Возвращение герцога

Глава 3

Айлин проснулась, как обычно, рано, но с таким чувством, что сегодняшнее утро обещает быть особенным.

Накануне, когда они обходили дом, герцог говорил мало, только слушал ее рассказ о том, как перестраивали дом его прежние владельцы, и о том, что при всех перестройках кельи остались нетронутыми.

В половине седьмого Айлин взглянула на часы и сказала, что обед будет готов через час. На это герцог неожиданно ответил:

— Надеюсь, мой слуга уже прибыл.

— Слуга?

— Странно было бы, если бы я приехал без багажа!

В его словах Айлин почудился упрек. Она действительно как-то упустила, что у герцога должен быть слуга, хотя ее отец, разумеется, никогда не путешествовал без своего камердинера.

Айлин помнила, что в юности, еще до того, как они обеднели, в Лондон их всегда сопровождали камердинер, гувернантки, секретари, конюхи, кучера и лакеи.

— Прошу прощения, — смущенно сказала она. — Как я могла забыть, что вы приехали налегке?

Она понадеялась, что слуга герцога не потребует, чтобы старый дворецкий помог ему внести багаж. Как бы читая ее мысли, герцог сказал:

— Не волнуйтесь. Сингх служит у меня уже много лет, и он смышленый человек.

Появление Сингха изумило Айлин. Его белый тюрбан и черная борода здесь, в аббатстве, казались чересчур экзотичными.

Но он был сильный, красивый и, как сразу поняла Айлин, весьма расторопный.

Прежде чем они с герцогом отправились осматривать дом, Айлин попросила миссис Берд принести в спальню, где спал еще ее отец, лучшие простыни, обшитые кружевами, с монограммами.

Девушка собиралась приготовить ему постель пока герцог будет обедать. Но когда они вышли из библиотеки, которую осматривали в последнюю очередь, слуга уже ждал в холле.

Он приветствовал их на восточный манер, и герцог сказал:

— О, ты уже здесь, Сингх! Ты принес все, что я просил?

— Да, мастер, — ответил Сингх. По-английски он говорил весьма неплохо. — Некоторые торговцы заставили ждать дольше, чем обещали, но я принес большую часть из того, что просил лорд саиб11

— Хорошо, — отозвался герцог. — Я полагаю, ты нашел мою комнату?

— Да, лорд саиб, и постелил постель.

При этом он с любопытством посмотрел на Айлин, и герцог сказал:

— Это мисс Эшли, которая смотрит за домом. Если что-то потребуется, попроси ее помочь тебе.

Сингх так же, по-восточному, приветствовал Айлин, а она сказала:

— Дворецкий покажет вам, где вы можете устроиться. Располагайтесь там, как вам будет удобнее.

— Спасибо, мэм-саиб.

— Когда Сингх приготовит мне ванну, я пойду переодеться к обеду, и я хочу, чтобы вы присоединились ко мне за столом, мисс Эшли.

Айлин смутилась, пытаясь найти предлог отказаться.

— Призраки моих предков глядят на меня со своих портретов весьма неодобрительно, и это совершенно непереносимо, — продолжал герцог. — Самое малое из того, чем вы можете мне помочь, так это постараться убедить меня, что внешность не отражает их истинной сути.

Его слова рассмешили Айлин, и она ответила:

— Благодарю вас за приглашение, ваша светлость, но я думаю, вы понимаете, что хранители библиотеки не часто обедают в столовой.

— Если вы печетесь о соблюдении приличий, то я не совсем понимаю, кого вы боитесь шокировать, — сухо заметил герцог, — если, конечно, не считать тех, кого нынче — хвала небесам — нет с нами!

Улыбка тронула губы девушки.

Герцог стал медленно подниматься по украшенной изящной резьбой лестнице в стиле эпохи короля Георга, а Айлин бросилась в буфетную.

— Его светлость настоял, чтобы я обедала с ним, — сказала она мистеру Берду, который доставал из сейфа серебряный канделябр.

— Так и должно быть, миледи.

— Мисс! — поправила Айлин. — Поставьте еще один прибор. Надеюсь, Глэдис поможет миссис Берд, и она обойдется без меня.

Не дожидаясь ответа дворецкого, она побежала по боковой лестнице к себе.

У нее самой почти не было вечерних платьев, если не считать тех, что принадлежали когда-то ее матери, а теперь висели в гардеробе, в комнате, которую раньше занимала гувернантка.

До сегодняшнего дня у Айлин не было повода примерить их.

