Возвращение в Бэлль-Эмбер

Глава восьмая

Тетя Патриция предложила Кэрин и Лайане провести денек в городе, прежде чем у Пипа начнутся каникулы. Вероятно, они смогут там пообедать и побывать на каком-нибудь спектакле, заявила она за завтраком, не подозревая, что тем самым способствует началу событий, которые должны будут столкнуть неизбежных соперниц — Селию и Кэрин.

А все началось достаточно безобидно. Был прекрасный день, не предвещавший ничего необычного: удовольствие от дороги, смех и шутки в пути, хихиканье при поисках Кэрин свободного места для парковки.

Обед прошел весело, отчасти под воздействием двух выпитых непривычных коктейлей. Лайана сдержанно посмеивалась над развязавшимся язычком Кэрин. После обеда Лайана предложила пойти на нашумевший фильм — сама Кэрин никогда бы его не выбрала, но была счастлива доставить удовольствие Лайане.

В холодном полумраке кинотеатра Кэрин решила, что только по одной причине фильм достоин быть не выброшенным на помойку: из-за отрицательной героини, высокой интересной брюнетки, внешне похожей на Лайану, если бы ее одеть и причесать так, как была одета и причесана актриса. В голове у Кэрин возникла интригующая идея, и она толкнула Лайану в бок.

— Это ты!

Лайана озадаченно посмотрела на Кэрин.

— Кто я?

— А вот та девица на экране.

Лайана уставилась на экран, но возмущенное «шш!» у них за спиной, лишило их возможности дальнейшего разговора. В богатой идеями голове Кэрин зрел план. Она сидела, погрузившись в свои мысли, тщательно все обдумывая. Главное — сменить прическу, это изменит облик Лайаны до неузнаваемости. Видя на экране практически двойника Лайаны, Кэрин была в этом абсолютно уверена. Но как это сделать? Один отрезанный завиток не изменит погоды, а чтобы отрастить волосы, Лайане потребуются века!

Ну, разумеется, парик! Решение очевидное исамое простое. Сейчас все носят парики. Чем больше Кэрин думала об этом, тем больше нравилась ей ее идея. А конец еще не скоро! Она сидела, смертельно скучая, не интересуясь этой пародией на жизнь и похождениями аморальной героини.

Слепящий солнечный свет после темного кинозала не ослабил энтузиазма Кэрин. Лайана легко согласилась на эксперимент. В лавочке париков она погрузилась в размышления, как заблудшая душа в омут.

— Привет, Клеопатра! — озорно воскликнула Кэрин, и ее глаза загорелись от восхищения.

— Это действительно я?

Кэрин усмехнулась.

— Разве я не говорила, что челка тебе пойдет? Это просто суперпарик, да и цвет превосходный! Ничем не отличается от твоего естественного цвета. К счастью, ты достаточно высока, чтобы носить такую прическу.

— Но парик!

Лайана вертелась во все стороны перед зеркалом, не веря в свое преображение.

— О, да, ну ладно! У всех шикарных девушек теперь есть целые гардеробы париков и шиньонов. И не говори мне, что Джина Холмс была на балу без парика!

— Она, безусловно, была в парике, — задумчиво произнесла Лайана. — Ведь днем она была блондинкой! Я не очень хорошо выгляжу, да?

— Черт возьми, тебе отлично известно, что ты выглядишь прекрасно. Удивительно шикарно, как с обложки «Vogue». note 11 Ты хорошо сложена, как и тетя Триш.

— Я не так красива, как Триш, — просто заметила Лайана.

— Ты будешь красивой!

Голос Кэрин звучал твердо, и это придало Лайане уверенности.

— Ну, а теперь как насчет новых нарядов для нового облика?

— Почему бы и нет, — улыбнулась Лайана.

— А и, правда, почему бы и нет? Ты же не связана жестким банковским балансом!

