он тлеет, утихает, но его лишь сильнее раздувают впоследствии порывы неистового ветра. Никто никогда не взлетал так высоко, как я в его руках, никто не чувствовал себя настолько любимой, восхитительной и защищенной!
Ты спрашиваешь, что я потеряла, кроме девственности и совести?! У тебя реально повернулся язык спросить у меня такое?
Глаза застит серо-розовая пелена с размытыми вспышками. Я не замечаю, что иду прямо на него, оттеснив на несколько шагов назад, подумать только, гору мускулов и два метра роста негодования! Я больше не вижу его глаз, вернее, все еще смотрю в глянец черного лака, но не понимаю, что они выражают.
Теряла ли я?! Я?!
Не вполне соображаю, которая из девчонок опомнилась первой, кто из них так настойчиво пытается меня остановить, как и то, что я покинула защищенною навесом крыльцо, и мелкий дождь хлещет по щекам, по незащищенным волосам, которые вновь закудрявились от сырости. Я без зонтика, а будь он у меня, вообще бы забыла о том, для чего он нужен…
- Теряла ли я близких, Вова?
Я не повышаю голос. Он даже не дрожит. Я произнесла это в несвойственной мне тихой манере, наверное, никто, кроме нас двоих, этого не расслышал. Я даже не понимаю, что именно делаю. Мне есть, что ему сказать, но любые слова сейчас излишни, их будет нескончаемо много, и, возможно, они произведут нужный эффект, только я не хочу говорить.
Мне удалось оттеснить его к автостоянке у кафетерия, оставив группу поддержки и любопытную аудиторию под навесом. Никто не увидит того, что я сейчас сделаю. Слов ничтожно мало, чтобы пояснить…
Рывок рукава плаща вместе с тонким трикотажем платья до сгиба бицепса… Резко. Сильно. В одно движение…
Первые несколько секунд ничего не происходит. Он все так же жжет меня напалмом ненавистного презрения, не отпуская взгляда, пока не улавливает нелогичность действий, опускает взгляд на руку… на изгиб моего локтя. На рваную полосу рассеченной кожи багрового цвета, варварский шрам, локационное сосредоточение самой сильной боли… и самого неоднозначного чувства, запечатленного на моей коже ярким оттиском с едва заметными пересечениями швов. Я не шевелюсь, у него достаточно времени. Что я пытаюсь этим сказать? «Смотри, до чего меня довел твой друг»? Нет. Совсем не это. Смотри, тебе достаточно этого свидетельства всепоглощающей любви, которая была слишком великолепна для того, чтобы не оставить метку во имя собственного перерождения?! Мне жаль, что я не могу, подобно зарубкам на снайперском прикладе, исчертить всю свою руку свидетельствами взлетов и падений! Но я бы это сделала, не раздумывая, если бы эта жестокая метка смогла вернуть его, хотя бы на миг!
Капли дождя растекаются по обнаженной коже. Им не смыть моей боли от потери, о которой так жестоко сегодня напомнили. Когда я снова встречаю его взгляд, он уже иной. Но мне сейчас не до диагностики спектра эмоций. Недоумение? Растерянность? Может, раскаяние? Я ничего не хочу знать. Мне на него плевать, я ничего не собиралась ему доказывать. Если кому-то и хотела что-то напомнить… то только себе!
Проклятый дождь. Он не похож на летний, он по-осеннему холодный… Наверное, это мой рок, в слезах и под дождем… Уже который раз.
Девчонки что-то кричат вслед… голос Лекси, на повышенных тонах, но обращается она не ко мне… Ощущение как минимум трех чужих взглядов в спину. Как же это знакомо, забыть бы, стереть из памяти, вытравить, исправить, переписать… Почему нет такой возможности? Меня никто не догоняет. Я просто иду, не разбирая дороги. Пустынный парк - дождь всех разогнал по укрытиям. Тем лучше, я уже не понимаю, где слезы, а где дождь. Мои слезы с недавних пор больше не теплые, они пронзают холодом…
Мне не поможет ни церковь, ни храм Сатаны. Меня не излечить. Только принять, впустить в себя… Может, там, в покое, эта боль получит шанс уснуть навсегда…
Мокрая скамья… Опускаюсь, натянув плащ. Я смертельно устала. Я хочу к тебе на ручки. Просто прижаться и закрыть глаза, и вовсе не потому, что отказываюсь принимать дальнейшее. Даже если ты начнешь наматывать тяжелые цепи вокруг всех моих конечностей, это будет самой желанной лаской на свете. Даже если твоя ладонь накроет мои глаза, я буду тебе благодарна за этот спасительный мрак. Я очень устала быть без тебя…
Слезы катятся по моим щекам, смывая макияж. Знала бы, насладилась кофе вместо извращений с кистью и лайнером. Возможно, я заболею… пусть. Это же такой шанс для тебя. Забрать меня с собой, когда я буду заперта в стенах квартиры, в собственной постели. Сдерживая отчаянный всхлип, понимаю, что я должна перед этим успеть сделать что-то еще, попросить тебя там, где ты меня услышишь…
Пальцы не слушаются, с трудом находят визитку в недрах сумки… Потом пять минут на поиски телефона… Я набираю полные легкие сырого промозглого воздуха, перед тем как нажать кнопку вызова.
- Юля? – я не ожидала, что он ответит так скоро. Тем лучше. – Что-то случилось?
Конечно, ему трудно поверить, что я решилась, наверняка думал, что мне продали в супермаркете просроченное молоко или отказались обслуживать в салоне красоты.
- Валерий Дмитриевич, я хочу поехать с вами… на его могилу.
Он даже не удивлен, словно умеет предвидеть мои действия наперед. Я ошиблась…
- Конечно, Юля. Я очень рад, что ты позвонила. Когда у тебя заканчиваются пары?
- Уже.
- Я отправляю к тебе Сергея, ты его видела. – О, конечно, я помню этот «энимал плэнет» в собственной квартире. – Десять минут, никуда не уходи. Я буду ждать тебя на месте.
Вот и все. Скоро я буду так близко к тебе…
Почувствуй… Скажи, что я прощена и все еще любима. Ты мой кислород, ты мой глоток воды, мой ад и рай в одном флаконе… Только ты! Жди. Совсем уже скоро…
Дождь неумолим, а я промокла до нитки. Он безжалостно бьет по черному граниту надгробия, на котором замерли пятнами красной крови две гвоздики. Почему их должно быть четное число? Не надо искать в этом никакого подтекста, все просто. Ты и я. Они так красиво и органично вписались в эту тьму, легли крест-накрест на плоскости бездушного камня, капли дождя рассыпаются осколками бриллиантов по бархатным лепесткам. Дождь сейчас растерян. Он по инерции стекает мне за воротник плаща по промокшим волосам – я отказалась от зонта, а Лавров вместе с телохранителем оставили меня одну у могильной плиты. Может, оттуда проще целиться? Полчаса назад мне было все равно. Разве это не романтично – лишиться жизни именно тут, где открывается портал к нему, самому дорогому человеку?
Нет, конечно, это все игры моего больного воображения. Я смотрю, как разбиваются бездушные капли небесных слез. Я могу видеть только это. Даже не фотографию, на которой ты улыбаешься в камеру, небрежно облокотившись на капот дорогого автомобиля. Она на какой-то миг словно ожила… Человек на этой фотографии жив. Теперь я в этом уверена. Как и в том, что капли дождя бьют по пустому надгробию.
Валерий Лавров останавливается за моей спиной. А он был не далек от истины, когда просил меня не плясать на могиле своего сына. Потому что мне хочется!
Я думала, упаду на мокрый асфальт, обнимая бездушный камень. Я считала, залью его слезами, сбивая в кровь кулачки, проклиная все высшие силы, что отобрали тебя. Максимум, в моем представлении, я должна была рыдать на плече у несостоявшегося родича, взахлеб рассказывая, как мне жаль. Может, я просто отказываюсь верить в то, что ты мертв? Нет, черт возьми. Я счастлива в это поверить, ты сильно мучаешь меня для того, чтобы я пришла к такому желанию!
- Сколько ему на этой фотографии? – Не поворачиваюсь, смотрю на гвоздики. Мне кажется, они шевелятся, хотя еще немного – и они пустятся в пляс прямо на надгробии, компенсируя то, что не сделала я.
- Двадцать пять. – Я скорее чувствую, что Лавров улыбается. – Представляешь, я отменил все дела на работе, чтобы провести с ним этот день рождения. Даже Ларису уговорил отменить свое присутствие на светском рауте. И что ты думаешь? Он остался? Новый автомобиль требовал немедленного тест-драйва. Мы его увидели только утром следующего дня.
Я поворачиваюсь, не успев сообразить, что именно так смутило меня в интонации голоса… В нем нет надрыва. Нет боли и сожаления, свойственных воспоминанию. Улыбка. Гордость. Тепло. Но не боль и не вселенская грусть! Несколько замерших во времени секунд, кажется, даже капли дождя зависают, замедлив свое падение. Меня охраняет от них купол черного зонта, но даже этот купол сумеречной тени не в состоянии скрыть метаморфозы в поведении стоящего рядом мужчины. Он не успевает опомниться, заметив, как пристально я за ним наблюдаю, и спешит надеть маску почти пришедшего в себя от горя примерного отца. Поздно. Мне многое становится понятным.
- Ты в порядке, Юля? – сухой официальный тон. А я на пределе, и мне хочется рассмеяться. Неужели он думает, что я ничего не чувствую? Это не могила! Это театральная декорация!
- Зачем вы врете? – я устала, промокла до нитки, и не вполне понимаю, чего хочу больше – прекратить этот фарс или убедить саму себя в том, что никто не погиб. Я бы это ощутила! Тебя нет рядом. Мне кажется, я ощутила даже твою насмешливую улыбку, так зеркально похожую на ту, которой улыбался твой отец. Кого вы оба пытаетесь обмануть, или ты забыл, что мы проросли друг в друга невидимыми цепями-креплениями, у нас в руках – бесценный дар считывать сердцебиение друг друга, поток мыслей и переживаний, до самого последнего жеста и неосознанного движения? Эта новоприобретенная суперспособность пришла ко мне с ответной любовью к тебе. Разве могла она родиться при ином раскладе, если бы я не прочувствовала тебя до мельчайшей клеточки, до самого неуловимого обрывка мысли, до всей глубины твоей одержимости с привкусом боли?
- Что ты хочешь мне сказать? – в голосе Лаврова стынет равнодушие.
- Там же нет никого! – обличающий жест в сторону надгробия. - Вы договорились меня свести с ума! Я говорю вам, хватит! Я все осознала!
- Ты устала, Юля. Тебе нужно выпить. Я не виню тебя, это тяжело. – Он пытается обнять меня за плечи, я с трудом сдерживаю желание вырваться. Просто понимаю, насколько это будет неуместно, хотя бы из уважения к тем, кто действительно погиб и лежит в сырой земле за соседними ограждениями. Сравнительный анализ работает против утверждений Лаврова и в мою пользу. Над иными памятниками и крестами словно зависла неразрывная тяжелая тень, переплетение боли, неотвратимости, слез близких людей, от них даже веет холодом, но здесь… Тут не то что нет обрывков сверхъестественного тумана, здесь легко и… пусто. Мои каблуки вдавливаются в утрамбованный грунт, под которым такая же пустота. Это высший дар провидения, и ему меня не обмануть!
- Сергей, мы едем в «Урарту», позвони и потребуй организовать мой стол…
- Я хочу домой!
Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом… кажется, тысячи полярностей сменяют свое значение с отрицательного на положительное. Мы стали несколько ближе. «Барби» меня еще ни разу не обозвали за сегодня. Я ловлю эти магнитные завихрения в глубине его глаз, пытаясь ухватиться за иллюзорную нитку… Пожалуйста, скажи… да обмани меня, в конце концов!
Тьма расступается. Вот сейчас я услышу то, что изменит мою жизнь и повернет неправильный мир в обратную сторону! Вот сейчас, вместе с последним откатом в глубине светло-ореховой радужки, имя которой решительность, и…
- Тебе нужно выпить и прийти в себя! Ты промокла до нитки. И я не знал, что это окажется так тяжело. Прости меня.