Не было еще и времени сменить кринолин на турнюр.

И все-таки она предпочла надеть одно из очаровательных платьев матери.

Его голубой цвет шел к глазам Айлин, кринолин подчеркивал тонкую талию, а округлость плеч слегка открывал кружевной воротник, расшитый мелким жемчугом.

Айлин надела платье и испугалась, что герцог найдет ее слишком старомодной.

Затем она решила, что ей безразлично его мнение. Ведь важно только убедить герцога заняться восстановлением дома.

Айлин все еще не в силах была поверить, что он действительно равнодушен к своему титулу.

Мысль о том, что она одна способна убедить его вернуть былую честь фамилии, тяготила ее.

Взглянув на портрет брата, Айлин взмолилась:

— Помоги мне, Дэвид! Дай ему увидеть, что, несмотря на нерадивость нашего отца и легкомыслие деда, род Бери всегда вносил свою лепту в величие Англии, как делал бы это и ты, если бы был жив!..

Неожиданно девушке показалось, будто бы Дэвид подмигнул ей, словно давая знать, что он услышал ее слова и посмеивается над ее страхами.

Она будто слышала, как Дэвид говорит, что зов крови не позволит герцогу пренебречь своими обязанностями, что сам Дом сумеет убедить его лучше, чем она.

— Надеюсь, что ты прав, — сказала она, словно он и в самом деле спорил с ней. — Но он непонятный человек, и мне не нравится.

«Ты сама хотела, чтобы он проявил известную жесткость!» — будто бы услышала она слова Дэвида.

— Но ради нас, а не против!..

Тут Айлин спохватилась, что опоздает к обеду, если продолжит беседу с братом, и поспешила вниз. Герцог, как она и ожидала, сидел в кабинете с бокалом в руке. Бросив взгляд на серебряный поднос на столике перед ним, девушка увидела два графина. Значит, мистер Берд сумел отыскать мадеру.

Заметив, что герцог пристально рассматривает ее, Айлин, хотя и зарекалась оправдываться перед ним, все же не выдержала и тихо проговорила:

— Боюсь, на ваш взгляд, мое платье старомодно, но в нашей тихой провинции, мы только недавно узнали, что турнюр уже давно пришел на смену кринолину.

— Вы очаровательны, мисс Эшли.

Это было сказано в его обычной саркастичной манере и вряд ли могло считаться комплиментом.

Герцог предложил ей бокал мадеры, и, пригубив вино, Айлин подумала, что не пробовала его с тех пор, как несчастный случай уложил ее отца в постель. Доктора запретили ему пить спиртное, утверждая, что алкоголь может лишь усилить боли, от которых он и так жестоко страдал.

Иногда старый герцог все же требовал, чтобы ему принесли наверх бутылку бренди, и уверял, что это облегчает его мучения.

Когда дочь пыталась удержать его, он поднимал страшный крик. «Если ему хочется покончить счеты с жизнью, — заявлял старик, — то он не собирается спрашивать у нее разрешения».

Отец становился все агрессивнее, ни один доктор не мог облегчить его муки, и Айлин в конце концов решила, что нет смысла противиться его желанию.

Если отцу кажется, что алкоголь снимает боль, зачем ей протестовать?

Когда запасы бренди в подвале — и немалые — иссякли, герцог перешел на другие вина.

Незадолго до смерти его требования стали превосходить их возможности.

Случалось, что в состоянии опьянения герцог вел себя столь непотребно, что камердинер не впускал Айлин в спальню.

По утрам, когда отец мучился в тяжелом похмелье, вид у него был довольно неприглядный, и Айлин тяжело было сознавать, что перед ней человек, которого она знала и любила с раннего детства.

Часто она спрашивала себя, как бы вела себя ее мама, оказавшись в такой ситуации. Но скорее всего, если бы мать была жива, отец никогда не опустился бы до подобного состояния.

Айлин старалась не вспоминать обо всем, что ей пришлось пережить.

Теперь ей предстояла неравная борьба с новым герцогом.

Он сидел перед ней и медленно потягивал вино. Как раз в этот момент отворилась дверь, Сингх заглянул в комнату и провозгласил:

— Кушать подано, мастер!

Айлин с облегчением подумала, что старому дворецкому не пришлось преодолевать длинный путь от столовой до кабинета.

Еще больше она обрадовалась, увидев, что Сингх расставляет блюда на столе.

Обед заметно отличался от ленча, и Айлин догадалась, что герцог успел снабдить дворецкого деньгами.