Лайана чудесно владела искусством делать покупки. В этом отношении она была копией своей матери. Кэрин, привыкшую ходить из магазина в магазин, сравнивая товары и выбирая приемлемые цены, это и позабавило и ужаснуло. Лайана пролетала по отделам, то и дело бросая: «Запишите это мне в кредит» и «Запишите это на мой счет», и продавщицы, глядя на заказ, записывали ей в долг, оставляя менее выгодных покупательниц. Они обращались к ней: «Добрый день, мисс Эмбер», «Как поживаете, мисс Эмбер? У нас есть несколько замечательных новых моделей, мисс Эмбер… входите же… очень, очень мило… как раз для вас, в самом деле!»

«Они никоим образом не любят Лайану, — подумала Кэрин, — их лесть просто возмутительна». Лайана же принимала все, как должное. Она всю жизнь получала такое неискреннее внимание и привыкла к нему!

Время проходило замечательно! Лайана предоставила Кэрин свободу действий в деле выбора разнообразных туалетов, вероятно уверовав в ее вкус после идеи с париком.

В одежде, которая ей шла, у Лайаны обнаружилась стройная фигура и великолепно длинные бедра, она расправила плечи и высоко подняла голову. Когда процесс покупок подошел к концу, обе девушки были возбужденными и раскрасневшимися, а восхищенные взгляды, которыми их окидывали посетители кафе, куда они зашли выпить по чашке кофе, произвели на Лайану такой же эффект, как дождь на цветок в пустыне. Она расцвела на глазах, и на ее щеках появился непривычный румянец.

В Бэлль-Эмбер они возвращались в приподнятом настроении, и Кэрин была очень горда собой, что сумела так преобразить Лайану. Теперь та двигалась свободным раскованным шагом, потряхивая великолепной шевелюрой. В карих глазах под густой прямой челкой светилось чувство собственного достоинства, присущего людям, обладающим солидным достатком и твердым характером. Кэрин смотрела на нее с теплотой и любовью. Семью ожидает сюрприз!

Но оказалось, что обрадованы были только девушки. Они смеялись и болтали в холле, когда тетя Триш, вышедшая к ним навстречу, поприветствовала их. По ее глазам сразу стало понятно, что она одобрила метаморфозу. Она уже раскрыла рот, чтобы сделать свои замечания, как сверху раздался звук шагов маленьких ножек, стучащих каблучками по лестнице. Они все одновременно подняли головы.

Селия спускалась вниз, благоухая кремом и духами; превосходно одетая, она натягивала перчатки на хрупкие ручки. В первый момент, взглянув на девушек, она остановилась как вкопанная, потом раздался странный пронзительный визг.

Рикки тут же появился из коридора.

— Что случилось?

Ему ответила тетя:

— Ровным счетом ничего, дорогой!

— Господи, а я думал, что это поезд тормозил перед переездом!

Селия не обратила на сына никакого внимания, во все глаза глядя на дочь. Сладкий голос прозвучал, как удар хлыста:

— У тебя определенно вызывающий вид… и что это за штучка у тебя на голове?

Рикки, по своему обыкновению, застрекотал:

— О, бескорыстная материнская любовь! Сердце велико, как мир! — Он долго и серьезно смотрел на сестру. — Ты выглядишь великолепно, детка! Чертовски интересная девушка, а не коврик, о который все вытирают ноги. А ты как думаешь, Каро?

Селия искоса бросила на нее пренебрежительный взгляд. Кэрин почувствовала исходящий от нее холод, но все же Селия держалась с убийственной мягкостью.

— Как мило, Каро, что ты проявила такой интерес к Лайане. Но, полагаю, вы могли бы посоветоваться со мной, прежде чем сотворить это. В конце концов, я знаю, что лучше для моей девочки.

Рикки поднял руки.

— Кровавый конец, как сказал бы Шекспир. Не бери в голову, детка! Если у тебя вызывающий вид, то я — Королева Мая. — Он собрался уходить. — Ну, девочки, увидимся. Здесь не место для человека! — Он хлопнул себя по груди. — Отдаю тебе сердце в твоей отважной борьбе!

Лайана была до смешного удивлена. Хоть она и привыкла к экстравагантным манерам Рикки, его слова обычно не оставляли в ее сердце никакого следа. Кроме того, он всегда замахивался на мать! Ее лицо залилось краской.

— А вы что думаете, тетя Триш?

