Глава 5 Возвращение блудного отца

«Ах, какое прекрасное утро!» — с восторгом подумал Андрей Платонович Забалуев, потягиваясь на мягкой и теплой перине. Снежок искрился на солнце, на небе — ни облачка. «Я жив и здоров, я свободен, и скоро буду снова на коне — при деньгах и удовольствиях, какие только пожелаю. Если этот маменькин сыночек думает, что Забалуева можно не принимать всерьез, то он глубоко заблуждается. Нет, князьку придется раскошелиться, а мне пора бы уже и вернуться к нормальной жизни».

Забалуев вытянул руки вперед и сделал гимнастику для пальцев — тонких ловких пальцев игрока. Забалуев истосковался по азарту и зеленому сукну. Он с большим трудом переносил необходимость соблюдать приличия, вести светские беседы под сладенькие настоечки и расписывать с княгиней долгими вечерами пульку по маленькой. Забалуев жаждал крупных, рискованных ставок, ему было душно в домашней гостиной — хотелось полной грудью вдыхать сигарный чад, витающий над столами в игровом клубе.

Забалуев не был изнеженным сибаритом, но он любил жизнь с ее самыми острыми удовольствиями. Скачки — ставки, рулетка — ставки, карты — ставки, проигрыш — выигрыш. И особенный, главный момент — это когда фарт пошел. Когда ты еще не знаешь, каков окажется результат, но игра завертелась до необратимого, и тебя втягивает под колесо. Восторг, близость абсолютного предела — мечтаний, жизни… Кровь беснуется в жилах — то носится по ним, одуревшая от вина и возбуждения, то припадает к вискам и топит голову в вязкой сладковатой жиже.

«Но ничего, ничего, — улыбнулся Забалуев своим самым дорогим и желанным ощущениям. — Доведу эту игру до конца и все! Тут же в карету, и — в Петербург. А то еще лучше — в Ниццу. Если князь окажется не дурак, он сочтет за лучшее от меня откупиться, но конечно и я себя в обиду не дам, за дешево не отделаются. Развода захотел, Андрей Петрович? А пусть попробует, я им не какой-нибудь граф Суворов — обобрать себя не дам и в монастырь не сбегу. Хочет для сестры свободы — пусть положит мне годовое пособие в счет приданого, да еще поможет должок мой закрыть».

Вконец разорившийся на игре Забалуев успел залезть и в казенный карман, да спрятать растрату не успел — дернул же черт княгиню на преступление! Атак все было хорошо придумано — влиятельный и обеспеченный жених, готовый породниться с наследницей солидного состояния и родового имени. А что жених не молод, так оно и лучше, по сторонам смотреть не станет, дом будет укреплять. Все рассчитал, кроме одного — недооценил Забалуев будущую свекровь. Ох, недооценил!..

* * *

Забалуев оделся и вышел в гостиную. Долгорукая уже сидела там на своем излюбленном диване — разнаряженная и разрумяненная, как кукла. Она по-совиному крутила головой, зорко оценивая каждого входящего, и стращала и так, и эдак крутившуюся вокруг нее Татьяну.

— Да отойди ты, надоела мне, — махала на нее руками Долгорукая. — Ты кто?

— Господи, барыня, — чуть не плакала Татьяна. — Таня я, прислуга ваша. Вы меня совсем не помните?

— Таня? — княгиня как будто погрузилась в отдаленные воспоминания, но ничего там не найдя, просто решила смилостивиться. — Так и быть, ладно, — помню, помню. А чего тебе надобно от меня?

— Чай я вам принесла — ваш любимый.

— Что же ты врешь, что прислуга? — оттолкнула Долгорукая чашку. — Если и впрямь ты у меня в услужении, то знать должна, что я шоколад люблю, горький и горячий.

— Откуда шоколад-то? — расстроилась Татьяна. — Мы ж в Петербург уже сто лет не ездили.

— А нам и незачем. Вот Петенька вернется и все привезет. И иди ты от меня, утомила, однако.

Татьяна всхлипнула и попятилась к двери.

— А мне ты чая не предлагаешь? — подпер ее со спины Забалуев.

Татьяна ойкнула и отскочила.

— Да вот, возьмите…

— Ты что же это — мне объедки с барского стола суешь? — осадил ее Забалуев. — Свежего принеси, чтоб парок стоял. Да печенье не забудь — с мармеладом. Сладкое люблю, ох, как люблю. Здравствуйте, княгиня.

— Господин… — Долгорукая пристально посмотрела на него.

— Забалуев, — с готовностью подсказал он. — Андрей Платонович.

— Ах, да, — кивнула Долгорукая, наш новый предводитель уездного дворянства. Рада вас видеть. Как ваши дела? Вы, наверное, к мужу приехали? Но Петруша в Москве. Даже и не знаю, имеет ли вам смысл его подождать.

— Подождать? — рассмеялся Забалуев. — Мария Алексеевна, голубушка, я здесь живу!

— Как мило! — захлопала длинными ресницами Долгорукая. — Погостить приехали? Что же, я гостей люблю. Мы с вами беседовать станем. А в преферанс вы играете, любезный?

— Только ради вас, Мария Алексеевна, только ради вас, — Забалуев вальяжно подплыл к Долгорукой и принялся ей ручку лобызать.

— Ваш чай, — объявила Татьяна, возвращаясь в гостиную.

— Вот и умница, — поблагодарил ее Забалуев, велев поставить чашку на столик рядом с диваном. — А пока еще одно поручение исполни-ка. Вели в уезд ехать — портного мне привезти. Новый сюртук хочу, этот я на нарах пролежал, попортился матерьяльчик, поистерся.

— Что же это вы меня не спросили — крепостной девкой в чужом доме распоряжаться? — приподняла бровь Долгорукая.

— А вы мне давно уже и не чужая, Мария Алексеевна, — осклабился Забалуев.