Момент упущен. Я почти вырываю из его рук фляжку, и коньяк обжигает горло.
- Не надо ресторана, честно, - обхватываю свои плечи, холодно. Виной тому не погода и не промокшая одежда. Холод от такого отношения. – Просто отвезите меня домой. Да и не при параде я для ресторана.
- Там никого не будет, кроме нас. Тебе надо успокоиться!
- Мне надо выпить противовирусного и горячего чая! – отрезаю я. Да уж, теперь я понимаю, что тебе во многом было плевать на сына. Как ты мне еще ключи от новой машинки не вручил в качестве профилактики от гриппа. Он смотрит на меня долго, словно испытывает. Затем кивает.
- Конечно. Береги себя.
Иногда наши плечи просто ломаются под грузом проблем и невзгод. Не в прямом смысле, конечно, не буквально. Когда однажды вся окружающая вселенная, вечный микрокосмос, объективно-субъективная реальность ополчились против тебя – в первый момент это вызывает шок. Неприятие. Злость. Депрессию. Панику. Снова депрессию. Это может показаться нечестным. Почему кому-то везет в этой жизни буквально во всем, а кого-то судьба-злодейка изощренно елозит лицом по грязи, гадко хихикая в спину? И ей не надоедает это занятие. Нет, она просто задалась целью придумать тебе пытку покреативнее! «Мне не везет», - говоришь ты себе в определенный момент, и, в конце концов, начинаешь в это верить. Твое невезение получило мощнейшую эмоциональную попытку, чтобы пить тебя, высасывать, лишая веры в хорошее, ломая твои поникшие крылья до тех пор, пока они не перестанут раскрываться. Полеты выдуманы мечтателями-неудачниками, охотно нашептывает тебе на ухо юмористка-реальность, и ты ей охотно веришь. Ты полагаешь, что смирилась, ненавидишь себя и свои терки с фортуной, потом – окружающих, чтобы однажды поставить на себе надуманный крест неудачи. Всегда будет много окружающих, которые завидовали твоему полету – они охотно забьют очередной гвоздь в твой гроб. Но вот в чем парадокс. Ты будешь сетовать на судьбу и ненавидеть ее, а тем временем…
Фортуна в недоумении. Кто сказал, что она от тебя отвернулась? Она держит тебя в таких крепких объятиях, в которых никогда не будет держать самый любящий и идеальный мужчина. Что? Неприятности? Все не так, как ты хотела?
А кто сказал, что она будет вести тебя навстречу твоему счастью по изогнутой радуге в компании стайки розово-фиолетовых бабочек, угощая эскимо и рассыпая лепестки роз под твоими ногами? Ах, ты думала, что именно так выглядит путь к счастью? Непробиваемый тупизм.
Радуга внезапно оказывается миражом, изогнутой иллюзией – и совершай ты этот переход, упала бы на асфальт, переломав ноги. Если бы она выдержала – что стоит поскользнуться на гладких розовых лепестках? От пыльцы на крыльях бабочек может начаться аллергия с анафилактическим шоком и прочими прелестями. И так бы оно, скорее всего, и было, но Фортуна рядом, она избрала для тебя иной путь. Да – тернистый. Да – не понятый до конца.
Отсчет пошел. Уже через несколько месяцев ты это поймешь. Так быстро и так мучительно долго. Пока же очередное событие, финальный штрих неудачного дня лишен логики, а ты сильно устала, промокла и расстроилась, чтобы искать ему пояснение или же видеть дальнейшие перспективы.
…Последние шаги до крыльца подъезда, спасительного навеса, чтобы уже через минуту максимум – коньяку покрепче, горячую ванну и таблетку снотворного. Лети в свои красочные сны, позволяй убивать себя каждое мгновение сновидения-реальности, потому что у кого-то цель такая – сводить тебя с ума. Поспеши. Уже давно не лето. Промокла и наверняка заболеешь…
Зависший во времени и пространстве звук чужого и одновременно знакомого голоса – гораздо раньше, чем его обладатель попадает в поле моего зрения.
Ему не нужно говорить громко. Собственно, ему ничего не нужно говорить. И я ведь была почти готова к его появлению… Ну что мне стоит признаться самой себе?! Именно готова! Не уловить этой связи с ним после Элькиных фотографий и ее набирающего обороты романа с Денисом, с ощущением кратковременной эйфории, которая выдала себя с головой, устав давать намеки, она заявила прямым текстом : «Скоро случится что-то хорошее»… Да названием клуба, в котором я увидела его впервые, в конце концов!
Я не привыкла его видеть таким. Раньше мне казалось, что совсем не узнаю без костюма и галстука. Распахнутые полы кожаной куртки.V-образный вырез пуловера. Джинсы. И наверное благодаря именно такому имиджу я не срываюсь с места, не кричу и не застываю от страха. Я прекрасно помню, кто он. Я не забыла, как о нем отозвалась Эля. Я никогда не забуду ту самую ночь, когда панический ужас просто швырнул меня к его ногам… Я все это помню и знаю, и вряд ли когда-нибудь забуду. Но он другой. Когда я встретила его впервые в том самом клубе, мне хотелось убежать или превратиться в бесплотную тень, настолько сильной была аура несгибаемой власти и мирового господства, которая неумолимо раздавила б, поглотила, вывернула наизнанку, распылив на красную атомную пыль, как в экранизации романа Герберта Уэллса.
Пронзающие кинжалы неумолимого взгляда, - или же все не так: беспечный и умиротворяющий зеленый омут, который психологи справедливо назвали цветом релаксации, - затягивают петлю кожаного ошейника на хрупкой шее ослабленной воли, не позволяя опустить глаза. Впрочем, я и не пытаюсь. Держу взгляд этого потрясающе сильного мужчины, рядом с которым утихают порывы шквального ветра, бережно опуская в эпицентр торнадо, где полный штиль, яркое солнце и окно голубых небес. Рядом с ним – замкнутый периметр, в котором меня больше никто не тронет. У него дар менять реальность и отсекать тяжелые мысли, кажется, исчезает угроза всему, кроме него самого, но разве может он быть угрозой для меня?!
Я только сейчас замечаю, что он потрясающе красив истинной мужской красотой, совсем не той, что пытается навязать современный глянец. Впрочем, я никогда этого и не отрицала, но боялась рассматривать и признаваться сама себе. Четко очерченные высокие скулы, волевая линия подбородка и едва заметные морщины мудрости, прочертившие высокий лоб, эффектные нити благородной седины на висках, идеально прорисованная линия тонких губ… Когда-то я запретила себе думать, на что же похож поцелуй такого мужчины. Вряд ли в подобной ситуации я бы думала об этом, но последние события выбили из колеи, и сознание цепляется за несвойственные ему виды экстремального спорта. И я почти забываю, что передо мной, со слов Димы и его собственных слов, самый страшный и властный альфа-доминант этого города. И у него имя египетского бога тьмы, только я вижу слабый сумеречный свет вместо беспросветного мрака.
- Здравствуйте, - мой голос даже не дрожит. Миг, и купол черного зонта закрывает от меня серую хандру осеннего неба, холодные капли дождя и все неприятные моменты сегодняшнего дня.
- Не самое удачное время для прогулки под дождем. Кстати, мы уже второй раз встречаемся при сходных обстоятельствах. – Уверенный и спокойный тембр обволакивает, согревая непонятным теплом, я не осознаю пока, что имя ему – безопасность. В его взгляде улыбка, искорки умиротворяющего веселья. – Надеюсь, ты пригласишь меня войти?
Всего лишь дверь… подъезда, лифта, затем квартиры… Но почему я вижу в этих словах иной, и пока что не пугающий подтекст? Неуместная ассоциация с вампирами, которым нужно приглашение в дом жертвы, неумолимо сводит лицевые мышцы в ответной улыбке. Так легко ответить, не сжимаясь от страха, лишь согреваясь приятным волнением. И я делаю этот шаг навстречу, даже не пытаясь анализировать, что же это – мое решение или подчинение телепатическому приказу.
- Конечно. Пойдемте…
Глава 13
- Протестовать – это принципиальная позиция?
Очарование внезапной встречи разрушено. Может, на моей территории его оружие теряет свою силу, чары гипноза рассеиваются в пыль, словно их никогда и не было, а железная воля ослаблена, потому как ей приходится вступить в схватку с волей незримого обитателя моей обители, который не намерен отпускать, более того, сам заграбастал себе право прошивать мое сознание своими алыми нитками до идеальной глади ручной вышивки?
Снимаю промокший плащ, поджимаю губы, отметив, что платье тоже стало влажным. Хочется его поскорее стащить, только перед незваным гостем это трудновыполнимо. С тоской смотрю на теплый красный махровый халатик с капюшоном и теплые домашние сапожки такого же цвета. Почему я не распрощалась с ним прямо у подъезда, ведь ничего не стоило сослаться на усталость и плохое самочувствие – не умею я играть в радушную хозяйку с такими мужчинами и в таком состоянии! Проникновенный взгляд в зеленый омут непримиримых источников поглощающей власти. Я слишком устала, чтобы это говорить, читай по глазам: доставил домой, удостоверился, что все в порядке - пора и честь знать!
Как же плохо я его знаю. Сама пригласила льва на чаепитие в свою берлогу, теперь не выгнать. Такие сами решают, уйти им или остаться, и этот, кажется, все уже решил.
- Юля, давай ты перестанешь со мной пререкаться и примешь горячий душ!
Я бы запрыгнула в кабинку с порога, если бы его не было рядом! Меньше всего мне хочется греться под теплыми струями воды, зная, что в квартире находится мужчина, которому ничего не стоит высадить дверь в ванную при желании! Да черт… ему достаточно просто мягко, но непреклонно приказать не закрывать эту гребаную дверь, и я пойму, что послушалась, лишь спустя время!
- Я не буду туда заходить! Тебе мало моего слова?
Мне его достаточно, только… Мой озноб совсем не от холода и промокшей одежды. Это защитная реакция. Нокаутированное встречей сознание опомнилось, стряхнуло золотистые сети чужих сплетений внушения, и не мне винить его за это, инстинкт самосохранения неистребим. Я понимаю, что, если не согреюсь сейчас же, ОРЗ как минимум мне обеспечено, а чем это может обернуться на фоне не так давно перенесенного бронхита, не стоит даже думать. Сделав над собой последнее усилие, перекидываю через руку халат и прижимаю к груди мягкую домашнюю обувь, создавая неубедительный барьер между нами двумя.
- А вы…
- А я посмотрю, что есть у тебя на кухне! Тебе не нужен сейчас поход по терапевтам.
Когда я возвращаюсь в комнату, покрасневшая после горячего душа, с влажными волосами, в объятиях мягкого халатика и с капелькой духов на пульсирующих точках шеи, мне кажется, я готова свернуть горы. Почти… Вот сейчас…
Да ну вас на фиг. Пусть стоят себе и дальше!
Он сдержал свое обещание. Я провела в душе минут двадцать, и за это время он ни разу не нарушил моего уединения стуком или словом. Сложнее было решиться выйти к нему. Боялась ли я? Да, я в этом себя так усиленно убеждала, придавая мокрым волосам сексапильную укладку, подчеркивая форму бровей и выбирая аромат духов.
Врать самой себе – высшая форма эгоизма и самоуспокоения. Перекладывать вину на кого-то еще, кроме себя – высший пилотаж психологического исцеления. Я забиваюсь в угол дивана, натянув повыше плед, играю роль в плохой мелодраме: никаких решений я не принимала, этот потрясающий мужчина сам явился сюда, а я так промокла под дождем, что забыла напрочь фразы типа «вон отсюда», «встал и ушел», «хочу побыть одна и это моя территория!». Ну и что с того, что он выглядит, как Джеймс Бонд, его манеры безупречны, а взгляд только что вызвал непроизвольную мысль с пересчетом на дни и минуты – как долго у меня не было секса? Это совпадение, ничего больше!