— Что за непонятная скромность? — улыбнулась Патриция Эмбер. — По-моему, ты, и в самом деле, выглядишь очень стильно. А волосы ты всегда можешь отрастить. Я согласна с Кэрин и Рикки!

— Ну конечно, ты согласна! — За сахарной оболочкой в голосе Селии отчетливо звучали злобные нотки. Она переводила взгляд с одной на другую, как изящный сиамский котенок, ищущий удобного момента, чтобы вонзить свои коготки. — Я, разумеется, уважаю твое мнение, Триш, — сладко пропела она, — но, по-моему, у Лайаны несколько театральный вид. Рикки это привлекает, ведь он такой. — В медоточивом голосе появился сарказм. — В самом деле, этот мальчик день ото дня становится все более странным!

— Странное поведение не всегда подразумевает странный склад ума, — стремительно выпалила Кэрин с расширившимися от негодования глазами.

Селия бросила на нее уничтожающий взгляд. Кэрин была слишком малым булыжником, чтобы поколебать гранитную самоуверенность Селии. На лице Лайаны, однако, выражались все противоречивые сомнения, охватившие ее.

— Я исправлюсь, — апатично сообщила она и отправилась наверх.

Поднявшись, она остановилась на верхних ступенях, с видом поникшей лилии, и обвела всю группу грустным взглядом. Кэрин стояла, молча, пытаясь сдержать свое возмущение. Она сердилась на Лайану: та могла бы показать большее присутствие духа. Даже при самом богатом воображении ее вид нельзя назвать ни вызывающим, ни театральным, и, тем не менее, она согласилась с мнением матери, приняв его, как догму!

— Ну, ладно. — Селия повернулась к двум безмолвно стоящим женщинам, и голос ее звучал вкрадчиво: — Я так благодарна тебе, Кэрин. Теперь мне понятно, что у тебя доброе сердце. Но ты очень молода, дорогая, и твой вкус еще не сформировался. Я не хочу, чтобы Лайана следовала этому стилю!

— Что? Вы не хотите, чтобы она была похожа на тетю? — вырвалось у Кэрин, начинавшей закипать.

Глаза Селии стали холодными.

— Не перебивай меня, моя дорогая, и не задавай вопросов. Ты не так умна, как думаешь. К тому же у тебя довольно злобный юмор. Лайана, ни в малейшей степени, не похожа на Триш. Если бы это было так, все обстояло бы совершенно иначе. — Она повернулась к золовке, полуулыбаясь ярко-розовыми губами, довольная сделанным Кэрин выговором. — Я должна лететь, Триш! Мне и в голову не приходило, что уже так поздно. Мне придется нестись, как сумасшедшей. Я обедаю сегодня вечером с Полом Рэндом, а из-за всех этих дел, я знаю, буду выглядеть развалиной, что Полу очень не понравится!

Она повернулась, послав обеим пустую улыбку, очень довольная собой. Сама она объясняла свою недоброжелательность лишь тем, что помнит, как ею командовали, словно дирижерской палочкой.

Задержавшись у зеркала, она с искусной медлительностью рассматривала свой точеный профиль, шепча:

— Да, дочь моя не имеет ни малейших претензий на красоту!

От этого высказывания у Кэрин перехватило дух.

— Я с этим не согласна! У Лайаны огромные скрытые возможности, и, более того, она быстро наберет силу! — вежливо заметила она.

Но это была борьба с ветряными мельницами. Селия злобно посмотрела на нее.

— Нет же! Этот рост! В пятнадцать лет Лайана была пять футов девять дюймов!

Селия говорила небрежно, давая понять, что мнение Кэрин для нее ничего не значит.

Патриция Эмбер сделала рукой судорожный протестующий жест, ее карие глаза страдальчески расширились.

— Она всегда несправедливо страдала оттого, что ты такая маленькая!

В яростном негодовании Кэрин думала: «Да, Селия совершенно особенный человек. Замкнувшись в своем мире фривольности, она никогда не удосуживалась подсчитать цену своего бессмысленного успеха. Что стояло за ее поведением? Почему она все свои дни проводила в бесконечных развлечениях?» Кэрин стояла и, молча, думала.

Наконец, Селия отвернулась от зеркала.

