Глава 2

Они ели блинчики со сладкой голубикой. Карен съела семь штук, Крэйг — пять. Карен сидела у стола, подсунув под себя ногу, с глазами темными и мягкими, как ягоды, поглощая его блинчики с явным наслаждением. Он все забыл. Бывшая жена всегда имела слабость к некоторым вещам. В том числе, к блинчикам.

— Я объясняла им, что такое развод, сотню раз.

— Я тоже. Я знаю, им было трудно адаптироваться. Но мне и в голову никогда не приходило, что они будут вынашивать идеи о нашем воссоединении.

— Ты думаешь, они поэтому и сочинили эти истории? Столкнуть нас здесь в одно и то же время?

— Ну-ну, Кара. Почему же еще?

Она невольно взглянула ему в глаза, потом снова уставилась в чашку кофе. Он не нарочно назвал ее "Кара". Старое любовное прозвище было произнесено чисто случайно.

Крэйг резко встал, положил сковородку в раковину и постарался отвлечься, так как думал он совсем не о детях.

Примчаться сюда, чтобы спасти свою бывшую жену от некоего Дон Жуана, было дурацкой идеей. Правда, его доход выражался шестизначными цифрами, он имел руководящую должность и все ловушки, которые из этого следуют. Но его высшим достижением всегда были классические по идиотизму маневры вокруг Карен.

Юридически он потерял право о ней тревожиться в момент, когда были подписаны последние документы, касающиеся развода. Он и не тревожился… до тех пор, пока их пятнадцатилетняя дочь не рассказала, с каким подонком Карен встречается.

Никто, ни одна женщина на свете не могла быть более ранимой, более уязвимой для определенного рода мужчин, чем его бывшая жена. Он-то знал это.

Вчера вечером, по дороге через горы, воспоминания следовали за ним так же неотступно, как хвостовые огни. Он слишком хорошо помнил их первую встречу. Был первый день занятий. Шел урок истории. Она вошла и села с Риком Уиллмингом — ее дружком в ту пору. И Крэйг забыл обо всем. Он в жизни не видел такой красивой девочки. Она была вся золотая: волосы, кожа, позлащенная солнцем, голос, как струящийся мед. Но свидания она ему упорно не назначала.

У нее никогда не было неприятностей, пока она его не встретила. Был вечер, когда он твердо решил, что все пойдет идеально. Вечер, когда они в первый раз занялись любовью.

Она больше не била его кулачками и перестала хлопать его по рукам. Она все еще боялась, но уже не отталкивала его, так же, как и он, чувствуя волшебство, которое возникло между ними. Только все происходило в середине зимы, в мороз и снежную бурю, а на заднем сиденье машины было дьявольски тесно. Он изо всех сил старался сохранять хладнокровие и делать все правильно, только он не знал, как хоть что-нибудь сделать правильно, и так сходил по ней с ума, что соображать был не в состоянии. Он сделал ей больно. Господи, он же не хотел этого. И когда она расплакалась, он чуть не умер.

Карен вынула из воды губку и вытерла стол.

— Почти все. Скоро закончим.

Она быстро улыбнулась ему и отвернулась.

Крэйг чувствовал, что ей с ним неловко. Его вина. Нужно было болтать о пустяках, а не пускаться в воспоминания. Однако они не были наедине Бог знает сколько времени. Они были либо с детьми, либо не вместе.

Он понял, что не смотрел на нее, не видел ее как следует годы. Он знал семнадцатилетнюю девочку, а сейчас вдруг с болезненной остротой ощутил, что зрелая женщина, стоящая рядом с ним, была ему абсолютно не знакома. Он ее совсем не знал.

Рубашка цвета розовых кораллов и обычные джинсы соблазнительно облегали ее стройную фигуру. Даже в этой простой рабочей одежде в ней чувствовался стиль и природная элегантность. Она сохранила нежный овал лица, тонкие классические черты, но на лбу чуть виднелись морщинки, показывающие характер. Она двигалась с женской уверенностью, которой у Карен-девочки никогда не было. Он уже не знал теперь, как заставить ее засмеяться, не знал, любит ли она те же сладости, и понятия не имел, осталась ли она такой же дикой и нежной в постели с другим мужчиной.