Он просто сидит напротив, сцепив в замок сильные пальцы, на которые я стараюсь не смотреть, опасаясь очередного волнового наката эротического порыва. Мне кажется, что он сам намеренно провоцирует подобную реакцию-отклик в моем теле одним усилием мысли, но благосклонно ограничивается беглой экскурсией по глубинам моей души, чтобы не напугать и не травмировать непривычным и нелогичным в свете последних событий внушением. Его невысказанное желание не имеет ничего общего с одержимостью, с глубоким проникновением до самой сути, это легкое тактильное поглаживание с одной лишь целью: согреть, успокоить, нивелировать всю отрицательную энергетику тяжелого дня, прогнать тяжелые мысли и лишь слегка надавить на сенсорные кнопки зарождающегося доверия. Одно осторожное касание мягкими подушечками пальцев, перед которыми может легко расступиться тьма, поселившаяся в каждом закоулке неумелыми действиями призраков недавнего прошлого. Мягкий, вместе с тем убедительный взгляд вызывает давно забытую волну приятного смущения, и я даже рада, что раскраснелась после душа – этот румянец можно легко списать на действие горячей воды. Он и здесь безошибочно считывает мое состояние, и через несколько минут возвращается с моей чашкой… Ноздри щекочет аромат корицы и кардамона с апельсином.
- Пришлось откупорить одну из бутылок вина в твоем баре. Но здоровье дороже, согласна?
Сжимаю пальцами горячий фарфор. Глинтвейн? Моему изумлению нет предела. Я ожидала много чего, но этого… Горло щиплет от непонятного ощущения – то ли горячие винные пары так подействовали, то ли я почти растрогана таким проявлением заботы. Откуда у меня специи? Как можно было на моей кухне приготовить это великолепие, лекарство от любых простуд и осенних депрессий? Делаю осторожный глоток этого ласкового согревающего огня, пытаясь спрятать улыбку. Мой незваный гость в состоянии создать шедевр из всего, за что ни возьмется, будь то горячий напиток или же атмосфера почти семейного уюта в моей остывшей квартире. Отстраненно наблюдаю, как он ловко включает секционный обогреватель, выставляя нужную температуру, расслабляющее тело идет волнами по всему моему телу. Мне реально больше не страшно от его присутствия, сколько ни повторяй себе, кем он является на самом деле и как сильно я была напугана при нашей первой встрече! Я даже не напрягаюсь от внутреннего протеста, когда он уверенно снимает с полки электронную фоторамку. Так часто забываю ее выключить!
И тут у меня появляется уникальный шанс увидеть его улыбку… Не наигранную (хочется верить), не направленную на мое окончательное умиротворительное порабощение, а впервые открытую, ту самую, от которой бывает так трудно удержаться. Она расслабляет лицевые мышцы, не оставив маске хладнокровного показательного диктата ни малейшего шанса, противостоять ей не может даже самый стойкий самоконтроль, возможно, это уровень забытых инстинктов, которые очень сильны внутри каждого из нас, которые не сбить даже цивилизованному обществу. Она настоящая, жизненная, тот самый фатальный случай, когда сопротивление бесполезно, да и просто не нужно. Ты так легко выпускаешь ребенка, которым когда-то был и который остался жить внутри тебя. Это может повредить имиджу в определенных случаях. Упавшая маска сильного и непримиримого мужчины, который привык все держать в своих руках, но сейчас этот момент кратковременной слабости работает не против, а за. Я могу видеть его настоящего. Совсем чуть-чуть, на мгновение приоткрывшуюся занавеску, но этого достаточно, чтобы некогда похороненное доверие вздрогнуло в своем анабиозе, ускорился бег его крови. И совсем скоро прекратился долгосрочный коллапс. Ни одна эмоция не умирает, она засыпает до более подходящего случая. Наверное, всем нам нужен отдых на пороге перемен, которые готовы постучаться в твою жизнь, и стечением обстоятельств они сами выберут подходящий момент!
- Эта девочка любит играть в песочнице? – он поворачивает ко мне фоторамку, не пряча искреннюю улыбку, и я, увидев изображение, не могу сдержать порыв смеха. Да, я там действительно в песочнице. На детской площадке. Спросите, что же в этом такого? Да ничего, абсолютно, только мне на этой фотографии 18 лет. Крутой контраст между пародией на замок из песка и стильно упакованной девчонкой в поддельных лабутенах с алой подошвой, тоже попавшей в кадр? А с выражением личика а-ля «я в игрушечном магазине»? Тогда мы отжигали круто. Даже без алкоголя. Это Эля никак не могла наиграться новым фотоаппаратом. Эля?
Нет, я не напрягаюсь. Кажется, вся эта взаимосвязь начинает вырисовываться в сознании в одну сплошную линию. Он ведь действительно не мог появиться на пороге моего дома просто так. У таких мужчин нет случайных и непродуманных шагов. Может, надо бояться, а я устала. Просто не хочу. Делаю глоток и сжимаю губы, чтобы не смеяться.
- Ну а что такого? Там все равно песочка всем хватит.
- Вижу, твой отчим сдержал свое слово? По поводу подарка?
Новый кадр…
- Вообще-то, да. Только это не мой арбалет. Мне подарили настоящий, а это так, пистолетик… - Я впервые пристреляла этот вид экзотического оружия на студенческой вылазке за город. Кто-то привез его с собой, чем вызвал приступ восторга и желание обладать подобной игрушкой в ту же секунду. На этой фотографии я позирую с таким удовольствием, которого не воспроизвести ни на одной профессиональной фотосессии.
Он садится напротив, чуть сведя брови, когда я отставляю чашку на тумбочку.
- Нет, его надо пить, пока горячий. И не раскрываться. - Кивок на сползший к коленям плед, и вроде бы ничего не изменилось, но что-то в его словах не позволяет возразить и ослушаться. Поводья контроля никто не отпускал ни на миг, они были всегда. Даже когда мне показалось, что его искренняя улыбка изменила замкнутую систему формирующихся взаимоотношений. Только это не вызывает протеста и дискомфорта. Иная реальность, где нет угрозы. Как ему удалось наполнить меня концентратом убаюкивающей безопасности с ощущением тепла неподдельной искренней заботы и стремления оградить от боли и недавних воспоминаний? Я не думаю ни о чем плохом, просто наблюдаю за выражением его лица при просмотре очередной фотографии.
- Байк? Любишь скорость? – Алекс поворачивает рамку ко мне. Здесь я уверенно позирую верхом на железном коне Брюса. Как давно это было! Тогда я упилась беспечной свободой до самых краев, в стремлении сбежать от… Я не хочу думать!
- Я не умею. – Делаю глоток обжигающего глинтвейна. – Очень хочу… Но, говорят, это страшнее, чем на авто!
- Это требует очень детального изучения. Если, конечно, не рваться в первый же день выписывать фигуры байкерского пилотажа. Как вот здесь. – Фотография с потрясающим фристайлом бесстрашной Милы. Даже он выглядит потрясенным тем, что вытворяла эта белокурая валькирия на той сходке. Ровно до тех пор, пока эту фотографию не сменяет новая. Тренировка. Джаз-фанк.
- Все никак не вернусь в группу, - зачем-то оправдываюсь я, пожимая плечами.
- Дело в недостатке свободного времени? Или в чем-то другом?
Его проницательности позавидовали бы специалисты из Ми-6. Потому что времени у меня достаточно для танцев и всего остального… Я боюсь вновь ощутить эту беспечную свободу, которую оказалось так легко отнять. Потому что потерять ее во второй раз будет равносильно смерти! Непонятный блок, который не даст себя отпустить в хаотичный танец, пока я каждой клеткой помню острые шипы насильственного подчинения чужой воле. Я пыталась, в клубе. И не раз… Я просто не смогла. Нет свободы в мыслях, а в мнимых оковах красиво не станцевать…
- Я не знаю. Правда…
- Не проходит? Держит?
Твою мать… Он что, умеет читать мысли? Ласка-поглаживание теплого взгляда не позволяет мне захлопнуть створки вымышленной раковины, единственное, что я могу, просто опустить глаза.
- Все пройдет. Даже если сейчас кажется, что невозможно. Это даже можно ускорить, - его голос обволакивает ласкающим шелком мягкого внушения.
- Вы думаете, я не пыталась?
- Жизнь на самом деле не стоит делить на «до» и «после». Обстоятельства не меняют нас, меняемся только мы сами. Иногда в это сложно поверить, но нет таких жизненных ударов, которые не оставили бы шанса подняться и начать все заново. Может, с новым приобретенным опытом, который в данном случае действительно делает нас сильнее и крепче.
Я слушаю его с ощущением необъяснимого очарования, и мне хочется слышать его голос как можно дольше. Снова и снова. Потому что рядом с ним я не вспоминаю о Диме! Более того, мне не требуется прилагать никаких усилий, чтобы прогнать эти мысли, они сами рикошетят в никуда, ударившись о купол защитного биополя, сплетенного усилием его воли! Мне даже сложно поверить, что недавно я сравнивала этого человека с самым опасным из всех хищников. Я даже с Димой не ощущала себя настолько защищенной и спасенной в периоды его нежности…
Горячий глинтвейн согревает не только тело. Согрета моя сущность, в которой медленно тают осколки травмоопасного льда. Мы знакомы всего ничего, и в то же время не покидает чувство, что я знаю его всю жизнь, просто никогда не пыталась расшифровать этот таинственный манускрипт, исписанный вдоль и поперек древнеегипетскими символами! Время замедляет свой бег рядом с ним. Я не хочу думать о том, что будет, когда он уйдет, и я окажусь бессильна перед объятиями тьмы.
- Вы приехали по работе, да?
Он отставляет рамку в сторону, а я с толикой непонятного, но приятного волнения слежу за его руками. Не так давно мужские руки стали моей слабостью. Хочется рассмотреть рисунок линий жизни и судьбы, провести по ним, осторожно нажимая пальцами, пока без всякого подтекста зарождающейся симпатии… Мне просто очень хочется это сделать!
- Некоторые дела требуют моего присутствия в городе. Но я бы не назвал это работой. Когда находишь дело своей мечты, ты не работаешь ни дня в своей жизни.
- Эля – совпадение? – я не планировала этого говорить, но меня уже не остановить в стадии доверчивого расслабления. – Она же не фотограф высокого уровня, а для такой съемки…
Черт… Я готова ударить себя по губам. Особенно зная, как моя Эллада его боится. Вот так, Юля, ты стала находкой для шпиона! Все, что понадобилось - горячий глинтвейн и его улыбка…
- Верно, - вопреки моим опасениям, он не хватается за мою оговорку, как за повод надавить посильнее. Наоборот, видит искорки волнения в глазах, и тут же мягко гасит это переживание теплой улыбкой. – Она не фотограф. Она фотохудожник. Она не мыслит техническими категориями, ее взгляд на вещи опирается только на постулаты творческой эстетики. Очень много известных фотографов со временем теряют эту суперспособность. Визуально это никак не проявляется, наоборот, зритель может восхищаться постановкой света, компоновкой полутеней и подбором удачного светофильтра, но… Они безжизненны. Глядя на эти снимки, ты рисуешь завершающие штрихи в своем воображении, это только твое видение, и даже не догадываешься, насколько оно может расходиться с изначальной задумкой мастера. Все потому, что ты не видишь в них его отдачи. Другое дело, когда фотограф горел этой идеей настолько, что вложил большую часть своих эмоций в работу. Тогда тебе не нужно придумывать детали – снимки приобретают определенный магнетизм, который не может остаться незамеченным. Это ценнее самого высокого профессионализма. Я всегда использовал в ведении бизнеса нестандартный подход.
- Мне очень понравилось… Только… вы же не станете ее за это наказывать? Она просто вышла на несколько минут, а я сама полезла в этот фотоаппарат…
Я несу чушь, но в его присутствии легко даже это. Его брови только чуть сводятся при слове «наказывать», а в глазах пляшут веселые искорки. Вместе с улыбкой - убийственное сочетание.
- Понравилось, говоришь?
Я опять краснею. Но нет этого панического желания, сбежать или натянуть плед на голову, оно не возникнет даже в том случае, если он сейчас предложит воплотить в реальность те самые варианты обвязки в черно-красных тонах. Нервничаю? Безусловно. Поэтому спешу сменить тему. Лучше бы я этого не делала…
- Если у нас откровенный разговор, просто скажите прямо: «да» или «нет».