— Господи, Кэрин, да ты, кажется, в ярости! Негодуешь — вот самое подходящее слово. — Она пренебрежительно рассмеялась: — Ну, а теперь будь хорошей девочкой!

Она застучала каблучками, дверца машины захлопнулась, и Селия покинула дом.

Обе женщины прошли в гостиную и опустились на податливый, мягкий диван. Красивые глаза Патриции Эмбер затуманились грустью.

— Как вы это терпите? — спросила ее Кэрин.

— За многие годы я привыкла. — Патрицию застали врасплох, и слова легко слетали с ее уст. — Что собой представляет Селия, я поняла, Бог знает как, давно. Если бы я обратила на нее внимание, мне бы стала очевидна ее злоба, и я относилась с подозрением к каждому ее слову, но я научилась держаться спокойно ради тех, кого я люблю. Рикки и Лайана единственное, что осталось от Ричарда. Я их очень люблю, хотя жаль, что у Лайаны нет хотя бы части твоего ума. Если бы я в прошлом конфликтовала с Селией, как мне того хотелось, я могла бы лишиться их общества, как столько лет была лишена вас с Пипом. Со сложными натурами надо обращаться осторожно. Иногда на меня накатывает сильная волна негодования и мне хотелось бы ответить ей как следует, но у меня связаны руки! Я просто не понимаю иногда, где я нахожусь. Оценить Селию может только другая женщина. Она, разумеется, имеет свой подход к мужчинам, но на наш пол у нее просто не хватает времени. Меня бы вовсе не устроило, если бы между нами возникли трения и напряженность. Худой мир лучше доброй ссоры, повторяю я себе, но наступит день, когда даже мое терпение лопнет!

Она искала в Кэрин понимания.

— Полагаю, ты заметила, как Селия предана Гаю: от него исходит свет солнца, луны и звезд! В конце концов, она вдова нашего брата! Гай прожил всю жизнь так, что его левая рука не знает, что делает правая. Наверное, это и его натура, и его воспитание. Я никогда не могла поставить его в такое положение, чтобы ему пришлось выбирать одну из нас. Но мне ясно: если Селия станет когда-нибудь хозяйкой Бэлль-Эмбер — мои дни сочтены! Селия ни с кем не делится своими владениями. Бэлль-Эмбер будет потеряна для меня, мой любимый дом, в котором мы все родились. Такой удар я могла бы принять от любой другой женщины, но не от Селии. У нее нет сердца. Ты видела, как она обращается с детьми. Она любила их, когда они были маленькими, ее способность любить — эгоистична, и Селия прибегает к ней, как к крайнему средству.

— Господи, Господи, Господи!

Кэрин мрачно смотрела на свои сжатые руки. Она ясно понимала, что это было правдой!

Патриция взглянула на юное несчастное лицо, и глаза ее засияли теплотой.

— Ну что ж, я наговорила лишнего и расстроила тебя. Ты такое чувствительное дитя, Кэрин, и твоя жизнь не была усыпана розами. Никогда не позволяй себе поверить, что деньги — это все! — Она улыбнулась: — А теперь, что ты скажешь, если мы переоденемся и пообедаем? Мы должны убедить Рикки и Лайану составить нам компанию. Не думаю, чтобы они были чем-нибудь особенно заняты.

Лайана отказалась, а утром появилась из комнаты бледная, напряженная, с красными пятнами под глазами. Ее великолепный лоск изрядно поблек, а от шикарного вида не осталось и следа. Никогда еще ее длинноногая угловатость не была так заметна. Лайана, Кэрин и Рикки втроем сели за стол завтракать. Лайана рассеянно смотрела перед собой, машинально барабаня по краю нетронутого бокала с абрикосовым соком. Кэрин, не говоря ни слова, подошла к боковому буфету, где на специальных устройствах подогревались принесенные из кухни кушанья, и подала всем яичницу с беконом.

Утреннее солнце, ярко освещавшее комнату, никак не соответствовало мрачной атмосфере за столом. Рикки ел, молча, приняв от Кэрин чашку кофе, как настоящий мужчина, без слов благодарности и время от времени бросая на сестру косые взгляды. Ему потребовалось гораздо больше времени, чем ожидала Кэрин, чтобы заговорить.

