— Как там маменька? — с волнением в голосе спросила Соня, когда Андрей и доктор Штерн вышли из комнаты Долгорукой.
— Я сделал Марии Алексеевне еще один укол, — сказал доктор, с благодарностью кивая слуге, помогавшему надеть шубу. — Думаю, что на сегодня этой дозы достаточно. А далее вам, Андрей Петрович, следует отвезти княгиню в Петербург и показать двум-трем светилам в этой области. Я, как вы знаете, в вопросах душевных болезней не силен.
— Позвольте, Илья Петрович, — вмешался в разговор исправник, — но я должен препроводить подозреваемую в тюрьму!
— Боюсь, что сейчас это невозможно, — покачал головой доктор, — и сомневаюсь, что в этом есть особая необходимость. Вряд ли княгиня в настоящий момент может убежать — она находится под действием весьма сильного лекарства.
— Кроме того, — поддержал его Андрей, — я только что имел разговор с Владимиром Корфом, он обещал мне не подавать иск против матушки и завтра же составит все необходимые для этого документы.
— И все же я хотел бы снять с княгини допрос. Меня обязывают к этому следственные правила, — развел руками исправник.
Андрей посмотрел на доктора, тот подумал и кивнул: «Утром вы сможете допросить княгиню».
— Хорошо, я вернусь завтра. Надеюсь, вы не станете чинить мне каких бы то ни было препятствий для совершения законных действий, — исправник откозырял и хотел было уйти, но доктор остановил его.
— Не подвезете меня до города?
— Разумеется, прошу вас.
Исправник и доктор откланялись, оставив Андрея и Соню в гостиной — растерянных и подавленных всем произошедшим.
— Не может быть! — первой нарушила молчание Соня. — Какой позор! Как они смеют обвинять маменьку? Я никогда не поверю в то, что она убийца!
— Я потрясен не менее тебя, но, однако, не могу столь категорично говорить о ее невиновности.
— Андрей! — возмущенно воскликнула Соня.
— К сожалению, дорогая сестричка. К сожалению, есть ряд обстоятельств, которые побуждают меня сомневаться в ее непричастности к смерти Ивана Ивановича.
— А я в этом даже и не сомневаюсь! — резко сказала Лиза, входя в гостиную. Она на ходу сбросила шубу, и Татьяна, всплакивавшая время от времени в своем углу, едва успела ее подхватить.
— Как ты можешь, Лиза! — Соня соскочила с дивана ей навстречу. — Как ты смеешь такое о маменьке!.. Говорят, что она сошла с ума. Но это не правда! Это вы все вокруг лишились рассудка!
— Другие, возможно, и могут ошибаться, но я нет! Я знаю, что маменька — убийца. И барон Корф — не единственная ее жертва.
— Что ты такое говоришь, Лиза, — устало произнес Андрей. — Я понимаю, что ты сердита на нее за свою свадьбу с Забалуевым, но… Послушай, даже Владимир проявил великодушие, пообещав мне простить ее.
— Корф может вести себя так, как считает нужным. В конце концов, барон — его отец. Но я никогда не прощу ей убийство папеньки!
— Опомнись, Лиза! Что ты такое вбила себе в голову?! — вскричал Андрей.
— Ты — злая! Ты.., ты… — Соня даже задохнулась от возмущения, не в силах продолжить свою мысль.
— Конечно, — криво усмехнулась Лиза, — это я злодейка-душегубка, а наша матушка — божий одуванчик, невинный цветок!
— Лиза, возьми себя в руки и перестань юродствовать, — строго сказал Андрей.
— Очнись, Андрей! Посмотри правде в глаза! Маменька ненавидела отца так же сильно, как ненавидела барона Корфа. И где теперь барон? И что случилось с отцом?
— Папенька погиб на охоте, — со слезами в голосе прошептала Соня.
— При странных обстоятельствах, — напомнила Лиза, — и после выстрела был слышен женский крик.
— И что это доказывает? — устало спросил Андрей.
— Ничего, — улыбнулась Лиза. — Вот поэтому я и решила проверить, почему же папеньку похоронили так спешно.
— Что значит — решила проверить? — Андрей с ужасом уставился на нее, а Соня разом перестала плакать.
— Я велела выкопать гроб с телом отца…
— А… — вскрикнула Соня и упала в обморок.
— Соня, Соня! — Лиза быстро подошла к ней и потрепала по щекам, приводя сестру в чувство.
— Изыди, сатана! — воскликнула та, отталкивая ее руку.
— Ты не там ищешь дьявола, — грустно сказала Лиза. — И можешь не обвинять меня в богохульстве — гроб оказался пустым.
— Что? — растерялся Андрей.
— Да, — кивнула Лиза и протянула ему небольшую иконку. — Это все, что было в гробе.
— И как это все понимать? — Андрей повертел иконку в руках и передал ее Соне. Та тут же принялась крутить и рассматривать ее.
— Я не знаю, — покачала головой Лиза. — Ты, конечно, считаешь мой поступок ужасным, но разве мы не имеем право знать, что на самом деле случилось с папенькой? Где его тело? Быть может, его похоронили как простого крестьянина? Или, не дай Бог, закопали в лесу без отпевания?! А может быть, кинули на растерзание собакам?
— Лиза, остановись, это слишком жестоко!
— Правда всегда жестока, братец. И я не успокоюсь, пока маменька все не расскажет нам!
— Вправе ли мы сейчас требовать от нее этого? Что бы она ни совершила, она по-прежнему наша мать, — попытался убедить ее Андрей, — она больна, Лиза, пожалей ее. Что бы ни случилось с отцом — это уже произошло.
— Но…
— Подумай хорошенько. Что скажут люди? Какой позор ждет всех нас?! Как я посмотрю в глаза Наташе?
— А как ты смотришь в глаза Владимиру?! — вскинулась Лиза.
— Владимир не стал перечеркивать долгие годы нашей дружбы. Он повел себя в высшей степени благородно, и я счастлив, что у меня есть такой друг.
— Что это? — вдруг спросила Соня.
Лиза и Андрей оглянулись — увлеченные спором, они не замечали, как Соня изучала иконку из гроба отца и, наконец, разобрав ее, под снятым окладом обнаружила полувыцветший акварельный портрет молодой женщины.