Он ее не знает, повторил Крэйг про себя. Однако она стала еще красивее, чем раньше. И спутанные волосы, и кожа цвета меди. И в мягких голубых глазах остался еще намек на робкую девочку, которой она когда-то была. Девочку, которая верила в него, доверяла ему, шла за ним, в какие бы кошмарные неприятности он ее не впутывал. Когда-то Карен любила и хотела его безрассудно. Да, они любили друг друга.

Боль была старой, остро знакомой. Как они это потеряли? Как два человека могли потерять такое сильное, редкое, особое чувство?

Он избавился от Рика. Вступил в дискуссионный клуб, поскольку она там состояла. Начал болтаться после школы в кондитерской старика Симпсона, так как там продавались ее любимые сладости.

И все же она не соглашалась на свидание.

Он был звездой школьного футбола. Это производило впечатление на всех девчонок, кроме Карен. Возможно, он имел репутацию чересчур уж предприимчивого парня и она его побаивалась. Тогда Крэйг полностью изменил манеру поведения. Как примерный бойскаут, он провожал ее домой, нес учебники, звонил каждый вечер, но ни разу ни словом, ни делом не выдал, что гормоны кипели во всем его теле.

Через месяц — самый длинный месяц в его жизни — Карен наконец согласилась. Но лишь на один раз. Только в кино и при условии, что в десять она будет дома. Крэйг повел ее на диснеевский фильм, но даже тут не стал рисковать. Без пяти десять у заднего крыльца ее дома он поцеловал ее на прощанье, но это был самый робкий, самый осторожный поцелуй в его жизни. И черт побери, абсолютно случайно его рука скользнула по ее груди.

Тут-то она ему и врезала. Маленьким золотистым кулачком. Прямо в глаз…

— Крэйг! Тут осталось кофе еще на чашку. Будешь?

Крэйг обернулся. Карен очистила тарелки и стояла рядом с посудным полотенцем в руке.

— Нет, спасибо. И не нужно этого делать.

— Ты что, не заметил, что я съела половину? Раз ты решил помыть посуду, я буду вытирать.

Она вскинула голову.

— Чего ты хмуришься? Еще думаешь о детях?

— Да нет. — Крэйг замялся. — На самом деле я подумал о походе на каноэ много лет назад. О мальчишке, который выставлялся перед своей девочкой, думая, что покажет ей, какой он настоящий мужчина и как здорово справляется с порогами.

Карен выхватила из сушилки белую тарелку и, склонив голову, старательно вытерла ее досуха. Солнце подчеркнуло нежную линию ее плеч.

— Если я правильно помню, мы изрядно вымокли.

Они не просто вымокли, а промокли до костей. Каноэ унесло, и они оба застряли на отмели неизвестно где. Потом из-за него у нее были неприятности в школе. А когда он однажды накопил денег, чтобы угостить ее шикарным ужином, на его старом драндулете лопнула шина, они попали под дождь и она испачкала свое любимое белое платье. В довершение всего ее родители устроили жуткий скандал, когда он наконец привез ее домой.

Карен бросила губку.

— Вот и все! — весело объявила она. — Завтрак грандиозный, большое тебе спасибо, но мне пора домой. Не беспокойся о ребятах, я сама с ними переговорю…

— Я тоже.

— О'кей.

— Нам, наверное, нужно будет встретиться и сравнить результаты. Я думаю, проблема такого рода, что требуется единый родительский фронт.

Карен согласно кивнула, но к двери бросилась так, как будто за ней гнался призрак. Если бы дверь была заперта, она бы ее, вероятно, вышибла. К счастью, ее нужно было только толкнуть. Она промчалась по террасе. За собой она слышала шаги Крэйга. Очевидно, он решил проводить ее до машины. Лучше бы он этого не делал.

Сердце бешено колотилось, нервы были на пределе. За завтраком, в течение нескольких минут, им было хорошо вместе. Теперь она чувствовала себя виноватой в том, что все испортилось. Она прервала разговор, позволила вклиниться неловкому молчанию, из которого выросла непреодолимая стена. Непреодолимая по крайней мере для нее.

Внезапно как удар ей пришла в голову мысль, что она мыла посуду с совершенно незнакомым человеком. Это не был мальчик, в которого она была безумно влюблена, но это был и не тот мужчина, за которого она когда-то вышла замуж. Этот высокий широкоплечий человек с искрящимися темными глазами был ей совсем не знаком.

Сколько же лет она на него не смотрела? По-настоящему не смотрела? Да, он всегда был подавляюще высокий, гибкий и мускулистый. Но теперь его сильные черты носили след жизненного опыта, а темно-русые волосы чуть поседели на висках. В движениях чувствовалась спокойная сила и несколько пугающее осознание всего, что происходит вокруг. У Крэйга-юноши было сверхактивное либидо и никакого самоконтроля. Крэйг-взрослый был сильным и сексуальным мужчиной, заряженным взрывчаткой, мужественным, полным жизни и уж совсем не растяпой. Карен внезапно подумала, что наверное очень немногие смели бросать ему вызов на заседаниях правления и что сотни женщин с восторгом бросили бы ему вызов в спальне.

Ее ноги легко неслись по траве.

Во время своего поспешного ухода она вдруг представила своего мужа в спальне. Хуже того, себя вместе с ним — на крахмальных простынях. Внезапный приступ желания смутил ее до смерти, но, к счастью, Крэйг никак не мог узнать, что она чувствует. Она имела причины, чтобы срочно убраться подальше от своего бывшего мужа. Сейчас же. Моментально. С космической скоростью.

Хотя взрослый мужчина стал соблазнительным незнакомцем, в его улыбке еще таилась тень того задорного, нахального мальчишки, который когда-то втягивал ее в множество неприятностей. Тогда, давным-давно, у Крэйга не было ни мозгов, ни здравого смысла, он никогда не искал дно, прежде чем прыгнуть в воду, но она всегда была уверена в его любви. Любви беспричинной и бессмысленной. Они были психи и дурачки, но они любили друг друга.

Она думала, что больше не будет страдать. Она клялась, что не позволит, чтобы было больно. Развод был облегчением и освобождением — для них обоих. Она не хотела возвращения к отношениям, которые были столь отчаянно болезненными. Он тоже. Однако вопрос, на который никогда не было ответа, внезапно открылся в ее сердце как новая, незаживающая рана. Где они это потеряли? Как? Как могли два человека потерять такое невероятное волшебство?

Она, задыхаясь, достигла машины.

— Я как-то не заметил пожара.

Возьми себя в руки, Карен. Ты ведешь себя, как полная идиотка.

— Пожара нет, — весело бросила она. — Я просто сообразила, что ехать долго и поэтому должна быстрее вернуться.

Хромированная ручка на дверце была уже в пределах досягаемости. Осталось только протянуть руку — и она будет в безопасности.

Крэйг преградил путь. Солнце сияло на его бронзовых плечах, на загорелой обнаженной груди. Она не смела, не хотела смотреть ему в глаза, но они притягивали как магнит. От его взгляда, острого, пронизывающего, мурашки побежали у нее по спине.

— Я тебя чем-то расстроил?

— Господи, конечно, нет. Я не расстроилась. Я просто должна ехать…

— Я понимаю. Но ты так спешила, что забыла сумку, Кара.

Кажется, он не заметил, что забылся и снова назвал ее Карой. Она сделала вид, что не слышала.

— Боже мой, где моя голова! Спасибо…

Она потянулась за сумкой, но в этот момент он ощупал сумку рукой и на лице у него отразилось любопытство.

— Что, черт возьми, там такое?

— Ничего.

— Там что-то катается. Круглое…

Он пощупал сумку в нескольких местах, затем взглянул на жену снова.

Он этого так не оставит. Одним из худших недостатков Крэйга было и всегда будет ненасытное любопытство. Карен провела рукой по волосам, думая, что хорошо бы умереть, провалиться в преисподнюю и покончить с этим.

— Яблоки, — сказала она просто.

— Яблоки? Ты шутишь?

Он расстегнул молнию на несколько дюймов и сунул руку внутрь.

— Яблоки, — объявил он. Его голос был лишен выражения, но она видела тень зловещей усмешки в уголках рта. Мальчишеской. Более порочной, чем первородный грех.

Она не хотела, чтобы он смеялся, по крайней мере не над ней. Именно эта безрассудная, опасная усмешка развязала ее чувства миллион лет назад. Как могла она сохранить такую власть?

— У меня была вполне логичная причина взять яблоки, — пролепетала она, обороняясь.

— Какая? Ну, признавайся. Мне не терпится.

О, этот вкрадчивый голос…

— Одежда бы измялась. А яблоки — по весу и объему — напоминают то, что берут на ночь за город.

Проклятье. Ее щеки горели огнем.

— Ну ладно, ладно. Ты меня поймал. Я наврала. Я уже знала, что ты здесь, и не собиралась оставаться. Особенно, если бы ты был… с женщиной.

В его глазах вспыхнул загадочный огонек. Через открытое окно он бросил сумку на заднее сиденье, не сводя с нее глаз.

— Я чуть не забыл про Дафне.

— Дейдре, — поправила она.

— И когда я доберусь до твоего сына, он пожалеет, что произнес это имя. — Его губы снова дрогнули. — А твой сын рассказывал, как эта Дейдре выглядит?

Карен подняла глаза к небу.

— Роскошные темные волосы — до задницы. Ноги от ушей. Длиннющие ногти, непристойные глаза, по росту — амазонка. Осьминог с клыками. Сейчас, когда я подумала об этом, я поняла, что сексуальное воображение нашего сына работает с перегрузкой. Но он представил ее ужасно скользкой и расчетливой, ужасно эгоистичной и я Она запнулась. — Я должна ехать.

— Кара…

— Я действительно должна ехать, — произнесла она твердо.

— И поедешь. Через секунду. Я должен сперва тебя поблагодарить.

— Поблагодарить?

— Ты столько трудилась, запихивая эти яблоки в сумку, а потом ехала сюда. Похоже, Джон Джэйкоб нарисовал портрет настоящей ведьмы-людоедки.

Она покачала головой.

— Он нарисовал портрет красивой женщины, и я абсолютно не имела права вмешиваться…

— Ты беспокоилась обо мне.

— Нет.

— Ты беспокоилась обо мне, — повторил он мягко. — И я должен тебя поблагодарить.

Она никак не ожидала того, что произойдет, и была совершенно не уверена, знал ли Крэйг, что собирается делать. Его рука медленно протянулась к ней. Палец погладил ее по щеке, потом ладонь скользнула на затылок. Как в тумане, она увидела его приближающееся лицо и темные, прищуренные от солнца глаза.

И затем ее коснулись губы. Нежнее тайного шепота, они скользили по ее губам, нежно, бесконечно нежно, не задорным поцелуем мальчишки, не знакомым сексуальным приглашением мужа. Она чувствовала вкус кофе и голубики и чего-то неописуемо опасного. Путь был знаком — то же самое глубокое и медленное соскальзывание в чувственность, пугающая прелесть искушения, стремительный приход волшебства.

Крэйг вскинул голову. Мрачная складка обозначилась между бровями, такая же, как и у нее, она была в этом уверена. Его губы шевельнулись, и она ждала, что он скажет что-нибудь разумное. Вместо этого он прошептал:

— Проклятие, Карен. — И снова коснулся ее губ.

Он взял в руки ее лицо, заставив замереть. Внезапно она перестала дышать, перестала думать. Черная молния сверкнула в воздухе, свободная, как ветер, могущественная, как заклинание. Один поцелуй переходил в другой, вызывая эмоции, которые Карен считала мертвыми и похороненными. Мне это снится, этого не может быть, проносилось у нее в голове.

Однако все было невыносимо реальным. Его язык скользил в ее губах, влажный и горячий, чувствуя ее вкус. Она ощущала жар, исходящий от его кожи, напряженность его мускулов. Он целовал ее страстно, жадно, как будто она была драгоценным сокровищем, потерянным и снова найденным.

Карен прижалась к нему, голова кружилась, и она наполовину верила, что Крэйг поражен той же молнией. Головокружение стало сильнее, а не слабее, когда, найдя опору — его голые плечи, она прижалась бедрами к его бедрам, ее груди гладили его грудь.

— Кара, прекрати, — пробормотал он хриплым голосом…

Она прошептала:

— Да.

Честно и в полном согласии.

— Нам же нельзя.

— Я знаю.

— Это безумие и мы оба это знаем и прекращаем немедленно. Прямо сейчас.

— Прямо сейчас, — прошептала она, улучив секунду, когда его губы еще не слились с ее губами снова. Солнечные лучи танцевали в зажмуренных глазах. Она до боли выгнула шею, когда его губы скользнули к ее горлу. Легкие вдыхали воздух, но это не помогало. Не кровь, а ртуть заструилась в венах, когда его руки скользнули вниз по спине, агрессивно сжав бедра. Он дышал резко и неровно, плотское возбуждение овладело им — в этом она не могла ошибиться.

Карен понимала, что это было невозможно и неправильно. Умом она помнила раздиравшую ее боль, причиненную именно этим человеком. И ей было так легко оттолкнуть его. Но не в этой жизни.

Она никогда не думала, что почувствует это снова, и была уверена, что волшебство потеряно навсегда, что ощущение чуда давно умерло в ней. Не напряжение страсти было важно. Главным было чувствовать себя живой, поразительно живой, в каждой клеточке тела.

Карен никогда не чувствовала себя так ни с кем другим. Ничего похожего. Это было только с Крэйгом: волшебство приходило всегда только с ним. И она никогда не думала, даже в годы перед разводом, что он мог чувствовать волшебство с кем-либо еще.

Крэйг отодвинулся, взглянул ей в лицо и тихо выругался. Он тенью следовал за ней к дому, на террасу. Все время бормоча угрюмые предупреждения. И все время целуя ее — в промежутках между предупреждениями.

Дверь отказалась открываться сама. Он распахнул ее пинком ноги и, поскольку он остановился, чтобы снова обнять ее, дверь стукнула его пониже спины. Она втянула его внутрь, но он, видимо, не заметил этого. Он яростно нахмурился.

— Кара, это серьезно. Это ужасно. Этого не должно быть.

— Ну, так остановись.

— После дождичка в четверг, — прошептал он. — А может быть и позже.

Он расстегнул и распахнул на ней рубашку. Он хотел коснуться губами ее кожи и застонал, когда сделал это. Его взгляд обжигал ее, но они ведь еще ничего не сделали. Пока. Но по тому, как сердце колотилось в ее груди, как он глядел на нее, она знала, к чему они идут, если она не остановит его, их обоих, и быстро.

Выбор был в ее руках одно долгое мгновение. А потом он исчез.

Она сбросила сандалии, они лежали, как следы на дороге в спальню. Он возился с пуговицами. Ее блузка повисла на дверной ручке. Джинсы были брошены… куда-то.

В спальне было темнее и прохладнее. Через стеклянные двери балкона открывался вид на скалистые уступы и склон ущелья. Двуспальная кровать была встроена в стену. Крэйг игнорировал спальный мешок на полу — видимо, он спал на балконе — и подтолкнул ее к кровати. Она очутилась под ним.

Он ласкал языком горящую кожу на ее шее. Он расстегнул крючки ее простенького лифчика и освободил ее груди. Язык скользнул вниз, потом она почувствовала зубы. Когда он взял в рот ее твердый, набухший сосок, все ее тело напряглось и приникло к нему.

В суде Карен привела бы дюжину свидетельств: от детей, от родителей, от людей, с которыми она работала, что она никогда не была безрассудной. Только с ним. Не было другого мужчины, который заставил бы ее чувствовать себя порочной и развратной, сбившейся с пути. Крэйг ей никогда не помогал. Он сказал ей когда-то, что хотел, чтобы она чувствовала себя развратницей. Безоглядной развратницей.

Но никогда прежде он так безжалостно не стремился к этой цели.

Утренняя небритость щекотала ее нежную кожу, возбуждение усиливалось и обострялось. Его язык прокладывал влажную огненную тропу в мягкой ложбинке между грудями. Он целовал горло и груди, как будто проголодался, а она была пищей и ему было безразлично, что они пропустили первое блюдо.

Он и раньше умел доводить ее до безумия. Но Крэйг, должно быть, забыл, что он и ее научил этой игре.

Ее руки скользнули по его телу, по мускулистому животу, вниз, где упругие волосы вились как раз над застежкой джинсов. Тугая застежка никак не поддавалась, потом внезапно поддалась и молния расстегнулась сама.

На мгновение она остановилась, просто любуясь на него. Затем медленно повела рукой от горла к гладкой мускулистой груди, к животу, и дальше вниз — лениво, как петляющий ручей, к тому месту, где раскрылись его джинсы. Ее пальцы скрылись из виду на целую минуту, а может быть на две.

Что-то сверкнуло в его глазах еще до того, как он перекатил ее под себя. Он издал странный звук — полусмех, полустон — и схватил ее руки.

— Так ты хочешь играть всерьез? — прошептал он.

— Нет.

— Хочешь. Ты всегда любила опасность, Кара.

Ему пришлось освободить ее руки, чтобы стянуть джинсы. Это он проделал мгновенно, но трусики с нее он стягивал невыносимо медленно, целуя ее ножки до тех пор, пока полоска материи не упала рядом с кроватью.

Теперь она была совсем голая. Он тоже. Наслаждение этим светилось во взгляде, которым он окинул ее с головы до ног.

До этой минуты она думала, что он охвачен страстью, испуганный и обезоруженный желанием, внезапно нахлынувшим на них обоих. Крэйг всегда был агрессивен. Вначале он пугал ее — своими размерами, силой, чисто мужским подходом к сексу. Он не думал, по крайней мере, в постели. Запах, вид, прикосновение, звук — он был земной человек, любивший женское тело и любовь.

Но она ошиблась, думая, что он захвачен страстью.

По его знаку она обхватила его ногами высоко, почти у талии, и он вошел в нее медленно и глубоко. Но гонка к финалу не начиналась. Кожа его была влажной от пота, мускулы напряглись, как канаты, глаза горели черным огнем. Однако поцелуй его был нежнее, чем дуновение ветерка. И он нежно сдвинул влажные волосы с ее висков.

Улыбка чуть тронула его губы.

— Ты готова? — прошептал он.

— Да.

— Похоже, ты ждешь шторма, Кара. Так вот, ты его не получишь.

От его слов она задрожала с головы до ног. Он поцеловал ее снова и затем медленно начал двигаться в ней. Этот танец, этот любовный поединок был давно знаком. Однако она слышала рокот надвигающегося шторма, шторма, ревущего вокруг них, оставляя их двоих в тишине.

Никто не знал, что такое любовь, кроме них. Никто так не любил друг друга, как они.

Секс был чудесным, но черная магия между ними, магия, которую они создали сами, всегда была безумным, сладостным чудом, которое они дарили друг другу. С ним она ощутила это чудо снова.

Загрузка...