— Ну, что, мечте конец?

— Что? — подняла на него глаза удивленная Лайана.

— Ты в трансе, моя дорогая. Это возвращение к зомби, не так ли?

— Сбавь обороты, приятель, — чуть заметно, улыбнулась брату Ли.

Лицо Рикки было вполне серьезным.

— Почему ты это делаешь сама, девочка?

— Если честно, Рикки, — Лайана выходила из оцепенения, — я иногда не могу различить, где у тебя голова, а где зад! Ты действительно странный тип!

Она поглядела на свои сцепленные руки, все еще не в ладах с собой.

Рикки сделал еще одну попытку.

— Я настаиваю для твоего же блага, детка! Ты мне очень дорога, если уж разводить слякоть, а вчера ты действительно выглядела великолепно. Ты должна это знать. Спроси Каро, спроси Триш, спроси любого, кроме матери, — ворчал он в бессильном гневе. — И почему это Гая нет дома, когда он так нам нужен, будь проклята его великолепная шкура?

— Ты слышал, что сказала мама!

Лайана даже сморщилась при воспоминании.

— К черту ее! — закричал Рикки. — Материнство, знаешь ли, не всегда улучшает человека!

— Тебе должно быть стыдно… стыдно! — Лайана вспыхнула, защищая мать. — Говорить о маме в таком тоне, да еще при Кэрин!

В ее глазах блеснули слезы.

Кэрин была невыразимо тронута таким проявлением дочерней любви, и сердце ее защемило от сочувствия.

— О, как все это лицемерно! — застонал Рикки, отпив глоток обжигающего кофе, и с ругательством поставил чашку на стол. — Ты когда-нибудь слушаешь кого-нибудь, кроме дражайшей Селии? — взревел он, как от боли.

— Нет!

Лайана была готова расплакаться, но оставалась на своих позициях.

— Бедная обманутая девочка! — Рикки покачал головой в знак полной капитуляции. — Тебе будет очень тяжело, Ли. — Он перевел взгляд на Кэрин — Я ничего с этим не могу поделать. Она обычно получала в школе хорошие оценки, даже если это было идиотское заведение для сверхпривилегированных девочек!

— О, пожалуйста!

Лайана со слезами вскочила на ноги, опрокинув кресло. Кэрин тоже вскочила, протянув к ней руку.

— О Лайана, прошу тебя, не расстраивайся!

— Оставьте меня! Оставьте меня!

Лайана с воплем бросилась из комнаты, спотыкаясь обо все, что попадалось на пути.

— Делай, как она говорит, — сдержанно произнес Рикки. — Оставь ее. Ей просто необходимо все переварить. Господи, как мне грустно, — насмешливо посетовал Рикки. — Хоть кончай с собой!

Даже в такой момент Кэрин не покинуло чувство юмора.

— Ты никогда не покончишь с собой, Рикки, хотя мог бы кого-нибудь довести до этого!

Рикки с упреком посмотрел на нее.

— Ну, ладно. Мне надоело. Богу известно, как мне надоело помогать, вот что. Но для того чтобы привести Ли в чувство, понадобится очень много усилий. — Вдруг его осенило: — А что скажешь об этом глупом Колине? Не думаешь ли ты, что он что-то нашептал на ушко Ли — но все, что он может, — это нести бред о Селии: «Разве она не великолепна, потрясна!» — Он очень умело скопировал несколько жеманный стиль Колина: — Бог знает, что мы все будем делать, когда Селия станет бабушкой. Уйдем в подполье или будем прятать нашего бедного дорогого младенца!

Кэрин это не развеселило.

— Он мне не нравится! — сказала она угрюмо.

— Кто?

— Колин! — Она удивленно подняла глаза. — Представить себе не могу, что Лайана нашла в этом самодовольном дурачке?

Рикки прищурился:

— Уж если у нас откровенный разговор, дорогая, я тоже не представляю. Но у Селии на этот счет другое мнение, вот и все! Колин, в своем роде, так же уступчив, как Лайана. Проблем здесь не будет. Селия сможет быть Королевой Пчелкой и царствовать в обоих домах.