- Юля. – Откуда, вашу мать? Я ведь еще не задала того самого вопроса, даже не сформировала его в своем воображении…Я не успеваю выдержать мхатовскую паузу. Искры веселья гаснут в его зеленых глазах, и я инстинктивно сжимаюсь, наблюдая, как сходят с лица эмоции, возвращая мне его прежнего – совсем не того, кто только что поил глинтвейном, умилялся фотографиями и рассказывал о том, что жизнь не заканчивается, что нам под силу преодолеть любые обстоятельства. Того, кого я до нервной дрожи испугалась в холле того самого клуба, из которого хотелось бежать сломя голову. Того, кому я готова была бросить себя на растерзание, только не умирать на медленном огне всепоглощающего страха. Как легко было об этом забыть, и понадобилась самая малость - проявление отвлекающей заботы. Глинтвейн, улыбка, показавшаяся искренней, и моя бесконечная усталость, которая ослабила все защитные барьеры! Кажется, вздрагиваю, когда он поднимается, сжав пальцы в кулаки. Лицо – застывшая маска хладнокровного киллера. Черт, я не хочу снова. Пожалуйста, верните его прежнего. Я передумала задавать свои вопросы, потому что он реально читает мысли!
- Пообещай, что перестанешь об этом думать! Прямо сейчас.
Как я могу об этом не думать? Я могу забыть на время, пока он здесь, если только снимет эту маску, при виде которой у меня начинают дрожать пальцы и сжимается горло. Мне должно быть все равно, что он со мной сделал за прошедший час? Перенастроил на свою радиоволну, забрал мою волю, накинул тонкую сеть, которая сделала меня такой зависимой от колебаний его характера?
- Не перестану. Потому что там никого не хоронили. Вы думали, я этого не пойму?
Меня потряхивает, только не от страха. Скорее, от собственной смелости. Я даже не отвожу взгляда, когда он делает шаг навстречу и протягивает руку… закрыть мне губы своей ладонью?
Да уж, мое воображение меня добьет рано или поздно. Подхватив двумя пальцами ручку чашки, он выходит из комнаты, не сказав ни единого слова. А когда возвращается, мне удается успокоиться, или мне так кажется? Мысли путаются, и за новую порцию глинтвейна я хватаюсь, как за спасительный трос. Повторить вопрос просто не решаюсь потому, что впервые за вечер он очень близко, на расстоянии вытянутой руки, в зоне моего личного комфорта – что бы там ни говорили, это уже не личное пространство, это вторжение-слияние, от которого не сбежать, сколько ни вжимайся в спинку дивана, но это больше не пугает… Накрывает внезапно яркой волной знакомой беспомощности, уязвимости с эйфорическими вспышками в сознании, слегка захмелевшем от горячего вина со специями! Это теперь моя стихия? Это те самые якоря, которые вонзились в беззащитную плоть моей души своими заостренными изогнутыми наконечниками, которые невозможно безопасно извлечь, не разрывая кожный покров? Мне будет комфортно только так, при мнимой или же реально осязаемой угрозе, в слезах с привкусом сладости желанных капитуляций. В конвульсиях надрывного протеста, от которого я буду получать куда больше удовольствия, чем от обычной ванильной ласки… Это не лечится. Я наконец-то впустила это в себя так глубоко, как не могла прежде. И я бы сошла с ума от подобного осознания. Если бы не его присутствие и купол сильнейшего биополя, остановивший поток тяжелых мыслей о том, что есть правильно, а что недопустимо…
Я инстинктивно тянусь к фоторамке, пытаясь избежать волнующего нетактильного контакта с находящимся рядом мужчиной. Я не вполне к этому готова, но все же уверена в его благоразумии посильнее, чем в собственном. Ощущения при этом совсем незнакомые… Ты прекрасно понимаешь, что он считывает каждую твою эмоцию, на этой территории для него нет секретов.
- Дельфины? – я не понимаю, о чем он, пока не перевожу взгляд на рамку. Это в дельфинарии, однажды мы вырвались на представление. Кажется, я там откровенно заскучала.
- Да, это в нашем дельфинарии. Год назад.
Александр сжимает пальцы на рамке, намеренно не задевая мои, словно стараясь пощадить мою ранимую психику, и вглядывается в изображение.
- Тебе понравилось?
- Не совсем. К ним не разрешали приближаться, а посмотреть подобное можно было и по телевизору. Так себе шоу.
- Никогда даже не гладила? Не пыталась уловить эхолокацию?
- Нет, я их всегда видела только издалека. Хоть и выросла в Крыму.
Он удовлетворительно кивает, а горячий хмель вкусного лекарства берет свое… Непроизвольно зеваю, забыв прикрыть рот ладонью. Это тоже не остается незамеченным.
- Ты очень устала, тебе надо отдохнуть и выспаться. – Безапелляционный тон не подлежит обжалованию, да я и не пытаюсь. – Мне бы очень хотелось увидеть тебя снова. Это возможно?
«Разве тебе… вам… можно это запретить?»
От обреченно-волнующей мысли позвоночник оплетают сладкие спирали. Я ловлю его взгляд, внутренне вздрогнув, когда тонкие губы сжимаются в жесткую линию.
- Юля, это должен быть твой выбор и твое решение. Если ты не готова или не хочешь, я прошу тебя сказать об этом прямо. Прекращай видеть угрозу там, где ее нет и никогда не будет!
Моих сил хватает только на кивок. Он не доволен. Я это скорее ощущаю, чем вижу.
- Завтра я позвоню тебе и мы решим, стоит нам встретиться или нет. Ты согласна? Когда я могу набрать твой номер, чтобы не помешать?
Он играет по установленным обществом правилам. Галантное ухаживание. Мнимый выбор. Полноте. Такие мужчины уже все решили изначально и дают лишь иллюзию свободы. Но с ним это не вызывает протеста!
- У меня пары заканчиваются в три часа дня.
- Продиктуй мне свой номер телефона, - мягкий приказ, которому я просто не могу не подчиниться. Может, потому, что он ведет себя иначе? Нет насмешки-иронии и внутреннего самолюбования собственным превосходством в его словах, только обволакивающая серьезность, взвешенность каждого произнесенного слога и мягкое внушение тепла с привкусом безопасности. Он мастерски умеет плести подобные сети, взрослый мужчина с потрясающим опытом за плечами. Я же не сумела выиграть в противостоянии с тем, кто был младше и слабее, с тем, кого я смогла прочитать, как открытую книгу, но абсолютно ничего не смогла сделать с полученными знаниями, столкнувшись с проявлением непримиримой силы. Я просто осознаю, что не буду воевать с тем, кого, во-первых, не победить, а во-вторых, с тем, кто сам не хочет никакой войны. Если, конечно, маска харизматичного миротворца не направлена на то, чтобы усыпить мою бдительность и затянуть узлы обладания в решающий момент.
Однажды ты устаешь бояться каждого колебания ветра и собственной тени. Настолько, что готова укрыться от порывов холодного дождя в пасти тигра. Но без интуиции никуда, если уж она так легко подпустила тебя ближе – наверняка у нее были на то все основания?
Этой ночью мне удается заснуть почти моментально – кажется, вот только успела закрыть за неоднозначным гостем двери, расстелить кровать и завести будильник, как угольно-черная пелена накрыла непривычным теплым покрывалом с несвойственным ей прежде неоновым свечением. Только тупая боль несколько раз сжала виски, словно пытаясь вырвать из объятий сна, но так же быстро отступила. Внезапная мысль вызвала у меня довольную сонную улыбку. Кончилось тут господство твоей черной неумолимой тени, Дима. На сегодня так точно!
Новое утро не похоже на предыдущее, я все еще очарована, пленена, заряжена обволакивающей заботой вчерашнего гостя. У него действительно дар изменять пространство и время в отдельно взятом периметре! Я не помню, что мне снилось, но нет тяжелого осадка после полноценной ночи в объятиях Морфея. Даже попеременно горячие и холодные струи контрастного душа больше не секут плетью чужого диктата вместе с непристойными мыслями, они заряжают энергией, удвоившей отдачу от десятиминутного танца. Обжигающий кофе. И сегодня он именно кофейного цвета, цвета обжаренных зерен, а уж никак не радужки чьих-то глаз! Облачаюсь в длинное бежевое платье, чулки в тонкую сетку, которые – о чудо! – ложатся второй кожей, без стрелок-зацепов-разрывов. Кокон переплетения защитных лазерных лучей держит оборону от вторжения извне, и впервые за долгое время я не прилагаю усилий, чтобы выбросить из головы призрак недавнего прошлого - его туда независимо от меня что-то не пускает!
Подкрашиваю ресницы перед большим зеркалом в ванной комнате, набрав на кисть рассыпчатые румяна, веду уверенный от скулы к виску, - повседневный макияж завершен без всякой аритмии и желания поскорее покинуть зону с зеркалом. Я даже не вспоминаю о своей новообретенной фобии! Ну, лишь на мгновение, когда остается финальный штрих - блеск для губ и капелька любимых духов на точки пульсации - я осознаю собственное бесстрашие вместе с внезапно потускневшим освещением и ощущением тяжелого взгляда за спиной. Ты же не выпустишь меня из своих когтей так просто, ты всегда был слишком крутым для подобного проявления милосердия. В твоей интерпретации это слабость!
Замираю на миг, перед тем как встретить в зеркальном отражении насмешливо – решительные искры собственных глаз. Чувствую очень четко, как бьется в приступе бесконтрольного бешенства невидимая глазу тень за спиной, и, наверное, я знаю, что с ней делать! Пальцы обеих рук сгибаются – все, кроме средних за миг до того как отразиться в хладнокровной амальгаме.
If you were dead or still alive - I don't care. And all the things you left behind, I don't care!
(Погиб ты или все еще жив - мне все равно! И на все, что осталось после тебя – мне наплевать!)
Я не зря танцевала утром с таким драйвом именно под эту мелодию. Нет случайных событий в неразрывной цепи под названием «Моя жизнь». Откуда этот ненормальный прилив сил? Мне кажется, так теперь будет всегда. Я не хочу думать о том, что это временное состояние эйфории скоро испарится без следа, внутренняя… нет, не богиня, амазонка, натягивает тугую тетиву лука перед контрольным выстрелом в лоб собственной затянувшейся депрессии. Я выживу, твою мать, я вытравлю тебя из собственной крови, перед тем как влить новую в свои крепкие сосуды! Я сдеру тебя скрабом из алмазной пыли не самой мелкой фракции со своей кожи, из своих мыслей путем вливания новых эмоций, из своей жизни, в конце-концов! Ты напрягся? Задергался? Правильно понимаешь, не зря боишься! Ты никто, всего лишь бесплотная тень, бестелесный фантом, плод моего травмированного воображения! А что бывает с тенями-призраками, когда их жжет огнем ослепляющего потока чужой решительности? Правильно! Они умирают! Ты чувствуешь жар выжженного периметра, защитного круга, приближающиеся языки пока что ласкового пламени? Грейся в последний раз, потому как скоро окоченеешь во льдах вечного забвения по имени «я переболела тобой»!
Я так уверена, что теперь этот боевой задор не пройдет… Приезжаю в академию на полчаса раньше, с удовольствием выпиваю латте в своем любимом кафетерии, уворачиваюсь от объятий девчонок, которые вчера переживали, но не решались позвонить и побежать следом… Смеюсь, слушая рассказ Лекси о том, как досталось Вове, и ловлю себя на мысли, что он имел полное право поступать так, как поступил, но при этом я тоже была права. Подруги ошарашены моим зажигательным драйвом и не могут понять, в чем дело. Если б я сама еще это понимала!
Волнуюсь ли я перед встречей? Может, чуть-чуть - до звонка подтверждения и неконтролируемо сильно – после него! Ядовитые дротики мягкого, но такого властного голоса проникают в кровь, словно подготавливая для дальнейшего вторжения… вторжения…
- Юлька, блин, ты меня чуть не облила! – шипит Лекси, удерживая в моей ладони чашку с едва не пролившимся кофе. – Ого! Что с тобой? Закрой рот, гланды простудишь!
Я представляю, как выгляжу со стороны, нокаутированная эротической ассоциацией, так и не закончив в уме фразу «вторжение в мои мысли». Челюсть действительно не мешало бы подобрать!
- Она покраснела, - злорадно хихикает Эля, оглядываясь. – Нет, облом! Я думала, тут только что прошел голый Дэвид Ганди, судя по ее глазам!