— Это в каком смысле? — тоном оскорбленного достоинства сказала Долгорукая. — Я — мужняя жена, у меня деточки, трое. Или вы думаете, раз Петр Михайлович в Москве, то можете здесь похозяйничать?

— Да, да, в Москве, — ухмыльнулся Забалуев. — А скоро ли вернется?

— Сама заждалась! Как дело обернется. Да и путь не близкий. А он вам по делу нужен?

— По важному, по очень важному и очень срочному делу, — громко сказал Забалуев, наклонившись к самому уху Долгорукой.

— А почему вы кричите, Андрей Платонович? Я сумасшедшая, а не глухая.

— Вот как? — Забалуев впервые за это время с интересом посмотрел на княгиню, но она ответила ему кристально чистым и невинным взглядом. — Ну, раз супруг ваш в отъезде и вернется не скоро, тогда, может быть, вы окажете мне услугу, о которой я хотел просить Петра Михайловича? Дело-то важное, не терпящее отлагательств. Видите ли, на мне, как предводителе дворянства, лежит ответственность следить за всем в уезде. К примеру, за уплатой налогов в казну.

— Да-да, очень ответственная должность! — согласилась Долгорукая.

— Так вот, ваш муж, Мария Алексеевна, как это не прискорбно, не заплатил в этом году подушные подати и с земель.

— Не может быть! У нас нет задолженностей по акцизному ведомству, мой муж — добропорядочный человек и он никогда такого не забывает.

— А в этот раз забыл! — развел руками Забалуев. — А, имперская казна не может ждать.

— Ах, как же так, — расстроилась Долгорукая. — Конечно, у Петруши столько дел!.. Но чем же я могу вам в этом случае помочь? Я не вправе решать без мужа такие вопросы. Вы, однако, дождитесь его, он скоро вернется. У нас сегодня вишневый пирог! Завтра мы с девочками будем играть в шарады. Вы с нами не соскучитесь!

— Мария Алексеевна, я всего лишь не хочу, чтобы у вашего мужа были большие неприятности! Не дай Бог, поместье могут отобрать, все как есть, подчистую!

— Да неужели так серьезно? — Долгорукая на минуту задумалась. — Хорошо! Что я должна сделать?

— Вам надо только передать мне ту денежную сумму, что соответствует земельной пошлине за год. А дальше я все устрою сам! Вам — никаких хлопот! Поймите, я ведь тоже человек подневольный. Могу ли я на вас надеяться? На ту необходимую сумму?

— Разумеется, Андрей Платонович! Я не желаю, чтобы у Петеньки были проблемы с законом. Я дам вам то, что вы просите. Пополудни в два в кабинет заходите, все и получите.

— Маменька! — в гостиную в сопровождении высокой красивой молодой женщины вошла Соня. — А у нас гостья.

— Простите, если приехала некстати, но я посылала вам заранее письмо. Вы получали его?

Долгорукая с недоумением воззрилась на вошедшую.

— Маменька, — Соня быстро подбежала к ней и шепнула. — Ты помнишь, письмо от твоей кузины?

Это наша дальняя родственница, Елена Дмитриевна Болотова.

— Надеюсь, что не стесню вас своим присутствием, — скромно улыбнулась неожиданная гостья.

— Что вы, что вы! — бросился к ней Забалуев. — Мы всегда рады гостям. Будем знакомы, я муж их старшей дочери, Елизаветы Петровны, Андрей Платонович, к вашим услугам.

— Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, — Соня неодобрительно посмотрела на Забалуева и увела гостью с собой.

— А дамочка ничего, — бодрым тоном сказал Забалуев. — Весьма приятная и даже во всех отношениях.

— Я что-то подзабыла, вы здесь кто? — ангельским тоном осведомилась Долгорукая.

— Я? — прикинулся Забалуев. — Я жертва вашей неуемной страсти, а вы мой пожизненный кредитор.

— Не помню, чтобы я любила заниматься благотворительностью.

— Судя по всему, вы много еще не помните, но я с удовольствием буду освежать вашу память, — шутовски поклонился ей Забалуев.

— Портной приехали-с, — сообщила Татьяна. — К себе пройдете или здесь разговаривать будете?

— Здесь, конечно, здесь, — воскликнул Забалуев. — Как я могу вести портного в конуру, которую мне отвели в этом доме.

— Что-то у меня голова заболела, — Долгорукая приложила ладонь ко лбу. — Пойду к себе. Верка, помоги мне подняться. Что смотришь, тебе говорю!

— Мне? — растерялась Татьяна. — Таня я, Татьяна.

— Да не все ли равно — девка же. Буду звать тебя девка, если тебе Верка не нравится. Иди сюда и руку подай! Вот так!

Татьяна сглотнула слезы и повела Долгорукую из гостиной.

— Обещание-то свое не забудете, княгинюшка? — Забалуев издалека помахал ей ручкой на прощанье.

— Я не злопамятная, я помню, — кивнула, уходя, Долгорукая.

— Месье Забалуев, — тут же впрыгнул в гостиную ловкий, похожий на стручок, портной. Он был в полосатом жилете под укороченном пиджаком с зауженными рукавами и приталенным силуэтом. И делал в фамилии Забалуева ударение на последний слог — на французский манер. — Будем смотреть журнальчики или сами обскажете мне фасон?

— Журнальчики, конечно же, журнальчики, — Забалуев развалился в кресле, а портной немедленно приспособил у него на коленях замусоленную по уголкам книжицу и принялся перелистывать ее, время от времени тыкая исколотым указательным пальцем то в одну, то в другую картинку.

Забалуев что-то одобрял, на что-то квасился. Хотелось прифасониться, но вместе с тем не опозориться — все-таки он солидный человек в возрасте и положении.

— А что, дружок, может серебряного канту по костюму подпустить?

— Для вас, Ваше сиятельство, — золотого! Золотого, и не меньше! И материала купить наилучшего! — вертелся портной.

— Соображаешь, каналья!