— Мне он не нравится, — повторила Кэрин сама себе.

— Полностью разделяю твои чувства! — Настроение Рикки несколько поднялось. — Что скажешь, если мы состряпаем какое-нибудь приключение?

— Лайана тебе не скажет за это спасибо! — произнесла она с пафосом.

Рикки сдался под ее взглядом.

— Голод — это ужасная болезнь, как сказал Пиноккио, а как я догадываюсь, все мы голодаем по чему-либо или по кому-либо!

Кэрин ничего не оставалось, как согласиться. Разве не достаточно одной невероятной ситуации?

Следующие несколько дней были серыми и дождливыми, поэтому все оставались дома; зато к выходным дням погода наладилась, сияло жаркое солнце, и дул мягкий бриз. В залитой солнцем мастерской, Рикки неожиданно весело взглянул на Кэрин.

— На сегодня достаточно, лапушка!

— Можно посмотреть?

— Разумеется, нет. Все это строжайшая тайна. Твое мгновение настанет! — Рикки отошел от мольберта, чтобы взглянуть на свою работу. — Не позволим разрушить чары!

— Так ты доволен?

Он улыбнулся.

— Доволен, любимая. По-моему, я ухватил в тебе основное: легкую, неуловимую печаль… и откровенную чувственность также.

— Ну и ну! Как интересно! — Мечтательность исчезла с лица Кэрин. — Но ты, надеюсь, не изобразил меня сладострастной женщиной?

— Но ты и есть сладострастная женщина, любовь моя, — вполне серьезно ответил Рикки. — В тебе есть дерзкая сладострастность, и ты ужасно сексуальна, что тебя только украшает!

Кэрин скорчила кривую гримаску.

— Ух, ты!

Рикки пронзительно посмотрел на нее.

— Что толку во всех этих твоих «симпатичных» пуританках? Вам же всем хочется быть сексуальными, однако вы чуть не падаете в обморок, когда вам говорят, что вы добились в этом успеха. — Он опять взглянул на портрет. — Мне он действительно страшно нравится, лапушка! Это безупречное тело!

Лицо Кэрин было задумчиво.

— Господи, этот разговор смутит меня, если меня вообще способно что-то смутить. Безупречное тело! Ты каждый день говоришь мне поразительные вещи!

— Тогда я возьму все сказанное назад, кроме одного.

— Кроме чего?

Кэрин подозрительно поглядела на него.

— Ты сексуальна, милая загадочная девочка! — Он окинул ее взглядом с ног до головы. — Знаешь, Каро, я не могу со всей откровенностью сказать, что ты будешь моей последней любовью, но ты, определенно, первая!

— Как мило, что ты предупредил меня!

Ее глаза возмущенно сверкнули. Он усмехнулся и похлопал ее по плечу. Разговор продолжался в том же духе.

Иногда они беседовали очень серьезно, и разговор их был проникнут особой грустью, вызванной молодостью и несчастливым детством. Кэрин легко читала, что творилось на душе у Рикки, и она понимала, что тот немного влюблен в нее, но она понимала и то, что Рикки всегда будет влюблен в каждую женщину, разжегшую его артистическое воображение. Самой же Кэрин, с тех самых пор, как это случилось, не давало покоя воспоминание о поцелуе Гая и его воздействии на нее. Не проходило дня, чтобы она не воскрешала в памяти это событие.

В глубине ее души жило искреннее, никогда не затухающее чувство к Гаю. Она пыталась скрыть это от себя и всех домашних, веря, что ей это удается. Если не считать Рикки. Это было бы бесполезно. Ее сердце знало, что Рикки все понимает, но не осуждает!

Голос Рикки прервал ход ее мыслей:

— Что скажешь, лапушка, если мы сегодня днем поедем покататься? Мне хочется посмотреть, как ты умеешь водить машину. Одному Богу известно, как Гаю удалось научить тебя? — добавил он с добродушной усмешкой.

— Систематические занятия, — сухо произнесла Кэрин. — Ты же сам говорил, что Гай никогда не полагается на везение. А он, действительно, превосходный учитель — Кэрин Хартманн тому свидетельница. Нам придется взять с собой Пипа, — прозаически добавила она.