Им подали суп из свежих грибов со сметаной.

На второе было баранье жаркое, и Айлин оно показалось изумительно вкусным. Последнее время у них были только кролики, — которых Джейкобс ловил в кустах возле дома, да голуби. Крестьяне вспугивали их с полей.

Миссис Берд на этот раз превзошла себя. И баранина, и курица просто таяли во рту.

Герцог отдал должное обоим блюдам, не оставив своим вниманием острые фаршированные помидоры и крыжовенный кисель со сбитыми сливками.

Эти блюда любили еще родители Айлин.

Миссис Берд готовила прекрасно, а на этот раз она еще и постаралась блеснуть своим кулинарным мастерством перед Глэдис.

Вдруг герцог, который с аппетитом поглощал уже вторую порцию баранины, спросил:

— Как это вам при столь великолепном поваре удается сохранять такое изящество, мисс Эшли! Надеюсь, вы не из тех нудных дам, которые больше всего на свете боятся поправиться?

Айлин только рассмеялась в ответ. У них постоянно не хватало еды, так что ей не приходилось заботиться о том, как сохранить фигуру.

Иногда, когда куры отказывались нестись, а в силки Джейкобса не попадалось ни одного кролика, им приходилось питаться лишь овощами, которые еще можно было найти на запущенном огороде. Причем картофель Айлин сажала сама. Старому садовнику из-за его артрита зачастую было не под силу копаться в земле.

— Что вас тревожит? — неожиданно спросил герцог.

— Почему вам кажется, что меня что-то беспокоит?

— Такой у вас вид с первого момента нашей встречи. Неужели это из-за того, что я не оценил своих великих предков?

— А разве после всего, что я вам рассказывала, вы не осознали собственного величия?

Герцог рассмеялся.

— Ну, нынешнее положение дел таково, что я вряд ли буду упиваться своим величием!

— Едва люди почувствуют, что вы истинный герцог Тетберийский, перед вами откроются такие возможности, каких вы не будете иметь нигде больше.

— Это какие же, например? — скептически спросил герцог.

Он сидел, откинувшись в кресле, и Айлин невольно отметила, что несмотря на то, что его вечерний костюм поношен и несколько небрежен, герцог весьма хорош собой.

Это трудно было объяснить словами, но, казалось, он олицетворял собой саму жизнь, и эта жизненная сила притягивала и восхищала.

«Таким и должен быть истинный герцог», — думала Айлин, вспоминая своего отца в молодости.

Наверное, все ее предки были отмечены этим даром энергии и жизнелюбия, в особенности второй герцог, завоевавший славу в Индии и удостоенный награды низама.

Но немного погодя Айлин вновь почувствовала неприязнь к новому хозяину аббатства за его равнодушие ко всему, что было дорого ей самой.

Она так старалась, показывая ему дом, что совсем не обратила внимания на его глухое молчание при виде картин, севрского фарфора, знаменитой коллекции оружия, с незапамятных времен собираемой всеми из рода Бери.

С годами в этой уникальной коллекции появились и другие ценные вещи — кубки, шкатулки, — которые присылали семье в дар со всех концов света.

В одной из комнат в шкафу хранились награды, завоеванные их предками на полях сражений, или полученные в знак милости правящих монархов.

Здесь был орден Подвязки, усыпанный бриллиантами, каждый из которых в случае продажи обеспечил бы пищей весь дом на три-четыре месяца.

Были там ордена других государств, сверкавшие драгоценными камнями. Мать Айлин не раз шутила, что впору ей носить их как украшения, так они красивы.

Сейчас, наблюдая за герцогом, который с прежним скептическим выражением восседал во главе стола, Айлин в отчаянии думала, что для него ее родной Дом — не более, чем свалка старых реликвий, которые ему глубоко безразличны.

— Завтра, — сказал герцог, когда дворецкий снова наполнил его бокал кларетом, — я хотел бы осмотреть имение.

— Придется ехать верхом.

— Разумеется. Полагаю, лошадь для меня найдется?

— Вы можете выбрать одну из двух. Но одна из них принадлежит мне. Когда-то, при четвертом герцоге, в конюшне стояли до сорока лошадей!

Заметив удивленный взгляд герцога, Айлин поспешно добавила:

— Пегаса… подарили мне, когда я была еще девочкой-подростком.

Герцог ничего не сказал, и она продолжала:

— Вторую лошадь я купила очень дешево у местного фермера. Тот решил, что не справится с таким строптивым животным. С помощью Джейкобса мне удалось приручить ее, но бывает, что она выходит из повиновения.

Айлин помолчала потом, смущенно глядя на герцога, сказала:

— Я не сомневаюсь, что вы хороший наездник, но если вашей светлости будет угодно, я готова уступить вам Пегаса.

— Похоже, вы хотите обидеть меня, мисс Эшли!

— Нет, прошу вас!.. Я не это имела в виду.

Просто я подумала, что вы… быть может… больше привыкли ездить на… слонах и верблюдах, чем… на лошадях…

— А еще на яках, буйволах! Воистину, мисс Эшли, в данный момент вы являете собой типичный пример английского невежества в отношении иных стран.

Айлин пробормотала какие-то извинения, а герцог продолжал:

— Смею вас заверить, что в Калькутте имеются прекрасные ездовые лошади. Не хуже, чем в Эскоте и Эпсоме12 Ваш строптивец меня ничуть не пугает.

Его тон был столь язвителен, что Айлин смогла лишь проговорить:

— Я… прошу прощения… Я действительно… ничего не знаю о том, какую жизнь… вы вели до того, как приехали сюда…

Она с трудом удержалась, чтобы не сказать, что его потрепанный гардероб не позволяет отнести герцога к владельцам ездовых лошадей.

Однако это было бы явной дерзостью, и, словно оправдываясь, Айлин добавила:

— Я скажу Джейкобсу, чтобы он оседлал лошадей к завтрашнему утру. Я только хотела узнать, какую из них он может седлать для меня.

— Я прекрасно понял, что вы имели в виду, мисс Эшли, — резко ответил герцог. — Насколько мне известно, все мои предки были прекрасными наездниками. Уверен, что не составлю исключения из этого правила.

Айлин вздохнула, подумав, что ее безобидный вопрос еще больше все усложнил.

Словно почувствовав, что его резкость безосновательна, герцог сказал:

— Расскажите мне о себе. Странно, что ваши родственники разрешили вам жить одной в этом доме и работать, не покладая рук, как бы много вам за это ни платили.

Он помолчал и добавил:

— Кстати, а каково ваше жалованье?

Айлин его вопрос застал врасплох, и она ответила не сразу:

— Как хранительница библиотеки я должна была получать сорок фунтов стерлингов в год, ваша светлость, однако последнее время я не получала ничего.

— Это меня не удивляет, — заметил герцог. — Но почему вы не попытались найти себе другую работу.

— Мне здесь нравится, и, как я уже говорила, я всегда жила в этом доме.

— И вы боитесь уезжать отсюда?

— Очень… и, по правде говоря… я хочу остаться… Пожалуйста! Позвольте мне остаться!..

Мольба, которая звучала в голосе девушки, и страх в ее глазах не ускользнули от внимания герцога.

— Поговорим об этом в другой раз, — ответил он, — хотя меня весьма удивляет, что вы предпочитаете жить совершенно одна в пустом доме вместо того, чтобы общаться со сверстниками и выслушивать бесконечные комплименты от влюбленных в вас молодых людей.

Айлин рассмеялась.

— Это последнее, в чем я нуждаюсь! К тому же я вовсе не одинока.

— Вот как? У вас есть друг?

— Есть существо, которое значит для меня больше всего на свете. Кто всегда рад меня видеть, никогда не возражает мне и, я уверена, любит меня.

Не скрывая удивления, герцог с насмешкой спросил:

— Кто же этот счастливчик? И означают ли ваши слова, что вы собираетесь замуж?

Айлин этот разговор начинал забавлять. Она покачала головой.

— Нет. Хотя, уверяю вас, если бы боги были так добры, что превратили бы его в кентавра, я бы это непременно сделала.

Герцог догадался раньше, чем она ожидала.

— А! Так вы говорите о своем коне!

— Да, о Пегасе, — улыбнулась девушка. — Когда по утрам я скачу на нем, мне больше никого и ничего не нужно.

— В таком случае, вы сильно отличаетесь от других девушек вашего возраста.

— А вы знали многих?

Она припомнила слова Дэвида о том, что большинство его друзей считают девушек скучными и предпочитают флиртовать с замужними женщинами.

Герцог усмехнулся и ответил:

— С каждым годом все больше и больше юных англичанок отправляются в Индию в поисках мужа. Их называют «Рыболовным флотом», но, смею вас заверить, я никогда не попадался в их сети!

— Отчего же? Вы их боялись?