— Чтобы богато было, — кивал портной. — Чтобы в свете не стыдно показаться.

— Вот-вот! Шей, валяй, все равно — женины родственники заплатят, — довольно улыбался Забалуев.

Выбрав фасон, портной принялся снимать с Забалуева мерки, а тот вдохновенно предался пению.

— «Любви утехи длятся миг, а наслажденье помним вечно…»

— Прекрасный тенор, господин Забалуев, — насмешливо сказал Репнин, входя в гостиную. — Удивлен, что вы осчастливили своим присутствием здешние места.

— Из-за Лизоньки, ненаглядной, пришлось переехать сюда, — покосился на него Забалуев. — Она ведь любит есть сладкое, спать на мягком. А мое поместье не очень удобное.

— Мне кажется, господин Забалуев, это вы любите спать на мягком и есть сладкое. И желательно за чужой счет.

— Фи, как пошло и неблагородно! На вас непохоже, князь. Что ты возишься, однако, — прикрикнул Забалуев на портного — он не хотел, чтобы тот присутствовал при разговоре с Репниным. — Хватит меня обмерять, пора уж и за работу.

— Как скажете, — заторопился портной, убирая в саквояж журнал и сантиметр. — Вы позволите завтра же с примеркою?

— Что значит — позволю? — с праведным гневом воскликнул Забалуев. — Жду! Жду и непременно.

Портной пару раз вежливо раскланялся и, пятясь, исчез за дверью.

— Кстати, — обернулся Забалуев к Репнину, с презрительной усмешкой наблюдавшему эту сцену. — И от вас я тоже кое-чего жду. В частности, ваших извинений.

— Извинений? За что?

— За ложные обвинения в убийстве барона Корфа.

— А я перед лжецами не извиняюсь. Ради выгодного брака вы скрыли свою нищету, в надежде, что с помощью княгини Долгорукой завладеете поместьем Корфов.

— А вот это вам доказать никогда не удастся! Никогда!

— Тогда, может быть, мне удастся доказать хищение из государственной казны в вашем уезде?

— Хищение из государственной казны? Ха-ха-ха! Никогда не докажете!

— Уверяю вас, я позабочусь о том, чтобы вор был наказан, — с тихой угрозой в голосе заверил Забалуева Репнин.

— Никогда! — выпрямился тот, приподнимаясь на носки. — Не дождетесь!

— Вы меня еще очень плохо знаете, — улыбнулся Репнин. — У нас в роду все упорные. Пока своего не добьются, не остановятся.

— Не испугали! — зло ответил ему Забалуев, сочтя все же за лучшее ретироваться из гостиной. — Не испугали, говорю вам. Зря вы все это, зря!

— Оно и видно, — рассмеялся Репнин.

— Понимаю, это так тяжело — трое суток сидеть на почтовой станции! Уж лучше путешествовать на долгих! — послышался из коридора сочувственный голос Сони. И тут же она сама вошла в гостиную в сопровождении только что приехавшей гостьи, которая объясняла ей, как избежать превратностей дальнего путешествия.

— Но так получается медленно, очень медленно! А на казенных лошадях, если повезет со смотрителями и деньги есть, то можно путешествовать без остановки!

— Ольга? — воскликнул Репнин. — Госпожа Калиновская?!

— Вы, должно быть, ошиблись… — Ольга, а это была она, изобразила на лице своем крайнее недоумение и даже обиду.

— Вы обознались, князь. Это госпожа Болотова, наша дальняя родственница. Она вдова и приехала в наши места на богомолье! — Соня с легким упреком покачала головой. — А это.., позвольте представить вам, Елена, — князь Михаил Репнин!

— Весьма рад знакомству! — не скрывая своего скепсиса, поклонился Калиновской Репнин.

— Я здесь проездом, князь, — кивнула Ольга. — После смерти мужа совершаю паломничество, дабы заглушить скорбь тяжкой утраты.

— Надеюсь, вы простите мои сомнения. Я принял вас за даму, с которой встречался при дворе.

— Надеюсь, вы нас с ней познакомите, если я окажусь в Петербурге, князь?

— Увы, это невозможно, — покачал головой Репнин. — Госпожа Калиновская покинула Россию. Навсегда.

— Наверное, это очень тяжело — расставаться с родиной?

— Дама, о которой я говорю, — Репнин посмотрел прямо в глаза Ольге, — была приглашена ко двору из Польши.

— Ах, вот как? В таком случае, ей не близка горечь подобной потери.

— Как это ужасно, — вставила Соня. — Потерять любимого человека! Вы такая молодая и такая несчастная!

— Иногда приходится умереть, чтобы доказать свою любовь! — грустно улыбнулся Репнин. — Но позволю себе оставить вас. Я бы хотел переговорить с Андреем. Он дома?

— Вы можете застать его в кабинете, — кивнула Соня. — На время болезни матушки он принял на себя управление делами. Елена Дмитриевна! Давайте, я провожу вас в столовую, вам следует подкрепиться с дороги.

— Что же, желаю приятного времяпровождения в вашем богоугодном предприятии, госпожа… Болотова, — церемонно раскланялся с дамами Репнин.

«А вот это сюрприз!» — подумал он, когда Соня и Ольга вышли из гостиной. Репнин растерялся — с одной стороны, он понимал, что случилось нечто из ряда вон выходящее и опасное. С другой — стремление Ольги вернуться в объятия любимого были ему близки и понятны. Но он не мог не понимать и того, что этой встречей и молчаливым согласием принять правила затеянной Калиновской игры он невольно становился ее соучастником. Репнин не сомневался, что приезд Ольги в Россию — это побег. Что же теперь делать — исполнить долг перед государем императором, выдав местонахождение Калиновской, или сделать вид, что ничего не заметил и Ольгу не узнал?