— Покажи, — требовательно сказала Лиза и взяла портрет из рук Сони. — Это она!
— Она? — не сразу поняла Соня.
— Уверена, это та женщина, которую любил отец. Интересно, где она теперь? Что она знает о его смерти? Я должна ее разыскать! Я должна поговорить с маменькой! Она же все знала, она знала ее!
— Лиза, — остановил сестру Андрей. — Маменьке недавно сделали укол. Вряд ли ты сможешь поговорить с нею раньше завтрашнего утра.
— Я не хочу ждать! — оттолкнула его Лиза. — Здесь ключ к разгадке всех моих несчастий! Из-за нее маман убила отца, из-за нее никто не смог помешать ей выдать меня замуж за Забалуева. И если я найду ответы на свои вопросы, я смогу разорвать позорный брак с этим мерзким, гадким человеком.
— Me voila! — раздался в гостиной противный, знакомый голос. — А вот и я! Мерзкий и гадкий.
Долгорукие замерли от ужаса — в дверях, отвратительно улыбаясь, стоял самодовольный Забалуев. Собственной персоной.
— Вижу, мне в этом доме не рады. А я так даже соскучился, ну, просто — очень! По моей милой женушке, по очаровательной свояченице. И еще нечаянная радость — бесценный шурин здесь же!
— Но вот уж вас в этом доме никто не ждал! — воскликнул Андрей.
— А куда я, по-вашему, должен идти? Место мужа — подле жены. Разве не так? Опять же, дорогие родственнички, вы у меня в долгу.
— Мы вам ничего не должны! — встрепенулась Соня.
— Ошибаетесь. А по чьей милости я очутился в тюрьме? Разве не ваша сумасшедшая матушка оклеветала меня?
— Да как вы смеете?!
— Смею, Андрей Петрович, еще как смею. Вы думали, Забалуев — чудовище, Змей Горыныч о трех головах? А Горынычем оказалась ваша маменька! Отравила старика и глазом не моргнула!
— Андрей, я не могу это слышать! — Соня зажмурила глаза и закрыла уши ладонями.
— А вы послушайте, Софья Петровна! — жестко сказал Забалуев. — И помните — Забалуев не держит зла и прощает вашему семейству свой позор!
— Какое великодушие! — с иронией процедила сквозь зубы Лиза. — А как быть с вашим обманом? С вашим разоренным поместьем? С миллионами, которых нет?
— Надеюсь, вы простите мне мою слабость? Соврал — каюсь. Но все ведь из великой любви к вам, ненаглядная моя! Уверен — вы еще успеете оценить меня по достоинству и полюбить со всей силой.
— Никогда! — отвернулась Лиза, кусая губы.
— Да будет вам известно, милостивый государь, что я собираюсь написать прошение императору, — сообщил Андрей. — Меня хорошо знают при дворе, и Его величество поможет Лизе избавиться от вас.
— Хотите состязаться со мной в эпистолярном жанре? — еще шире улыбнулся Забалуев. — Давайте начнем писать. Вместе. Вы — императору, а я — сами знаете, кому.
— Вы не меняетесь! — гневно вскричал Андрей.
— А вы не даете мне для этого повода, — усмехнулся Забалуев. — Перестаньте угрожать мне, окажите приют да сестре своей велите, чтобы меня не чуралась. И станем жить поживать да добра наживать!
— Послушайте, вы! Голодранец, враль, мошенник и вор — вы предлагаете мне сделку?
— Не такой уж и голодранец! Вы забываете о приданом Елизаветы Петровны, на которое я теперь имею некоторое право. И кроме того по закону мы должны жить с нею под одной крышей и спать в одной постели.
— Этому не бывать, даже если мне прикажет сам государь император! — закричала Лиза. — Андрей, прогони его!
— Пусть он уходит! Немедленно! — поддержала ее Соня.
— Нет, — тихо сказал Андрей после паузы, — я не могу. Нам не нужен еще один скандал. Пусть остается, а мы будем действовать по закону.
— Давно бы так, — хмыкнул Забалуев и направился к выходу из гостиной. — А где теперь наши покои? Где я могу преклонить свою голову, уставшую от тюремных нар?
— Ваше место — на кухне и в комнате для гостей, — отрезал Андрей.
— Побойтесь Бога, Андрей Петрович! Разве кухня — место для дворянина? И потом, какой же я гость — я член семьи, вашей семьи, мой милый шурин.
— Андрей, — Лиза повернулась к брату, — я клянусь — если этот человек попытается переступить порог моей комнаты…
— Неужели убьете? — с притворным испугом спросил Забалуев. — Впрочем, одна убийца в этом доме уже есть. Так что это у вас, наверное, наследственное?
— Вон! — закричал Андрей.
— Вы меня прогоняете?
— Вон отсюда, — усилием воли сдержал себя Андрей. — Татьяна вас проводит в комнату для гостей. Пока живите. Но предупреждаю, вы здесь ненадолго. И поэтому не воображайте, что можете командовать слугами и приставать к моей сестре.
— А как же я буду выполнять свои супружеские обязанности? — принялся сокрушаться Забалуев. — Я бы не хотел давать вам лишний повод для развода.
— Поводов у нас уже и так предостаточно. И мошенничество — один из них. Так что — подите прочь и оставьте нас в покое хотя бы до утра.
— Зачем же так грубо? Я уверен, мы сумеем обо всем мирно договориться. Главное сейчас — избежать нового скандала. И я с удовольствием буду вам в этом содействовать. Так куда я должен идти?
Андрей кивнул Татьяне. Та вышла из гостиной, жестом указывая Забалуеву следовать за ней.
— Давно не виделись! — прошептал Забалуев, когда они вышли в коридор, игриво задевая Татьяну ниже талии.
— Как вы смеете! — отшатнулась она.
— Ух, какие мы страстные! Глазки горят, губки шипят — ох, понимаю я Андрея Петровича. Я и сам таких люблю.
— Что это вы, что?
— А я сейчас объясню. Только не торопись, милая.
— Нечего мне с вами задерживаться, вот ваша комната, располагайтесь. А мне идти надо, дел по дому невпроворот.