Я не обижаюсь. Я смеюсь вместе с ними, наотрез отказываясь давать какие-либо комментарии. Мне же самой легко списать все на железную формулу «давно не было секса». Даже Ярик держал меня на голодном пайке, прикрываясь непонятно кем озвученным постулатом «чем выше уровень Верхнего, тем позже он поднимает вопрос о фелляции». Только попытка пустить мысли на территорию фантазий заканчивается выбивающим ударом шока-страха-волнения с привкусом обреченности, которая никогда не была горькой на вкус. Да, Юля, на войне - читай: в попытке вытравить образ Димки из памяти, все средства хороши? Особенно секс с альфа-самцом, уровня которого тот бы не достиг никогда? Почему мне хочется забиться в угол и никогда оттуда не вылезать даже при осторожном дефиле по грани опасных фантазийных образов?
Социология немного расслабляет, хвала мастерской лекции преподавателя. Мне удается успокоиться и перестать считать кубики пресса на торсе Алекса. Да, дамы и господа, я девочка с феноменальной памятью. Одна половина ее боится до икотки остаться с ним наедине, а другая уже предвкушает этот момент. Говорят, изначально оба готовы к тому, чтобы оказаться в постели? Кажется, у меня начался страх первой брачной ночи.
После лекций я просто сбегаю. Не хочу, чтобы Эля видела меня с ним - вопросов не оберешься, а насчет дальнейших перспектив все очень туманно… Меня настолько беспокоит возможный шпионаж подруг, что в себя я прихожу только в его роскошном «Лексусе». После целомудренного поцелуя в лоб с вроде бы случайным касанием щеки.
- Как прошел твой день? – рентген-сканер по внезапному румянцу моих щек, проникновение ласкающей мезотерапии по всем нервным сплетениям. Он играет в свои игры, а мне никогда не понять их истинного значения! – Ты проголодалась?
Я весь день грызла осточертевшие кешью, потому как это источник сил и минералов, но ему об этом знать не обязательно.
- Да нет. Спасибо.
- У меня для тебя сюрприз. Он должен тебе понравиться. Поехали?
Доверие правит бал. Его сюрпризы не могут быть плохими, а моя внутренняя установка на благие перемены в жизни не спешит складывать свои крылья. Она еще не знает, что ей осталось совсем немного, совсем скоро от нее не останется следа – я могла обманывать себя, но сознание не прощает мистификаций. Оно ищет ахиллесову пяту вируса под названием самоуверенность, потому как жизнь отучила его верить в чудо.
4… 3… 2… 1…
…Я не ощущаю ничего: ни жесткой поверхности шкафчика, в который уперлась моя спина, ни холодного кафеля, на который едва опираются мои пальцы, ни встревоженного гула обслуживающего персонала дельфинария, которые пытаются пояснить, что такое впервые в их практике… Наверное, даже не врут, я не разбираю слов, слышу только интонацию голосовых вибраций. Тело трясет убивающим ознобом от самого болезненного осознания, и это пугающее состояние не спешит уходить…
Так не должно было быть! Только не так!
Я еще помню свой восторг, когда Александр озвучил, какой именно вид досуга меня ожидает. Я даже с трудом подавила желание броситься ему на шею!
Что я знала о дельфинотерапии? Не так уж много, никогда не было возможности и, скорее, свободного времени, чтобы попасть на сеанс. Мне известно, что эти сеансы проводятся под наблюдением психолога, в результате достигается очень значительный положительный эффект при лечении любого посттравматического синдрома. Во время контакта пациента с дельфином животное становится своего рода природным ультразвуковым сонаром. Благодаря непосредственному контакту с животным стимулируется кора головного мозга пациента. Результатом становится соответствующий положительный эффект. По крайней мере, так гласила ознакомительная программа мероприятия. По приезде я даже удивилась ассортименту предоставленных моделей купальников, мое прекрасное настроение достигло наивысшей отметки, и так легко было поверить, что я уеду отсюда совершенно новым человеком, лишенным прежних болезненных якорей. Кто же знал, что уже через полчаса все перевернется с ног на голову!
Умные глаза и улыбки этих потрясающих животных… боже, мне хотелось назвать их личностями с первого зрительного и тактильного контакта! В тот момент для меня перестали существовать и тренеры-дрессировщики, и психолог-консультант, и даже Александр, который остался наблюдать за моим исцелением «на берегу». Меня просто накрыло теплой волной самой позитивной энергии, выбивающей все заклепки наглухо застегнутого эмоционального кевларового бронежилета, так легко, ненавязчиво и искусно! Говорят, дельфины умеют читать мысли? Так и есть. Это непередаваемое ощущение! Ты словно смотришь фильм в формате 3Д, прикасаешься к тайным сплетением почти инопланетного разума в окружении белых облаков чистейшей доброты и расположенности… Ладони скользят по серым спинам новых друзей, приятная, ни с чем не сравнимая эхолокация щекочет барабанные перепонки, прошибая до слез беззащитного умиления! «Поиграй со мной!» - просят тебя эти немыслимо добрые существа, и разве им откажешь?! Нет! Смех счастья сам рвется наружу, так легко обрести того самого внутреннего ребенка, которого, оказывается, не смогли убить никакие обстоятельства! Волны тепла-исцеления, сладкого отката ментальных объятий, укрепление мысленной взаимосвязи…
Что произошло? Как жестокая реальность вновь выбросила меня на острое скалистое побережье, разрывая в клочья душу?! Только что я плыла, поочередно обхватывая серые скользкие спины щебечущих друзей, и в тот же миг…
Хватает одного слова тренера-наблюдателя. Я не понимаю его значения, мне совсем не до этого – я вижу, как вода начинает смывать внешний слой моего стресса под колебания радиоволн дельфинов, и когда в мою зону радиоэфира врывается скрежет белого шума, за миг до того, как атака щемящего осознания сжимает ледяные пальцы на горле…
Им больно. Не они, я была их отдушиной, глотком кислорода в темном мире, подчиненном воле группы людей, которые, используя свободолюбивых животных в благих целях исцеления, не думали о том, как тяжело им самим жить в неволе, в пространстве замкнутого и ограниченного периметра. Афалины – слишком гордые и умные существа, чтобы показать свою боль тем, кто нуждается в их утешении и благосклонности куда сильнее, но даже они бессильны перед волей непримиримых сплетений судьбы…
Эта боль прекрасных, свободолюбивых существ, которые никогда и никому не смогут причинить вреда, обрушивается неумолимой горной лавиной на мое сознание, раскрытое навстречу их доверию … Я могу ощущать чужую боль, потому что она равна той, что довелось испытать мне во всех ее аспектах…
Психолог-наблюдатель в растерянности, тренер рывком вытаскивает меня на бортик бассейна. «Укусили? Ударили?» - слышу его обеспокоенный шепот, но не могу ответить, горло пережато психосоматическим спазмом. Как тогда, еще совсем недавно… От такого же точно осознания сенсорами бунтующего естества потери собственной свободы и необходимости подчиниться нажиму чужих пальцев.
Рыдания не оставляют шанса здравому смыслу. Меня просто выгибает на холодном кафеле бортика, как после – на скамье раздевалки, в такт монотонному гулу увещеваний психолога… Я слышу только хладнокровный тон голоса Алекса, который заткнул их надолго, заставив слушать и не перечить. Мне все равно. Боль никуда не денется. Как я могла поверить в то, что смогу выстоять?
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мои руки накрывают его теплые ладони.
- Юля, посмотри на меня.
Я не могу даже этого. Зажмуриваюсь, закрывая новый поток слез, трясу головой, но не пытаюсь оттолкнуть или вырваться… Мне сейчас нужно тепло, в любом его виде, в любом прикосновении, только не леденящий панцирь опустошения!
- Поговори со мной. Не надо закрываться и прятаться! Просто скажи что-нибудь!
Голос вернулся. Не вернулось только желание говорить, но не послушаться приказа-просьбы я просто не в состоянии. Запрокидываю голову, чтобы он не видел моих слез, которые в последнее время вызывают у мужчин эрекцию вместо сострадания, втайне надеясь, что смогла уместить в словах все то, что раскрошило до руин мой неокрепший мир.
- Они… Они в неволе!
Серые октябрьские сумерки так быстро переходят в ночь, не оставив шанса долго любоваться алеющей полосой быстрого заката на фоне нависших угольных облаков. Ночь, веерное включение цепи уличных фонарей, фары проезжающих мимо автомобилей.
Он не замечает ничего. Сильные пальцы вжаты в рулевое колесо темной древесины, сердце отбивает бит неумолимых килогерц, не в состоянии сбросить давление чужого страдания. Оно так беззастенчиво атаковало сердечную мышцу, что он был бессилен этому противостоять. А может, просто не хотел…
Она уснула. Он все еще в растерянности – вернуться обратно, согреть теплом своего присутствия, закрыть от тени того, кого сам был бы рад убить собственными руками за все страдания, что пришлось перенести этой потрясающей девочке с глазами ребенка… Или не возвращаться до тех пор, пока не сможет выстроить эмоции в ряд, раздав им четкие приказы. Они никогда не будут иметь над ним власти. Здесь одно решающее слово – Его!
Сегодня они восстали. Он не испугался. Он давно не знает, что такое страх. Ему известен только один его источник – страх за близких людей… Как бы он не отрицал того, что она стала ему невероятно близка, эта затея была обречена на провал изначально.
Закрыть. Защитить. Забрать любую боль себе. Залечить рваные раны души эликсиром новых светлых эмоций…
И вместе с тем… Одно не может существовать без другого. Поглотить ее полностью – для ее же блага, оставив по телу росписи-метки штрих-кода своих губ и пальцев, фиксируя стальной хваткой, чтобы не рвалась вслед за своей болью, позволив той лететь самой в далекие пустоши, где неминуема смерть от истощения… Выбить ее, вытеснить с резкими движениями члена внутри ее естества не ради физического обладания, ради одного – превратиться в разряды тока в ее высоковольтных проводах, обновленный ДНК новой крови в венах, растворить своей волей остатки воспоминаний и расписать этот белый чистый лист новой историей! Выпить ее слезы, транслируя через прикосновения губ и языка новую программу исцеления – это казалось чистым безумием… Но он понимал, что смог разглядеть правильный маршрут исцеления столь дорогого для него человека! Понимал или хотел верить? У него не было права на ошибку. А у нее не было столько сил, чтобы справиться с психологической травмой в одиночку.
… Вибрация телефона известила о том, что вызываемый полчаса назад абонент только что появился в зоне действия сети. Он не стал перезванивать, прекрасно зная, что она перезвонит сама. Расчеты оправдались. Уже через секунду раздался звонок вызова.
Голос женщины в трубке был уверенным и твердым, единственное, что выдавало никем не понятые нюансы их связи – нотки почтения и готовности помочь, искренние и открытые, далекие от стального профессионализма дипломированного специалиста мирового класса.
- Мастер, - Ирина, наверняка, сильно устала в конце рабочего дня, раз уж выбрала обращение по титулу, а не по имени. Но ему сейчас было не до нюансов и пояснений. Втайне удивившись несвойственной ему паузе-заминке перед тем как ответить на приветствие, он просто выдохнул в бездушный динамик смартфона:
- Бастет, мне необходима твоя помощь.
Глава 14
Движение ее ладоней завораживает. Он даже склонен полагать, что это направленная на расслабление и комфорт пациента жестикуляция, которой тоже был посвящен отдельный курс психологии в Оксфордском университете, и которая за шесть лет обучения по специализации многопрофильной психологии стала второй натурой.
К слову, сама Ирина никогда этим не хвастается, хотя ему ли не уметь читать мысли даже такого первоклассного гуру психоанализа, как она. Тщеславие присуще каждой женщине в той или иной степени, как и чувство собственного достоинства. Завышенная самооценка? Но что делать в мире психологии специалисту с комплексами? Ирина Милошина известна своими инновационными подходами в вопросе душевного исцеления пациентов, имена многих из них даже не принято произносить вслух. Психология высших учебных заведений Британии славится незыблемыми стандартами преподавания, но ей всегда было тесно в этих замкнутых рамках эмпирической системы, четко регламентирующей самоанализ и субъективный подход. Она сама любит подчеркивать, что именно стремление избавиться от рамок и открыть нечто новое сыграло ключевую роль в ее возвращении на родину. По ее словам, патенты, диплом, государственная награда и титулы трех диссертаций в резных рамах черного дерева служат только пылесборниками и элементами дизайна кабинета. Может, это еще одна уловка, направленная на абсолютный комфорт посетителя?