— Послушай, ты напрасно тревожишься, все будет хорошо, обещаю тебе, — с этими словами в гостиной появился Андрей. Следом за ним, как на привязи, шла бледная Татьяна — она первой увидела Репнина и остановилась в дверях. — Что с тобою? Ах, Миша! Как я рад видеть тебя. Что у Владимира — он получил возвратные документы?

— Если честно, я не знаю, — пожал плечами Репнин. — Я вообще-то приехал к тебе со всем своим скарбом проситься на постой. Я не могу больше жить у Владимира.

— Конечно, я с удовольствием приму тебя. Татьяна, посмотри, есть ли еще свободная комната для гостей, и проверь, готова ли она. — Андрей проводил Татьяну каким-то уж слишком сердечным и теплым взглядом и обернулся к Репнину. — Так что же случилось?

— Извини, что доставляю тебе лишние хлопоты. У вас сегодня съезд какой-то. Я видел Забалуева, и эта женщина — как ее?

— Болотова? И не говори, — махнул рукой Андрей. — Но ее приглашала маман, и я не мог отправить ее обратно или предложить переехать в гостиницу женщине в таком горе. А вот Забалуев… Впрочем, с ним я и сам разберусь. Но ты не ответил на мой вопрос. Какая кошка пробежала между вами с Корфом?

— Это не кошка, но тоже.., в некотором роде… — смутился Репнин.

— Вы поссорились из-за женщины? Узнаю Корфа! Но можешь не волноваться — здесь ты будешь в полной безопасности.

— Как раз, наоборот. Я иду навстречу этой опасности и прошу тебя сопроводить меня.

— И что сие должно означать?

— Я прошу тебя стать моим секундантом.

— Нет, нет! — воскликнул Андрей. — Вы не можете…

— Прости, Андрей, что втягиваю тебя, но дуэли нам с Владимиром уже не избежать. Все зашло слишком далеко. И поэтому я обратился к тебе…

— И совершенно напрасно! — прервал его Андрей. — Я говорю тебе — нет! И, если Владимир вздумает просить меня о том же, я и ему отвечу категорически — нет, нет и нет!

— Но Андрей…

— Довольно! Больше вам не удастся втянуть меня в эти нелепые игры! Опомнись, Миша! Вы — друзья, вы столько прошли вместе. И все ради того, чтобы наброситься друг на друга из-за.., как ты изволил выразиться, в некотором роде кошки? И не проси, и не уговаривай, я тебя и слушать не стану. Или помиритесь, или перестреляйте друг друга к чертовой матери!

Репнин хотел было ему возразить, но вернулась Татьяна и сказала: «Комната готова, Андрей Петрович».

— Вот и славно, — остывая, сказал Андрей. — Проводи Михаила Александровича. И больше ни слова!

Репнин понял, что по крайней мере сейчас продолжать разговор с Андреем бессмысленно и вышел из гостиной.

"Идиоты, кретины! — подумал Андрей. — Нашли себе утеху — стреляться. И в такое время! Им бы мои заботы: мать сошла с ума, сестра с утра заложила карету и исчезла в неизвестном направлении. Забалуев настолько обнаглел, что простого шантажа ему мало — заказал за наш счет портного, ест, спит на всем готовом, третирует Лизу — как бы и она умом не тронулась от горя. Следит за мной и Татьяной, она в доме уже и тени боится. А тут еще и гостья незваная…

Здесь я конечно не прав, она давно к нам собиралась, но сейчас это очень некстати, так некстати!"

— Андрей! Андрюшенька! — в гостиную влетела раскрасневшаяся от волнения Соня. — Папа, папа… Папенька вернулся!

— Соня, — Андрей взглянул на сестру сурово и неодобрительно. — Возьми себя в руки и перестань сочинять. Иначе я начну думать, что шизофрения распространяется как инфлюэнция — по воздуху.

— Андрюша, ты не понимаешь, — Соня подскочила к нему с мокрыми от слез и вместе с тем сияющими глазами и, взяв за руку, потянула за собой к двери. — Это правда! Идем, ты сам увидишь!

Андрей хотел было ей возразить, но слова замерли у него в горле. Он остолбенел, не в силах осознать случившееся — в гостиную вошел отец. Живой и здоровый. Никита, конюх Корфов, поддерживал его, помогая идти, а замыкала процессию Лиза, бледная и счастливая.

— Здравствуй, Андрей! — тихо сказал князь. — Я вернулся.

— Отец, — только и мог сказать Андрей. — Это ты?

— Подойди и обними меня, и тогда сам поймешь, что видишь перед собой не призрак.

— Отец, — Андрей бросился к князю и порывисто обнял его. — Как это может быть?

— Долгая история, — улыбнулся Долгорукий.

— Нет-нет, не уходи от ответа. Я хочу знать правду и немедленно!

— Андрей, — остановила его Лиза. — Мы проделали тяжелый путь, и, мне кажется, было бы своевременным дать отцу отдохнуть с дороги. К тому же, папеньке трудно ходить.

— Андрей прав, — кивнул князь, с благодарностью кивая Никите, помогавшему ему сесть на диван. — Наша встреча слишком затянулась, и теперь я не должен дольше оттягивать объяснение со своими детьми.

— Я маменьку позову! — воскликнула Соня и так стремительно исчезла, что ей никто не успел помешать.

— Вы переглянулись, — заметил князь. — Почему?

— Лиза считает маман виновной в твоем исчезновении, — пояснил Андрей.

— Маша была убеждена, что я погиб, и поторопилась избавить вас от переживаний по этому поводу. Думаю, она просто защищала вас. Как любая любящая женщина, как мать.

— Но где ты был все это время? Почему не давал знать о себе?

— Пуля задела нерв, и более полугода я пролежал без движения, а меня выхаживала.., одна женщина.

— Эта женщина присвоила тебя себе! — воскликнула Лиза.

— Она меня защищала.

— О чем ты говоришь? — Андрей переводил взгляд с отца на Лизу. — Вы чего-то не договариваете. Оба.

— Этот портрет, — сказала Лиза, — помнишь, той женщины? Ее зовут Марфа.

— Я писал вам, но Марфа обманула меня — она так и не отправила ни одного из них.

— Значит, все это время Лиза подозревала правду? И она нашла тебя? Это даже в голове не укладывается!

— Не стоит печалиться о прошлом, Андрюша! Я вернулся, и отныне уже никто и ничто не сможет разлучить нас.

— Соня! — послышался из коридора недовольный голос Долгорукой. — Да не тяни ты меня так, рукав оторвешь. Я знаю, что Петя в Москве, но ему еще рано возвращаться… А!

Когда княгиню привели в чувство, она дрожащей рукой боязливо потянулась к голове мужа и провела ладонью по волосам.

— Что ж так рано, Петенька? А у нас к приезду еще ничего не готово. Пирог вот хотели с вишнею, какой ты любишь, да тесто только завели. Мы ведь не ждали тебя сегодня.

— Что с ней? — князь растерянно посмотрел на сына.

— Разве Лиза не сказала тебе?

— Нам было не до разговоров — пока собирались, пока ехали, — развела руками Лиза.

— Машенька, родная, что с тобой? Посмотри на меня. Мне надо столько сказать тебе!

— Петя, а что это у тебя с ногой? Ты с лошади упал? Я же понимаю — дела, дела, и потом Москва не так от нас и близко.

— Маша! Почему ты не слышишь меня? Господи, что я наделал! Это я во всем виноват. Только я, я один.

— Да что случилось-то Петенька? — Долгорукая смотрела на мужа, как маленькая девочка на больного отца — то ли пожалела, то ли испугалась.

— Соня, — негромко, но твердо сказал Андрей, — ты поступила неосмотрительно. Маман еще не готова к таким переживаниям. Пожалуйста, отведи ее к себе.

— Я помогу ей, — тут же вызвалась Лиза, и вдвоем они помогли княгине подняться и под руки повели ее из гостиной.

— Устала я что-то, — уходя, кивнула Долгорукая. — А ты, Петя, молодец, что приехал пораньше. Дети по тебе так соскучились — совсем ты их за делами позабыл.

— Давно это с ней? — вздохнул Петр, провождая жену полным сочувствия и тревоги взглядом.

— Несколько дней. И я даже благодарен небу за то, что с маменькой это случилось.

— Что такое ты говоришь?

— Если бы рассудок ее не помутился, маман ждала бы сейчас тюрьма и наказание за убийство.

— Но я же жив!

— Ты? А при чем здесь ты? Маменька отравила Ивана Ивановича, барона Корфа.

— Как, за что? — князь схватился рукой за грудь и тяжело задышал.

— А разве вам неизвестно? Уже и Соня знает, что ваши поездки к Корфам по четвергам были не так невинны, как вы представляли это нам.

— Это я, я довел ее до крайности! Маша совершила тяжкий грех, но этот грех — на мне! Причина ее ненависти в моих поступках! Бедный, бедный мой Иван!..

— Владимир не стал преследовать ее, но не простил.

— О, если бы вы могли простить меня! За все горе, что я причинил вам! Андрей, я отвезу Машу в Петербург, за границу — мы вылечим ее. Она не будет нуждаться ни в чем. И мы навсегда останемся вместе!

— К сожалению, это еще не полный список наших несчастий, отец.

— Говори, — отдышался князь. — Я хочу испить эту чашу до дна.

— Обуреваемая ревностью и обидой, маменька пыталась отнять у Корфов их имение. Она сговорилась с предводителем уездного дворянства…

— Забалуев? Этот никчемный шут и лизоблюд?

— К сожалению, он еще и заядлый картежник, проигравший все свое состояние и теперь претендующий на наше. Ибо матушка заключила с ним договор и выдала за него замуж Лизу.

— Этого не может быть!

— И теперь Забалуев живет в нашем доме и отравляет нам жизнь.

— Лиза! Девочка моя!.. — Долгорукий схватился руками за голову. — И меня не было рядом! Я писал бесполезные письма и наслаждался любовью вдали ото всех, а моя девочка отдана была в лапы омерзительного проходимца! Мне нет прощения! Я виновен, виновен, виновен!..

— Отец! — остановил стенания князя Андрей. — Сейчас не время предаваться отчаянию. Вы вернулись, вы живы, и мы должны все исправить. Я собирался написать прошение императору о содействии в разводе…

— Я сам напишу его! Я поеду в Петербург и добьюсь для Лизы свободы.

— Папа… — голос Андрея дрогнул — впервые за весь разговор. — Я не знаю, как и сказать — счастье это или нет? Я переполнен чувствами, я потрясен, я в смятении и растерянности одновременно. Я не верю, вы ли это или это чудесный сон. Но я благодарю Господа за ваше возвращение!

— Благодари Лизу, — прошептал князь…

* * *

— Андрей Платонович! — в комнату Забалуева влетел конюх и порученец Долгорукой Дмитрий.

— Ты чего орешь, как резаный, — недовольно поморщился тот, потирая ухо. — Видишь, я отдыхаю. Я думаю, мне тишина требуется и большая сосредоточенность.

— Про Петра Михайловича слышали?

— А что про него слушать! Помер он, уже год, как помер, или ты забыл?

— Вернулись наш барин — целый и невредимый! С Лизаветой Петровной приехал!

— Что за бред! — поморщился Забалуев.

— И вовсе не бред — сами подите, посмотрите! Живой и здоровый! В гостиной с молодым барином разговаривают.

— Врешь! — Забалуева подкинуло. Он рывком вытянул часы из кармашка на жилете — у него же встреча в два часа с княгиней.

— Ладно, Андрей Платонович, я пойду, — попятился не на шутку струхнувший под его взглядом Дмитрий.

— Иди, иди! Проваливай! — Забалуев засуетился. «Вот чего не доставало! — чтобы покойники оживали да сами в семью возвращались, как ни в чем не бывало. Только это что же теперь получается? Значит, князь опять в доме хозяин, и тогда не видать ему денежек, как своих ушей? Плохо это, ох, как плохо, просто отвратительно! Надо быстрее к княгине бежать, пока не передумала или мужу все не рассказала». Забалуев зайцем метнулся в коридор и бросился наверх в кабинет Долгорукого.

Княгиня, как и обещала, ждала его там — сидела за столом, с примерным равнодушием барабаня пальчиками по расходной книге.

— Рад видеть вас, Мария Алексеевна, в заботах и здравии. Никак решили счета просмотреть? Раз уж муженек ваш объявился, надо будет дела передавать?

— Ваша правда, да вот сижу и думаю — почему это Петруша так долго не идет?

— И действительно, почему? — Забалуев бочком стал перемещаться к ней поближе.

— Говорите, должен по податям? Вот я здесь решила все проверить по книгам. Да только не нашла ничего. Чист мой Петенька перед законом. Все заплачено — по полной и в срок!

— Значит, не дадите мне денег, дорогая теща?

— Не дам. Ни сейчас, ни после. И вот еще…

Забалуев вздрогнул, ему показалось, что глаза княгини смотрят на него совсем по-прежнему — холодно и жестко.

— Уезжайте-ка вы отсюда, Андрей Платонович, сами. И побыстрее.

— Вы никак угрожаете, добрейшая Мария Алексеевна?

— Я с утра в лесок ходила, — расплылась в идиотской улыбке Долгорукая, — там цветов наросло — видимо-невидимо. А цветы-то все алые. Говорят, где такие цветы — там покойники в землю зарыты. И если те цветы собирать, то покойники за ними из земли восстанут. Потому что это и не цветы вовсе, а головы. Вот восстанут они и пойдут свои головы обратно вызволять.

— То-то я и вижу, что у вас по дому живые покойники разгуливают! — вскричал Забалуев.

— Чур меня, чур! — заголосила Долгорукая, бросая в него курительной трубкой князя, что всегда лежала на столе. Забалуев едва успел увернуться и выбежал из кабинет, чертыхаясь почем зря.

А вслед ему страшным хохотом надрывалась Долгорукая.

— Что здесь происходит?! — в кабинет, прихрамывая, вошел князь Петр. — Что такое, Маша?

— Маменька! Почему вы здесь? Вам лежать надо! — появился следом за ним взволнованный Андрей.

— Тараканы, Петруша! Тараканы! — Долгорукая бешено принялась вращать глазами и шарахаться от пустоты. — У нас в имении завелись тараканы! Я увидела одного и бросила твоей трубкой.

— Успокойся, я прикажу слугам, чтобы их потравили.

— Хорошо, что ты приехал. Хорошо. С тобой спокойней, — расплакалась княгиня. — А я сломала твою трубку!

— Не беда. Куплю другую.

— Да где же здесь в лесу трубку купить?

— А вот мы в Петербург поедем. Ты не хотела бы пожить там немного?

— Одна?

— Нет. Нет, что ты? Мы теперь всегда будем вместе. Будем ходить в театры, на званые вечера. Я хочу, чтобы ты опять стала прежней Машенькой. Веселой, счастливой. Чтобы ты не боялась тараканов, и чтобы ты снова полюбила меня.

— Я всегда.., тебя любила, — прошептала княгиня.

— Прости меня, прости, — князь Петр приблизил жену к себе и поцеловал ее локон, упавший на лоб.

— Андрюшенька, — вдруг заметила сына Долгорукая, — такая радость! Папа перевозит нас в Петербург! Иди, собери игрушки, и Лизе скажи, чтобы собиралась. И Сонечке, чтобы картины свои не забыла с красками.

— Вот и славно, — Долгорукий еще раз поцеловал ее, как маленькую, и кивнул Андрею. — Отведи маму в ее комнату. А я в кабинете осмотрюсь, я так давно здесь не сиживал…

Когда они ушли, князь Петр занял свое любимое кресло за столом и откинулся на спинку. Кожа привычно приняла очертания его тела, и он опять ощутил забытое чувство комфорта и ясности жизни. Как будто не было многих лет наваждения и прошедшего года душевных страданий.

Господи, что это было? Пожалуй, впервые за все это время Долгорукий задал себе этот вопрос и не смог быстро найти для него точного ответа. Долгое время он жил, как в тумане, считая дни до очередного свидания с Марфой. Его тянуло к ней, как будто он был неизлечимо болен, а она оказалась единственным лекарством, на время снимающим невыносимую боль. Боль отсутствия любви. Тоску неизрасходованной ласки. Жажду телесной гармонии. Она была отдохновением от быта и вдохновением для сердца, которое за годы брака стало подзабывать эту возбуждающую вибрацию в области солнечного сплетения. Сплетения линий жизни и точки смерти. Марфа! Что мы наделали с тобой?

— Отец, — в кабинет, постучавшись, вошла Лиза. — Андрей сказал мне, что мы отправляемся в Петербург?

— Там сейчас практикует известный психиатр Саблер, — кивнул князь Петр. — Я был с ним когда-то знаком.

— Это прекрасно, и мы будем рады помочь тебе. И наконец-то заживем, как прежде. Но сначала тебе надо отдохнуть. Я велела Татьяне, чтобы она подготовила твою комнату. Пойдем, я провожу тебя.

Лиза подошла к отцу и протянула ему руку. Долгорукий принял ее, оперся и поднялся с кресла.

— Все так и будет, Лизонька. Мы обязательно заживем, как прежде. Всенепременно!

Лиза проводила отца до его комнаты и хотела открыть дверь, но князь остановил ее.

— Тебе и самой следует отдохнуть. Здесь я уже справлюсь, ступай, родная, ступай.

Лиза ласково поцеловала отца и ушла. Князь Петр открыл дверь и замер на пороге — Андрей в его комнате обнимал с детства прислуживавшую в доме Татьяну. И они целовались.

— Андрей! Да как ты… — Долгорукий не решился завершить фразу.

Татьяна вырвалась из объятий Андрея и, закрывая лицо руками, выбежала из комнаты.

— Может быть, ты объяснишь мне, что здесь происходит?!

— Ничего, — пожал плечами Андрей, стараясь не смотреть отцу в глаза. — Татьяна готовила комнату к твоему приходу, а я зашел проверить, все ли в порядке.

— Андрей, это то, чего я боюсь, или ты просто балуешь со служанками?

— Надеюсь, ты не собираешься читать мне нотации? — с вызовом ответил ему Андрей. — Я давно уже не маленький, да и вы учитель никудышний.

— Не старайся наказать меня более, чем я уже наказан. Идешь по моим стопам?

— Я люблю ее.

— Мой мальчик, наши чувства, наши страсти надо держать на замке, чтобы не причинить никому боли.

— Зачем вы мне об этом говорите?

— Я говорю о том, через что прошел сам — любовь к простолюдинке не приведет тебя ни к чему хорошему.

— Но разве не ради такой любви вы бросили нас? И не смогли бросить ее!

— Это другая история.

— Вот именно — другая, маменька никогда вам не изменяла!

— О чем ты, Андрей?

— Моя невеста, ты помнишь, я был дружен с княжной Репниной, я даже сделал ей предложение, и мы обручились, — Андрей остановился на паузу, чтобы собраться с духом и признаться. — Боюсь, что жизнь при дворе не прошла для Наташи бесследно. Недавно я узнал, что у нее есть любовник. И этот любовник — наследник престола, Александр Николаевич.

— Ты в этом уверен? Возможно, это всего лишь слухи, цесаревич известен своей влюбчивостью.

— Я сам видел, как они целовались!

— Значит, ты делаешь это с Татьяной, чтобы наказать княжну? Видишь ли, сын…

— Оставьте меня в покое! Я не нуждаюсь в ваших наставлениях. Впрочем, и следовать вашему примеру я тоже не собираюсь. Чтобы не оказаться между двух огней, я намерен разорвать помолвку с Наташей. По-моему, это будет честнее, чем юлить, выкручиваться, скрываться, а потом ползать на коленях и молить о прощении.

— Как ты можешь быть таким жестоким?

— А вы?.. — Андрей махнул рукой и выбежал из комнаты отца, оставив его одного и с разбитым сердцем.

В коридоре к нему наперерез метнулся Забалуев.

— Андрей Петрович! Не проходите мимо.

— Что вам нужно, сударь?! — Андрей гневно обжег его взглядом с головы до ног.

— Фу, как мы стали сердиты, — Забалуев скривил губы и поморщился. — Вы так и не надумали оказать мне посильную финансовую помощь?

— Я надумал дать вам пинком под зад!

— Какая несдержанность! — покачал головой Забалуев, но на всякий случай чуть отодвинулся от него. — Тогда, быть может, вы выслушаете еще одно мое предложение? Весьма выгодное, смею вам сказать.

— Что еще за гадость вы придумали?

— Почему гадость? Я готов уступить вам собственную усадьбу. По сходной цене. Не отказывайтесь, Андрей Петрович. Лучшего подарка к свадьбе трудно придумать. Думаю, Наталья Александровна будет довольна.

— Вы готовы уступить мне вашу развалюху? — рассмеялся Андрей.

— Прекрасное имение — лес, угодья, недорого возьму.

— Побойтесь Бога, Андрей Платонович! От вашего леса остались одни щепки, а от угодий — пыль. Знаете ли, да ваше имение даром взять — оскорбление для приличного человека.

— Но можно все поправить, отремонтировать. Выйдет прекрасное семейное гнездышко. А, Андрей Петрович? Только как родственнику.

— Боюсь, вы опоздали со своим выгодным предложением. Свадебный подарок может вскоре не понадобиться. И больше вам не удастся нас шантажировать. Ваше время истекло, господин разоритель уездного дворянства!

— Постойте, Андрей Петрович! — бросился за уходящим Андреем Забалуев. — Куда же вы? Почему не понадобится? Что вы задумали? Постойте, да постойте же…

«Ах ты, черт!» — Забалуев без сил прислонился к стене в коридоре — он был сражен. Все его планы вытянуть деньги, чтобы покрыть долг в казне, рушились один за другим. Забалуев заметался, еще чего доброго Репнин выполнит свою угрозу и упечет его на веки вечные, отправит на каторгу. И тогда все — пиши пропало!

В этот момент он услышал в коридоре шаги. Забалуев отступил в тень — мимо него прошла в гостиную Татьяна. В руке у нее были саквояж и ридикюль — Забалуев вздрогнул. Он как-то видел, что в таком ридикюле Долгорукая возила свои украшения. Задержав дыхание, Забалуев на цыпочках двинулся за Татьяною следом. Он видел, как она поставила ридикюль на столик в гостиной и вышла с саквояжем в прихожую. И тогда Забалуев в один прыжок оказался в гостиной и схватил ридикюль.

— Андрей Платонович, что это вы делаете? — воскликнула только что вошедшая в гостиную Лиза.

— Я? Что? Где? — Забалуев бросил ридикюль на пол.

— Но это же маменькин! В нем она хранит свои украшения!

— Я так и думал, вот и решил проверить закрыто ли на ключ, — брякнул Забалуев.

— Вор! Вор! — во весь голос закричала Лиза.

— Да как вы смеете, Елизавета Петровна, вы что, вы считаете… — засуетился Забалуев.

— Вас выкинут из этого дома прежде нашего развода! Я прикажу исправнику следить за каждым вашим шагом, и, если вы еще раз что-нибудь украдете, он вас тотчас же посадит под арест.

— Я вижу, вы тоже лишились рассудка! Какой исправник, какой арест? И вообще, как вы смеете так разговаривать с законным супругом? Я — ваш господин! Перед Богом и людьми! Извольте быть со мной уважительным и во всем подчиняться!

— А вот это вы, Андрей Платонович, размечтались! Я вас больше не боюсь. Теперь здесь папенька хозяин. А он так просто этого не оставит, вас выкинут из нашего дома!

— Ваш папенька мне не указ, я ваш законный супруг! — в тон ей закричал Забалуев. — Хотите жаловаться? Бегите! Управимся и с вашим папенькой.

— Что это значит? — в гостиную, держась одной рукой за стену, медленно вошел князь Петр. — Кто вы такой, чтобы кричать на мою дочь в ее собственном доме?

— Я? — побагровел Забалуев. — Я ей законный супруг! Венчаный и супругой вашей одобренный!

— Однако это еще не дает вам право обижать ее.

— Он пытался украсть мамины драгоценности, — воскликнула Лиза.

— Наглая ложь! — высокомерно сказал Забалуев.

— Довольно! — прервал его Долгорукий. — Если вы не хотите, чтобы вас тотчас же выставили за порог, умерьте свой пыл и немедленно извинитесь перед Лизой.

— Да за что же? — всплеснул руками Забалуев. — Она меня почти публично оскорбила, выставили вором, и я же еще и должен извиняться? Увольте, Петр Михайлович! Это вы еще должны у меня прощения просить — пораспустили своих дамочек. Одна меня уже оболгала, обвинив в том, что сама и совершила, — дружка вашего, между прочим, любезного, барона Корфа, отравила. Но, слава Богу, есть еще на земле справедливость — меня оправдали! А теперь вторая за меня взялась — в воровстве обвинила. Да есть ли этому предел?!

— Папенька! — расплакалась Лиза. — Да что же это? Неужели же нет на него никакой управы?

— Вот что, дорогой зятек, — едва сдерживая злость, резюмировал Долгорукий. — Я не желаю больше ни видеть, ни слышать вас. Я не могу сейчас прогнать вас, ибо сделанного не вернешь, и вы еще считаетесь мужем Лизоньки. Но имейте в виду — как только я получу Высочайшее согласие на развод, вы и минуты в этом доме не останетесь.

— Что здесь такое, отец? — на шум в гостиную спустился Андрей. И следом потихоньку вышла Долгорукая.

— Все в порядке, — кивнул ему князь Петр, обнимая взволнованную Лизу. — Господин Забалуев уже уходит. — Забалуев осклабился и, изобразив реверанс, направился к двери. Андрей не посторонился, задев его плечом. Забалуев поморщился, но задираться не стал и, втянув воздуху, ужался до той степени, чтобы можно было протиснуться в оставленное Андреем пространство в растворе двери.

— Петруша… — решилась подать голос Долгорукая. — Я уже все собрала, уложила, можно ехать. Остались только детские вещи. Андрюшенька, ты уже разобрался, какие игрушки ты берешь с собой? Лиза, а ты проследила за Соней — взяла ли она карандаши и краски?

— Нет, маменька, — растерялся Андрей.

— Так пойди в свою комнату, поторопись. С ума с вами сойдешь, с озорниками. А ты, Лиза, готова уже?

— Я стараюсь, маменька, — Лиза с грустью посмотрела на отца. — Я обещаю вам, что все проверю. И Соне помогу.

— Хорошо, ступай, ступай, — кивнула ей мать.

— Дети так соскучились по тебе, Петруша, — нежно сказала Долгорукая, проводив Лизу мечтательным взглядом. — В Петербурге ты, видимо, не сможешь уделять им достаточно времени. А они так соскучились по тебе!

— Ты права — сейчас я особенно нужен им.

— Как бы дети не замерзли по дороге в Петербург. Зима все-таки.

— Да уж, не жарко. А что, если отложить нашу поездку до весны?

— Петя, да в своем ли ты уме? У тебя семь пятниц на неделе. Я же все собрала.

— Маша — ты прекрасная мать и верная супруга.

— А я это знаю… — как-то странно улыбнулась Долгорукая и, потрепав мужа по щеке, направилась к себе.

Войдя в комнату, она воровато оглянулась по сторонам и что есть силы сжала кулаки.

— Ненавижу! Ненавижу! — прошипела она в пустоту и вздрогнула — пустота зашевелилась и ожила. — Кто здесь? Кто?

— А не признала, милая? — голосом Сычихи ответила темнота, и тотчас же она сама вышла на свет.

— Какого лешего ты здесь? Кто тебя звал? Хочешь, чтобы собак на тебя спустила? — зашипела Долгорукая.

— А ты меня собаками не пугай! — также шепотом ответила ей Сычиха. — Люди пострашнее собак будут! А вот скоро все узнают в округе, какая ты у нас сумасшедшая! В бароновой погибели проклятие выйдет тебе и всей твоей родне! От невинной крови не отмоешься! Своим безумием не отделаешься! — Сычиха клятвенно подняла руку.

— Ой, как красиво говоришь, милая! Только у тебя-то руки тоже в крови. Да, да драгоценная! Мне твоя тайна известна! А все о ней узнают — не сносить тебе самой головы. Вот так-то! Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видела!

— Я-то уйду, но и тебе от расплаты не уйти! — пригрозила ей кулаком Сычиха. — Полоумной тебе не долго оставаться. Больше никого не заморочишь и от расплаты не уйдешь. И за Марфу ответишь, и за Лизу. За все души покалеченные, за всех убиенных. И не жди, что я молчать стану и угрозы твоей убоюсь. Я от кары Божьей не бегу, все когда-нибудь искуплю. А только твой час раньше моего будет. Ибо твои прегрешения не сравнимы с моими — я душу спасала, а ты калечила. Не равняй меня с собой — разные мы. И судьба у нас будет разная. Тебе гореть в аду, а мне даст Господь покой, и на том спасибо. Иного не жду. И ты не жди. Не будет тебе прощения — ни на земле, ни под землей!..

Загрузка...