— А разве я — это и не дело совсем? — Забалуев попытался втолкнуть Татьяну в комнату, схватив ее за руки.
— Да отпустите же! — вырвалась она.
— Какая страсть! И почему ты не хочешь отдать ее своему барину?
— Вы мне не барин!
— Правильно, я твой друг. Друг, пока ты готова идти мне навстречу. А могу ведь и обидеться. Вот возьму и поговорю с твоей будущей барыней, с княгинюшкой Репниной. Что-то она скажет, когда узнает правду о милом женишке?
— Андрей Петрович сам обо всем расскажет невесте, и вы больше не сможете никому угрожать.
— Ах, какая же ты наивная! Барин-то, поди, уверил тебя, что от невесты откажется и с тобою сойдется?
— Он обещал…
— Да кто ты есть-то? Крепостная! Милая, красивая, даже очень красивая, но глупенькая крепостная. А она — княжна!
— Меня в гостиной ждут, дайте пройти, — твердо сказала Татьяна. — Господа велели чай подавать.
— Чай, говоришь? Так ты и мне принеси, а вместо сладкого — сама будешь. А коли передумаешь — на себя пеняй. И барину скажи, пусть не удивляется, если скоро ему княжна от ворот поворот даст.
Татьяна сверкнула на него полным ненависти взглядом и убежала.
— Что случилось, Танечка? — ласково спросил ее Андрей, когда она вернулась в гостиную. Лиза и Соня уже к себе ушли, и Андрей сидел один на диване, пытаясь собраться с мыслями.
— Чая вам подавать?
— Не до чая мне, — махнул рукой Андрей. — Да и ты ступай отдыхать — столько всего произошло сегодня!
— Почему вы не прогоните его?
— Ты о Забалуеве? — Андрей пожал плечами. — Пока у меня нет иного выхода. Придется какое-то время терпеть его в своем доме.
— А если он еще какую пакость сделает?
— Не бойся. Я не позволю ему вредить нам. Или — постой, Забалуев угрожал тебе? Что он сказал?
— Он… — смутилась Татьяна. — Он велел к нему вместо сладкого к чаю прийти.
— Вместо сладкого? — вспылил Андрей. — Что же, он у меня получит, все получит! А ты иди к себе, отдыхай и не думай об этом мерзавце. Я с ним сам разберусь.
Татьяна, кивнув, ушла, а Долгорукий бросился к Забалуеву.
— Ты что себе позволяешь, подлец! — с порога закричал Андрей, врываясь в комнату для гостей.
— Невежливо, ох, как невежливо, Андрей Петрович, — укоряющее произнес Забалуев, приподнимаясь на кровати и упираясь в спинку. Он был в нательном белье и юрко стрелял глазами. — Врываетесь, как будто я ваш крепостной, кричите истошно — дом весь разбудите, сестрицы снова плакать начнут. Опять скажете, что я виноват?
— Слушай, ты, подонок, — Андрей сжал кулаки и приблизился к кровати, на которой возлежал Забалуев, — если еще раз к Татьяне пристанешь…
— А зачем она тебе, князь? Ты же жениться собрался, — нагло сказал Забалуев.
— Ты не за меня думай, ты за себя отвечай!
— Похоже, Андрей Петрович, все эти волнения так вас напрягли, что вы сами думать уже не можете. Кто-то должен вас направлять, да на путь истинный наставлять, раз уж маменька ваша не в здравии.
— И не вы ли этот кто-то?
— Правильно, я. И поэтому слушай меня, дорогой шурин, внимательно. Мне деньги нужны. Твой дружок разлюбезный, Репнин, покоя мне дает, накопал против меня чего-то. И потому мне срочно надо долг один погасить. А так как ты мне к приданому подступиться не даешь, сам подумай, где эти деньги достать. А я пока повременю его сестре все рассказывать.
— Тебе что — мало? — в ужасе посмотрел на него Андрей. — Живешь в нашем доме, сидеть будешь с нами за одним столом. И тебе еще деньги нужны?
— Деньги всегда нужны. А Татьяна… Да у меня таких Татьян будет! Были бы ассигнации…
— Какой же ты негодяй!
— Да кто угодно! Лишь бы с деньгами, — Забалуев насмешливо посмотрел на Андрея и принялся устраиваться на постели поудобнее. — Теперь ты все знаешь, князь. Думай, как беду мою исправить, а я пока послежу, чтобы тайну нашу от невесты твоей поберечь.
Андрей хотел броситься на него, но сдержался и до боли сжав кулаки, выбежал из комнаты. А Забалуев тихонько рассмеялся ему вслед и с головой ушел под теплое пуховое одеяло.
Утром приехал исправник, и Андрей попросил его немного подождать в гостиной — он хотел сам первым зайти к матушке и узнать, как она чувствует себя.
— Андрюшенька! Мой маленький мальчик! Где ты был так долго, а? — слабым голосом приветствовала его Долгорукая.
— Не хотел тебя прежде тревожить, — мягко сказал Андрей, подходя к ее постели.
— Иди ко мне. Садись, — Долгорукая похлопала ладонью по одеялу. — Опять заигрался с деревенскими мальчишками? Так нельзя, Андрюшенька, они у тебя растаскают всех твоих солдатиков, папа будет ругаться.
— Как вы себя чувствуете, маменька? — Андрей сделал вид, что не заметил этих ее слов.
— Отвратительно! Отвратительно, Андрюшенька! Скажи папеньке, пусть доктор больше не делает уколов. Я уколов боюсь!
— Хорошо, родная, — дрогнувшим голосом пообещал Андрей. — Обещаю, что ничего плохого больше с тобой не случится.
Вернувшись в гостиную, Андрей растерянно развел руками.
— Она по-прежнему думает, что отец жив, и мы еще совсем маленькие. Чего вы надеетесь добиться этим допросом? Вряд ли она поймет и услышит вас.
— И все-таки я должен попытаться, это моя обязанность, — настаивал исправник.
— Хорошо, — кивнул Андрей. — Но сначала я попрошу слуг помочь ей одеться и после приведу матушку сюда.
Исправник кивнул и остался ждать в гостиной, пока Долгорукая в сопровождении Андрея не вышла к нему.
— Итак, — приступил к допросу исправник, когда Андрей усадил мать на диване напротив. — Я бы хотел, княгиня, чтобы вы взглянули вот на этот любопытный документ.
— Что это? — Долгорукая по-детски широко открыла глаза и беспомощно оглянулась на стоявшего за ее спиной Андрея.
— Это показания господина Забалуева, — пояснил исправник, — который свидетельствует против вас и которого вы, в свою очередь, оклеветали.
— Это Сонин эскиз? — Долгорукая взяла лист в руки и пробежала его взглядом. — Ужасно неудачная работа. Стоит ли хранить нелепые заготовки?!
Андрей ей даже и помешать не успел — княгиня ловким движением быстро разорвала листок на мелкие кусочки.
— Вы едва изволили взглянуть, — покачал головой исправник. — Но это была лишь одна из копий. И сдается мне, этим поступком вы только подтвердили правильность выдвинутых в ваш адрес обвинений.
— Она сделала это несознательно, она не понимает своих поступков, — воскликнул Андрей.
— Не знаю, не знаю, — исправник с сомнением посмотрел на княгиню, которая с самым что ни на есть отрешенным видом переводила взгляд с одного на другого. — Послушайте, ваше сиятельство, обвинения против вас ужасны, и вам следует отнестись к этому допросу со всей серьезностью!
— Да, как вы смеете так разговаривать со мной? — нервически задергалась Долгорукая. — Вот вернется мой муж из Москвы — он вам покажет, он вас научит соблюдать правила приличия!
— Ваш муж? — нахмурился исправник. — Вы уверены, что он сейчас в Москве?
— А где же еще ему быть? Гостит у генерал-губернатора, князя Голицына. По делам государственной важности!
— Хорошо, хорошо, — кивнул исправник, с сочувствием посмотрев на Андрея. — А сейчас успокойтесь, может быть, ей надо выпить воды?
— Я распоряжусь, — кивнул Андрей и хотел было отлучиться, но княгиня тут же вцепилась ему в руку и притянула к себе.
— Андрюшенька, ты бы взял меня под локоток и повел в спальню? А? — тонким слезливым голосом попросила она.
— Вот видите, — с грустью сказал Андрей, — я же предупреждал, что все это бесполезно. Она совершенно беспомощна.
— Пожалуй, вы правы, — исправник задумчиво почесал горстью в затылке. — Ладно, я еще раз посоветуюсь с доктором Штерном. А пока оставляю ее здесь под вашу ответственность.
— Можете не сомневаться, — кивнул Андрей, — я буду наблюдать за ней. Это ведь моя сыновняя обязанность.
После ухода исправника Андрей отвел Долгорукую в ее комнату. Она тут же повеселела и кинулась к туалетному столику. Принялась пудриться, пробовать румяна и доставать из коробочек свои украшения, примеряя их одно за другим. Андрей еще сильнее расстроился и вышел из комнаты. Но следом за ним к матери прокралась взволнованная Лиза.
Она почти не спала этой ночью — все смотрела в неверном свете свечи на портрет, найденный в иконке, и не могла дождаться утра, чтобы тут же расспросить мать об этой женщине.
— Господи, помоги мне! Пусть все тайное стать явным! — прошептала Лиза, прежде чем войти в комнату матери.
— Лизонька, родная моя! — Долгорукая широко раскинула руки, словно ожидая, что маленькая Лиза сейчас и бросится к милому другу маменьке на шею. — Ты поела кашку? Кашка сладкая, вкусная-превкусная!
— Маменька, я уже давно не ем по утрам кашку. Я выросла, и вы недавно силой выдали меня замуж за старого картежника и проходимца!
— Тебе не нравится кашка? И пусть — я тебя не стану неволить. А играть-то ты любишь? Когда за вами заедет наш любезный сосед Иван Иванович? Вы все так чудесно проводили время в его имении?
— Иван Иванович уже больше ни за кем не заедет, маменька. Вы отравили его. Вы его ненавидели. Его и папеньку. За то, что они обманывали вас.
— Лиза! — погрозила ей пальцем Долгорукая. — Лиза, ты не смеешь говорить так об отце. Он самый прекрасный человек на свете! И у нас с ним трое детей!
— Маменька! Папы больше нет — его вы тоже убили!
— Вспомнила! — Долгорукая многозначительно подняла вверх указательный палец и потом им же поманила Лизу к себе.
— Слава Богу, — выдохнула Лиза.
— Я видела, как мышь родила мышат! — таинственным шепотом произнесла Долгорукая. — Она тут бегала, бегала, бегала, бегала… А потом распласталась и родила мышат. Таких маленьких, не больше ноготка. А я сказала кухарке, чтобы она их бросила в нужник! Это я — я их убила! Я убийца! Нет мне прощения! Нет!
— Да что же это такое, маменька! — с отчаяньем в голосе воскликнула Лиза. — Почему же вы не слышите меня?! Я же говорю вам — папа умер.
— Да что ты говоришь, да ты в своем уме? Петя умер? Мой Петруша умер? Любимый мой, любимый мой муж! Да на кого же ты меня покинул? Ой, Петенька, ой… — принялась убиваться Долгорукая. — Где, где Петруша? Я хочу его видеть. Он в Москве?
— Он скончался.
— А как же я? Как же мои малютки, мои маленькие деточки?
— Мы давно уже взрослые и самостоятельные люди.
— Я осталась одна? — Долгорукая потерянным взглядом обвела комнату. — И некому позаботиться обо мне? Ох, лишенько…
— Мама, мне нужно вам кое-что показать, — Лиза достала из кошелька найденную в пустом гробу отца иконку и подала ее матери.
— Ой! — обрадованно взяла иконку в руки княгиня, и взгляд ее, кажется, прояснился. — Это же его любимая. Она всегда висела у него в кабинете.
— Она уже давно там не висит.
— А откуда тогда она у тебя?
— Неважно, откуда, но в ней я нашла вот это…
Лиза показала матери портрет незнакомки — Долгорукая бросила на него взгляд и снова замкнулась в себе.
— Значит, вы узнали ее?! — поняла Лиза. — Ответьте, кто она?! Маменька, я не отстану!
Долгорукая отвернулась и с отсутствующим видом начала заново перебирать пуховки и румяна. Она переставляла их тонкими, длинными пальцами, словно фигуры на шахматной доске.
— Маменька! Я вижу, вы узнали ее! Не уклоняйтесь от ответа, вы знаете, кто она. Скажите мне! Сейчас скажете, кто эта женщина?!
— Это… — Долгорукая равнодушным взглядом скользнула по портрету и по лицу дочери. — Это…
— Мне надоели ваши тайны, маменька! — разгорячилась Лиза. — Если вы не скажете, кто это, я… Я что-нибудь с собой сделаю!
— Марфа, — тихо обронила имя княгиня.
— Кто? — растерялась Лиза.
— Марфа, наша крепостная.
— У нас нет крепостной по имени Марфа. Или — она раньше была у нас? А где Марфа сейчас?
— Не знаю, — пожала плечами Долгорукая.
— С ней тоже что-то случилось?
— Я не знаю, Лиза. Зачем ты мучаешь меня? Сначала ты мне лжешь, что Петя умер, потом допытываешь меня об этой Марфе. У меня больше нет сил терпеть весь этот ужас.
— Но, маменька….
— Лиза, перестань. Ты прежде никогда не была такой любопытной. Расскажи мне лучше, как там Андрюша, Соня? Не озорничают? Вы играете в куклы? А рисует Соня, рисует?
— Рисует, рисует… — нетерпеливо прервала ее Лиза. — Так ты вспомнишь еще что-нибудь или нет?
— А ты поешь ей на ночь колыбельную? — Долгорукая потянулась к дочери и, как маленькую, погладила по голове.
— Конечно, — грустно сказал Лиза — она поняла, что больше от матери ей сегодня ничего не удастся добиться. — Прости, мне пора идти.
— Но ты не забывай меня, Лизонька! — княгиня подняла на дочь большие голубые глаза — они были чисты и прозрачны, как весеннее небо. — Я буду ждать тебя, приходи завтра. Да, постой… Я хочу сказать тебе, что Соня никогда не ложится спать без своей любимой куклы. Андрюша говорит, что я не должна выходить из комнаты и не дает мне уложить Соню. Так ты уж проследи, милая, чтобы Сонечкина кукла не потерялась. Она без куклы не уснет.
— Хорошо, маменька, — кивнула Лиза, едва сдерживая слезы — вид безумной матери был ей тягостен. — Не переживай, я обязательно прослежу за тем, чтобы сонина кукла не пропала.
Поговорив с матерью, Лиза собралась съездить к Корфам. Если эта женщина появлялась в их имении, значит, кто-то мог ее видеть. Лиза решила порасспросить обо всем Варвару — та с детства служила в доме старого барона и наверняка знала эту таинственную Марфу. Никого не предупреждая, Лиза отправилась на конюшню и велела Гавриле заложить для нее карету.
— У меня к тебе дело, Варвара, — сказала Лиза, входя на кухню Корфов, — она приехала, стараясь остаться незамеченной. Лиза не хотела встречаться ни с кем из Корфов — ей было бы трудно смотреть в глаза Владимиру и Анне. Анна, Анна, где-то она сейчас…
— Что-то бледная вы однако, Лизавета Петровна, — участливо заметила Варвара, — Может, чайку вам заварного, с травками?
— Нет, спасибо, я рассиживаться у тебя не хочу. Мне только узнать надо — встречала ли ты в имении женщину по имени Марфа, говорят, она жила у вас раньше. Вот и портрет ее у меня имеется, взгляни.
— Марфа? — Варвара взяла портрет в руки, колоритно подвигала бровями, припоминая, и вдруг просияла. — Ой, правда, Марфа! Так ваш батюшка, Петр Михайлович, продал ее барону Корфу много лет назад.
— Странно, я ее никогда не видела в нашем доме, — удивилась Лиза.
— Так вы еще совсем маленькая были!
— Но и к вам я часто захаживала, а лица такого не помню.
— А Марфа и не жила в поместье, она все больше в Петербурге была, в городском доме наших господ прислуживала.
— А сейчас она где? — с надеждой в голосе спросила Лиза.
— Точно не припомню, — покачала головой Варвара. — Нет, не стану я вам врать, Лизавета Петровна, не знаю я, где Марфа.
— Никто ничего не знает, — сокрушенно махнула рукой Лиза. — А ведь у Марфы был роман с моим отцом. Они встречались здесь, в имении, и Иван Иванович им помогал. У меня и письма их есть.
Лиза достала из кошелька сложенный вдвое розоватый конверт.
— Хм, — протянула Варвара. — А я такие где-то видала.
— Где? — встрепенулась Лиза. — Вспомни, Варвара, милая!
— Такие конверты раз в неделю приходили от отца Георгия. Точно. Вот у него и спроси. Он тоже, может, чего знает.
— Ох, спасибо тебе, Варечка! — Лиза бросилась к ней на шею и от души обняла.
— Да не за что, — кивнула Варвара, проводив ее сочувствующим взглядом.
От Корфов Лиза велела Гавриле срочно гнать лошадей в обитель на озере.
Всю дорогу она с негодованием и обидой вспоминала свою последнюю встречу с отцом Георгием.
«Как он мог, — думала Лиза, — как он мог обмануть меня! Прикидывался святым, а сам все это время безбожно лгал мне. Конечно, он был близок отцу, так же, как и барон Корф. И никакого сомнения, знал о его романе с крепостной и тоже покрывал его, содействовал ему. Отец Георгий передавал эти письма, отец Георгий помогал маменьке скрыть обстоятельства смерти отца. С ним о чем-то секретничал барон Корф за день до того, как папенька отправился на охоту. Господи, это все так похоже на заговор! Теперь понятно, почему отец Георгий так неожиданно сделался отшельником, он был виновен, виновен, как и все, кто оказался причастен к исчезновению папеньки. Но я не дам вам спрятать концы этой страшной тайны и утопить их в мутной воде недомолвок и лицемерных обманов. Я заставлю вас всех признаться в страшном злодеянии и сорву ваши маски. Я найду папеньку, чего бы мне это ни стоило!»