Би-свитч Бастет действительно чем-то похожа на сиамскую кошку и Багиру одновременно. Прежде всего, наверное, уникальной способностью перевоплощаться и постигать новое с отрывом от канонов общепринятой системы. Возможно, ее интерес к Теме несколько поверхностен, упор сделан не на получение удовольствия как такового, а на экзальтированный восторг очередного познания, этакая научная работа с элементами релаксации и новых ощущений. Она никогда не была его нижней, поэтому оставалась частично неразгаданным ребусом. И вряд ли их отношения, если бы такие имели место быть, расставили для него точки в подобном вопросе. Может, это бы сделало обращение за помощью одним из пунктов списка запрещенных воздействий.
Сложно в ее просторном кабинете, наслаждаясь чашкой изумительного белого чая, не чувствовать себя пациентом. Но он умеет держать себя в руках, и ничего лишнего здесь сегодня не прозвучит. Не потому, что это может быть как-то использовано против него, нет. И не потому, что мраморный обелиск может затрещать по швам от одного микроскопического разлома. Это его сущность человека, который привык все держать под контролем, никому не поясняя мотивов своих действий. Осторожные предположения Ирины его только забавляют – да и она прекрасно умеет не переступать грань в попытке притронуться к душе того, кто этого не допустит ни в коей мере. Это не опасение провала, это умение отделять работу и игры, не распыляя время и силы на того, кто в помощи самому себе не нуждается.
- Неужели Иру Милошину может шокировать такой жизненный вираж? – Алекс первым нарушает непродолжительное молчание. Но в серо-зеленых глазах женщины нет никаких излишних эмоций – удивления, сострадания, возмущения или же недоверия. Может, только профессиональный интерес, деловая сосредоточенность и едва уловимая глазу хаотичная работа мысли просчитывает алгоритм последующих действий.
- Такого слова нет в моем лексиконе, - легкое, естественное пожатие плеч. – И, скорее всего, я уже поняла суть проблемы. Но ты сам понимаешь, что должна убедиться в своих предположениях, и это произойдет только тогда, когда я смогу с ней переговорить.
- Как мне это сделать, чтобы не причинить ей боли?
- Правду, Алекс. Ты умеешь убеждать, но не смей приводить против ее воли. Иначе мне понадобится гораздо больше времени и сил. Тут уж, будь добр, реши сам. Нет ничего хуже работы с теми, кого приволокли ко мне силком даже из самых благих побуждений.
Он прекрасно осознает, что сделает для этого все. Юля будет здесь уже сегодня вечером, потому что каждый прожитый ею час наедине с такой непосильной болью вытягивает жизненные силы и все сильнее запаивает швы на всех выходах созданного воображением бункера. Он верит в то, что знал ее прежней: беззаботной, отчаянно-дерзкой, открытой и веселой. Да, ему хватило для этого той встречи в клубе и совсем несвойственного для него поступка – базового шпионажа. Та, прежняя, готова была разбить стекло своим маленьким кулачком с намотанным на него узлом галстука, не испытывая при этом ни чувства вины, ни бесконтрольного страха. Она была изначально куда сильнее того, кто разрушил ее жизнь в силу опыта и эгоистичных устремлений брать все, на что хватит сил. Его преемнику повезло, а ее невезение заключалось лишь в одном: в молодости его ученика и отсутствии трезвого взгляда на подобные вещи. Помочь не смог. Не увидел проблемы? Не захотел верить в то, что всегда подозревал, исходя из умозаключений и поступков Димы? Задавать вопросы было поздно, сейчас первоочередной задачей было разрушить черную боль последствий.
- Если тебе пришлось перенести сеанс из-за меня, мы можем выбрать любой другой день, - он не хочет, чтобы она помогала ему лишь из уважения к статусу и дружбе, и в то же время этому рад. Когда человек настолько дорог, забота обо всем остальном отходит на задний план.
- Торговый центр и «Армани» переживут день без моего нашествия, - улыбается Ирина. – Жду вас в 18:00. И вот знаешь, не думала, что когда-нибудь это скажу…
- Ну, попробуй, - он благосклонно позволяет профессионалу психоанализа прикоснуться к поверхности своих внешних мысленных сплетений. Она могла бы забраться гораздо глубже, но в психологии тоже действуют незримое правило БДР.
- Рискну! Почему настолько участились случаи отрицания чувств у мужчин, подобных тебе? И почему ты, со своим обширным кругозором, поддаешься влиянию общественного мнения, записавшего их в разряд нечеловеческих слабостей? Это просто повод для очередной диссертации!
- Ира, я не хочу об этом говорить! – его не злит и не раздражает этот вопрос, может, поверхностно царапает в районе солнечного сплетения аналогией с выводами Валерии. Он почти это принял. Почти – потому что чувство вины оказалось не совсем надуманным, но в конце тоннеля замаячил яркий солнечный свет решения этой проблемы. Таймер запущен, а перейти Рубикон – пара уверенных шагов. Не хватает самого малого – это понять, будет ли подобный переход реки во благо, пришествием-избавлением, а не кровавой экспансией новых земель под флагштоком орла гипотетического легиона.
- В этом нет твоей вины. Ты сам это прекрасно знаешь. Просто так проще оправдать свой интерес… свои проснувшиеся чувства! Верно?
- Ты когда-нибудь перестаешь думать о работе? – его не возмутила попытка тонкой игры психолога. Ирина Милошина задумчиво улыбнулась, поправив прядь волос не наигранным жестом.
- Согласись, что наш разговор сегодня имеет мало общего с банальной светской беседой. Но вернемся к твоей специфической просьбе. Я сейчас проведу параллель с тайной исповеди. Надеюсь, ты не думал, что будет иначе?
- Это твоя парафия, и ты будешь делать, как сочтешь нужным. Я не прошу отчетов и записей сеансов. Ты мне просто скажешь то, что я должен знать, ни больше ни меньше. – Эти правила негласно соблюдались изначально. Как бы он сам ни хотел проникнуть под кожу этой девочке с самой благой целью – забрать боль и исцелить - этим должен был заняться исключительно профессионал. Если суждено, она со временем сама ему откроется. Главная цель - не совершить ошибку, неосторожный шаг, за который он себя возненавидит. Даже если для этого придется подчиниться своду неприемлемых прежде правил.
- Именно. Совершить «поворот не туда» я тебе не позволю. Можешь быть спокоен на этот счет.
Белый чай оставляет интересное сладковато-терпкое послевкусие в рецепторах языка. Это сейчас так похоже на затаившееся предвкушение.
- Меня больше волнует она. Ты сможешь ей помочь?
- У Бастет не бывает провалов, - позволяет себе шутку Ирина. – Я не смогу, а именно помогу. Одна просьба, не вмешивайся и не переспрашивай, уверена ли я в выбранной программе исцеления. Я обижаться давно не умею, но тут уж очень постараюсь и разозлиться, и внести тебя в список врагов!
В каждой шутке только доля шутки? Это не про психолога с мировым именем. Экспрессивное высказывание разряжает обстановку, запускает цепную реакцию предчувствия чего-то грандиозного, нового и осуществимого… Пока еще сложно понять, что же это на самом деле, да он и не заглядывает так далеко – главная цель одна-единственная. Спасти эту девочку от себя же самой и тех внутренних демонов, что никогда добровольно не покинут оккупированный храм ее души. Он старается не вспоминать события вчерашнего вечера, но впервые в жизни это не удается. Чужие надрывные рыдания режут лазерными ножами каждого всхлипа перетянутые кевларовой обмоткой нервы, каждый толчок сжатых в кулаки ладошек в стремлении оттолкнуть и спрятаться выбивает выброс дискомфортного холода по сердечной мышце, неосознанная попытка открыться и прильнуть к груди в поиске источника тепла и покоя готова сорвать его тщательно зафиксированный спусковой крючок, минуя предохранители, чтобы совместить в одной яркой вспышке острого желания две его контрастные сущности-ипостаси. Сущности защитника-хранителя и непримиримого собственника, готового выбить эту боль не самыми гуманными методами вместе с последним воплем и криком обреченной на спасение, и одновременно - жертвы…
Не ему привыкать к такому сильному проявлению эмоций со стороны женщин, в теме это одна из остро прочувствованных составляющих, но сравнивать здесь не приходится. Если за прорывом сущности через слезы и непродолжительный внутренний диссонанс всегда следует волновой откат релакса, плавно переходящего в эйфорию с атакой эндорфинов и ощущением истинного освобождения, в слезах этой девочки не было ни выхода, ни прогресса. Только безысходность, которая нагло утверждала свое право завоевателя с каждым всхлипом и ослаблением самоконтроля. Это не было освобождением ни в коей мере, это был маршрут в неминуемый тупик, который не поддавался никакому изменению.
Побег или вынужденная мера? Он и сам этого не знал. Привычка всегда просчитывать на несколько шагов вперед и уметь опережать негативные последствия не позволила остаться с ней рядом ночью. Может, это было ошибкой, и он сам лишил себя возможности откровенного диалога постфактум. Или же это было единственным правильным решением, когда воля и непонимание происходящего вступили в опасную взаимосвязь, рискуя разрушить шаткое равновесие, взаимопонимание и ответное влечение на стадии зарождения? Он не мог себе позволить получить ответы на эти вопросы подобным опытным путем.
- Я не даю невыполнимых обещаний, - тихо сказала Ирина, замаскировав мимолетную растерянность глотком чая. Таким Анубиса еще не видел никто, хотя, справедливости ради стоило признать, что никто из посторонних не разглядел бы в нем сейчас внутреннего дисбаланса. Это было под силу только Бастет и, не исключено, именно путем наводящего анкетирования.
- Сколько времени тебе понадобится? – Александр чуть сощурил глаза, пытаясь поймать ее взгляд и нейтрализовать тщательно скрываемые попытки прикоснуться к эпицентру собственных переживаний. Но профессионала психологии было невозможно напугать взглядом, от которого могли сместиться полярные ледники.
- Самый тяжелый случай в моей практике потребовал 14 сеансов и закрепительные сеты с двухнедельным интервалом. Я смогу сказать точнее после первого сеанса психотерапии. Мои условия тебе известны. – Зуммер селектора и голос референта сообщил о том, что клиент прибыл раньше назначенного времени. Ирина с неохотой допила остывающий чай в два изящных глотка и велела проводить того в комнату ожидания, соблюдая негласное правило - конфиденциальность. Столкновение клиентов на входе-выходе было недопустимым, и не только у первого психоаналитика страны и города.
Условия были ему известны. Инновационный комплексный подход к работе с пациентом являлся ноу-хау Ирины и моментами был далек от шаблонного анализа свободных ассоциаций, сопротивления и переноса – собственно, ему были известны только эти. В чем заключался инновационный подход, понять было невозможно, оставалось одно – просто доверить Юлю опытным рукам Ирины. Ему еще предстояло это устроить, но вот в благоприятном исходе затеи он как раз и не сомневался. Как и старался не признаваться самому себе, какие возможности для него откроет психологическое исцеление этой девочки.
Мои пальцы едва ощутимо дрожали, и я со злостью отшвырнула очередной ватный диск прямо на пол. После вчерашнего нервного срыва и какого-то смазанного беспокойного сна я ощущала себя подавленной и разбитой. Может, это эффект всех тех таблеток, что удалось найти в аптечке?
Я помнила все, хотя дорого отдала бы, чтобы об этом забыть. Единственное, что выпало из памяти под действием первичного стресса – поездка домой и то, как он вывел меня из дельфинария. Кажется, у меня были мокрые волосы? Это меня волновало в самую последнюю очередь, как и подробности того, как именно я оказалась в квартире.