— Ты шутишь! — На лице Рикки появилась усмешка. — Ты не можешь взять с собой ребенка. У меня намерения насчет тебя, разве ты не понимаешь? Честные, разумеется!

Ее улыбку можно было назвать шедевром признательности и доверчивости.

— Прости, Рикки, но мне нравится идея дать дяде Марку отдохнуть в выходные. Пип ему надоедает, так что мы возьмем его с собой. Он не доставит нам хлопот. — В знак утешения она похлопала его по руке. — Пойду сейчас и скажу ему. Он, наверное, делает уроки на солнечной террасе.

Пипа на террасе не было, но его работа была разбросана по всему столу.

— Австралия — родина psittaciformes note 12? — спросил Рикки с явным недоверием.

— Попугаев, — объяснил Пип, возвратившись на террасу, едва услышав голоса. — В Австралии у птиц самая прекрасная в мире жизнь, и здесь они лучше всего размножаются. Это моя работа за семестр. Идею мне подали rosellas note 13 в саду. Мне было ужасно интересно наблюдать за ними, но надо быть очень осторожным, иначе они молниеносно удирают. Вот видишь, это отец…

— Он всегда есть, — саркастически вставил Рикки.

Пип проигнорировал его замечание.

— Отец всегда остается на ветке, мать — она гораздо симпатичнее — разыскивает на земле зерна и все, что может раздобыть для птенцов, У них красивые перья, когда их освещает солнце, они переливаются, как радуга!

— Вставь еще немного о galahs note 14, — мягко произнес Рикки, постепенно заинтересовываясь работой Пипа. — На ярко-розовых какаду во владениях дедушки Форестера стоит посмотреть. Они летают там сотнями! Для тех мест это обычное зрелище, но я никогда не могу смотреть на это спокойно. Представляешь, ярко-розовое и серебристое кружение на фоне кобальтового неба. По всему течению рек собираются маленькие попугайчики мульга. Закрой глаза, Пип, и вообрази себе прекрасную реку, вьющуюся между странными, розово-красными утесами. Все пребывает в мире и тишине… и вдруг, неожиданно, проносится птичья стая, приземляясь со скоростью молнии в мульге. Небольшие попугаи лори путешествуют из одного региона с цветущими деревьями в другой. Они гнездятся в низкорослых кустарниках, в песчаных долинах, а в середине лета, когда с лесных гигантов начинает стекать мед, пронзительно кричат в высоком небе над вершиной Кэррис…

— Подожди, я не успеваю за тобой!.. проносится птичья стая…

Пип и не думал закрывать глаза, а неистово строчил.

— Это твое сочинение, — заметил Рикки осуждающе.

— Ну вот, я рад, что ты появился, — ответил Пип. — Мне теперь остался только один параграф о вымирании… перемене?

Он вопросительно посмотрел на сестру. Кэрин улыбнулась и произнесла по буквам:

— О вымирании окружающей среды.

Лицо Рикки исказилось страданием.

— Не говорите мне о вымирании, тем более, окружающей среды.

Он сидел и неуловимыми движениями карандаша набрасывал на бумаге несущихся, ныряющих, гнездящихся птиц.

— Э, да ты способный! — восхищенно произнес Пип.

— Я способный! — согласился Рикки.

— А ты не считаешь?..

— Что такое?

Рикки бросил на него пронзительный взгляд.

— Ты не думаешь, что мог бы оформить мою работу изображениями птичьего мира? Вот как здесь! — Пип ничуть не растерялся. — Я бы всем говорил, что рисовал не я, а ты!

— В этом вряд ли будет необходимость, — холодно заметил Рикки. — Мои рисунки очень отличаются от всех остальных!

— Я тоже умею рисовать! — сообщил Пип огорченно.

— Ну, давай! — Рикки вручил ему карандаш. — Посмотрим!

Пип склонил голову, сосредоточившись, высунул язык и начал работать, да так быстро, что Рикки удивился.

— Похвальное усердие. Вот что, дай-ка я покажу тебе, как рисовать клюв, — твой весь горит ярким пламенем! Как, ты думаешь, попугай продирается сквозь густые заросли? С помощью клюва, разумеется. Обрати внимание, клюв очень важен! — Пип придвинулся поближе. — Ну, ну, только не забирайся на меня, — предупредил Рикки. — Я не выношу, когда кто-то дышит мне в затылок! Это действует мне на нервы. Сядь, ну вот, хороший мальчик!

Кэрин не вмешивалась и предоставила обоим удовольствие заняться интересным делом. По своему темпераменту Рикки не удавалось спокойно и сдержанно передавать знания, но Пип в свои десять лет уже хорошо чувствовал, что такое артистический темперамент, его привлекательные и отталкивающие стороны. Его шелковистая темная головка держалась на почтительном расстоянии от головы своего ментора. Неожиданно подняв глаза и встретив взгляд сестры, Пип энергично подмигнул ей. Кэрин улыбнулась: под каким бы впечатлением ни находился Пип, в нем не было ни капли благоговения! Кэрин почувствовала, что гордится им.

— Кстати, Пип, — с улыбкой сказала она, — мы собираемся сегодня на прогулку на машине. Будь хорошим мальчиком!

Рикки сердито взглянул на нее и проворчал:

— Ты уже удираешь?

Она помахала им рукой.

— Пока!

С наступлением каникул в студии Рикки появился еще один частый посетитель — Пип. Рикки, с необычным для себя великодушием и под значительным давлением со стороны Кэрин, согласился позволить Пипу спокойно сидеть за чертежной доской и заниматься тем, чем он хочет, пока Кэрин позировала Рикки. В этих случаях в студии воцарялась редкая тишина. Для Кэрин это было идеальным решением проблемы, потому что тогда ее маленький, энергичный братик находился у нее под носом. Портрет, мало-помалу, продвигался, подходя к своему завершению. Одной только Кэрин было дозволено взглянуть на него. Ее мнением не поинтересовались, а она подумала про себя, что не может быть такой красивой! Бесчисленное количество раз она смотрела на свое лицо, и все же Рикки увидел ее совершенно другой. Ее глаза, конечно, не были такими удивительными, изгиб бровей таким экзотическим, сочетающимся с великолепной линией рта. Освещенное полотно излучало ясный свет, и Кэрин поняла, что Рикки — многообещающий художник. Он, без всяких затруднений, выбрал ей для позирования платье из шифона цвета осенних листьев. Казалось, до него, нарисованного на портрете, можно дотянуться и потрогать мягкую, легкую ткань.

На портрете она сидела в позолоченном кресле, в три четверти роста, в великолепно динамичной позе.

Обе ее руки застыли, как бы в моментально остановленном жесте, голова на длинной шее возвышалась над кремовыми очертаниями ее плеч. Это была трудная поза, приостановленного движения, но Рикки хотел изобразить ее такой, и ему это удалось!

Для него не имело значения, насколько это все утомляло Кэрин, а та, в свою очередь, считала для себя честью позировать восходящему светилу живописи и испытывала соответствующие чувства. Рикки же не находил в своем произведении ничего из ряда вон выходящего!

Теперь, когда у нее прибавилось работы, Кэрин обнаружила, что у нее очень мало свободного времени. Работа с дядей Марком занимала все ее время, и она, все более и более, проникалась очарованием этого человека, его преданностью семье и работе над сагой о священном растении — виноградной лозе, обладающей большей историей, чем история человечества. В своем стремлении приобрести хотя бы часть знаний дяди Марка, она часто засыпала над историей вакханалий в Греции, эффектном шествии виноградной лозы по Европе и ее финальном победном слове в ее собственной стране. Довольный и изумленный ее энтузиазмом, Марк Эмбер подарил ей прекрасную голубую амфору из Неаполя, украшенную амурами, резвящимися в винограднике. Кэрин она понравилась, но, зная ее ценность, она просто не представляла, куда поставить амфору, чтобы не разбить невзначай. Наконец, она придумала: купила маленький золоченый кронштейн и повесила амфору над своей кроватью. Теперь часто, лежа в постели, она любовалась ею и не беспокоилась, что она может разбиться!