Герцог рассмеялся.

— Нет, я просто не хочу жениться! «Быстрее идет тот, кто идет один». Я собираюсь остаться холостяком.

Айлин помолчала, затем произнесла:

— Когда-нибудь должен родиться седьмой герцог Тетберийский.

— Опять вы толкуете о моих обязанностях, мисс Эшли. Я не выношу этого слова и не собираюсь жениться. Стало быть, седьмого герцога не будет или, по крайней мере, это будет не мой сын!

Айлин с ужасом воскликнула.

— Но вы не можете так говорить! После вас некому будет унаследовать титул, и династия прекратит свое существование!

— Это что, катастрофа?

— Разумеется! Как вы можете позволить вымереть роду, который внес столь весомый вклад в историю страны?

— Как бы красноречивы вы ни были, мисс Эшли, — ответил герцог, — но я не вижу, какой вклад внес в историю покойный герцог. А его погрязший в долгах отец и подавно не вызывает уважения.

— Его лошади стали победителями на многих классических скачках. Он коллекционировал картины, на которых изображались охота или спорт. Они висят сейчас в галерее, и некоторые из них очень ценны.

— И, насколько я понимаю, за многие он так и не расплатился.

Герцог явно издевался над ней. Глаза девушки вспыхнули.

— Легко обвинять умерших, — сказала она. — Но пока, ваша светлость, я еще не слышала, какую пользу своей стране принесли лично вы! И мне очень хотелось бы узнать это!

Тон Айлин не оставлял сомнений в том, насколько она уязвлена. Герцог, чуть помедлив; произнес:

— Поскольку обед окончен, а вы, мисс Эшли, так печетесь о сохранении традиций, думаю, с вашей стороны было бы правильно оставить меня наедине с моим портвейном.

От его слов щеки Айлин вспыхнули, она поднялась и направилась к выходу.

Герцог опередил ее и демонстративно распахнул перед ней дверь.

Стараясь не показать, насколько униженной она себя чувствует, девушка гордо подняла голову, на мгновение остановилась и спросила:

— Понадобятся ли еще мои услуги сегодня вашей светлости, или я могу быть свободна?

— Как пожелаете, мисс Эшли. В самом деле, сегодня для вас был нелегкий день, а завтра нам предстоит верховая прогулка перед завтраком.

Что же касается времени… Я предпочел бы…

Что вы скажете насчет семи часов?

— Я буду готова, ваша светлость.

Айлин сделала реверанс, герцог поклонился, — как ей показалось, насмешливо, — и девушка выскользнула за дверь.

— Ненавижу его! — повторяла она, взбегая по парадной лестнице и спеша дальше по коридору, который вел к ее комнатам в западном крыле.

Захлопнув за собой дверь, она подошла к портрету Дэвида и возбужденно заговорила:

— Ну и как тебе наш новый герцог? Я не смогла… Я бессильна переубедить его!..

Она взглянула в глаза брату и добавила:

— Ах, Дэвид! Как ты мог погибнуть, когда ты так нужен здесь!.. Мы любим Дом, и уж сумели бы что-нибудь придумать.

Она почувствовала, что слезы подступают к ее глазам, и продолжала:

— Папа говорил правду о кузене Роланде, и Шеридан абсолютно такой же, как и он: избалованный, эгоистичный, отвратительный человек! Я ненавижу его! Ненавижу! И что бы я ему ни сказала — все будет без толку!

От унижения, от сознания собственного бессилия Айлин разрыдалась.

И продолжала плакать, пока не уснула.

Несмотря на круги под глазами, которые остались от вчерашних слез, по дороге к конюшне Айлин чувствовала, что ее сердце бьется веселее при мысли о встрече с Пегасом.

Как бы ни было плохо все вокруг, она любила его, и конь отвечал ей взаимностью.

Заслышав ее шаги, он подошел к самой двери стойла. Айлин обвила руками его шею.

— Ах, милый! — воскликнула она. — Что бы ни случилось, я никогда тебя не оставлю!

Даже если мы останемся здесь и будем бродить и просить подаяния, мы все равно будем вместе.

Она прислонилась щекой к шее коня и от избытка чувств закрыла глаза. Неожиданно раздавшийся голос заставил ее вздрогнуть:

— Вы так преданы своему коню, мисс Эшли, что Пегас должен оценить вашу готовность принести себя в жертву. Семья Бери, похоже, была отнюдь не столь благодарна.

Медленно Айлин разжала руки.