Новый стресс поджидал меня в стенах этой безопасной крепости-обители. Впрочем, не могу сказать, что на тот момент я успокоилась окончательно. Может, просто перестала рыдать и смотреть трэш-триллер из кадров самого адского лета, дрожать от этого проникшего в самое сердце звукового ряда с разламывающим сознание тембром беспощадно-циничного голоса, который вспарывал покровы моего самоконтроля тектоническими разломами. Я слишком устала, чтобы анализировать, что послужило нажатием красной кнопки для подобного эмоционального извержения – зеркально похожие властные нотки в голосе работника дельфинария, аналогия со свободолюбивыми животными, замкнутыми в периметре клетки-бассейна, или же просто все было куда банальнее – расслабленное сознание взорвалось так тщательно задавливаемыми на протяжении времени слезами, почувствовав ослабление контроля. А дома…
Сейчас я понимала, что он не мог этого знать. Впрочем, вчера мне было не до построения логических цепочек. Достаточно было сделать несколько глотков переслащенного черного чая, и истерика возобновила волновые откаты с безжалостным ассоциативным лицемерием...
Я не хотела плакать, размазывая водостойкую тушь вместе с - отбросим красивую литературную составляющую - соплями на глазах у такого мужчины, но я упустила момент, чтобы указать ему на дверь просто потому, что не соображала, что делаю…
Он тоже был угрозой. Прежде всего, из-за того, что пытался напоить таким же точно чаем, приторный привкус которого отложился в моей памяти надолго. Мне за прошедшее время стало настолько комфортно в своей хрупкой скорлупе, что любые попытки успокоить воспринимались в штыки. Иногда это иллюзорное убежище теряло ауру своей защиты, она прыгала, подобно скачкам напряжения в электросети. Тем страшнее мне было осознавать, что я неосознанно вжималась в поиске защиты в развитый рельеф грудной мышцы по сути чужого и пугающего меня мужчины, ощущая щекой мокрый сатин рубашки и монотонное, ровное биение сильного сердца…
Тогда я еще не понимала, что защитный кальцинированный барьер скорлупы был плодом моего угасающего воображения, как фокус с его временными мигающими отключениями. Не оно управляло мною в тот момент, когда истерика прорвала защитную плотину на глазах у постороннего человека. Я не смогла его выставить за двери? Я этого не хотела! Это был выбор моего подсознания, так как сознание в который раз саботировало свои служебные обязанности. Я пойму потом, что стало причиной таких качелей – желание слиться с ним в защитных объятиях, с соприкосновением каждой чакры, выпить предложенную безвозмездно энергию тепла и расслабления или стягивающая паническая атака по всем нервным сплетениям и бесконтрольный рефлекс оттолкнуть, сбивая до онемения кулаки о напрягшуюся прокачанную мускулатуру. Спрятаться в не самом надежном убежище спинки кровати, не имея возможности выразить этот испуг словами, потому как рыдания не позволяли выдать ничего, кроме бессвязных полустонов-полувсхлипов. Все имеет логическое обоснование… Все на интуитивно-неосознанном уровне…
Размеренный бит, базис идеальной музыкальной композиции в исполнении сердечного ритма – ты можешь уловить каждую ноту звучания, и для этого не нужно обладать идеальным музыкальным слухом. Ровные размеренные удары убаюкивают своей идеальной ритмичностью, выдавая уверенность и расположение их обладателя, но музыкальное послание считывается на интуитивном уровне. И так же неумолимо бьет на поражение ускорение или замедление этой мелодии, со скачком из классики в скрежет тяжелого металла. Малейшее ускорение с более высокими оглушающими нотами вызывает беспричинную панику, как и беглый взгляд в его глаза – доли секунды, но их достаточного, чтобы отметить расширение зрачков и потемнение притягательной янтарно-зеленой радужки с проблесками чего-то темного, пугающего и высекающего новую порцию ледяных искр в глубине твоего собственного сжавшегося сердечка. А может, новоприобретенный дар телепатии не был достоянием одного Димы, и я уже тогда уловила скрытую угрозу, которую, хочется верить, он смог убить в себе используя колоссальный опыт?..
Я этого никогда не узнаю. В наших дальнейших отношениях я практически всегда буду видеть альтруизм там, где он просто идеально совпадал с самыми темными желаниями этого мужчины, но он был слишком умен для того, чтобы причинять мне моральную травму, которая закоротит прошлое с настоящим. Тьма навсегда прописана в ДНК людей, подобных ему, тех, кто выбрал свободу самовыражения своих желаний, однажды признав в себе эту необходимость. Но даже я со своим развитым воображением не могла просчитать наперед, насколько отлична и индивидуальна глубина ее глянцевого мрака, который может уничтожить одним вакуумным сжатием и в то же время исцелить своими откровенными объятиями.
Сегодня я еще не ощущала приближения чего-то нового за очередным порогом стратосферы, в этот раз меня вели поэтапными плавными движениями, а не сверхзвуковым хлопком острого рывка в шокирующую неизбежность чужого ХОЧУ.
Макияж смоки-айс не хотел подчиняться моим дрожащим пальчикам, но особо выбирать не приходилось. Как бы мне ни рвало душу вчера болезненными ассоциациями, как бы ни припухли веки и ни полопались сосуды до гламурного розового оттенка, эту интимную частичку личной жизни я не собиралась никому демонстрировать. Капли в глаза до снежной белизны белка, обжигающую холодом гелевую маску на припухлости век, очередная попытка идеально ровного росчерка черного лайнера… Кажется, попытки с седьмой мне это удалось, тщательная растушевка угольно-синих теней замаскировала последствия вчерашних слез. Я из последних сил старалась удержать усилием воли и мысли обрывки недавнего боевого запала. Удавалось плохо. Но я настолько этим увлеклась, что не замечала знакомого сгущения световых бликов за спиной, не вздрагивала от едва уловимого дыхания в спину, от легкого царапающего скрипа по панцирю возродившейся защиты – я просто отмахнулась от этого, как от надоедливого комара. Первый шаг навстречу переменам был сделан вчера, и для меня, несмотря на срыв, уже не было возможности свернуть с этого маршрута. Казалось, что пространство за моей спиной уже нагревалось яростным подземным огнем прошлого, которое не хотело отпускать, но я удалялась все дальше от этой зоны вулканической активности, оставив сгорать в агонии также свой роковой фантом.
Он еще будет биться и пытаться вернуть меня обратно в эту огнедышащую бездну, но на момент апогея собственного уничтожения уже не сможет дотянуться до меня руками. Поздно. Я готова была вырваться и идти только вперед – и не на поводке ошейника, за правым плечом на пару шагов сзади, а просто наслаждаясь теплом от властного и самого нежного сжатия моей тонкой ладони в его сильных пальцах… Такая уязвимо беззащитная и одновременно сильная, равная ему во всем, несмотря на то, что спина какое-то время будет носить отметины плети, которые будут не шрамами, а дополнительными рычагами для турбоускорения моих новых крыльев!
Мои задатки экстрасенса (определенно, они были в роду, пусть даже в двадцатом колене!) прерваны трелью телефонного звонка, я помню о потерянном на макияже времени и жму кнопку вызова, не теряя секунд для взгляда на дисплей.
- Как ты сегодня, моя девочка? – Выпрямляюсь, выронив кисть для румян на пол. Не потому, что это обращение бьет параллелями, не потому, что в его голосе все та же всепоглощающая сила и власть без намека на готовность успокаивать мурлыкающими колыбелями в стиле моих подруг, а потому, что это обращение входит в обиход и символизирует собой пока еще не взятую до конца преграду перехода на иной уровень.
- Здравствуйте, - мой голос даже не дрожит. – Я в академию собираюсь. Все хорошо.
- Сегодня занятия тоже окончатся в 15:00?
Это похоже на ненавязчивый допрос, но возмутиться у меня недостаточно сил.
- Да… Только мне в библиотеку надо… - хмурюсь, подумав, что он может мне и не поверить – кто сидит в библиотеках в век интернета и дистанционного изучения? – Задали реферат, некоторую информацию невозможно найти во всемирной паутине.
- Ты сможешь освободиться в половине шестого?
Скорее всего, я закончу раньше… Киваю, даже не подумав, что он не может этого увидеть. Да и женская сущность берет свое.
- А мы куда-то поедем сегодня? – мне показалось, или затуманенное любопытством и предвкушением сознание уловило кратковременную заминку?
- Да. Хочу оговорить сразу, ты не имеешь права отказаться!
Ни хрена себе! Он шутит, это в интонации его расслабляющего голоса. Только воображение сразу рисует одну из комнат его суперзасекреченного клуба с обилием агрегатов в стиле страшилок из сети. Но впервые без панического ужаса, с ментоловым покалыванием в мышцах. Да что он мне вчера скормил под видом успокоительных таблеток?!
- Звучит угрожающе, - бестия просыпается моментально, пригладив растрепанные пряди. Долго спала, ну-ка, напомни своей хозяйке значение термина «флирт»! – Вы скажите сейчас, потому как на парах я не смогу ни о чем другом думать!
Давай, Беспалова, жги. Ты можешь обманывать себя сколько угодно, но хищницу, обитающую внутри, было не под силу уничтожить даже хищнику сильного пола.
- Скажу. В шесть ты будешь на приеме у психолога. Лучшего в нашей стране.
Пузыри волнующей эйфории с треском лопаются в районе солнечного сплетения, оросив противной водянистой пылью с привкусом щелочи. Трясу головой. Он что, решил, что я двинулась головой? «А разве нет?» - философски замечает внутренний голос.
- Ну нет… Я здорова! На фиг психологов… - забываю о манерах истинной леди. Ощущение чуть ли не предательства… маленького ребенка, которому вместо куклы подарили звездный крейсер.
- Юля, не обсуждается. Я не буду пассивно наблюдать, как ты себя убиваешь. Не бойся, там уколов не делают! И, ты не поверишь, даже не заставляют пить горячее молоко.
Как?! Ну вот как дрожь возмущения нокаутирована искрами веселья, рвущимися через пережатую было протестом гортань? Может, моя паника вызвана тем, что я перепутала психолога с психиатром? Наш менталитет таков, что всегда ставит знак равенства между этими двумя профессиями. У нас вообще все гораздо проще, психоаналитики по совместительству друзья-собутыльники, депрессии и прочие нервные стрессы всегда считались буржуазной блажью. Терпение и труд, остальное мелочи…
- В условленное время буду ждать там, где и вчера. Никаких попыток побега!
В его арсенале тысячи рычагов. Возможно, мне и не нужен этот психолог, Алекс и сам легко справляется с этой ролью… Что же ему помешало успокоить меня и перенастроить на свою волну собственными руками? Я не уверена, что хочу об этом знать, потому что просто так у таких мужчин ничего не происходит.
Ожидание вечера рисует в воображении аналогию с приемом у Стерхова. Сухие вопросы, обязательное дежурное внушение и непроницаемая маска бездушного андроида. Ничего нового вроде как меня там не ждет. Этого вполне достаточно, чтобы подчиниться чужой воле и перестать отрицать тот факт, что я действительно слишком сильно зациклилась на собственной боли.
Не обошлось, конечно, без допроса. Вроде бы обе подруги заняты построением (а кто-то и уничтожением) отношений со вторыми половинками, но среди студенческой тусовки новости разносятся быстро. Лекси похвасталась новым планшетом, зацепившись за мое восхищение черной глянцевой поверхностью.
- А на что похоже? На чей-то «лексус»?
Хуже всего было не это. А то, что Эля вдруг проявила похвальное рвение к науке и безапелляционным тоном заявила, что пойдет со мной в библиотеку. Примечательно, что даже успела что-то отфоткать и законспектировать. Если умудрится получить высокий балл на семинаре, я буду чувствовать гордость и за себя тоже. За то, что выступила таким вот примером для подражания.
- Восстановим мозги чашечкой горячего шоколада? – Элька буравит меня взглядом с хитрой улыбочкой а-ля «я все равно увижу, кого ты там прячешь». Лучше бы ты не видела. А то у меня действительно проснется желание попросить Александра о специфической обвязке моей любопытной подруги. Может, я даже это сфотографирую, хватит и камеры «айфона».
- У меня планы, сорри, - на часах 17:20, я пытаюсь решить сложнейший ребус – сумею ли уйти незамеченной. Как бы не так! Эля не отходит от меня ни на шаг.