— Никита? — удивилась Лиза, столкнувшись с конюхом Корфов в обители. — Что ты делаешь здесь?
— Помогаю братьям по хозяйству, — объяснил Никита. — Когда ваша матушка стала в нашем поместье хозяйкой, я решил уйти. Молодой барон дал мне вольную, так что я теперь — свободный человек, и могу делать все, что захочу. Вот отец Георгий согласился помочь — попросил братьев дать мне работу. Я уже несколько дней живу здесь, за лошадьми слежу, да с дровами помогаю. А вас-то какая судьба завела так далеко от дома?
— Я ищу отца Георгия. Он очень нужен мне. Очень!
— Вот незадача! А он уехал давеча по богомольным местам, а когда вернется — не сказал.
— Что же мне делать? — Лиза готова была разрыдаться — ей казалось, еще немного, и тайна будет раскрыта, она узнает правду. И вот все рушится, и ей больше не к кому обратиться за помощью!
— Как же вы расстроились, однако, — пожалел ее Никита. — А я ничем вам помочь не горазд?
— Вряд ли, Никита, — покачала головой Лиза. — Вот, если бы ты знал, с кем отец Георгий общался последнее время, кому писал…
— Знаю я, вот уж это точно знаю. Самый раз перед его отъездом он меня просил одно письмо отнести.
— Письмо? — приободрилась Лиза. — А не такой ли был конверт?
— Такой не такой, сказать не могу, но очень похожий, — признал Никита, повертев протянутый Лизой конверт из найденной ею переписки папеньки с его возлюбленной.
— А куда возил-то, помнишь?
— Как не помнить, — Никита махнул рукой в сторону. — В заброшенное имение на краю озера. Я даже и не знал, что в нашем лесу такое есть.
— Никитушка, милый! Отвези меня туда да поскорее! — стала умолять его Лиза.
— Да как же это, Лизавета Петровна, — смутился Никита. — Я же братьям помогать взялся — кормят они меня за это…
— Никита! Помоги! Это вопрос моей жизни и смерти. И может быть, жизни и смерти еще одного человека, — Лиза прижала руки к груди. — Умоляю, отвези меня туда!
— А как же мы до места того доберемся?
— У меня и карета здесь, Гаврила правит. Вмиг и доедем. Обернемся туда-обратно, и братья не обидятся. Никита!
— Ладно, барышня, уговорили вы меня. Только дайте мне минуту — не могу я просто так со двора уйти, разрешения спросить должен. Ждите здесь, я сейчас вернусь.
Лиза не могла поверить своему счастью — это провидение. Господи! Ты услышал мои мольбы, ты поверил, что помыслы мои чисты. Ты же знаешь, не ради корысти или злого умысла — во имя справедливости поиски мои. Одного лишь хочу — найти душу невинно убиенную, освободить ее от пут лжи и позволить воспарить к ангелам небесным, чтобы могли мы со светлою душой помолиться за нее и порадоваться.
Лиза украдкой утерла навернувшиеся на глаза слезы. Она и не чаяла уже, что сможет узнать правду, достучаться до истины. И вот — ее розыски оказались не напрасны. Скоро, скоро она увидит сама и расскажет всем, что же на самом деле случилось с папенькой. Кто и почему убил его. И тогда убийца ответит по закону. И если это все-таки маменька, то она не станет ее покрывать. Нет ей прощения! Господи, да зачем же она это сделала? Почему отняла у детей отца, у себя — мужа? Неужели не могла посидеть, поговорить с ним по-дружески? Убедить, приласкать? Ведь они же были такою счастливой семьей…
— Ну, вот и я, — вернулся Никита. — Отпустили меня братья. Говорят, если вопрос жизни и смерти — поезжай с Богом, помоги доброму человеку в его горе.
Когда карета подъехала к старому заброшенному имению, Лиза вздрогнула.
Она узнала это место, вернее, смутно припомнила его. Кажется, это было одно из родовых имений Долгоруких, оставшееся за Петром Михайловичем. Сами-то они жили в новом имении, входившем в приданое маменьки. Лиза не была в том уверена, но как-то отец привозил ее сюда — давным-давно, когда она была еще совсем маленькой.
Дом выглядел мрачным и пустым. Но нет, она поторопилась признать его нежилым — из трубы поднимался дымок, видно, в доме топили камин. Лиза велела Гавриле остановить карету и ждать их у края леса, а сама попросила Никиту сопроводить ее к дому. Так, на всякий случай…
— Знакомые места? — понимающе кивнул Никита.
— Да, наше второе поместье. Мы сюда не часто ездили. Отец любил охотиться в этих местах. Но после того, как он умер, в нем больше никто и не жил, и не наведывался.
— А дорожки-то расчищены, — заметил Никита.
— Вижу, и это странно, однако.
— Знаете, барышня, надо мне с вами пойти.
— За заботу спасибо, но ты лучше со стороны последи — не увидишь ли чего неожиданного. А я к дому подойду.
— Но вы же не знаете, кто сейчас там живет.
— Надеюсь, та женщина, которая писала письма моему отцу. Может, у нее удастся узнать что-то о его судьбе.
Лиза решительно зашагала к дому. И не успела она подойти к крыльцу, как из двери вышла закутанная в платок и доху женщина средних лет.
— Простите, — обратилась к ней Лиза, — я проезжала мимо. У вас можно воды попросить? В дом войти, согреться?
— У нас оспа, — тихо сказала женщина. — Вам лучше не задерживаться здесь. Опасно очень. Езжайте дальше с миром, всего доброго вам.
— Постойте, — остановила ее Лиза. — Подождите, мне не нужна вода. Мне нужны вы.
— Да разве мы знакомы? — женщина снова сделала попытку уйти.
— Вот взгляните, — Лиза достала из кошеля портрет возлюбленной ее отца.
— А при чем здесь я?
— Этот портрет хранил в потайном месте мой отец.
— Но я не знаю вашего отца. Я никогда не видела эту женщину.
— Не видели эту женщину? Неужели в доме не осталось зеркал? Не уходите — всмотритесь, вы с нею — одно лицо!
— Ничего подобного! — женщина рукою отвела протянутый Лизой портрет. — Никакого сходства! Вам лучше уехать! Сейчас же!
Женщина вдруг прислушалась к какому-то неясному шуму, доносившемуся из дома, и крикнула, приоткрыв дверь: «Не беспокойтесь, это нищие приходили, денег просили. Я их уже выпроводила!»
Лиза поняла, что больше ничего от нее не добьется, и сделала вид, что уходит.
— Узнали что-нибудь? — спросил Никита, дожидавшийся ее за углом дома. — Это та женщина, которую вы искали?
— Да, она. Это ее портрет, хотя она и не захотела признаться в этом.
— Мне кажется знакома ее личность. Она жила какое-то время в нашем поместье, а потом уехали с барыней в Петербург.
— Значит, она солгала мне, сказав, что не знает хозяина дома. Придумала что-то на ходу — эпидемия оспы у них!
— Типун вам на язык! — перекрестился Никита. — В наших краях оспы отродясь не было. Но может, и впрямь лучше приехать сюда в следующий раз?
— Чтобы она успела придумать новую отговорку? Нет, я сейчас вспомнила, что когда-то в детстве мы играли в этом доме в прятки, и Андрей случайно обнаружил тайную кладовую, дверь в которую никто никогда не запирал. Может, она по-прежнему открыта?
— Вы собираетесь пробраться в дом?
— Это дом моего отца, а значит и мой собственный. Я намерена поговорить с этой женщиной с глазу на глаз. И пусть только попробует мне перечить!
Никита сокрушенно покачал головой, но спорить с Лизой не стал, — барыня чудит, дело барское, что под ногами мешаться. Он только тенью потопал за нею следом — вдруг на помощь кликнет. Мало ли что, характер у Лизаветы Петровны, судя по всему, горячий. Упрется — не своротишь, а напролом пойдет — поберегись!
Лиза слышала, что Никита ей в спину дышит, но прогонять его не стала — вот и хорошо, пусть посмотрит здесь по сторонам, подстрахует. Не то, чтобы Лиза чего-то боялась, но какая-то необъяснимая, внутренняя дрожь пробежала по всему ее телу, едва она проникла в дом. На нее сразу же нахлынули воспоминания — где она, безмятежная пора детства? Когда все было ясно и просто, когда самым большим обманом было желание отвести от себя подозрение в краже конфет из буфета или соблазнительно ароматной баночки с вареньем со стола.
— Марфа? Где вы? — громко спросила Лиза, войдя в гостиную через потайную кладовую в коридоре. — Марфа, не скрывайтесь, я не желаю вам зла. Я только хотела поговорить с вами о папеньке. О князе, Петре Михайловиче.
— Здравствуй, Лиза, — вдруг услышала она родной и желанный голос.
— Отец? Отец! — вскрикнула Лиза и покачнулась.
— Лизонька, девочка моя, — отец живой и здоровый смотрел на нее и улыбался сквозь слезы. — А я уже и не чаял увидеть тебя.
— Папенька, миленький! — Лиза бросилась на шею отцу, сидевшему на диване в гостиной. — Ты жив! Господи, ты жив! Какое счастье! Так это не сон? Это правда?
— Я жив, жив, и по-прежнему, по-прежнему люблю тебя.
— А я, глупая, думала, что ты давно умер. Мы все думали, что тебя с нами уже нет. Цветы на могилу носили!
— На могилу? Чертовщина какая — то, моя могила… Лиза видела, что отец не шутит — он искренне рад ее видеть. Рад так, словно это не он, а она считалась без вести пропавшей или похороненной на семейном кладбище.
— Но эта женщина внизу, кто она? И почему она лгала, что ничего не знает о тебе? Что здесь происходит, папенька?
— Присядь, Лиза, — Долгорукий тяжко вздохнул и протянул ей руку предлагая присесть рядом с ним на диван. — Ты многого не знаешь, Лиза. Я любил твою мать, я обожал Машу, но с каждым годом становилось все более очевидным одно ее качество, со временем заслонившее для нее всех и вся. Я видел, что ее интересуют только деньги. Только деньги и — больше ничего. Мне стало холодно с ней, неуютно. И вот тогда я встретил Марфу!
— Значит, я не ошиблась, это все-таки она, Марфа…
— Марфа — чудесная женщина. Она отдала мне все тепло, всю любовь, на какую была способна. Я знаю, что виноват перед вами, перед Машей, и все же ты должна понять меня — я хотел немножко счастья для себя. Но разрушать семью — нет, никогда! Я не думал, что Маша узнает о моей… О моей любви.
— Бедная мама, — прошептала Лиза.
— О, она пришла в такую ярость! — воскликнул Долгорукий. — Я почувствовал, что она затевает что-то против Марфы — что-то очень жестокое, и решил помочь Марфе бежать. Я умолял ее уехать, и, наконец, она согласилась. Но твоя маменька словно рядом стояла — до сих пор не знаю, откуда она все узнала? Она хотела застрелить Марфу, а попала в меня…
— Боже мой! — Лиза не смогла сдержать слез. — Я подозревала это!
— Не вини мать — она была ослеплена страстью. Я уверен, она никому не хотела зла. Именно поэтому она и убежала, посчитав, что убила собственного мужа.
— Но почему ты не объявился тотчас же, не успокоил ее?
— А вот это уже моя часть рассказа, — негромко сказала Марфа, входя в гостиную. Без дохи и платка она оказалась стройной красавицей с добрыми лучистыми глазами. Она всем своим видом располагала к себе, и голос ее завораживал своей неторопливостью и мелодичностью.
— Вы?! — Лиза от неожиданности встала. — Это вы?
— Простите, что не открылась вам сразу, Елизавета Петровна. Я всего лишь пыталась защитить Петра Михайловича.
— Защитить от законной жены и любимых детей? Марфа, что вы такое говорите?!
— Видите ли, ваша матушка бросила Петра Михайловича в лесу одного, раненого. Когда я прибежала на выстрел, он лежал неподвижный, мне казалось, он уже остывал. Я пыталась поднять его — неподалеку была избушка Сычихи, а она — известная травница. Но силы вскоре оставили меня, батюшка ваш из себя мужчина видный. Я не знала, что мне делать, но вдруг появился отец Георгий. Оказалось, княгиня была у него на исповеди и призналась, что убила мужа. Но ни в чем не раскаялась, а лишь попросила его помочь ей похоронить его тайно — мол, вышел на охоте несчастный случай. Вот тогда я и решила — если жив останется, будет со мной, а я уж уберегу его от всех.
— Так, значит, Сычиха все знала? — нахмурилась Лиза.
— Как не знать — она же его и выходила.
— Да, — кивнул Долгорукий. — Она помогла Марфе, научила, что надо делать, чтобы рану заживить.
Несколько месяцев я пролежал без сознания и пришел в себя только благодаря любви и заботе Марфы.
— Что же — на том ей спасибо, — недобро промолвила Лиза. — Только мы чем перед тобой и перед ней провинились, что ты детей своих забыл? Неужели тебе даже в голову не приходило, что твои дети любят тебя и страдают, считая умершим?!
— Лиза, как только я смог диктовать, я тайно переправлял вам письма! — удивился Долгорукий.
— Письма?! — растерялась Лиза.
— Да, письма, я посылал их тайно, чтобы Мария не знала о том, что я жив!
— Ты хотел, чтобы она мучилась сознанием своей вины?
— Я не настолько кровожаден, Лиза. — Долгорукий развел руками. — Просто не желал новых злодеяний.
— Да как же вы не понимаете! — вскричала Марфа. — Княгиня только и твердила: убила тогда, убила бы снова! Она возненавидела его и не смогла простить. Если бы Петр Михайлович объявился, ему неминуемо грозила бы гибель от руки вашей матушки!
— Ах, как благородно! — с раздражением бросила ей Лиза. — Обо всех подумали, обо всех позаботились! Вот только одно неясно — где же они, эти ваши хваленые письма? Мы не получили ни единого!
— Не может быть! — Долгорукий покачнулся, хватаясь рукой за грудь.
— Ни одного письма! — со злостью повторила Лиза. — Ты лжешь мне, лжешь, как и все! Ты думал только о себе, нарочно заставив нас поверить в свою смерть. Ты хотел наслаждаться своим собственным тайным счастьем! Ты предал нас, как когда-то предал маменьку! Я не хочу видеть тебя! Не хочу!
— Постой, Лиза, подожди, — Долгорукий успел схватить ее за руку. — Я не хочу снова потерять тебя!
— Ты потерял меня год назад, когда остался с крепостной, вместо того, чтобы вернуться к детям!
— Лиза, ты не права, ты все не так поняла! Прошу тебя, не уходи.
— О, если бы ты знал, как мне не хватало тебя! Когда маменька совсем прогнала Андрея из дома — отправила от себя в Петербург. Когда выдала меня против твоей и моей воли замуж! Я все время мечтала — был бы жив мой отец, он не допустил такого! Он бы не позволил, чтобы мне было плохо, так плохо! А оказывается, ты был жив, и ты все время жил рядом.
— Подожди, подожди, не уходи, мне очень трудно… — Долгорукий сделал попытку подняться с дивана, и его тут же скрутила какая-то боль.
— Папа, — растерялась Лиза, — прости, прости, я не поняла, что ты так сильно пострадал от раны. Почему, почему же ты мне сразу не сказал!
— Петр Михайлович мужественно переносит увечье, — тихо сказала Марфа, помогая князю сесть. — Если бы вы только знали, какую боль он терпел, пока рана заживала! Он едва не умер!
— Не надо Марфа, не стоит отягощать девочку рассказами о моих кошмарах, — прервал ее Долгорукий.
— Папа! — Лиза снова бросила на шею отцу и разрыдалась.
— Елизавета Петровна, заклинаю вас — не открывайте матери, что вы нашли своего отца! Пусть он останется лучше со мной — здесь. Вы только подумайте, что она сделает с вашим батюшкой, если узнает обо всем?! — Марфа осторожно тронула Лизу за плечо.
— Ложь? Опять ложь? Вы ее уже столько нагромоздили! Не пора ли остановиться? Моя мать совершила много ошибок и изломала жизнь многим людям, — горячилась Лиза. — И только из-за того, что вы уже когда-то все решили за нас, за всех нас! Да как вы смели?
— Лизонька! Я все исправлю! Я даю слово князя Долгорукого! — Петр сделал попытку приподняться.
— Ничего ты не можешь исправить! — резко сказала Лиза. — Все плохое уже случилось. И теперь ты и в самом деле мертв для меня!
— Вот видишь? — воскликнула Марфа. — Я предупреждала вас, Петр Михайлович! Им нет до ваших чувств и до вашей души никакого дела! Я знала, что однажды кто-то из них придет в этот дом и обвинит вас в том, что когда-то вы осмелились полюбить! Вот поэтому я прятала тебя ото всех!
— Марфа? — Долгорукий посмотрел на нее, словно впервые увидел. — Прятала? Что это значит?! О, Господи, письма!.. Ты не переслала ни одного моего покаянного письма детям?!
— Нет! — гордо ответила Марфа.
— Так ты лгала мне?!
— Я защищала тебя. Я боялась за тебя. Я берегла тебя. Я хотела защитить нашу любовь, и я буду защищать ее до последнего вздоха!
— Святые угодники! — Долгорукий откинулся на спинку дивана. — Каждый день, превозмогая боль, я учился ходить, чтобы, в конце концов, добраться до своих детей и вымолить — на коленях вымолить у них прощение! А ты обрекла их на сиротство при живом отце? Лиза! Помоги мне встать.
Лиза тотчас же бросилась к отцу, но опомнилась и остановилась.
— Папа, ты только не двигайся, миленький! Я сейчас, я быстро — здесь рядом Никита, тот что у Корфов служил. Он нам поможет.
— Петр! Одумайся, — Марфа бросилась перед князем на колени, едва только Лиза выбежала из гостиной. — Останься, Христом-Богом прошу! Все, что захочешь, для тебя сделаю. Только останься!
— Я едва не потерял из-за тебя детей. Я должен исправить это. И прости — но даже вся твоя любовь не в силах заменить их для меня…