Пегас продолжал тыкаться в нее носом, требуя внимания. Айлин повернулась к герцогу, который стоял в дверях конюшни и глядел на нее еще насмешливее, чем обычно.

— Ваша светлость рано проснулись, — заметила она, пытаясь говорить холодно и спокойно, однако на самом деле ее голос звучал тихо и смущенно.

— Привычка, оставшаяся от жизни на Востоке. Где же та лошадь, которая, как вы надеетесь, сбросит меня?

— Я не надеялась ни на что подобное! — возмутилась Айлин.

Вошел Джейкобс и обратился к ней:

— Доброе утро, ми… мисс! Вы встали раньше обычного. Я только что собрался оседлать Гнедого.

— Его светлость уже ждет, Джейкобс.

Повернувшись к герцогу, она сказала:

— Это Джейкобс. Он служит здесь тридцать пять лет и надеется, что при вашей светлости конюшни больше не будут пустовать!

Она надеялась тронуть герцога этими словами, но он лишь бросил на нее взгляд, который свидетельствовал, что он ждал от нее чего-то подобного и теперь забавляется тщетностью ее попыток.

Герцог пожал руку Джейкобсу и заговорил с ним дружески, без малейшего намека на снисходительность. Айлин с изумлением поняла, что он нравится конюху.

Джейкобс умел обращаться с лошадьми, как никто другой. И так же, как он сразу мог отличить хорошую лошадь от плохой, он разбирался и в людях.

Седлая Гнедого, он разговаривал с герцогом, как один любитель лошадей с другим, и это был язык, понятный лишь им одним.

Когда они выехали за ворота, Айлин убедилась, что напрасно сомневалась в герцоге.

Так же, как когда-то ее отец, он, казалось, слился с лошадью в единое целое. Да, независимо от того, нравилось ему это или нет, мастерство верховой езды Шеридан явно унаследовал от своих предков.

Пегас был полон сил, а Гнедой старался испытать нового ездока. Они проскакали галопом через парк, по тропе, выбранной Айлин. На ней не было кроличьих нор и поваленных деревьев.

Когда они выехали на поля, которые должны были быть уже вспаханы и засеяны, Айлин поняла, хотя герцог не произнес ни слова, что он поражен этим запустением.

Хендерсоны, жившие на Домашней ферме, не знали, что к ней следует обращаться «мисс Эшли», поэтому Айлин предложила герцогу навестить их, пока сама она объедет поля.

Девушка видела, что от внимания герцога не ускользнули ни сорванные с амбаров крыши, ни пустые коровники, которые тоже нужно было ремонтировать.

Молча они подъехали к следующей ферме, некогда приносившей немалый доход, но теперь тоже разоренной.

Так они продолжали объезжать имение, пока Айлин, решив, что увиденного ими достаточно, не предложила вернуться к завтраку.

Подъехав к конюшне, возле которой их поджидал Джейкобс, герцог произнес:

— Благодарю вас, мисс Эшли. Вы нисколько не преувеличивали, говоря о разорении имения, которое я имел несчастье получить в наследство.

Затем он язвительно спросил:

— Хотел бы я знать, обязаны ли мы этим запустением длительной болезни покойного герцога, или же вся вина лежит на тех, кому было поручено следить за состоянием имения?

Айлин подумала, что герцог пытается обвинить мистера Уиккера и поспешила ответить:

— Конечно, это вина старого герцога. Его поверенные всегда пытались убедить его быть более осторожным и экономным, но он не слушал их, а потом уже невозможно было что-нибудь исправить.

— Неудивительно, — отозвался герцог. — Ив то же время он имел дерзость обвинять моего отца в проступках, которые тот не совершал!

Айлин не нашлась с ответом и, соскочив с седла, поспешила к дому, оставив коней на попечении Джейкобса.

Войдя в комнату, куда обычно подавали завтрак, она увидела, что Сингх и Берд вместе накрывают на стол, причем так, как это бывало в ее детстве.

Под тремя серебряными блюдами горели свечи, чтобы сохранить их горячими. Свежеиспеченный хлеб и горка золотистых гренков лежали на большом тоже серебряном подносе.

Айлин с герцогом завтракали молча. Затем она предложила ему подлить кофе, и, пока девушка наполняла чашку, герцог произнес:

— Думаю, все остальное мне тоже лучше увидеть сегодня же утром.

— Решение зависит от вас.

— Отлично. Давайте поскорее покончим с этим.

Они снова оседлали лошадей и направились в деревню. Айлин показала герцогу дома, в которых жили вышедшие на пенсию слуги. Эти дома имели такой же жалкий вид, как постройки на фермах.

Богадельня стояла закрытая, с выбитыми стеклами.

На самой дальней ферме имелось кирпичное здание. Когда-то эта усадьба была восхитительна.

Теперь окна в доме были заколочены, крыша сорвана, сад запущен и зарос травой.

— Последний из арендаторов хотел выкупить этот дом и пятьсот акров земли по очень высокой цене. Но узнав, что это невозможно, он куда-то уехал. С тех пор никто не интересуется арендой.

Герцог ничего не ответил и тронул коня.

Они осмотрели еще две фермы. На одной жила пожилая чета, такие же старики, как Хендерсоны, со слабоумным сыном. Другая ферма пустовала.

Когда они вернулись и поставили лошадей в стойла, герцог сказал:

— Мне бы хотелось поговорить с вами, но, полагаю, вам надо переодеться. Приходите в мой кабинет через полчаса.

Айлин со страхом взглянула на него:

— Вы говорите как школьный учитель, который хочет меня за что-то наказать, но так или иначе, я не заставлю вашу светлость ждать.

Она прошла через холл и, не оборачиваясь, поднялась по лестнице.

Взглянув на свою поношенную амазонку, девушка подумала, что она вызывает у герцога такое же презрение, как все царившее в имении запустение.

Переодевшись в зеленое платье, что было на ней вчера, Айлин бросила взгляд на портрет брата и подумала, согласится ли герцог с ее предложением тайно продать какие-нибудь картины.

Что бы ни говорил отец, она чувствовала, что герцог не был бесчестным человеком.

«Если бы только Дэвид был здесь, — думала она, — он согласился бы пожертвовать частью картин ради дома. Если бы приходилось выбирать одно из двух, он сделал бы то, что было нужно дому».

Потом, предположив, что герцог уже у себя в кабинете, Айлин поспешила вниз.

Герцог сидел за столом, делая какие-то пометки на листе бумаги. Когда девушка вошла, герцог посмотрел на нее с каким-то непонятным выражением на лице.

Она подошла ближе, и он сказал:

— Ну, кузина Айлин, полагаю, пора прекратить эти игры и заняться делами.

Айлин застыла на месте. Ее щеки залила краска стыда и смущения.

Секунду она думала, не попытаться ли опровергнуть его слова, но затем она решила признать, что герцог оказался проницательнее, чем она предполагала.

— К-как вы узнали, кто я… такая?

— Я же не слабоумный, — ответил герцог. — А когда слышишь, как вся прислуга запинается, произнося ваше имя, легко заподозрить, что дело нечисто. В конце концов, ваш портрет висит в гостиной герцогини.

Айлин улыбнулась.

— Это портрет мамы, сделанный сразу после свадьбы.

— Вы весьма похожи на нее, — сухо сказал герцог.

— Простите, что пыталась обмануть вас, но я не хотела добавлять ко всем проблемам еще обузу в своем лице.

— Вы считаете себя обузой?

— Я… боюсь, что да… Видите ли, у меня нет денег, и… мне совершенно некуда идти…

— И вы, конечно же, не нашли сокровища низама?

— Вы знаете о завещании отца?

— Поверенные прислали мне копию с письмом, из которого я узнал о смерти герцога.

— Так как драгоценности были спрятаны в 1805 году и, похоже, вряд ли когда-нибудь будут найдены, вы можете представить, в каком положении я оказалась.

— Я бы назвал его затруднительным.

— Но вас должна заботить не я, а судьба имения и Дома, так же, как она заботит меня.

Чувствуя слабость во всем теле, Айлин опустилась на стул у стола.

— Что… вы собираетесь делать? — спросила она, и ее голос дрожал от волнения. — Не со мной, а… со всем остальным?

— Об этом я и хотел поговорить с вами, — ответил герцог. — Я попробовал взглянуть на вещи непредвзято.

— И… пришли… к какому-нибудь… выводу?

Герцог кивнул. Айлин, казалось, перестала дышать.

— Что вы решили? — еле слышно спросила она.

— Я изначально решил, — ответил герцог, — вернуться туда, где я жил прежде. Вернуться к той жизни, к какой я привык!

Айлин вся сжалась.

— Не могу поверить! — в отчаянии воскликнула она. — А как же Дом? Как же имение и… ваш титул?

— Меня не интересует титул. Я не собираюсь его использовать.

Айлин, казалось, лишилась дара речи, а герцог продолжал.

— Кроме того, я не думаю, что все, что вы мне показали, стоит тех денег, которые уйдут на его восстановление и содержание.

Он замолчал. Айлин, чувствуя, что ее лицо побледнело, а руки дрожат, произнесла:

— Как вы можете так поступить? Как вы можете… отречься от всего, что, хотите вы этого или нет, является вашим Домом?

— Все это не имеет ко мне никакого отношения! — возразил герцог. — Мой отец никогда не был членом семьи, потому что он был им не нужен. Они сделали из него козла отпущения и третировали как белую ворону.

— Это было… много лет назад…

— Только не для меня, — ответил герцог. — Я рос, чувствуя негодование и горечь отца и меня всегда возмущало отношение к нему.

Он невесело рассмеялся.

— Еще ребенком я поклялся отомстить за отца, которого я любил и которым восхищался.

И вот, пришел мой час! Честно говоря, я собирался спалить этот дом дотла своими собственными руками!

Айлин в ужасе вскрикнула. Герцог продолжал:

— Вместо этого я закрою его, заколочу окна И оставлю гнить. И пусть души наших предков будут так же отторжены от мира, как мой отец и как до последнего времени был и я.

— П-прошу вас… — начала было Айлин, но Шеридан перебил ее:

— Пускай они смотрят из рам своих портретов в пустоту комнат и не видят ничего и никого! Они останутся в этом пустом доме, и он станет для них более достойным надгробием, чем те, что стоят на их могилах. Это моя месть за отца, и мысль об этом будет всегда радовать мое сердце.

Герцог замолчал. Его губы кривились в презрительной ухмылке, и Айлин поняла, что он жаждет услышать ее мольбы и протесты, чтобы пренебречь ими.

Она заговорила тихо, и ей самой казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека.

— И когда вы уничтожите нечто… прекрасное… и величественное… нечто, бывшее вашим… и только вашим… тогда вы будете счастливы?..

— Я просто буду думать о том, что это красивая месть!

— Для вас… одного, — прошептала Айлин.

— Для меня и для того, что осталось от семьи.

— А для меня… будет тьма… и страдание от того, что я… не смогла…

— Не смогли — что?

Айлин какое-то время молчала, потом заговорила вновь:

— До вашего приезда я ненавидела вас за то, что вы так долго не появлялись, за ваше равнодушие…

— Вы ненавидели меня? — перебил герцог.

— И после вашего приезда моя ненависть росла с каждой минутой, — тихо сказала Айлин, — потому что я увидела насколько безразлично вам все, чем наш род дорожил и гордился в течение трех столетий.

Она подняла голову и взглянула на портрет второго герцога.

— Я не могла себе представить, что вы решитесь на столь низкий поступок: снять с себя всякую ответственность, отказаться от своих обязанностей.

Голос девушки дрожал, но она продолжала:

— Должно быть, л все-таки инстинктивно догадывалась о ваших замыслах. Вот почему я ненавидела вас раньше и ненавижу сейчас! И если остались еще люди, носящие фамилию Бери, они, их дети, и дети их детей будут проклинать вас!

С этими словами Айлин встала и отошла к окну, повернувшись спиной к герцогу, чтобы он не видел ее слез.

Затем заговорил герцог и заговорил совсем другим тоном:

— Но, разумеется, Айлин, я должен еще подумать, как быть с вами.

Она обернулась.

— Вы хотите предложить мне милостыню, кузен Шеридан? Можете не утруждать себя! Я скорее буду голодать или умру, чем приму что-нибудь из ваших рук! Вы можете вышвырнуть меня из дома. Я буду ночевать в лесу или в стогах сена, но я останусь на этой земле!

Ее голос срывался, но она не могла и не хотела остановиться:

— Вы можете считать меня сумасшедшей, н6 я верю: те, кто жил здесь раньше, и… мой брат Дэвид, который должен был быть… на вашем месте… они помогут мне!..

Она выпрямилась так, что стала казаться выше, и совсем тихо произнесла:

— Как-нибудь я сумею спасти этот Дом от гибели. И что бы вы ни собирались делать, как бы… низки ни были ваши намерения, я знаю…

Я чувствую сердцем, что… настанет день и человек по фамилии… Бери, гораздо лучше вас, займет ваше место… и он будет достоин своего имени!

С этими словами Айлин вышла из кабинета.

Дверь бесшумно закрылась за ней.