- Действительно, это же смерть для фигуры! Прогуляюсь с тобой до остановки, ты не против? Я так и знала! А мы вчера с Денисом оттусили в клубе. Я не думала, что он так классно танцует!
Вот она, завуалированная манипуляция с откровенностью – я тебе рассказала, твоя очередь. И как назло, я сразу вычисляю автомобиль Александра на парковке. И внезапно желание затеряться, отделаться от подруги или сигануть на пассажирское сиденье со скоростью ямайского спринтера вытеснено ласкающим злорадством, совсем несвойственного мне прежде. Улыбка предвкушения развлечения искренняя, настоящая, и я готова, кажется, даже поцеловать его при встрече… Но, наверное, после такого и психолог не справится. В первый наш поцелуй в Ялте я думала, что никогда его больше не увижу…
Довольно улыбаюсь, услышав шокированный выдох Эльки где-то за спиной. Мне хочется театрально наклониться к ее заалевшему ушку и шепнуть, что Александр приехал наказать ее за болтливость. А он непроизвольно подыгрывает. Если теплая улыбка адресована мне, Эле достается сухой кивок.
- Эллада Магометовна, рад вас видеть.
Вовремя зажимаю рот ладонью, но приступ смеха уже не остановить.
- Алиева, ты еще и Магометовна? О, боже… - следующая реплика вызвана восторженно-почтительным выражением на личике подруги… Да она поплыла от счастья только потому, что заказчик запомнил ее имя и отчество? Или от обращения на «вы»? Или от того, что мы с ним знакомы и меня сейчас увезут в неизвестном направлении? А мне как-то быстро все становится понятно. Впрочем, он и не отрицал, что это не случайность - фотосессия и знакомство.
Я сажусь в машину рядом с ним, помахав на прощание ошалевшей подруге. Смотрю, как она быстро достает свой телефон и набирает номер. Вряд ли Лекси, скорее всего, МЧС или Дениса с воплем «что у твоего босса с моей подругой?».
- Мне просто необходимо было увидеть тебя снова, - отвечает Александр на невысказанный вопрос, который застыл в моих глазах. – Думаю, мои методы не вызвали негативных ассоциаций?
Дай подумать. Крупная сумма в бюджет моей подруги, ее поднятая работой в таком клубе самооценка, и, как бонус, ее отношения с парнем, на которого я бы до знакомства с Димой накинулась с запалом нимфоманки? Прощупывая ко мне подход, он смог сделать счастливыми, хотелось бы верить, сразу двоих… Основные же силы будут брошены на уничтожение моей депрессии.
Я не отвечаю. Просто улыбаюсь в ответ, закинув голову и разглядывая зеленые переливы его необычных глаз.
Когда я нервничаю или чего-то боюсь, мой взгляд цепляется за сотни мельчайших деталей.
Миндалевидная форма ногтя психолога Ирины с изящным французским маникюром. Раскрывшиеся листочки зеленого чая в чашке. Родинка на ее виске. И не сильно кричащая, но все равно такая заметная надпись Oxford на одном из документов в рамке на стене.
Это интригует меня сильнее всего. К тому же позволяет преодолеть небольшой страх этой встречи. Я подхожу к стене, прикасаюсь пальцами к рамке… Ошибки нет. Гербовая бумага… Голография…
- Вот это да!
- Я сама очень часто смотрю на него. Особенно когда устаю. – Доктор играет в добрую подругу. – Самооценка никогда не падает!
Я еще не понимаю, каким именно образом эта женщина смогла ненавязчиво вывести меня на рассказ о летних приключениях. Может, предложением перейти на «ты» и недолгим разговором о новостях в мире моды? В ее кабинете время словно останавливается, здесь особая аура, которая нейтрализует тревогу, скованность и закрытость. И именно в этом виден высокий профессионализм психолога – пациент должен расслабиться и переключиться на волну сотрудничества и коммуникации. Спокойствие и желание все рассказать не случайно, это тщательно разработанная сложная стратегия, отключившая центр сопротивления парой фраз. Я еще этого не знаю, она признается мне на последнем сеансе.
- Ложись, - тепло улыбается Ирина. – Ты, наверное, видела в американских фильмах, как это происходит?
Конечно, я видела. Со стандартным набором фраз во главе с коронным номером «вы хотите об этом поговорить?». Сейчас это кажется даже забавным.
Она поправляет удобную подушку под моим затылком, а я чувствую только умиротворение и легкое любопытство. И почему я боялась утром? Закидываю ноги, освобожденные от колодок модельных ботильонов, на подлокотник с выемкой.
- Анализ свободных ассоциаций обычно не предусматривает двустороннего контакта, - обволакивает ее приятный тихий голос. – Но мы с тобой попробуем немножко раскачать этот процесс наводящими вопросами. Начни с того момента, когда тебя поставили перед фактом заточения. Что ты чувствовала, кроме страха и злости?
Кажется, хмурюсь, с трудом поборов желание сказать «ну тебя, Ира, давай о колготках!». Только этот порыв угасает, оставив после себя любопытство. Действительно, что я чувствовала, кроме этого?
- А мне убить его хотелось. Ну, как убить… может, морально. Может, показать на примере разбитых флаконов, где я имею его принципы в принципе. И, кстати, это было даже весело, когда разбивала… - память уносит меня в не столь далекое прошлое на легчайших крыльях, и я не вижу на горизонте приближения грозового фронта. Пальцы Ирины замерли в сантиметре от моих висков. Может, там незаметные рецепторы, которые блокируют неприятный царапающий осадок? – Я даже думала, что мы посмеемся вместе…
Я не догадывалась, что эмоций было настолько много. Причем самых разных… Каким боком среди них на тот момент притаились азарт и предвкушение в микроскопической дозе? Я не успеваю понять их окраску, но голосовые связки смыкаются, выпуская наружу без стеснения то, в чем я себе бы никогда не призналась…
- У тебя было чувство вины за то, что ты сделала?
Пазл кружит в спиралевидном завихрении воздушных потоков с проблесками статических разрядов, которые соединяют его элементы в замкнутую композицию… Закономерное слияние контуров, заискрившие контакты стыков с цельной картиной того, чего бы я никогда не осознала без легкой наводки… Какая-то мелодия рождается внутри, я не могу определить ее тональности. Слова слетают легко, вдох-выдох, пока в венах бурлит абстрактная сыворотка правды. Она не вспарывает нервные волокна острыми скальпелями нежелательной правды, мне кажется, я вдыхаю все глубже с каждым слогом своего повествования… Легкий транс-полусон с подталкивающими к выходу вопросами психолога, может, это была неизвестная мне техника гипноза?
Странно, что впоследствии я смогла воспроизвести этот разговор до мельчайших деталей.
- Как себя чувствуешь? – если бы Ирина мягко не подвела меня к окончанию сеанса, я бы пролетала в этой расслабленной нирване до утра. Так мне казалось. По телу разливался приятный тонизирующий ток, а сознание воспринимало вещи с позиции нейтрального созерцания.
- По поводу снов, сделай вот что. - Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться. – Записывай элементы и попробуй проставить знак равенства с ассоциацией. Не придумывай специально, первая ассоциация самая точная. Ничего страшного, если ты перестанешь их запоминать до нашей следующей встречи.
- А мне уже легче, - улыбаюсь я, с удивлением прислушиваясь к своему внутреннему состоянию. – Так будет все время?
Добрая подруга-психолог мягко качает головой.
- Не стану тебя обманывать, Юля, нам понадобится гораздо больше времени для того, чтобы тебе действительно стало легче!
…Закат подсвечивает горизонт над низкими залегшими облаками, когда мы возвращаемся домой. Почему-то я не могу замолчать, у меня чувство, что все, о чем я молчала, превратилось в слова, которые царапают трахею изнутри, вырываясь на свободу.
- Ирина славится своим инновационным подходом, - соглашается Алекс, сжимая сильными руками рулевое колесо. Я стараюсь не пялиться на его пальцы, прежде всего, потому, что мне нравится на них смотреть. Мелодия в сознании не утихает ни на миг, а подзабытая эйфория окутывает шепотом набегающей волны. Конечно, откуда мне знать, что наступит момент, когда я захочу вцепиться этой Ирине в глотку и прекратить сеансы психотерапии, на которых мне докажут то, что я не хочу в себе признавать? До этого еще три сеанса, а я так устала мучить себя, что уцепилась за самое несущественное улучшение. Мне мало, я хочу воспользоваться любой возможностью, чтобы закрепить его и раскрутить до запредельной отметки…
- Оно крутится! – теряю интерес к его рукам, веду ладошкой по стеклу. Мы проезжаем парк Горького и новое колесо обозрения. Почему у меня раньше не возникало желания пощекотать свои нервы запредельной высотой, которой я на самом деле боюсь? На миг забываю все слова, смотрю на Алекса взглядом котика из «Шрэка» и уже не удивляюсь, когда он понимает меня без слов. Парковка, огни винтажных фонариков на широкой аллее с завершающим аккордом экспозиции – огромным колесом с бусинами смотровых кабинок. Он едва поспевает за мной, или мне так кажется? Запрыгиваю в кабинку, тогда как ему понадобился уверенный шаг через бортик с сохранением аристократической осанки. Сетую на медлительность адского механизма с черепашьим подъемом кабинки, по которой от нетерпения наворачиваю круги.
- Госпром! – мы еще не поднялись на достаточную высоту, чтобы разглядеть практически весь город, но маковка высотки со шпилем подсвечена неоновым синим цветом и привлекает внимание сразу. Подпрыгиваю от нетерпения – кажется, расшатывая при этом кабинку. Что происходит? Где боязнь высоты? Я сегодня на Патриарших, то есть, на Алексеевке, встретилась не с психоаналитиком, а с Сатаной?
- Органный зал! Там новая подсветка! – практически ложусь грудью на стекло, ощутив болезненно-возбужденный рывок сердца при взгляде под ноги, на широкий ковер из крон желто-зеленых деревьев. Тотчас же об этом забываю, потому что наш воздухолет набирает высоту и открывает панораму города.
- Юля, отойди от стекла и сядь! – разрезает флаг моей эйфории безапелляционный приказ.
- Не хочу! – ладошки скользят по тонкому плексигласу. Ощущаю, как он медленно поднимается. Расстояние в пару шагов преодолено за несколько растянувшихся во времени секунд.
Это охренительное ощущение. Ты словно зажата между двумя источниками адреналинового кайфа – запредельной высотой в критической точке абсолютного парения и ментальным осязанием сильного мужского тела за спиной, настолько близко, что его дыхание обжигает кожу доверчиво открытой шеи через шелк рассыпавшихся волос. Сегодня нет зон личного пространства и кода скрытого доступа – психолог с Оксфордским дипломом взломала какой-то тайный секрет одного из навесных замков, который как раз и отвечал за страх острых ощущений. Мне бы задуматься об этом и провести параллели с рассказом о том, что я чувствовала, когда меня в прямом и переносном смысле слова буквально обращали в рабыню, забирая волю… Только мне слишком хорошо от рухнувшей с плеч каменной глыбы, которая, по факту, всего лишь мелкий осколок.
Я впервые за все время не вздрагиваю от его прикосновения…отнюдь не нежного! Никакой хватки за волосы (еще не вечер), но рывок за плечо мало похож на объятия заботы, как, впрочем, не похож и на проявление раздражения и злости.
- Что та… кое… - мой поворот прерван собственным испуганным криком. Нет, кабинка не содрогается. Вместо нее делает тройной кульбит мое сердце. Я держу этот взгляд, к которому уже успела привыкнуть и которого практически не боюсь, и этого достаточно, чтобы не заметить иную опасность…
Я изумленно выдохнула в теплые губы, накрывшие мои повелительным нажимом… Сердце совершило сверхзвуковой прыжок, перекрывая кислород и переворачивая панораму тонущего в сумерках города в перевернутую в пространстве абстракцию. Удар ошеломительного непонимания, осознание запредельности происходящего вместе со скользящим движением языка поверх контура моих расслабленных губ…
Эта вспышка потрясает своей силой настолько, что я не могу пошевелиться. Я не целую его в ответ, я просто не в состоянии этого сделать – я ошеломлена совсем не внезапным натиском, сердечко не срывается в танец страха и неприятия, наоборот! Это кажется логичным и ожидаемым на фоне последних событий!
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги