Возвращенная любовь

Глава 10

— Крэйг, я знаю, что это прозвучит немного по-идиотски, но… не мог бы ты постараться изо всех сил и как следует со мной поссориться?

Полотенце выпало из его руки. Секундой раньше он выскочил из-под душа, чтобы схватить телефонную трубку. Он надеялся, что это Кара. Так оно и было. И он надеялся, что она позвонит, даже так поздно в воскресенье вечером, чтобы рассказать, как прошел уик-энд с родителями.

Но он определенно не ожидал такого начала в качестве приветствия.

— Ссора? — бессмысленно повторил он.

— Честная драка. Настоящая. Я знаю, что это звучит странно, но если ты подумаешь об этом… Мы соглашались во всем, не имели ни единого спора. Мы как будто бродили с зажмуренными глазами.

Она действительно говорила всерьез.

— Ну-у…

Крэйг вытер лицо рукой, оставив полотенце на полу. Просьба Карен застала его врасплох, и, выскочив из душа к телефону, он разгуливал по собственному дому совершенно голый. Взяв переносной телефон, он отправился прямо к кухонному шкафчику, где хранились запасы виски.

— Так… — сказал он тактично, — ты думаешь, если мы поссоримся, это что-нибудь решит?

На другом конце провода было молчание.

— О'кей, я могу слышать это в твоем голосе. Ты думаешь, это бредовая идея. Вероятно, это так и есть. Извини, что я об этом заговорила.

Он расслышал неуверенную дрожь в ее голосе и внезапно почувствовал себя по колено в зыбучем песке.

— Эй, я никогда не говорил, что идея бредовая.

Он быстро плеснул виски в стакан, думая, что идея была абсолютной чушью и что он отдал бы груды бриллиантов за способность проникнуть в иррациональные причуды женского мышления. Когда они расстались с Карой в пятницу, все было прекрасно. Отношения развивались великолепно. Проклятье, что же ее так напугало?

— Крэйг? Ты здесь?

— Я здесь. Я просто думал, что несколько сложно начать ссору просто так, на пустом месте. То есть… нужно настроение.

— Раньше настроения не требовалось. Мы начинали ссору, если падала спичка. В этом-то и дело. Рано или поздно, мы начнем спорить о чем-нибудь, а ссора — одна из тех вещей, где мы великие мастера, и если мы просто попробуем…

— О'кей, о'кей. Если ты хочешь ссоры, мое солнышко, мы поссоримся. Но не по телефону.

Карен никогда не любила оставлять детей одних, но в это позднее время они оба спали, а Крэйг твердо решил встретиться с ней лицом к лицу. Ожидая ее появления, он поставил кофейник и затем торопливо натянул фланелевую рубашку и джинсы. Он не успел даже причесаться, когда она забарабанила в заднюю дверь.

Если она и прошла через какую-то травму, то этого не было заметно. Она ворвалась в дом, вся раскрасневшись, излучая энергию и вихрем пролетела мимо него. Она сбросила пальто и башмаки и осталась в просторной красной рубашке и в джинсах в обтяжку. Боевые доспехи. Босиком она направилась прямо в гостиную и засучила рукава.

Он не смел улыбнуться, но, о Боже, искушение было велико. Ее свежевымытые волосы разлетались как шелк, а лифчик одеть у нее не хватило времени. Груди соблазнительно вздымались с каждым возбужденным вздохом. Он мог бы придумать массу вещей, которыми он хотел бы с ней заняться прямо сейчас. Но ссора в этот список не входила.

— Кофе хочешь?

— Не сейчас.

В данную минуту она хотела расхаживать по гостиной, решительно нахмурив брови. Наконец она подняла палец и погрозила ему.

— Ты был эгоистом, — бросила она обвинение. — Ты настолько был занят своей работой, что не замечал ничего, что происходило со мной.

— Я знаю, моя радость.

Ее лицо вытянулось. Она тяжело вздохнула.

— Крэйг, Крэйг, Крэйг. Ты не улавливаешь духа. Не соглашайся со мной. Защищайся. Дерись.

— О'кей.

— Кроме того, ты никогда не был таким уж эгоистом. Половина вины лежит на мне. Я ни разу не открыла рот, чтобы сказать тебе, что все идет плохо, так откуда тебе было знать? Но мы отклонились от темы. Мы должны найти что-то, касательно чего мы заведомо несогласны.

До этого момента Крэйг был готов приспосабливаться к ее капризу, проявляя истинно мужскую терпимость. Нельзя вынуть ссору из воздуха, это абсурд. Любой мужчина должен это знать. Бог знает, откуда появился этот каприз. Два дня с ее матерью? Тест одного из женских журналов, которые она любила смотреть?

Однако когда он внимательно вгляделся в ее лицо, то ощутил острый укол понимания. Настроения начать искусственный скандал у Карен было не больше, чем у него, но это была не шутка. Не для нее. В ее глазах было предчувствие, тревога. Кара никогда особенно не самоутверждалась, но темперамент у нее был. Оба они, как глупцы, таили обиды про себя, а потом происходил страшный взрыв из-за пустяка. Кара имела причину помнить эти ссоры и хотела убедиться, удостовериться, что они не упадут в эту яму снова.

Может быть, и он тоже.

— О'кей, — сказал Крэйг. — Раз ты хочешь, чтобы все было глупо и грубо, мы так и сделаем.

Наконец, подумала Карен, он принял ее всерьез.

По крайней мере, так она надеялась. Они прошлись по всем темам — от ситуации на Ближнем Востоке, отношения к родителям, местной политике, деньгам. Такой вопрос, как деньги, гарантировал ссору так же уверенно, как то, что утром взойдет солнце. Крэйг легко относился к деньгам. Она привыкла копить. Соломинкой, сломавшей спину верблюда, была глупая война из-за денег.

Только на этот раз ничего не получилось. Они, конечно, были не согласны друг с другом, но Крэйг, черт его побери, выслушал ее точку зрения. Даже такой предмет, как деньги, не помог развязать войну. Крэйг честно признал, что семейный бюджет, вероятно, всегда будет источником трения, но в реальности они с Карен дополняют друг друга. Разные точки зрения позволяют успешно подводить баланс.

Карен вскочила на ноги.

— Ты даже не пытаешься, — сказала она раздраженно.

— Нет, пытаюсь. Пытаюсь.

— Ну, тогда недостаточно упорно. Черт возьми, сейчас мы могли бы издать пособие по самопомощи при супружеских ссорах. Все же было не так. Ну, постарайся и вспомни, когда ты последний раз на меня разозлился. Действительно разозлился.

— Когда ты разбила "МГ"

Наконец, отблеск счастья в ее глазах.

— Ох, ты был в бешенстве.

— Мы ее только что купили. Чернила на документах еще не высохли. Мне перебрали двигатель, заново покрасили, я купил весь комплект запчастей. Это было первое излишество, которое мы могли себе позволить, первая роскошь, не сопровождавшаяся чувством вины. И в результате ты врезалась в дерево.

Внезапно он тоже оказался на ногах.

— Ты хотел меня убить.

— Ты могла быть убита. Мчаться домой в метель, и вся спешка из-за идиотской кварты молока…

— Когда полисмен привез меня домой, ты был очень мил, — вспомнила она. — Пока он не ушел и мы не остались одни. Ты чем-то в меня бросил, Риордан.

— Было дело.

Насколько он помнил, это была диванная подушка. Бросил он ее довольно сильно, правда, не в нее, а в стенку, но швы лопнули и перья разлетелись по всей комнате.

— Ты изрыгал пламя.

— Еще бы. И больше всего меня взбесило то, что ты думала, что меня больше волнует эта проклятая машина, чем ты.

— Риордан?

— Мм-м?

— Ты теряешь весь дух этого мероприятия. Предполагается, что мы ссоримся. Я бьюсь изо всех сил, чтобы тебя разозлить.

— Солнышко, у тебя получилось. Я в полной ярости.

— Ты расстегиваешь на мне рубашку. Это что-то не похоже на ярость. И я должна тебе сказать кое-что еще. Кое-что серьезное. Я ждала подходящего момента, только он, кажется, никак не наступает, а мне нужно, чтобы ты это знал.

Как только он расстегнул две верхние пуговицы и увидел грудь, ему стало трудно сохранять внимание. Ей тоже трудно было сосредоточиться. Они сделали то, что нужно — дошли до опасной зоны, без романтических звезд в глазах, и справились прекрасно. Без магии. Нужно только быть честным и откровенным. Песню в ее сердце трудно было игнорировать.

Но Карен молчала, не умея сказать о вещах, которые для нее действительно имели значение. Она решительно взяла его лицо в ладони.

— Я просто хочу сказать, чтобы ты знал, — мягко проговорила она. — Я всегда гордилась тобой, Крэйг. Родители мучили тебя, когда разошлись, но даже когда мы были детьми, ты никогда не позволял им вмешиваться в твою жизнь. Ты просто шел своим путем, всегда отстаивал то, во что верил, пробивал собственную дорогу, не плясал под чужую дудку. Даже когда у нас наступили тяжелые времена, это не изменилось. Я всегда гордилась тобой. Ты был мальчиком, ты стал мужчиной.

Она видела, как он проглотил комок, увидела по движению подбородка, как он опять силится сглотнуть.

— Черт возьми, Кара, — сказал он голосом, настолько полным чувства, что она его едва расслышала. И затем, еще мягче: — Вот теперь ты меня действительно сводишь с ума.

— Да-а? — улыбнулась она. И обняла его.

Три дня спустя Крэйг работал в своем кабинете, заканчивая деловой телефонный разговор, когда он услышал голоса за дверью.

— Он, наверное, занят, Вирджиния, но я была в этой стороне города по поручению босса. Он мне нужен только на секунду.

— О'кей. Сейчас я ему позвоню.

— Дело касается детей.

— Ну, конечно.

— Если он совсем занят, я могу оставить это на столе…

Крэйг оборвал разговор, когда узнал голос Карен, но остальную часть сказанного в приемной пропустил, потому что Вирджиния нажала сигнальный звонок. Непрерывный звонок не прекращался, пока он не появился в дверях. Тут его помощница подняла палец и послала ему невинную, почти ангельскую улыбку.

— Миссис Риордан пыталась уйти, не повидав вас.

Вирджиния вскочила на ноги и весьма эффективно подтолкнула Карен к нему.

— Как будто вы не можете найти несколько минут, чтобы поговорить о детях. Я пока придержу телефонные звонки. Не волнуйтесь ни о чем. Вообще сегодня такой сумасшедший дом, что я лучше закрою эту дверь, чтобы не было так шумно…

На деле Крэйг закрыл дверь перед своей помощницей, помешав ей еще минут пять распространяться в этом тошнотворном слащавом тоне. Он никогда ни слова не говорил Джинни о Карен. Ничего. Но тяжеловесная услужливость была настолько не в ее характере, что Карен, вероятно, заподозрила, впрочем, как и он, что Вирджиния в курсе их дел. Позднее он должен будет с ней переговорить.

Сейчас его интересовала лишь одна женщина. Как только дверь закрылась, Карен повернулась к нему. Она была одета в снежно-белый блейзер поверх темно-синего платья и сжимала обеими руками громоздкий желтый мешок. Платье и блейзер он видел и раньше. Но розовое сияние на коже и негаснущие искорки в глазах были новыми.

В ту сумасшедшую ночь, когда она настаивала на ссоре, они прошли через минное поле. Если бы Крэйг понял тогда, что речь идет о некоей критически важной проверке, он бы окаменел от страха. Он не знал и не интересовался, как или почему эта ночь так все переменила. Переменила. Только это и было важно. Ее улыбка была как пламя свечи, светилась изнутри, и она была для него. Любовь в ее глазах была явной, честной, нескрываемой. И эта любовь была тоже для него.

В данный момент, однако, Карен была взволнована, тиская свою огромную желтую сумку и торопливо извиняясь за свой импровизированный визит.

— Я, правда, не хотела прерывать твой рабочий день. Но когда я поняла, что ни один из нас не сможет приехать на ленч… ладно. Это кое-что, что не может подождать до завтра.

— Нет?

— Нет, — отозвалась она. — Одному из нас сегодня тридцать семь. Бедный ребенок, ты становишься таким старым. Я просто не могла позволить тебе страдать одному…

Он в три шага преодолел пространство между ними. Она, казалось, ожидала некоего возмездия за оскорбление, ибо вскинула голову. Он поймал запах жимолости и роз, когда наклонился поцеловать ее.

Теперь это должно бы уменьшиться, подумал он. Жажда, возбуждение, сила физического желания должны бы снизиться. Но эта новая и растущая любовь между ними имела один странноватый результат. Он не мог насытиться и имел ужасное предчувствие, что в редком возрасте девяноста лет ему все еще будет недостаточно.

Ее губы таяли под его губами, как будто она переживала ту же бесстыдную проблему. Время остановилось и мир окутался туманом. Сознавала ли Кара, конечно, сознавала, что в ее отклике нет теперь ни осторожности, ни напряжения. Она звала его в свои объятия с желанием в глазах и привязанностью в прикосновениях.

Карен оторвалась от его губ, задохнувшись и раскрасневшись.

— Черт возьми, Крэйг, я пришла не для этого. Теперь смотри, — сказала она строго, как будто он был ребенок, игравший со спичками. Вывернувшись из его рук, она полезла в желтую сумку. — Во-первых, я должна сказать тебе пару вещей. Ты должен быть дома к шести.

— К шести?

Она энергично кивнула.

— Дети собираются быть там, чего ты, как предполагается, не знаешь, поэтому ты должен изобразить удивление. И будь осторожен. Торт высотой с Пизанскую башню. Джулия сделала торт, а Джон планирует приготовить ужин, и ты должен быть тактичным, потому что последний раз, когда я пробовала спагетти, приготовленные нашим сыном…

— Я буду изумлен. Я буду тактичен.

Он ненавидел дни рождения. Кара, напротив, всегда их любила. В глазах у нее было написано, что она приложила руку и к торту, и к сюрпризному ужину. Но он поймал в ее взгляде кое-что еще. Сожаление. Она была расстроена, что не могла быть у него. Она была бывшая жена. Женщина, которая, чтобы его повидать, должна изобретать предлоги для секретарши и которая не имела права разделить с ним праздник или день рождения.

Впрочем, она быстро улыбнулась и извлекла из желтой сумки квадратный пакет в сияющей бумаге, с огромным бантом.

— Теперь не порти мне удовольствие. Я уже знаю — единственная вещь, которую ты ненавидишь больше, чем дни рождения, это не знать, что сказать о подарке и что с ним делать. Но этот достаточно просто носить. Это просто мелочь.

Это была не "мелочь", но свитер, который она связала сама, кремового цвета, с красивым узором на груди. Карен была так возбуждена, что не могла стоять на месте. Она стащила с него пиджак, помогла ему натянуть через голову свитер. И затем у нее вытянулось лицо.

— Я сделала рукава слишком длинными.

— Нет, не сделала. Это совершенство. — Он быстро подтянул рукава. — Солнышко мое, это самый красивый свитер, который я когда-либо в жизни имел.

— Я его по ночам вязала. Так что дети не поймут, что это от меня и ты можешь его спокойно носить, — быстро проговорила она, заставив его понять, как сильно это беспокоило ее.

Но потом она отступила назад, склонила голову набок, проказливо подняв брови.

— Воротник не слишком узок?

— Нет. Как раз.

— Рукава…

— Совершенны.

Она быстро потеряла интерес к свитеру. Она смерила его глазами сверху вниз, потом снизу вверх.

— Черт меня побери. Ты красив. Не просто хорош собой, но самый сексуальный мужчина по эту сторону континента. Поразительно, как в таком почтенном возрасте… — Он погрозил ей пальцем.

Смеясь, она покачала головой.

— Я действительно должна возвращаться на работу. Я ездила с поручением от Джима, но он будет ждать меня назад и в офисе гора работы…

Но она не так уж упорно протестовала, когда он взял ее за руки и замкнул их вокруг своей шеи. Если она ожидала поцелуя, то не получила его. Он просто держал ее, прижимая к сердцу, лелея ее в кольце своих рук. Она подходила к нему, как ключ к замку, как часть его сердца, которой без нее недоставало. Теперь, подумал он, настало время.

— Кара!

Он прижался к ее щеке.

— Я люблю свитер. — Он увидел туман эмоций в ее глазах. Он думал не о свитере и она тоже. — Но есть кое-что еще, что я действительно хотел бы получить на день рождения.

— Что?

— Я люблю тебя, солнышко. И я хочу иметь право приходить домой к тебе, право сказать миру, что я чувствую. Хочу увидеть свое кольцо на твоем пальчике и иметь возможность быть с тобой не короткие украденные минуты, но всю оставшуюся жизнь. И я надеюсь… Я думаю… ты хочешь этого так же сильно, как я.

Он боялся, что она застынет в его объятиях, отстранится. Но нет. Она подняла голову, открыв всю глубину своего чувства к нему, отразившуюся в глазах, на лице. Однако она не сказала ничего.

— Ты боишься? Как будут реагировать дети?

Она покачала головой.

— Нет. Они всегда хотели, чтобы мы снова были вместе.

— Если ты беспокоишься из-за матери, я сначала с ней поговорю. Или мы можем сделать это вместе.

Она покачала головой, на этот раз решительно.

— Крэйг… я не боюсь никого. И никогда не боялась. Просто есть люди, которые нас любят и тревожатся о нас, и я не хотела, чтобы росли их надежды или тревоги, пока мы были не уверены в себе.

— Я уверен.

Она начала было что-то говорить и испуганно осеклась, услышав голоса в соседнем кабинете. Это изменило ее настроение.

— Мы не можем говорить об этом сейчас. Нет, не смотри так, пожалуйста. Я люблю тебя, Крэйг.

Ее голос понизился, сделался мягким, как бархат.

— Действительно люблю. Больше, чем раньше. Больше, чем, как я думала, возможно. Я просто хочу сперва поговорить с тобой наедине, о'кей?

Крэйг дал ей уйти. Неделю спустя он горько пожалел об этом. Ибо за эту неделю случилось нечто, заставившее Кару решить, что она не хочет его в своей жизни. Совсем.

Дети только что отправились праздновать его день рождения туда, где она должна была быть, где хотела быть со всеми вместе, всей семьей. Карен слышала, как включилось отопление, как тикали кухонные часы. Весь дом был наполнен эхом гулких, одиноких звуков.

Завтра, утешила она себя, все будет иначе. Открыв холодильник, она пошарила на полках и нашла кусок сыра и остатки пудинга, но ни того, ни другого ей не хотелось. Обнаружив затем банку маслин, она достала ее и рассеянно взяла одну маслину, потом вторую.

Она дождаться не могла разговора с Крэйгом. Ей все еще больно было вспоминать его глаза, когда сегодня утром она не ответила мгновенно "да". Причинить ему боль… Боже, она не хотела. Но в офисе были люди и нужно было спешить назад на работу. Он хотел от нее обязательства и он его получит, от всего сердца, но ей была нужна спокойная обстановка, чтобы сказать все, как ей бы хотелось.

Она побрела в гостиную, съев по дороге еще парочку маслин. Сначала она боялась, что если все устроится, они потеряют волшебство, но была не права. Теперь в их отношениях все было по-другому. Они научились общаться друг с другом, стремились измениться и были вознаграждены любовью более сильной и глубокой именно благодаря этим реальным изменениям. Что до волшебства, то Карен наконец поняла, что оно было не мистическим чудом и не частью алхимии. Волшебство было в сознании особого мира друг для друга. Женщина может этого добиться, если не боится глубоко нырять, имеет правильную любовь, чувствует себя в безопасности, чтобы исследовать и экспериментировать.

В холле она включила для детей наружный свет. Завтра она ему скажет, что должна и хочет быть совсем другой женой для него. Она скажет ему это за ленчем. Долгим, частным, романтическим ленчем, который, как она надеялась, они будут иметь и в сто лет.

Выглянув из окна — скоро должны прийти дети, — она сунула пальцы в банку за новой маслиной и… не нашла ее. Думая о другом, она посмотрела вниз. Трудно было поверить, но банка была пуста. Она всегда любила маслины, но время, когда она глотала их, как ребенок сладости, было, когда она была беременна.

Мысль сперва показалась ей забавной. Не могла она забеременеть, говорила она себе. Ни один из них не отличался безответственностью в этих делах. Она готовилась. Крэйг тоже. Он не только говорил, но и показывал ей, что никогда больше не рискнет ею, как в те времена, когда они были подростками.

Однако ноги сами понесли Карен к нижней ванне, где висел календарь. У нее не всегда все проходило регулярно и они были осторожны, но она мысленно вернулась назад, вспоминая… Боже, вспомнила!.. Тот единственный раз. Первый раз. В бунгало, когда ни один из них не мог предвидеть, что простой поцелуй зажжет такой пожар. Ни один из них не был готов тогда.

А календарь говорил, что у нее задержка в две недели. Она рухнула на крышку сиденья и еще сидела там, когда Джон и Джулия забарабанили в заднюю дверь. Дети хвастались и смеялись, рассказывая наперебой об успехе их "сюрприза" у отца. Крэйг явно проделал титаническую работу, расхвалив обед, торт и подарки.

Карен как бы со стороны слышала, как она смеется, как говорит и делает все обычные вещи. Обменявшись впечатлениями, дети занялись своими делами. Джулии нужно было еще посмотреть конспекты по истории. Джон вынес мусор и затем удалился на ежевечерний телечас. Джулия тоже пошла наверх. Карен сказала им, что поднимется через несколько минут и отправилась на кухню с полным подносом грязных стаканов.

— Мам… ты могла бы прийти.

Она обернулась. Как отчаянно ни хотелось ей побыть одной, но, очевидно, не судьба. Джон Джэйкоб торчал в дверях, засунув руки в карманы джинсов.

— Прийти куда, милый?

— К папе. Без тебя совсем не тот день рождения, и папе тебя не хватало. — Джон переминался с ноги на ногу. — Все о'кей, мам. Мы знаем.

— Вы знаете… что?

Господи, думала Карен, пожалуйста не посылай мне еще одного сердечного приступа за один вечер.

— Мы знаем, что ты встречаешься с папой. Джулия не сразу это вычислила, но она же еще ребенок. Я думаю, что знаю, почему вы не хотите ничего говорить. Вы беспокоитесь, что мы начнем толкать вас друг к другу, чтобы вы были опять вместе, правда? Но мы не будем делать этого снова. Так что время у вас есть. — Джон провел рукой по волосам жестом, который она миллион раз видела у его отца. — Если получится — получится. Если нет — нет. Правильно?

Горло у Карен внезапно сделалось суше кактуса.

— Правильно.

— Тогда все отлично. Вы хотите где-то вместе пообедать и все такое. О нас вы не беспокойтесь. Джулия начала задавать дурацкие вопросы о второй свадьбе, как будто это ее дело. Я велел ей заткнуться, — сказал он ободряющим тоном.

К счастью, Джон избавил ее от необходимости отвечать. Он широко зевнул, объявил, что хочет принять душ перед сном, и отправился наверх. Вскоре Карен осталась совсем одна. До того одна, что стены кухни, казалось, смыкались вокруг нее. Если в доме и был кислород, то легкие его не находили. Желудок поднимался и падал, как плот в штормовом море.

Так, думала она, их секрет раскрылся. Не велик сюрприз. Никогда не было шанса, что они с Крэйгом смогут сохранять его вечно. Только теперь у нее был другой секрет, который менял все. Она закрыла глаза, больная от тоски и отчаяния. За последние недели они вновь пережили многое из своей прошлой жизни. Но это решительно не был тот фрагмент прошлой жизни, через который она могла бы провести его снова.

Они все еще открывали друг друга. Она только-только начала понимать, как мучит Крэйга груз старых ошибок. Проведя достаточно времени наедине с ним, Карен чувствовала уверенность, что старую черную магию между ними можно укрепить и усилить. Крэйгу нужно было знать, что его ценят не только на уровне отца, мужа, кормильца семьи, но и на уязвимом уровне любовника.

Она не могла преподнести ему это снова. Просто не могла. Они прошли через это семнадцать лет назад. Она обожала детей. Крэйг тоже. Но беременность полностью изменила характер их отношений, а нежданная беременность вынуждает к изменениям прежде, чем пара готова с ними справиться. Это было правдой тогда точно так же, как и сейчас.

Склонность к маслинам и двухнедельная задержка, конечно, еще не доказательство. Она должна возможно скорее пойти к врачу. Но в сердце своем она знала, что это правда. И не было никаких способов сохранить этот секрет надолго.